Николь приближалась к замку. Туман — дыхание дракона, как назвала его Гленнит, — начал подниматься. Ступая по раскисшей дороге, Николь смотрела под ноги, боясь сбиться с пути и случайно забрести в расположение армии противника. Сквозь туман до нее доносились зловеще близкие звуки вражеского бивака. Она слышала голоса и гулкие удары молотков, свидетельствовавшие о том, что в лагере вовсю кипела работа: ремонтировались доспехи и строились осадные сооружения. Время от времени ржали и фыркали лошади.
   Гленнит сказала, что Фитцрандольф до сих пор не делал попытки взять Вэлмар приступом. Чего, интересно, он ждал? Уж не смерти ли Фокса? Возможно, он рассчитывал, что, оставшись без господина, вэлмарский гарнизон с легкостью сдастся. Николь ускорила шаги.
   Дорога пошла под уклон, и Николь поняла, что замок уже близко. Вскоре она разглядела в молочной пелене мост через ров и поблагодарила святых. На ее счастье, он был опущен. Ей оставалось только заставить стражников поднять ворота.
   Она остановилась на мосту и посмотрела на крепостную стену. Туман редел, и Николь отчетливо видела сторожевую башню. Нужно как-то привлечь внимание охраны. Кричать Николь не хотелось, она боялась, что ее могут первыми заметить люди Фитцера. И тут из-за зубцов башни высунулась голова в шлеме. Николь откинула капюшон плаща, который дала ей Гленнит, и в ожидании затаила дыхание. Не узнать ее они не могли. Теперь они либо впустят ее внутрь, либо поднимут тревогу.
   Она услышала тихие голоса. Стражники о чем-то переговаривались. Она стояла, выпрямившись и гордо расправив плечи.
   — Я ваша госпожа, — крикнула Николь, не выдержав. — Дайте мне войти!
   Часовые снова о чем-то посовещались, потом раздался скрежет лебедки, поднимающей ворота. Когда ворота поднялись над ее головой, Николь прошла. После чего стражники отпустили стопорный механизм, и металлические ворота за ее спиной с оглушительным лязгом стукнулись оземь.
   Она прошла через двор, удивляясь, что все прошло легко и гладко. Потом Николь услышала за собой шаги и обернулась.
   — Леди? — Генри де Бренн стащил с головы шлем и удивленно смотрел на госпожу. — Что вы здесь делаете? Откуда вы? — Он подошел к ней ближе. — Кровь Господня, и в самом деле вы. Нам сначала показалось, — он нервно рассмеялся, — что мы увидели призрак.
   — Отведи меня к Фоксу, — заговорила Николь нетерпеливо, сделав шаг ему навстречу.
   — Конечно. — Генри зашагал рядом с ней. — Но должен вас предупредить, что Фитцеру ваш визит не понравится. Он обвиняет во всем вас.
   Пока они двигались в направлении замка, Николь встревоженно озиралась по сторонам, ожидая с минуты на минуту появления Фитцера. Она боялась, что он прикажет бросить ее в темницу.
   — Все, что вы слышали о моем предательстве, неправда, — сообщила она Генри. — Фитцрандольф удерживал меня силой. Я ничего не знала о его замысле убить Фокса.
   — Клянусь распятием, иначе как убийством это и не назовешь! — Генри в сердцах ударил кулаком себя в ладонь. — Арбалет — самое страшное оружие из всех. Его стрела способна пробить любые доспехи и, если арбалетчик искусный, даже с большого расстояния попадает точно в цель. — Он презрительно фыркнул: — Фитцрандольф утверждает, что он здесь ни при чем, что пустила стрелу рука убийцы, но кто, кроме него самого, заинтересован в смерти Фокса? Вероломный, трусливый ублюдок! У него не хватило мужества встретиться с Фоксом в честном поединке, так он подстроил так, чтобы в Фокса стреляли во время переговоров. Клянусь, если Фокс умрет, а Фитцрандольф возьмет Вэлмар, я не стану служить под его началом. Я скорее предпочел бы поцеловать ядовитую гадюку!
   Николь едва его слушала. При словах «если Фокс умрет» она пустилась бежать.
   Вдруг позади она услышала крики:
   — Остановите ее! Остановите эту женщину!
   На пол дороге к заднему входу в замок, откуда заносят в зал еду, ее схватили со спины сильные руки. Она развернулась и оказалась лицом к лицу с Энгелардом.
   — Миледи? — удивился он, потом отпустил ее и отступил назад. — Я не знал, что нужно задержать вас.
   — Не дайте ей скрыться! — закричал кто-то. — Она пришла, чтобы покончить с де Кресси!
   Первым желанием Николь было попытаться убежать, пока у нее имелась такая возможность. Но она тут же отмела ее как несостоятельную, подумав, что вряд ли успеет достичь верхних покоев замка, прежде чем ее схватит кто-нибудь, кто страшится Фитцера больше, нежели свою госпожу. К тому же ее разъярила столь откровенная ложь.
   Ни коль, повернулась к Фитцеру и смерила его взглядом, полным холодного презрения.
   — Я пришла не для того, чтобы убить своего мужа, но чтобы позаботиться о должном уходе за ним. Если бы вас действительно волновало его состояние, то вы давно пригласили бы к нему целительницу Гленнит. Если он умрет, то виноваты будете вы, а не я!
   — Она лжет! — закричал Фитцер и обвел глазами толпу, собравшуюся во дворе крепости. Казалось, привлеченные шумом, вышли все обитатели замка, включая посудомоек и кухарок, пажей и горничных, ткачей и ремесленников. — Она организовала заговор, чтобы выдать мужа в руки врага, — сказал Фитцер, указывая на Николь. — Потом вместе с ними она замыслила его убийство. Не важно, что она владелица Вэлмара, ее вероломство нельзя оставить безнаказанным. — Он подал знак рыцарям, стоявшим подле него. — Схватите ее и поместите в темницу к Рейнару.
   Рыцари тронулись в ее сторону. Только тут Николь поняла, что преданные ей люди не имели оружия и не могли защитить ее от вооруженных воинов. Тогда она бросила умоляющий взгляд на Энгеларда.
   — Пожалуйста, помоги мне.
   В его темных глазах промелькнула боль.
   — Леди, я…
   Но как могла она убедить его? Что могла она ему сказать, чтобы он ей поверил?
   — Я люблю своего мужа, — произнесла она пылко. — Я бы с радостью умерла за него. Но сейчас для него важно другое. Ему нужен целитель. Обещай мне, что, если Фитцер посадит меня под замок, ты доставишь из деревни Гленнит. Никто, кроме нее, не сможет спасти Фоксу жизнь.
   — Да, миледи. Я сделаю все, о чем вы меня просите. — Энгелард нервно кивнул головой.
   — Держите ее, — крикнул Фитцер. — Не дайте ей сбежать! Энгелард к ней не прикоснулся, но и не уступил дорогу.
   Николь с упавшим сердцем наблюдала за приближением Фитцера. Она лихорадочно пыталась придумать какой-нибудь план.
   Когда их с Фитцером разделяло всего несколько шагов, вперед вышел и загородил коменданту путь оружейных дел мастер Вейланд. К нему тут же присоединился дородный повар саксонских кровей по имени Агельвулф. Не успела она и глазом моргнуть, как еще с десяток людей последовали их примеру.
   Николь заметила, что у Фитцера от гнева на скулах заиграли желваки. Он смерил ее ненавидящим взглядом и изменился в лице, став мрачнее тучи. Она обернулась и увидела, что из замка выходили другие слуги: женщины и пажи. Они выглядели встревоженными, но исполненными решимости.
   Фитцер в растерянности всплеснул руками.
   — Опомнитесь! Что вы делаете? Ну и что, что она ваша госпожа? Она лживая и коварная! Замок Вэлмар из-за нее может пасть!
   Никто не пошевелился. В рядах рыцарей, окружавших Фитцера, возникло замешательство. Безусловно, у них имелось оружие, но они не желали пускать его в ход против толпы людей, вставших на ее защиту.
   — Внемлите рассудку! — продолжал Фитцер сердито взывать к присутствующим. — Она уже погубила одного мужа, а теперь добивается смерти второго! Как вы можете выступать на стороне такого чудовища? Она не женщина, а злобное исчадие ада!
   — Она наша госпожа! — прозвучал в ответ зычный голос Вейланда. — Она всегда заботилась о нашем благополучии. Вместо того чтобы продавать собранный урожай и набивать золотом сундуки, она всегда стремилась в первую очередь накормить нас. Она ухаживала за нашими детьми, когда они хворали, она вершила суд в спорных делах. Она и есть Вэлмар, а не Фокс де Кресси или Уолтер Мортимер. — Оружейник угрожающе поднял пику, которую держал в руках. — И Бог свидетель, я не стану больше спокойно слушать, как вы ее порочите! Пусть себе идет к де Кресси, если хочет его видеть. А вы, если так печетесь о безопасности Вэлмара, ступайте к воротам и оставьте леди Николь в покое!
   Господи, она и не подозревала, что обитатели Вэлмара ее так любили! Все годы она чувствовала себя беспомощной и одинокой и не догадывалась, что ее окружал столь мужественный и преданный народ. При мысли о том, какому риску они подвергались, вступившись за нее, в глазах у Николь защипало от слез.
   — Все, он, похоже, проиграл, — услышала она голос Энгеларда, вздохнувшего с облегчением. — Фитцер не может противостоять подобному красноречию, — пробормотал рыцарь. — Идемте, леди, позвольте мне проводить вас в покои, где лежит Фокс.
   — Нет, мне не нужно сопровождение. Лучше поторопись и выполни то, о чем я просила. Отправляйся в деревню и доставь сюда Гленнит.
   — Но Фитцрандольф…
   — Его солдаты не станут возиться с одиноким человеком. Нет смысла. А на обратном пути Гленнит поколдует, чтобы с тобой ничего не случилось.
   — Значит, она и вправду ведьма? — Энгелард внезапно побледнел.
   Николь кивнула.
   — Я только молю Бога, чтобы у нее хватило сил спасти Фокса.

Глава 22

   Фитцеру ничего не оставалось делать, как вернуться к сторожевой башне. Как только он ушел, Николь обратилась к собравшимся слугам:
   — Где Фокс? Где ваш господин?
   — Его отнесли в покои, которые он использовал в качестве своей опочивальни, миледи, — ответила Берта, одна из служанок.
   Николь торопливым шагом, направилась в замок. Лестница, ведущая на верхние этажи, располагалась в дальнем конце зала. Она помчалась по ступенькам бегом и едва не сбила с ног спускавшуюся вниз Старушку Эмму.
   — Слава Богу, ты вернулась! — воскликнула Старушка Эмма. От волнения ее лицо избороздили морщинки. — У Фокса сильная трясучка.
   Николь вцепилась служанке в плечо.
   — Иди и разыщи Генри де Бренна, пусть он освободит Рейнара из темницы. Скажи ему, что он мне нужен.
   — Но Фитцер… он не позволит!
   — Никуда он не денется. Пожалуйста, ступай и сделай, как я велю.
   Задыхаясь, Николь бросилась вверх по лестнице. Ее сердце готово было выпрыгнуть из груди. Из опыта она знала, что гораздо больше воинов гибнет не от ран, а от последующей лихоманки. Она не могла отделаться от воспоминаний об ужасной кончине своего отца. Незадолго до смерти он смердел, как гниющий труп.
   У порога опочивальни Николь остановилась, желая успокоить дыхание. Скоро, очень скоро прибудет Гленнит. Она будет знать, что делать, и придумает способ, как спасти Фокса. В комнате стоял запах болезни и страха. Ставни плотно затворены, и воздух удушливый и тяжелый. В тусклом свете, отбрасываемом свечами, Николь видела двух женщин, маячивших у постели. Одна из них, услышав, что кто-то вошел, повернулась. Николь узнала Джиллиан.
   — О, миледи, — ахнула Джиллиан. — Мы перепробовали все, но ничего не помогает. Мы обмываем его холодной водой, но он по-прежнему горит.
   Николь без слов проследовала к постели и отдернула шторы. Фокс лежал на спине, застывший и неподвижный. Если бы не лихорадочный румянец, полыхавший на щеках, то его можно было бы принять за мраморное изваяние. Он оставался совершенно нагим и только полотняный лоскут прикрывал его чресла. Даже в такую тяжелую минуту Николь не могла не восхититься безупречной красотой его тела. Он немного похудел, но худоба сделала его еще более мужественным. Его стройный мускулистый торс и сильнее ноги выдавали в нем могучего, грозного воина, совершенного фехтовальщика и несгибаемого рыцаря.
   Рыцарь, поверженный не в честном поединке, а силой коварства. Коварства, повинна в котором была она сама. Николь пронзило острое чувство вины.
   Она дотронулась до его лица и ощутила жар лихоманки и колючую щетину. Тысячи воспоминаний наводнили ее память, когда она провела пальцем по его потрескавшимся губам. Какое удовольствие дарил он ей, лаская ими! — О, Фокс, — прошептала она.
   Мысленно призвав на помощь небесные силы, она приподняла повязку. Его опухшее плечо сплошь покрывали кровоподтеки, и паутина воспаленных красных линий указывала на места, где наносились разрезы, чтобы извлечь стрелу. После того как стрелу извлекли, рану зашили. Даже на расстоянии она ощущала пышущий жар его тела и липкий сладковатый запах, свидетельствовавший о гниении плоти. Она закрыла глаза. Стремясь сюда, она думала, что, очутившись рядом, сможет к нему прикоснуться и сказать, как сильно его любит и обязательно поможет исцелить. Но теперь она видела, как плохо обстояли у него дела, и отчаяние навалилось на ее плечи грузом безысходности.
   Она вернула повязку на место и отошла от кровати, не в силах выносить его измученного вида. Ей хотелось разрыдаться и выплакать свою вину и боль. Но от безнадежности она не чувствовала ничего, кроме пустоты и немого оцепенения.
   — Миледи, вам лучше присесть, — услышала она настойчивую просьбу второй женщины, которую звали Анна. — Хотите, я что-нибудь для вас принесу? Чашу вина, может быть? Или что-нибудь подкрепиться?
   Не имея сил говорить, Николь мотнула головой. Она больше не притронется к пище. Ей хотелось умереть. Если Фокс покинет бренный мир в результате ее дурацких интриг, то и ее жизнь потеряет всякий смысл.
   Женщина пододвинула к кровати скамью, и Николь присела. Она взяла безвольную руку Фокса и поднесла к своему лицу. От прикосновения к щеке его мозолистых пальцев ее наводнил поток мучительных воспоминаний, горьких, как сок незрелых плодов. Она не подозревала, каким сокровищем владела. Ей следовало наслаждаться каждым мгновением, каждым поцелуем, каждой лаской. Но нет, ее снедала тревога за Саймона.
   Почему не доверилась она Фоксу? Что ей помешало? Почему не нашла способа рассказать о Саймоне, не рискуя его благополучием? Вероятно, если бы очень хотела, то нашла. Вместо этого она предала мужа, отдав его в руки врагов. Ей следовало догадаться, что на Фитцрандольфа нельзя полагаться. Он говорил, что намерен убить Фокса.
   Она сожалела о содеянном. С каждой минутой ее терзания делались невыносимее. Если Фокс умрет, то винить, кроме себя самой, ей будет некого. Но хуже всего, что он никогда не узнает о ее любви к нему. Она прижала его ладонь к своему рту. Раскаяние переполняло ее душу физической болью. Почему она так и не призналась ему, что он значил для нее на самом деле? Сколько раз после страстных занятий любовью хотелось ей произнести слова, специально припасенные для такого случая, но она не позволила им сорваться с ее губ. «Я люблю тебя. Я обожаю тебя. Ты свет моих очей».
   — О, мой дорогой, — прошептала она. — Я такая неисправимая дура.
   — Да, но не в такой степени, как присутствующие здесь несчастные женщины! — раздался резкий голос Гленнит, прервав цепь горестных размышлений Николь. Появившись на пороге, целительница решительно устремилась через комнату к окну и распахнула створки ставен. — Вы что, хотите, чтобы он задохнулся? — строго спросила она присутствующих женщин. — Чтобы поправиться, ему нужен свет и свежий воздух.
   — Нет! — воспротивилась Анна. — Ты впустишь внутрь злобные силы! От доступа воздуха ему станет только хуже.
   Гленнит насмешливо фыркнула.
   — Сколько раненых мужчин ты пользовала? — осведомилась она. — И сколько из них отправились на тот свет благодаря твоим неумелым действиям? — И, не дождавшись ответа, добавила: — Если хочешь быть полезной, принеси мне кое-что из кухни.
   Анна, издав возмущенный возглас, удалилась, а Джиллиан подошла к знахарке.
   — Я сделаю все, о чем ты меня попросишь. Несколько лет назад ты помогала моей матери разрешиться от бремени моим братцем. Хотя он оказался слишком велик для родовых путей и матушка скончалась, ты сумела спасти Бертрама. Теперь он большой, рослый парень и служит моему отцу незаменимым помощником.
   — Я помню твою мать. Бедная душа! — промолвила Гленнит. — А теперь я попрошу тебя принести мне ведро горячих отрубей и вареного лука — еще дымящихся. Еще немного вина, можно кислого и самого плохого качества. Еще заплесневелого хлеба. Как можно больше.
   Джиллиан кивнула.
   — Если я скажу Агельвулфу, что это для нашего лорда, он даст все, что я пожелаю.
   — Еще мне понадобятся несколько крепких мужчин, чтобы держать его.
   — Я позабочусь о них, — услышали они голос Рейнара, переступившего порог комнаты. Он кивнул Николь и улыбнулся Гленнит теплой улыбкой. Она ответила легким подъемом бровей, потом жестом велела привести мужчин.
   — Что ты собираешься делать? — справилась Николь, когда Рейнар вышел. Просьба Гленнит ее совершенно сбила с толку. Неужели вино и отруби понадобились целительнице, чтобы принести жертву своим языческим богам?
   — Рану не нужно было зашивать, — пояснила знахарка. — Теперь яд накапливается внутри. Мне придется ее снова раскрыть и промыть от гноя. Потом я помещу в рану отруби, и они вытянут остальное. Когда рана окончательно очистится, я зашью ее и наложу сверху плесневелый хлеб. В плесени есть что-то, что помогает исцелению.
   — Он будет… — Николь сделала паузу, собираясь с духом, — он будет жить?
   — Он сильный и молодой. У него есть шанс.
   — Чем я могу помочь? — спросила Николь.
   — Ты, безусловно, не можешь здесь оставаться. То, что я собираюсь делать, будет ужасно, и мне бы не хотелось, чтобы твои рыдания или обмороки отвлекали меня в ответственный момент.
   — Но как мне его оставить? — воскликнула Николь. — Вдруг с ним что-нибудь случится, а меня не будет рядом?
   — Ничего не случится. Он переживет лечение, правда, возможно, будет кричать, словно его подвергают истязаниям. Я постараюсь напоить его маковым питьем, но он все равно почувствует боль.
   Николь содрогнулась. Бедный Фокс. Он уже перенес такие страшные страдания. Она подошла к постели и поцеловала его в губы.
   — Я люблю тебя, — прошептала она. — Я все для тебя сделаю и искуплю свою вину, обещаю.
   Она вышла из опочивальни. Внизу она встретилась с Рейнаром. За ним шли Генри и Нильс.
   — Леди. — Рейнар кивнул, хотя его взгляд остался холодным. — Вы снова его покидаете.
   — Сейчас я там не нужна! — возмутилась Николь. — Гленнит велела мне уйти. Она считает, что будет лучше, если я не увижу, что она собирается делать. Но обещай мне, что позовешь меня немедленно, как только она закончит.
   — Зачем притворяться, что вам небезразлична его судьба? — спросил Рейнар с горечью. — Зачем вы вообще здесь? Вы хотите сидеть у его постели и упиваться его мучениями? — Она никогда не видела такого взгляда. В его голубых глазах она видела подозрительность и ненависть.
   — Пресвятая Дева! Неужели ты и вправду решил, что я хотела его смерти? — воскликнула она. — Клянусь, я не предавала Фокса! Последние дни я провела у Фитцрандольфа в плену. Я сбежала, спустившись по шахте отхожего места. Мне ничего не было известно о заговоре против Фокса. Если бы я знала о нем, то непременно нашла бы способ предупредить мужа об опасности!
   — Но почему вы покинули нас? Почему вы отправились в Марбо, когда знали, что Фитцрандольф уже под стенами замка?
   — У меня не было выбора. — Она в замешательстве замолчала. Слишком долго хранила она свой секрет в тайне и теперь затруднялась рассказать о нем вслух. — Дело в том, что у меня в Марбо сын. Я испугалась за него.
   — У вас есть сын? — изумился Рейнар, вытаращив глаза.
   — Да, мой сын. И сын Фокса. Хотя я боялась, что он не поверит в существование своего сына. Все годы Саймон тайно воспитывался в Марбо. — Она с облегчением вздохнула, обрадованная, что наконец избавилась от бремени тяготившего ее секрета. — Причиной почти всех страданий Фокса, которые я ему доставляла, был Саймон.
   — Но ребенок, которого вы произвели на свет, родился мертвым, — возразил Генри. — Во всяком случае, все вокруг так считали. И Мортимера сводило с ума сознание того, что вы убили… — Он осекся.
   — Что я убила наследника? — уточнила Николь. — Так вот, значит, какие слухи обо мне распространял Мортимер? Думаю, я в состоянии понять, что вы могли в такое поверить. В конце концов, мне было все равно, что Мортимер подозревал меня в причастности к смерти младенца. Сам факт, что он так считал, делал мою победу еще слаще. — Она покачала головой. — Но мертвый младенец, которого он видел, был не моим, а ребенком из одной крестьянской семьи. Он родился мертвым, и его мать вскоре после родов умерла. Гленнит отвезла моего малыша к Хилари де Вес-си в Марбо, и с тех пор Саймон рос в ее семье.
   — И вы говорите, что он ребенок Фокса? — Рейнар схватил ее за локоть, и его глаза грозно полыхнули. — Если это правда, то почему вы не сказали ему о его сыне сразу, как только мы прибыли в Вэлмар? Зачем нужно было обманывать нас многие месяцы?
   — Потому что, — Николь посмотрела на Рейнара, а потом перевела взгляд на, Генри и Нильса, — Саймон не похож на Фокса, как, впрочем, не похож и на меня. У него светлые волосы и голубые глаза…
   — Как у Мортимера, — подвел итог Рейнар. Николь кивнула.
   Рейнар отпустил ее.
   — Даже если он ребенок Мортимера, нужно было сказать Фоксу. Он бы принял мальчика и растил как своего наследника. Ради вас он сделал бы все.
   — Но откуда я знала? — возразила Николь. — Фокс ненавидел Мортимера. Я боялась, что он возненавидит и Саймона за то, что тот внешне напоминает Мортимера, даже если он не, — она сделала упор на частицу, — не сын Мортимера.
   — Может быть, ваши первоначальные страхи и имели основание. Во всяком случае, я в состоянии их понять, — заметил Рейнар. — Но вы прожили с Фоксом несколько месяцев, делили с ним ложе и могли бы уже понять, что он не обидит ребенка.
   Справедливому гневу Рейнара Николь противопоставила свой праведный гнев.
   — Он однажды сказал мне, что не знает, что сделал бы, если бы узнал, что я родила ребенка от Мортимера. У меня не было уверенности, что Саймону не грозит опасность! Предположим, что Фокс не поднял бы на ребенка руку, но он мог отослать его и лишить права первородства! В то время как Саймон является законным наследником Вэлмара и Марбо!
   — И как, вы полагаете, сумеет он подтвердить свое происхождение, если о его рождении никому не известно?
   Николь хотела ответить, но, когда увидела за спиной Рейнара Джиллиан с корзиной в руках, сказала:
   — Наш спор лишен смысла, если Фокс умрет. Отойдите в сторону и пропустите слуг. Они несут все необходимое для Гленнит.
   Рейнар расторопно повиновался, и Джиллиан в сопровождении двух мальчиков заспешила вверх по лестнице с ведрами дымящихся отрубей.
   — Вам тоже лучше отправиться за ними, — произнесла Николь. — Гленнит понадобится ваша помощь.
   Рейнар пригвоздил Николь недоброжелательным взглядом.
   — Если Фокс умрет, его смерть на вашей совести. Возможно, вы не желали ему зла, но до такого печального состояния довела его ваша ложь!
   Рейнар вместе с остальными мужчинами последовал за слугами наверх. Николь перевела дух и сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Рейнар говорил правду. Если Фокс умрет, то виновата будет она одна.
   Она медленно тронулась к выходу из замка, раздумывая, куда пойти, чтобы не слышать стонов и криков Фокса. Она предпочла бы вонзить кинжал себе в грудь, только бы не слышать воплей своего возлюбленного, страдающего от невыносимой боли.
   Во дворе к ней подходили люди, чтобы выразить озабоченность состоянием Фокса и подтвердить преданность своей госпоже. Она тепло благодарила их, изо всех сил стараясь не разрыдаться. Однако проявление признательности Томасом оказалось последней каплей. Николь не выдержала и расплакалась. Перепуганный мальчик погладил ее по руке.
   — Не плачьте, миледи. Я уверен, что все будет хорошо. Гленнит — самая лучшая из целительниц. А милорд сильный и стойкий. Я знаю, он поправится.
   Николь сквозь слезы кивнула, приободренная словами пажа. Ей отчаянно хотелось верить, что все закончится благополучно.
   — Спасибо, Томас, — прошептала она и заспешила прочь, опасаясь, как бы ее снова не остановили.
   Она направилась в сад, вспоминая, как гуляла в саду в Марбо маленькой девочкой. Там находила она прибежище в минуты тревоги, которые довольно часто выпадали на ее долю. Усевшись в беседке, увитой розами, она тоскливо покачала головой. Желтые и розовые лепестки, в изобилии покрывавшие кустарник, наполняли воздух пряным ароматом, оказывавшим на нее успокаивающее воздействие. Что стало со свободолюбивой девочкой, которой она когда-то была? С тех пор как она обвенчалась с Мортимером, ее существование превратилось в борьбу за выживание. Сначала она сражалась за себя, а потом начала бороться за своего ребенка. Счастливых мгновений в ее жизни почти не случалось, а те минуты физического наслаждения, которые ей выпадали, она испытала благодаря Фоксу. И сейчас она со всей ясностью сознавала, что с его уходом радость разделенной с ним любви уже не повторится.
   Она сорвала роскошный желтый цветок, но роза в ее руках рассыпалась, и лепестки желтыми хлопьями запорошили землю у ее ног. Жизнь так скоротечна, так хрупка. Человек бессилен. Ему ничего другого не остается, как ценить то, что он имеет, и наслаждаться каждым мигом отведенного ему счастья. Она размяла в ладони оставшиеся лепестки и вдохнула их сладкий благоуханный аромат.