Страница:
– Придется прочесать весь дом, комнату за комнатой, – предупредил Линли.
Они стояли в кабинете. Барбара угрюмо перебирала книги на полках, перелистывала зачитанный томик Бронте. Линли наблюдал за ней. Сегодня она почти не разговаривала с ним, если не считать односложных ответов на его реплики за завтраком. Тоненькая нить взаимопонимания, объединившая их накануне, наутро оказалась порванной. Словно назло своему партнеру, Барбара вновь надела светло-голубой костюм и нелепые цветные колготки.
– Хейверс! – резко окликнул он. – Вы меня слушаете?
Она медленно, вызывающе повернула голову.
– Слушаю каждое слово, инспектор.
– Тогда начнем с кухни.
– Одно из двух мест, где должна находиться женщина.
– И что вы хотите этим сказать?
– Ровным счетом ничего. – И она покинула комнату,
Линли озадаченно посмотрел ей вслед. Что творится с этой женщиной? Они так хорошо сработались, и вдруг она ведет себя так, будто готова от всего отказаться и вновь сделаться патрульным полицейским… Глупость какая. Уэбберли предоставил Хейверс шанс спасти свою карьеру. С какой стати она сегодня из кожи вон лезет, чтобы подтвердить дурное мнение, которое уже сложилось о ней у большинства инспекторов Скотленд-Ярда? Пробормотав ругательство, Линли задумался о других проблемах.
Сент-Джеймс, должно быть, уже приступил к работе. Тело собаки, завернутое в целлофан, и платье Роберты в том самом картонном ящике уже доставили в Ньюби-Уиск в багажнике «эскорта». Сент-Джеймсу предстоит вскрыть тело пса, провести анализы пятен и со свойственным ему умением дать заключение. Слава богу, участие Сент-Джеймса в деле гарантирует, что хоть какая-то часть расследования будет проведена по всем правилам.
Главный констебль Керридж из центрального управления графства Йорк был рад-радехонек, услышав, что его отлично оснащенной лабораторией собирается воспользоваться Алкурт-Сент-Джеймс. Что угодно, лишь бы забить последний гвоздь в гроб Ниса. Линли сердито покачал головой и, подойдя к письменному столу Уильяма Тейса, выдвинул верхний ящик.
Ничего неожиданного. Ножницы, карандаши, смятая карта графства, лента для печатной машинки, рулетка. Карта ненадолго заинтересовала инспектора, он внимательно присмотрелся к ней, не хранит ли она следов лихорадочных поисков старшей дочери. Нет, никаких пометок, указывающих на местопребывание таинственно исчезнувшей девушки.
В остальных ящиках «улик» оказалось не больше, чем в первом: тюбик клея, две коробки неиспользованных рождественских открыток, три конверта с фотографиями, сделанными на ферме, бухгалтерские книги, записи о рождении ягнят, забытая пачка жевательной резинки. Ничто здесь не напоминало о Джиллиан.
Линли уселся к кресло. Взгляд его упал на подставку, удерживавшую огромную Библию. Повинуясь внезапной идее, он открыл ее на том месте, что прежде отметил закладкой.
"И сказал фараон Иосифу: так как Бог открыл тебе все сие, то нет столь разумного и мудрого, как ты;
Ты будешь над домом моим, и твоего слова держаться будет весь народ мой; только престолом я буду больше тебя.
И сказал фараон Иосифу: вот, я поставляю тебя над всею землею Египетскою.
И снял фараон перстень свой с руки своей, и надел его на руку Иосифа; одел его в виссонные одежды, возложил золотую цепь на шею ему;
Велел везти его на второй из своих колесниц и провозглашать перед ним: преклоняйтесь! И поставил его над всею землею Египетскою".
– Ищете указания свыше?
Линли оглянулся. В дверях кабинета, небрежно прислонившись к дверям, стояла Барбара. Холодный утренний свет не льстил ее угловатой фигуре, подчеркивал резкие черты лица,
– Закончили с кухней? – поинтересовался он.
– Решила передохнуть. – Хейверс вошла в комнату. – Закурить не найдется?
Линли рассеянно протянул напарнице свой портсигар и, подойдя к полкам, принялся просматривать книги, пока не дошел до тома Шекспира. Вынул его и углубился в чтение.
– А Дейз рыжая?
Что за идиотский вопрос? Он не сразу понял, о чем идет речь. Когда Линли поднял голову, Барбара уже вернулась к двери и задумчиво водила пальцами по косяку, делая вид, будто ей все равно, как он ответит.
– Что такое?
Раскрыв портсигар, она прочла вслух надпись:
– «Дорогой Томас. Париж навсегда останется с нами, правда? Дейз», – и дерзко поглядела ему в глаза. Только теперь Линли заметил неестественную бледность ее щек, темные круги под глазами и предательскую дрожь руки, сжимающей портсигар. – Я вижу, этой девице нравится Богарт. Так она еще и рыжеволосая? – настаивала Хейверс. – Кажется, вы предпочитаете этот тип. Или любая сойдет?
Линли с ужасом осознал, что произошло с Барбарой, и слишком поздно догадался, какую роль в этой метаморфозе сыграл он сам. Он не знал, что ответить. Впрочем, ей и не требовалось ответа. Она могла продолжать свой монолог и без его участия.
– Хейверс…
Она остановила его, вскинув руку. Бледна как смерть. Нос заострился. Голос напряженный.
– Право же, это дурной тон, вам следовало бы самому отправиться к ней в комнату для ночных эскапад. Неужели вы даже этого не знаете, инспектор? Учитывая ваш опыт, вам не полагается забывать о таких мелочах. Разумеется, эта промашка не так уж важна, вероятно, вашу даму она вовсе и не задела. Еще бы, ведь на ее долю выпала такая необыкновенная удача.
Грубость тона усугубляла оскорбительный смысл каждого слова.
– Мне очень жаль, Барбара, – пробормотал Линли.
– О чем вам жалеть? – Она хрипло расхохоталась. – Разве в разгар страсти вспоминают о свидетелях? Я бы не стала думать, кто там у меня за стенкой. – Тут она ни с того ни с сего ухмыльнулась. – А ведь то, что произошло этой ночью, иначе как угаром страсти и не назовешь, верно? Я едва поверила своим ушам, когда вы принялись за дело во второй раз. Почти сразу же! Господи, да вы и передохнуть-то не успели!
Барбара подошла к полке и принялась рассеянно перебирать корешки книг.
– Я не знал, что вам все слышно. Извините меня, Барбара. Мне в самом деле очень жаль.
Она резко обернулась к нему.
– С какой стати вы извиняетесь? – настаивала она, и голос ее становился все пронзительнее. – Вы же не находитесь «при исполнении» двадцать четыре часа в сутки. Да и не ваша это вина, кто ж знал, что Стефа будет вопить во всю глотку?
– По крайней мере я вовсе не хотел как-то задеть ваши чувства.
– Вы не задели никаких таких чувств! – вскинулась она. – Чувства! Да как вам это в голову пришло! Скажем так: вы меня сильно заинтересовали. Я прислушивалась к тому, как вы возносились на небеса вместе со Стефой, – так три раза это было или четыре? – и гадала, удавалось ли вам заставить и Дебору так орать.
Выстрел наугад. Стрела угодила в цель. Она сразу увидела это, и лицо ее вспыхнуло злым торжеством.
– Это не ваше дело.
– Ну конечно же. Знаю, знаю. Но во время вашего второго раунда – он длился по крайней мере час, верно? – я не могла не пожалеть беднягу Саймона. Ему приходится из кожи вон лезть, чтобы вас переплюнуть.
– Вы неплохо подготовились к разговору, Хейверс. Ценю ваше усердие. Сняв белые перчатки, вы стреляете наповал. Я ничего не перепутал в метафорах?
– Оставьте ваш покровительственный тон! Нечего! – выкрикнула она. – Да кто вы вообще такой?
– Прежде всего, я для вас – старший офицер.
– Ах, в самом деле, инспектор. Самое время вспомнить о чинах. Что же мне теперь делать? Заняться этой комнатой? Уж извините, если я сегодня окажусь не слишком расторопной. Не выспалась ночью, знаете ли. – Сердитым жестом она сбросила одну книгу на пол. Линли видел, что женщина едва удерживается от слез.
– Барбара! – Женщина продолжала яростно выдергивать книги и, распахнув страницы, тут же бросала их на пол. Давно не читанные, отсыревшие тома наполняли комнату печальным запахом утраты и забвения. – Послушайте же!
До сих пор вы очень хорошо работали. Не стоит делать глупости.
Дрожа всем телом, она обернулась к нему:
– Что вы хотите этим сказать?
– Вы получили шанс вернуться в следственный отдел. Не отказывайтесь от него только из-за того, что вы разозлились на меня.
– Я нисколько не сержусь! Мне плевать на вас!
– Разумеется, разумеется. Так я и думал.
– Мы оба знаем, почему меня назначили к вам в напарники. Для расследования требовалась женщина и притом такая, на которую бы вы не польстились! – Она словно выплевывала каждое слово. – Как только это дело закончится, меня снова отправят патрулировать улицы.
– Что вы несете?
– Да полно, инспектор. Не такая уж я дура. В зеркало иногда смотрюсь.
Он был потрясен до глубины души, лишь теперь догадавшись, что она вообразила.
– Так вы решили, что Уэбберли перевел вас в следственный отдел из боязни, что любую другую леди-офицера я уложу в постель? – Она молчала. – Вы так решили? – повторил он. Молчание. – Черт побери, Хейверс, отвечайте!
– Вот именно! – взорвалась она. – Только Уэбберли и не догадывается, что нынче все брюнетки и блондинки могут чувствовать себя в безопасности – все, а не только такая уродина, как я. Вам нужны рыжие, рыжие, как Стефа, взамен той, которую вы упустили.
– Это не имеет никакого отношения к нашему разговору
– Еще как имеет! Если б вы не выли волком с тоски по Деборе, то не стали бы тратить полночи, ухайдакивая Стефу, и этого идиотского разговора попросту не было бы.
– Ну так давайте его прекратим, идет? Я уже извинился. Вы выразили все свои чувства и даже свои убеждения – крайне глупые, должен вам заметить. Полагаю, мы оба уже сказали все, что могли.
– Я-то, ясное дело, круглая дура! – ядовито заметила она. – А как насчет вас? Вы не женились на этой женщине только потому, что ее отец служит у Саймона, вы видели, как ваш ближайший друг женится на ней, вам предстоит провести всю свою жизнь, сожалея об упущенном, и вы еще говорите о моей глупости!
– Вы слишком мало знаете, чтобы судить, – холодно возразил он.
– Я знаю достаточно, чтобы счесть вас законченным глупцом. Вот факты: во-первых, вы влюблены в Дебору Сент-Джеймс, и нет смысла пытаться это отрицать. Во-вторых, она вышла замуж за другого. В-третьих, совершенно очевидно, что у вас с ней был роман, а отсюда мы легко можем перейти к факту номер четыре: вы не пожелали жениться на ней, и теперь будете всю свою распроклятую жизнь расплачиваться за ваши дурацкие великосветские предрассудки!
– Вы так уверены в моей роковой неотразимости? Думаете, стоит мне переспать с женщиной, и она уже мечтает стать моей женой? Верно?
– Вы издеваетесь надо мной! – Глаза ее сузились от злости, превратившись в две крошечные щелочки.
– Нисколько. И давайте на этом прекратим дискуссию. – Линли двинулся к двери.
– Ну конечно! Бегите! Именно этого я и ждала от вас, Линли. Пойдите потрахайтесь со Стефой еще разок. А как же Хелен? Ей приходится надевать рыжий парик, чтобы вы возбудились? Она разрешает вам называть себя Деборой?
Линли почувствовал, как гнев жидким пламенем растекается по жилам. Чтобы успокоиться, он неторопливо достал часы, посмотрел на циферблат.
– Хейверс, я еду в Ньюби-Уиск за результатами анализов. У вас остается примерно три часа на то, чтобы осмотреть весь дом и найти хоть что-нибудь, любую зацепку, которая выведет нас на след Джиллиан Тейс. Раз уж вы проявили столь выдающиеся способности высасывать факты из пальца, эта проблема вас тоже не затруднит. Но если через три часа вы ничего не найдете, вы отстраняетесь от дела. Все ясно?
– Почему бы вам не отстранить меня прямо сейчас – и покончим с этим? – прохрипела она.
– Я люблю растягивать удовольствие, – пояснил он, вынимая портсигар из ее утративших цепкость пальцев. – Дейз – блондинка, – сообщил он на прощание.
– Не могу поверить! – фыркнула она. – Ей тоже приходится в интимные минуты надевать рыжий парик?
– Не знаю. – Он повернул портсигар, и стала видна старинная полустертая монограмма "А" на его боку. – Занятный вопрос. Можно было бы спросить моего отца, будь он еще жив. Дейз – это моя мать. – Он поставил том Шекспира на полку и вышел.
Барбара застыла на месте, глядя ему вслед. Бешеный стук сердца, грохочущий в ее ушах, постепенно выравнивался, стихал. Боже, что она натворила!
«Вы хорошо работали… У вас есть шанс вернуться в следственный отдел. Не отказывайтесь от него только потому, что вы разозлились на меня».
Именно это она и сделала. Ее возмутила готовность, с которой Линли поддался чарам красивой женщины, она поддалась потребности восстать против него, свести с ним счеты, и позабыла свои благие намерения, свое страстное желание на этот раз удержаться в следственном отделе. Что на нее нашло?
Неужели она ревнует? Неужели она, безумица, хоть на единый миг поверила, что Линли однажды взглянет на нее и увидит вовсе не эту некрасивую коренастую женщину, обозленную на весь мир, разочарованную, чудовищно одинокую?
Неужели она начала уже втайне питать надежду, что Линли проявит к ней особого рода интерес, и это побудило ее столь свирепо наброситься на инспектора? Абсурд какой-то.
Нет, этого не может быть. Слишком много она знала про него. Ничего подобного с ней не могло случиться.
Она чувствовала себя совершенно опустошенной. Ей показалось, что виной всему атмосфера этого дома, обиталища призраков. Стоило ей провести здесь несколько минут, и она уже готова была рвать и метать, лезть на стену или выдирать собственные волосы. Вот в чем причина ее дикой выходки.
Подойдя к дверям кабинета, Барбара поглядела издали на посвященный Тессе уголок гостиной. Женщина на фотографии приветливо улыбалась. Не горят ли торжеством ее глаза? Можно подумать, Тесса заранее знала, что, едва войдя в этот дом, ощутив его тишину и мертвенный холод, Барбара была обречена на поражение.
Он дал ей три часа. Три часа, чтобы найти ключ к тайне Джиллиан Тейс.
Барбара сердито засмеялась, смех ее странно прозвучал в гулком пустом помещении. Он, конечно же, знал, что она потерпит неудачу, и тогда он с наслаждением отправит ее обратно в Лондон, патрулировать улицы, нести бремя своего позорного провала. Так какого черта лезть из кожи? Можно уйти прямо сейчас, и пусть не растягивает удовольствие.
Барбара рухнула на диван в гостиной. Тесса продолжала с сочувствием наблюдать за ней. Но… но что, если она и впрямь найдет Джиллиан? Преуспеет там, где ничего не удалось самому Линли? И пусть он разжалует ее в патрульные, это уже не будет иметь значения, если она раз и навсегда поймет, что она на что-то способна, что она могла бы стать частью сплоченной команды.
Отличная идея. Барбара поскребла ногтями поношенную обивку дивана. Тихий скребущий звук. И так же тихо, где-то на самом краю ее сознания, как не высказанная вслух мысль, шуршали мыши.
Барбара задумчиво смерила взглядом лестницу.
Они устроились за угловым столиком в «Ключах и свечках», самом престижном пабе в Ньюби-Уиск. Толпа, собиравшаяся во время ланча, уже поредела. Кроме них в пабе оставались лишь завсегдатаи, пригубливавшие у стойки очередную кружку горького.
Они сдвинули пустые тарелки к краю стола, и Дебора разлила по чашкам только что поданный кофе. В соседнем помещении повар и мойщик посуды счищали с тарелок объедки, во весь голос обсуждая достоинства и недостатки трехлетки, которому предстояло бежать в Ныомаркете. Повар поставил на него большую часть недельного жалованья.
Сент-Джеймс, как обычно, сахара не жалел. Когда четвертая ложечка белого песка плюхнулась в кофе, Линли не выдержал:
– Он хоть их считает?
– По-моему, нет, – откликнулась Дебора.
– Сент-Джеймс, это отвратительно. Как ты это пьешь?
– Подумаешь, лишняя ложечка, возразил Сент-Джеймс, передавая приятелю результаты анализа. – Надо же как-то отбить запах дохлой псины. Ты у меня в долгу, Томми.
– По уши. Что ты нашел?
– Пес истек кровью от раны в шею. Рана нанесена ножом, длина лезвия пять дюймов.
– На перочинный нож не похоже.
– Думаю, нож кухонный, для разделки мяса, например. Проводилась экспертиза всех ножей, какие нашлись на ферме?
Линли перебрал документы в своей папке.
– Скорее всего, да. Но подходящего не нашли. Сент-Джеймс призадумался.
– Интересно. Получается… – Но Сент-Джеймс не стал развивать невысказанную мысль. – Все равно, девушка созналась в убийстве отца, топор был найден там же, на полу…
– Без отпечатков пальцев, – вставил Линли.
– Пусть так. Однако, если общество защиты животных не вмешается по поводу убийства собаки, никому и не понадобится искать оружие, которым ее убили.
– Ты говоришь почти как Нис.
– Боже упаси. – Сент-Джеймс помешал кофе и хотел было добавить сахара, но тут его жена с безмятежной улыбкой отодвинула сахарницу подальше от мужа. Сент-Джеймс добродушно заворчал и продолжал свой отчет: – Есть, правда, кое-что еще. Барбитураты.
– Что?
– Барбитураты, – повторил по слогам Сент-Джеймс, – Обнаружились при токсикологиче-ком анализе. Вот, – Он перебросил Линли данные экспертизы.
Линли с удивлением заглянул в бумаги.
– Получается, пса усыпили?
– Да. Причем снотворного было столько, что животное находилось в бессознательном состоянии, когда его зарезали.
– В бессознательном состоянии! – Еще раз просмотрев отчет, Линли уронил бумагу на стол. – Значит, пса убили не затем, чтобы заставить его замолчать.
– Да уж. Он и звука издать не мог.
– Барбитуратов было достаточно, чтобы убить собаку? Может быть, кто-то попытался убить ее с помощью снотворного, а потом, увидев, что ничего не выходит, взялся за нож, чтобы прикончить бедолагу?
– Возможно и так. Однако это не сходится с тем, что ты рассказал мне об этом деле.
– Что же, по-твоему, не сходится?
– Этот твой «неизвестный» должен был проникнуть в дом, украсть снотворное, скормить его псу, подождать, пока оно подействовало, обнаружить, что пес не умирает, и тогда, сходив еще разок за ножом, зарезать его. А что пес, пока не уснул? Покорно ждал, когда ему перережут глотку? Что же он не поднял лай?
– Погоди. Я за тобой не поспеваю. Почему за барбитуратами нужно было непременно идти в дом?
– Потому что именно это лекарство принимал Уильям Тейс, а он, я полагаю, держал снотворное дома, а не в хлеву.
Линли призадумался.
– А что, если «гость» принес таблетки с собой?
– Пусть так. Значит, кто-то дал собаке снотворное, подождал, пока оно подействует, затем перерезал псу глотку и стал дожидаться, чтобы в хлев пришел и сам Тейс.
– Между десятью вечера и полуночью? С какой стати Тейс пришел бы в хлев в это время?
– Искать свою собаку?
– Но почему в хлеву? Почему не в деревне – пес ведь бегал, где хотел. С какой стати он вообще стал бы его искать? Все говорят, что пес бегал на воле. Почему именно в ту ночь Тейс стал бы волноваться за него?
Сент-Джеймс пожал плечами.
– Что понадобилось в хлеву Тейсу – это спорный вопрос, но он не имеет отношения к разговору о собаке. Только один человек мог убить Пса – и это Роберта.
Выйдя из паба, Сент-Джеймс разложил на капоте арендованного Липли автомобиля платье, материала которого хватило бы на небольшую палатку. Стараясь не обращать внимания на любопытные взгляды случившихся поблизости немолодых туристов, разыскивавших с фотоаппаратами на шее исторические достопримечательности, эксперт принялся указывать: пятно на внутреннем сгибе левого локтя, сплошь залитый подол, брызги на когда-то белом правом манжете.
– Это все кровь пса, Томми. – Он обернулся к жене. – Покажешь, милая? Как мы делали в лаборатории. Вот здесь, на лужайке.
Дебора с готовностью опустилась на колени, присела на пятки. Пышное янтарного цвета платье опало на землю, точно мантия. Сент-Джеймс встал у нее за спиной.
– Дрессированный пес очень помог бы нам реконструировать события, но обойдемся и так. Роберта – полагаю, она добралась до отцовского снотворного – скормила псу таблетки. Вместе с ужином, скорее всего. Ей нужно было, чтобы собака осталась на ночь в хлеву, а не удрала по обыкновению в деревню. Когда пес уснул, она встала на колени – точно так, как сейчас Дебора. Только такая поза может объяснить подобное распределение пятен. Она подняла голову собаки, пристроила ее морду на сгибе своего левого локтя. – Сент-Джеймс осторожно повернул руку Деборы. – А затем правой рукой она перерезала ей глотку.
– Но это безумие. – Голос Линли охрип. – Зачем она это сделала?
– Погоди, Томми. Голова пса была повернута в сторону от нее. Она вонзила нож ему в глотку – вот откуда эта лужа крови на подоле. Правой рукой она вела нож вверх, пока не закончила дело. – Он указал соответствующие места на платье Деборы. – Мы обнаружили кровь на локте, где лежала голова собаки, кровь на юбке – она хлынула из перерезанной шеи, и пятна на правом манжете – они появились в тот момент, когда она воткнула нож в горло собаки и повела его дальше. – Сент-Джеймс притронулся к волосам жены и поблагодарил: – Достаточно, дорогая.
Линли вернулся к машине и еще раз присмотрелся к пятнам на платье.
– Послушай, но какой же во всем этом смысл? Зачем она это сделала? Выходит, девушка с вечера в субботу надела на себя свой лучший наряд, пошла в хлев и перерезала горло псу, которого она знала и любила с детства? Но зачем?
– На этот вопрос я ответить не могу. Понятия не имею, что она думала. Я могу лишь установить, что она сделала.
– Может быть, она пошла в хлев, обнаружила там мертвого пса, приподняла его, положила его голову себе на колени и потому так перемазалась кровью?
Секундное молчание.
– Возможно. Но почти невероятно.
– Но все же возможно. Возможно.
– Да, Томми. Но очень маловероятно.
– М что же, по-твоему, было, дальше? Дебора и Сент-Джеймс обменялись взглядами.
Линли понял, что они уже обсудили дело и пришли к единому мнению, однако им неприятно сообщать его Линли.
– Ну же? – настаивал он. – Вы считаете, что Роберта убила свою собаку, а потом, когда ее отец пришел в хлев и увидел, что она натворила, у них вышла страшная ссора и она отрубила отцу голову?
– Нет, нет. Вполне возможно, что Роберта не убивала отца. Но она, несомненно, присутствовала при его убийстве. Это очевидно.
– Каким образом?
– Весь подол платья заляпан его кровью.
– Но, может быть, она пришла в хлев, обнаружила тело и в ужасе рухнула на колени?
Сент-Джеймс только головой покачал:
– Не пройдет.
– Почему?
Сент-Джеймс в очередной раз ткнул пальцем в разложенное на заднем сиденье платье.
– Посмотри, как легли пятна, Том. Кровь Тейса забрызгала платье. Ты сам прекрасно знаешь, что это значит. Как же кровь могла попасть на подол?
Линли с минуту помолчал.
– Она находилась рядом с ним, когда это произошло, – подытожил он.
– Иначе быть не могло. Если не она сама нанесла удар, то стояла рядом с тем, кто это сделал.
– Она покрывает кого-то, Томми? – предположила Дебора, догадавшись по лицу Линли о его мыслях.
Он не сразу ответил. Линли перебирал в уме различные модели: модели высказываний, модели представлений, модели поведения. Как странно, человек долго чему-то учится, прежде чем найти познаниям практическое применение. Теоретическое знание в конечном итоге неизбежно соединяется с опытом и приводит к некоей неопровержимой истине.
На вопрос Деборы он предпочел ответить вопросом.
– Сент-Джеймс, что бы ты сделал, как бы далеко ты мог зайти, чтобы спасти Дебору? – Опасный, смертельно опасный вопрос. Неведомые воды, куда лучше было бы не заплывать.
– Ты насчет сорока тысяч братьев? – Голос Сент-Джеймса звучал ровно, но лицо нахмурилось, стало мрачным и угрожающим.
– Как далеко ты мог бы зайти?
– Оставь, Томми! – Дебора приподняла руку, заклиная его остановиться, не разбивать хрупкий хрусталь заключенного между ними союза.
– Ты мог бы скрыть истину? Мог бы принести в жертву собственную жизнь? Как далеко ты мог бы зайти, чтобы спасти Дебору?
Сент-Джеймс поглядел на жену. Она побледнела так, словно какое-то колдовство вмиг стерло живые краски ее лица; резко проступили веснушки на носу, глаза наполнились слезами. Он все понял. Линли вряд ли интересовали события в Эльсиноре, он спрашивал о том, что происходит здесь и сейчас.
– Я бы на все пошел, – ответил он, не сводя глаз с жены. – Богом клянусь. Я бы пошел на все.
Линли кивнул.
– Люди, как правило, готовы на все ради тех, кого они любят.
На этот раз он выбрал Шестую Патетическую симфонию Чайковского и улыбнулся, когда зазвучали первые мощные такты мелодии. Хелен, конечно, стала бы решительно возражать.
– Томми, дорогой, только не это! – заявляла она в таких случаях. – Ты доведешь нас обоих до депрессии и самоубийства. – И она принималась шарить среди его кассет, пока не отыщется что-нибудь подходящее, поднимающее настроение, и на полную громкость включала Штрауса, ухитрялась вдобавок забавно комментировать содержание оперетты, перекрикивая музыку.
Но нынче мрачная мелодия Патетической симфонии, беспощадно исследующей душевное страдание, как нельзя лучше соответствовала его настроению. Никогда еще Линли не воспринимал расследование так болезненно. Дело Тейса как тяжкий груз давило ему на сердце. Беда не в том, что он взял на себя ответственность выявить первопричину трагедии. Убийство – наиболее страшное из преступлений и по своей атавистической жестокости, и по непредсказуемым последствиям. Оно подобно гидре. Каждый раз, когда, стремясь уничтожить чудовище, отрубаешь одну голову, на ее месте вырастают две другие, гораздо более ядовитые. В прежних расследованиях рутинная работа позволяла Линли обнаружить средоточие зла, остановить кровавый поток, причем его самого, его душу прежние события непосредственно не затрагивали. На этот раз волна захлестнула его с головой. Он инстинктивно чувствовал, что смерть Уильяма Тейса – это лишь одна из голов чудовищной змеи, а прочие восемь еще только готовятся вступить с ним в бой. Линли пока не смог бы даже назвать истинного имени противостоящего ему зла, Однако самого себя он знал достаточно хорошо и понимал, что ужасная смерть, которая настигла фермера из Келдейла, отнюдь не единственная причина его отчаяния и безысходной тоски.