Энок Сюзанна. Покоренная любовью

   – А зачем ему это делать, милорд? Он не извлечет из этого никакой пользы.
   – Давайте не начинать опять этот спор, Мэдди, – проворчал Куин.
   – Согласна, – неожиданно вмешалась герцогиня. – Льюис не отличается большим терпением. Мы должны немедленно начать кампанию по вашему возвращению в общество. – Она забарабанила пальцами по столу. – Начнем, конечно, неформально, – размышляла она, пристально глядя на Мэдди. – Вас впервые должны увидеть со мной, так, чтобы ваше случайное знакомство с Куином не стало главной темой сплетен.
   – Я никак не связана с Куином – лордом Уэрфилдом, – возразила Мэдди, и ее щеки окрасил румянец.
   – Думаю, начать надо с посещения магазинов, – продолжила герцогиня, игнорируя протест Мэдди. – Отлично. Итак, Бонд-стрит завтра утром.
   – Но… мне ничего не нужно. – От неожиданно накатившего волнения у Мэдди задрожали пальцы. Люди, знавшие ее, увидят, как она разгуливает по улицам.
   – Главное – это чтобы вас видели на Бонд-стрит. И вас увидят.
   – Но…
   – Мама права, – поддержал Куин. – Ведь надо с чего-то начать. – Он потянулся за куском свежего хлеба. – Кроме того, все будут вести разговор с ее светлостью, потому что это будет ее первое появление на публике после возвращения в Лондон. Сомневаюсь, что вам удастся произнести хотя бы слово. – Он взглянул на нее своими необыкновенными глазами. – Это, наверное, будет самым трудным.
   – Ха-ха! – Мэдди ухмыльнулась, но, тем не менее, его замечание поддержало ее. Он, конечно, был прав, так как знал гораздо больше о снобизме и этикете, чем она. – А какими же важными делами вы займете свой день, милорд?
   – Я должен проследить, чтобы открыли Уайтинг-Хаус.
   – Надо же, – сказала она, широко раскрыв глаза от ужаса. – Это правда?
   – Да, это означает, что я весь день буду отдавать приказания слугам и, вне всякого сомнения, буду изнурен к вечеру.
   Леди Хайбэрроу деликатно кашлянула.
   – Но, надеюсь, не настолько, чтобы отказаться сопровождать нас на обед к леди Финч.
   Герцогиня взглянула на сына, затем перевела взгляд на Мэдди, которая тщетно пыталась скрыть охвативший ее ужас.
   – О Боже! Обед?
   – На прошлой неделе я написала Эвелин и попросила ее устроить теплую встречу для нескольких избранных друзей.
   – Хорошо, спасибо, мама, – удивленно сказал Куин. Секундой позже он толкнул Мэдди под столом.
   Она подпрыгнула.
   – Да, благодарю вас, ваша светлость, – эхом отозвалась она и пнула Куина в ответ.
 
   В тот вечер герцог Хайбэрроу пропустил обед: вместо этого он отправился в «Уайте» покурить сигары и сыграть в карты. Вообще-то он мог спокойно пропустить несколько обедов, поскольку в последнее время страдал от подагры, что больше, чем что-либо другое, приводило его в дурное настроение. Куину тоже хотелось бы посетить один из клубов, но Мэдди никуда не могла выйти одна, и поэтому его мать тоже вынуждена была находиться дома. В результате их троица несколько часов подряд играла в вист. Мэдди обладала природным, острым как бритва чутьем на карты. Больше всего Уэрфилда удивило то, что герцогиня дважды улыбнулась тому, что произнесла Мэдди.
   Утром Куин, как и намеревался, поскакал в Уайтинг-Хаус. Прибыв туда, он дал указания своему дворецкому Бейкеру отпереть дом, объяснив, что время от времени будет останавливаться здесь и, несомненно, воспользуется им позже во время светского сезона. Покончив с этим, он вскочил на Аристотеля и повернул на восток к Бонд-стрит.
   Его мать была права: если уж они решили восстановить утраченное доброе имя Мэдди, ни ему, ни какому другому мужчине не подобало в первый день оказаться рядом с ней среди лондонского света. Но никто не говорил, что ему нельзя укрыться в тени и убедиться, что все идет гладко.
   Он оставил Аристотеля за десять пенсов на попечение уличного сорванца и отправился по людной торговой улице в поисках новой трости, что казалось ему наиболее логичной покупкой. Полчаса он бесцельно бродил по Бонд-стрит, прежде чем заметил двух интересующих его женщин. Герцогиня вышла из магазина, за ней следовали Мэдди, четыре приказчика с коробками, леди Дериз и миссис Остер. Куин спрятался за припаркованным ландо и из-за него наблюдал за ними.
   Как он и подозревал, Мэдди не представляла большого интереса для двух леди по сравнению с уважаемой герцогиней Хайбэрроу. Мисс Уиллитс стояла несколько в стороне, явно пытаясь выглядеть заинтересованной разговором, который столь же явно был ей совершенно неинтересен. С ее рыжеватыми волосами, золотящимися на солнце, желтым шёлковым платьем, подчеркивавшим ее гибкую, стройную фигурку, она, несомненно, была самой привлекательной леди на улице, если не во всем Лондоне.
   Невозможно было представить, что ее родители пытались держать под замком такую сильфиду и тем более заточить ее в монастырь. Какая бесцветная, напрасно прожитая жизнь стала бы уделом этого живого создания! Но Куин понимал, что ив Лэнгли она не была полностью счастлива. Сколько бы дядя Малькольм ни заботился о ней, а она о нем, он никогда бы не смог убедить ее уехать оттуда, если бы она сама не пожелала этого.
   – Уэрфилд!
   Куин вздрогнул и огляделся.
   – Дансон, – ответил он, кивая. – Не знал, что ты уже в Лондоне.
   – Да, мои кредиторы думают, что я все еще в Корнуолле, – ответил Томас Дансон, пожимая руку Куину. – И ты тоже начал сезон раньше обычного.
   Куин пожал плечами, надеясь, что леди на другой стороне улицы не заметили его и не услышали их разговор.
   – Немного раньше, есть кое-какие дела.
   Дансон отвернулся и поправил темные волосы, глядя на свое отражение в окне булочной.
   – Послушай, почему бы тебе не угостить меня ленчем в Морском клубе.
   С большим трудом Куин удержался от того, чтобы не посмотреть в сторону Мэдди.
   – Почему бы и нет? – сказал он, надеясь, что его голос звучит естественно. Он взял Томаса под руку, так чтобы тот находился между ним и леди. Он уже давно вырос, чтобы поступать как школьник, и был слишком близок к помолвке, чтобы мечтать о Мэдди Уиллитс и томиться по ней. Именно это прежде всего и доставляло ему столько беспокойства.
   – Когда вернется Элоиза? – поинтересовался Дансон.
   Куин рискнул взглянуть на Мэдди и обнаружил, что она пристально смотрит на него, еле сдерживая гнев. Мысленно обругав себя, он быстро отвернулся.
   – Думаю, завтра, – ответил он, решая, как сможет оправдаться на этот раз.
   Мэдди обвинит его в том, что он шпионил за ней, И будет права. И он не сможет объяснить, что просто смотрел на нее, а не шпионил, потому что тогда она снова обвинит его в том, что ой находит ее привлекательной. И в следующий момент она окончательно одолеет его, бросив ему в лицо напоминание о его помолвке с Элоизой.
   – Элоиза говорила, что ее отец намерен приехать сюда к двадцатому.
   – Ты уже объявил о своей помолвке? – хихикнул Дансон. – Нет, полагаю, что нет. Сообщение о таком событии заняло бы целую страницу в «Лондон тайме».
   – Пожалуйста, ничего столь безвкусного. Половина страницы, самое большее.
   Раньше Куин даже не задумывался, что понадобится еще кому-то объяснять свое странное поведение. Элоиза Стоуксли, возможно, не будет иметь ничего против легкого поцелуя с хорошенькой, погубленной девушкой из Сомерсета. Во всяком случае, не настолько, чтобы задуматься о том, что за безумие подтолкнуло его принять на себя обязательства ввести Мэдлин Уиллитс в общество. И Куин не был уверен, что сможет это достойно объяснить.
   Он вздохнул. При том, что Мэдди доставляла ему чертовски много неприятностей, он удивлялся тому, что радовался этой катастрофе.
 
   Мэдди стояла так близко к герцогине Хайбэрроу, насколько это было возможно, чтобы не наступить ей на платье, и осматривала гостиную леди Финч. Ее светлость заявила, что их поход по магазинам был крайне успешен, не оставив Мэдди причин для протестов по поводу предстоящего обеда. Действительно, прогулка и посещение магазинов казались все же легче по сравнению с этим вечером. Она была лишена привилегии вращаться в таких высоких кругах. Сегодня от нее ожидают, что она будет вести себя как милая застенчивая молодая леди, которая никогда бы не позволила джентльмену поцеловать себя или же на людях коснуться ее груди. Однако она совершила эту ошибку дважды. Мэдди вежливо улыбнулась, когда леди Финч кивнула ей.
   Первый раз это, право, была не ее вина, потому что ее захватил врасплох змей Спенсер. Отвратительный, мокрый и холодный – ее первой мыслью, прежде чем она поняла, что ее репутация погублена, была, что лучше бы ее поцеловала рыба.
   Именно второй поцелуй беспокоил ее больше всего, особенно когда Куин отказался бросить ее. В то утро она знала точно, что должно случиться – пропади все пропадом, – она даже поощрила этот поцелуй, хотела его и наслаждалась им.
   Мэдди посмотрела в другой конец комнаты. Высокий и красивый Куинлан стоял, болтая с несколькими друзьями. Он выглядел очень естественно, целиком в своей стихии, очаровательный, остроумный и совершенно не смущающийся. Никогда еще с момента его появления в Лэнгли она не была так близка к тому, чтобы возненавидеть его.
   Все послеполуденное время Мэдди искала возможность обвинить его в том, что он шпионил за ней. Однако все это время, очевидно подозревая, что ему достанется, Куин избегал ее. И она не могла начать разговор в карете на пути к леди Финч, во всяком случае, не при герцогине, которая без конца повторяла, что Мэдди могла делать во время этого суаре, а что – нет.
   Чего не следовало делать – как было открыто заявлено, – так это смотреть на Куина, но Мэдди не могла удержаться от нескольких сердитых взглядов в его направлении. Накричать и стукнуть его доставило бы ей гораздо большее удовлетворение. Почти такое же, как если бы она снова поцеловала его.
   – Пойдемте, дорогая, – сказала герцогиня ласковым голосом, на который она оказывалась способной, как только они появлялись на публике. – Я хочу сесть у камина, где теплее.
   Она предложила свою руку Мэдди, и та торопливо приняла ее.
   – Конечно, ваша светлость.
   Прежде чем они устроились у огня, их окружила добрая дюжина леди, расспрашивающих о здоровье самой леди Хайбэрроу, ее мужа и сыновей. Никто не поинтересовался здоровьем Малькольма Бэнкрофта или Мэдди, но, по крайней мере, это означало, что она не должна отвечать на вопросы. Вместо этого девушка улыбалась и кивала в знак согласия с рассказом герцогини в соответствующих местах разговора, не высказывая своих суждений или комментариев.
   Герцогиня предупредила ее, что, хотя все будут смотреть на нее и оценивать ее манеры и поведение, никто не заговорит с ней на ее первом публичном появлении в свете. Ее светлость полагала, что никто не приблизится к ней, пока не сочтут, что она совершенно безвредна. Мэдди предположила, что, вероятнее всего, никто из дам не захочет первой признать ее.
   – Мама, мисс Уиллитс, можно я принесу вам по бокалу мадеры? – спросил Куин, остановившись возле них.
   – Да, пожалуйста, – ответила герцогиня и ткнула Мэдди локтем под ребро.
   – Будьте так любезны, милорд! – выпалила она, взглянула на него и тут же отвела глаза.
   Он исчез, но вскоре появился с их напитками. Когда он подавал Мэдди бокал, то поближе наклонился к ней.
   – Как вы?
   – Мне бы очень хотелось плюнуть в вашу сторону, но я пытаюсь вести себя прилично, – прошептала она в ответ. – Убирайтесь!
   – Хорошо, миледи.
   – Куин, уходи, – повторила герцогиня, величественно глядя на сына.
   – Да, да. – Он фыркнул и отошел.
   – Мисс Уиллитс?
   Вздрогнув от неожиданности, Мэдди посмотрела на маленькую седовласую леди, стоящую возле камина.
   – Да? – нерешительно откликнулась она, думая, с чем ей придется столкнуться и нужно ли сражаться или сразу убежать.
   – Энн, – тепло приветствовала гостью герцогиня, тоже повернувшаяся на голос. – Не ожидала, что ты уже в Лондоне.
   – И я не ожидала. – Леди улыбнулась. – Эштон настоял на приезде.
   – Энн, могу я представить мисс Уиллитс? Мэдди, леди Эштон.
   И тут Мэдди вспомнила ее.
   – Вы присутствовали на балу у Тьюксбери, – твердо заявила она.
   – Да, я…
   – Вы назвали Спенсера пьяным хамом.
   Леди Эштон кивнула.
   – Мне следовало сказать это громче. Я приглашаю вас и ее светлость ко мне на чай в четверг.
   – Мы будем очень рады, – ответила герцогиня.
   – О да, – повторила, улыбаясь, Мэдди. Куин, возможно, был прав, и в Лондоне еще сохранились теплота и порядочность.
   Наконец герцогиня заявила, что они должны отправляться домой, и Мэдди со всех ног бросилась к двери, чтобы поскорее сесть в карету. Куин присоединился к ним через несколько минут.
   – Как вы считаете, все прошло хорошо? – спросил он, откинувшись на сиденье напротив Мэдди.
   – Суаре – не считается, – коротко ответила девушка, глядя в окно, пока они не миновали Керзон-стрит, где стоял Уайтинг-Хаус. Ей не хотелось разговаривать.
   – Не считается? Тогда, ради Бога, скажите, что мы там делали? И почему я провел добрых двадцать минут, беседуя с этим пустомелей лордом Эйвери?
   Мэдди смотрела на него, и ее забавляло, что он притворялся изнуренным, хотя, конечно, она никогда не позволит ему догадаться об этом.
   – Скорее всего, обо мне будут говорить после нашего ухода. Люди редко оскорбляют в лицо, что вы только что продемонстрировали в отношении лорда Эйвери.
   – Послушайте, Мэдди…
   – Она права, Куин, – перебила его герцогиня. – И ты не облегчил нам задачу, болтаясь вокруг и выполняя роль лакея.
   – Я не болтался вокруг, – негодующе запротестовал он. – Я выполнял роль послушного сына и хозяина.
   – Хорошо, но в следующий раз делай это менее навязчиво, дорогой.
   Куин сложил руки.
   – Хорошо, я попытаюсь. Мне сопровождать вас в оперу завтра, или вам удастся мобилизовать отца?
   – Опера? – Мэдди ахнула, и сердце громко застучало от охватившего ее смущения. – О нет! Пока еще нет.
   – Да, ты будешь сопровождать нас, – ответила герцогиня, игнорируя протест их гостьи.
   Неожиданно она потянулась к Мэдди и взяла ее за руку.
   – Если бы им захотелось пошептаться, они бы так и поступили, присутствуете вы там или нет. И что бы они ни сказали вам при мне, им лучше быть повежливее.
   – Если меня будут принимать, лишь когда я нахожусь в вашем обществе, ваша светлость, то не стоит и стараться, – неуверенно произнесла Мэдди, тем не менее, испытывая благодарность за неожиданную поддержку герцогини. В начале сезона все отправляются в оперу, так как пока еще не устраиваются большие балы или суаре. Помимо избранных знакомых герцогини, на представлении будут все, кто в это время находится в Лондоне.
   – Это – только начало, Мэдди, – заявил Куин. – Поспешишь – людей, насмешишь.
   – Вам легко говорить, лорд Уэрфилд. Не вы стоите на краю пропасти.
   – И вы не стоите.
   – А что мне делать, если я встречу Чарлза Данфри? – Девушка судорожно сглотнула. – Или моих родителей?
   – Ваши родители пока еще не вернулись в город, – спокойно ответил Куин. – Я уже справлялся. Что же касается Данфри, мой друг Дансон сообщил, что он продал свою ложу в прошлый театральный сезон. Так что сомневаюсь, что он будет в опере завтра вечером.
   – Да, а как насчет…
   – Мэдди, – перебил маркиз, – не беспокойтесь. Я сдержу слово. Что бы ни случилось, для вас сезон закончится благоприятно.
   Герцогиня переводила глаза с сына на гостью, затем откинулась на сиденье.
   Куин рассказал ей, что они сражаются друг с другом при каждой встрече. Сейчас же ей показалось, что происходящее между ними скорее похоже на флирт. И еще она подумала, что произойдет, когда и они это осознают.
 
   Герцог сообщил, что у него важная встреча, и герцогиня вместе с Мэдди, которая была настроена более благодушно, чем накануне, предприняли второй предварительный поход по магазинам. Если бы Наполеон спланировал свою кампанию так же хорошо, как герцогиня спланировала ее для Мэдди, он не гнил бы на Святой Елене. Куин, благодарный за несколько часов передышки, провел большую часть утра, вышагивая по библиотеке Бэнкрофтов. Элоиза приезжала в Лондон сегодня днем, и то, что он был не в состоянии раскрыть в своих письмах, казалось еще труднее сообщить ей приличной встрече – по крайней мере, без того, чтобы не прозвучало, будто у него были какие-то скрытые мотивы привезти Мэдди Уиллитс в Лондон. Которых у него, разумеется, не было.
   – Черт бы меня побрал, если их не было, – громко пробормотал он, бросая на стул книгу, которую держал в руке. – Послушай, Элоиза, – начал репетировать он, – я просто пожалел девушку, жившую в глуши Сомерсета с моим скучным дядей. – Он задержался у окна библиотеки, затем тряхнул головой и продолжил беготню по комнате, чувствуя себя как птица, ищущая безопасный насест.
   Он откашлялся и начал снова:
   – Видишь ли, моя дорогая, дядя Малькольм умолял меня помочь мисс Уиллитс, и так как он очень болен, я не мог отказать ему. – Куин потер виски, – Гм! – Он бросился в кресло. – Боже правый, я ужасный лжец!
   – Может быть, сказать, что «лишь хотел проявить внимание к крошке, а она начала угрожать, что закричит, что ее насилуют; если я не возьму ее в Лондон и не навяжу своим родителям»?
   Куин поднял глаза и нахмурился, так как в дверях стоял его отец.
   – Я и не пытался проявить к ней внимание, – коротко бросил он, жалея, что забыл закрыть дверь. Боже, ведь его могла услышать Мэдди. Он не пережил бы этого.
   Лорд Хайбэрроу нахмурился и сложил руки.
   – Что ты говоришь? – спросил он с циничной усмешкой.
   – Да, это так. И я практически должен был тащить ее в Лондон за волосы. И, пожалуйста, не говорите так громко, ваша светлость. Кто-нибудь может вас услышать.
   – Никто, кто хоть что-нибудь значит. Я всегда считал идиотом Рейфела. Она злоупотребляет твоей щедростью. Ты же не думаешь, что она вернется к Малькольму, когда появился шанс повести к алтарю будущего герцога Хайбэрроу. Черт побери, мальчик, когда ты начнешь думать мозгами, а не другим местом!
   Куин вскочил на ноги, его душил гнев.
   – Я собираюсь жениться на Элоизе, как ты требуешь. Я…
   – Я не прощу повторять очевидное, Куинлан. Я на это рассчитываю. Тебе лучше не забывать, что ты женишься на Элоизе, если хочешь остаться маркизом Уэрфилдом. А мой проклятый титул ты унаследуешь, только когда меня уже не будет на этом свете.
   – Я знаю. Я ничего не сделал, я только пожалел…
   – В твоих глазах, когда ты смотришь на нее, я вижу отнюдь не жалость, – оборвал сына герцог. – Если тебя тянет к ней, прекрасно. Но убери эту проклятую шлюху из моего дома.
   Покраснев, Куин сжал кулаки.
   – Мэдди не проклятая…
   – Ба! – Его светлость вышел из библиотеки и направился в свою комнату, на ходу громовым голосом приказывая дворецкому принести ему бокал портвейна. Воспламененный обвинением и тем, что часть его была правдой, Куин схватил графин с бренди и швырнул его в камин. Тот ударился о горячие кирпичи, бренди вспыхнуло голубым пламенем и зашипело.
   – Проклятый, помпезный…
   – Так мне укладывать вещи? – раздался от дверей голос Мэдди.
   Куин побледнел и резко повернулся на голос.
   – Черт… Не знал, что вы вернулись. Извините меня за выражения, Мэдди.
   Качая головой, она вышла в холл.
   – Не извиняйтесь, милорд. И вам не нужно быть таким вежливым. – Она коснулась рукой глаз, а по щеке стекла одна-единственная слезинка. – Уверена, что именно так все и воспринимают.
   Куин вышел в холл вслед за ней и взял за руку.
   – Подождите, – попросил он, заводя ее в библиотеку и закрывая дверь. – Ничего из сказанного не предназначалось для ваших ушей.
   Мэдди смотрела в сторону, а ее нижняя губа дрожала. Он крепко сжал ее хрупкое запястье.
   – Это не имеет значения.
   – Нет, имеет. Его светлость любит порычать и запугать остальное стадо, Но он лишь выпускает пар.
   – Это было… весьма грубо с его стороны, – неуверенно заявила она, очевидно, очень обиженная и героически стараясь унять слезы. – Неудивительно, что мистер Бэнкрофт не любит его. И я тоже.
   – И я в данный момент, – признался маркиз. – Пожалуйста, не плачьте.
   – Я не плачу. Я очень сердита.
   Куин медленно повернул ее к себе.
   – Извините, – пробормотал он, сгорая от желания сжать ее в объятиях. – И не думайте, что вы должны уехать. Я снова поговорю с ним – в более спокойном тоне. Обещаю.
   Он и сам удивился, что дал такое обещание: умолять его светлость на коленях – он не часто прибегал к таким мерам. В действительности Куин не мог вспомнить, чтобы один из них отступал после спора. Но если отец не извинится, Мэдди уедет. А он не хотел этого.
   – Все равно это смешно. Если мои родители или… или Чарлз увидят меня, все пропало. И особенно я.
   Куин протянул руку и взял ее за подбородок.
   – Знаете, время от времени я наслаждаюсь смешной стороной происходящего.
   Он хотел поцеловать ее. Он хотел прижаться губами к ее губам – хотел почувствовать ее тело прижатым к своему. Их взгляды встретились.
   – О нет, – прошептала она, – только не это.
   – Так не надо?
   – Черт! – Мэдди поднялась на цыпочки и обвила руками его шею. Когда она приникла к нему, Куин наклонился и коснулся губами ее губ. От этого прикосновения по их телам пробежал ток. Он ничего не мог поделать с собой, он целовал ее снова и снова – грубо, скользя руками по ее бедрам и притягивая к себе.
   – Куин? – позвала герцогиня. – Куин, мне нужно поговорить с тобой.
   Со сдавленным стоном Мэдди вырвалась из его объятий.
   – Перестаньте! – резко потребовала она, толкая его в грудь. – Перестаньте!
   Он смотрел на нее, пораженный своей реакцией и крайне раздосадованный, что им помешали.
   – Это вы все начали. И никуда не уходите, – приказал Куин, проскальзывая в дверь библиотеки.
   Мэдди вздохнула и бросилась в одно из кресел.
   – Я начала это? О, похоже, что так. Черт! – Девушка медленно поднесла руку к губам и провела по ним кончиками пальцев. Всего лишь поцелуй, и он пронзил ее, словно молния, – хуже, чем прежде, и оставил ее с примитивным, жарким томлением по нему.
   Несколько минут спустя мрачный Куин вернулся в комнату, и ее сердце застучало вновь, на этот раз от страха.
   – Я должна уехать, да? – И герцог наверняка позаботится, чтобы она не могла вернуться обратно в Лэнгли. Что полностью лишало ее выбора. – Так?
   – Нет, не должны. – Куин откашлялся. – К несчастью, однако, возникло неожиданное осложнение.
   Мэдди достаточно овладела собой, чтобы поднять бровь.
   – Только одно?
   – Да, его светлость запретил моей матери помогать вам. В качестве компромисса вам дозволено остаться здесь. Пока не будут закончены приготовления, чтобы отправить вас обратно в Лэнгли. А сегодня она будет сопровождать нас в оперу, так как дала слово. Моя семья очень чтит свои обязательства.
   – Я заметила. – Мэдди подумала о том, что случится между ними, если ей позволят остаться. – Итак, все кончено.
   – Нет, это не так. Сегодня вам предстоит пройти долгий путь к исправлению нанесенного вам оскорбления. И у меня есть кое-какие идеи.
   – Позвольте мне вернуться в Лэнгли, милорд. Вы сделали больше, чем я могла надеяться.
   Он тряхнул головой.
   – Зовите меня Куин.
   – Не хочу.
   – Почему? Мы ведь уже дважды целовались.
   Мэдди не могла ему сказать, что тогда это означало бы, что между ними существует какая-то связь, что ей крайне трудно сохранять расстояние между ними и что за последние несколько недель она начала относиться к нему с большей, чем хотела, симпатией.
   Маркиз рассмеялся.
   – Называйте меня Куин, – повторил он.
   Мэдди глубоко вздохнула.
   – Позвольте мне уехать, Куин.
   – Нет.
   Она не знала, почему Уэрфилд возражает, ведь он был почти помолвлен. И все же на короткий, кружащий голову момент Мэдди испытала облегчение от того, что он настаивает на выбранном жестком курсе.
   – Теперь, если позволите, мне нужно переодеться.
   Мэдди взмахнула ресницами, неохотно расставаясь со своими мечтами.
   – Зачем?
   Куин состроил гримасу, отходя к двери.
   – Сегодня днем я кое с кем встречаюсь.
   При виде его сконфуженного лица Мэдди немедленно поняла, о ком шла речь.
   – Да, конечно. Леди Стоуксли приезжает сегодня в Лондон. – Остатки ее фантазий со всплеском упали в очень глубокую грязную лужу.
   – Да. – Он помедлил. – Что может обернуться большой удачей для вас.
   – Для меня? – с сарказмом поинтересовалась она.
   Куин подошел к Мэдди и сжал ее руки в своих.
   – Конечно. Отец может запретить моей матери помогать вам, но он не может приказать этого Элоизе. Она всего лишь троюродная сестра.
   Щеки Мэдди вспыхнули от унижения.
   – Нет, Куин. Что за глупая идея! Уверена, что она не захочет иметь со мной дело. И как вообще вы объясните ей мое появление здесь?
   Его улыбка была несколько фальшивой.
   – Элоиза все поймет.
   Мэдди кивнула, освобождая руки.
   – Даже если и так, – откликнулась она, пытаясь заставить голос звучать спокойно и весело, а не так, словно у нее разорвано сердце, – на вашем месте я не упоминала бы, что вы поцеловали меня. Дважды.
   – Мэдди, – начал он, снова сокращая расстояние между ними.
   Она отступила назад.
   – Не пытайтесь объяснить свое поведение. Просто отнесем это на счет мужской слабости.
   Его глаза пытались встретиться с ее.
   – Лучше не надо, – сказал он, – но не думаю, что сейчас разумно продолжать поиски объяснения.