Энок Сюзанна. Покоренная любовью

   В дверях кухни он остановился. Дюжина слуг собралась вокруг огромного центрального кухонного стола, а Франклин – без рубашки, с искаженным лицом – устроился на одном его конце. Подле него стояла Мэдди, прикладывая чистый белый бинт к его покрасневшей коже.
   Все не так плохо, – успокаивала она, обматывая бинтом его грудь, – хотя представляю, как это жжет.
   Будь доволен тем, что милая леди не плеснула чай ниже, приятель, – засмеялся другой слуга, Джон.
   – Замолчите! – воскликнула кухарка. – Здесь же леди.
   Джон покраснел.
   – Извините, мисс Мэдди.
   Куин подавил улыбку. Черт возьми, теперь ее называют так и слуги его родителей.
   – Не беспокойтесь, Джон. Вы принесли Франклину сухую рубашку?
   – Да, как вы сказали.
   Мэдди кивнула, улыбаясь Франклину.
   – Ничего, до свадьбы заживет. Развяжите бинт через пару дней. Если мазь подействует, краснота почти спадет.
   Слуга спрыгнул со стола.
   – Спасибо, мисс Мэдди.
   – Не стоит благодарности. И ради Бога, в следующий раз увертывайтесь.
   Он засмеялся.
   – Постараюсь.
   Когда Мэдди повернулась к двери, Куин торопливо зашел за угол. Она прошла мимо, и он схватил ее за руку. Прежде чем она успела вымолвить хотя бы слово, он прижал ее к стене и его рот впился в ее губы. После минутного шока она обняла его за плечи и прильнула к нему, целуя его в ответ жадно и страстно.
   – Куин, прекрати, – прошептала Мэдди, переводя дыхание и пробегая губами по линии его скулы. – Нас могут увидеть.
   – Нет, это исключено. – Он вновь овладел ее губами, приоткрывая ее рот и отчаянно целуя. Разрывающее сердце желание пробежало по его телу, и он с трудом сдержался, чтобы не задрать ей юбки прямо здесь, в холле для слуг. Боже правый, он полностью потерял голову. Наконец Куин взял ее за руку и повел к задней лестнице.
   – Пойдем, – пробормотал он.
   – Нет, – ответила она. – Я сердита на тебя.
   – Правда? – Он снова поцеловал ее, испытывая разочарование и в то же время забавляясь. – За что?
   Мэдди не могла скрыть улыбки.
   – За то, что пригласил сюда моих родителей. Я уже говорила тебе об этом.
   Решительно вздохнув, он выпрямился и взял обе ее руки в свои. У нее были очень изящные руки.
   – Ты помирилась со всем Лондоном, кроме своих родителей.
   – Это не так просто, – спокойно ответила Мэдди и обняла его.
   Сердце Куина дало сбой. Она обладала сильным характером и, казалось, ни в ком не нуждалась, а меньше всего – в нем. Он нежно обнял ее одной рукой за тонкую талию, а другой – за плечи.
   – Я знаю, – ответил он. – Но вы хотя бы помирились и можете вернуться в Лэнгли, помни об этом.
   – Значит, вы примирились с мыслью, что я вернусь в Лэнгли?
   Куин покачал головой:
   – Нет. Я только считаю, что вы имеете право вернуться в Лэнгли, если вы все еще этого хотите, после вашего дебюта в «Олмаксе».
   Она вздохнула, все еще склоняясь к нему.
   – Его светлость будет здесь сегодня днем?
   – По-моему, он на собрании, сражается за сокращение прав знати. Почему вы спрашиваете?
   – Это единственный раз, когда я хочу, чтобы он был дома. Я бы хотела, чтобы моего отца поставили на место. – Она медленно подняла руку и обвела его рот кончиками пальцев. – Куин, – мягко произнесла она, – если бы вы смогли прожить жизнь так, как сами выбрали, без обещаний, обязанностей и чувства долга, что бы вы сделали?
   – Я никогда не думал об этом, – задумчиво произнес он. – Возможно, я хотел бы стать профессором литературы.
   Мэдди подняла одну бровь.
   – Правда?
   – Да, а что такого?
   – Продолжайте, вы удивляете меня.
   – А вы постоянно поражаете меня, – прошептал он, еще раз целуя ее. – И конечно, я женился бы на вас.
   Мэдди стремительно освободилась из его объятий.
   – Нет, вы не женились бы, потому что мы никогда бы не встретились.
   Он удержал ее за руку.
   – Учитывая, как странно мы встретились, как вы можете – утверждать, что этого не произошло бы в другой жизни?
   В кухне раздался звон колокольчика – значит, кто-то дернул за шнурок в одной из комнат наверху.
   Она издала проклятие и помчалась мимо него вверх по ступеням, когда Джон вышел из кухни.
   – Милорд, вам что-то нужно? – спросил он, пораженный тем, что маркиз торчит внизу у лестницы.
   Куин моргнул.
   – Что? Я просто прогуливаюсь. Не обращайте на меня внимания, – пробормотал он и повернулся, чтобы последовать вслед за Мэдди. Затем он вспомнил о цыпленке.
   Лорд и леди Халверстон прибыли ровно в два. Их сопровождали две молодые девушки.
   – Думаю, вы не будете возражать, милорд, – извинился виконт, указывая на юных леди. – Они настояли на том, чтобы мы взяли их повидаться с сестрой.
   Куин кивнул. Дерзкая девчонка не говорила о том, что у нее есть сестры, однако он немедленно увидел сходство в их рыжеватых волосах и высоких скулах.
   – Конечно. Мисс Уиллитс в гостиной с герцогиней.
   Семейство Уиллитсов заторопилось наверх за Биксом, а Франклин занял место дворецкого у входной двери.
   – Франклин, – отстав, сказал Куин, – с тобой все в порядке?
   – О да, милорд! Ничего страшного. Это моя вина – я был неуклюж. – Он поклонился. – Извините меня, милорд.
   – Никаких извинений. Ты сильно обжегся?
   Слуга покраснел.
   – Со мной все в порядке, милорд.
   Не желая больше смущать беднягу, Куин повернулся к лестнице.
   – Ну и отлично.
   Человек даже не признался, что ему было больно, хотя он – или кто-то еще из слуг – обратился за помощью к Мэдди. Куин остановился на площадке лестницы, а из-за двери гостиной доносились смех и хихиканье. Год назад ему бы и в голову не пришло спросить о состоянии слуги. Он просто принял бы вспышку возмущения со стороны Элоизы как само собой разумеющееся. Это была не первая ее вспышка гнева и, в чем он был уверен, не последняя.
   Он остановился в дверях. Какофония соревнующихся друг с другом голосов поразила его уши, так как каждый пытался быть услышанным. И, что было ей абсолютно несвойственно, Мэдди была единственной, кто молчал.
   Она стояла в дальнем конце комнаты, каждая из сестер держала ее за руку, а она поворачивалась от одной к другой, пока они потчевали ее какой-то историей. Виконтесса стояла, наблюдая за тремя дочерьми затуманенным взором, пока лорд Халверстон щедро благодарил герцогиню за бесконечную любезность к их своенравной дочери.
   Мэдди подняла глаза. Когда она увидела его, ее губы тронула улыбка, и впервые тайная страсть промелькнула в ее взгляде. Страсть к нему.
   – Милорд, – сказала она, приседая в реверансе.
   – Мэдди, представьте меня своей семье, – попросил Куин, входя в комнату и с трудом удерживаясь от того, чтобы не закружить ее в воздухе и не рассмеяться от удовольствия. Несколько риз за последние дни они с Мэдди совершенно случайно становились единой парой.
   – Это Полли, – сказала она, поднимая руку младшей девочки, которой на вид, казалось, лет двенадцать-тринадцать и носик которой украшали веснушки. – А это Клэр.
   Старшая из девушек вежливо присела перед Куином. Она была довольно хорошенькой, но не так неотразима, как Мэдди, ее глаза были скорее зелеными, чем серыми, а лицо – круглее, чем у старшей сестры. Она выглядела на шестнадцать-семнадцать, и, несомненно, была на грани собственного дебюта в свете.
   – Рад познакомиться с вами, – сказал он, улыбаясь и беря ее за руку.
   – Нас ждет ленч, – проговорила герцогиня, вынужденная повысить голос, чтобы ее услышали за продолжительными выражениями благодарности со стороны виконта. – Сюда, пожалуйста.
   Они проследовали в столовую, где в продолжение всей трапезы не смолкал шум голосов. Куин наблюдал за всем с изумлением, удивляясь тому, что Мэдди сумела стать такой независимой и остроумной среди таких… недалеких и глуповатых родных.
   – Мэдди, ты уже упаковала свои вещи? – спросил виконт. Вопрос немедленно привлек внимание Куина.
   – Собирать вещи? Ради чего?
   В комнате стало тихо, хотя его уши все еще звенели от царившего здесь еще минуту назад шума. Виконт откашлялся.
   – Уиллитс-Хаус теперь открыт, милорд. Не пристало незамужней дочери оставаться под чьей-то крышей, какой бы элегантной она ни была.
   – Моя мать выступает в качестве дуэньи, – попробовал возразить Куин. – Здесь нет ничего непристойного.
   – Нет, конечно, нет, милорд, – поспешно согласился лорд Халверстон. – Но вы же знаете, что могут пойти разговоры.
   – Они и так болтают, – вступила в разговор Мэдди.
   – Но чем меньше будет разговоров, тем лучше.
   Куин взглянул на лорда Халверстона – остатки его доброжелательности улетучились. Она не должна уезжать.
   – Вы должны были принять это во внимание пять лет назад.
   – Куин! – резко произнесла его мать. – Полагаю, решение должно остаться за Мэдди.
   Мэдди оглядела всех сидящих за столом, дольше всего задержав взгляд на Куине и своем отце. Наконец она повернулась к герцогине:
   – Ваша светлость, возможно, мне следует возвратиться в Уиллитс-Хаус. Хотя…
   – Нет! – выпалил Куин, поднимаясь.
   Она сглотнула, отказываясь встретить его свирепый взгляд.
   – Хотя я буду очень признательна вам, если смогу продолжать посещать вас – время от времени.
   – Конечно, дорогая. Мне это будет очень приятно.
   Куину гораздо приятнее было бы другое – например, никогда больше не видеть остальных членов проклятого семейства Уиллитс. Он проглотил сердитое возражение, готовое слететь с его губ, и вместо этого кивнул и бросил салфетку на стул.
   – Отлично. Я позову Мэри и велю ей начать укладывать ваши вещи.
   Куин вышел в холл и остановился – он дышал тяжело и прерывисто. Он прекрасно знал, что она поступает так из-за того, что он отказался признать, что они не пара. Мэдди пытается взять инициативу в свои руки, но он не собирался сдаваться. По крайней мере, сейчас. Нет, не только сейчас – никогда.

Глава 14

   Мэдди вошла в Уиллитс-Хаус, пытаясь побороть навязчивую мысль, что ничего не изменилось в ее жизни даже после этих пяти лет. Эверетт, дворецкий, выглядел так же, несмотря на ошеломленное выражение лица.
   – Добрый день, Эверетт. – Она улыбнулась, желая почувствовать ту легкость, которую пыталась демонстрировать.
   – Мисс Уиллитс, – запинаясь, произнес он с поклоном, – Добро пожаловать домой.
   – Спасибо. – Мэдди импульсивно протянула руку. Секунду поколебавшись, он пожал ее. – Приятно снова видеть тебя.
   – И вас. – Робкая улыбка восхищения тронула его губы. – По вас скучали.
   Остановка внизу совсем не изменилась, так же как и живопись на стенах и бордовый ковер на полу гостиной, который Мэдди всегда ненавидела. Ее сестры шли следом за ней, возбужденно болтая об их приключениях за эти пять лет, пока она медленно поднималась по ступеням, пытаясь не вспоминать тот последний раз, когда она убегала в свою спальню. Мэдди заколебалась перед неплотно прикрытой дверью, но, прежде чем она успела открыть ее, Клэр выступила вперед и загородила путь.
   – Теперь это моя комната, – объяснила она. – Папа сказал, что кто-то из нас может занять ее, а ты же знаешь, что я никогда не любила утренний свет.
   – Клэр, – раздался голос матери снизу, – Мэдди может занять любую комнату, которую захочет.
   – Мама! – запротестовала хорошенькая рыжеволосая девушка, затем тяжело вздохнула. – О, хорошо.
   – Нет, Клэр, оставайся здесь, – ответила Мэдди, направляясь дальше. – Я не очень-то любила мою старую комнату. – Та перестала быть тихой гаванью. Запертая снаружи, тогда, пять лет назад, она чувствовала себя в ней, словно в тюрьме.
   Ее сестры побродили по комнате, которую Мэдди выбрала для себя, затем спустились вниз, чтобы обсудить поездку на конный аукцион – купить новую верховую лошадь для Мэдди и для каждой из них. Куин послал Мэри в Уиллитс-Хаус вслед за Мэдди, и когда она с багажом поднялась наверх, Мэдди была только рада остаться наедине со служанкой и помочь ей распаковать вещи.
   – Я справлюсь сама, мисс Мэдди, – сказала Мэри, открывая огромный гардероб из красного дерева, который внесли трое слуг. – Вам надо побыть со своей семьей.
   – Я даю им время привыкнуть. – Мэдди состроила гримаску. – И себе, чтобы адаптироваться.
   Какое-то время Мэдди думала, что Куин не позволит ей покинуть Бэнкрофт-Хаус. Он держал себя в руках, но его гнев проявлялся в напряженных мускулах лица и крепко сжатых зубах. Ей действительно не хотелось уезжать, но если бы она осталась, то непременно вновь бы отдалась ему. Он слишком притягивал ее, а его присутствие возбуждало и опьяняло ее. И через месяц он собирался жениться на Элоизе Стоуксли.
   – Мэдди! – позвала ее мать через приоткрытую дверь.
   – Входите. – Выпрямившись, Мэдди расправила юбку.
   Дверь распахнулась.
   – Могу я сказать тебе пару слов?
   Мэри присела в реверансе.
   – Извините меня, мисс Мэдди, – произнесла девушка, обходя хозяйку и торопливо покидая комнату.
   – Мисс Мэдди? – повторила леди Халверстон. – Ты отказалась от места в нашей семье?
   – Я думала, что это вы отказались от меня, – спокойно ответила Мэдди. – И я привыкла к тому, что меня называют мисс Мэдди. – Она села на край постели. Она боялась именно этого момента, когда ее мать начнет расспрашивать, где она была все эти годы, и она должна будет решить, что стоит сообщить ей, а что из ее приключений оставить при себе.
   – Знаешь, мы уж начали думать, что ты умерла, – сказала виконтесса, присаживаясь у туалетного столика. – Быть сердитой и подавленной – это одно, Мэдлин, но ты исчезла на пять лет.
   – Я хотела жить самостоятельно.
   Ее мать внимательно посмотрела на нее.
   – Ты говоришь об этом так, словно это какой-то пустяк, – прокомментировала она. – Твой отец, в конце концов, простит тебя, если ты останешься. Ты же знаешь.
   Мэдди держала себя в руках.
   – Я не сделала ничего плохого. Мне не требуется его прощение. И вы должны знать, что я не собираюсь здесь оставаться. Я кое-кому обещала остаться в Лондоне до моего дебюта в «Олмаксе» – моего второго дебюта там. Я так и поступлю. После того у меня не будет причин оставаться.
   – Понятно. И кому же ты дала это обещание?
   – Другу.
   – А как насчет твоей семьи?
   – Отец откровенно сказал мне, каким грузом я была для вас, что я недостойна носить имя Уиллитс. Я не забыла об этом. – Мэдди бросила взгляд на свои руки. – И не думаю, что когда-нибудь забуду.
   – Мэдди, вы двое не могли прожить и недели, чтобы не поссориться. Но раньше ты никогда не уходила.
   – Мама, как я могла остаться после того, что произошло?
   Леди Халверстон на какое-то мгновение опустила глаза.
   – Тогда почему ты вернулась?
   – Я и так слишком долго пользовалась любезностью Бэнкрофтов, – осторожно объяснила она, не отваживаясь упомянуть о буре эмоций, захлестнувшей ее и Куина.
   – Ты, похоже, нравишься лорду Уэрфилду, – заметила виконтесса, изучая щетку для волос старшей дочери и избегая ее взгляда.
   – Лорд Уэрфилд очень серьезно относится к своим обязанностям перед семьей. И он ожидает, что другие будут поступать так, как он того хочет. Я… – Она заколебалась, боясь сказать что-то лишнее. Будет ужасно, если кто-то обнаружит, как отчаянно она любит его. – Я не всегда согласна с ним.
   – Ты не согласна с маркизом Уэрфилдом? Это очень неразумно.
   Мэдди пожала плечами:
   – Кто-то же должен…
   Виконтесса внимательно посмотрела на нее.
   – Мэдди…
   – Мама, уже ничего не будет так, как раньше. Я жила собственной жизнью целых пять лет, и мне это нравилось. Если ты хочешь, чтобы я ушла, я так и поступлю. Но я не буду сидеть и слушать, как папа кричит на меня, как он делал это раньше.
   Виконтесса встала.
   – Ты по-прежнему наша дочь, какой бы независимой ты себя ни чувствовала. Бэнкрофты, очевидно, питают какие-то надежды в отношении тебя. Но ты не можешь позволить себе смущать это семейство снова. У Клэр дебют на следующий год, и я знаю, что ты не захочешь, чтобы ее шансы на хороший брак были разрушены только потому, что ты провозгласила себя независимой от всего и всех.
   Мэдди кивнула, когда ее мать вышла из комнаты.
   – Хорошо.
   Она знала, что нелегко будет вернуться домой, и она оказалась права. Ее мать, как бы она ни была рада вновь обрести дочь, всегда будет исполнять пожелания мужа.
   Мэдди вздохнула. Пять лет вдали от дома сильно изменили ее, хотя она была уверена, что родители не поймут, что эти перемены к лучшему. Мэдди упала на кровать, пытаясь победить неожиданный приступ одиночества и гадая, что еще придумает Куинлан теперь, когда она ушла из его дома.
 
   – Что ты имеешь в виду, говоря, что она ушла? – требовательно спросил Рейф, бросив кий на бильярдный стол с такой силой, что шары на поле подпрыгнули. – И почему, черт побери, ты не сказал мне об этом сразу, как только вошел сюда?
   Куин взглянул на брата, затем продолжил натирать мелом кий.
   – Мне не хотелось этого делать. И я имею в виду именно то, что сказал. Ее родители пришли повидаться с ней, а она упаковала вещи и отправилась с ними. Они были в восторге.
   – Это полнейший идиотизм. Ведь именно из-за них она покинула Лондон. Тебе не следовало отпускать ее.
   – Правда? И что же я должен был сделать? Запереть ее в спальне? Как я понимаю, это не доставило бы ей удовольствия.
   – Там ей не место, – упрямо продолжил Рейфел.
   Маркиз взглянул на младшего брата. Он уже не мог отрицать, что рассматривал каждого мужчину в Лондоне через призму ревности, а Рейф определенно был чем-то огорчен.
   – Там ее семья.
   Рейф подошел к серванту и налил себе бокал бренди.
   – Да, они ее семья. Они те самые, кто раньше толкнул ее к Чарлзу Данфри. И теперь, когда он пришел и извинился перед ней, они, вероятно, сделают это снова.
   – А что в этом плохого? – спросил Куин, главным образом, чтобы получить еще одно мнение, помимо своего собственного.
   – Помнишь, когда ты втолкнул меня в гостиную и чуть было не сломал мне шею? Он сделал мне великолепное предложение.
   – Какое?
   Купить у него пару гнедых за сто фунтов. Я должен был упираться как сумасшедший, чтобы удержать его от того, чтобы он тут же не привел их.
   – И?
   – Ну, не говоря уже о том, что мне не нужна была пара лошадей для коляски в Африке, они на самом деле стоили вдвое больше.
   Куин отложил кий, теперь явно заинтересовавшись рассказом.
   – Прости, Рейф, я не столь блестяще разбираюсь в темных делишках, как ты, но каким образом это касается тебя?
   Его брат пожал плечами, с отсутствующим видом катая шар по столу.
   – Мне просто кажется, что если Данфри решил продать своих гнедых, он мог бы получить за них гораздо большую сумму, чем просил с меня.
   Наконец Куин начал догадываться, в чем дело.
   – Значит, ты думаешь, что он не был заинтересован в их продаже?
   Рейф кивнул:
   – Именно, он был заинтересован в…
   – Деньгах.
   Маркиз поднял свой кий и вернул его в стойку у стены.
   – Прости, Рейф, у меня назначена встреча.
   – С кем?
   Куин направился к двери.
   – Пока не знаю.
 
   Управляющий английским банком был весьма взволнован появлением маркиза Уэрфилда, вошедшего в заполненное людьми здание без сопровождения юристов и бухгалтеров. Его удивление еще больше усилилось, когда Куин попросил у него аудиенции наедине.
   – Что я могу для вас сделать, лорд Уэрфилд? – заботливо поинтересовался он, постукивая пальцами по крышке старого поцарапанного стола.
   – У меня к вам весьма необычная просьба. – Куин и сам поразился, почему он не чувствовал угрызения совести и чувства вины за то, что намеревался сделать.
   – Что угодно, милорд. У финансов семейства Бэнкрофтов безупречная репутация.
   – Благодарю, мистер Уитинг. Приятно это слышать.
   Управляющий банком ослабил узел галстука.
   – Я не хотел обидеть вас, милорд. О Боже, нет.
   – Никаких извинений. Однако мне не нужен заем. Я хочу получить кое-какую информацию.
   Уитинг сдвинул кустистые брови.
   – Информацию, милорд? Какого рода?
   Куин постучал пальцем по подбородку.
   – Я подумываю осуществить деловой проект с одним из моих приятелей. Однако я не очень-то хорошо знаком с ним, и мне хотелось бы побольше узнать о его финансовом положении.
   – О! Хм… Вы же знаете, милорд, что информация о наших клиентах никогда не разглашается.
   – Конечно. Я не хочу, чтобы вы нарушили какие-то правила. – Куин наклонился вперед, доверительно улыбаясь и пытаясь не обращать внимания на саднящую мысль – он точно знал, что скажет Мэдди по поводу того, как он пользуется своим титулом. – Просто общий взгляд. Я буду чрезвычайно вам благодарен.
   Мистер Уитинг оглядел пустой офис.
   – Как имя этого человека, милорд?
   – Чарлз Данфри. – Куин выжидательно выпрямился на стуле.
   – Вы говорите, Чарлз Дан… Данфри? – Красноватое лицо Уитинга побледнело. – О Боже!
   – Вы можете объяснить доступнее?
   Что ж, милорд, я должен сказать… – Несмотря на то, что дверь кабинета была закрыта и в маленькой комнате никого не было, мистер Уитинг наклонился через стол и понизил голос: – Я должен сказать, что, в общем, финансы мистера Данфри несколько нестабильны.
   Куин поднял бровь.
   – Насколько нестабильны? Управляющий откашлялся.
   – Весьма нестабильны.
   – Ах так!
   – Да. Можно сказать – в отрицательных числах.
   – О Боже, – проговорил с наигранным огорчением Куин, который с каждой минутой все больше не любил Чарлза Данфри, – как печально. У меня нет слов, чтобы выразить вам свою благодарность, мистер Уитинг. – Он встал и направился к двери маленького офиса. – Вы избавили Бэнкрофтов от множества неприятностей.
   Мистер Уитинг встал на ноги и низко поклонился.
   – Был рад помочь вам, милорд.
   Куин направил Аристотеля обратно к Гросвенор-сквер через Керзон-стрит. Путь лежал в стороне от его дома, но он чертовски хорошо знал, почему выбрал именно этот маршрут, – Уиллитсы жили на Керзон-стрит. Он остановился перед чугунными воротами, отделяющими его от Мэдди, пристально вглядываясь в зашторенные окна, пока жеребец не начал беспокойно перебирать ногами.
   Он хотел было нанести ей визит, чтобы сообщить о шатком финансовом положении Данфри, но неожиданно осознал, что она уехала из Бэнкрофт-Хауса только три часа назад. Он выглядел бы точно так, как себя чувствовал, – полным дураком, настолько влюбленным в погубленную девушку, что не мог провести и пяти минут вдали от нее.
   Кроме того, только потому, что Данфри пару раз навестил ее, не означало, что кто-то из них снова серьезно собирается вступить с другим в брак. Возможно, из-за своих финансовых затруднений он не захочет взять в жены взрывоопасную Мэдди Уиллитс. Женитьба же на ком-то с более древним и уважаемым титулом могла бы принести ему больше, чем несколько тысяч фунтов в виде приданого, столько, насколько расщедрится виконт Халверстон.
   Почувствовав некоторое облегчение, Куин пришпорил Аристотеля и рысью поскакал к Бэнкрофт-Хаусу. Они уже запланировали посещение бала у Гаррингтона завтра вечером, и он сможет увидеть Мэдди, потанцевать с ней – и, возможно, случится чудо, и он придумает выход, который поможет им выбраться из ужасной ситуации, в которую они попали. Если же нет, он всегда может похитить ее и отправиться с ней на Восток. Несомненно, она рассвирепеет, но больше не будет считать его скучным.
 
   Мэдди едва закончила завтракать, когда в комнату вошел Эверетт и объявил, что к ней пришел посетитель. Ее сердце подпрыгнуло.
   – Кто он? – спросила она, пытаясь скрыть возбуждение и зная, что это ей явно не удается. В конце концов, он пришел повидаться с ней.
   – Мистер Чарлз Данфри, миледи.
   – О! – Восторг тут же покинул ее.
   – Что ему нужно? – спросила ее мать, с любопытством глядя на мужа.
   – Не имею представления, – пробормотал тот, пережевывая поджаренный хлеб.
   Когда он взглянул на Мэдди, она быстро улыбнулась. Они даже не успели поговорить со вчерашнего дня, и у нее не было желания давать ему предлог снова наорать на нее.
   – Пойду и посмотрю.
   Чарлз отвернулся от окна, когда она вошла в маленькую столовую.
   – Мэдди! Я так рад, что вы вернулись домой.
   – Да, я тоже, Чарлз. Спасибо.
   – Похоже, все уладилось. – Он взял ее руку и поднес к губам. – Или почти все. Мэдди, мне нужно кое о чем спросить у вас. Вы знаете, что я не мастак произносить речи, но это камнем висело у меня на сердце все последнее время, и я больше не могу молчать.
   Мэдди села в кресло, на которое указал Чарлз. Она прекрасно понимала, о чем он хотел спросить, и ее недовольство нисколько не удивило его. Он выразил свое намерение почти ими же словами, а она еще обвиняла Куина в том, что он скучный.
   Но тогда она была взволнованна и трепетала, едва удерживаясь от того, чтобы не броситься ему на шею, когда он наконец задал свой вопрос. И тогда он поцеловал ее, и она обняла его руками за шею. Последующие две недели Мэдди думала, что волшебные сказки действительно сбываются – пока ей не доказали, как горько она ошибалась.
   Чарлз взял ее за руки и встал перед ней на колени.
   – Мэдди, мы были разлучены пять лет, но я верю, что мы предназначены друг для друга. Окажете ли вы мне великую честь стать моей женой?
   Она долго смотрела на него, ожидая трепета, нервного возбуждения, которые сопровождали этот момент пять лет назад. Но не испытала ничего, кроме досадной неловкости. Может быть, потому, что Мэдди слишком сильно старалась, или, возможно, потому, что он больше не был тем человеком, с кем она мечтала бы прожить жизнь.