Фазли Герай. Семизвездное небо

   - Мама!.. Нехорошо так говорить, умоляю тебя... Откуда тебе в голову приходят мысли, которые дяде Айхану и. во сне не снятся? Ну, допустим, что это так, но какое это отношение имеет к памятнику Эльдару или к парку культуры?
   - Разве не видно, что они терпеть друг друга не могут?
   - Опять же допустим. Но дядя Айхан не из тех, кто на таком языке разговаривает со своим противником, если он даже и питает какие-то враждебные чувства к Рамзи. И я не поверю, что из-за Шахназ-муэллимы или из простой неприязни к Рамзи он говорил все это. Он скорее умрет, чем ступит на нечестный путь.
   С любовью и тревогой слушала его Салима и с сомнением покачала головой.
   - Может быть, ты и прав, сынок. Но прошу тебя держаться подальше. Я уже сказала, что ты можешь попасть в неприятную историю.
   - О чем ты говоришь, мама! Разве я могу стоять и смотреть на все это со стороны?
   - Прошу тебя, Мардан, не говори так. - Казалось, она готова была стать перед сыном на колени. В ее сердце бушевал ураган. Откуда явился в Чеменли этот человек? Зачем он приехал? Чего хочет от ее сына и от нее самой? Не пришел ли он для того, чтобы отобрать у нее ее Мардана?
   - Что с тобой, мама? Так нельзя, я ведь тоже занимаю какое-то положение в нашем селе...
   - Знаю, знаю... но тебе с ними не тягаться... Ты же сам видишь, этому Рамзи-муэллиму ты и без того не по душе. Все пытается под каким-либо предлогом убрать тебя или под видом учебы услать куда-нибудь.
   - На учебу не он меня посылает вовсе, а райком партии. Причем по моей же просьбе...
   - Как? - побледнела Салима и опустилась в рядом стоявшее кресло. - Ты опять едешь учиться? Куда?
   - В Высшую партийную школу.
   - А Джамиля?
   - И ее возьму с собой.
   - А я?
   - А тебе тоже захотелось снова учиться?
   - Не смейся надо мной, сын, что я буду без тебя тут делать?
   - Вернее, как я там обойдусь без тебя? Это ты хочешь сказать?
   - Мардан...
   - На этот раз тебя заменит Джамиля...
   - Правда? - Она обиженно посмотрела на сына. - Ну конечно, я свой долг выполнила. Теперь наступила эра Джамили... Что же, только бы ты... вы были счастливы...
   Ничего на свете Мардан так не боялся, как этих намеков, всю жизнь преследовавших его. С тех пор как он себя помнил, он чувствовал эту слабость своей ласковой, заботливой матери. Она ко всем и ко всему ревновала его, а в последнее время даже к привязанности к дяде Айхану. Может, именно поэтому Мардан так поздно женился. Но и после того как мать с большой помпой ввела в дом выбранную и одобренную ею Джамилю, она часто забывала, что сын ее женатый человек. Она желала, чтобы Мардан всегда был рядом с ней. К счастью Мардан, зная, сколько лишений выпало на ее долю, был к ней очень внимателен. Только ради него, Мардана, она не вышла замуж. Его отец, фотографии которого даже не сохранилось, прожил с его матерью всего три месяца и погиб в блокадном Ленинграде. Вот почему всякий раз, когда начинались подобные разговоры, он был вынужден терпеть деспотизм своей матери. Он прощал ей все. Так было и сегодня.
   - Ну что ты говоришь, мама? Какая жена может заменить мать? - Он шуткой хотел отвлечь ее от грустных мыслей. - Хочешь, хоть десять раз жени меня, ни одна невестка не сможет заменить тебя.
   И как-то странно, его серьезная, разумная, его требовательная и заботливая мама - доктор Салима - успокаивалась от этих шутливых слов.
   - Хорошо, хорошо... Ты сначала сумей наставить на верный путь мою единственную дочку Джамилю, а уж об остальных девяти женах поговорим потом. - Как обычно, полными слез глазами она посмотрела на него и спокойно вздохнула. Мардан понял, и на этот раз в сердце матери воцарилось прежнее торжество: этот высокий, статный сын безраздельно принадлежит ей.
   Но уснуть Салима не смогла, она ворочалась с боку на бок. Она не могла себе представить, что Мардан уедет и возьмет с собой Джамилю, эту девчушку, у которой и молоко на губах не обсохло. Разве Джамиля сможет ухаживать за ее сыном, когда о ней самой надо еще заботиться.
   Но сон не шел к ней не только по этой причине. Где-то в глубине души она боялась Айхана, который словно призрак преследует ее. Ей почему-то мерещилось, что, как только она уснет, он подойдет к кровати Мардана и скажет: "Вот такие-то дела на свете, сынок! Вставай, пойдем со мной!" - и уведет Мардана с собой.
   У этих волнений была своя причина, но ведома она была только одной Салиме. Только она знала, кто был настоящей матерью Мардана и кто был его отцом. Мардана ей подарил случай. Это в ее больничную палату в Ленинграде попала ее землячка - умирающая Гюльназ. Только из ее уст она могла услышать: "Доктор, если у меня родится сын... и выживет... назовите его Марданом, если дочка - Саялы..." Она хотела спросить у Гюльназ, кто отец ребенка, но на это уже не было времени. И она тогда поклялась, что сын Гюльназ не останется без матери, не будет знать, что такое сиротство. Вернувшись в Чеменли уже после войны с пятилетним Марданом, она узнала, что отец его тоже ее земляк, сын Ашрафа-киши - Искендер. Узнав об этом и встретившись с кузнецом Ашрафом-киши, в сердце своем она ощутила нестерпимую боль: как отдать сына этому несчастному старику? А если не отдать, то что делать? Как смотреть в его слепнувшие глаза, полные горя по сыну и тоски по внуку? И первые годы работы в Чеменли прошли у нее в нестерпимых мучениях. Ашраф-киши часто приходил в больницу и каждый раз под каким-нибудь предлогом заходил к ней. И не успокаивался до тех пор, пока не спрашивал что-нибудь об Искендере или Гюльназ. А она каждый раз, едва завидев кривую палку Ашрафа-киши, искала, куда бы спрятаться. Месяцами, годами продолжалась пытка этого следствия. Терпеть ее было тяжелее, чем ленинградскую блокаду. Наконец этот поединок между нею и Ашрафом-киши закончился в ее пользу. Она решила, что Мардан принадлежит ей безраздельно. С годами она все настойчивее убеждала себя, что это - единственно правильное решение. Ведь сама судьба благоприятствовала ей. В самые тяжелые дни жизни, когда она была лишена всех радостей, случай неожиданно подарил ей сына.
   И с этого момента любовь ее проявлялась особенно бурно и страстно. Она не могла насытиться его дыханием, звуком его голоса. Иногда, глядя в горящие огнем черные глаза ребенка, она вспоминала Гюльназ и, как безумная, рыдая, прижимала его к груди:
   - Мое черноглазое дитя! Да будет мама твоей жертвой, почему ты так смотришь на меня?
   Умный Мардан, подрастая, мирился с этой неистовой любовью. И вот теперь он намерен был оставить ее одну и поехать учиться. Разве она сможет вынести разлуку?
   Среди ночи она внезапно поднялась с постели. Из боковой комнаты послышался голос Мардана:
   - Мама, ты не спишь? Что ты там делаешь?
   Сердце Салимы заколотилось.
   - А ты почему не спишь, сынок? Смотри не разбуди Джамилю.
   - О чем ты волнуешься, Джамиля не проснется, даже если у нее над ухом бить в барабан.
   На этот раз не ответила Салима. "Это я и без тебя знаю. Ты мне еще будешь рассказывать про мою невестку"...
   - Мама, я вот все думаю... о словах дяди Айхана, что-то очень странно...
   Салима на цыпочках снова вернулась в свою постель.
   - Ты все еще переживаешь за дядю Айхана?
   - Ты понимаешь, он хотел сказать что-то очень важное. Но каждый раз, как попугай, твердил одно и то же: "У нас еще столько забот", "У нас есть более важные дела"... Интересно, что он имел в виду? Может, ты знаешь, мама?
   Снова почувствовав в голосе сына затаенную любовь к Айхану, Салима подумала: "Чего хочет от него этот ребенок?"
   - Ты его любимый бригадир, а я должна знать?
   Из боковой комнаты опять не последовало ответа. "Кажется, и на этот раз я его обидела. Что это со мной сегодня?" Молчание затянулось. Салима хотела что-то сказать сыну, но он ее опередил:
   - Нет, я сам должен во всем разобраться, завтра же все у него узнаю.
   Салима успокоилась.
   - Он тебе ничего не скажет, сынок, не мучь себя понапрасну... Лучше постарайся уснуть. Ведь тебе рано вставать... Спокойной ночи.
   - Спокойной ночи.
   И, неожиданно успокоившись, Салима заснула сладким сном.
   * * *
   Утром Мардан пошел на работу специально через сад Эльдара. Он надеялся встретить там дядю Айхана.
   И действительно, Айхан маленькими граблями окучивал цветочные клумбы вокруг памятника.
   - Дядя Айхан, я пришел с вами поскандалить, - еще издали возвестил Мардан, заставив Айхана вздрогнуть. - Не знаю, чья возьмет, но это совершенно необходимо.
   Взглянув в его полные огня черные глаза, Айхану сделалось не по себе. "Пожалей меня, сынок. Как я могу скандалить с храбрецом, да еще имеющим такое чистое сердце? Недостаточно ли того, что я заронил сомнение, в твою хрустально чистую душу?"
   - Почему ты молчишь, дядя Айхан? Поинтересуйся для начала, зачем я пришел скандалить?
   - А чего спрашивать, бригадир? - тихо проговорил Айхан. - Все и так ясно...
   - А раз так... пока мы одни... - он обернулся и посмотрел по сторонам, - не могли бы вы пояснить, что означали сказанные вами вчера слова? Я клянусь вам, что, кроме меня, никто об этом не узнает. Никто!.. Дядя Айхан!...
   - Значит, получается, что смысл моих слов до тебя не дошел, не так ли? - медленно заговорил Айхан. - Я говорил слишком сложно? Или они были двусмысленными, и я пытался сбить вас с толку?
   - Нет, вы говорили очень ясно и очень просто, но сбили всех с толку.
   - Сбил с толку? Почему?
   - Потому что от вас такое слышать мы не привыкли. Потому что никто не сомневается в вашем благородстве...
   - Ах, вон оно что... - протянул Айхан с поддельным изумлением. Значит, до сих пор не сомневались, а вчера вдруг засомневались. Как сказал Насиб, "сдружился со злым ангелом". Ну, раз так, сынок, давай присядем вот здесь, у памятника, и продолжим наш разговор.
   Он прошел вперед и повел Мардана за собой. Они сели друг против друга на зеленой лужайке.
   - Послушай, Мардан! Что бы ты там ни говорил, но кое-что в толк взять я не могу. В чем ты меня обвиняешь? Я ведь не выступаю против героев и против того, чтобы все мы чтили их память. Сказать такое обо мне - солгать. Но кое о чем я хочу сказать прямо. Чтить память героев можно по-разному. Я ведь не говорил, что этого не нужно делать. Но тут есть один сложный момент, и я об этом часто думаю. Получается так, что мы как бы требуем от грядущих поколений, от тех людей, которые придут на землю после нас и которых мы еще не знаем, чтобы они поклонялись нам, превозносили нас за то, что мы делаем обычные дела, те дела, которые мы обязаны были сделать. Более того, если бы был жив сам Эльдар Абасов, я не сомневаюсь, он сам бы сказал: "Не ставьте памятника мне. Я всего лишь выполнил свой долг. Как сумел и как считал правильным".
   - Лично я с вами не согласен, дядя Айхан. У нас тоже есть долги перед грядущими поколениями. Мы обязаны рассказать им о своих героях. Их дело согласиться с нами или не согласиться, признать или не признать. Этот памятник - очень важный памятник. Он - знак уважения и к Эльдару Абасову, и к нам ко всем.
   - Хорошо, сынок, я не требую, чтобы ты во всем со мной соглашался. Главное - прислушайся, постарайся понять, что меня тревожит...
   - Я все понимаю, дядя Айхан, - взволнованно прервал его Мардан.
   - А если так, то пойми, что и я не против монументов. Я говорю еще и о другой памяти - внутренней. Пусть жил бы этот Эльдар Абасов в сердцах каждого, пусть поминали бы его добрым словом все те, кто знал его. Не в монументе главное, а в добрых делах. Сколько их может сделать каждый, еще живущий на земле. А те люди, которые сегодня так хлопочут по поводу монументов Эльдару Абасову, может быть, сделали бы правильнее, если бы больше времени и средств отдали бы делам сегодняшним - построили еще один дом, вырастили бы лучший урожай. И когда я вижу эти чрезмерные хлопоты по поводу монументов Эльдару Абасову, мне невольно приходит на ум: чего они хотят? Действительно ли сделать бессмертным героя или самих себя?
   - Значит, вчера вы поэтому схлестнулись с председателем?
   - И поэтому тоже.
   Мардану не хотелось уходить
   - Дядя Айхан!
   - Что, сынок?
   - Мне кажется, вы мне не все сказали...
   Что ты имеешь в виду, сынок? Разве я похож на человека, который что-то скрывает?
   - Нет, я о другом. Мне бы не хотелось, чтобы вы остались в одиночестве. - Хоть Мардан произнес эти слова смущенно, Айхан в душе порадовался его смелости. Это была абсолютная правда. Со вчерашнего дня он был совсем одинок. И, сознавая эту горькую истину, он все-таки спросил:
   - Почему же в одиночестве, сынок?
   Мардан покраснел и еще больше смутился.
   - Дядя Айхан, я... вы знаете... как я вас люблю...
   - Не нужно, сынок... Не нужно... Я все понимаю. Ты думаешь, вчера там, на совете аксакалов, я не подумал об этом? В этом нет ничего удивительного, я давно к этому привык. Во многих местах я бывал свидетелем подобных сцен. Всякий раз меня считали удивительным и даже странным человеком... - Он вдруг умолк, будто действительно открыл Мардану какой-то секрет, открыл незаметно для себя самого. "Кажется, я опять не владею собой, - принялся он укорять себя. - Нашел чем хвастать! Может, ты еще добавишь, что в истории бывало немало случаев, когда людей, не похожих на других, просто объявляли безумцами... Ты действительно болван, и Шахназ правильно говорила, что у тебя внутри скрывается дьявол..."
   - Ну, о чем вы, дядя Айхан... Ведь вас не все поймут правильно. И мне не хотелось бы...
   - Это ничего, что не все поймут, - смеясь, прервал его Айхан. - Ты же меня понимаешь... Это уже много.
   Итак, он, кажется, сумел кое-что объяснить Мардану. Теперь очередь Шахназ.
   * * *
   Но Шахназ, как видно, на него обиделась. Вот уже третий день соседи не виделись, не разговаривали друг с другом. Ни один не хотел первым идти на примирение. Айхан знал, что он должен первым сделать шаг, просто поинтересоваться здоровьем своей приветливой соседки. Но он этого не делал, на него снова, как и тридцать лет назад, нашло упрямство, он опять желал услышать первое слово от Шахназ: "Доброе утро, сосед! Почему ты не приходишь?" После этих слов его чувства выплеснулись бы, как высвобожденный речной поток.
   А Шахназ, ничего не знавшая об этих мечтах, старалась не показываться Айхану на глаза, ждала, чтобы все улеглось. И тогда можно будет обо всем спокойно поговорить. Но они оба знали, что долго так продолжаться не может. Эта отчужденность привела их к мысли, особенно Шахназ, что в ущелье Агчай есть один-единственный огонь, согревающий сердца их обоих.
   И Шахназ решилась. Выйдя из школы и дойдя до сада Эльдара, она увидела бродившего среди деревьев Айхана и прямо направилась к нему.
   - Добрый вечер, брат, который обиделся на свою сестру! - приветливо сказала она.
   Айхан откровенно обрадовался ее приходу. Это не ускользнуло от Шахназ. Айхан, как всегда при ее появлении, попал в положение безоружного солдата.
   - Добрый вечер, Шахназ-ханум, какими судьбами? - Глаза его сияли. - И потом, кто это вам сказал, что я на вас обиделся?
   - Если бы не обиделся, поинтересовался хотя бы за эти несколько дней, как мои дела. А ты от меня прячешься. Так не пойдет, Айхан-гардаш!
   - Это я от вас прячусь? Да откуда вы все это взяли?
   - Да, прячешься. Сколько уже времени мы дружим, живем рядом, как брат и сестра, к сыну моему ты как к родному относишься, а от меня прячешься.
   Поняв, из каких глубин поднялся этот поток, и представив себе его беспощадный конец, Айхан решил не сдаваться.
   - Если мы не виделись несколько дней, это не значит, что я от вас прячусь, - попытался он пошутить.
   - Вот видишь, как я права! Вот теперь, глядя мне в глаза, ты все-таки пытаешься спрятаться от меня. Хитришь!
   - Шахназ-ханум!
   - Хорошо, пусть будет по-твоему. Видно, так лучше. Я пришла к тебе по другому делу. У меня к тебе просьба.
   - Пожалуйста! - Айхан облегченно вздохнул, поняв, что Шахназ больше не станет его допрашивать.
   - У нас в школе испортилась радиоустановка. Механик, сколько ни бьется, не может исправить. Может, поможешь ему?
   - Эльдар об этом знает?
   - Не знаю. А что?
   - Надо было сначала ему сказать, если он не справится, тогда я приду и сам исправлю.
   - Эльдар?
   - Да, Эльдар. Он теперь знает язык многих вещей, в том числе двигателей и установок.
   - Что ж, проверим. У меня к тебе есть еще одна просьба, причем не только моя, всех ребят.
   - Ну что ж, разве я могу не сделать того, о чем просят дети, не выполнить их просьбу...
   - Мы хотим, чтобы ты помог нам в закладке парка...
   Брови Айхана хмуро сдвинулись. Хотя Шахназ и понимала, в чем дело, но молчала, ожидая его ответа.
   - Как быстро вы забыли о нашем разговоре на том собрании, Шахназ-ханум! А я не из тех, кто так поспешно меняет свои взгляды.
   - Я так и думала.
   - Тогда...
   - Я убеждена, что ты не из тех, кто быстро отказывается от своих, слов. Но мне не верится, что те слова, которые были произнесены, были сказаны от души.
   - Не верится? Но почему?
   - Да просто потому, что такой человек, как ты, не может возражать против доброго дела.
   Айхан молчал, и Шахназ показалось, что сейчас его мысли где-то очень далеко.
   Через какое-то время Айхан спокойно сказал:
   - Шахназ-ханум, почему вы вынуждаете меня, чтобы я, как попугай, твердил одно и то же? Ведь в тот вечер я ясно сказал, что у нас есть более важные заботы. Других слов не было произнесено
   Шахназ приблизилась к нему.
   - И все-таки я этому не верю.
   - Вы хоть раз слышали, чтобы я говорил неправду?
   - Нет, не слыхала! Именно поэтому твое выступление наполнило мое сердце подозрением. Ведь ты самый справедливый человек из всех справедливых, самый доброжелательный из всех доброжелательных. Ты - мудрый педагог моего маленького Эльдара. Ты каждый день зажигаешь по огоньку в его сердце, а когда он приходит домой, я тоже греюсь в его тепле. А...
   Айхан, как бы ища, куда ему скрыться, огляделся по сторонам.
   - Шахназ-ханум, довольно... К чему все это?
   - Нет, не перебивай меня... Я многое хочу тебе сказать... хочу сказать, что ты не только хороший, благородный и трудолюбивый, но еще и храбрый. В тебе таится могучая сила. Я ее вижу везде и во всем.
   - Шахназ-ханум, хватит...
   - Даже когда я не вижу тебя, мне кажется, что ты вот тут, в тени вот этого дерева, сидишь и беседуешь с моим сыном. В эти мгновения весь мир залит светом.
   - Ради всего святого, Шахназ-ханум... К чему все это? - Айхан попытался уйти.
   - Не беги, куда ты? Эти слова нужны, они нужны для того, чтобы ты убедился раз и навсегда в том, что мы хорошо тебя понимаем. Знаем, на какой вершине человеческой красоты ты находишься. И я ничуть не осуждаю тебя за тогдашние реплики и ироничные замечания на том собрании. Я тебя поняла.
   Айхан на мгновение растерялся.
   - Значит, вы мне верите?.. Тогда к чему спор? - Он хотел отделаться от этого разговора.
   - Нет, спор только начинается. Скажи-ка мне, что за пропасть пролегла между тобой и Рамзи?
   - Пропасть?
   - Да, пропасть... А возможно, и нечто более страшное. Ведь он друг моей юности. Мы так давно знаем друг друга.
   - Ну и что с того?
   - А то, что мы эту дружбу...
   - Ясно, - раздраженно прервал ее Айхан, - ясно, вы хотите сказать, что поэтому я должен идти на компромисс?
   - Нет, ты этого не сделаешь! Ты даже дверь рая не откроешь, растоптав истину.
   - Тогда в чем же дело? Значит, я сказал правду - у нас сейчас нет никакой необходимости ни в новом памятнике, ни в парке культуры.
   - Нет, это не ответ на мой вопрос, и ты тогда будто хотел сокрушить не памятник Эльдару Абасову, а Рамзи.
   Айхан печально улыбнулся.
   - Раз вы это поняли, значит, я опять же поступил правильно. Ведь эти чрезмерные хлопоты наводят на размышление, действительно ли хотят обессмертить героя или же самих себя?
   - Но как ты мог об этом догадаться? Ведь ты совершенно не знаешь Рамзи!
   - Я вас не понимаю, Шахназ-ханум...
   - Я хочу, чтобы ты пояснил мне все, что ты понял в тот день на собрании. - Внезапно в ее темных глазах будто сверкнула и погасла молния. Ты можешь мне ответить, Айхан, почему ты его ненавидишь?
   Айхан остолбенел...
   - Я с тобой, Айхан...
   - В чем я провинился, Шахназ-ханум? Что я такого сделал, что вы считаете меня достойным столь суровой кары? - Этим он как бы подтвердил косвенным образом свою ненависть к Рамзи.
   - Это не кара, а, наоборот, награда, - сказала она.
   - Еще никто не получал наград за то, что оказывается судьей между двумя друзьями.
   - Потому что ни один из этих судей не был так справедлив, как ты. Я, кажется, первая женщина, которой в этом смысле повезло.
   - А я - первый несчастный судья, который не получил от этого удовлетворения.
   - Ты жалеешь о том, что сказал мне правду?
   - Шахназ-ханум, правда иногда ведь тоже походит на глубокую пропасть. Нередко опасаешься к ней приблизиться.
   Оба помолчали, будто устали от разговора.
   - А я думала, что тебе не страшна никакая бездна, - вздохнула Шахназ.
   - Ведь человек может и ошибаться. Как сказал Насиб, "порой не знаешь, какого ангела следует оставить в живых".
   Шахназ посмотрела на него долгим испытующим взглядом.
   - А вот этому я не верю. Ты не боишься, ты просто прячешься.
   - От кого?
   - От меня, от Рамзи, от себя самого.
   Заметив, как мастерски, шаг за шагом приближается Шахназ к своей цели, Айхан забеспокоился. Ему больше ничего не оставалось, как промолчать.
   - Говори! Почему ты молчишь?..
   - Я не молчу. Я слушаю... свое сердце...
   - Что же говорит твое сердце? Говори... Я больше верю твоему сердцу, чем тебе.
   - Оно не говорит, Шахназ-ханум, оно поет песню счастья...
   - Песню счастья?.. Интересно, о чем поется в этой песне счастья в сердце несчастливого судьи? Если и это не тайна...
   - А это действительно тайна. Моя единственная тайна. Шахназ почувствовала, как по телу ее пробежали мурашки.
   Айхан никогда еще не разговаривал с ней так спокойно и так охотно. Да он и не был никогда так разговорчив и так сердечен, так близок ей, как сегодня. Может быть, именно поэтому она поверила в этого человека и с первого же дня называла его "гардаш", что значило - брат. Теперь она в упор спросила:
   - А раз так, скажи мне, кто ты?
   Айхан вздохнул. Хорошо, что Шахназ этого не заметила. Потому что не успела Шахназ закончить фразу, как с быстротой молнии в мозгу пронеслось: нельзя забываться, надо взять себя в руки и постараться вернуться к своей обычной манере разговора.
   - Айхан Мамедов.
   - Посмотри мне в глаза!
   - С удовольствием! Мне нечего стыдиться.
   - Нет, смотри мне прямо в глаза. Я хочу заглянуть в твою душу...
   - Там, кроме страданий и мук... и еще... счастья, вы больше ничего не увидите.
   - Я хочу увидеть это счастье.
   - Как мне его показать? Жизнь порой дарует нам невидимые глазу богатства. Я предпочитаю именно их. Я счастлив всем сердцем...
   Айхан действительно был счастлив. Шахназ была с ним рядом, она сделала его своим судьей. Но счастье его заключалось не только в этом. Сбылось одно из его детских мечтаний - он умер и воскрес и увидел, что Шахназ соблюдает траур. Он все еще слышал ее голос: "А раз так, скажи мне, кто ты?" И, только теперь поняв смысл сказанного, содрогнулся. Кому уподобила его Шахназ? Несомненно - Эльдару! "Нет, нет и нет!.. Я безумец, глупец, я все еще дружу с ангелом честолюбия на своем плече. Я эгоист, себялюбец, негодяй!"
   Его охватило смятение. Этот дьявол засел у него в груди и всю жизнь терзал его; однажды раненный пощечиной Шахназ, он все еще не может вырваться наружу. Видимо, ему снова захотелось стать прежним Эльдаром... Когда это произошло? Где он допустил ошибку? Кроме следа на железной решетке окна Гюльназ, где еще он оставил след? Может быть, в тот день на совете аксакалов что-то незаметно для него самого сорвалось с его уст? Не на этом ли основано подозрение Шахназ? Зачем ему понадобился этот разговор о счастье? Шахназ права - он должен прятаться от всех, даже от себя самого.
   - Говори, говори!.. - взволнованно продолжала она. - Я хочу слышать твой голос. - Шахназ оторвала его от его мыслей.
   Айхан на этот раз, вместо того чтобы скрыться, решил идти напролом. Он знал, что иногда в решающих случаях так поступают.
   - Мой голос? Неужели он вам так нравится?
   - Да, очень нравится. Твой голос напоминает мне голос человека, который в свое время был мне очень дорог.
   - Не имеете ли вы в виду погибшего Эльдара Абасова?
   - Откуда ты это знаешь?
   - Разве трудно догадаться? - Айхан улыбнулся. - Говорят, в свое время он был единственным дорогим человеком для вас? Видимо, мой голос чем-то напоминает...
   - Да, похож... очень похож...
   - Мне бы вообще хотелось походить на него...
   - Да ты и так...
   - Пожалейте меня, Шахназ-ханум...
   Шахназ поняла, какую жестокую ошибку она совершает, уподобляя его погибшему человеку, и закрыла лицо обеими руками.
   - Прости меня, Айхан-гардаш! - взмолилась она. - Прости... Ты сам меня запутал... Не знаю, что и говорю.
   Когда они подошли к калитке, увидели, как к ним навстречу спешит запыхавшийся Насиб.
   - Айхан амиоглу, где ты пропадаешь? Я уже все село поднял на ноги.
   Почувствовав в его голосе торжествующую радость, Шахназ вышла вперед.
   - Что случилось, наше местное правительство? - нетерпеливо спросила она. - У тебя, видно, какая-то новость? Глаза так и пляшут.
   - Верно, Шахназ-ханум, и не только глаза. - Гордо воздев руку к небу, он обратился к Айхану: - Магарыч! Айхан амиоглу!.. Да нет, какой там амиоглу! Айхан - герой!..
   Не успел Айхан постичь смысл этих слов, как Насиб, подойдя вплотную, продолжал:
   - Поздравляю тебя! От имени всего населения Чеменли разреши мне сначала поцеловать тебя... прижать к груди... - Наклонившись, он обнял и дважды поцеловал Айхана. Потом обернулся к Шахназ: - Я и вас поздравляю, Шахназ-муэллима... Наконец правда всплыла наружу. - И он потряс журналом, который держал в руке. - Вы только посмотрите!