Страница:
В течение нескольких месяцев, пока он уверял себя, что любит Жиз, в жизни его не было места для других женщин. В сущности, со времени разрыва с г-жой Жавен (связь, длившаяся всего два месяца и едва не кончившаяся плохо) он жил без любовницы. Несколько секунд он испытывал по этому поводу сильное огорчение. Затем пригубил виски, которое ему только что принесли, и, приподняв крышку суповой миски, втянул в себя вкусный густой запах, поднимавшийся оттуда.
В этот момент посыльный, стоявший у входа, подошел к нему и передал измятую, сложенную вчетверо бумажку. Это была программа какого-то мюзик-холла. В уголке было нацарапано карандашом:
"Земм, завтра вечером, в десять часов?"
- Ответ нужен? - спросил Антуан.
Это забавляло его и в то же время озадачило.
- Нет, дама ушла, - ответил посыльный.
Антуан решил не обращать внимания на это приглашение. Тем не менее он спрятал бумажку в карман и принялся за ужин.
"Чудесная штука - жизнь, - подумал он внезапно, охваченный вихрем радостных мыслей, и тотчас же подтвердил: - Да, я люблю жизнь. - Потом на мгновение задумался. - В сущности, мне никого не нужно". И снова всплыло воспоминание о Жиз. Он признал, что для того, чтобы быть счастливым, ему достаточно жизни самой по себе, даже без любви. Он чистосердечно сознался самому себе, что, пока Жиз была в Англии, он неизменно чувствовал себя как нельзя лучше, хотя и был в разлуке с ней. Впрочем, много ли вообще места уделялось женщине в том, что составляло его счастье? Рашель?.. Да. Рашель! Но чем бы он стал, если бы Рашель не уехала? И к тому же разве не чувствовал он себя совершенно излеченным от подобных страстей?.. Свое чувство к Жиз он не решился бы теперь назвать любовью. Он стал искать другого слова. Влечение? Мысль о Жиз занимала его еще несколько минут. Он пообещал себе до конца разобраться во всем, что произошло с ним за последние месяцы. Одно было несомненно: он постепенно создал некий воображаемый образ Жиз, весьма отличный от реальной Жиз, которая не далее как сегодня... Но не стоило заниматься такими сопоставлениями.
Он выпил глоток виски, разбавленного водой, занялся ростбифом и еще раз мысленно повторил, что любит жизнь.
Жизнь в его глазах представлялась прежде всего неким вновь открытым широким простором, куда должны с энтузиазмом бросаться такие деятельные люди, как он, и потому, говоря "любить жизнь", он, в сущности, хотел сказать: "любить самого себя", "верить в себя". Как-никак, когда ему случалось приглядываться к своей жизни, она представлялась ему не только удобным полем для маневров, совокупностью бесконечного ряда возможных комбинаций, но также - и больше всего - ясно очерченным путем, прямой линией, неуклонно ведущей куда-то вперед.
Он почувствовал, что раскачивает знакомый колокол, звуки которого всегда доставляли ему удовольствие. "Тибо? - шептал внутренний голос. - Ему тридцать два года, возраст благих начинаний! Здоровье? Исключительное: крепость молодого, сильного животного... Ум? Гибкий, смелый, неустанно совершенствующийся... Работоспособность? Почти безграничная... Материальное благосостояние... Словом, всё! Ни слабостей, ни пороков! Никаких препятствий на путях его призвания! И - попутный ветер!"
Он вытянул ноги и закурил папиросу.
Призвание?.. Уже с пятнадцати лет он стал испытывать какое-то особенное постоянное влечение к медицине. Еще и теперь он признавал как догмат, что медицинская наука - это высший предел достижений человеческого интеллекта, что она представляет собой самую чистую прибыль, полученную после двадцати веков блужданий ощупью на всех путях познания, самую богатую область, открытую человеческому гению. Это наука, теоретические возможности которой безграничны, хотя ее корни впиваются в самую конкретную действительность и она находится в непосредственном и постоянном контакте с живыми людьми. На этом он особенно настаивал; он никогда не согласился бы запереться в лаборатории, ограничить свои наблюдения полем микроскопа: ему по сердцу была эта вечная рукопашная схватка врача с многообразной живой жизнью.
"Необходимо, - продолжал тот же голос, - чтобы Тибо больше работал для себя... Чтобы практика не парализовала его, как Теривье, как Буатло... Чтобы у него хватало времени для производства опытов, для сопоставления результатов, для разработки собственного метода..." Ибо Антуан рисовал себе свою будущность по образцу величайших представителей науки: еще до пятидесяти лет в его активе окажется некоторое количество открытий, а главное, заложены будут основы того личного метода, который он пока еще не видел ясно, но, как ему казалось, иногда уже нащупывал. "Да, скоро, скоро..."
Мысль его преодолела темную зону - смерть отца; за нею дорога опять становилась ослепительно ясной. Между двумя затяжками папиросы он подумал об этой смерти совсем по-иному, чем обычно, без неприятного чувства, без грусти, даже наоборот, как о необходимом освобождении, как о расширении горизонтов и одном из условий своего взлета. Ему представились бесконечные возможности. "Сразу же нужно будет сделать отбор между клиентами... Обеспечить себе возможность досуга... Затем завести помощника для научных изысканий. Может быть, даже секретаря; не сотрудника, нет, молодого человека, достаточно умного, которого я выдрессирую и который избавит меня от черновой работы... Тогда сам я смогу начать работать как следует... Зарыться с головой... Открыть что-нибудь новое... О, я уверен, что смогу совершить нечто великое!.." На губах его промелькнуло нечто вроде улыбки, как внутренний отсвет переполнявшего его оптимизма.
Вдруг он отшвырнул папиросу и, задумавшись, застыл на месте. "Не странно ли это? Я ведь снова нахожу в своем существовании тот нравственный смысл, который я, казалось, изгнал из своей жизни и от которого меньше часа тому назад считал себя окончательно раскрепощенным! Это нравственное чувство вовсе не прячется в какие-нибудь темные, неисследованные извилины моей души! Нет! Как раз наоборот: оно расцвело, прочно внедрившись в меня, обосновавшись на главном месте, там, где центр всей моей энергии, всей моей деятельности - в самом сердце моей профессиональной жизни! Ибо незачем играть словами: как врачу, как человеку науки, мне свойственна прямота, прямота непоколебимая; я могу с полной ответственностью сказать, что не пойду в этом отношении ни на какую сделку... Как все это примирить между собою?.. А впрочем, - подумал он, - к чему всегда стремиться примирять?" И действительно, он тотчас же отказался от этого и, перестав обстоятельно раздумывать над чем-то определенным, отпустив вожжи, постепенно погрузился в блаженную истому.
Двое автомобилистов только что вошли в зал и сели недалеко от него, сбросив на скамейку свои тяжелые меховые пальто. Мужчине было лет двадцать пять, женщине немного меньше. Отличная пара: оба стройные, сильные; у обоих - темные волосы, открытый взгляд, крупные рты, белые зубы, обветренные румяные щеки. Одного возраста, одинакового общественного положения, одинаково полные здоровья и естественного изящества - и, наверное, вкусы у обоих одни и те же. Во всяком случае, оба в равной степени обладали прекрасным аппетитом: сидя друг против друга, они согласным движением жевали куски своих точь-в-точь одинаковых сандвичей; затем одинаковым жестом осушили по кружке пива, снова надели свои меха и, не обменявшись ни словом, ни взглядом, удалились все тем же упругим шагом. Антуан проводил их глазами; они как бы воплощали представление о полнейшем внутреннем согласии, об идеальной паре.
Тут он заметил, что зал почти опустел. Где-то напротив висело зеркало: в нем он увидел часы, находившиеся прямо у него над головой. "Десять минут одиннадцатого. Да нет же, в зеркале все наоборот. Что? Скоро два часа?"
Он встал, стряхивая с себя истому. "Хорош я буду завтра утром", подумал он с досадой. Все же, когда он поднимался по узкой лестнице, где, скорчившись на ступеньке, дремал посыльный, его пронзила мысль, от которой в воображении возникла некая весьма ясная картина, заставившая его усмехнуться. "Завтра в десять часов..." - подумал он.
Он прыгнул в такси и через десять минут был дома.
В передней на столе, где обычно его ожидала вечерняя почта, лежал развернутый лист бумаги; почерк Леона:
"Около часу звонили от доктора Эке. Девочка скончалась".
Некоторое время он не выпускал листка из пальцев, перечитывая его. "Час ночи? Очень скоро после моего ухода... Штудлер? На глазах у сиделки? Нет... Наверняка нет... Так что же? Мой укол? Возможно... А ведь доза была маленькая... Но пульс едва прощупывался..."
Удивление прошло, и он весь отдался чувству облегчения. Как ни тяжела была уверенность для Эке и его жены, она, по крайней мере, покончила с мучительным, ужасным ожиданием. Он вспомнил лицо спящей Николь. Скоро с ними будет новое маленькое существо. Жизнь торжествовала надо всем: всякая рана превращается в рубец. Он рассеянно взял почту. "Жалко их все-таки, - подумал он, и сердце его сжалось. - Зайду к ним перед больницей".
В кухне отчаянно мяукала кошка. "Вот дрянь, не даст мне спать", проворчал Антуан, и тут ему вспомнились котята. Он приоткрыл дверь. Кошка бросилась ему под ноги, ласкалась, жаловалась, терлась об него с каким-то неистовым упорством. Антуан заглянул в корзину с тряпьем: она опустела.
Ведь он же сам сказал: "Вы их утопите?" А ведь и здесь была жизнь... Почему же он делал различие? Во имя чего?
Он пожал плечами, поднял глаза на часы и зевнул:
"Спать осталось часа четыре, скорее в кровать!"
В руке у него еще была записка Леона; он скатал из нее шарик и весело забросил его на шкаф.
"Но сперва - основательный холодный душ... Система Тибо: перед сном перебить усталость!"
ПРИМЕЧАНИЯ
Мысль о написании романа "Семья Тибо" возникла у Роже Мартен дю Гара в январе 1920 года, о чем свидетельствует запись в его "Воспоминаниях": "Меня захватила идея написать историю двух братьев, двух совершенно различных и разнонаправленных характеров, но людей, отмеченных существенным, хотя и едва ощутимым сходством... Эта идея давала мне возможность выразить разом две противоречащие друг другу тенденции моей собственной натуры: инстинкт независимости, бегства, бунта, отказа от всякого конформизма - и инстинкт упорядоченности, меры, отказа от крайностей, - именно те свойства, которые были мною унаследованы".
Весной 1920 года, в фамильном доме в Верже-д'Оржи, Мартен дю Гар в течение нескольких недель создает полный и тщательно отработанный план всего романа "Семья Тибо". Он составляет огромную картотеку, в которой на отдельные карточки им записываются как основные черты характеров и поступки героев, так и наиболее важные события, звенья движения общего сюжета. В одну комнату были снесены все столы, имевшиеся в доме, и на них Мартен дю Гар разложил свои записи соответственно хронологии событий. "Ни строчки из романа еще не было написано, а он весь был здесь, у меня перед глазами", писал Мартен дю Гар в "Воспоминаниях".
В июне 1920 года писатель переезжает в Клермон, городок, расположенный в часе езды от Парижа, и там в полном уединении пишет четыре книги первого тома "Семьи Тибо".
Серая тетрадь. Эта первая часть романа была написана к декабрю 1920 года и опубликована в апреле 1922 года в издательстве Гастона Галлимара, с которым Мартен дю Гара связывала многолетняя и прочная дружба. Многие эпизоды "Серой тетради" находятся в несомненной связи с детскими впечатлениями Мартен дю Гара. Даже само название напоминает об одном из значительных обстоятельств его детства. В "Воспоминаниях" мы находим следующую запись: "Нередко мальчик на пороге возмужания встречает в один прекрасный день соученика или старшеклассника, чьи вкрадчивые слова, как некая червоточина, проникают в его сознание. Маленький сосед по даче сыграл для меня эту роль обольстителя, когда мне было девять или десять лет... Он был года на два старше меня. Этот ученик шестого класса писал трагедии в стихах". Далее Мартен дю Гар вспоминает, как в каникулы он переписывал в "толстую серую тетрадь" сочинения своего друга, которые остались в его памяти на всю жизнь. Строки из них, приводимые в "Воспоминаниях", напоминают сочинения Жака Тибо, о которых идет речь в "Серой тетради". Мезон-Лаффит, дачный пригород Парижа, в котором сосредоточены многие сцены романа, также связан с детством Мартен дю Гара, который несколько раз проводил там школьные каникулы. "Католический лицей" очень напоминает "Школу Фенелона", где до пятого класса учился Мартен дю Гар. В "Серой тетради" можно найти и другие биографические совпадения, однако они претерпевали в процессе творчества весьма сложный переплав. Так, образ Даниэля несет в себе черты детского друга Мартен дю Гара, но, несомненно, связан и со "взрослыми" отношениями писателя с Андре Жидом, которые сам Мартен дю Гар определял как "дружбу-вражду". Многое из того, что говорит в романе Даниэль, внутреннее его несходство с Жаком, происхождение из пуританской семьи - все это восходит к облику Андре Жида. Не случайно настольной книгой Даниэля становится один из его романов.
Исправительная колония. Написана к февралю 1921 года, опубликована в мае 1922 года. Первые две книги цикла были прочитаны издателю Гастону Галлимару, и одно из его замечаний Мартен дю Гар записал в "Воспоминаниях": "Гастон Галлимар, прослушав "Серую тетрадь" и "Исправительную колонию", сказал: "Зачем так отрабатывать стиль?.. Предоставь другим эти замысловатости, синтаксические вольности, погоню за редкими эпитетами... удовольствуйся стилем ясным, обнаженным, точным, который не бросается в глаза..." За этой записью следует другая: "После посещения Галлимара я пересмотрел рукопись "Серой тетради" и "Исправительной колонии". И во многом учел его мудрые предостережения в дальнейшем".
В "Исправительной колонии", так же как в "Серой тетради", немало автобиографических реминисценций. Одна из них относится к Пьеру Маргаритису, которому посвящен весь роман. Дружба Мартен дю Гара с ним была особенно тесной с 1912 года. Пьер Маргаритис, родственник дю Гара, был одаренным юношей и мечтал посвятить себя музыке. Он умер 30 октября 1918 года в военном госпитале. Сочинения Пьера Маргаритиса, по выраженному им перед смертью желанию, были переданы дю Гару и сожжены последним. Маргаритис во многом послужил прототипом Жака Тибо. (Четырнадцати лет он бежал из дому, был разыскан и, по воле деспотичного отца, помещен в исправительную колонию.)
Мартен дю Гар прочитал первые две книги романа Андре Жиду, и тот, сравнив их со своими произведениями, сказал: "Это две разные эстетические системы". Об этой же творческой несовместимости пишет и сам Мартен дю Гар: "Ни одна книга Андре Жида не была для меня той настольной книгой, которая становится помимо твоей воли... образцом для тебя. Толстой - да. Чехов, Ибсен, Джордж Элиот - да. Но Жид - нет. Ни его "Яства", ни его "Дневник".
Пора расцвета. Опубликовано в октябре 1923 года. В этой книге впервые обозначено время действия - 1910 год. Тем самым семейная хроника включается в современную историю.
Наибольшие расхождения в оценке критиков вызвал образ Рашели. Так, Альбер Камю считал, что "сияние чувственности Рашели озаряет весь роман"; другие критики находили этот образ надуманным, "вымученным".
Единодушное восхищение читателей и критики вызвала сцена ночной операции, написанная, как было отмечено, с поразительной профессиональной достоверностью. Медицина всегда привлекала Мартен дю Гара, он относил ее к "самым высоким профессиям", в юности был дружен с врачом Даньян-Бувере и часто посещал больницы, где тот практиковал, присутствовал на приемах больных и при хирургических операциях. "Если бы Мартен дю Гар не был романистом, он стал бы врачом", - писал Гастон Галлимар.
День врача. Эта книга появилась только через пять лет после опубликования "Поры расцвета", в апреле 1928 года. Такой перерыв в работе объяснялся тяжелыми семейными обстоятельствами (в апреле 1924 г. умер отец писателя, а вскоре заболела и в 1925 г. скончалась его мать).
Сестренка. Опубликовано в мае 1928 года. Мартен дю Гар писал, что наибольшую трудность в этой части романа представляла для него новелла, сочиненная Жаком Тибо, чтение которой раскрывает Антуану подлинный смысл событий, происходивших до бегства его брата в Швейцарию. "Создание этой новеллы доставляло мне невероятные мучения... Я был убежден, что правдоподобие требует, чтобы я изобрел особый стиль Жака, непохожий на мой собственный: стиль свежий, витиеватый, временами манерный и вместе с тем несущий на себе отсвет страстной натуры Жака и следы его писательской неопытности".
Смерть Отца. Опубликовано в мае 1929 года. Критик Жак Бреннер в своей книге о Мартен дю Гаре писал: "Роже Мартен дю Гар очень старался, чтобы к его персонажам нельзя было "приклеить ярлык". Например, неверно считать Отца Тибо только воплощением крупной буржуазии. Отец Тибо - не аллегория... Оскар Тибо персонаж очень сложный".
Любопытно, что в записях Оскара Тибо мы находим совпадения с мыслями самого писателя, зафиксированными в его воспоминаниях, дневниках и письмах. В одном из своих последних писем Мартен дю Гар цитирует Бюффона высказывание о смерти, которое заставляет нас вспомнить соответствующие записи Оскара Тибо.
Первые шесть книг "Семьи Тибо" вышли отдельным изданием в 1930 году в издательстве "Галлимар" с иллюстрациями Жака Тевене.
Лето 1914 года. По первоначальному плану всего цикла после книги "Смерть Отца" должна была следовать книга, носившая название "Отплытие", которая и была написана в 1931 году. В ней появлялись новые персонажи, боковые линии сюжета. Однако вскоре Мартен дю Гар отказался от ранее принятой последовательности развития действия, которое должно было быть доведено до 1936 года. В письмах и воспоминаниях он объясняет изменение плана "Семьи Тибо" желанием избежать излишней растянутости, или, по его выражению, "затухания" романа Этой угрозе, по его мнению, могла противостоять лишь более концентрированная композиция и более обозримое время действия, что обеспечило бы произведению "единство и равновесие". Писатель уничтожает рукопись "Отплытия" и приступает к сбору исторических материалов для "Лета 1914 года". Первая часть этой книги была закончена в мае 1935 года, вторая и третья - в марте 1936 года. Все три части вместе были опубликованы в ноябре 1936 года.
По количеству страниц книга "Лето 1914 года" равна всем шести книгам первого тома романа, вместе взятым, то есть сорок четыре дня накануне и в начале первой мировой войны, на протяжении которых длится действие второго тома, наполнены такими событиями, которые по значительности как бы уравниваются десятью годами мирной жизни, изображенной в первых частях романа.
Появившись в обстановке преддверия второй мировой войны, "Лето 1914 года" прозвучало особенно остро. Мартен дю Гар и сам осознавал историческую актуальность своей книги. В речи при получении Нобелевской премии (1937 г.) в Стокгольме писатель сказал, что "эти книги (то есть три части "Лета 1914 года". - И.П.) показались способными... защищать некоторые ценности, которым вновь угрожает опасность, способными бороться против пагубного распространения военного угара... От всего сердца моего, снедаемого тревогой, я хочу, чтобы мои книги о лете 1914 года читались, обсуждались и чтобы они напоминали всем людям трагический урок прошлого".
Эпилог. Над этой заключительной частью романа Роже Мартен дю Гар работал в основном весной 1939 года. "Эпилог" был закончен весной 1939 года, во время пребывания писателя на острове Мартиника. Окончательно рукопись была подготовлена к печати к 5 июня 1939 года. Опубликован был "Эпилог" в издательстве "NRF" ("Нувель ревю франсез") в январе 1940 года.
СЕРАЯ ТЕТРАДЬ
Стр.26. "Ревю де Дё Монд" - литературно-научный журнал, основанный в 1829 г.; перестал выходить в 1944 г.
Стр.28. "Девы скал" - мистико-эротический роман итальянского писателя Габриеле Д'Аннунцио (1863-1938).
Стр.29. Третий класс. - Во французской школе принят иной, чем в СССР, порядок нумерации школьных классов: первому году обучения соответствует наибольший порядковый номер (восьмой класс); соответственно третий класс это шестой год обучения.
Стр.30. В Мезоне... - Имеется в виду Мезон-Лаффит, дачное место в окрестностях Парижа, получившее свое наименование по старинному замку, построенному знаменитым французским архитектором Луи Мансаром (1598-1666) и в XIX в. купленному финансовым магнатом времен Июльской революции Жаком Лаффитом (1767-1844).
Стр.31. Пюи-де-Дом - гористая местность в Оверни, получившая название по центральной горе массива, где добывают горный хрусталь.
Стр.34. ...пророкотал барабан. - О закрытии парков в Париже извещается барабанной дробью.
Стр.46. Варфоломеевская ночь. - В ночь на 24 августа 1572 г. (ночь святого Варфоломея) по приказу Карла IX и Екатерины Медичи в Париже были истреблены тысячи гугенотов.
Стр.64. Роберт Благочестивый - король Франции с 966 по 1031 г.
Стр.66. ...как Петроний обнимал божественную Эвнику! - Петроний (I в.) - римский писатель. Его любовь к вольноотпущеннице Эвнике описана в романе польского писателя Генрика Сенкевича "Камо грядеши?" (1894-1896).
Стр.70. Жип - литературный псевдоним французской писательницы Сибиллы де Мартель (1850-1932). "Она и он" (1885) - один из ее многочисленных романов.
Гармодий и Аристогитон - афинские юноши, которые в 514 г. до н.э. убили тирана Гиппарха. Прославлены в народном предании как герои-тираноборцы.
Стр.71. Лойя Фюллер (1869-1928) - популярная в свое время танцовщица.
"Олимпия" - парижское варьете.
Лазарист - член миссионерского Братства святого Лазаря, основанного в 1625 г.
Стр.72. ...фальшь... лжегениев, о которой говорит Мопассан... - В путевых очерках "На воде", в части, озаглавленной "Канн. 7 апреля", Мопассан дает галерею портретов художников и поэтов, угождающих вкусу салонной публики и обладающих лишь видимостью таланта.
Стр.75. Окарина - небольшой духовой музыкальный инструмент яйцевидной формы.
Стр.83. Каннебьер - старая марсельская улица, связывающая порт с центром города. Излюбленное место прогулок марсельцев.
Стр.93. Море! Море! - Согласно Ксенофонту (ок. 430- 355 гг. до н.э.), афинскому философу, историку и полководцу, этот радостный возглас издали ведомые им воины, когда после шестимесячного отступления они увидели берега Понта Эвксинского (Черного моря).
Стр.94. Першероны - порода ломовых лошадей, разводимых в Перше (старое название области на северо-западе Франции).
Стр.108. Ганимед (греч. миф.) - красивый троянский царевич, унесенный Зевсом на Олимп.
Стр.115. Лапрад Виктор-Ришар де (1812-1883) - французский поэт, автор "Евангелических поэм".
Сюлли-Прюдом Арман (1839-1907) - французский поэт, автор утонченно-любовных стихотворений.
"Звезда вечерняя, посланница печали..." - Строки из стихотворения Альфреда де Мюссе "Ива".
"Уж сколько лет, как ты..." - Строки из поэтического цикла Виктора Гюго "Легенда веков".
Стр.117. ...как на гравюре с картины Греза... - Имеется в виду картина на евангельский сюжет "Блудный сын" французского художника Жана-Батиста Греза (1726-1805).
ИСПРАВИТЕЛЬНАЯ КОЛОНИЯ
Стр.131. Бельфорский лев - бронзовая копия статуи, символизирующей героическую защиту города Бельфора в 1870-1871 гг. во время франко-прусской войны. В Париже эта статуя установлена на площади Данфер-Рошро, получившей свое название по имени полковника Данфер-Рошро, руководившего защитой Бельфора от прусской армии.
Стр.137. Ла-Рокет - тюрьма для малолетних преступников в Париже.
Стр.138. ...в год Выставки... - Имеется в виду Всемирная выставка 1900 г.
Стр.156. Бечевник - дорога, по которой тянут бечевой суда.
Стр.159. ...у него в четырех академиях связи. - Французский Институт (Академия наук) состоит из пяти отделений, которые называются "академиями"; в том числе Французская Академия (литература) и Академия моральных и политических наук (философия, политическая экономия, право), куда баллотируется г-н Тибо.
Стр.182. Католический институт - высшее учебное заведение в Париже, основанное в 1876 г.
Стр.193. Вспомните раба, который закопал... талант. - Намек на евангельскую притчу о господине, давшем трем рабам своим по монете таланту. Двое из них умножили данное им, тогда как третий закопал монету в землю, за что и был наказан.
Стр.207. Мальгашка. - Мальгаши - коренное население Мадагаскара.
Таматава - крупный порт на восточном побережье Мадагаскара.
Стр.211. Мак-Магон Патрис де (1808-1893) - реакционный политический деятель, маршал Франции; в 1873 г. сменил Адольфа Тьера на посту президента Французской республики.
Стр.225. "Лейся, мой ручей, стремись..." - Строка из песенки Гете "К луне".
"Мария Стюарт" (1799) - трагедия Шиллера.
Стр.226. ...точно Миньона... - Имеется в виду персонаж романа Гете "Годы учения Вильгельма Мейстера" (1799), бродячая девочка-певица, тоскующая о родной Италии.
Стр.243. Иов многострадальный. - Согласно Библии, патриарх Иов подвергался всяческим испытаниям и несчастьям, лишился всего состояния, но не утратил твердой веры в бога ("Книга Иова").
В этот момент посыльный, стоявший у входа, подошел к нему и передал измятую, сложенную вчетверо бумажку. Это была программа какого-то мюзик-холла. В уголке было нацарапано карандашом:
"Земм, завтра вечером, в десять часов?"
- Ответ нужен? - спросил Антуан.
Это забавляло его и в то же время озадачило.
- Нет, дама ушла, - ответил посыльный.
Антуан решил не обращать внимания на это приглашение. Тем не менее он спрятал бумажку в карман и принялся за ужин.
"Чудесная штука - жизнь, - подумал он внезапно, охваченный вихрем радостных мыслей, и тотчас же подтвердил: - Да, я люблю жизнь. - Потом на мгновение задумался. - В сущности, мне никого не нужно". И снова всплыло воспоминание о Жиз. Он признал, что для того, чтобы быть счастливым, ему достаточно жизни самой по себе, даже без любви. Он чистосердечно сознался самому себе, что, пока Жиз была в Англии, он неизменно чувствовал себя как нельзя лучше, хотя и был в разлуке с ней. Впрочем, много ли вообще места уделялось женщине в том, что составляло его счастье? Рашель?.. Да. Рашель! Но чем бы он стал, если бы Рашель не уехала? И к тому же разве не чувствовал он себя совершенно излеченным от подобных страстей?.. Свое чувство к Жиз он не решился бы теперь назвать любовью. Он стал искать другого слова. Влечение? Мысль о Жиз занимала его еще несколько минут. Он пообещал себе до конца разобраться во всем, что произошло с ним за последние месяцы. Одно было несомненно: он постепенно создал некий воображаемый образ Жиз, весьма отличный от реальной Жиз, которая не далее как сегодня... Но не стоило заниматься такими сопоставлениями.
Он выпил глоток виски, разбавленного водой, занялся ростбифом и еще раз мысленно повторил, что любит жизнь.
Жизнь в его глазах представлялась прежде всего неким вновь открытым широким простором, куда должны с энтузиазмом бросаться такие деятельные люди, как он, и потому, говоря "любить жизнь", он, в сущности, хотел сказать: "любить самого себя", "верить в себя". Как-никак, когда ему случалось приглядываться к своей жизни, она представлялась ему не только удобным полем для маневров, совокупностью бесконечного ряда возможных комбинаций, но также - и больше всего - ясно очерченным путем, прямой линией, неуклонно ведущей куда-то вперед.
Он почувствовал, что раскачивает знакомый колокол, звуки которого всегда доставляли ему удовольствие. "Тибо? - шептал внутренний голос. - Ему тридцать два года, возраст благих начинаний! Здоровье? Исключительное: крепость молодого, сильного животного... Ум? Гибкий, смелый, неустанно совершенствующийся... Работоспособность? Почти безграничная... Материальное благосостояние... Словом, всё! Ни слабостей, ни пороков! Никаких препятствий на путях его призвания! И - попутный ветер!"
Он вытянул ноги и закурил папиросу.
Призвание?.. Уже с пятнадцати лет он стал испытывать какое-то особенное постоянное влечение к медицине. Еще и теперь он признавал как догмат, что медицинская наука - это высший предел достижений человеческого интеллекта, что она представляет собой самую чистую прибыль, полученную после двадцати веков блужданий ощупью на всех путях познания, самую богатую область, открытую человеческому гению. Это наука, теоретические возможности которой безграничны, хотя ее корни впиваются в самую конкретную действительность и она находится в непосредственном и постоянном контакте с живыми людьми. На этом он особенно настаивал; он никогда не согласился бы запереться в лаборатории, ограничить свои наблюдения полем микроскопа: ему по сердцу была эта вечная рукопашная схватка врача с многообразной живой жизнью.
"Необходимо, - продолжал тот же голос, - чтобы Тибо больше работал для себя... Чтобы практика не парализовала его, как Теривье, как Буатло... Чтобы у него хватало времени для производства опытов, для сопоставления результатов, для разработки собственного метода..." Ибо Антуан рисовал себе свою будущность по образцу величайших представителей науки: еще до пятидесяти лет в его активе окажется некоторое количество открытий, а главное, заложены будут основы того личного метода, который он пока еще не видел ясно, но, как ему казалось, иногда уже нащупывал. "Да, скоро, скоро..."
Мысль его преодолела темную зону - смерть отца; за нею дорога опять становилась ослепительно ясной. Между двумя затяжками папиросы он подумал об этой смерти совсем по-иному, чем обычно, без неприятного чувства, без грусти, даже наоборот, как о необходимом освобождении, как о расширении горизонтов и одном из условий своего взлета. Ему представились бесконечные возможности. "Сразу же нужно будет сделать отбор между клиентами... Обеспечить себе возможность досуга... Затем завести помощника для научных изысканий. Может быть, даже секретаря; не сотрудника, нет, молодого человека, достаточно умного, которого я выдрессирую и который избавит меня от черновой работы... Тогда сам я смогу начать работать как следует... Зарыться с головой... Открыть что-нибудь новое... О, я уверен, что смогу совершить нечто великое!.." На губах его промелькнуло нечто вроде улыбки, как внутренний отсвет переполнявшего его оптимизма.
Вдруг он отшвырнул папиросу и, задумавшись, застыл на месте. "Не странно ли это? Я ведь снова нахожу в своем существовании тот нравственный смысл, который я, казалось, изгнал из своей жизни и от которого меньше часа тому назад считал себя окончательно раскрепощенным! Это нравственное чувство вовсе не прячется в какие-нибудь темные, неисследованные извилины моей души! Нет! Как раз наоборот: оно расцвело, прочно внедрившись в меня, обосновавшись на главном месте, там, где центр всей моей энергии, всей моей деятельности - в самом сердце моей профессиональной жизни! Ибо незачем играть словами: как врачу, как человеку науки, мне свойственна прямота, прямота непоколебимая; я могу с полной ответственностью сказать, что не пойду в этом отношении ни на какую сделку... Как все это примирить между собою?.. А впрочем, - подумал он, - к чему всегда стремиться примирять?" И действительно, он тотчас же отказался от этого и, перестав обстоятельно раздумывать над чем-то определенным, отпустив вожжи, постепенно погрузился в блаженную истому.
Двое автомобилистов только что вошли в зал и сели недалеко от него, сбросив на скамейку свои тяжелые меховые пальто. Мужчине было лет двадцать пять, женщине немного меньше. Отличная пара: оба стройные, сильные; у обоих - темные волосы, открытый взгляд, крупные рты, белые зубы, обветренные румяные щеки. Одного возраста, одинакового общественного положения, одинаково полные здоровья и естественного изящества - и, наверное, вкусы у обоих одни и те же. Во всяком случае, оба в равной степени обладали прекрасным аппетитом: сидя друг против друга, они согласным движением жевали куски своих точь-в-точь одинаковых сандвичей; затем одинаковым жестом осушили по кружке пива, снова надели свои меха и, не обменявшись ни словом, ни взглядом, удалились все тем же упругим шагом. Антуан проводил их глазами; они как бы воплощали представление о полнейшем внутреннем согласии, об идеальной паре.
Тут он заметил, что зал почти опустел. Где-то напротив висело зеркало: в нем он увидел часы, находившиеся прямо у него над головой. "Десять минут одиннадцатого. Да нет же, в зеркале все наоборот. Что? Скоро два часа?"
Он встал, стряхивая с себя истому. "Хорош я буду завтра утром", подумал он с досадой. Все же, когда он поднимался по узкой лестнице, где, скорчившись на ступеньке, дремал посыльный, его пронзила мысль, от которой в воображении возникла некая весьма ясная картина, заставившая его усмехнуться. "Завтра в десять часов..." - подумал он.
Он прыгнул в такси и через десять минут был дома.
В передней на столе, где обычно его ожидала вечерняя почта, лежал развернутый лист бумаги; почерк Леона:
"Около часу звонили от доктора Эке. Девочка скончалась".
Некоторое время он не выпускал листка из пальцев, перечитывая его. "Час ночи? Очень скоро после моего ухода... Штудлер? На глазах у сиделки? Нет... Наверняка нет... Так что же? Мой укол? Возможно... А ведь доза была маленькая... Но пульс едва прощупывался..."
Удивление прошло, и он весь отдался чувству облегчения. Как ни тяжела была уверенность для Эке и его жены, она, по крайней мере, покончила с мучительным, ужасным ожиданием. Он вспомнил лицо спящей Николь. Скоро с ними будет новое маленькое существо. Жизнь торжествовала надо всем: всякая рана превращается в рубец. Он рассеянно взял почту. "Жалко их все-таки, - подумал он, и сердце его сжалось. - Зайду к ним перед больницей".
В кухне отчаянно мяукала кошка. "Вот дрянь, не даст мне спать", проворчал Антуан, и тут ему вспомнились котята. Он приоткрыл дверь. Кошка бросилась ему под ноги, ласкалась, жаловалась, терлась об него с каким-то неистовым упорством. Антуан заглянул в корзину с тряпьем: она опустела.
Ведь он же сам сказал: "Вы их утопите?" А ведь и здесь была жизнь... Почему же он делал различие? Во имя чего?
Он пожал плечами, поднял глаза на часы и зевнул:
"Спать осталось часа четыре, скорее в кровать!"
В руке у него еще была записка Леона; он скатал из нее шарик и весело забросил его на шкаф.
"Но сперва - основательный холодный душ... Система Тибо: перед сном перебить усталость!"
ПРИМЕЧАНИЯ
Мысль о написании романа "Семья Тибо" возникла у Роже Мартен дю Гара в январе 1920 года, о чем свидетельствует запись в его "Воспоминаниях": "Меня захватила идея написать историю двух братьев, двух совершенно различных и разнонаправленных характеров, но людей, отмеченных существенным, хотя и едва ощутимым сходством... Эта идея давала мне возможность выразить разом две противоречащие друг другу тенденции моей собственной натуры: инстинкт независимости, бегства, бунта, отказа от всякого конформизма - и инстинкт упорядоченности, меры, отказа от крайностей, - именно те свойства, которые были мною унаследованы".
Весной 1920 года, в фамильном доме в Верже-д'Оржи, Мартен дю Гар в течение нескольких недель создает полный и тщательно отработанный план всего романа "Семья Тибо". Он составляет огромную картотеку, в которой на отдельные карточки им записываются как основные черты характеров и поступки героев, так и наиболее важные события, звенья движения общего сюжета. В одну комнату были снесены все столы, имевшиеся в доме, и на них Мартен дю Гар разложил свои записи соответственно хронологии событий. "Ни строчки из романа еще не было написано, а он весь был здесь, у меня перед глазами", писал Мартен дю Гар в "Воспоминаниях".
В июне 1920 года писатель переезжает в Клермон, городок, расположенный в часе езды от Парижа, и там в полном уединении пишет четыре книги первого тома "Семьи Тибо".
Серая тетрадь. Эта первая часть романа была написана к декабрю 1920 года и опубликована в апреле 1922 года в издательстве Гастона Галлимара, с которым Мартен дю Гара связывала многолетняя и прочная дружба. Многие эпизоды "Серой тетради" находятся в несомненной связи с детскими впечатлениями Мартен дю Гара. Даже само название напоминает об одном из значительных обстоятельств его детства. В "Воспоминаниях" мы находим следующую запись: "Нередко мальчик на пороге возмужания встречает в один прекрасный день соученика или старшеклассника, чьи вкрадчивые слова, как некая червоточина, проникают в его сознание. Маленький сосед по даче сыграл для меня эту роль обольстителя, когда мне было девять или десять лет... Он был года на два старше меня. Этот ученик шестого класса писал трагедии в стихах". Далее Мартен дю Гар вспоминает, как в каникулы он переписывал в "толстую серую тетрадь" сочинения своего друга, которые остались в его памяти на всю жизнь. Строки из них, приводимые в "Воспоминаниях", напоминают сочинения Жака Тибо, о которых идет речь в "Серой тетради". Мезон-Лаффит, дачный пригород Парижа, в котором сосредоточены многие сцены романа, также связан с детством Мартен дю Гара, который несколько раз проводил там школьные каникулы. "Католический лицей" очень напоминает "Школу Фенелона", где до пятого класса учился Мартен дю Гар. В "Серой тетради" можно найти и другие биографические совпадения, однако они претерпевали в процессе творчества весьма сложный переплав. Так, образ Даниэля несет в себе черты детского друга Мартен дю Гара, но, несомненно, связан и со "взрослыми" отношениями писателя с Андре Жидом, которые сам Мартен дю Гар определял как "дружбу-вражду". Многое из того, что говорит в романе Даниэль, внутреннее его несходство с Жаком, происхождение из пуританской семьи - все это восходит к облику Андре Жида. Не случайно настольной книгой Даниэля становится один из его романов.
Исправительная колония. Написана к февралю 1921 года, опубликована в мае 1922 года. Первые две книги цикла были прочитаны издателю Гастону Галлимару, и одно из его замечаний Мартен дю Гар записал в "Воспоминаниях": "Гастон Галлимар, прослушав "Серую тетрадь" и "Исправительную колонию", сказал: "Зачем так отрабатывать стиль?.. Предоставь другим эти замысловатости, синтаксические вольности, погоню за редкими эпитетами... удовольствуйся стилем ясным, обнаженным, точным, который не бросается в глаза..." За этой записью следует другая: "После посещения Галлимара я пересмотрел рукопись "Серой тетради" и "Исправительной колонии". И во многом учел его мудрые предостережения в дальнейшем".
В "Исправительной колонии", так же как в "Серой тетради", немало автобиографических реминисценций. Одна из них относится к Пьеру Маргаритису, которому посвящен весь роман. Дружба Мартен дю Гара с ним была особенно тесной с 1912 года. Пьер Маргаритис, родственник дю Гара, был одаренным юношей и мечтал посвятить себя музыке. Он умер 30 октября 1918 года в военном госпитале. Сочинения Пьера Маргаритиса, по выраженному им перед смертью желанию, были переданы дю Гару и сожжены последним. Маргаритис во многом послужил прототипом Жака Тибо. (Четырнадцати лет он бежал из дому, был разыскан и, по воле деспотичного отца, помещен в исправительную колонию.)
Мартен дю Гар прочитал первые две книги романа Андре Жиду, и тот, сравнив их со своими произведениями, сказал: "Это две разные эстетические системы". Об этой же творческой несовместимости пишет и сам Мартен дю Гар: "Ни одна книга Андре Жида не была для меня той настольной книгой, которая становится помимо твоей воли... образцом для тебя. Толстой - да. Чехов, Ибсен, Джордж Элиот - да. Но Жид - нет. Ни его "Яства", ни его "Дневник".
Пора расцвета. Опубликовано в октябре 1923 года. В этой книге впервые обозначено время действия - 1910 год. Тем самым семейная хроника включается в современную историю.
Наибольшие расхождения в оценке критиков вызвал образ Рашели. Так, Альбер Камю считал, что "сияние чувственности Рашели озаряет весь роман"; другие критики находили этот образ надуманным, "вымученным".
Единодушное восхищение читателей и критики вызвала сцена ночной операции, написанная, как было отмечено, с поразительной профессиональной достоверностью. Медицина всегда привлекала Мартен дю Гара, он относил ее к "самым высоким профессиям", в юности был дружен с врачом Даньян-Бувере и часто посещал больницы, где тот практиковал, присутствовал на приемах больных и при хирургических операциях. "Если бы Мартен дю Гар не был романистом, он стал бы врачом", - писал Гастон Галлимар.
День врача. Эта книга появилась только через пять лет после опубликования "Поры расцвета", в апреле 1928 года. Такой перерыв в работе объяснялся тяжелыми семейными обстоятельствами (в апреле 1924 г. умер отец писателя, а вскоре заболела и в 1925 г. скончалась его мать).
Сестренка. Опубликовано в мае 1928 года. Мартен дю Гар писал, что наибольшую трудность в этой части романа представляла для него новелла, сочиненная Жаком Тибо, чтение которой раскрывает Антуану подлинный смысл событий, происходивших до бегства его брата в Швейцарию. "Создание этой новеллы доставляло мне невероятные мучения... Я был убежден, что правдоподобие требует, чтобы я изобрел особый стиль Жака, непохожий на мой собственный: стиль свежий, витиеватый, временами манерный и вместе с тем несущий на себе отсвет страстной натуры Жака и следы его писательской неопытности".
Смерть Отца. Опубликовано в мае 1929 года. Критик Жак Бреннер в своей книге о Мартен дю Гаре писал: "Роже Мартен дю Гар очень старался, чтобы к его персонажам нельзя было "приклеить ярлык". Например, неверно считать Отца Тибо только воплощением крупной буржуазии. Отец Тибо - не аллегория... Оскар Тибо персонаж очень сложный".
Любопытно, что в записях Оскара Тибо мы находим совпадения с мыслями самого писателя, зафиксированными в его воспоминаниях, дневниках и письмах. В одном из своих последних писем Мартен дю Гар цитирует Бюффона высказывание о смерти, которое заставляет нас вспомнить соответствующие записи Оскара Тибо.
Первые шесть книг "Семьи Тибо" вышли отдельным изданием в 1930 году в издательстве "Галлимар" с иллюстрациями Жака Тевене.
Лето 1914 года. По первоначальному плану всего цикла после книги "Смерть Отца" должна была следовать книга, носившая название "Отплытие", которая и была написана в 1931 году. В ней появлялись новые персонажи, боковые линии сюжета. Однако вскоре Мартен дю Гар отказался от ранее принятой последовательности развития действия, которое должно было быть доведено до 1936 года. В письмах и воспоминаниях он объясняет изменение плана "Семьи Тибо" желанием избежать излишней растянутости, или, по его выражению, "затухания" романа Этой угрозе, по его мнению, могла противостоять лишь более концентрированная композиция и более обозримое время действия, что обеспечило бы произведению "единство и равновесие". Писатель уничтожает рукопись "Отплытия" и приступает к сбору исторических материалов для "Лета 1914 года". Первая часть этой книги была закончена в мае 1935 года, вторая и третья - в марте 1936 года. Все три части вместе были опубликованы в ноябре 1936 года.
По количеству страниц книга "Лето 1914 года" равна всем шести книгам первого тома романа, вместе взятым, то есть сорок четыре дня накануне и в начале первой мировой войны, на протяжении которых длится действие второго тома, наполнены такими событиями, которые по значительности как бы уравниваются десятью годами мирной жизни, изображенной в первых частях романа.
Появившись в обстановке преддверия второй мировой войны, "Лето 1914 года" прозвучало особенно остро. Мартен дю Гар и сам осознавал историческую актуальность своей книги. В речи при получении Нобелевской премии (1937 г.) в Стокгольме писатель сказал, что "эти книги (то есть три части "Лета 1914 года". - И.П.) показались способными... защищать некоторые ценности, которым вновь угрожает опасность, способными бороться против пагубного распространения военного угара... От всего сердца моего, снедаемого тревогой, я хочу, чтобы мои книги о лете 1914 года читались, обсуждались и чтобы они напоминали всем людям трагический урок прошлого".
Эпилог. Над этой заключительной частью романа Роже Мартен дю Гар работал в основном весной 1939 года. "Эпилог" был закончен весной 1939 года, во время пребывания писателя на острове Мартиника. Окончательно рукопись была подготовлена к печати к 5 июня 1939 года. Опубликован был "Эпилог" в издательстве "NRF" ("Нувель ревю франсез") в январе 1940 года.
СЕРАЯ ТЕТРАДЬ
Стр.26. "Ревю де Дё Монд" - литературно-научный журнал, основанный в 1829 г.; перестал выходить в 1944 г.
Стр.28. "Девы скал" - мистико-эротический роман итальянского писателя Габриеле Д'Аннунцио (1863-1938).
Стр.29. Третий класс. - Во французской школе принят иной, чем в СССР, порядок нумерации школьных классов: первому году обучения соответствует наибольший порядковый номер (восьмой класс); соответственно третий класс это шестой год обучения.
Стр.30. В Мезоне... - Имеется в виду Мезон-Лаффит, дачное место в окрестностях Парижа, получившее свое наименование по старинному замку, построенному знаменитым французским архитектором Луи Мансаром (1598-1666) и в XIX в. купленному финансовым магнатом времен Июльской революции Жаком Лаффитом (1767-1844).
Стр.31. Пюи-де-Дом - гористая местность в Оверни, получившая название по центральной горе массива, где добывают горный хрусталь.
Стр.34. ...пророкотал барабан. - О закрытии парков в Париже извещается барабанной дробью.
Стр.46. Варфоломеевская ночь. - В ночь на 24 августа 1572 г. (ночь святого Варфоломея) по приказу Карла IX и Екатерины Медичи в Париже были истреблены тысячи гугенотов.
Стр.64. Роберт Благочестивый - король Франции с 966 по 1031 г.
Стр.66. ...как Петроний обнимал божественную Эвнику! - Петроний (I в.) - римский писатель. Его любовь к вольноотпущеннице Эвнике описана в романе польского писателя Генрика Сенкевича "Камо грядеши?" (1894-1896).
Стр.70. Жип - литературный псевдоним французской писательницы Сибиллы де Мартель (1850-1932). "Она и он" (1885) - один из ее многочисленных романов.
Гармодий и Аристогитон - афинские юноши, которые в 514 г. до н.э. убили тирана Гиппарха. Прославлены в народном предании как герои-тираноборцы.
Стр.71. Лойя Фюллер (1869-1928) - популярная в свое время танцовщица.
"Олимпия" - парижское варьете.
Лазарист - член миссионерского Братства святого Лазаря, основанного в 1625 г.
Стр.72. ...фальшь... лжегениев, о которой говорит Мопассан... - В путевых очерках "На воде", в части, озаглавленной "Канн. 7 апреля", Мопассан дает галерею портретов художников и поэтов, угождающих вкусу салонной публики и обладающих лишь видимостью таланта.
Стр.75. Окарина - небольшой духовой музыкальный инструмент яйцевидной формы.
Стр.83. Каннебьер - старая марсельская улица, связывающая порт с центром города. Излюбленное место прогулок марсельцев.
Стр.93. Море! Море! - Согласно Ксенофонту (ок. 430- 355 гг. до н.э.), афинскому философу, историку и полководцу, этот радостный возглас издали ведомые им воины, когда после шестимесячного отступления они увидели берега Понта Эвксинского (Черного моря).
Стр.94. Першероны - порода ломовых лошадей, разводимых в Перше (старое название области на северо-западе Франции).
Стр.108. Ганимед (греч. миф.) - красивый троянский царевич, унесенный Зевсом на Олимп.
Стр.115. Лапрад Виктор-Ришар де (1812-1883) - французский поэт, автор "Евангелических поэм".
Сюлли-Прюдом Арман (1839-1907) - французский поэт, автор утонченно-любовных стихотворений.
"Звезда вечерняя, посланница печали..." - Строки из стихотворения Альфреда де Мюссе "Ива".
"Уж сколько лет, как ты..." - Строки из поэтического цикла Виктора Гюго "Легенда веков".
Стр.117. ...как на гравюре с картины Греза... - Имеется в виду картина на евангельский сюжет "Блудный сын" французского художника Жана-Батиста Греза (1726-1805).
ИСПРАВИТЕЛЬНАЯ КОЛОНИЯ
Стр.131. Бельфорский лев - бронзовая копия статуи, символизирующей героическую защиту города Бельфора в 1870-1871 гг. во время франко-прусской войны. В Париже эта статуя установлена на площади Данфер-Рошро, получившей свое название по имени полковника Данфер-Рошро, руководившего защитой Бельфора от прусской армии.
Стр.137. Ла-Рокет - тюрьма для малолетних преступников в Париже.
Стр.138. ...в год Выставки... - Имеется в виду Всемирная выставка 1900 г.
Стр.156. Бечевник - дорога, по которой тянут бечевой суда.
Стр.159. ...у него в четырех академиях связи. - Французский Институт (Академия наук) состоит из пяти отделений, которые называются "академиями"; в том числе Французская Академия (литература) и Академия моральных и политических наук (философия, политическая экономия, право), куда баллотируется г-н Тибо.
Стр.182. Католический институт - высшее учебное заведение в Париже, основанное в 1876 г.
Стр.193. Вспомните раба, который закопал... талант. - Намек на евангельскую притчу о господине, давшем трем рабам своим по монете таланту. Двое из них умножили данное им, тогда как третий закопал монету в землю, за что и был наказан.
Стр.207. Мальгашка. - Мальгаши - коренное население Мадагаскара.
Таматава - крупный порт на восточном побережье Мадагаскара.
Стр.211. Мак-Магон Патрис де (1808-1893) - реакционный политический деятель, маршал Франции; в 1873 г. сменил Адольфа Тьера на посту президента Французской республики.
Стр.225. "Лейся, мой ручей, стремись..." - Строка из песенки Гете "К луне".
"Мария Стюарт" (1799) - трагедия Шиллера.
Стр.226. ...точно Миньона... - Имеется в виду персонаж романа Гете "Годы учения Вильгельма Мейстера" (1799), бродячая девочка-певица, тоскующая о родной Италии.
Стр.243. Иов многострадальный. - Согласно Библии, патриарх Иов подвергался всяческим испытаниям и несчастьям, лишился всего состояния, но не утратил твердой веры в бога ("Книга Иова").