Страница:
Стоило появиться первым хитам, как Леннон и Маккартни пополнили ряды знаменитых тандемов авторов-композиторов которые писали вещи пользовявшиеся огромным успехом у публики. В то же время их сотрудничество было исключительным, поскольку они не являлись классическим сочетанием текстовика и композитора, а сочиняли самостоятельно и слова, и музыку, а затем вместе тщательно оттачивали ту работу, которую каждый делал в одиночку. И все же их сила в большей мере заключалась во взаимодополняемости двух сильных натур, нежели в распределении обязанностей. Пол делал ставку на лиричность, Джон добавлял в соус остроты. Джон тащился от негритянской музыки, Пол был способен оценить красоту английской баллады. Если Полу с трудом удавалось подобрать для своей музыки нужный текст, то Джон великолепно играл словами. С другой стороны, он был способен повторять одни и те же аккорды, пока не осточертевал всем окружающим, в то время как Пол всегда умудрялся найти способ видоизменить музыкальную фразу, как это было, например, с тем знаменитым аккордом, который «сделал» хитом «I Want То Hold Your Hand». И самое главное, если Джон довольствовался тем, что выстраивал в ряд несколько нот, Пол обладал редким для эстрадных композиторов даром: умел развить музыкальную тему, создавая оригинальные мелодии.
Джону и Полу было суждено отработать вместе сотни часов, сидя бок о бок в гостиничных номерах, в автобусах и студиях. Но каждый из них сочинял свои песни самостоятельно. Как рассказывал Леннон, «один из нас что-то сочинял, а другой помогал ему придать вещи законченный вид». Так что с самого начала все их песни были написаны либо Ленноном, либо Маккартни. Если основную вокальную партию исполнял Леннон, то автором песни был он. Тем не менее в начале их стили невозможно было отличить один от другого, поскольку ни тот, ни другой не стремились выразить свою индивидуальность, а ограничивались тем, что выдавали товар в соответствии с требованиями рынка. Подхваченные течением моды, они подражали всем новинкам, появлявшимся в королевстве рока и ритм-энд-блюза, то есть в Соединенных Штатах.
«Битлз» начали с того, что попросту подражали американским группам. Сначала мужским, таким, как «Коустерз», «Айли Бразерс» и «Мираклз» (со Смоуки Робинсоном). Затем женским: «Кукиз», «Шайреллз», «Ронни энд Роннеттс» и т. д. Позже они попытались перейти к звездам компании «Тамла Мотаун» — Мэри Уэллс и Марвину Гею. И наконец, к исполнителям музыки соул, таким, как Джеймс Браун или Уилсон Пикет. Вместе с тем нельзя сказать, что они хватались только за известные имена. На Леннона и Маккартни в равной мере оказали влияние такие группы и певцы, о которых сегодня забыли: «Рози энд Ориджиналз», «Фор Сизонс», «Канастас», «Тамз», «Импрешнз», «Джодимарз»или «Дерек Мартин», Артур Александер, Бобби Паркер, Мэйджор Лэнс, Чак Джексон, Томми Такер, Ленни Уэлч и Джеймс Рэй.
Как и юный Элвис в свое время, «ливерпульские мальчики» досконально знали музыку своего поколения. Они все слушали, все анализировали, выискивая то, что может когда-нибудь пригодиться. Молодые музыканты основывались на двух базовых принципах мерси-бита: 1. Все, что играют другие, мы тоже можем сыграть. 2. Если мы исполняем нечто, что публика не узнаёт, значит, мы сочинили это сами. В отношении к первоисточникам Леннон и Маккартни ничем не отличались от остальных. Они не смущаясь тащили все, что можно было стянуть и не попасться, при том, что эти запасы были неисчерпаемы: ребята находились по другую сторону Атлантики, а заимствованный материал обычно представлял собой малоизвестные ритм-энд-блюзовые композиции. Пол однажды в шутку признался в том, что «Битлз» были «преступниками», а Джон в 1974 году привел радиослушателей прямо на место преступления. Пустив в эфир неизвестную песенку «Watch Your Step»[80] неизвестного исполнителя Бобби Паркера, Джон раскрыл секрет знаменитого перехода, использованного «Битлз» в «I Feel Fine»[81] и в «Day Tripper»[82], который, как оказалось, был позаимствован в самом неожиданном месте. Когда Фил Спектор услышал новую песню Леннона, называвшуюся «Happy Xmas (War Is Over)»[83], он воскликнул: "Но это же моя песня! Мой суперхит «I Love How You Love Me»[84], который я пел еще в 1961 году с Пэрис Систерз!" Сам Леннон нередко говаривал: «В том, чтобы красть, нет ничего дурного, при условии, что крадешь только самое лучшее».
Нет ничего дурного в том, чтобы красть... но только до того момента, пока тебя не схватят за руку. И Джон Леннон, и Джордж Харрисон — оба в свое время были подвергнуты преследованию за плагиат и осуждены на выплату компенсации. Отвечая на вопросы, касающиеся этой темы, во время процесса над Джорджем Харрисоном, который «украл» музыку самой известной своей композиции «My Sweet Lord»[85], Джон сказал: «Когда я был молодым, то запоминал чужие песни, но когда я записывал их на кассеты — а записывать я умею только так, поскольку не обучен нотной грамоте, — то видоизменял их, придумывая таким образом собственную музыку, чтобы избежать неприятностей. Джорджу было достаточно изменить в этой песне лишь несколько аккордов, и уже никто не смог бы к нему придраться. Но ему было лень пошевелиться, и теперь он расплачивается. Наверное, он решил, что Господь будет на его стороне». Компания «Брайт Тьюнз», владевшая правами на хит 1963 года группы «Шиффонз» «He's So Fine»[86], подала на Харрисона в суд и получила 578 тысяч долларов в качестве возмещения убытков. Что касается текста «My Sweet Lord», то Аллен Кляйн, тогдашний менеджер Харрисона, рассказал, что его написал Билли Престон, который аккомпанировал Харрисону на синтезаторе. (Вообще-то надо бы написать отдельную книгу о плагиате в песенном мире, причем не столько для того, чтобы отдать кесарю кесарево, но чтобы проанализировать тот завораживающий процесс, в ходе которого зарождаются, созревают и раскрываются идеи.)
Вместе с тем сам Джон Леннон был карманником с дырявыми карманами, так как он больше отдавал, нежели брал. Продолжая «грабить» американскую музыку, он сумел вдохнуть в нее чисто британскую душу, создав тем самым уникальный музыкальный сплав. Первый международный успех «Битлз» — песня «I Want То Hold Your Hand» служит прекрасным примером того, как Леннон англизировал первоисточники. Эта вещь именовалась рок-н-роллом, хотя и не имела ничего общего ни с роком, ни с ритм-энд-блюзом, ни со стилем кантри-энд-вестерн. Мелодия, тональность и ритм были, скорее, ближе к шотландским или ирландским традициям, нежели к модной тогда атмосфере псевдо-фанки. В песне «I Want То Hold Your Hand» чувствовалось легкое дуновение свежего ветра с севера Британских островов.
Однако не следует искать причину оригинальности «Битлз» в одном только их английском происхождении. Группа из Ливерпуля, создавшая свой стиль в Германии на основе американской, негритянской и кантри-музыки, стала опередившим свое время олицетворением международной культуры, чей взрыв произойдет в молодежной среде в конце шестидесятых. Геометрическим местом нахождения «Битлз» была пространственно-временная точка, расположенная между Америкой и Индией (являвшихся в прошлом частями Британской империи), танцплощадка и дискотека. Добавьте к этому традиции английского абсурда, наследие европейских лидеров авангарда, пропущенное через фильтр провинциального английского художественного колледжа, — и вы все равно получите смесь гораздо более однородную, чем та, которую являла собой поп-культура. Своим успехом «Битлз» обязаны не традиции и даже не культурной мозаике, а тому, что сумели уловить все, что носилось в воздухе эпохи.
Пока Джон Леннон заигрывал со славой, его жена в одиночестве переживала трудную беременность. 6 апреля 1963 года, гуляя с подружкой Филлис по магазинам, расположенным на Пенни-Лейн, Синтия почувствовала первые схватки. Обе женщины вернулись в Мендипс, и хотя боль утихла, Синтия попросила Филлис побыть с ней. Позднее, уже ночью, Филлис услышала, как Синтия стонет. Она вызвала «скорую», которая отвезла их в Сефтонскую клиническую больницу. Синтия провела в больнице в родовых муках весь следующий день. И только через сутки, 8 апреля 1963 года, в семь часов сорок пять минут утра она родила малыша, желтого, с огромной родинкой на голове и чуть не задохнувшегося из-за пуповины. В течение двух дней ребенок, нареченный Джоном Чарльзом Джулианом Ленноном, находился под медицинским контролем.
Прошла целая неделя, прежде чем Джон Леннон решился, наконец, появиться в больнице. Он ворвался в палату к Синтии, точно порыв ветра, схватил малыша на руки и заговорил возбужденно: «Он великолепен, Син! Вылитый рокер, весь в папу!» Пока длилась эта волнующая семейная сцена, снаружи к стеклянной двери прилепилось множество лиц. Женщины уже узнали новую местную знаменитость. Вскоре Леннон пришел в раздраженное состояние, начал вертеться, словно не мог усидеть на одном месте. Ему требовалось уладить с Синтией одну маленькую проблему. Безусловно, именно из-за этого ему было не по себе.
Он не знал, как сказать ей то, что собирался, и в результате сделал это с обычной жестокостью. «Я уезжаю отдохнуть на несколько дней вместе с Брайеном», — объявил он жене. Синтия возмутилась. Как может он бросить ее одну, с маленьким ребенком на руках и уехать с Брайеном Эпстайном? Джон взбрыкнул. «Опять ты думаешь только о себе! — закричал он. — Я месяцами работаю, как одержимый... Брайен хочет, чтобы я поехал с ним, а я многим ему обязан. Бедняга, у него больше никого нет...» И он ушел, отделавшись таким не слишком удачным оправданием.
Джон, естественно, не стал рассказывать Синтии, как с некоторых пор стал проводить свое свободное время. Последнее турне «Битлз» закончилось в конце марта. После этого они дали несколько концертов и сделали записи на радио и телевидении. Джон мог спокойно отменить или перенести на более поздний срок эти маловажные дела, чтобы провести побольше времени с женой. Кстати, он был в Ливерпуле уже через два дня после рождения Джулиана и играл в «Биркенхеде», а еще через два дня — в «Кэверн». Тем не менее он не сразу отправился в больницу: его не столько захватили профессиональные обязанности, сколько взаимоотношения с Брайеном. По прибытии в Лондон Брайен ввел Джона в среду геев театральных кругов Уэст-Энда, которая приняла молодого рокера с распростертыми объятиями.
«Все началось с того, что Брайен открыл в Лондоне офис „НЕМС“, — рассказывает Питер Браун, близкий друг Брайена. — В течение целой недели они были очень заняты, Брайен приглашал множество народу». Позднее Джон вспоминал, что ему нравилось ходить на вечеринки для геев, которые устраивал Брайен, он открыл для себя мир, который был ему совершенно незнаком. Чувствуя себя чужим, он стоял где-нибудь в углу с застывшим взглядом и окаменевшим лицом. И это делало его еще более соблазнительным в глазах гостей. Но Брайен захотел, чтобы их отношения пошли дальше. Он предложил Джону поехать в Испанию. Эпстайн всегда обожал эту страну... и молоденьких тореадоров. Джон согласился.
В последние апрельские выходные британская пресса объявила, что «Битлз» собрались провести двенадцатидневные каникулы на Канарах. Джон Леннон сделал вид, что отправляется вместе со всеми, и даже объяснил, что они берут с собой гитары. «Кто знает, — сказал он, — вдруг эти канарейки захотят посвинговать!» 28 апреля Пол, Джордж и Ринго высадились в Тенерифе, в то время как Джон отправился с Брайеном в Барселону, где каждый вечер, сидя на террасе открытого кафе, они предавались странной игре. «Джон показывал Брайену какого-нибудь прохожего, а Брайен объяснял, что его привлекает или что ему не нравится в этом мужчине», — рассказывает Питер Браун. Джон очень увлекся этим занятием. Ему казалось, что при помощи Брайена он чувствовал то же, что чувствует писатель, создавая образы героев своих произведений.
Однако вскоре Джон перестал быть просто наблюдателем. «Брайен твердо решил перейти к делу, — рассказал он позднее Питу Шоттону. — Он буквально преследовал меня, и однажды вечером мне это надоело. Я спустил штаны и сказал ему: „Ну ладно, давай, трахни меня, если тебе уж так этого хочется“. Но не это его интересовало, Брайен просто хотел меня потрогать. И я позволил ему себя поласкать... Ну и что с того? Несчастный мужик, ему и так приходится не сладко. Что тут особенного? Ведь он не виноват в том, что уродился педрилой».
Гуманист Джон Леннон, щедро предлагавший свое тело отчаявшемуся мужчине... Трогательная картина, однако не очень правдоподобная. Гораздо более убедительным звучит то, что спустя много лет он рассказал Аллену Кляйну. «То была единственная возможность оказывать влияние на человека, от которого зависела и наша карьера, и наша жизнь». Это больше похоже на правду, ибо их отношения не ограничились единственным сексуальным опытом в Испании. Связь продолжалась до самой смерти Брайена, превратившись в отношения порабощения, где Джон играл роль абсолютного и жестокого хозяина, а Брайен — покорного раба. Что же касается того, что в действительности произошло между ними в Испании, то Брайен говорил Питеру Брауну, что именно там началась их гомосексуальная связь. Разумеется, Леннон не мог позволить себе признать, что у него были такого рода интимные отношения — в этом случае ему был обеспечен ярлык извращенца. Более того, первый же человек, который вскоре имел неосторожность намекнуть Джону на итоги той поездки в обществе Брайена, чуть было не поплатился за это жизнью.
18 июня Полу исполнился двадцать один год. По этому случаю он собрал весь цвет ливерпульского рока и пригласил группу «Шэдоуз». Стараясь скрыться от любопытных фанов, которые взяли в осаду дом Маккартни, он организовал прием в доме у своей тети Джин в Хьютоне. В саду установили навес, под которым возвышался огромный фигурный торт, алкоголь лился рекой, и в скором времени вся компания пребывала в веселом настроении. Вся, за исключением Леннона. Он появился вместе с Синтией, которую представлял как свою «подружку». Но стоило ему выпить, как он стал прилюдно осыпать Синтию саркастическими замечаниями и вскоре довел до слез.
Когда объявился Пит Шотгон, он обнаружил Джона угрюмо забившимся в угол и не выпускавшим из рук стакан со скотчем, разбавленным кока-колой. «Ну что за хренотень, Пит! — закричал Джон, посветлев лицом. — Давай пошлем к черту всех этих придурков! Пойдем-ка лучше выпьем!»
Шоттон отошел от Джона, направляясь в туалет, но в этот момент к Леннону приблизился Боб Вулер и спросил: «Ну и как прошел медовый месяц, Джон?» Джон воспринял это, как намек на поездку в Испанию. Вне себя от ярости, он сжал кулаки и с размаху заехал маленькому диск-жокею прямо в нос. Затем Джон подобрал кем-то забытую в саду лопату и принялся дубасить ею Вулера изо всех сил. Так продолжалось до тех пор, пока он не сообразил, что убьет его. Сделав над собой гигантское усилие, Джон остановился. В тот же миг на него навалились гости Пола. А несколько минут спустя Вулера со сломанным носом, треснутым шейным позвонком и тремя сломанными ребрами увезла «скорая». Леннон отделался переломом пальца.
Но просто избить кого-то ему было мало. Теперь ему понадобилась девчонка. Он поймал первую же, которая проходила мимо, и принялся ее тискать. «Отвали, Джон», — попытался встрять Билли Дж. Крамер, новый подопечный Брайена. Джон повернулся к девушке и сказал ей что-то очень оскорбительное. Затем презрительно усмехнулся: «Ты просто ничтожество, Крамер. Здесь только мы — короли!»
Когда Шоттон вернулся к гостям, он застал Джона «сидящим на полу и обхватившим руками голову, как если бы он хотел укрыться от угрожающих взглядов, устремленных на него со всех сторон. „Ну что же я наделал?“ — всхлипывал он». Тем не менее вся эта история не помешала ему в тот же вечер, только чуть позднее, предложить Шоттону поменяться на ночь женами.
На следующее утро Брайену Эпстайну предстояло встретиться с журналистами и адвокатами Билли Дж. Крамера и Боба Вулера. Впервые могущественная пресса будет говорить о «Битлз» в далеко не хвалебных тонах! Тонни Бэрроу, представитель Эпстайна по связям с общественностью, позвонил Леннону и попросил покаяться. Джон возмутился: «Этот гад обозвал меня пидором, за это я его и отметелил!» Ни Бэрроу, ни Брайен Эпстайн не знали Леннона настолько хорошо, чтобы понять, что в такой ситуации он мог сделать только одно: спрятаться в своей раковине. «Я думал, что чуть не убил Вулера, и был от этого в ужасе», — признался он много лет спустя, добавив, однако, что больше всего испугался, что журналисты не оставят от него камня на камне.
Отказавшись от участия в передаче на Би-би-си, он предоставил другим вытаскивать «Битлз» из передряги. Статья, появившаяся на последней странице «Дэйли миррор», была подписана Доном Шортом, который симпатизировал группе и вскоре стал одним из ключевых людей в карьере «Битлз». Под заголовком "Битл дерется: «Я сожалею, что ударил его» он опубликовал защитительную речь, сочиненную Тони Бэрроу, который заставил Леннона заявить буквально следующее: «Боб — последний человек в мире, с которым я хотел бы подраться. Единственное, на что я надеюсь, так это на то, что он поймет — я находился в таком состоянии, что не соображал, что делаю». Брайен Эпстайн обратился к Рексу Малкину, который всегда помогал ему улаживать скандалы. Как бы то ни было, Боб Вулер, малоизвестный диск-жокей, питавшийся объедками со стола шоу-бизнеса, был не в состоянии всерьез тягаться с новыми звездами. В качестве возмещения морального ущерба ему заплатили двести фунтов, и дело было закрыто.
Но на этом общение Рекса Малкина с «Битлз» не закончилось. Вскоре Джон снова попал в скверную историю. Вот как рассказывал об этом один из сотрудников «НЕМС» Алан Дэвидсон: «Я пошел, чтобы отнести магнитофон, который брал в ремонт. Там была вечеринка со всеми делами: девочки... сколько угодно выпивки, наркота. Я прибыл примерно в половине двенадцатого, может, без четверти. Брайен вроде тоже был там. Неожиданно вспыхнула ссора. Джон Леннон схватил Верил за руку и сунул ее ладонь в газовую духовку. Она заорала. Но все остальные уже настолько заторчали, что даже не взглянули, что происходит. А так как я не пил, то увидел, что Леннон продолжал держать руку девушки в огне. Она получила очень серьезный ожог. Потом он врезал ей, и она отлетела в другой конец комнаты».
«На трезвую голову Джон Леннон был, скорее, приятным парнем, — как бы между прочим добавил Дэвидсон, комментируя эту сцену. — Но алкоголь и наркотики сводили его с ума».
Глава 16
Джону и Полу было суждено отработать вместе сотни часов, сидя бок о бок в гостиничных номерах, в автобусах и студиях. Но каждый из них сочинял свои песни самостоятельно. Как рассказывал Леннон, «один из нас что-то сочинял, а другой помогал ему придать вещи законченный вид». Так что с самого начала все их песни были написаны либо Ленноном, либо Маккартни. Если основную вокальную партию исполнял Леннон, то автором песни был он. Тем не менее в начале их стили невозможно было отличить один от другого, поскольку ни тот, ни другой не стремились выразить свою индивидуальность, а ограничивались тем, что выдавали товар в соответствии с требованиями рынка. Подхваченные течением моды, они подражали всем новинкам, появлявшимся в королевстве рока и ритм-энд-блюза, то есть в Соединенных Штатах.
«Битлз» начали с того, что попросту подражали американским группам. Сначала мужским, таким, как «Коустерз», «Айли Бразерс» и «Мираклз» (со Смоуки Робинсоном). Затем женским: «Кукиз», «Шайреллз», «Ронни энд Роннеттс» и т. д. Позже они попытались перейти к звездам компании «Тамла Мотаун» — Мэри Уэллс и Марвину Гею. И наконец, к исполнителям музыки соул, таким, как Джеймс Браун или Уилсон Пикет. Вместе с тем нельзя сказать, что они хватались только за известные имена. На Леннона и Маккартни в равной мере оказали влияние такие группы и певцы, о которых сегодня забыли: «Рози энд Ориджиналз», «Фор Сизонс», «Канастас», «Тамз», «Импрешнз», «Джодимарз»или «Дерек Мартин», Артур Александер, Бобби Паркер, Мэйджор Лэнс, Чак Джексон, Томми Такер, Ленни Уэлч и Джеймс Рэй.
Как и юный Элвис в свое время, «ливерпульские мальчики» досконально знали музыку своего поколения. Они все слушали, все анализировали, выискивая то, что может когда-нибудь пригодиться. Молодые музыканты основывались на двух базовых принципах мерси-бита: 1. Все, что играют другие, мы тоже можем сыграть. 2. Если мы исполняем нечто, что публика не узнаёт, значит, мы сочинили это сами. В отношении к первоисточникам Леннон и Маккартни ничем не отличались от остальных. Они не смущаясь тащили все, что можно было стянуть и не попасться, при том, что эти запасы были неисчерпаемы: ребята находились по другую сторону Атлантики, а заимствованный материал обычно представлял собой малоизвестные ритм-энд-блюзовые композиции. Пол однажды в шутку признался в том, что «Битлз» были «преступниками», а Джон в 1974 году привел радиослушателей прямо на место преступления. Пустив в эфир неизвестную песенку «Watch Your Step»[80] неизвестного исполнителя Бобби Паркера, Джон раскрыл секрет знаменитого перехода, использованного «Битлз» в «I Feel Fine»[81] и в «Day Tripper»[82], который, как оказалось, был позаимствован в самом неожиданном месте. Когда Фил Спектор услышал новую песню Леннона, называвшуюся «Happy Xmas (War Is Over)»[83], он воскликнул: "Но это же моя песня! Мой суперхит «I Love How You Love Me»[84], который я пел еще в 1961 году с Пэрис Систерз!" Сам Леннон нередко говаривал: «В том, чтобы красть, нет ничего дурного, при условии, что крадешь только самое лучшее».
Нет ничего дурного в том, чтобы красть... но только до того момента, пока тебя не схватят за руку. И Джон Леннон, и Джордж Харрисон — оба в свое время были подвергнуты преследованию за плагиат и осуждены на выплату компенсации. Отвечая на вопросы, касающиеся этой темы, во время процесса над Джорджем Харрисоном, который «украл» музыку самой известной своей композиции «My Sweet Lord»[85], Джон сказал: «Когда я был молодым, то запоминал чужие песни, но когда я записывал их на кассеты — а записывать я умею только так, поскольку не обучен нотной грамоте, — то видоизменял их, придумывая таким образом собственную музыку, чтобы избежать неприятностей. Джорджу было достаточно изменить в этой песне лишь несколько аккордов, и уже никто не смог бы к нему придраться. Но ему было лень пошевелиться, и теперь он расплачивается. Наверное, он решил, что Господь будет на его стороне». Компания «Брайт Тьюнз», владевшая правами на хит 1963 года группы «Шиффонз» «He's So Fine»[86], подала на Харрисона в суд и получила 578 тысяч долларов в качестве возмещения убытков. Что касается текста «My Sweet Lord», то Аллен Кляйн, тогдашний менеджер Харрисона, рассказал, что его написал Билли Престон, который аккомпанировал Харрисону на синтезаторе. (Вообще-то надо бы написать отдельную книгу о плагиате в песенном мире, причем не столько для того, чтобы отдать кесарю кесарево, но чтобы проанализировать тот завораживающий процесс, в ходе которого зарождаются, созревают и раскрываются идеи.)
Вместе с тем сам Джон Леннон был карманником с дырявыми карманами, так как он больше отдавал, нежели брал. Продолжая «грабить» американскую музыку, он сумел вдохнуть в нее чисто британскую душу, создав тем самым уникальный музыкальный сплав. Первый международный успех «Битлз» — песня «I Want То Hold Your Hand» служит прекрасным примером того, как Леннон англизировал первоисточники. Эта вещь именовалась рок-н-роллом, хотя и не имела ничего общего ни с роком, ни с ритм-энд-блюзом, ни со стилем кантри-энд-вестерн. Мелодия, тональность и ритм были, скорее, ближе к шотландским или ирландским традициям, нежели к модной тогда атмосфере псевдо-фанки. В песне «I Want То Hold Your Hand» чувствовалось легкое дуновение свежего ветра с севера Британских островов.
Однако не следует искать причину оригинальности «Битлз» в одном только их английском происхождении. Группа из Ливерпуля, создавшая свой стиль в Германии на основе американской, негритянской и кантри-музыки, стала опередившим свое время олицетворением международной культуры, чей взрыв произойдет в молодежной среде в конце шестидесятых. Геометрическим местом нахождения «Битлз» была пространственно-временная точка, расположенная между Америкой и Индией (являвшихся в прошлом частями Британской империи), танцплощадка и дискотека. Добавьте к этому традиции английского абсурда, наследие европейских лидеров авангарда, пропущенное через фильтр провинциального английского художественного колледжа, — и вы все равно получите смесь гораздо более однородную, чем та, которую являла собой поп-культура. Своим успехом «Битлз» обязаны не традиции и даже не культурной мозаике, а тому, что сумели уловить все, что носилось в воздухе эпохи.
Пока Джон Леннон заигрывал со славой, его жена в одиночестве переживала трудную беременность. 6 апреля 1963 года, гуляя с подружкой Филлис по магазинам, расположенным на Пенни-Лейн, Синтия почувствовала первые схватки. Обе женщины вернулись в Мендипс, и хотя боль утихла, Синтия попросила Филлис побыть с ней. Позднее, уже ночью, Филлис услышала, как Синтия стонет. Она вызвала «скорую», которая отвезла их в Сефтонскую клиническую больницу. Синтия провела в больнице в родовых муках весь следующий день. И только через сутки, 8 апреля 1963 года, в семь часов сорок пять минут утра она родила малыша, желтого, с огромной родинкой на голове и чуть не задохнувшегося из-за пуповины. В течение двух дней ребенок, нареченный Джоном Чарльзом Джулианом Ленноном, находился под медицинским контролем.
Прошла целая неделя, прежде чем Джон Леннон решился, наконец, появиться в больнице. Он ворвался в палату к Синтии, точно порыв ветра, схватил малыша на руки и заговорил возбужденно: «Он великолепен, Син! Вылитый рокер, весь в папу!» Пока длилась эта волнующая семейная сцена, снаружи к стеклянной двери прилепилось множество лиц. Женщины уже узнали новую местную знаменитость. Вскоре Леннон пришел в раздраженное состояние, начал вертеться, словно не мог усидеть на одном месте. Ему требовалось уладить с Синтией одну маленькую проблему. Безусловно, именно из-за этого ему было не по себе.
Он не знал, как сказать ей то, что собирался, и в результате сделал это с обычной жестокостью. «Я уезжаю отдохнуть на несколько дней вместе с Брайеном», — объявил он жене. Синтия возмутилась. Как может он бросить ее одну, с маленьким ребенком на руках и уехать с Брайеном Эпстайном? Джон взбрыкнул. «Опять ты думаешь только о себе! — закричал он. — Я месяцами работаю, как одержимый... Брайен хочет, чтобы я поехал с ним, а я многим ему обязан. Бедняга, у него больше никого нет...» И он ушел, отделавшись таким не слишком удачным оправданием.
Джон, естественно, не стал рассказывать Синтии, как с некоторых пор стал проводить свое свободное время. Последнее турне «Битлз» закончилось в конце марта. После этого они дали несколько концертов и сделали записи на радио и телевидении. Джон мог спокойно отменить или перенести на более поздний срок эти маловажные дела, чтобы провести побольше времени с женой. Кстати, он был в Ливерпуле уже через два дня после рождения Джулиана и играл в «Биркенхеде», а еще через два дня — в «Кэверн». Тем не менее он не сразу отправился в больницу: его не столько захватили профессиональные обязанности, сколько взаимоотношения с Брайеном. По прибытии в Лондон Брайен ввел Джона в среду геев театральных кругов Уэст-Энда, которая приняла молодого рокера с распростертыми объятиями.
«Все началось с того, что Брайен открыл в Лондоне офис „НЕМС“, — рассказывает Питер Браун, близкий друг Брайена. — В течение целой недели они были очень заняты, Брайен приглашал множество народу». Позднее Джон вспоминал, что ему нравилось ходить на вечеринки для геев, которые устраивал Брайен, он открыл для себя мир, который был ему совершенно незнаком. Чувствуя себя чужим, он стоял где-нибудь в углу с застывшим взглядом и окаменевшим лицом. И это делало его еще более соблазнительным в глазах гостей. Но Брайен захотел, чтобы их отношения пошли дальше. Он предложил Джону поехать в Испанию. Эпстайн всегда обожал эту страну... и молоденьких тореадоров. Джон согласился.
В последние апрельские выходные британская пресса объявила, что «Битлз» собрались провести двенадцатидневные каникулы на Канарах. Джон Леннон сделал вид, что отправляется вместе со всеми, и даже объяснил, что они берут с собой гитары. «Кто знает, — сказал он, — вдруг эти канарейки захотят посвинговать!» 28 апреля Пол, Джордж и Ринго высадились в Тенерифе, в то время как Джон отправился с Брайеном в Барселону, где каждый вечер, сидя на террасе открытого кафе, они предавались странной игре. «Джон показывал Брайену какого-нибудь прохожего, а Брайен объяснял, что его привлекает или что ему не нравится в этом мужчине», — рассказывает Питер Браун. Джон очень увлекся этим занятием. Ему казалось, что при помощи Брайена он чувствовал то же, что чувствует писатель, создавая образы героев своих произведений.
Однако вскоре Джон перестал быть просто наблюдателем. «Брайен твердо решил перейти к делу, — рассказал он позднее Питу Шоттону. — Он буквально преследовал меня, и однажды вечером мне это надоело. Я спустил штаны и сказал ему: „Ну ладно, давай, трахни меня, если тебе уж так этого хочется“. Но не это его интересовало, Брайен просто хотел меня потрогать. И я позволил ему себя поласкать... Ну и что с того? Несчастный мужик, ему и так приходится не сладко. Что тут особенного? Ведь он не виноват в том, что уродился педрилой».
Гуманист Джон Леннон, щедро предлагавший свое тело отчаявшемуся мужчине... Трогательная картина, однако не очень правдоподобная. Гораздо более убедительным звучит то, что спустя много лет он рассказал Аллену Кляйну. «То была единственная возможность оказывать влияние на человека, от которого зависела и наша карьера, и наша жизнь». Это больше похоже на правду, ибо их отношения не ограничились единственным сексуальным опытом в Испании. Связь продолжалась до самой смерти Брайена, превратившись в отношения порабощения, где Джон играл роль абсолютного и жестокого хозяина, а Брайен — покорного раба. Что же касается того, что в действительности произошло между ними в Испании, то Брайен говорил Питеру Брауну, что именно там началась их гомосексуальная связь. Разумеется, Леннон не мог позволить себе признать, что у него были такого рода интимные отношения — в этом случае ему был обеспечен ярлык извращенца. Более того, первый же человек, который вскоре имел неосторожность намекнуть Джону на итоги той поездки в обществе Брайена, чуть было не поплатился за это жизнью.
18 июня Полу исполнился двадцать один год. По этому случаю он собрал весь цвет ливерпульского рока и пригласил группу «Шэдоуз». Стараясь скрыться от любопытных фанов, которые взяли в осаду дом Маккартни, он организовал прием в доме у своей тети Джин в Хьютоне. В саду установили навес, под которым возвышался огромный фигурный торт, алкоголь лился рекой, и в скором времени вся компания пребывала в веселом настроении. Вся, за исключением Леннона. Он появился вместе с Синтией, которую представлял как свою «подружку». Но стоило ему выпить, как он стал прилюдно осыпать Синтию саркастическими замечаниями и вскоре довел до слез.
Когда объявился Пит Шотгон, он обнаружил Джона угрюмо забившимся в угол и не выпускавшим из рук стакан со скотчем, разбавленным кока-колой. «Ну что за хренотень, Пит! — закричал Джон, посветлев лицом. — Давай пошлем к черту всех этих придурков! Пойдем-ка лучше выпьем!»
Шоттон отошел от Джона, направляясь в туалет, но в этот момент к Леннону приблизился Боб Вулер и спросил: «Ну и как прошел медовый месяц, Джон?» Джон воспринял это, как намек на поездку в Испанию. Вне себя от ярости, он сжал кулаки и с размаху заехал маленькому диск-жокею прямо в нос. Затем Джон подобрал кем-то забытую в саду лопату и принялся дубасить ею Вулера изо всех сил. Так продолжалось до тех пор, пока он не сообразил, что убьет его. Сделав над собой гигантское усилие, Джон остановился. В тот же миг на него навалились гости Пола. А несколько минут спустя Вулера со сломанным носом, треснутым шейным позвонком и тремя сломанными ребрами увезла «скорая». Леннон отделался переломом пальца.
Но просто избить кого-то ему было мало. Теперь ему понадобилась девчонка. Он поймал первую же, которая проходила мимо, и принялся ее тискать. «Отвали, Джон», — попытался встрять Билли Дж. Крамер, новый подопечный Брайена. Джон повернулся к девушке и сказал ей что-то очень оскорбительное. Затем презрительно усмехнулся: «Ты просто ничтожество, Крамер. Здесь только мы — короли!»
Когда Шоттон вернулся к гостям, он застал Джона «сидящим на полу и обхватившим руками голову, как если бы он хотел укрыться от угрожающих взглядов, устремленных на него со всех сторон. „Ну что же я наделал?“ — всхлипывал он». Тем не менее вся эта история не помешала ему в тот же вечер, только чуть позднее, предложить Шоттону поменяться на ночь женами.
На следующее утро Брайену Эпстайну предстояло встретиться с журналистами и адвокатами Билли Дж. Крамера и Боба Вулера. Впервые могущественная пресса будет говорить о «Битлз» в далеко не хвалебных тонах! Тонни Бэрроу, представитель Эпстайна по связям с общественностью, позвонил Леннону и попросил покаяться. Джон возмутился: «Этот гад обозвал меня пидором, за это я его и отметелил!» Ни Бэрроу, ни Брайен Эпстайн не знали Леннона настолько хорошо, чтобы понять, что в такой ситуации он мог сделать только одно: спрятаться в своей раковине. «Я думал, что чуть не убил Вулера, и был от этого в ужасе», — признался он много лет спустя, добавив, однако, что больше всего испугался, что журналисты не оставят от него камня на камне.
Отказавшись от участия в передаче на Би-би-си, он предоставил другим вытаскивать «Битлз» из передряги. Статья, появившаяся на последней странице «Дэйли миррор», была подписана Доном Шортом, который симпатизировал группе и вскоре стал одним из ключевых людей в карьере «Битлз». Под заголовком "Битл дерется: «Я сожалею, что ударил его» он опубликовал защитительную речь, сочиненную Тони Бэрроу, который заставил Леннона заявить буквально следующее: «Боб — последний человек в мире, с которым я хотел бы подраться. Единственное, на что я надеюсь, так это на то, что он поймет — я находился в таком состоянии, что не соображал, что делаю». Брайен Эпстайн обратился к Рексу Малкину, который всегда помогал ему улаживать скандалы. Как бы то ни было, Боб Вулер, малоизвестный диск-жокей, питавшийся объедками со стола шоу-бизнеса, был не в состоянии всерьез тягаться с новыми звездами. В качестве возмещения морального ущерба ему заплатили двести фунтов, и дело было закрыто.
Но на этом общение Рекса Малкина с «Битлз» не закончилось. Вскоре Джон снова попал в скверную историю. Вот как рассказывал об этом один из сотрудников «НЕМС» Алан Дэвидсон: «Я пошел, чтобы отнести магнитофон, который брал в ремонт. Там была вечеринка со всеми делами: девочки... сколько угодно выпивки, наркота. Я прибыл примерно в половине двенадцатого, может, без четверти. Брайен вроде тоже был там. Неожиданно вспыхнула ссора. Джон Леннон схватил Верил за руку и сунул ее ладонь в газовую духовку. Она заорала. Но все остальные уже настолько заторчали, что даже не взглянули, что происходит. А так как я не пил, то увидел, что Леннон продолжал держать руку девушки в огне. Она получила очень серьезный ожог. Потом он врезал ей, и она отлетела в другой конец комнаты».
«На трезвую голову Джон Леннон был, скорее, приятным парнем, — как бы между прочим добавил Дэвидсон, комментируя эту сцену. — Но алкоголь и наркотики сводили его с ума».
Глава 16
Битломания
Всеобщая истерия, которую вызвали «Битлз», превратила их жизнь в настоящую комедию в стиле бурлеск. Преследуемые поклонниками, они были вынуждены постоянно бегать от одной двери к другой, прятаться, переодеваться, а фотографии уличных сражений между полицией в касках и битломаньячками в мини-юбках не сходили с первых страниц газет. Боевые действия начались 13 октября 1963 года, когда имена «ливерпульских мальчиков» стояли первыми на афише шоу «Воскресный вечер в Лондонском „Палладиуме“ с Взлом Парнеллом».
Решив, что фаны перекроют служебный вход, полиция додумалась припарковать битловский «остин-принсесс» перед главным входом в театр. Но как только кумиры появились на ступенях, к ним с криками «Битлз»! Мы хотим «Битлз»!" ринулась толпа из двух тысяч подростков. Полицейские дрогнули, у некоторых из них с голов слетели каски, но они все же устояли и помогли рокерам забраться в «остин», который медленно покатил вверх по Оксфорд-стрит, едва не раздавив девушку, бросившуюся наперерез. Следующим утром стало известно, что передачу смотрели около пятнадцати миллионов телезрителей. Газеты наперебой печатали о них статьи. Одна из газет вышла с шапкой «БИТЛОМАНИЯ!». Словечко подхватили.
Через два дня после выступления в «Палладиуме» «ливерпульские мальчики» получили приглашение импресарио Бернарда Делфонта принять участие в шоу «Королевское варьете», которое ежегодно проводится в присутствии королевы Елизаветы, королевы-матери и принцессы Маргарет. Это известие застало их после окончания концерта, который они давали в Саутпорте, приморском городке, расположенном к северу от Ливерпуля. Стоило им спуститься со сцены, как журналисты обступили ребят плотным кольцом. «Это правда, что вы становитесь коммерческими артистами?» — спросили у них. Вопрос попал в точку, так как состав участников «Королевского варьете» всегда отличался традиционностью и консерватизмом, начиная от «Фландерс энд Свон» и заканчивая «Пинки энд Перки». Тогда Джон Леннон понял, что ему опять придется что-нибудь отмочить, чтобы «Битлз» смогли сохранить образ настоящих рокеров.
История о том, как Джон Леннон обратился к публике во время этого выступления, стала с тех пор одной из самых знаменитых рок-легенд — и одновременно одной из самых загадочных. Текст был тщательно отрепетирован, как, впрочем, и большинство «импровизаций». «Пусть те, кто сидит на дешевых местах, хлопают в ладоши. А все остальные пусть позвякают своими ... драгоценностями!» — Джон решил изобразить пролетария в помятой кепке, и эта роль принесла ему звание «героя рабочего класса». Ни один артист — выходец из рабочей среды не осмелился бы произнести подобную грубость в присутствии королевы. И только избалованный отпрыск мелкобуржуазного семейства, который зачитывался в детстве книжками про сумасшедших художников, посылавших богатеев куда подальше, был способен, набравшись наглости, отмочить такое, хоть он и опустил непристойное определение. «Герой рабочего класса — как же! — презрительно фыркнула тетя Мими, когда кто-то из знакомых поинтересовался ее мнением о Джоне как представителе низших слоев общества. — Это Джон-то, который всегда был маленьким снобом!»
Объем продаж пластинок «Битлз» достиг к этому моменту размеров, каких Великобритания еще не знала. Когда вышла пластинка «I Want То Hold Your Hand», сразу попавшая в хит-парады и остававшаяся на верхней строчке в течение шести недель, в сезон рождественских каникул предварительные заказы на нее достигли одного миллиона экземпляров. Брайен Эпстайн решил, что настало время набить себе карманы. Но как? Он решил поставить "Рождественское шоу «Битлз», для чего арендовал на две недели самую большую сцену в Лондоне. Рассчитывая проводить по два концерта в день, он прикинул, что сможет продать сто тысяч билетов и заработать на этом пятьдесят тысяч фунтов. Причем все эти деньги достанутся ему одному, так как весь спектакль обойдется почти даром!
Дело в том, что теперь Брайен владел уже целой конюшней рокеров, выросших из мерси-бита: «Биг Три», которые, кстати, довольно быстро расстались с ним, так как не хотели играть коммерческую музыку, «Джерри энд Пэйсмей-керз», «Билли Дж. Крамер энд Дакотас», «Формоуст», Сцилла Блэк и Томи Куикли. (Кингсайз Тейлор и «Свингинг Блю Джинз» отказались подписывать контракт с Эпстайном.) У «НЕМС» в центре Лондона было пять офисов, восемьдесят служащих и сорок музыкантов, которые колесили по стране, получая фиксированную еженедельную зарплату и компенсацию дорожных расходов. Брайен запустил их по дорожке, проторенной «Битлз».
Рождественским вечером 1963 года в зале кинотеатра «Астория» надрывали легкие три тысячи юных зрителей, большую часть которых составляли девушки. Свет погас, раздалась барабанная дробь — шоу начиналось. По сцене заметались огни прожекторов, занавес поднялся, и на экране замелькали изображения автомобилей, кораблей, самолетов. "Брайен Эпстайн представляет «Рождественское шоу „Битлз“!» Экран пошел вверх, и на сцену опустился вертолет, из которого вылез конферансье Ральф Харрис со списком пассажиров в руке. Следом за ним из кабины стали выскакивать один за другим оксщо сорока артистов, включая Билли Дж. Крамера, Силлу Блэк, «Дакотас». «Ну ладно! — рявкнул конферансье после того, как на сцене появился последний из выступающих. — Вот вы и познакомились со всеми участниками сегодняшнего шоу!» Эти слова были встречены взрывом протеста, перешедшего в вопль ужаса, когда вертолет неожиданно поднялся в воздух. «Что-нибудь случилось? — спросил Харрис. — „Битлз“? Ах да, эй вы там, наверху, подождите, вернитесь! Дамы и господа, встречайте звезд нашего шоу...» Но вертолет внезапно опять начал набирать высоту, вызвав новое замешательство зрителей. (Такое детское поддразнивание, по словам постановщика спектакля Питера Йолланда, производило на публику совершенно удивительный эффект. «К этому моменту, — вспоминает он, — сиденья кресел в зрительном зале уже промокли. Такое действие оказывали на поклонниц только „Битлз“. И это происходило во время любого, даже самого ординарного концерта. Под креслами образовывались лужи: они не могли себя контролировать».)
Когда наконец на сцене появились «Битлз» — в темных очках и с огромными сумками с логотипом авиакомпании «ВЕА» в руках, они продолжили игру, то появляясь, то исчезая, и так до финальной части шоу, которая состояла из скетча-пантомимы, в котором музыканты впервые попробовали себя в качестве драматических артистов.
Шоу обернулось полным триумфом. (На будущий год в театре «Одеон Хаммерсмит» состоялась его повторная постановка, в ходе которой «Битлз» разыграли спектакль про Ужасную Снежную Женщину, роль которой, как потом оказалось, исполнил Джимми Сэвилл.) Чтобы скрыться от поклонниц, «ливерпульские мальчики» каждый вечер убегали через разные выходы (в этом театре их было двадцать семь). «Если бы дела пошли совсем плохо, — скажет позже Питер Иолланд, — мы сумели бы отправить их на вертолете, который стоял во дворе».
Решив, что фаны перекроют служебный вход, полиция додумалась припарковать битловский «остин-принсесс» перед главным входом в театр. Но как только кумиры появились на ступенях, к ним с криками «Битлз»! Мы хотим «Битлз»!" ринулась толпа из двух тысяч подростков. Полицейские дрогнули, у некоторых из них с голов слетели каски, но они все же устояли и помогли рокерам забраться в «остин», который медленно покатил вверх по Оксфорд-стрит, едва не раздавив девушку, бросившуюся наперерез. Следующим утром стало известно, что передачу смотрели около пятнадцати миллионов телезрителей. Газеты наперебой печатали о них статьи. Одна из газет вышла с шапкой «БИТЛОМАНИЯ!». Словечко подхватили.
Через два дня после выступления в «Палладиуме» «ливерпульские мальчики» получили приглашение импресарио Бернарда Делфонта принять участие в шоу «Королевское варьете», которое ежегодно проводится в присутствии королевы Елизаветы, королевы-матери и принцессы Маргарет. Это известие застало их после окончания концерта, который они давали в Саутпорте, приморском городке, расположенном к северу от Ливерпуля. Стоило им спуститься со сцены, как журналисты обступили ребят плотным кольцом. «Это правда, что вы становитесь коммерческими артистами?» — спросили у них. Вопрос попал в точку, так как состав участников «Королевского варьете» всегда отличался традиционностью и консерватизмом, начиная от «Фландерс энд Свон» и заканчивая «Пинки энд Перки». Тогда Джон Леннон понял, что ему опять придется что-нибудь отмочить, чтобы «Битлз» смогли сохранить образ настоящих рокеров.
История о том, как Джон Леннон обратился к публике во время этого выступления, стала с тех пор одной из самых знаменитых рок-легенд — и одновременно одной из самых загадочных. Текст был тщательно отрепетирован, как, впрочем, и большинство «импровизаций». «Пусть те, кто сидит на дешевых местах, хлопают в ладоши. А все остальные пусть позвякают своими ... драгоценностями!» — Джон решил изобразить пролетария в помятой кепке, и эта роль принесла ему звание «героя рабочего класса». Ни один артист — выходец из рабочей среды не осмелился бы произнести подобную грубость в присутствии королевы. И только избалованный отпрыск мелкобуржуазного семейства, который зачитывался в детстве книжками про сумасшедших художников, посылавших богатеев куда подальше, был способен, набравшись наглости, отмочить такое, хоть он и опустил непристойное определение. «Герой рабочего класса — как же! — презрительно фыркнула тетя Мими, когда кто-то из знакомых поинтересовался ее мнением о Джоне как представителе низших слоев общества. — Это Джон-то, который всегда был маленьким снобом!»
Объем продаж пластинок «Битлз» достиг к этому моменту размеров, каких Великобритания еще не знала. Когда вышла пластинка «I Want То Hold Your Hand», сразу попавшая в хит-парады и остававшаяся на верхней строчке в течение шести недель, в сезон рождественских каникул предварительные заказы на нее достигли одного миллиона экземпляров. Брайен Эпстайн решил, что настало время набить себе карманы. Но как? Он решил поставить "Рождественское шоу «Битлз», для чего арендовал на две недели самую большую сцену в Лондоне. Рассчитывая проводить по два концерта в день, он прикинул, что сможет продать сто тысяч билетов и заработать на этом пятьдесят тысяч фунтов. Причем все эти деньги достанутся ему одному, так как весь спектакль обойдется почти даром!
Дело в том, что теперь Брайен владел уже целой конюшней рокеров, выросших из мерси-бита: «Биг Три», которые, кстати, довольно быстро расстались с ним, так как не хотели играть коммерческую музыку, «Джерри энд Пэйсмей-керз», «Билли Дж. Крамер энд Дакотас», «Формоуст», Сцилла Блэк и Томи Куикли. (Кингсайз Тейлор и «Свингинг Блю Джинз» отказались подписывать контракт с Эпстайном.) У «НЕМС» в центре Лондона было пять офисов, восемьдесят служащих и сорок музыкантов, которые колесили по стране, получая фиксированную еженедельную зарплату и компенсацию дорожных расходов. Брайен запустил их по дорожке, проторенной «Битлз».
Рождественским вечером 1963 года в зале кинотеатра «Астория» надрывали легкие три тысячи юных зрителей, большую часть которых составляли девушки. Свет погас, раздалась барабанная дробь — шоу начиналось. По сцене заметались огни прожекторов, занавес поднялся, и на экране замелькали изображения автомобилей, кораблей, самолетов. "Брайен Эпстайн представляет «Рождественское шоу „Битлз“!» Экран пошел вверх, и на сцену опустился вертолет, из которого вылез конферансье Ральф Харрис со списком пассажиров в руке. Следом за ним из кабины стали выскакивать один за другим оксщо сорока артистов, включая Билли Дж. Крамера, Силлу Блэк, «Дакотас». «Ну ладно! — рявкнул конферансье после того, как на сцене появился последний из выступающих. — Вот вы и познакомились со всеми участниками сегодняшнего шоу!» Эти слова были встречены взрывом протеста, перешедшего в вопль ужаса, когда вертолет неожиданно поднялся в воздух. «Что-нибудь случилось? — спросил Харрис. — „Битлз“? Ах да, эй вы там, наверху, подождите, вернитесь! Дамы и господа, встречайте звезд нашего шоу...» Но вертолет внезапно опять начал набирать высоту, вызвав новое замешательство зрителей. (Такое детское поддразнивание, по словам постановщика спектакля Питера Йолланда, производило на публику совершенно удивительный эффект. «К этому моменту, — вспоминает он, — сиденья кресел в зрительном зале уже промокли. Такое действие оказывали на поклонниц только „Битлз“. И это происходило во время любого, даже самого ординарного концерта. Под креслами образовывались лужи: они не могли себя контролировать».)
Когда наконец на сцене появились «Битлз» — в темных очках и с огромными сумками с логотипом авиакомпании «ВЕА» в руках, они продолжили игру, то появляясь, то исчезая, и так до финальной части шоу, которая состояла из скетча-пантомимы, в котором музыканты впервые попробовали себя в качестве драматических артистов.
Шоу обернулось полным триумфом. (На будущий год в театре «Одеон Хаммерсмит» состоялась его повторная постановка, в ходе которой «Битлз» разыграли спектакль про Ужасную Снежную Женщину, роль которой, как потом оказалось, исполнил Джимми Сэвилл.) Чтобы скрыться от поклонниц, «ливерпульские мальчики» каждый вечер убегали через разные выходы (в этом театре их было двадцать семь). «Если бы дела пошли совсем плохо, — скажет позже Питер Иолланд, — мы сумели бы отправить их на вертолете, который стоял во дворе».