– Умер мой сын… Малолеткой еще умер…
   Не понимаю… А волх как же?! Чужак?! Он – кто? Ведь все его называли Княжичем… И Меслав не отрекался от него! И Гуннара он изобличил…
   – Не понимаю, – призналась я.
   – А что понимать-то! – Молодой вой усмехнулся – Да успокойся ты – это дело прошлое, Князь на тебя обиды не держит.
   – Не держу, – подтвердил Меслав. – Потому и приветить рад в избе своей как гостью…
   – Благодарствую.
   Как вымолвила еще, каким чудом на ногах устояла?
   Вой мою слабость заметил, подвел к поленнице, прислонил спиной:
   – Передохни. В твоем положении волноваться нельзя…
   Открытое лицо, глаза добрые…
   – Слушай, а волх, что у вас жил, – он где?
   – Какой волх? – удивился еще больше вой. Может, он сам недавно здесь, вот и не ведает ничего? У кого ж еще спросить?
   Я оглядела двор. Люди, от бояр до челяди мелкой, вновь своими делами занялись, на меня глазеть перестали…
   – Я у Князя с рождения, – продолжал вой. – Стрый он мне, а о волхе я ни разу не слыхивал…
   Стрый! Как раньше не догадалась! Брат Василисин! Он-то все помнить должен, все знать…
   На двор влетел разгоряченный Оттар, схватил за грудки первого встречного, горячо залопотал ему что-то. Тот испуганно указал в мою сторону.
   – Твоего мужа человек? – поинтересовался молодой вой.
   Я кивнула. Оттар подошел, рыкнул на меня:
   – Почему не позвала? – И тут же перекинулся на воя, меня поддерживающего: – Убери от нее руки! Не лапай чужое…
   – Эк ты суров! – Парень послушно отпустил меня.
   Ноги не удержали, стала валиться на утоптанный снег. Оттар подхватил на плечо, вновь рыкнул: – Домой пойдем…
   – Нет, – слабо возразила я. – В кузню, к Стрыю… Урманин заворчал недовольно, а все же потянул меня к кузне.
   Стрыя я и не узнала сперва – поник он как-то, постарел. И меня он не сразу признал. От брызг огненных, видать, ослеп немного – долго вглядывался, а потом негромко спросил:
   – Беляна?
   Спросил вполголоса, а шум мехов, гудение печи да звон молотов заглушил.
   Я кивнула, ухватилась, как за надежду последнюю, за крепкую шею кузнеца. Он обнял меня, бережно погладил по голове:
   – А я думал – вовек не простите…
   За то каялся, что Бегуна с охотниками погнал из знахаркиной избы…
   – Дело давнее… – Я махнула рукой, а оторваться от кузнеца не могла.
   Оттар на нас косился подозрительно – все подвоха ждал… Он с Олегом одной науке учен был да одним вожаком…
   – Неулыба недавно приходила. – Стрый говорил глухо, будто слезы внутри держал, выплеснуть их боялся. – Сказывала, чтоб, как явишься ты, ни мига не медлила, к ней бежала… Дело какое-то спешное. Болтала она об Олеге и о болотниках. Говорила – спасать их надо… И Вассу…
   А Чужака? О Чужаке ничего не говорила знахарка? Хотя, что толку Стрыя расспрашивать, коли Неулыба медлить запретила. К ней идти надо.
   Я оторвалась от прокопченной груди, провела ладонью по сразу помолодевшим глазам кузнеца:
   – Сам себя не вини, а остальные обиду уж забыли давно…
   – Так ли? – Он всмотрелся в мое лицо.
   Я и глазом не моргнула, соврала, будто чистую правду сказала:
   – Неужто они не заходили к тебе перед походом? Хотели ведь…
   Он засиял улыбкой, прихлопнул могучими ладонями:
   – Правда?! И огорчился:
   – Верно, не застали они меня. Я-то давеча в Дубовники ходил – к Догоде… Загостился там…
   – Значит, не застали, – покорно согласилась я и повернулась к Оттару: – Идти надо.
   Хирдманн усмехнулся, кивнул:
   – Понял уж. К Неулыбе…
   Я поглядела на его суровое лицо. Раньше довелось бы с ним встретиться – испугалась бы до смерти, а теперь лучшего защитника и сыскать не могла… А ведь он других не лучше… И он, как прочие, убивал да избы жег, и он бросал детей малых средь трупов холодеющих, и он женщинам животы вспарывал…
   Может, прав Олег – никому нельзя верить? Да как жить в этом мире без веры, как век свой доживать? Не по мне была ноша такая, не по мне…


СЛАВЕН


   Громкие голоса издалека слышны были. Ясно стало – попал Эрик в беду, как Чужак и предсказывал. Даже злость разобрала – какого ляда поперся ньяр одиночкой в лес? Похвально, конечно, что о друзьях подумал, но только глупо… Знал ведь – никакая сила и ловкость его не сбережет. Чай, не с людьми дело имел – с нежитью… Хотя я и сам уже путаться начал. Нежить здешняя на людей здорово походила – не сразу отличишь…
   Волх замедлил шаг, бесшумно выскользнул на поляну – снежинки не уронил, ветки не колыхнул. Прямо зверь лесной, не плоше… А те, что с ньяром спорили, все же услышали, нацелились луками на волха, вперились недобрыми взглядами. Один, высокий статный мужик в бобровой шапке и коротком полушубке, вскинулся недовольно:
   – Что потерял, волх?
   У его ног корчился от боли Эрик, вокруг на снегу темнели кровавые пятна.
   Как удалось этим мужичкам, не шибко сильным с виду, ньяра ринуть?
   Я втихоря потянулся к мечу.
   – Скажи ведогону, чтоб не баловал, – тут же подметил мужик.
   Экий глазастый… Как же Бессмертного осилить, коли любой кромешник загодя опасность чует – меча в руки взять не успеваешь?
   – Оставь, Олег, – поморщился Чужак, небрежно махнув рукой. Не обращая внимания на смертоносные стрелы, глядящие в его спину, волх подошел к сидящему в снегу Эрику, наклонился:
   – Чего тебя, дурня, в лес понесло? В избе не спалось что ли?!
   Эрик вздрогнул, попытался подняться и со стоном осел обратно.
   Что с ним стряслось? Подойти бы взглянуть, да мужики с луками мешали. Таких без присмотра оставишь – опосля жизни можешь не досчитаться. Ладно, коли своей, хуже, если друга верного иль надежды единственной… А Чужак на кромке для нас надежда и вера…
   Я переводил глаза с одного бородатого лица на другое, прикидывал – кто они, мужики эти лесные? Ведогоны или другая какая нежить?
   – Сиди, не рыпайся! – Чужак разогнулся, положил руку ньяру на плечо, повернулся к мужикам. – Обознались вы, охотнички. Не того зверя словили…
   – Ага, болтай больше! – оскалился молодой худой парень, опуская лук. – В наши капканы добрый ведогон не попадет. Думаешь, мы ньяров дух не почуяли?
   – Такая добыча любой другой стоит. Впервые ньяр нам в руки живым дался. Остальные все мимо кромки прошли, – поддержал парня другой охотник – толстый мужик в длинной шубе. – Отведем его в Шамахан к Княгине. Она ньяров род страсть как не любит – глядишь, и наградит нас по заслуге…
   – Оно и ладно. – Чужак спорить не стал, усмехнулся. – Мне тоже в Шамахан надобно. Знать, вместе пойдем.
   Мужики озадаченно переглянулись.
   – Чего ты забыл-то в Шамахане? – поинтересовался высокий. – Иль не знаешь, что Княгиня наша – волховка?
   – Знаю. – Чужак вскинул на плечо легкую суму. Не думал он в Шамахан идти, хотел лишь ньяра догнать, вот и не собрался в дорогу толком. Да и я тоже…
   Эрик устало поднял на него глаза, выдавил:
   – Не думал я…
   – Твоя порода вообще думать не любит! – огрызнулся Чужак, и ньяр покорно замолчал.
   Охотники подавили смешки, утерли лица рукавицами, скрывая улыбки. Ох, Эрику самому бы средь таких недругов выжить, а он Вассу спасать рвется…
   – Ладно, вы с Княгиней одного рода – меж собой сами разберетесь, – решил наконец высокий.
   Нагнулся, чуть не спихнув волха в сугроб, освободил ногу ньяра из хитроумной ловушки, под снегом сокрытой. Походила она с виду на челюсть большого диковинного зверя, только вместо белых клыков торчали по ловушке полукругом острые железные зубья с палец толщиной. Не скоро сможет Эрик на своих ногах ходить – хорошо, коли кость не переломала страшная пасть.
   – Хочешь идти с нами – иди. – Охотник небрежно толкнул Эрика к волху, и ньяр со стоном упал на подставленное плечо. – Заодно и выродка этого на себе попрешь, коли так за него ратуешь. Наши о ньяра мараться не станут…
   Чужак чуть пригнулся под тяжелым телом Эрика, обернулся ко мне:
   – Ступай в избу, Олег, там нас дожидай.
   Я повернулся, будто собираясь последовать его указу. Чужак редко что пояснял, но сейчас и без пояснений ясно было – бежать надо к Лесному Хозяину, охотников наших поднимать, а потом с ними вместе налететь на незнакомцев, покуда не добрались они до Шамахана.
   Лыжи у меня сами в путь рвались, да жаль, мужики лесные тоже не глупы оказались. Вырос передо мной молодой парень, заступил путь:
   – Погодь-ка… Слышь, Багрян, они ведь не одни шли. Помнишь след, на который вчерась налетели? Глубокий он был – трое такой не оставят.
   Меховая рукавица ткнулась в мою грудь.
   Ох не люблю, когда ко мне прикасаются без моей на то воли! Коли доведется биться – помяну тощему этот тычок.
   Парень моего гнева не заметил, продолжил неторопливо, не отнимая руки от моего полушубка:
   – Этот за дружками побежит! Не ладно его отпускать…
   Багрян задумался. Я глаза на Чужака скосил – что делать? Он здесь все ведает – ему и решать. Может…
   Волх увидел, как моя рука вновь потянулась к мечу, помотал головой, не одобряя. Прав он – в лесу от опытных охотников не всякий зверь убежит, а человек, мест да тропок не ведающий, и подавно…
   – С нами пойдешь, – сказал мне Багрян и решительно повернулся к Чужаку. – Он ведогон нездешний. Странный какой-то… Ты ньяра убить не рвешься и не боишься с Княгиней нашей столкнуться… Может, вы не те, кем кажетесь?
   – Все может быть, – небрежно отозвался Чужак. – Ты знай дорогу указывай, а там разберешься кто да что…
   Багрян хмыкнул, подпихнул тощего парня к Эрику:
   – Возьми у него оружие и не поранься…
   – Дядька Багрян, разве я когда… – обиделся парень, а толстяк весело расхохотался:
   – Тебе ли, Худоба, тот меч не помнить, которым полпальца себе на ноге оттяпал?! Все в воя играл!
   – Врешь ты! Я его вовсе брать не хотел! – огрызнулся Худоба. – Он сам мне на ногу упал…
   – Цыц! – приструнил обоих Багрян. – Дело делайте, а не болтайте попусту!
   У ньяра под ногами уже расплылось огромное красное пятно, и лицо стало – точь-в-точь снег полевой, нетронутый. Кабы не плечо Чужака – не устоял бы он на ногах. Потому и меч с себя снять позволил безропотно, лишь ожег Худобу зелеными дикими глазами. Не один я, видать, на тощего парня обиду держать буду…
   Багрян отобрал у Худобы меч, поцокал языком, разглядывая острый клинок, а потом, пристроив его за спиной, двинулся в путь. Следом пошел Чужак с Эриком на плечах, за ними – Худоба, опасливо сжимающий в руке длинный нож, после – я, а в самом конце – толстяк неповоротливый с луком в руках.
   Чужак шел спокойно, по сторонам не глядя, словно и не волновался ни о чем, а я дорогу примечал да момента ждал, чтоб улизнуть незамеченным в темные заросли и добежать до лесной избы. А там – держитесь обидчики нежданные!
   Хороши были задумки, да охотники оказались парнями зоркими – любой вздох мой подмечали. Толстяк, углядев, как по сторонам зыркаю, предупредил беззлобно:
   – Не вздумай хоть шаг в сторону сделать! У меня одна стрела наготове и другая под рукой. Спроси вон Худобу – никто в наших краях упомнить не может такого, чтоб я промахивался, а уж с двух выстрелов наверняка уложу. Пикнуть не успеешь…
   Болотницкие охотники тоже белку в глаз били. И с чего я взял, будто эти хуже?
   Эрик уже не шел, волочился на спине Чужака, когда вырос перед нами Шамахан. Я сперва глазам своим не поверил. Громоздился на высоком знакомом берегу Новый Город, только без катов устрашающих. Да драккар, что под берегом лежал, не сходился с моим…
   Эрик охнул, засипел севшим голосом что-то неразборчивое… Ошалел ньяр – решил, в бреду ему Новый Город видится…
   Багрян, не задерживаясь, повел нас в городище. Мелкие земельные незнати, что по дороге встречались, на нас не глядели даже, зато в самом городище тут же набежали – да больше Багряна расспрашивать принялись, чем на нас глаза пялить…
   – Ты, дядька Багрян, где этакого зверюгу отловил? – выкликнул из толпы неказистый мужичонка. Он, видать, только из постели выпрыгнул – даже шубы не накинул.
   – Куда ведешь-то их, Багрян? – перекрыл его звонкий девичий голосок. – А то, может, вон тем красавцем со мной поделишься?!
   Я покосился на девку. Статная, румяная… У нас такие тоже всегда заводилами бывали…
   Она ловко метнула снежок в плечо Чужака. Тот под тяжестью Эрика чуть не до земли склоненным шел, а от удара выпрямился, вскинул глаза на девку. Такой тишины, что после этого настала, я еще никогда не слыхивал. Замерли люди, коли так их назвать, а потом заголосили хором. Кто – весело, радуясь, кто – со страхом, а кто – с ненавистью:
   – Волх… Волх… Волх…
   – Ступайте по домам, – негромко сказал Чужак. – Не следует вам в мои дела путаться. Зашибу еще кого ненароком, сброшу за кромку до времени…
   Незнати расходиться начали. Неохотно, правда, а все же слов волха послушались…
   – Скажи, – вновь вылез неодетый мужичонка, – а не ты ли тот волх, что Бессмертного убить захотел?
   Чужак молча отвернулся от него, подтянул повыше на плечи бесчувственное тело Эрика.
   – И как ты, волх, можешь ньяра на себе тянуть?! – не отставал мужичонка. – Иль совсем гордость и честь потерял?
   Экий назойливый!
   Все, кто уж по домам было двинулись, приостановились, вслушиваясь… Верно, немыслимо было, чтобы волх ньяру помочь решил…
   А Чужак молчал… Молчал, словно воды в рот набрал!
   – Предатель ты! – взвыл мужичок. – Предал род свой! С ньяром сдружился!
   После речей его опять толпа возле нас сгустилась. Не болтливая да веселая, как раньше, а угрюмая, будто худших врагов окружила… Истинно Лесной Хозяин сказал – стоит кому прознать, что ньяр с волхом вместе, – соберется рать немалая.
   Чего же Чужак молчит? Почему ничего не выдумает, не солжет, ради своего же блага? Его молчание сейчас, что острый нож у горла: помедлит немного, и уж не одна Княгиня его заботой станет – весь Шамахан!
   Я поравнялся с волхом, заглянул в радужные глаза. Окатили они меня печалью… Откуда такая? Почему готовился волх к худшему? Ведь любого заболтать и обаять мог, коли пожелал бы…
   «Волх никогда не врет…» – вспомнилось вдруг. Как мог я забыть! Чужак не раз повторял, будто коли соврет он – Кривда силу его заберет. Чем больше лжи нагромоздит, тем сильнее Кривда станет. Страшное может случиться, если Кривда волхскую силу обретет и начнет повсюду Правду попирать… Приспело, видать, мое время Чужака выручать!
   – Что пристал, как лист банный! – Вылетел я, навис над мужичком. У того в глазах страх заметался – не ждал отпора. – Спроси вон у Багряна, как волх ньярову породу дурнями обозвал! Как он после этого другом его назовет? Иль ты про злобу и памятливость ньярову не слыхал?! А тащит его, посколь старую вражду чтит, – неладно злодея этакого втихомолку жизни лишать. Пусть посмотрит вокруг да узрит, как все его ненавидят!
   Вокруг зашумели.
   – Правда ли, Багрян, что волх ньярову породу хаял? – выкликнул кто-то.
   Хоть бы припомнил охотник те слова, что Чужак Эрику на лесной поляне в гневе сказал… Хоть бы не запамятовал!
   – Не знаю я, каковы у них дела, – лениво заявил охотник. – А слышал я, как волх говорил, будто у ньяров мозгов вовсе нет…
   Переврал слегка, но оно и к лучшему. Грубее слова показались, значимее…
   – А ты чего не несешь его? – не унимался мужичок, надвигаясь на меня худой впалой грудью.
   Стукнуть бы его раз мечом – хоть плашмя, чтоб рот на время прикрыл!
   – А чего ради я для волха стараться буду? – небрежно отозвался я, с трудом сдерживая ярость. – Коли ты шустрый такой – возьми да и неси его на себе!
   Багрян расхохотался, утер покрасневшие глаза рукавом.
   – Это тебе не Ядуна привечать, – усмехнулся в лицо мужичку. – Сразу видать, сей ведогон из воинов. Может, коли удастся волху Княгиню согнать, этот ведогон над нами-прочими княжить сядет.
   – Ну, болтай! – Мужичок чванливость утратил, а все же остался, не убежал от нападок.
   Значит, Ядун был у него в избе? Я ощупал мужичонку глазами – запомнил, на случай, коли доведется выбраться из этой заварухи…
   – Кому воля божья ведома? – пожал плечами Багрян. – Дело поединком станут решать, а в поединках, сам знаешь, без божьей помощи не победить…
   Прямо не верится, что не люди они! Точно как мы, все на богов валят. И почему только кличут их нежитью да незнатью?
   Княжий двор пошире Рюрикова оказался, а вместо изб деревянных стояли по двору расписные шатры, шкурами покрытые. Чего ради жила Княгиня по-походному? Воинственна ли была иль никак не хотела смириться с мыслью, что навсегда дороги и леса покинула, вот и тешила себя глупой надеждой, что свободна еще и легка на подъем по-прежнему?
   Багрян подошел к высокому расписному шатру, склонился перед рослыми воями, замершими у входа:
   – К милостивой Княгине привел на суд ньяра да волха…
   Ври стойки оказались – хоть и дрогнули слегка лицами, а ответили голосами ровными, спокойными:
   – Отдыхает Княгиня. Обождет ваше дело. Багрян опять склонился до земли, вернулся к нам.
   Чужак уже скинул с плеч Эрика, закрыл его рану каким-то листом из своего мешка и прикрутил полосой тканной, от его же рубахи оторванной. Худоба с толстым охотником отошли в сторонку, поближе к люду, у шатров толпящемуся, и уже весело там хохотали, забыв о своих пленниках. А чего им было опасаться? Куда мы денемся, когда не только Княгинины вой – весь город о нас наслышан?
   Багряну, видать, тоже поделиться новостями хотелось – метался нетерпеливым взглядом от нас к хохочущим приятелям и наконец не выдержал.
   – Бежать не вздумай, – упредил меня. – Сам видишь – некуда тебе бежать.
   Я кивнул. Чай, не дурак – вижу… Он обрадованно ухмыльнулся, поправил за спиной Эриков меч и поспешил к своим.
   – Что делать будем? – негромко шепнул я Чужаку, едва Багрян отошел на пару шагов.
   – Делай все, что верным покажется. – Волх подвинулся ко мне, сомкнул на коленях тонкие руки. Золото браслеток под солнечным лучом ударило в глаза. Он равнодушно прищурился. – Обо мне не думай, помни: Эрик – твоя забота.
   – Я раз сказанного не забываю. Чужак кивнул, продолжил:
   – Если доведется выбраться, знай – стоит у берега глухая старая изба. Хозяйствует в ней старуха Кутиха, вздорная, злая. Коли сумеешь сговориться с ней – никто, даже волховка, тебя не сыщет. Никто к Кутихе не сунется – не подумают даже в ее доме беглеца искать. Она не то что чужим – своим приюта не даст. Да, еще, – он усмехнулся, – коли в другой раз врать надумаешь – постарайся в свою ложь поверить. Тут ведогоны все же – не люди. А что, коли кто проверить твои слова захочет? Кривда здесь строго карается, похуже чем порода ньярова…
   Сам врать не умеет, а других учит… У меня учитель был на славу – второго такого ни на земле, ни на кромке не сыскать… Жил он ложью, кормился да богател ею… Просто запамятовал я немного его науку.
   – Княгиня! – неожиданно рявкнул один из воев.
   Я вмиг забыл о Ролло, уставился на шатер. Волха видел, а волховку еще не доводилось. Почему-то чудилось – будет она высока и мила, в наряде роскошно убранном да шубе собольей…
   Полог шатровый качнулся слегка, разошелся и выпустил из шатра служанку волховки. Невысокую, ладную девку, в потертом дорожном зипуне и поношенных поршнях. Хотя нет, не девку – бабу, коли по головному убранству судить…
   – Брат?! – Глаза незнакомки широко распахнулись, устремились на Чужака.
   Только теперь узрел в них те же всполохи разноцветные, что в глазах волха прыгали. Княгиня? В этаком наряде?
   – Брат! – Она кинулась к Чужаку, ткнулась круглым белым лицом ему в грудь, прижалась, крепко обхватив руками сильную шею волха.
   А я-то думал – убьет сразу… Не сама, конечно, – куда такой малой бабе с мужиком совладать – воев своих натравит…
   Чужак оторвал от себя ее руки, отстранил на полшага, всмотрелся в глаза:
   – Не глупи, сестра. Чай, я родич тебе, все твои хитрости ведаю. Любой муж твоей ласке усыпляющей рад будет – не трать же ее на меня понапрасну.
   Волховка сомкнула перед грудью тонкие пальцы, хрустнула ими. Вот тебе и баба настоящая – миг назад ластилась, милым братом кликала, а теперь смотрит волчицей, прожигает насквозь злыми глазами!
   – Зачем явился?
   А в голосе ни нежности, ни ласки нет и в помине…
   – Сама ведаешь. – Чужак устало пожал плечами. – Доброй волей из городища уйдешь иль силой тебя сбрасывать?
   Она вздрогнула, замотала головой:
   – Мне боги на Шамахан указали – мне и править в нем, пока время за кромку не откинет!
   – Значит, силой…
   – Значит, так…
   Что же, прямо теперь драться начнут? Не мог я представить волховку с мечом в руке. Она, небось, и не удержит его. Да и Чужак с мечом – зрелище забавное… Как же будут поединничать? Неужто колдовской силой?
   Эрик хрипло застонал, перекатываясь на бок, но так и не придя в себя.
   Волховка лихо скакнула к нему, даже о Чужаке забыла:
   – Ньяр?!
   И завопила, не раздумывая:
   – Убить! За кромку спихнуть до времени – в Мореновы спутники!
   «Эрик – твоя забота», – так сказал волх. Я заслонил собой ньяра:
   – Мало чести убивать хворого… Не ведал, что ты так слаба да боязлива – не можешь со здоровым врагом схватиться. Видать, верно говорят, будто ньяр любого волха вмиг завалит…
   Опять лгу? Хорошо хоть – не напрасно… Княгиня вскинулась:
   – Как смеешь такое обо мне говорить?!
   – А что же мне еще сказать? Что вижу, то и говорю, – честно признался я.
   Хорошо, что честно… Радужные огни уставились на меня, тонкими холодными змейками вползли в душу, закопошились там, ложь выискивая. Не нашли…
   Волханка успокоилась:
   – Вижу – не врешь… Знать, впрямь считаешь – не осилить мне ньяра, коли здоров он будет?
   – Верно.
   Раззадорь бабу – гору свернет, обо всем на свете забудет. А волховку мое недоверие за живое задело. Не волхский оказался гонор у нее – обычный, бабий…
   – Станешь ли ты дожидать, брат, коли попрошу о том? – развернулась к волху.
   Тот кивнул. Конечно, еще бы ему не ждать! Я давно приметил – он драк и смертей не любит.
   – Не обессудь, брат. – Поганая злая улыбка скользнула по ее припухлым губам. – Придется тебе с ньяром в темнице посидеть да полечить его… Сам ведаешь – нет лекаря лучше волха.
   Чужак опять кивнул. Главное – подольше бы лечил он ньяра, а там, глядишь, и удача какая подвернется по случаю… Боги над всеми судьбами властвуют – им решать, кому жить, а кому в землю ложиться.
   Двое дюжих воев ловко подтащили к неподвижному Эрику толстую шкуру, уложили его, потянули в небольшой шатер. Чужак подбросил на плече суму, двинулся за ними. Даже на пороге не обернулся, чтобы на меня глянуть… Зато волховка смотрела шибко пристально. Казалось, гладит глазами кожу сквозь одежду, заползает взором в самые сокровенные места. И приятно становилось от ее взгляда, и муторно. Так бывает, когда медовухи перепьешь – сладка она, а не в радость уж…
   – Как звать тебя, ведогон? – Бархатом голосок обволакивал. Хитра… Лаской хочет взять… Зачем только? Может, меня одурманив, меня же и с волхом в поединке столкнет? Не самой же ей драться в конце концов! Хитра лисица, да не на того петуха напала! А лучше все же притвориться, будто поддался я ее чарам. Она проверять не станет – уверена, небось, как все бабы, что супротив нее ни один мужик не устоит.
   – Олегом кличут, милостивая Княгиня.
   – Имя у тебя, ведогон, странное, красивое. По нраву ты мне. – Она сладко улыбнулась и вдруг, обернувшись к воям, резко рявкнула:
   – Он – мой гость!
   Вновь огладила меня нежностью:
   – Только поклянись, ведогон, что сбегать и зла мне причинять не думаешь…
   Не думаю… Не думаю… Не думаю… Красива она… Умна… Мне б такую госпожу на всю жизнь…
   Слабо я своим убеждениям верил, а все же решился:
   – Клянусь в том!
   Вновь закопошились изворотливые змейки, в моей душе кривду выискивая.
   Я смотрел на Княгиню, силился представить ее бабой обычной с шитьем в руках иль у люльки дитячьей. Привычней так было…
   А ведь и впрямь красива она… Любому мужику – награда лучшая…
   – Пойдем, Олег. – Отпустили змеи.
   Любому награда, да не мне… Есть у меня Беляна, есть ребенок, еще не народившийся, есть изба в Новом Городе и планы великие, кои лишь Рюрику под силу замыслить было… Недолго волховке надо мной властвовать… Ой, недолго…


БЕЛЯНА


   Неулыба своей неприязни к урманам не утратила – косилась на Оттара так, будто это он много лет назад ее в полоне рабой держал.
   Глядела хмуро, но кормила-поила, как положено, – худшей беды нет, чем гостя прогнать… Недолго, однако, терпела – едва наелись, поскорей все со стола смела и заявила:
   – Бабий разговор не для ушей воя!
   Да так на Оттара поглядела, что того ноги сами из избы вынесли.
   А на меня тепло глянула, нежно почти:
   – Где же, древлянка, муж твой? Да не отвечай – сама знаю – далеко он…
   Коли хотела она меня удивить – так лучшего способа и придумать не могла. Я полагала – долгий у нас будет разговор, с расспросами, а выходило, что она больше моего ведала… Хотя, что ведала? Вести да слухи нелепые, что быстрей тараканов по углам расползаются, иль правду, от меня сокрытую? Олег не раз говаривал – незнаемого человека напрямую не шибко расспросишь, а коли зацепить его за живое – сам он всю правду выложит… У знахарки, коли есть в душе частица нетронутая, то это Васса… О ней и речь заводить придется…
   – А знаешь ли, что пропала Васса, а он ее искать пошел?