– Пошел ты знаешь куда, Чарлз Габриэл Ферраро? Короче, либо мы встречаемся сегодня же, либо у вашего отдела по связям с общественностью сильно прибавится работенки. Я не исключаю даже, что мэр назначит специальную комиссию по расследованию. А там, глядишь, и государственный секретарь лично свяжется с вашим комиссаром. А что? Учитывая, какую шумиху развел вокруг этого дела Бонн, это вполне возможно. Так что надевай свой лучший костюм и готовься к съемке.
   – Ах ты... ах ты, дрянь! – с оттенком восхищения выдохнул Чарли. – Вижу, в игре никакими приемами не гнушаешься.
   – Спасибо за комплимент, – высокомерно бросила Кензи. – И еще одно. Не показывайся перед камерой в каком-нибудь из своих ярких галстуков. Надень что-нибудь поскромнее.
   – Ну ладно, ладно. – Чарли выбросил белый флаг. – Победила. Только встретимся попозже, ладно? Не раньше семи.
   – Годится. Только на работе в это время меня уже не будет. Приходи домой. Адрес еще не забыл? – медоточивым голоском спросила она.
   Вместо ответа Чарли швырнул трубку.
   «Ну вот, – самодовольно улыбаясь, подумала Кензи, – все оказалось не так уж и трудно. С офицером Ферраро я справилась. И он знает это не хуже меня. А вот другого не знает – что я теперь живу не одна, а когда под рукой Зандра, постель ему не светит».
   Правда, на сей раз Чарли все равно ничто не светит. Ибо нравится ему это или нет, на нее, Маккензи Тернер, его чары больше не действуют. Отныне Чарли Ферраро для нее не существует.
   Вот так-то!
 
   Прожив в Нью-Йорке три месяца, Зандра обнаружила, что спектакль – подлинный спектакль – разыгрывается не на сценах бродвейских или внебродвейских или даже вневнебродвейских театров, а на улицах и тротуарах Манхэттена, где не умолкая течет поток людей-актеров.
   Это касается даже шикарных районов верхнего Ист-Сайда с его бьющими в глаза большими деньгами. Труппа здесь тоже представляет собой странную, вполне демократическую по духу смесь: дамы в соболях проплывают мимо попрошаек в драной одежде, безумные мотоциклисты едва не сбивают чинных банкиров, длинноногая модель прямо с обложки модного журнала жмется к стене, пропуская какого-то маньяка, выкрикивающего грязные ругательства, и, равнодушная ко всему этому, катит коляску с немощным стариком темнокожая сиделка.
   Да, Зандре, чей театральный опыт исчерпывался участием в конкурсах красоты, казалось, что теперь-то она наконец попала на сцену самого настоящего театра под названием «Манхэттен», где одновременно и без всякой режиссуры идут «Марат-Сад», «Босые в парке», «Частная жизнь» и «Трехгрошовая опера», а количество зрителей на каждом представлении зависит от самых разных вещей – погоды, финансовых возможностей, времени дня и даже фазы Луны.
   Но сейчас, бесцельно слоняясь по Мэдисон-авеню, Зандра словно не замечала всего многоярусного зрительного зала. В этот обеденный час она была занята разглядыванием магазинных витрин, что, собственно, учитывая весьма скромный бюджет, только и могла себе позволить.
   Витрины, как всегда, сверкали. Нельзя сказать, что Зандра хоть сколько-нибудь завидовала людям, выходящим с покупками от «Джанни Версаче», или коллекционеру, сосредоточенно разглядывающему старинное полотно в витрине художественной галереи, или туристам, склонившимся над дорогими безделушками в сувенирном магазине. Выросшая в бедности, Зандра смолоду привыкла считать каждую копейку, но в то же время отлично сознавала, что счастье и радость ни за какие деньги не купишь.
   Именно поэтому она оставалась более или менее равнодушна к окружающим ее со всех сторон соблазнам, вполне удовлетворяясь возможностью просто поглазеть на всю эту роскошь... ну, если уж быть до конца честной, и немного помечтать. Вот и все, больше ей ничего и не нужно.
   И что в этом, собственно, удивительного? По отношению к ней Нью-Йорк оказался чрезвычайно гостеприимен. Так чего же еще желать?
   Хотя, по чести говоря, кое-чего ей все-таки не хватает. Во-первых – постоянного поклонника. Во-вторых – что куда серьезнее, да и мучительнее – о Рудольфе до сих пор ни слуху ни духу.
   Зандра вздохнула. Брат вспоминается ей в самые неожиданные моменты, и всякий раз она испытывает острое чувство вины.
   С Англией она за это время наговорила, по самым скромным подсчетам, на две тысячи долларов, и все без толку. Либо ее брат залег на дно так глубоко, что и не отыщешь, либо...
   Что? Умер и похоронен бог знает где? Может даже, на дне реки, о которой никто и никогда не слышал?
   Застегнувшись до ворота и поплотнее затянув шарф на шее, Зандра продолжала свой путь, пока ее не остановил чей-то певучий голос с явным оксфордским акцентом:
   – Зандра? Неужели Зандра фон Хобург-Уилленлоу?
   Зандра круто остановилась и удивленно завертела головой, пытаясь отыскать знакомое лицо в толпе незнакомцев. Ее усилия не пропали даром – провода соединились, в мозгу словно что-то щелкнуло.
   – О Господи, Пенелопа! Пенелопа Гейнсборо! Неужто и впрямь ты?
   – Собственной персоной, – усмехнулось долговязое рыжеволосое существо в каком-то немыслимо ярком, из кожи и замши, пальто.
   Последовали объятия и обмен поцелуями.
   – Смотри-ка, и впрямь Пенелопа! – Зандра чуть отстранилась. – Чудесно выглядишь, дорогая. А как Дики?
   – Дики тю-тю, – весело откликнулась Пенелопа.
   – В каком смысле «тю-тю»? – У Зандры округлились глаза.
   – Я больше не Гейнсборо, дорогая. Я теперь миссис Алекс Тротон. – Слова она выговаривала в точности как Зандра, отрывисто и четко. – И в доказательство вот... двадцать два карата без малейшего изъяна. Полюбуйся. – Она вытянула вялую руку.
   – Да, сооружение и впрямь гигантское, – прищурилась Зандра.
   – Гигантское и абсолютно буржуазное, – рассмеялась Пенелопа. – И все же бриллианты – наши, девушек, лучшие друзья. Держись за каждый камушек до конца – вот мой девиз... Пусть хоть целый браслет из мужских скальпов получится. А если учитывать мои темпы, то, пожалуй, и ожерелье. Третий развод, четвертое замужество. И это всего в двадцать шесть лет. Можешь себе представить? Скандал вышел тот еще. На это стоило посмотреть. Сначала Лицинда Тротон удирает Бог знает куда с какой-то женщиной, затем Дики – с привратником Алекса. Бред какой-то! Это же надо придумать – привратник! И наконец, мы с беднягой Алексом...
   – О Господи, Пенелопа, действительно кошмар! Фантастика! Во сне не увидишь.
   – Уж не хочешь ли ты сказать, что ничего не слышала обо всем этом? – недоверчиво посмотрела на нее Пенелопа.
   – Боюсь, что нет. Я последнее время живу как-то на отшибе.
   – Когда же мы разговаривали в последний раз? Вспомнила! Ты звонила насчет Рудольфа. Я слышала, он должен Дики кучу денег, ну да мне наплевать. Хорошо бы он не вернул ему ни копейки. Будет знать, как иметь дело с привратниками. Особенно с чужими. Ну да ладно, черт с ним! Надо же, никогда не думала, что именно здесь тебя встречу. Что ты забыла в Нью-Йорке?
   – Это долгая история, – сказала Зандра, стараясь увернуться от чужих локтей и спин. – В общем, я сейчас здесь живу. – Не желая углубляться в подробности, она круто сменила тему. – Да ты лучше о себе расскажи. Ты-то что здесь делаешь? Прячешься, как обычно, от коллег с Флит-стрит?
   – Прячусь? Да Бог с тобой! У меня медовый месяц.
   – Здорово! Ну и как, счастлива?
   – Не то слово.
   – Поздравляю! По-моему, надо выпить по этому случаю. – Зандра огляделась. – Счастливчик где-нибудь поблизости?
   Пенелопа вдруг опечалилась.
   – Можешь себе представить, подхватил грипп. Нашел время. И ведь предупреждала же: сделай прививку! И слушать не захотел. Впрочем, на мужчин это похоже. И вот ведь беда, как раз сегодня у нас роскошные билеты на «Бульвар Сансет». Первый ряд. Жаль терять, ну да что же поделаешь. Идти одной совсем неохота.
   Пенелопа неожиданно просияла.
   – О Господи, и как же это мне сразу в голову не пришло! Вот идиотка! Пошли вместе. А перед тем поужинаем в «Русской чайной». Это мое любимое место. Ну, соглашайся же. Классно проведем время.
   – Э-э... хорошо.
   – Здорово! Ты просто молодчина! Вот уж выручила, так выручила. Наговоримся всласть. Ну что, в шесть?
   – В шесть. В «Русской чайной».
   – Поскорее бы! Выглядишь на все сто! Да, не забудь, столик будет заказан на имя Тротон. Миссис Алекс Тротон. Ну все, пока, помчалась.
   Зандра задумчиво посмотрела ей вслед. Ощущение было такое, словно над ней прошумел небольшой торнадо, подхватил ее, разметал все вокруг и понесся дальше.
   Итак, «Русская чайная», а потом Бродвей.
   Ну что ж, почему бы и нет? Тем более что ничего другого все равно не предвидится.

Глава 25

   – Да кончишь ты когда-нибудь мелькать перед глазами? – раздраженно прикрикнул Чарли. – Мечешься, словно кошка в огне. Не бойся, не укушу.
   – Кто боится? Я? Вот уж меньше всего. – Кензи величественно опустилась на табуретку. На кушетку рядом с ним она не сядет, пусть и не мечтает.
   Впрочем, на всякий случай, чтобы не ерзать, она подложила под себя ладони, ибо, несмотря на только что сделанное заявление, действительно вся дрожала от возбуждения. Знай она, что Зандра – подруга называется! – исчезнет как раз тогда, когда больше всего нужна, Кензи ни в жизнь не пригласила бы Чарли домой. Нашла бы какое-нибудь нейтральное место, да чтобы людей вокруг было побольше. С таким бабником, с таким сексуальным маньяком, вбившим себе в голову, будто он – дар Божий для любой женщины, нельзя оставаться наедине.
   – Слушай, Чарли, – торопливо заговорила Кензи, – давай сразу договоримся: мы собрались потолковать о деле. Просто так уж получилось, что оно у нас общее.
   – Да ну? – Чарли потеребил усы.
   – Вот тебе и ну.
   – Боюсь, что ты заблуждаешься. – Чарли оставил усы в покое. – Никакого общего дела у нас нет. Допускаю, что твоя контора столкнулась с некоей проблемой. Следовательно, – он прицелился в нее указательным пальцем, – столкнулась с проблемой и ты. Но ни полиция Нью-Йорка, ни мой отдел, ни я сам тут совершенно ни при чем.
   Он закинул руки за голову и поудобнее устроился на кушетке.
   – И чем быстрее ты это поймешь, – самодовольно продолжал Чарли, – тем будет лучше для нас обоих.
   Кензи вспыхнула. Как он смеет ее поучать! Да кто он такой в конце концов! Неплохо бы также помнить, что полиция – государственное учреждение. И что «Бергли», как организация, исправно платящая налоги, имеет такое же право рассчитывать на ее услуги, как и сомнительный воришка, стянувший из галереи какие-то малоценные копии.
   Да, да, такое же! Впрочем, Кензи отдавала себе отчет, что сейчас не время и не место давать волю чувствам. Пусть Чарли, если уж ему так хочется, надувает щеки. Пусть ведет себя, как ребенок. Пусть хоть на стену лезет. Ну а она, ответственный сотрудник «Бергли», останется внешне спокойной и деловитой, так что ни к чему не придерешься.
   – Ну уж нет, Чарли. Хочешь не хочешь, но это и твоя проблема. И если выяснится, что Гольбейна действительно украли...
   – Так-так. Расставим точки над i. – Чарли поднял руку – точь-в-точь полицейский, регулирующий движение на дороге. – По твоим словам, картину контрабандой ввезли в Америку. Верно я тебя понял?
   – Если она действительно была украдена, то да.
   – В таком случае этим делом должны заниматься Интерпол и ФБР. Неужели я должен тебе напоминать, что международная контрабанда произведений искусства не входит в юрисдикцию нью-йоркской полиции?
   – Не должен. И тем не менее ты не прав. Да, конечно, это дело Интерпола и ФБР. Но и полиции Нью-Йорка оно тоже касается. Дело в том, что картина хранится в сейфе на Мэдисон-авеню. То есть на территории этого города. Более того, она была нам доставлена одним нью-йоркским адвокатом от имени продавца, пожелавшего по каким-то неведомым причинам не раскрывать своего имени.
   – Тайны Мадридского двора, а?
   – Слушай, Чарли, – Кензи изо всех сил старалась сдерживаться, – постарайся понять две простые вещи. Во-первых, картину принимала не я. Во-вторых, мы часто имеем дело с посредниками. С адвокатами, специалистами, перекупщиками... В конце концов, нам обоим прекрасно известно, почему продавцы прибегают к их услугам.
   – Чтобы самим остаться в тени.
   – Вот именно. То ли потому, что опасаются грабителей, то ли потому, что попали в трудное положение, но не хотят, чтобы это стало всем известно, то ли просто помешаны на анонимности.
   – Ну ладно, ладно, – раздраженно остановил ее Чарли – От меня-то что требуется? Арестовать кого-то, а кого – неизвестно?
   – Отнюдь. Надо, чтобы ты нам помог провести собственное расследование. Потому что у тебя есть доступ к информации, до которой нам самим не добраться. И еще: ты можешь понадобиться, чтобы войти в контакт...
   – Войти в контакт. – Чарли сделал неприличный жест. – Стало быть, вот как это теперь называется.
   – Ха-ха. Живот надорвешь. Короче, насколько я понимаю, мы можем рассчитывать на твою... э-э... профессиональную помощь?
   – А почему бы просто не нанять детектива?
   – Потому что ты и есть детектив, – жестко ответила Кензи.
   – Я имею в виду частного сыщика.
   – А кому, интересно, мы платим налоги? – окрысилась Кензи. – Какого же черта подкармливать частника, когда мы уже заплатили городу?
   – Мне следовало бы знать, что у тебя на все готов ответ, – пробурчал Чарли.
   Кензи склонила голову набок и одарила его сияющей улыбкой.
   – Ну ладно, – вздохнул Чарли. – Выкладывай, какая именно информация вам нужна и с кем мне следует... э-э... связаться?
   – Честно говоря, я это и рассчитывала от тебя услышать. – Кензи улыбнулась еще шире. – В конце концов ведь это ты у нас полицейский.
   – Поделом мне! – Чарли чуть не застонал и яростно растрепал волосы. И угораздило же его попасться именно этой чертовке! Как ловко она обернула против него его собственные слова. И ведь не поверишь, что в этой обманчиво-хрупкой оболочке заключен даже не мозг, а целый компьютер. Нет, решительно надо принимать закон о соответствии внешнего облика внутреннему содержанию! Хотя чего уж теперь жаловаться – ведь однажды она уже его перехитрила, а он так ничему и не научился. С другой стороны, задним числом и не поверишь, что умудрился в свое время предаться душой и телом этой хитрой сучке. Ну да ладно, хоть это теперь ему больше не грозит.
   – Хорошо, – тяжело вздохнул он, понуждая к работе серое вещество своего мозга. – Как зовут посредника?
   – Захария Бавоза. Адвокат.
   – Этого еще только не хватало.
   – А что такое? – Кензи удивленно посмотрела на него. – Ты что, знаешь этого человека?
   – К сожалению.
   – Ну и...
   – Вот тебе и «ну и», – оскалился Чарли. – Мешок с дерьмом.
   «А то мне одного мало», – едва не вырвалось у Кензи, но она вовремя прикусила язык.
   – Самый настоящий подонок, – убежденно повторил Чарли и, нахмурившись, добавил: – Я выхожу из игры.
   – То есть как это – выходишь из игры? – Кензи почувствовала, как краска заливает ей лицо. У нее возникло сильнейшее желание наброситься на него и как следует потрясти. Но она снова сдержалась.
   – Слушай, Кензи, – Чарли положил руки на колени и перегнулся к ней через кофейный столик, – Бавоза, конечно, мерзавец, но мелкая сошка. С кражей в «Аристерии» он мог быть связан. Но Гольбейн... – Чарли покачал головой. – Ни при каких условиях.
   – Ага! Стало быть, мелкая кража для тебя важнее аферы, какой, возможно, свет не видывал?
   – Да пошла ты к черту! Кража есть кража. К тому же в этой галерее связали людей, заткнули им рот кляпом. И между прочим, запросто могли прикончить. А ты знаешь, сколько человек в день убивают ради меньшего?
   – Полагаю, порядочно. Но почему ты так уверен, – требовательно спросила Кензи, – что из-за Гольбейна никого не убили?
   – Ни в чем я не уверен. Но это было Бог знает когда и в четырех тысячах миль отсюда. А «Аристерия» – это здесь и сейчас.
   – Гольбейн – это тоже здесь и сейчас, – отчеканила Кензи. – По крайней мере так считают в Вашингтоне и Бонне. А Бавоза, что бы ты там о нем ни говорил, – посредник.
   – Наверное, просто совпадение. Малому повезло.
   – Почему ты так думаешь?
   – Потому что только дурак свяжется с таким типом, если речь идет о чем-то серьезном. Знаешь что, я предупрежу офицера Копенски, что ты с ней свяжешься. Отличный работник, вы наверняка поладите. А теперь... У меня куча дел, и если у тебя все, то я, пожалуй, тронусь.
   Чарли поднялся на ноги.
   Кензи тоже вскочила.
   – Никуда ты отсюда не уйдешь! – прошипела она. – Я тебя просто не выпущу!
   Он подхватил лежавшее на кушетке пальто и сделал шаг к двери.
   – Не пустишь, стало быть?
   – Не пущу! – Кензи стремительно рванулась к выходу и, широко расставив ноги, преградила ему путь.
   – И не надоело тебе играть в детские игры, Кензи? – устало вздохнул Чарли. – Ладно, кончай валять дурака и позволь мне уйти.
   – Ни за что в жизни! – Кензи решительно помотала головой. Ноздри у нее раздувались, и стояла она у двери неколебимая как скала.
   – Ну и что, прикажешь силу применить? – Чарли посмотрел на нее сверху вниз.
   – Так, слышу голос полицейского, – усмехнулась Кензи. – Наверное, мне следует испугаться.
   – Кончай, а то мне действительно придется разобраться с тобой.
   – Если ты хоть пальцем меня тронешь, то я... я...
   – Ты – что?
   – На куски тебя разорву, вот что! – Зрачки ее дико расширились.
   – Ты? Разорвешь меня на куски? – Чарли засмеялся. – Уроки джиу-джитсу, что ли, брала?
   – Давай, давай, смейся, – презрительно фыркнула Кензи.
   – Я не смеюсь. Я по-хорошему тебя прошу, дай дорогу.
   – Ни за что! – Кензи вздернула подбородок еще выше.
   – Ну смотри, ты сама этого хотела. – Он сделал шаг в ее сторону, но Кензи оказалась проворнее.
   К собственному удивлению, она бросилась на него и, обхватив, словно клещами, шею, двинула в пах коленом.
   Чарли никак не ожидал этого нападения, и у него на миг потемнело в глазах. Он со стоном отступил и уронил на пол пальто.
   – Ты что, вовсе спятила? – Он попытался оторвать ее от себя.
   Не говоря ни слова, Кензи вцепилась в него, как обезьяна, но с одним большим отличием. Ни одно обезьяноподобное существо на земле не может похвастать такой бархатистой кожей и такой зрелой неотразимой женственностью. Соответственно не устоять против подобного натиска ни одному мужчине, у которого по жилам бежит кровь, а не водица. Не переставая изрыгать проклятия, Чарли чувствовал, что начинает возбуждаться.
   – Да... отцепишься... ты от меня или нет? – хрипло выдохнул он. – Оставь меня в покое!
   – Даже и не думай! – Кензи еще крепче стиснула его шею.
   – Чертова сука!
   Чарли сделал последнюю отчаянную попытку освободиться. Он изо всех сил дернул обеими руками за юбку Кензи. Послышался треск рвущейся ткани, и на ней остались только узенькие красные трусики.
   – Неандерталец! – Она задрожала от ярости.
   Чарли тупо затоптался на месте.
   Кензи яростно лягнула его в зад, замолотила кулаками по спине и для надежности еще и укусила в ухо острыми, как иглы, зубами.
   – Идиотка! – завопил Чарли.
   – Извращенец! Насильник!
   Тут Чарли неожиданно споткнулся об угол ковра и с криком повалился на спину. Кензи повезло, она осталась наверху, не то – придавил бы. Правда, в сторону ее все же отбросило, но, придя в себя первой, она вновь вскарабкалась на него, не заметив впопыхах, что они оказались в позиции, известной во всех описаниях под номером шестьдесят девять.
   Кензи попыталась было освободиться, но слишком поздно: ладони Чарли плотно сомкнулись вокруг ее ягодиц.
   Кензи выгнулась и на мгновение застыла, но тут же что-то внутри ее пришло в движение и занялось огнем. И это при том, что она всегда гордилась своей железной выдержкой!
   Энергия из какого-то неиссякаемого источника заставляла Кензи сотрясаться всем телом, с головы до пят, и было в этих содроганиях нечто прекрасное, словно с нее спадали оковы и она вырывалась на свободу.
   С чего она, собственно, обрекла себя на воздержание, длившееся уже несколько месяцев? Здоровая сексуальная жизнь подобна хорошему вину, ну так и надо ей радоваться.
   – Кензи... – невнятно пробормотал Чарли. – Смотри... смотри, как бы нам обоим не пожалеть потом...
   Но она его не слушала. Внутри ее полыхал нешуточный огонь.
   – Ну прошу тебя, – глухо донесся до нее стон Чарли. – Это... это несправедливо.
   – Что-что? – Кензи еще теснее прижалась к нему. – Неужели тебе никто не говорил, что есть два занятия, в которых справедливо все? Это война и секс.
   Это была не просто животная похоть. Была и подлинная страсть. Было слияние двух тел, охваченных желанием; было ощущение остановившегося времени.
   Вот это да, мелькнуло в сознании у Кензи. Вот это жизнь! Сердце колотилось у нее в груди, как паровой молот, кровь вскипала в жилах, а в глазах невольно скапливались слезы. Что же это за чувство она испытывает к Чарли, как назвать его? Любовь? Да нет, вроде не подходит. Страсть – страсть такая неудержимая, что рядом с ней бледнеет все остальное?
   Допустим.
   Но с ответами можно подождать, у нее будет время подумать. А пока слова ни к чему – есть только два обнаженных тела.
   Они яростно упивались друг другом, поглощенные одним и тем же желанием – насытить неуемную страсть.
   Еще! Еще! Еще! И все мало, мало. Бешенство порождало бешенство. Бедра. Руки. Ноги. Грудь. Все было охвачено единым порывом.
   И вот глаза Кензи вспыхнули, рот приоткрылся, и откуда-то из глубины ее существа донесся первобытный вопль. Мир вспыхнул, взметнулось всепожирающее пламя, разразилась буря. Кензи вскрикивала, но насытиться все не могла.
   Ничего подобного раньше она не испытывала. Но с другой стороны, раньше она и не воздерживалась так долго.
   В конце концов Чарли сдался первым.
   Потянулись долгие минуты молчания.
   Чарли пошевелился и, откатившись в сторону, вдруг почувствовал, что ему трудно дышать.
   – Кензи!
   Что происходит?
   Он резко выпрямился и потряс головой, пытаясь собраться с мыслями.
   Напрашивался только один ответ.
   – Что это ты подсыпала мне в рюмку? – хрипло выдавил он.
   – Не мели чепухи, – спокойно ответила Кензи. Она лежала рядом с ним, похожая в этот момент на пышногрудую, удовлетворенную Венеру. – Я даже и не предлагала тебе выпить, ты что, забыл?
   Чарли почесал подбородок.
   – Действительно. Что же это со мной случилось?
   – Я случилась, вот что, – улыбнулась Кензи и, сделав вид, что не обращает на него внимания, растянулась, заложив руки за голову и шевеля пальцами на ногах.
   «О Господи, – подумал Чарли, – да эта негодяйка просто издевается надо мной!»
   – Неужели не осталось ничего святого? – холодно спросил он.
   – Ну почему же? Остались священные коровы.
   – Коровы? – Ему даже не хотелось спрашивать, что она, собственно, имеет в виду. – Знаешь, – заметил Чарли, – иногда ты становишься совершенно невыносима.
   – Ну да! – радостно подхватила Кензи. – Сексуально невыносима. – Она послала ему воздушный поцелуй. – Спасибо, любовничек.
   С трудом удержавшись от ругательства, Чарли поднялся на ноги и бегло огляделся вокруг.
   – Носки! – отрывисто бросил он.
   Один нашелся. Он натянул его на левую ногу и, неловко подпрыгивая, принялся отыскивать другой.
   Приподнявшись на локте, Кензи насмешливо наблюдала, как он лихорадочно хватает разбросанную по комнате одежду. Почувствовав ее взгляд, Чарли повернулся к ней спиной.
   «Ого, – весело подумала Кензи, – наш жеребенок вдруг застеснялся. – Она прикрыла глаза и опустилась на спину. – Будто я во всяких видах его не видела».
   Кензи неслышно вздохнула. Эти мужчины иногда становятся такими придурками.
   Наконец Чарли покончил с одеванием. Застегнут на все пуговицы, галстук повязан, ботинки зашнурованы.
   Он прошел мимо Кензи на негнущихся ногах, подобрал валяющееся на полу пальто и, подойдя к двери, начал возиться со сложным замком.
   – Эй, Чарли! – лениво протянула Кензи.
   Он даже не оглянулся.
   «Ну и черт с ним, – миролюбиво подумала Кензи. – Пусть теперь делает вид, что я ему безразлична».
   Она уселась на полу и обхватила руками колени.
   – Ничего не забыл? – слегка повысила голос Кензи.
   – Что именно? – Он искоса посмотрел на нее.
   – А вот что. – Она вскочила на ноги и через всю комнату швырнула ему сумку.
   У Чарли было две возможности – уклониться или подхватить летящий прямо в него предмет. Он благоразумно выбрал второе.
   – О Господи, ты свинца, что ли, туда напихала?
   Кензи двинулась к нему, горделиво покачивая грудью.
   Чарли почувствовал, что заливается краской, и поспешно отвернулся. Она буквально сводит его с ума, надо быстрее сматываться отсюда. Чарли снова завозился с замком. Неужели нельзя держаться подальше?
   – Здесь все, что касается Гольбейна, – спокойно пояснила Кензи.
   С четырьмя из пяти задвижек Чарли справился. Осталась одна.
   – Каталоги, – размеренно продолжала Кензи, – копия переписки, накладные – короче, повторяю, все.
   Раздался последний щелчок.
   – А если понадобится что еще, не стесняйся, только позови...
   «Еще чего не хватало», – подумал Чарли, открывая дверь.
   – Завтра позвоню, идет? – крикнула ему вслед Кензи.
   Чарли затопал вниз по ступенькам.
   Улыбнувшись про себя, Кензи заперла дверь.
   Да, подумала она, интересный выдался вечерок. Это уж точно.
   Ей удалось не только заставить Чарли взяться за работу, но и самой получить удовольствие.