– А может, – икнула Зандра, – выберешь кого-нибудь одного?
   – В том-то и дело. Никак не могу решиться. Когда я с Чарли, он мне кажется лучшим парнем на свете. А когда с Ханнесом, лучший – он.
   – Но ведь не только внешность и секс имеют значение. То есть, может, у кого-то из них есть в характере то, что ты не переносишь?
   – У Чарли точно есть. Он настоящий эгоист. И шовинист тоже.
   – Так брось его!
   – Видит Бог, я пыталась. Но стоит мне увидеть его, как... О черт! Ну почему жизнь такая запутанная штука?
   – Это ты меня спрашиваешь?
   – Ой, прости. Совершенно забыла. Это опять господин Смирнов виноват.
   – Кстати, о господине Смирнове, – слабо выговорила Зандра, – по-моему, я изрядно перебрала.
   И Зандра с немалым усилием и величайшей осторожностью поднялась на ноги.
   Это было ошибкой. Когда она приняла вертикальное положение, комната закружилась у нее перед глазами. Пытаясь удержать равновесие, Зандра нелепо замахала руками.
   – Эй, Кензи, это что – вращающаяся комната? Вроде ресторанов на крыше, которые так любят туристы?
   – Боюсь, что нет.
   – Вот и мне так кажется. Проклятие! Нельзя так надираться.
   Вытянув руки и напряженно сдвинув брови, Зандра попыталась двинуться вперед.
   – Давай помогу, – вскочила Кензи.
   Но и под ее ногами пол ходил ходуном, хотя это была не палуба корабля.
   – Ого-го, господин Смирнов и на меня действует.
   Она с трудом подошла к Зандре и обхватила ее обеими руками за шею.
   – Ты чистый ангел, дорогая, – заплетающимся языком пробормотала Зандра. – А уж барменша из тебя вообще лучше не бывает. Не знаю что и делать – целовать тебя или проклинать.
   Кензи, чувствовавшая себя поувереннее, взяла инициативу в свои руки. Тем не менее впечатление было такое, будто поводырем слепого выступает слепой. Или, для точности, пьяный ведет пьяного.
   Доковыляв до комнаты Зандры, Кензи открыла дверь и втащила туда подругу.
   Вовремя, надо сказать.
   Руки у Зандры ослабели, и она плюхнулась на спину. К счастью, прямо на кровать.
   Кензи даже не пыталась ее раздеть. Она с трудом доползла до своей комнаты и сразу погрузилась в забытье.
 
   Откуда-то из неведомых глубин сна донесся телефонный звонок. Зандра застонала, перевернулась на другой бок и вдавилась поглубже в подушку.
   Очнулась она оттого, что Кензи изо всех сил трясла ее за плечи.
   – Эй, Спящая красавица! Просыпайся! Тебе звонят.
   – Убирайся.
   – Зандра! Зандра! Да проснись же ты, черт подери!
   Кензи хлопнула в ладоши и направила луч карманного фонарика прямо в глаза Зандре.
   – Вставай!
   – Который час?
   – Шесть утра. Возьми трубку. Это насчет твоего брата Рудольфа.
   Рудольф! При звуке этого имени с Зандры весь сон слетел. Она широко открыла глаза и села на кровати, о чем сразу же и пожалела: голову пронзила острая боль.
   Кензи швырнула ей отводную трубку.
   Чувствуя, что голова раскалывается, Зандра прижала трубку к уху.
   – Рудольф!
   – Зандра? – Женский голос.
   – Я. Кто говорит?
   – Пенелопа Тротон. Помнишь? Мы как-то столкнулись в Нью-Йорке...
   – А-а... Пенелопа. Привет. А Рудольф тут при чем? Ты его видела? Вы разговаривали? Ну, не молчи же!
   – Я – нет. Но его видел Алекс.
   – Какой Алекс?
   – Алекс Тротон. Мой муж.
   – Ну и?..
   – Рудольф в больнице.
   – В больнице?! – «О Боже, только не это, – взмолилась про себя Зандра. – Только не это!»
   – Нет, он жив, успокойся. Но ему очень плохо. Если учесть, как его обработали, Алекс говорит, что он выжил чудом.
   Зандра съежилась.
   «Как его обработали... Чудо, что он остался жив... Очень плохо... обработали» – эти слова словно молотили по ее черепу.
   «О Боже, – взмолилась Зандра, – сделай так, чтобы все кончилось хорошо!»
   Три с половиной часа спустя Зандра со все еще раскалывающейся головой и бунтующим желудком уже летела над Атлантикой, направляясь в Лондон.

Глава 39

   Воскресенье было тусклым, туманным и темным.
   Настроение у принца Карла Хайнца было вполне под стать погоде. После отъезда Зандры он лишь ненадолго задержался у Бекки и в тот же день отправился к себе на Манхэттен.
   Такой длинной ночи принц и припомнить не мог.
   Он пытался заснуть, но никак не получалось – огромная роскошная постель представлялась ему пустынным островом, на котором он оказался один на один со всеми своими горестями и самоедством.
   Он пытался читать. Слушать музыку. Смотреть телевизор.
   Ничто не помогало. Ничто не могло отвлечь или утишить боль, хотя бы ненадолго, даже выпивка. Он вновь и вновь прокручивал в голове ужасную сцену на заснеженном холме, повторяя слова, роковым образом сорвавшиеся с его губ: «А если забыть про любовь?.. Как ты знаешь, в роду Энгельвейзенов свои правила наследования... Неужели нельзя выйти за меня просто так?..»
   Карла Хайнца в очередной раз передернуло. Проклятие! Неудивительно, что она бежала от него как от прокаженного. Окажись он на ее месте, то поступил бы точно так же.
   «Надо же быть таким болваном... таким эгоистом, словно на свете существуют только его желания и только его деньги. Проклятое наследство!
   Кретин! Нет, даже хуже. Дураку еще можно простить его глупость, а мне...»
   В общем, он лишился Зандры. Навсегда...
   Бесконечная ночь с убийственной медлительностью переползла в утро. Появились первые слабые лучи света. Но даже и его было слишком много для измученной, опустошенной души. Тьма – вот что ей нужно. Тьма и сладостное забвение.
   Карл Хайнц нажал кнопку звонка. На пороге мгновенно появился слуга.
   – Ваше высочество?
   – Задерните шторы, – едва слышно прошептал Карл Хайнц.
 
   Кензи позвонила Чарли в полдень и оставила запись на автоответчике: «Ну как, готов использовать свой билет? Если что – только позови».
   Через пятнадцать минут Чарли перезвонил и негромко засвистел в трубку.
   – Поняла, – откликнулась Кензи.
   – Что твоя соседка?
   – Улетела в Лондон вечерним рейсом.
   – Выходит, мы будем одни?
   – Нет, я пригласила тетю Иду из Алтуны, – фыркнула Кензи.
   – А что, от тебя всего можно ожидать. Ладно, когда?
   – Как только куплю все необходимое для ризотто.
   – Давай я сам этим займусь, а ты поставь какую-нибудь тихую музыку.
   – Как романтично, ни дать ни взять «Последнее танго в Париже».
   – Полагаю, с шампанским вы разделались?
   – Ты имеешь в виду вчерашнее? Верно, выпили.
   – Это плохо. Сегодня воскресенье, спиртного не достать. – Чарли помолчал. – Ладно, придумаю что-нибудь.
   Кензи приняла ванну и, напевая что-то себе под нос, натянула голубые рейтузы и длинную футболку цвета хаки с надлокотниками и голубыми полосами на рукавах. Так, побрызгаться духами «Шанель № 19», завести Шопена, и она готова к покорению сердец.
   Появился Чарли. В руках у него снова был «Дом Периньон».
   – Только ради всего святого не спрашивай, где я его достал.
   – Так где все же? – Кензи чмокнула его в губы.
   – В своем любимом ресторане. Если прознают те, кому нужно, это может стоить хозяину лицензии. И не спрашивай, сколько я за него выложил.
   – Такого удовольствия я тебе не доставлю. Нет, вы только посмотрите на него! – Кензи шутливо растрепала ему волосы. – Щедрый ты мой! Надо думать, я должна оправдать затраты?
 
   Интересно, думала Зандра, разыскивая палату Рудольфа, почему это все больницы на свете пахнут совершенно одинаково? Как... как больницы. И почему если не все, то почти все выглядят, как заброшенный оружейный склад? Даже дрожь пробирает.
   Что касается этой, она словно сошла со страниц диккенсовских романов: снаружи закопченные кирпичные стены, изнутри мрачные, голые коридоры. Если не арсенал, то уж точно психушка.
   Палата 432... 433...
   В одной руке у Зандры был дорожный несессер, который она так и не открывала после уик-энда у Бекки; в другой – чахлые хризантемы, купленные за баснословную цену в аэропорту.
   Впрочем, и сама Зандра выглядела – да и чувствовала себя – не лучше, чем этот жалкий букетик. Голова с похмелья все еще раскалывалась, даже то, что она в самолете сунула себе в рот два пальца, не помогло.
   447... 448...
   Ну вот, добралась наконец – 449!
   Тяжелая дверь натужно заскрипела на несмазанных петлях.
   – Рудольф? – неуверенно сказала Зандра и тут же в страхе подалась назад. Нет, это не палата – скорее тюремная камера. Вдоль стен расставлены бесконечные металлические койки, четко отражающиеся в начищенном до блеска линолеуме пола. В окна с яростной силой колотят струи дождя.
   По ту сторону Атлантики, возможно, вовсю сияет солнце, но когда Зандра приземлилась, над Хитроу стоял туман и лил дождь. Погода – хуже не придумаешь.
   «Добро пожаловать домой», – мрачно подумала Зандра, закрывая за собой дверь и осторожно скользя между койками. Все они были заняты. Зандра напрягала зрение, пытаясь угадать в этом человеческом муравейнике такие знакомые и славные черты брата.
   «А что, если я его не узнаю? – в панике подумала она. – Что, если у него на лице живого места не осталось? Или оно сплошь забинтовано? Что, если?..»
   Вдруг сердце у нее подпрыгнуло. Вот он! Бледный, кожа землистого цвета, глаза плотно закрыты. Это ее брат!
   Господи, каким же маленьким он выглядит! Маленьким, изможденным, исхудавшим, больным...
   И что это за приборы в изножье? И провода, которые от них тянутся к щиколоткам Рудольфа – как на картинах кубофутуристов...
   О Господи! Что же с ним сделали?!
   Зандра наклонилась к нему.
   – Рудольф! – прошептала она, бросив несессер и букет на ночной столик. – Я же с ума сходила от страха, никак не могла тебя отыскать...
   Рудольф после укола морфия был погружен в глубокое забытье.
   О, как же больно на него смотреть! Прямо сердце разрывается.
   «И как я могла его бросить, когда он больше всего во мне нуждается? – виновато подумала Зандра. – Надо было лучше искать...»
   Из глаз у нее брызнули слезы. Зандра порывисто наклонилась и поцеловала Рудольфа в поросшую густой щетиной щеку.
   Глаза у него медленно открылись, но Рудольф был явно где-то далеко. Его накачали наркотиками.
   – Рудольф, – прошептала Зандра, прижимаясь к нему щекой. – Это я, Зандра.
   – Зан... дра, – с трудом проговорил Рудольф, и его глаза снова закрылись.
   Она выпрямилась и огляделась. Надо поговорить с врачом. Или хотя бы с сиделкой. Хоть станет ясно, что с ним.
   – Рудольф, – нежно повторила она. – Если ты меня слышишь...
   – Сомнительно, – раздался справа чей-то грубый голос.
   Зандра круто обернулась. Ей так не терпелось сказать хоть слово Рудольфу, что она и не заметила худощавого молодого человека, небрежно развалившегося на постели прямо напротив ее брата. В настоящий момент он подрезал свои хорошо ухоженные ногти.
   «Где-то я его видела, – подумала Зандра. – Что-то явно знакомое...» Она выпрямилась и сдвинула брови, пытаясь вспомнить, где все же она встречалась с этим человеком.
   Так, грубые черты лица. Плотное сложение. Смуглый цвет кожи. Борода. Глаза мертвенные, но блестящие черные волосы выглядят живыми. Наверняка думает, что эта прическа по моде пятидесятых делает его похожим на Элвиса Пресли.
   А на самом деле – чистое пугало.
   От всего его вида, даже от дорогой кожаной куртки и блестящих остроносых ботинок Зандре сделалось не по себе.
   – Укольчик ему вкатили приличный, это уж как пить дать, – оторвался от своего занятия молодой человек. – И уж будьте благонадежны, боли он сейчас никакой не испытывает.
   – Кто вы? – Зандра наморщилась и склонила голову набок. – Мы где-то встречались?
   – Это я помог доставить сюда вашего брата, – сказал он.
   – Ага, так вы друзья? Что же сразу не сказали? Спасибо, что зашли его навестить. Жутковатое местечко, верно?
   – Ну, не сказал бы, что мы такие уж друзья, старушка, – возразил молодой человек.
   – Да? – «Старушка» явно смутила Зандру. – Так кто же вы в таком случае?
   – Ну как сказать? Старый знакомый, что ли? – ухмыльнулся молодой человек. – Джо Лич, вот как меня кличут. – Он блудливо подмигнул ей, жутко осклабившись. – Теперь припоминаете, графиня?
   – Вы! – выдохнула Зандра. Теперь она действительно все вспомнила и невольно потрогала левую ладонь, о которую этот тип в свое время потушил сигару. Белый след от ожога – наверное, навсегда.
   «И как же это я могла забыть его? – растерянно подумала Зандра. – Может, просто хотела забыть? Да нет. Все дело в волосах. Тогда они были гораздо короче».
   – Припоминаешь, я тогда, в октябре, свою метку оставил? – Он обнажил в улыбке гнилые зубы.
   – Прочь отсюда! – прошипела Зандра. – Убирайся!
   – Все в свое время, графиня.
   Он задернул прикрепленную к стене занавеску так, чтобы их никто не видел.
   – Для начала надо бы потолковать.
   – Не о чем нам толковать, мистер Лич, – сквозь зубы процедила Зандра. – А теперь, если не возражаете, я просила бы вас оставить меня одну.
   – Можно здесь, – словно не слыша ее, продолжал Лич, – а можно и...
   – Ну, что еще?
   – В «Ритце». Поужинаем, поговорим, как принято у цивилизованных людей. Никогда не ужинал с настоящей графиней.
   – Что-о? Ходить по ресторанам с таким, как ты? Ни за что!
   – А как же насчет брата? – подмигнул ей Лич.
   – Неужели ты посмеешь поднять на него руку? – вскинулась Зандра.
   – Уже поднял. Как, думаешь, он здесь оказался?
   Джо Лич поднялся со своего места, вплотную подошел к Зандре и принялся поигрывать ножичком.
   «Успокойся, это больница, – уговаривала себя Зандра. – Ничего он тебе не сделает. Во всяком случае, здесь».
   Зандра затаив дыхание ждала продолжения.
   Лич еще раз подбросил ножик в руке и опустил его в карман.
   – Мозгов у тебя, как я посмотрю, побольше, чем у братца.
   Зандра испытала необыкновенное облегчение.
   – Ну так как же, графиня? Насчет ужина?
   Зандра упрямо вздернула подбородок и покачала головой:
   – Лучше скажи, что тебе надо, и покончим с этим.
   – Смотри-ка, как разошлась! Опять что-то задумала? Что ж, в таком случае пеняй на себя, я здесь ни при чем.
   Гнусно ухмыляясь, Лич взял Рудольфа за руку.
   – Пугаешь? – слабо выговорила Зандра, чувствуя, как внутри у нее все переворачивается.
   – Хочешь убедиться? – Лич посмотрел ей прямо в глаза. – Еще раз спрашиваю, идем мы в «Ритц» или нет?
   Это невозможно, мелькнуло в голове у Зандры, особенно если вспомнить, как он обошелся с ней в октябре, не говоря уж о Рудольфе.
   – Нет, – прошептала она.
   И тогда он, по-прежнему не сводя глаз с Зандры, выполнил свою угрозу: медленно вывернул мизинец Рудольфа назад, так что послышался отвратительный хруст. Зандра болезненно сморщилась и прижала ладонь ко рту, сдерживая рвущийся наружу крик.
   Рудольф тихо застонал.
   «Слава Богу, он почти ничего не чувствует, – подумала Зандра. – По крайней мере пока...»
   – Ну как, продолжим? На очереди указательный.
   Джо Лич мерзко улыбнулся. В этот момент он походил на подростка, обрывающего крылышки мухе.
   Заскрипели половицы. Он вздрогнул и неохотно выпустил руку Рудольфа.
   За занавеску заглянула сиделка.
   – Задергивать запрещается, в другом месте миловаться будете, – пожурила их толстуха.
   – Сестра, – нервно заговорила Зандра, – скажите, в каком состоянии брат? Я только что из Нью-Йорка...
   Сестра сочувственно поцокала языком.
   – Бедняга, – сказала она, глядя на Рудольфа и покачивая головой. – Крепко ему досталось. Вместо коленных чашечек сплошное месиво.
   «Вот негодяй! – подумала Зандра. – И стоит здесь, улыбается так, будто ничего не произошло».
   Она посмотрела на Джо Лича, с трудом удерживаясь от того, чтобы не кинуться на него, не выцарапать глаза, не разодрать в клочья горло.
   – Сегодня утром ему сделали операцию, – продолжала сиделка, взбивая Рудольфу подушку.
   У Зандры все поплыло перед глазами.
   – А он... – Она вынуждена была остановиться и перевести дыхание. – А он будет ходить?
   – Если как следует подлечиться, все будет нормально. Так сказал хирург. Но встанет он на ноги не раньше чем через несколько месяцев.
   Зандра с трудом удержалась от того, чтобы не вскрикнуть.
   – Что это с вами? – всполошилась сиделка: лицо у Зандры внезапно сделалась белым, как бумага.
   – Да... – слабо кивнула та. – Впрочем, все в порядке, спасибо.
   – Точно?
   – Да, да.
   – Ну ладно. – Сиделка мотнула головой в сторону Лича. – Вашего брата к нам доставил этот славный господин. Он оказался свидетелем всего, что случилось, и с тех пор от него не отходит. Когда видишь такое, снова начинаешь верить в людей.
   Зандра посмотрела на Лича. Тот улыбался, как херувим. Она почувствовала, что еще секунда – и ее стошнит.
   – Бедный малыш, – продолжала сиделка, глядя на Рудольфа. – Представляете, оказался между припаркованной машиной и грузовиком, как раз когда грузовик тронулся. – Она покачала головой. – Кошмар! Просто кошмар!
   «Да не так все это было! – едва не закричала Зандра. – Совсем не так!»
   – Обход в половине седьмого, – заметила сиделка. – Тогда и сможете поговорить с доктором. Он на все ваши вопросы ответит.
   И она отошла к другим пациентам.
   Джо Лич снова взялся за руку Рудольфа и подмигнул Зандре:
   – Вот здорово, верно? Не важно, собственно, задернута занавеска или нет. Сейчас выверну ему еще один пальчик, а он и звука не издаст.
   Зандра с ужасом смотрела на него.
   – Ну так как, графиня? Все еще не желаете со мной отужинать?
   И он начал медленно выкручивать Рудольфу палец.
   Это было уже слишком.
   – Ладно, черт с тобой, пошли. Только оставь его в покое.
   Джо Лич выпустил руку Рудольфа.
   – И почему это у меня с самого начала было предчувствие, что мы сговоримся? Ладно, тронулись. Умираю от голода.
 
   Они устроились за столиком в «Ритце» рядом с обвитой гирляндами ионической колонной.
   Несмотря на дорогой, на заказ сшитый костюм, Лич выглядел среди здешней рафинированной публики белой вороной. Все свидетельствовало, даже кричало о безвкусице – галстук какого-то тыквенного цвета, грубые манеры, выговор. Одного взгляда вполне достаточно, чтобы понять: есть рыбу и жареную картошку с засаленной газеты ему гораздо привычнее.
   Но самому Личу на это совершенно наплевать, заметила про себя Зандра.
   – Я всегда считала, что столики здесь нужно заказывать заранее, – сказала она.
   – Понятное дело, – ухмыльнулся Лич, – но ведь всегда можно подмазать.
   – То есть?
   – Ну, сунуть мэтру сотнягу.
   – Сколько-сколько? – изумленно воззрилась на него Зандра. Нет, этот тип точно сумасшедший.
   Зандра поежилась – ей вдруг пришло в голову, что, возможно, она не так уж далека от истины.
   – Интересно, – протянул Лич, – если за сотню он организует столик, то что сделает за две? Штаны при всех снимет?
   И он расхохотался так, что на него все обернулись.
   Зандре захотелось провалиться на месте. О Господи, взмолилась она про себя, лишь бы здесь не оказалось знакомых!
   Лич щелкнул пальцами, подзывая официанта.
   – Эй, ты, тащи шампань, да поживее!
   Зандра с трудом заставила себя усидеть на месте.
   – Выбрала, что будешь есть? – спросил Лич, когда официант вернулся с бутылкой шампанского.
   – Я не голодна.
   Лич, однако, заказал все на двоих:
   – Копченую лососину. Жаркое на ребрышках. А на десерт бисквит с шерри и взбитыми сливками.
   Зандра даже не прикоснулась к еде.
   – Зачем выбрасывать деньги на ветер? – с набитым ртом заметил Лич.
   Смотреть на него было отвратительно – ест, как свинья, разве что салфетку заткнул под воротник.
   Зандре еще не приходилось ужинать в таком обществе.
   – Ну вот, так-то оно лучше, – сказал Лич, покончив с десертом. – Цивилизованные люди о делах на пустой желудок не говорят, не так ли?
   Зандра промолчала.
   Лич громко рыгнул, вытащил из кармана зубочистку и принялся ковырять в зубах.
   – Видишь ли, твой брат наделал кучу долгов и куда-то смылся. Мои люди очень недовольны.
   – Оставил бы ты его в покое!
   – Да я бы не против. Чего не сделаешь ради такой птички, как ты! – Он снова подмигнул Зандре и засмеялся. – Но к сожалению, не могу. Слишком уж велик долг.
   – Сколько?
   – Так, сейчас подсчитаем... Учитывая проценты, кругленький миллион фунтов.
   Зандра испуганно посмотрела на него.
   – Миллион? Ты что, шутишь? – хрипло выговорила она.
   Лич продолжал ковырять в зубах.
   – Проценты, понимаешь ли, такая штука, имеют привычку расти.
   Зандра все еще переваривала услышанное.
   – Забавно, правда? И веришь ли, нам ни в жизнь не отыскать бы его, не будь он таким болваном. Мог бы спрятаться там, где до него и не добраться. Так нет, от карточного стола оторваться не может. А впрочем, игра – это дело такое...
   Повисло долгое напряженное молчание.
   – Ну, в больнице с него много не возьмешь, – заговорила наконец Зандра. – Эта мысль тебе в голову не приходила?
   – Да и на воле тоже, а? – ухмыльнулся Лич.
   Зандра не ответила.
   – Мы решили как следует его проучить, чтобы другим неповадно было. – Лич потемнел. – Извини, другой возможности у нас нет.
   – Как это? – Зандра побелела.
   Лич снова рыгнул.
   – У твоего брата есть двадцать четыре часа. Если не заплатит, выкрутим локти. Еще через сорок восемь – руки. Знаешь, человеческие конечности такие хилые – прямо цыплячьи крылышки. А впрочем, ты и сама видела.
   – Варвар!
   – Какое это имеет значение? – Лич пожал плечами. – Главное – чтобы он заплатил. А когда нечего уж будет ломать да выворачивать, в Темзу бросим. И поплывет он себе...
   Зандра оцепенела. О Господи, неужели все это происходит на самом деле? Неужели это не сон?
   – Жуткое, скажу тебе, зрелище, эти жмурики в Темзе, – ухмыльнулся Лич. – Не веришь – спроси у легавых.
   Зандра мрачно смотрела на него.
   – Спасибо за совет. Так вот, попробуй хоть пальцем прикоснуться к Рудольфу, и я немедленно иду в Скотланд-Ярд. Ясно?
   Лич перестал улыбаться.
   – Да что мне легаши? Твой братец настолько запуган, что и рта не раскроет.
   – Он, может, и не раскроет, зато я раскрою.
   Лич перегнулся через стол.
   – Ну что ж, иди к легавым. Посмотрим, чем они помогут твоему братишке. Одно я тебе могу сказать точно. – Он прицелился в нее пальцем. – Пикнешь хоть слово – и можешь искать его в Темзе. И смерть бедного Рудольфа будет на твоей совести.
   Мысли Зандры лихорадочно метались. «Надо что-то придумать! Не может быть, чтобы не было выхода! Это мой брат! Не могу я спокойно смотреть, как его убивают!»
   Джо Лич продолжал ковырять в зубах.
   – Двадцать четыре часа, малышка, не забывай! Иначе он калека.
   – Ублюдок! – свистящим шепотом выдохнула Зандра. – Да тебе же просто нравится заниматься такими вещами. Ты даже надеешься, что он не заплатит!
   Джо Лич широко улыбался. «Она права, – думал он. – Но кое-что нравится мне еще больше. Горячие бабенки. Особенно если они красивы. И больше всего мне нравится их успокаивать».
   Зандра глубоко вздохнула.
   – Хорошо, а если я заплачу долг? – спросила она. – Тогда Рудольфа оставят в покое?
   – А у тебя есть такие деньги? – подозрительно посмотрел на нее Лич.
   – Сейчас нет. Но достану.
   – За сутки?
   Зандра покачала головой.
   – Мне понадобится два дня. Может даже, три.
   Лич задумчиво пошлепал губами.
   – Ладно. Шестьдесят часов. И точка.
   Зандра кивнула.
   – Но если денег не будет, косточки захрустят. И не его – твои. Ясно?
   Зандра слабо кивнула, но ее голос не дрогнул:
   – Идет.
   – И весь долг – разом. Не частями.
   – А кто говорит о частях? – Она вздернула подбородок.
   – Может, расскажешь, где собираешься взять денежки? – спросил он.
   – А уж это не твое собачье дело! – отрезала Зандра.
   – Да неужели? Нет, милочка, ошибаешься, мое, потому что теперь это твой долг. А когда за людьми такой должок, я начинаю нервничать. – Он сделал вид, что целится в нее из пистолета. – Сечешь?
   – А если я все же не скажу, – небрежно спросила Зандра, – что тогда? Ногти вырвешь?
   – На твоем месте я бы не стал шутить, птичка.
   – Ты не на моем месте, – устало сказала Зандра. – И не думай, будто я тебя испугалась.
   Это была не совсем правда. Точнее говоря, совсем неправда. На самом деле у Зандры душа в пятки ушла. Но признаться в этом – такого удовольствия Зандра ему не доставит.
   Прищурившись, Лич полез в карман, вытащил визитку, на которой был только телефонный номер, и что-то нацарапал на ней золотым пером.
   – Держи. Это номер счета в банке. Туда и переведешь денежки, радость моя.
   Зандра выхватила у него кусочек картона и, не веря глазам своим, отшатнулась. Ноздри у нее раздувались.
   – Это еще что такое?! Ты же сам сказал – миллион! Откуда же взялось еще двести пятьдесят тысяч?
   Лич с ухмылкой покачался на стуле.
   – Ну как откуда? Пеня... Проценты. Да, еще гонорар.
   – Что-что? – Зандра изумленно захлопала ресницами.
   – Что слышишь. Гонорар. Людям за работу надо платить.
   – Ну и мерзавец же ты! Даже не думала, что такие бывают.
   – В самом деле? – Лич расплылся в самодовольной улыбке. – Точно. Самый настоящий мерзавец. Первый класс.
   – Ладно, – Зандра закатила глаза и уныло вздохнула, – ты победил.
   Лич перестал раскачиваться и нагнулся к ней.