Затем всадники по двое в ряд – в старинных камзолах, в до блеска начищенных сапогах с золотыми застежками и при мечах в разукрашенных ножнах.
   Следом за ними, в золоченой карете с гербом фон унд цу Энгельвейзенов, ехал принц Карл Хайнц.
   При виде его толпа разразилась громкими приветствиями.
   За его экипажем гарцевала еще одна группа всадников, окружающая вторую, еще более роскошную карету.
   При ее появлении толпа буквально взревела: напротив тети Джозефины сидела невеста. Поворачиваясь во все стороны, она отвечала на приветствия.
   А когда Зандра, подъехав к входу в церковь, вышла из кареты, и вовсе началось настоящее безумие. Папарацци, энергично действуя локтями и камерами, рванулись вперед. Полиция с трудом сдерживала напор толпы.
   Баронесса Фреликсхазен, приехавшая в собор раньше, поспешно сошла по каменным ступеням.
   – Кошмар! – запричитала она. – Опоздали! Все гости уже собрались, кардинал ждет. Как всем вам прекрасно известно, традиция требует, чтобы невеста оставалась на хорах до окончания мессы.
   Она увлекла за собой Зандру и тетю Джозефину.
   Внутри собора звуки мощного органа заглушали разговоры собравшихся.
   Как только невеста и ее сопровождение заняли свои места, звуки органа умолкли, сменившись хором мальчиков.
   Кензи, сидевшая по левую руку от Зандры, с любопытством огляделась. Справа от Зандры с видом школьной директрисы прежних времен возвышалась леди Джозефина. За ней – леди Крессида с блуждающей улыбкой на губах, еще дальше – леди Александра. Эта вообще так и сияла, чему, возможно, немало способствовала серебряная фляга, к которой она то и дело прикладывалась.
   Срабатывала генетическая память восьми столетий бракосочетаний, каждому из которых предшествовала долгая месса.
 
   Когда церемония закончилась, восемьсот гостей расселись по лимузинам и специальным автобусам и отправились на берег озера Энгельвейзен. Здесь их уже поджидала целая флотилия катеров, готовых доставить избранных к замку на острове.
   Новобрачные принимали гостей, о появлении каждого из которых возвещал дворецкий, в Зеркальном зале – подобно многим замкам своего времени, Энгельвейзен представлял собой, хоть и несколько уменьшенную, копию Версаля.
   Бекки об руку с лордом Розенкранцем переходила из зала в зал, то похваливая богато украшенные потолки, то морщась при виде безвкусной, на ее взгляд, майолики.
   Дети Зандриных кузенов и кузин – целая армия славных девчушек и миниатюрных джентльменов – весело перебегали от одной группы гостей к другой и в конце концов затеяли веселую игру в прятки.
   Принцесса Софья, вся в черном, угрюмо прохаживалась по замку, всем своим видом ясно давая понять, что ей не нравится происходящее.
   Эрвин благоразумно старался держаться в тени.
   Дина благоговейно оглядывалась, соображая, как лучше подступиться к Роберту насчет приобретения замка, хорошо бы во Франции и поближе к Парижу. Леди Александра заснула в кресле. Двое слуг отнесли ее наверх и уложили в кровать. Кензи болтала с только что разошедшимся с женой кузеном Зандры Адрианом, который, накачивая ее шампанским, явно рассчитывал затащить подругу невесты в постель. Впрочем, шансов у него не было никаких.
   Вереница гостей не иссякала по меньшей мере в течение полутора часов, и у Карла Хайнца уже ладонь горела от рукопожатий. Зандра, в свою очередь, хоть и сияя как обычно, спрашивала себя, сколько еще ей придется терпеть поцелуев – от мужчин в ручку, от женщин в щечку.
   Наконец появился последний гость, и всех проводили к свадебному обеду – сто столов, за каждым из которых расселись по восемь человек, были установлены в десяти смежных комнатах, все со своим струнным оркестром и официантами.
   И вот в Зеркальный зал ввезли на тележке двенадцатиярусный, в четырнадцать футов высотой, свадебный торт, украшенный тысячей роз, – настоящая фантазия.
   Жених с невестой отрезали себе по куску, и в потолок полетели пробки из-под шампанского. Заиграл оркестр, перемежая вальсы фокстротами.
   Кензи, наблюдая за первым вальсом новобрачных, пыталась угадать подлинные чувства Зандры. Трудно сказать, одолевали ее все еще сомнения или она действительно, судя по внешнему виду, была счастлива.
   Когда стемнело, небо озарилось гигантским фейерверком. Гости хлынули к окнам, а новобрачные проследовали к ожидающему их вертолету.
   В целом графиня Фуксвальдер и баронесса Фреликсхазен могли гордиться проделанной работой. Большинство гостей задержалось надолго, и выпито было, мягко говоря, немало. Дети валились с ног от усталости. Софья расхаживала по замку в поисках Эрвина.
   А Кензи с букетом из розовых бутонов и ландышей сидела на подоконнике в одной из комнат, мечтательно гадая, кто же ее поведет к алтарю.
   И когда.

Глава 46

   На следующий день Кензи вернулась в Нью-Йорк. Свадебная феерия осталась позади, и ей было почему-то не по себе. Совсем не то ощущение она испытывала на пути в Европу.
   Тогда они летели вместе с Зандрой и устроили нечто вроде вечеринки в воздухе, налегая на шампанское и клянясь друг другу в вечной дружбе, что бы ни ожидало каждую впереди. Они вспоминали былое, смеялись – и плакали.
   Теперь Зандры рядом не было, и Кензи вдруг почувствовала себя страшно одинокой, особенно когда переступила порог пустой квартиры.
   В ней стояла гулкая тишина.
   «Черт, до чего же мне не хватает Зандры, – думала Кензи, расхаживая по комнатам и открывая окна – воздух в квартире за время ее отсутствия сильно застоялся. – Она была мне сестрой, лучшей подругой, с которой можно было поделиться всем на свете. И вот все позади.
   Никаких тебе отныне полночных пирушек. Не придется ждать, пока освободится ванная. Не у кого будет одолжить губную помаду, если своя кончилась. Не с кем вместе ходить на работу.
   Придется снова привыкать к жизни в одиночку».
   Кензи забрала чемодан и повесила в шкаф наряд, который надевала на свадебную церемонию.
   «Я выбрала именно этот, – призналась ей Зандра, – потому что он годится на любой случай. Иначе что же получается: один раз надела и – выбрасывать?»
   Эти слова лишний раз напомнили Кензи, какая тусклая, бессмысленная жизнь ожидает ее впереди.
   «Мне двадцать восемь, а я все еще не замужем, – думала она. – Семь лет я отдала заплесневелым картинам и стершимся рисункам – и что получила взамен? Двух молодцов, ни один из которых не думает о чем-нибудь серьезном. Ну что ж, – со вздохом продолжала Кензи свой внутренний монолог, – надо смириться с тем, что есть. Да и в будущем ничего особенного не светит».
   Она кончила раскладывать вещи и прошла на кухню выпить чашку чая с бергамотом – еще одно напоминание о Зандре. Поставив воду кипятиться, Кензи включила автоответчик.
   На нем было шесть сообщений. Два первых – от Чарли и от Ханнеса – Кензи слушать не стала. Третье было от мистера Споттса: «Кензи, добрый день. Это Дитрих Споттс. Я тут, купаясь в солнечных лучах Флориды, встретился и поговорил кое с кем, кто, в свою очередь, говорил с... в общем, в нашем деле появилась звездочка. Ее зовут Аннализа Барабино, она училась у Фиорентино в Амброзиане, а потом работала в галерее Уффици. Я велел ей связаться с вами».
   Потом она услышала голос женщины с сильным акцентом: «Алло, это квартира мисс Тернер? Говорит Аннализа Барабино. Извините, что беспокою вас дома, но мистер Споттс...»
   Ладно, потом дослушаю, решила Кензи. Что там дальше?
   «Привет, мышка. Это папа. Как ты там? Звоню, чтобы поздравить тебя с днем рождения...»
   Кензи остановила запись и наморщила лоб. Что это еще за день рождения?
   И тут она вспомнила. Отец прав.
   Сегодня ей исполнилось двадцать девять.
 
   – Автоответчик. Опять этот проклятый автоответчик! – ворчал про себя Чарли, возвращаясь за столик из автомата, откуда в очередной раз он пытался дозвониться до Кензи. – Ну сколько можно!
   Он плюхнулся на стул, налил себе пива и посмотрел на стайку длинноногих девиц, столпившихся у стойки.
   – Знаешь, чего бы мне хотелось?
   – Понятия не имею, – ответил Ханнес.
   – Прогуляться назад во времени. Точно. – Чарли решительно кивнул. – Как в «Машине времени». Или в «Воспоминаниях о будущем».
   – Зачем тебе это нужно? – Ханнес задумчиво отхлебнул пива.
   – Потому что тогда я бы смог разобраться с тем типом, который изобрел эту адскую машину. То есть я бы душу из него вытряс еще до того, как он додумался до этой штуковины.
   Чарли допил пиво и вытер рот рукавом.
   – Между прочим, так же следовало бы поступить и с изобретателем сигнализации от угона машин. Житья нет от этого визга. Что-что? – Не дождавшись ответа, Чарли продолжал: – Законная самооборона, так это называется. Любой суд присяжных в этой стране меня бы оправдал.
   Чарли сделал знак официантке.
   – А может, хватит? – попробовал остановить его Ханнес. – Уже поздно, да и выпили мы прилично.
   – Кто считает? В общем, последнюю, на дорожку. – Чарли посмотрел на официантку. – Еще две кружки. Да с прицепом. – Он перевел взгляд на Ханнеса: – Что вы там пьете, в Финляндии, «Абсолют»? Или это в Швеции?
   – Чарли, угомонись...
   – Да перестань ты причитать, словно сварливая жена. – Он прищурился. – Ты вроде собирался позвонить?
   – Да. – Ханнес поднялся и повернулся к официантке: – Мне только пива.
   – Две перцовки, – распорядился Чарли. – Ясно? Две.
   Огибая столики, Ханнес пошел к телефону. На оценивающие взгляды красивых женщин и по меньшей мере двух красивых мужчин он не обращал внимания. Порывшись в кармане, Ханнес выудил четвертак, бросил его в прорезь и набрал нужный номер.
   Позади послышалось шумное дыхание, и чья-то сильная рука легла на рычаг. Телефон выплюнул монеты обратно.
   Не выпуская из ладони трубку, Ханнес удивленно обернулся и встретил яростный взгляд Чарли.
   – Ах ты, ублюдок чертов!
   – Ты что это? – изумленно воззрился на него Ханнес.
   – Может, выйдем?
   – Да в чем дело? – Ханнес повесил наконец трубку.
   – В чем дело, спрашиваешь? – Чарли так и трясло от ярости. – А то сам не знаешь, подонок ты эдакий!
   – Честно говоря, нет, – спокойно ответил Ханнес. – Может, объяснишь все же?
   – Ты ведь ей звонил?
   – Ну и что?
   – А кому, думаешь, звонил я? – Чарли едва не кричал.
   В баре неожиданно стало тихо. От стойки, где они только что весело болтали о чем-то с девушками, отошли двое плотно сбитых мужчин.
   Ханнес почувствовал, что все смотрят на них.
   А Чарли ничего не замечал. Его трясло от бешенства, пламенный итальянский характер и эгоизм собственника давали о себе знать.
   – Неужели нельзя найти кого-нибудь другого? Или тащишься от того, что у приятеля девушку отбиваешь? Наверное, еще больше себя мужиком от этого чувствуешь?
   Наконец-то все стало на свои места.
   – Это ты о Кензи? А вы что, тоже встречаетесь?
   – А то ты не знал? – воинственно выпятил подбородок Чарли.
   – Вот именно, – спокойно ответил Ханнес. – Думал, что у вас уже давно все кончено. А чего же ты раньше молчал? – С этими словами он повернулся и пошел к выходу.
   Но в Чарли еще не иссяк боевой дух. Он схватил Ханнеса за плечо, развернул его и прижал к стене.
   – Ах ты, дерьмо паршивое, думаешь так просто от меня уйти?
   – А ну убери руки, – процедил Ханнес.
   Правый кулак Чарли уже описывал убийственную дугу, когда Ханнес перехватил его и изо всех сил стиснул запястье.
   – Как видишь, – спокойно сказал Ханнес, – мы работаем в разных весовых категориях. Так что давай-ка лучше присядем и потолкуем обо всем спокойно, как принято среди джентльменов.
   – Джентльменов! – Чарли яростно сплюнул. Глаза его горели. – Да что ты об этом понимаешь?
   – Не надо, – предупредил Ханнес, чувствуя, что Чарли готовится к очередному нападению. – Мне не хотелось бы делать тебе больно.
   – Мне? Больно? Не смеши.
   Тем не менее Чарли вдруг успокоился и, стряхнув руку Ханнеса, сделал шаг назад.
   – Я ухожу. Но поверь, – он прицелился в него дрожащим пальцем, – ты еще обо мне услышишь.
   С этими словами Чарли повернулся и, тяжело ступая, направился к выходу. Народ, столпившийся у стойки, расступился, давая ему путь.
   Когда он вышел, раздался общий вздох облегчения, и в баре воцарилась прежняя атмосфера. Двое мужчин – по виду это были явно вышибалы – вернулись к стойке. Кто-то рассмеялся.
   Ханнес тоже засобирался уходить. Он вернулся на место, бросил на столик несколько смятых купюр и направился к выходу.
   – Эй, приятель! – окликнул его один из вышибал.
   Ханнес вопросительно посмотрел на него.
   – Здорово ты пошел на перехват. Где научился?
   – Не твое дело. – Ханнес отвернулся.
   – Постой, постой.
   – Ну что еще?
   – Что за спешка? Дай ему время немного остыть. – Вышибала кивнул на дверь.
   – Все нормально. – Ханнес двинулся к выходу.
 
   Но это было слишком сильно сказано. Когда Ханнес, едва передвигая ноги, подошел к дому, где жила Кензи, его нос кровоточил, на лбу красовалась глубокая царапина, и вообще весь он сгибался от боли.
   Ханнес с трудом надавил на кнопку звонка.
   – Кто там? – послышался искаженный внутренней связью голос Кензи.
   – Ганс.
   – Может, попозже зайдешь? Я только что вернулась из Европы.
   – Ну пожалуйста... Мне... э-э... сама увидишь.
   Послышалась жужжание, и дверь отворилась. Поднявшись на несколько пролетов, Ханнес увидел Кензи: простоволосая, босая, в одной ночной рубашке, она перегибалась через перила и, едва увидев, с каким трудом он переползает со ступеньки на ступеньку, кинулась вниз.
   – О Господи! Кто это тебя так?
   – Помоги... подняться...
   Бережно поддерживая Ханнеса за талию, Кензи перевела его через порог, накинула цепочку на дверь и вопросительно посмотрела на него:
   – Так кто все же?
   – Зачем тебе...
   – То есть как это зачем? – возмутилась Кензи, прикладывая ладонь к опухшему глазу Ханнеса. – А впрочем, чего спрашивать, и так все ясно. Чарли поработал, верно?
   – Не будем об этом, – хрипло проговорил Ханнес.
   – Еще как будем. Но сначала пошли в ванную, раны тебе промою. Вид у тебя тот еще. Но потом, – Кензи строго посмотрела на него, – тебе придется кое-что объяснить.
 
   Будильник зазвонил в половине восьмого утра. Кензи слегка застонала и перевернулась на другой бок. Вставать решительно не хотелось. После того как ей чуть не половину ночи пришлось играть роль сестры милосердия, голова раскалывалась, тело было ватным.
   А тут еще разница во времени.
   «Старовата я становлюсь для таких дел», – уныло подумала Кензи.
   Она решила было позвонить на работу и сказаться больной, но потом передумала. И так уже два дня из-за Зандриной свадьбы пропустила, наверняка дел накопилось полно. А тут еще Зандры нет, их и без того невеликий штат сократился на треть. Арнольд удерживает крепость в одиночку. Нельзя всю тяжесть перекладывать на плечи одного человека.
   Кензи неохотно встала с кровати, быстро приняла душ и, как ни странно, успела на работу как раз вовремя.
   При ее появлении Арнольд повернулся на вращающемся стуле.
   – Хо-хо, кого мы видим! Блудная дочь возвратилась. Сейчас нам все расскажут об этой великой свадьбе! – Арнольд оборвал привычную игру и добавил: – Заодно грязь с себя смоешь.
   – Может, дождемся обеда? – слабо выговорила Кензи. – А то я едва держусь на ногах, а дел, наверное, до черта.
   – За обедом? Прекрасно. Я даже готов тебя угостить. Только обещай рассказать все.
   – Обещаю, обещаю. – Кензи бросила в кофе пару таблеток аспирина и принялась за работу.
   В четверть одиннадцатого заглянула Бэмби Паркер.
   – Привет, ребята!
   – Привет. – Арнольд не удосужился поднять головы.
   – Привет, – повернулась к ней Кензи.
   – Хорошо, что ты появилась, – сказала Бэмби. – Наш отдел кадров дал во вчерашней «Таймс» объявление о вакансии. На место Зандры. Претенденты уже ждут в приемной. Я бы и сама поговорила, но, понимаешь, у меня к парикмахеру назначено. Не выручишь?
   – Естественно. – Кензи широко улыбнулась, что далось ей нелегко. Со временем ее неприязнь к Бэмби только усилилась.
   – Отлично. Я знала, что могу на тебя рассчитывать.
   «А что мне остается?» – подумала Кензи.
   – Да, и еще.
   Кензи вопросительно посмотрела на Бэмби.
   – Там есть одна девица, на вид настоящая мымра, – предупредила она. – Не наш материал, если ты понимаешь, что я имею в виду. – Она со значением посмотрела на Кензи.
   Кензи кивнула и вновь с усилием выдавила из себя улыбку.
   – Впрочем, решение за тобой, – строго сказала Бэмби. – Можешь воспользоваться моим кабинетом.
   И стремительно упорхнула.
   – «Решение за тобой», – передразнил ее Арнольд. – «К парикмахеру назначено!»
   – Кончай, Арнольд, – устало бросила Кензи. – Дело серьезное.
   – Ясно, ясно, только смотри там, поосторожнее с мымрами. – Он расплылся в широкой улыбке. – Материал должен быть наш!
   Кензи принялась перебирать цветные фотографии и отложила несколько штук.
   – Слушай, а где наши экзаменационные экземпляры?
   – В сейфе. Сейчас принесу.
   Кензи прошла в кабинет Бэмби, дождалась, пока Арнольд принесет полотна, и позвонила в приемную.
   – Сколько их?
   – Восемь.
   «Вот тебе и обед», – подумала Кензи. Придется кормить Арнольда ужином.
   Собеседование началось.
   С виду первые семь претендентов производили вполне приятное впечатление – хорошо воспитаны, умны, язык подвешен, за плечами колледж или университет. Двое мужчин в дорогих строгих костюмах отличались и привлекательной внешностью. Все они раньше работали либо в аукционных домах, либо в музеях, и их резюме производили внушительное впечатление. Тем не менее Кензи была достаточно опытна, чтобы доверять только внешности или документам.
   Она предложила претендентам на выбор несколько фотографий и полотен. Все семеро ошиблись как минимум дважды, хотя вопросы были несложные. Уже плохо. А когда дело дошло до техники, в которой работают те или иные мастера, до особенностей их манеры письма – то и совсем беда.
   У Кензи голова пошла кругом. О Боже, неужели с такими придется работать? Да ведь на них ни в чем нельзя положиться! Безнадежны.
   Последнее, седьмое собеседование она закончила, как и все предыдущие: улыбка, короткое рукопожатие и на прощание: «Спасибо, что пришли. С вами свяжутся».
   «Чтобы подсластить пилюлю отказа», – чуть было не добавила Кензи.
   Она позвонила в приемную.
   – Кажется, там еще один?
   – Да. Посылать?
   – Давайте.
   Вскоре за дверью послышался сильный шум. Кензи вскочила и бросилась к порогу. Открыв дверь, она увидела, что по полу, собирая рассыпавшиеся книги, ползает какая-то женщина.
   – Извините, – пробормотала она, нервно поглядывая на Кензи.
   – Ну что за ерунда. Помочь?
   – Нет, нет, спасибо. – Женщина прикусила губу. – Вы ведь... мисс Тернер?
   «О Господи, только не это», – внутренне застонала Кензи.
   – Да, а?..
   – Меня вызвали на собеседование.
   Так вот что имела в виду Бэмби!
   – Что ж, заходите.
   Женщина, спотыкаясь, вошла в кабинет и положила книги на стул.
   Выглядела она, мягко говоря, как настоящая деревенщина. Среднего роста. Землистый цвет лица. Мышиного цвета волосы собраны сзади в пучок. Небольшие старомодные очки в стальной оправе. Никакой косметики.
   Платье в пятнах и к тому же размера на два больше, чем надо. Рукава кофты такие длинные, что видны только кончики пальцев.
   Ногти обкусаны до крови.
   Кензи стало жалко беднягу. Как бы ей помягче отказать?
   – Прошу. – Она указала ей на стул напротив и улыбнулась как можно приветливее. – Резюме, полагаю, при вас?
   – Что? Резюме? Ах ну да, конечно...
   Женщина порылась в старенькой сумке и извлекла на свет кучу смятых и несвежих на вид бумаг.
   – Извините, – жалко улыбнулась она, протягивая все Кензи.
   – Так, посмотрим, что тут у нас... – Улыбка застыла на губах у Кензи. – Стало быть, вы и есть...
   – Аннализа Барабино, – договорила посетительница.
   – Ясно, – слабо проговорила Кензи. Ну почему мистеру Споттсу пришло в голову хлопотать именно об этой дурнушке? Неужели нельзя было найти никого поинтереснее?
   Впрочем, резюме, несмотря на внешний вид, было превосходно, что и неудивительно – мистер Споттс встречную-поперечную рекомендовать не будет.
   На все вопросы Аннализа ответила с обезоруживающей легкостью. Глаз у нее оказался безошибочный, знания – энциклопедические.
   «Если бы еще, – с отчаянием подумала Кензи, – выглядела она не так, словно ее только что пыльным мешком ударили».
   – Гм, – пробормотала она, барабаня пальцами по столу.
   – Что-нибудь не так?
   Что-нибудь? Все не так.
   – Э-э, как бы это сказать... меня немного смущает ваш... облик.
   – Мой – что?
   – У меня есть идея. – Кензи схватила трубку и быстро набрала трехзначный номер. – Арнольд? SOS.
   – Что такое?
   – Элиза Дулитл вызывает профессора Хиггинса. – Кензи посмотрела на посетительницу с доброй улыбкой.
   – Ничего себе! Звучит довольно зловеще.
   – Не только звучит. Слушай, давай сделаем так. Обед мы все равно уже пропустили, так что, если поможешь, ужин за мной. Выбирай где.
   – Нюхом чую какую-то ловушку.
   – Ты ошибаешься, но что касается твоего нюха, то это именно то, что мне сейчас нужно. И поторопись. Иначе вернется Бэмби, и тогда...
   – Что же ты сразу не сказала? Бегу.
 
   Когда Аннализа и Арнольд вернулись три часа спустя, Кензи глазам своим не поверила. Вместо деревенщины она увидела роскошную молодую женщину в голубой юбке, блейзере и белой блузе. На шею был небрежно наброшен изящный шелковый шарф, волосы укорочены по моде, кожа на лице приобрела совершенно иной цвет. Даже старушечьи очки куда-то исчезли.
   – Вот это да! – только и выговорила Кензи.
   – Что-нибудь не так? – обеспокоенно спросила Аннализа.
   – Нет, нет, все так. Арнольд, ради всего святого, как это тебе удалось?
   – Ну, начали мы с главного. – Он с широкой улыбкой указал на целлофановые пакеты с маркой модного модельера. – Пришлось поторговаться. Три костюма, три блузы, четыре шарфа, туфли, и за все – можешь себе представить? – триста пятьдесят долларов. И ни центом больше.
   – Когда в следующий раз пойду в магазин, непременно возьму тебя с собой, – сказала Кензи.
   – Затем, – продолжал Арнольд, – парикмахерская. Ну, тут у меня старые связи, так что и платить не пришлось. То же самое и с косметикой – прошлись по первому этажу «Блумингдейла», где выставлены образцы. Потом маникюр – и вот вам пожалуйста!
   Арнольд победоносно улыбнулся.
   – А очки?
   – Оказывается, они ей нужны только для чтения. Тем не менее я заставил ее купить другую пару – в черепаховой оправе. А как тебе эти туфли на низких каблуках? Ничего, а? Словом, наш кадр.
   Как раз в этот момент в комнату вплыла Бэмби Паркер.
   – Привет, ребята? Чего это вы?
   – Познакомься с Аннализой Барабино, – сказала Кензи. – Мы взяли ее на место Зандры.
   Бэмби строго оглядела Аннализу и коротко кивнула: годится. Она повернулась к Кензи:
   – Слава Богу. Впрочем, я и так была уверена, что ту мымру ты не возьмешь.
 
   – Миз Тарна? – Голос в трубке был знаком по бесчисленным записям и множеству фильмов.
   Кензи почувствовала, как кожа у нее покрывается пупырышками. Этот тягучий восточноевропейский выговор нельзя было спутать ни с каким другим. На мгновение она лишилась дара речи.
   – Миз Тарна? – Голос зазвучал громче. – Вы меня слышите?
   – Д-да, – выдавила Кензи и, прикрыв мембрану ладонью, поспешно откашлялась. – Да, да, прекрасно вас слышу, – уже более уверенно повторила она.
   – Хорошо. А вас... вы меня узнает?
   – Э-э, полагаю, да. Это мисс По...
   – Стоп-стоп-стоп. Пошалуйста. Никода не назвайт меня по имени. Миз П. – вот и все. И никода не спрашивайт про мою карьер. Это есть ясно?
   – Как скажете, мэм.
   – Отлично. У меня есть несколько картин старый мастер, который надо оценить.
   – И когда бы вы желали встретиться?
   – Завтра, во второй половина дня. В три ровно.
   Кензи потянулась было к органайзеру, но тут же одернула себя: какого черта, в конце концов Лила Понс – последняя великая легенда экрана. С такими не каждый день встречаешься.
   – В три? Прекрасно.
   – В таком случай жду вас.
   – С нетерпением...
   Но Лила Понс уже повесила трубку.

Глава 47

   У этого острова-фантазии есть свое название – Мастик. Изумруд, покачивающийся в волнах бирюзового моря, он, образуя вместе с другими такими же островами целую гряду, расположен в ста двадцати двух милях к северу от Барбадоса и занимает площадь всего в 1350 акров.
   Местечко – подлинный рай.
   Есть здесь две небольшие гостиницы, бар да около шестидесяти частных домов. Туристов сюда не влечет – у этих берегов трудно бросить якорь. В это уединенное место наезжают для отдыха лишь люди знатные, богатые и знаменитые. Ибо уединение – последний оплот, редкая роскошь в стремительно сужающемся в размерах мире.
   И более всего эта роскошь обнаруживает себя в архитектурных фантазиях, укрывающихся среди низких холмов и кедров, бугенвиллей и жасминов Мастика.
   Все тут странно смешалось: английская крепость с бойницами, крохотная японская деревушка, индонезийские домики из тикового дерева, украшенные резьбой, мавританский дворец и даже собственный Тадж-Махал.