Страница:
– И это, по-твоему, значит, что…
– Проверь, говорю. Надо доверять простым людям, пижон!
Я посмотрел на адрес, записанный на бумажке. Дом Джея находился неподалеку от Пятой авеню и Семнадцатой улицы.
– Но ведь это всего в десяти кварталах отсюда!
– Сделка есть сделка, приятель!
Я сделал движение, чтобы уйти. Мне действительно не терпелось поскорее отправиться туда, где жил Джей.
– Кстати, зачем он тебе понадобился? – спросил Шлемиль. – Он сделал тебе что-то плохое?
Вопрос был задан вполне невинным тоном, но я сразу сообразил, что если Джей снова появится в клубе, Шлемиль предупредит его обо мне и, возможно, заработает еще несколько сотен.
– Нет, нет, совсем нет! – возразил я. – Наоборот, я хочу помочь парню.
– Хочешь спасти его задницу – что-то вроде того?
– Да, что-то вроде того.
Потом я тронулся в путь. Пешком. Я прошел вдоль Третьей авеню, нырнул под эстакаду, свернул на запад и поднялся в горку к Семнадцатой улице. Когда-то это были итальянские или, может быть, ирландские кварталы; теперь же здесь селились по большей частью латиноамериканцы и прочая городская смесь. В этих местах белый человек в дорогом костюме бросался в глаза так же верно, как если бы над ним висел в воздухе бело-голубой вертолет Нью-Йоркского департамента полиции, поэтому в первой же кафешке на углу я приобрел бейсболку «Джай-энтс» и кварту молока. Воротник куртки я поднял повыше, чтобы скрыть пиджак и галстук. Надвинув бейсболку на глаза, шаркая ногами и размахивая пластиковым пакетом, я отчаянно сутулился, стараясь сделаться как можно менее заметным. Походить на кого угодно, не быть кем-то определенным, а еще лучше быть никаким – вот лучшая маскировка. Кроме того, нельзя смотреть на встречных, нельзя проявлять к ним интерес, и тогда все будет нормально. Здесь никто не хочет лишних проблем, и пока ты сам не представляешь проблемы, у тебя их тоже не будет.
Вскоре я добрался до Семнадцатой улицы. Позади дома номер 404 стоял гараж, второй этаж которого представлял собой что-то вроде мезонина, самовольно надстроенного владельцем. Подойдя ближе, я рассмотрел прибитый к дверям второго этажа ржавый номер, совершенно неразличимый с улицы. И это – жилище человека, который покупает офисное здание в центре Манхэттена почти за миллион долларов? Не может быть! Похоже, мистер Шлемиль – или его Тень – меня все-таки надул, но прежде чем бежать обратно и выяснять с ним отношения, я решил обойти гараж кругом и осмотреться.
Позади гаража я обнаружил забор из цепей высотой футов двадцать; он весь зарос плющом, сверху на нем висел какой-то мусор. Ловкий вор мог бы перелезть через него без особого труда, но это было бы не слишком приятно; кроме того, упав на землю со стороны гаража, он бы приземлился на останки моторного катера и груду цементных блоков. Таким образом, квартира на втором этаже была надежно защищена – добраться к ней можно было только по наружной лестнице, идущей вдоль боковой стеньг первого этажа.
Я оглянулся. Позади никого не было, никто меня не видел, и я вошел в ворота. Гараж кто-то пытался красить: на земле валялись стремянка, ведро и несколько кистей. Среди пожелтевшей травы я обнаружил полусгнившую кипу бесплатных газет, несколько старых телефонных справочников, рекламные листовки, треснувший автомобильный аккумулятор и тому подобные вещи, до которых никому давно нет дела.
Продолжая поминутно оглядываться, я поднялся по лестнице и заглянул в единственное крошечное окно, но жалюзи были опущены, и я ничего не увидел. Тогда я толкнул дверь. Заперто. Я постучал. Снова ничего. Неужели Шлемиль меня все-таки надул – взял деньги и подсунул липовый адрес? Ничто не указывало на то, что Джей жил именно здесь.
Спускаясь вниз, я обратил внимание, что лестница сильно стерта и побита. Поцарапаны были даже вертикальные подступенки. Глубокие следы на горизонтальных частях ступеней располагались строго один под другим, словно по лестнице волоком поднимали и спускали что-то тяжелое, да к тому же не один раз.
В несколько прыжков одолев последние ступени, я подергал гаражную дверь. Она внезапно подалась, я юркнул внутрь и поскорее опустил ее за собой. В пыльной полутьме я увидел перед собой джип Джея. Его крылья и борта все еще были покрыты подсохшей грязью, оставшейся после поездки, которую мы совершили три дня назад. Машина была заперта, и я заглянул в боковое стекло. Пусто. Зато вдоль стен гаража стояло не меньше двух дюжин больших кислородных баллонов да в глубине темнели какие-то ящики. На них я и обратил внимание в первую очередь. В ящиках оказались в основном инструменты и старые автозапчасти, клубки шерсти для вязания и несколько книг по сборке кукольных домиков. Судя по всему, все это не имело к Джею никакого отношения.
Что еще я могу предпринять?
Я выбрался из гаража и, подобрав в траве старую банку с засохшей краской, снова поднялся на второй этаж. В ветхой двери было целых девять стеклянных панелей, и я снова огляделся, чтобы убедиться – меня никто не видит. Это даже не преступление, а пустяк, уговаривал я себя. Сущий пустяк по сравнению с тем, через что я уже прошел из-за Джея.
Наконец, собравшись с духом, я ударил банкой по одной из панелей. Стекло треснуло, и я по одному вытащил осколки. На улице по-прежнему никого не было, и никто не видел, как я швырнул стекла и банку с краской в траву. Потом я запустил руку в отверстие и изнутри повернул шишечку накладного замка, но дверь по-прежнему не открывалась. Пошарив с внутренней стороны двери, я обнаружил чуть ниже дверной ручки засов-защелку.
Три минуты, сказал я себе. Только три минуты – войти, осмотреться и сразу же назад. Тут же мне пришло в голову, что я вламываюсь в чью-то квартиру спустя всего несколько часов после того, как кто-то вломился в мою. Очень, очень мило… Я закрыл за собой дверь и повернул ручку замка. Наплевать, подумал я. Джей, конечно, сразу поймет, что у него кто-то побывал, но не будет знать – кто.
Комната размером десять на двенадцать футов напоминала монашескую келью. У стены стояла аккуратно заправленная походная койка, рядом подмигивал сигнальной лампочкой телефон с автоответчиком. Угол напротив занимал огромный контейнер из нержавеющей стали с единственным небольшим окном в крышке, странно похожий на саркофаг какого-нибудь космического фараона. В комнате он был самым большим предметом обстановки, и беглый осмотр его датчиков и переключателей убедил меня, что передо мной – гипербарическая кислородная камера.
Но зачем она Джею? Разве он болен и нуждается в кислороде?
Рядом стояли три подключенных к камере кислородных баллона, аналогичных тем, что я видел в гараже. Я знал, что кислород в баллонах является лекарством и отпускается только по рецепту врача, к тому же полный кислородный баллон – штука довольно тяжелая. Их наверняка доставляли на грузовике по несколько штук за раз, а потом втаскивали по лестнице на специальной тележке – отсюда царапины и вмятины на ступеньках.
В ногах койки стоял кислородный компрессор, который ритмично пыхтел, издавая звуки, похожие на шорох набегающий на берег волны.
Под койкой я заметил два чемодана и выдвинул их. Заглянуть? Конечно – да, ведь я и так зашел уже достаточно далеко. В первом чемодане лежали инструменты: молотки, отвертки, гаечные ключи. В другом я обнаружил носки, майки, джинсы, нижнее белье. Все было аккуратно сложено, и я невольно подумал, что подобная аккуратность действует угнетающе: можно подумать, будто человек собрался на тот свет.
Закрыв оба чемодана, я вдвинул их обратно под койку. В стенном шкафу, рассортированные по цветам, висели десять пиджачных пар Джея, каждая с рубашкой в тон и подходящим галстуком. Среди них я обнаружил и костюм, который помнил по Кубинскому залу. Костюмы были очень дорогими и качественными, но в этой убогой обстановке они смотрелись словно реквизит к какой-то театральной постановке. В целом квартира Джея выглядела как жилище человека, который был почти по-солдатски непритязателен и мог съехать отсюда за время, которое ему понадобилось бы, чтобы снести вниз свои скромные пожитки (исключая, разумеется, кислородную камеру). На мой взгляд, Джей справился бы с этим ходки за четыре.
В дальнем углу стенного шкафа, под дождевиком, я обнаружил картонную коробку из-под сельтерской, которую Элисон дала Джею в тот день или, вернее, в ту ночь, когда он заключил свою странную сделку с Марсено. Я придвинул ее к себе и заглянул внутрь. Денег там не было. Интересно, куда Джей мог засунуть двести шестьдесят пять тысяч долларов наличными?
Я буквально кожей чувствовал, как летят секунды, но по привычке все же бросил взгляд на часы. Я провел в квартире чуть больше одной минуты. Красный огонек на автоответчике продолжал интригующе подмигивать, но я оставил его на потом. Что еще я не осмотрел? Отгороженной в углу кухней Джей, похоже, не пользовался. Холодильник был включен в сеть, но в нем не было никаких продуктов – только пакет апельсинового сока, несколько баночек с витаминами и с десяток картонных коробок без этикеток. Я достал одну и вскрыл. Внутри лежали пузырьки аптечного вида, на каждом была наклейка со штампом больничной аптеки при университете штата Айова. На одной наклейке я разобрал сделанную от руки надпись. «Адреналин, 500 мг». На другой бутылочке было написано «Дексиамфетамин». В третьей склянке – опять же, если верить этикетке – лежали таблетки преднизолона с содержанием лекарства десять миллиграммов. На этикетке четвертой бутылочки я прочел: «Андро». Здесь же оказалось несколько десятков одноразовых ингаляторов «Бек-лометазон», «Вентолин», «Серевент» и «Альбутерол». Все они были предназначены для раскрытия дыхательных путей во время приступов удушья или астмы.
Во второй коробке оказалась одна большая бутылка с какими-то белыми таблетками. На этикетке не было названия лекарства, только надпись: «Принимать по 1 шт.». И ни на одной из коробок я не обнаружил печати или хотя бы фамилии врача, выписавшего все эти сильнодействующие средства.
В морозильнике лежали несколько упаковок хот-догов, замороженный хлеб, готовые ужины в фольговых лоточках и лед.
В ванной комнате не было ни единого пятнышка. Одно полотенце. Прибор для бритья. Я заглянул в аптечку – ничего необычного. Ни таблеток, ни презервативов, ни электрических ножниц для стрижки волос в ушах. На бачке унитаза лежала стопка журналов, но это не были обычные глянцевые издания или подборки комиксов из «Ньюйоркера». «Журнал американских специалистов по легочным заболеваниям», «Доклады Ассоциации по лечению кислородом», компьютерная распечатка статьи «Астма и способ применения синтетического адреналина», «Клинический анализ респираторной функции», «Исследовательский журнал Ассоциации эндокринологов нью-йоркских больниц» – вот что читал Джей на досуге, причем во многих журналах уголки страниц были загнуты, чтобы легче было найти нужную статью. Только тут я догадался, что Джей, по-видимому, страдает какой-то изнурительной легочной болезнью и по каким-то неясным причинам вынужден сам заниматься своим лечением.
Тут я услышал свой собственный испуганный выдох и постарался положить журналы так, как они лежали до меня. Потом я посмотрел на часы. Господи Иисусе, я пробыл в квартире уже шесть минут!
Я вернулся в спальню и остановился там, потрясенный, озадаченный, огорченный. Я больше не сомневался: если у Джея и был дом в том смысле, какой обычно вкладывают в это слово, он был здесь – в этой унылой и жалкой комнатенке над гаражом. И, господи, каким же одиноким он был, этот дом! Я не увидел ни телевизора, ни личных писем, никаких следов увлечения или хобби, которые помогали бы Джею расслабиться. Ничего удивительного, что он не сказал Элисон, где живет.
Рядом с койкой я увидел деревянный стол и стул. На столе стоял дешевый перекидной календарь компании, производящей солярку и мазут для отопительных систем, а рядом – фотография Салли Коулз в полный рост, сделанная, впрочем, со значительного расстояния. На снимке она была в школьной форме и шла куда-то с двумя подружками по залитому солнцем тротуару. Судя по состоянию листвы на деревьях, снимок был сделан поздней осенью или в начале зимы. Девочки были в куртках, но без шапок и без перчаток. Фасады зданий вдоль улицы выглядели вполне презентабельно, следовательно, дело происходило в достаточно фешенебельном районе, предположительно – в Верхнем Ист-Сайде, так как на заднем плане я разглядел цветочный магазин. Был ли такой магазин где-то поблизости от квартиры Элисон? Скажем, где-то за углом авеню?… Я снова вгляделся в снимок. В тот день все три девочки были веселы и беззаботны; позвякивали пряжки на рюкзачках, школьная форма чуть морщила, волосы развевал легкий ветерок, белые гольфы (у всех трех они были одинакового цвета, но разной длины) немного сползли.
Потом я попытался представить Джея за разглядыванием фотографии. В ней не было ничего откровенно эротического, во всяком случае – для меня, но я знал, что школьная форма действует на некоторых мужчин возбуждающе. Предполагаемая невинность школьниц вызывала в этих типах пароксизмы неистовой похоти, и я не мог не вспомнить, как лет десять назад во время командировки в Токио три основательно подвыпивших японских бизнесмена затащили меня на стриптиз в печально знаменитом квартале Синдзюцу, где я вместе с двумя сотнями японских предпринимателей и клерков следил за тем, как некое почти эфирное существо, едва достигшее половой зрелости, по очереди стаскивает с себя школьную блузку, клетчатую юбочку и гольфы. Меня это зрелище оставило практически равнодушным. Мне нравились женщины, что называется, в теле, с полным отсутствием хотя бы намека на невинность в глазах, однако японские джентльмены были буквально загипнотизированы представлением; некоторые даже достали дорогие видеокамеры и принялись без всякого стеснения снимать широко разведенные тонкие ляжки стриптизерши для домашнего просмотра. Принадлежал ли и Джей к этому типу? Мне в это не очень-то верилось, да я и не хотел в это верить.
Зато я очень хотел прослушать сообщения на автоответчике. Может быть, подумалось мне, у Элисон на самом деле был его номер. Но прежде я открыл ящик стола, в надежде, что Джей хранит там какие-то бумаги – например, копии контракта по зданию на Рид-стрит. Но ящик оказался совершенно пуст, если не считать нескольких карандашей, ручек, резинок для денег и пачки заказных бланков бруклинской компании по поставкам кислорода и оборудования для больниц. Каждый бланк был украшен фирменным слоганом: «Сохранность – надежность – своевременная доставка». На обрывке такого бланка, припомнил я, Джей написал мне адрес ресторана, где я должен был встретиться с Марсено.
Надо пошевеливаться, напомнил я себе. Что еще я не осмотрел? С каждой секундой опасность быть пойманным с поличным возрастала, а я так и не обнаружил ничего по-настоящему важного.
Потом я заметил пришпиленный к стене листок бумаги, на котором было написано:
Похоже, подумал я, мои пятьсот баксов плюс стоимость двух поездок на подземке в конце концов окупились. Секрет, который мне удалось узнать, стоил даже больше этих денег. Но что такое ОФВ и почему Джей не должен думать об этом «много»? Быть может, это инициалы какого-то человека, например – другой девочки-подростка, которую он выслеживал?
Рядом с листком бумаги висела на стене вставленная в рамочку пожелтевшая вырезка из газеты с фотографией. На фото был изображен молодой человек в слишком для него просторной бейсбольной форме, в шлеме бэттера и с битой в руках. Фотография была сделана в момент, когда молодой человек только что нанес удар и все еще находился в состоянии неустойчивого равновесия. «КРУГОВАЯ ПРОБЕЖКА В МАТЧЕ НА ПЕРВЕНСТВО ШТАТА» – гласил заголовок. Я проверил дату – газетной вырезке было уже больше пятнадцати лет.
Вчера в матче летнего первенства молодежных команд на первенство штата, проходившем на площадке средней школы «Бетпейдж», игрок команды гостей Джон «Джей» Рейни из Джеймспорта сумел послать мяч за ограждение и сделать круговую пробежку, обеспечив победу своей команды со счетом 3:1.
Рейни, являющийся лидером «Бульдогов» в этом сезоне и заработавший для своей команды шестнадцать очков в двадцати трех матчах, осуществил мечту каждого юного бейсболиста, подписав в конце второго года обучения в колледже контракт на выступлении в низшей лиге. Через три недели Рейни приступит к тренировкам в своей новой команде, которая является фарм-клубом знаменитой «Нью-Йорк Янкиз».
Фантастическому удару Рейни предшествовал бросок лучшего питчера «Бетпейдж» Тино Сальгадо, который весь сезон подавал без ошибок. И в этом матче его клуб выигрывал с «сухим» счетом, пока Рейни не удалось заработать круговую пробежку.
«Я просто повнимательнее посмотрел на Сальгадо и понял, как он будет подавать, – сказал Рейни после игры. – А вообще-то я очень рад, что мы выиграли».
Конечно, подписать контракт с бейсбольной командой низшей лиги – большая честь, но не это привлекло мое внимание. Из того, что я прочел, следовало, что после того, как была опубликована статья, здоровье Джея сильно ухудшилось, поскольку ни один клуб не предложит игроку перспективный контракт без тщательной проверки его физических кондиций. Марта Хэллок упомянула о каком-то несчастье. Быть может, именно в нем причина болезни Джея?
Между тем – как бы мне ни хотелось задержаться здесь еще немного – пора было уходить. Я был уже у самой двери, но вдруг остановился. Казалось, какая-то сила потянула меня к кислородной камере – изящной, обтекаемой, блестящей, похожей одновременно и на пулю, и на гроб. Остановившись возле нее, я тронул защелку, и подпружиненная крышка бесшумно поднялась, открывая выстланное белым амортизирующим материалом нутро камеры. Эта незапятнанная белизна действовала угнетающе. На мой взгляд, в мире трудно было найти место более одинокое, чем замкнутый белоснежный кокон кислородной камеры.
Внутри на матрасе лежали блокнот, карандаши небольшой ночничок, работающий от батареек.
Я раскрыл блокнот.
«Уважаемый мистер Дэвид Коулз, – было написано на первой странице. – Мне очень трудно писать это письмо. Вот уже много лет я…» – На этом письмо обрывалось, и я раскрыл вторую страницу.
«Дорогой Дэвид Коулз. Много лет назад Ваша покойная жена Элайза Кармоди…»
На третьей странице я прочел:
«Дорогой Дэвид. У меня в левом ухе, внутри, на хрящике, есть небольшой выступ. Обычно люди не замечают подобных вещей, но вы должны знать…»
Мне послышался какой-то звук, но я не разобрал, раздался ли он на улице или в гараже. Похоже, мое везение кончилось, да и не мудрено – я пробыл в чужой квартире, наверное, уже минут двадцать. Бросив блокнот с недописанными письмами обратно в кислородную камеру (кажется, там были и другие письма), н нажал на крышку и, дождавшись щелчка запорного устройства, быстро оглядел комнату, чтобы убедиться, что все вещи лежат на своих местах. Потом я метнулся к двери, выскочил из квартиры и, просунув руку в пробитое мною отверстие, снова запер дверь изнутри…
В следующую секунду, проклиная себя за глупость, я снова отпер дверь и, ворвавшись в квартиру, бросился к телефону с автоответчиком. Не снимая перчатки, я ткнул пальцем в кнопку «Воспроизведение».
«Послушай, Джей, – услышал я сквозь шорох статических помех голос Поппи. – Ты лучше заплати этим парням, сколько они просят, о'кей? Тут родственники Хершела и какие-то их друзья, ты понял? Они тут, рядом со мной!… Сегодня после обеда они нашли меня в тошниловке, где я постоянно бываю. Или может быть, это ты им сказал, где меня можно найти?… Я что-то ничего не понимаю! Короче, они меня сцапали, и сейчас они слушают каждое мое гребаное слово. Они утверждают, будто знают про Хершела что-то особенное. Я им говорю, что я ничего такого не знаю. Я правда его нашел и вызвал ему „скорую“, да только он все равно уже был мертвый! А ОНИ НЕ ВЕРЯТ! То есть они верят, что он был мертвый, но они думают – это мы его убили. В полицию они обращаться не будут, нет, но они говорят… Что?… – Голос Поппи зазвучал тише, словно он отвернулся от трубки, потом снова вернулся. – У них есть… То есть я сказал им номер твоего телефона и где работает эта твоя подружка из ресторана, понимаешь? Я должен был им что-то сказать, но больше я ничего не знал. Заплати им, Джей, ладно? Заплати, потому что…» – Голос оборвался. Это было все, конец сообщения. Руки у меня тряслись, но я все же нажал кнопку «Памяти», чтобы прослушать другие, более ранние сообщения, но на пленке больше ничего не было. Нужно было уходить, но я задержался еще немного. Дрожащими пальцами я набрал с Джеева телефона номер своего мобильника и, убедившись, что его номер появился на дисплее моего аппарата, сохранил его в памяти.
Лишь покончив с этим, я пулей выскочил из квартиры, запер за собой дверь и ссыпался по ступеням. Надвинув бейсболку на самый нос, я вышел на улицу и двинулся в ту же сторону, откуда пришел. Видел ли меня кто-нибудь?… Я надеялся, что нет. На Третьей авеню мне удалось поймать заблудившееся такси, водитель которого слушал по радио комедийное шоу не то на хинди, не то на бенгали. «Урматта-иши-овалинди-халалу?» – вопрошал мужской бас. «Хе-хе», – пищал в ответ дискант. «Дурмешала-бур-матта-валнана-галад-пулуршиндалу?!» – еще грознее рычал бас, и снова в ответ: «Хе-хе».
Я устроился на сиденье поудобнее. От Южного Бруклина до центра Манхэттена путь не близкий. Мне не хотелось думать о Джее как о враге, поскольку он, очевидно, жил в поистине экстремальных условиях, чего я раньше просто не знал. Это, однако, не могло меня не беспокоить, поскольку человек, который по ночам остро нуждается в кислороде, обращает на разного рода угрозы и судебные иски гораздо меньше внимания, чем нормальные, здоровые люди. К сожалению, мое «незаконное вторжение» в его квартиру так и не обогатило меня никакими сведениями, которые помогли бы уладить дело с Марсено. О'кей, что же оно мне вообще дало? Кое-что. Например, я узнал, что парни Г. Д. угрожают Поппи, и должен был предупредить Элисон, которой, по-видимому, тоже грозила опасность. Кроме того, мне стало известно, что Джей, выслеживавший Салли Коулз, пытался написать письмо ее отцу. Приобрел ли он здание на Рид-стрит по причинам, которые имели какое-то отношение к отцу и дочери Коулз, или это только моя досужая фантазия? Да, чуть не забыл – вырост хряща в левом ухе Джея тоже имел к ним обоим какое-то отношение. Наконец, холодильник в доме Джея был битком набит лекарствами с черного рынка. И последнее: Джей постоянно думал о чем-то или о ком-то, скрывавшимся за таинственной аббревиатурой ОФВ.
Я наклонился к прозрачной перегородке, разделявшей салон такси. Водитель, увидев мое движение в зеркале заднего вида, чуть повернул голову.
– Отвезите меня, пожалуйста, в Нью-йоркскую публичную библиотеку, – попросил я.
– Варанаси-ажатгпагоби-халапур-ге. сура-нана-лу… Хе-хе!
Два часа спустя я уже знал, что атмосферный воздух, которым дышат все живые существа, содержит – на уровне моря – около двадцати одного процента кислорода. В загрязненных американских городах вроде Нью-Йорка и Лос-Анджелеса, а также в Токио содержание кислорода в воздухе снижается до семнадцати – восемнадцати процентов. Средний человек вдыхает в час около восемнадцати кубических футов воздуха; втягивая его в легкие, он обогащает кислородом красные кровяные тельца и выделяет в атмосферу углекислый газ, как делают это деревья, черви, собаки и другие животные и растения. Примерно пятую часть вдыхаемого кислорода поглощает мозг. Кроме того, люди не просто потребляют кислород – они отчасти сделаны из него; в человеческом организме на кислород приходится шестьдесят два процента массы тела. У детей легкие растут сравнительно медленно, но в период полового созревания их рост ускоряется; некоторое увеличение жизненной емкости легких продолжается даже после того, как человек достигает генетически обусловленного максимального роста. У мужчин этот процесс прекращается в среднем годам к двадцати пяти. Объем легких зависит главным образом от комплекции каждого конкретного человека; например, у Джея жизненная емкость легких теоретически должна была приближаться к семи литрам. У здоровых людей, однако, степень физической выносливости определяется возможностями и степенью развития системы кровообращения, а не объемом легких: именно поэтому при прочих равных условиях низкорослый бегун обычно обгоняет высокого, и именно поэтому спортсмены-олимпийцы часто тренируются в высокогорье, что позволяет им существенно повысить концентрацию в крови красных телец. Непосредственно перед соревнованиями они снова спускаются на равнину – и побеждают.
– Проверь, говорю. Надо доверять простым людям, пижон!
Я посмотрел на адрес, записанный на бумажке. Дом Джея находился неподалеку от Пятой авеню и Семнадцатой улицы.
– Но ведь это всего в десяти кварталах отсюда!
– Сделка есть сделка, приятель!
Я сделал движение, чтобы уйти. Мне действительно не терпелось поскорее отправиться туда, где жил Джей.
– Кстати, зачем он тебе понадобился? – спросил Шлемиль. – Он сделал тебе что-то плохое?
Вопрос был задан вполне невинным тоном, но я сразу сообразил, что если Джей снова появится в клубе, Шлемиль предупредит его обо мне и, возможно, заработает еще несколько сотен.
– Нет, нет, совсем нет! – возразил я. – Наоборот, я хочу помочь парню.
– Хочешь спасти его задницу – что-то вроде того?
– Да, что-то вроде того.
Потом я тронулся в путь. Пешком. Я прошел вдоль Третьей авеню, нырнул под эстакаду, свернул на запад и поднялся в горку к Семнадцатой улице. Когда-то это были итальянские или, может быть, ирландские кварталы; теперь же здесь селились по большей частью латиноамериканцы и прочая городская смесь. В этих местах белый человек в дорогом костюме бросался в глаза так же верно, как если бы над ним висел в воздухе бело-голубой вертолет Нью-Йоркского департамента полиции, поэтому в первой же кафешке на углу я приобрел бейсболку «Джай-энтс» и кварту молока. Воротник куртки я поднял повыше, чтобы скрыть пиджак и галстук. Надвинув бейсболку на глаза, шаркая ногами и размахивая пластиковым пакетом, я отчаянно сутулился, стараясь сделаться как можно менее заметным. Походить на кого угодно, не быть кем-то определенным, а еще лучше быть никаким – вот лучшая маскировка. Кроме того, нельзя смотреть на встречных, нельзя проявлять к ним интерес, и тогда все будет нормально. Здесь никто не хочет лишних проблем, и пока ты сам не представляешь проблемы, у тебя их тоже не будет.
Вскоре я добрался до Семнадцатой улицы. Позади дома номер 404 стоял гараж, второй этаж которого представлял собой что-то вроде мезонина, самовольно надстроенного владельцем. Подойдя ближе, я рассмотрел прибитый к дверям второго этажа ржавый номер, совершенно неразличимый с улицы. И это – жилище человека, который покупает офисное здание в центре Манхэттена почти за миллион долларов? Не может быть! Похоже, мистер Шлемиль – или его Тень – меня все-таки надул, но прежде чем бежать обратно и выяснять с ним отношения, я решил обойти гараж кругом и осмотреться.
Позади гаража я обнаружил забор из цепей высотой футов двадцать; он весь зарос плющом, сверху на нем висел какой-то мусор. Ловкий вор мог бы перелезть через него без особого труда, но это было бы не слишком приятно; кроме того, упав на землю со стороны гаража, он бы приземлился на останки моторного катера и груду цементных блоков. Таким образом, квартира на втором этаже была надежно защищена – добраться к ней можно было только по наружной лестнице, идущей вдоль боковой стеньг первого этажа.
Я оглянулся. Позади никого не было, никто меня не видел, и я вошел в ворота. Гараж кто-то пытался красить: на земле валялись стремянка, ведро и несколько кистей. Среди пожелтевшей травы я обнаружил полусгнившую кипу бесплатных газет, несколько старых телефонных справочников, рекламные листовки, треснувший автомобильный аккумулятор и тому подобные вещи, до которых никому давно нет дела.
Продолжая поминутно оглядываться, я поднялся по лестнице и заглянул в единственное крошечное окно, но жалюзи были опущены, и я ничего не увидел. Тогда я толкнул дверь. Заперто. Я постучал. Снова ничего. Неужели Шлемиль меня все-таки надул – взял деньги и подсунул липовый адрес? Ничто не указывало на то, что Джей жил именно здесь.
Спускаясь вниз, я обратил внимание, что лестница сильно стерта и побита. Поцарапаны были даже вертикальные подступенки. Глубокие следы на горизонтальных частях ступеней располагались строго один под другим, словно по лестнице волоком поднимали и спускали что-то тяжелое, да к тому же не один раз.
В несколько прыжков одолев последние ступени, я подергал гаражную дверь. Она внезапно подалась, я юркнул внутрь и поскорее опустил ее за собой. В пыльной полутьме я увидел перед собой джип Джея. Его крылья и борта все еще были покрыты подсохшей грязью, оставшейся после поездки, которую мы совершили три дня назад. Машина была заперта, и я заглянул в боковое стекло. Пусто. Зато вдоль стен гаража стояло не меньше двух дюжин больших кислородных баллонов да в глубине темнели какие-то ящики. На них я и обратил внимание в первую очередь. В ящиках оказались в основном инструменты и старые автозапчасти, клубки шерсти для вязания и несколько книг по сборке кукольных домиков. Судя по всему, все это не имело к Джею никакого отношения.
Что еще я могу предпринять?
Я выбрался из гаража и, подобрав в траве старую банку с засохшей краской, снова поднялся на второй этаж. В ветхой двери было целых девять стеклянных панелей, и я снова огляделся, чтобы убедиться – меня никто не видит. Это даже не преступление, а пустяк, уговаривал я себя. Сущий пустяк по сравнению с тем, через что я уже прошел из-за Джея.
Наконец, собравшись с духом, я ударил банкой по одной из панелей. Стекло треснуло, и я по одному вытащил осколки. На улице по-прежнему никого не было, и никто не видел, как я швырнул стекла и банку с краской в траву. Потом я запустил руку в отверстие и изнутри повернул шишечку накладного замка, но дверь по-прежнему не открывалась. Пошарив с внутренней стороны двери, я обнаружил чуть ниже дверной ручки засов-защелку.
Три минуты, сказал я себе. Только три минуты – войти, осмотреться и сразу же назад. Тут же мне пришло в голову, что я вламываюсь в чью-то квартиру спустя всего несколько часов после того, как кто-то вломился в мою. Очень, очень мило… Я закрыл за собой дверь и повернул ручку замка. Наплевать, подумал я. Джей, конечно, сразу поймет, что у него кто-то побывал, но не будет знать – кто.
Комната размером десять на двенадцать футов напоминала монашескую келью. У стены стояла аккуратно заправленная походная койка, рядом подмигивал сигнальной лампочкой телефон с автоответчиком. Угол напротив занимал огромный контейнер из нержавеющей стали с единственным небольшим окном в крышке, странно похожий на саркофаг какого-нибудь космического фараона. В комнате он был самым большим предметом обстановки, и беглый осмотр его датчиков и переключателей убедил меня, что передо мной – гипербарическая кислородная камера.
Но зачем она Джею? Разве он болен и нуждается в кислороде?
Рядом стояли три подключенных к камере кислородных баллона, аналогичных тем, что я видел в гараже. Я знал, что кислород в баллонах является лекарством и отпускается только по рецепту врача, к тому же полный кислородный баллон – штука довольно тяжелая. Их наверняка доставляли на грузовике по несколько штук за раз, а потом втаскивали по лестнице на специальной тележке – отсюда царапины и вмятины на ступеньках.
В ногах койки стоял кислородный компрессор, который ритмично пыхтел, издавая звуки, похожие на шорох набегающий на берег волны.
Под койкой я заметил два чемодана и выдвинул их. Заглянуть? Конечно – да, ведь я и так зашел уже достаточно далеко. В первом чемодане лежали инструменты: молотки, отвертки, гаечные ключи. В другом я обнаружил носки, майки, джинсы, нижнее белье. Все было аккуратно сложено, и я невольно подумал, что подобная аккуратность действует угнетающе: можно подумать, будто человек собрался на тот свет.
Закрыв оба чемодана, я вдвинул их обратно под койку. В стенном шкафу, рассортированные по цветам, висели десять пиджачных пар Джея, каждая с рубашкой в тон и подходящим галстуком. Среди них я обнаружил и костюм, который помнил по Кубинскому залу. Костюмы были очень дорогими и качественными, но в этой убогой обстановке они смотрелись словно реквизит к какой-то театральной постановке. В целом квартира Джея выглядела как жилище человека, который был почти по-солдатски непритязателен и мог съехать отсюда за время, которое ему понадобилось бы, чтобы снести вниз свои скромные пожитки (исключая, разумеется, кислородную камеру). На мой взгляд, Джей справился бы с этим ходки за четыре.
В дальнем углу стенного шкафа, под дождевиком, я обнаружил картонную коробку из-под сельтерской, которую Элисон дала Джею в тот день или, вернее, в ту ночь, когда он заключил свою странную сделку с Марсено. Я придвинул ее к себе и заглянул внутрь. Денег там не было. Интересно, куда Джей мог засунуть двести шестьдесят пять тысяч долларов наличными?
Я буквально кожей чувствовал, как летят секунды, но по привычке все же бросил взгляд на часы. Я провел в квартире чуть больше одной минуты. Красный огонек на автоответчике продолжал интригующе подмигивать, но я оставил его на потом. Что еще я не осмотрел? Отгороженной в углу кухней Джей, похоже, не пользовался. Холодильник был включен в сеть, но в нем не было никаких продуктов – только пакет апельсинового сока, несколько баночек с витаминами и с десяток картонных коробок без этикеток. Я достал одну и вскрыл. Внутри лежали пузырьки аптечного вида, на каждом была наклейка со штампом больничной аптеки при университете штата Айова. На одной наклейке я разобрал сделанную от руки надпись. «Адреналин, 500 мг». На другой бутылочке было написано «Дексиамфетамин». В третьей склянке – опять же, если верить этикетке – лежали таблетки преднизолона с содержанием лекарства десять миллиграммов. На этикетке четвертой бутылочки я прочел: «Андро». Здесь же оказалось несколько десятков одноразовых ингаляторов «Бек-лометазон», «Вентолин», «Серевент» и «Альбутерол». Все они были предназначены для раскрытия дыхательных путей во время приступов удушья или астмы.
Во второй коробке оказалась одна большая бутылка с какими-то белыми таблетками. На этикетке не было названия лекарства, только надпись: «Принимать по 1 шт.». И ни на одной из коробок я не обнаружил печати или хотя бы фамилии врача, выписавшего все эти сильнодействующие средства.
В морозильнике лежали несколько упаковок хот-догов, замороженный хлеб, готовые ужины в фольговых лоточках и лед.
В ванной комнате не было ни единого пятнышка. Одно полотенце. Прибор для бритья. Я заглянул в аптечку – ничего необычного. Ни таблеток, ни презервативов, ни электрических ножниц для стрижки волос в ушах. На бачке унитаза лежала стопка журналов, но это не были обычные глянцевые издания или подборки комиксов из «Ньюйоркера». «Журнал американских специалистов по легочным заболеваниям», «Доклады Ассоциации по лечению кислородом», компьютерная распечатка статьи «Астма и способ применения синтетического адреналина», «Клинический анализ респираторной функции», «Исследовательский журнал Ассоциации эндокринологов нью-йоркских больниц» – вот что читал Джей на досуге, причем во многих журналах уголки страниц были загнуты, чтобы легче было найти нужную статью. Только тут я догадался, что Джей, по-видимому, страдает какой-то изнурительной легочной болезнью и по каким-то неясным причинам вынужден сам заниматься своим лечением.
Тут я услышал свой собственный испуганный выдох и постарался положить журналы так, как они лежали до меня. Потом я посмотрел на часы. Господи Иисусе, я пробыл в квартире уже шесть минут!
Я вернулся в спальню и остановился там, потрясенный, озадаченный, огорченный. Я больше не сомневался: если у Джея и был дом в том смысле, какой обычно вкладывают в это слово, он был здесь – в этой унылой и жалкой комнатенке над гаражом. И, господи, каким же одиноким он был, этот дом! Я не увидел ни телевизора, ни личных писем, никаких следов увлечения или хобби, которые помогали бы Джею расслабиться. Ничего удивительного, что он не сказал Элисон, где живет.
Рядом с койкой я увидел деревянный стол и стул. На столе стоял дешевый перекидной календарь компании, производящей солярку и мазут для отопительных систем, а рядом – фотография Салли Коулз в полный рост, сделанная, впрочем, со значительного расстояния. На снимке она была в школьной форме и шла куда-то с двумя подружками по залитому солнцем тротуару. Судя по состоянию листвы на деревьях, снимок был сделан поздней осенью или в начале зимы. Девочки были в куртках, но без шапок и без перчаток. Фасады зданий вдоль улицы выглядели вполне презентабельно, следовательно, дело происходило в достаточно фешенебельном районе, предположительно – в Верхнем Ист-Сайде, так как на заднем плане я разглядел цветочный магазин. Был ли такой магазин где-то поблизости от квартиры Элисон? Скажем, где-то за углом авеню?… Я снова вгляделся в снимок. В тот день все три девочки были веселы и беззаботны; позвякивали пряжки на рюкзачках, школьная форма чуть морщила, волосы развевал легкий ветерок, белые гольфы (у всех трех они были одинакового цвета, но разной длины) немного сползли.
Потом я попытался представить Джея за разглядыванием фотографии. В ней не было ничего откровенно эротического, во всяком случае – для меня, но я знал, что школьная форма действует на некоторых мужчин возбуждающе. Предполагаемая невинность школьниц вызывала в этих типах пароксизмы неистовой похоти, и я не мог не вспомнить, как лет десять назад во время командировки в Токио три основательно подвыпивших японских бизнесмена затащили меня на стриптиз в печально знаменитом квартале Синдзюцу, где я вместе с двумя сотнями японских предпринимателей и клерков следил за тем, как некое почти эфирное существо, едва достигшее половой зрелости, по очереди стаскивает с себя школьную блузку, клетчатую юбочку и гольфы. Меня это зрелище оставило практически равнодушным. Мне нравились женщины, что называется, в теле, с полным отсутствием хотя бы намека на невинность в глазах, однако японские джентльмены были буквально загипнотизированы представлением; некоторые даже достали дорогие видеокамеры и принялись без всякого стеснения снимать широко разведенные тонкие ляжки стриптизерши для домашнего просмотра. Принадлежал ли и Джей к этому типу? Мне в это не очень-то верилось, да я и не хотел в это верить.
Зато я очень хотел прослушать сообщения на автоответчике. Может быть, подумалось мне, у Элисон на самом деле был его номер. Но прежде я открыл ящик стола, в надежде, что Джей хранит там какие-то бумаги – например, копии контракта по зданию на Рид-стрит. Но ящик оказался совершенно пуст, если не считать нескольких карандашей, ручек, резинок для денег и пачки заказных бланков бруклинской компании по поставкам кислорода и оборудования для больниц. Каждый бланк был украшен фирменным слоганом: «Сохранность – надежность – своевременная доставка». На обрывке такого бланка, припомнил я, Джей написал мне адрес ресторана, где я должен был встретиться с Марсено.
Надо пошевеливаться, напомнил я себе. Что еще я не осмотрел? С каждой секундой опасность быть пойманным с поличным возрастала, а я так и не обнаружил ничего по-настоящему важного.
Потом я заметил пришпиленный к стене листок бумаги, на котором было написано:
Каждый день:Ах вот что это за О, из-за которой Элисон так расстраивалась! О – это просто кислород, О2 (маленькую двойку Джей мог не писать, или же Элисон ее просто не заметила). Кислород, несомненно, доставлялся в гараж под квартирой Джея, а чтобы рабочие могли сгрузить полные баллоны и забрать пустые, Джей и держал ворота гаража незапертыми. Скорее всего, именно график доставки кислорода в ежедневнике Джея ввел в заблуждение Элисон, решившую, будто перед ней расписание его свиданий. Что ж, в том, что таинственная мисс О. регулярно появлялась в его записях, не было ничего удивительного: человек, постоянно нуждающийся в кислороде, должен точно знать, когда его привезут.
300 отжиманий – без О2
500 уголков – потом О2
Читать газеты (чтоб поддерживать беседу) Читать одну страницу из словаря
Следить за ногами; осматривать на случай возможной инфекции и сепсиса.
НЕ думать много об ОФВ!
Похоже, подумал я, мои пятьсот баксов плюс стоимость двух поездок на подземке в конце концов окупились. Секрет, который мне удалось узнать, стоил даже больше этих денег. Но что такое ОФВ и почему Джей не должен думать об этом «много»? Быть может, это инициалы какого-то человека, например – другой девочки-подростка, которую он выслеживал?
Рядом с листком бумаги висела на стене вставленная в рамочку пожелтевшая вырезка из газеты с фотографией. На фото был изображен молодой человек в слишком для него просторной бейсбольной форме, в шлеме бэттера и с битой в руках. Фотография была сделана в момент, когда молодой человек только что нанес удар и все еще находился в состоянии неустойчивого равновесия. «КРУГОВАЯ ПРОБЕЖКА В МАТЧЕ НА ПЕРВЕНСТВО ШТАТА» – гласил заголовок. Я проверил дату – газетной вырезке было уже больше пятнадцати лет.
Вчера в матче летнего первенства молодежных команд на первенство штата, проходившем на площадке средней школы «Бетпейдж», игрок команды гостей Джон «Джей» Рейни из Джеймспорта сумел послать мяч за ограждение и сделать круговую пробежку, обеспечив победу своей команды со счетом 3:1.
Рейни, являющийся лидером «Бульдогов» в этом сезоне и заработавший для своей команды шестнадцать очков в двадцати трех матчах, осуществил мечту каждого юного бейсболиста, подписав в конце второго года обучения в колледже контракт на выступлении в низшей лиге. Через три недели Рейни приступит к тренировкам в своей новой команде, которая является фарм-клубом знаменитой «Нью-Йорк Янкиз».
Фантастическому удару Рейни предшествовал бросок лучшего питчера «Бетпейдж» Тино Сальгадо, который весь сезон подавал без ошибок. И в этом матче его клуб выигрывал с «сухим» счетом, пока Рейни не удалось заработать круговую пробежку.
«Я просто повнимательнее посмотрел на Сальгадо и понял, как он будет подавать, – сказал Рейни после игры. – А вообще-то я очень рад, что мы выиграли».
Конечно, подписать контракт с бейсбольной командой низшей лиги – большая честь, но не это привлекло мое внимание. Из того, что я прочел, следовало, что после того, как была опубликована статья, здоровье Джея сильно ухудшилось, поскольку ни один клуб не предложит игроку перспективный контракт без тщательной проверки его физических кондиций. Марта Хэллок упомянула о каком-то несчастье. Быть может, именно в нем причина болезни Джея?
Между тем – как бы мне ни хотелось задержаться здесь еще немного – пора было уходить. Я был уже у самой двери, но вдруг остановился. Казалось, какая-то сила потянула меня к кислородной камере – изящной, обтекаемой, блестящей, похожей одновременно и на пулю, и на гроб. Остановившись возле нее, я тронул защелку, и подпружиненная крышка бесшумно поднялась, открывая выстланное белым амортизирующим материалом нутро камеры. Эта незапятнанная белизна действовала угнетающе. На мой взгляд, в мире трудно было найти место более одинокое, чем замкнутый белоснежный кокон кислородной камеры.
Внутри на матрасе лежали блокнот, карандаши небольшой ночничок, работающий от батареек.
Я раскрыл блокнот.
«Уважаемый мистер Дэвид Коулз, – было написано на первой странице. – Мне очень трудно писать это письмо. Вот уже много лет я…» – На этом письмо обрывалось, и я раскрыл вторую страницу.
«Дорогой Дэвид Коулз. Много лет назад Ваша покойная жена Элайза Кармоди…»
На третьей странице я прочел:
«Дорогой Дэвид. У меня в левом ухе, внутри, на хрящике, есть небольшой выступ. Обычно люди не замечают подобных вещей, но вы должны знать…»
Мне послышался какой-то звук, но я не разобрал, раздался ли он на улице или в гараже. Похоже, мое везение кончилось, да и не мудрено – я пробыл в чужой квартире, наверное, уже минут двадцать. Бросив блокнот с недописанными письмами обратно в кислородную камеру (кажется, там были и другие письма), н нажал на крышку и, дождавшись щелчка запорного устройства, быстро оглядел комнату, чтобы убедиться, что все вещи лежат на своих местах. Потом я метнулся к двери, выскочил из квартиры и, просунув руку в пробитое мною отверстие, снова запер дверь изнутри…
В следующую секунду, проклиная себя за глупость, я снова отпер дверь и, ворвавшись в квартиру, бросился к телефону с автоответчиком. Не снимая перчатки, я ткнул пальцем в кнопку «Воспроизведение».
«Послушай, Джей, – услышал я сквозь шорох статических помех голос Поппи. – Ты лучше заплати этим парням, сколько они просят, о'кей? Тут родственники Хершела и какие-то их друзья, ты понял? Они тут, рядом со мной!… Сегодня после обеда они нашли меня в тошниловке, где я постоянно бываю. Или может быть, это ты им сказал, где меня можно найти?… Я что-то ничего не понимаю! Короче, они меня сцапали, и сейчас они слушают каждое мое гребаное слово. Они утверждают, будто знают про Хершела что-то особенное. Я им говорю, что я ничего такого не знаю. Я правда его нашел и вызвал ему „скорую“, да только он все равно уже был мертвый! А ОНИ НЕ ВЕРЯТ! То есть они верят, что он был мертвый, но они думают – это мы его убили. В полицию они обращаться не будут, нет, но они говорят… Что?… – Голос Поппи зазвучал тише, словно он отвернулся от трубки, потом снова вернулся. – У них есть… То есть я сказал им номер твоего телефона и где работает эта твоя подружка из ресторана, понимаешь? Я должен был им что-то сказать, но больше я ничего не знал. Заплати им, Джей, ладно? Заплати, потому что…» – Голос оборвался. Это было все, конец сообщения. Руки у меня тряслись, но я все же нажал кнопку «Памяти», чтобы прослушать другие, более ранние сообщения, но на пленке больше ничего не было. Нужно было уходить, но я задержался еще немного. Дрожащими пальцами я набрал с Джеева телефона номер своего мобильника и, убедившись, что его номер появился на дисплее моего аппарата, сохранил его в памяти.
Лишь покончив с этим, я пулей выскочил из квартиры, запер за собой дверь и ссыпался по ступеням. Надвинув бейсболку на самый нос, я вышел на улицу и двинулся в ту же сторону, откуда пришел. Видел ли меня кто-нибудь?… Я надеялся, что нет. На Третьей авеню мне удалось поймать заблудившееся такси, водитель которого слушал по радио комедийное шоу не то на хинди, не то на бенгали. «Урматта-иши-овалинди-халалу?» – вопрошал мужской бас. «Хе-хе», – пищал в ответ дискант. «Дурмешала-бур-матта-валнана-галад-пулуршиндалу?!» – еще грознее рычал бас, и снова в ответ: «Хе-хе».
Я устроился на сиденье поудобнее. От Южного Бруклина до центра Манхэттена путь не близкий. Мне не хотелось думать о Джее как о враге, поскольку он, очевидно, жил в поистине экстремальных условиях, чего я раньше просто не знал. Это, однако, не могло меня не беспокоить, поскольку человек, который по ночам остро нуждается в кислороде, обращает на разного рода угрозы и судебные иски гораздо меньше внимания, чем нормальные, здоровые люди. К сожалению, мое «незаконное вторжение» в его квартиру так и не обогатило меня никакими сведениями, которые помогли бы уладить дело с Марсено. О'кей, что же оно мне вообще дало? Кое-что. Например, я узнал, что парни Г. Д. угрожают Поппи, и должен был предупредить Элисон, которой, по-видимому, тоже грозила опасность. Кроме того, мне стало известно, что Джей, выслеживавший Салли Коулз, пытался написать письмо ее отцу. Приобрел ли он здание на Рид-стрит по причинам, которые имели какое-то отношение к отцу и дочери Коулз, или это только моя досужая фантазия? Да, чуть не забыл – вырост хряща в левом ухе Джея тоже имел к ним обоим какое-то отношение. Наконец, холодильник в доме Джея был битком набит лекарствами с черного рынка. И последнее: Джей постоянно думал о чем-то или о ком-то, скрывавшимся за таинственной аббревиатурой ОФВ.
Я наклонился к прозрачной перегородке, разделявшей салон такси. Водитель, увидев мое движение в зеркале заднего вида, чуть повернул голову.
– Отвезите меня, пожалуйста, в Нью-йоркскую публичную библиотеку, – попросил я.
– Варанаси-ажатгпагоби-халапур-ге. сура-нана-лу… Хе-хе!
Два часа спустя я уже знал, что атмосферный воздух, которым дышат все живые существа, содержит – на уровне моря – около двадцати одного процента кислорода. В загрязненных американских городах вроде Нью-Йорка и Лос-Анджелеса, а также в Токио содержание кислорода в воздухе снижается до семнадцати – восемнадцати процентов. Средний человек вдыхает в час около восемнадцати кубических футов воздуха; втягивая его в легкие, он обогащает кислородом красные кровяные тельца и выделяет в атмосферу углекислый газ, как делают это деревья, черви, собаки и другие животные и растения. Примерно пятую часть вдыхаемого кислорода поглощает мозг. Кроме того, люди не просто потребляют кислород – они отчасти сделаны из него; в человеческом организме на кислород приходится шестьдесят два процента массы тела. У детей легкие растут сравнительно медленно, но в период полового созревания их рост ускоряется; некоторое увеличение жизненной емкости легких продолжается даже после того, как человек достигает генетически обусловленного максимального роста. У мужчин этот процесс прекращается в среднем годам к двадцати пяти. Объем легких зависит главным образом от комплекции каждого конкретного человека; например, у Джея жизненная емкость легких теоретически должна была приближаться к семи литрам. У здоровых людей, однако, степень физической выносливости определяется возможностями и степенью развития системы кровообращения, а не объемом легких: именно поэтому при прочих равных условиях низкорослый бегун обычно обгоняет высокого, и именно поэтому спортсмены-олимпийцы часто тренируются в высокогорье, что позволяет им существенно повысить концентрацию в крови красных телец. Непосредственно перед соревнованиями они снова спускаются на равнину – и побеждают.