Страница:
Жан усмехнулся и сухо заметил:
— В последнюю нашу встречу, насколько я помню, вы были в компании полковника, капитан, а сейчас с вами адмирал. Должен ли я рассматривать это как комплимент или угрозу? Мне хотелось бы наконец выяснить, насколько серьезно вы заинтересованы в моих услугах?
— Об этом мы и пришли поговорить с вами, Лафит, — грубо сказал адмирал. Он окинул быстрым взглядом Кэтлин и, презрительно скривив губы, добавил: — Наедине.
Выдержав паузу, Жан спокойно и твердо заявил:
— Джентльмены, позвольте вам представить Эмералд, одного из лучших флотоводцев и моего партнера. Все, что вы желаете обсудить со мной, может быть также сказано и ей. — Этими словами Жан как бы задал тон, недвусмысленно дав понять заносчивому адмиралу, кто был хозяином не только на море, но и в доме Лафита.
— Да, конечно, это ваше право, Лафит, — процедил нехотя адмирал Лоу, — но зачем же делать вид, что эта… гм, женщина является чем-то большим, нежели вашей любовницей? — Он хохотнул, презрительно наморщив нос. — Кто в здравом уме может поверить в то, что она способна управлять кораблем?
— Действительно, кто? Разве что только половина населения Карибского бассейна, — фыркнула Кэтлин, скривив губы.
Адмирал на мгновение застыл, услышав обращенные к нему слова этой соблазнительной штучки. Затем, словно ее не было в зале, спросил Жана:
— Скажите мне, Лафит, которым из ваших корабли она командует?
— Ни одним из них, — ответил Жан и, прежде чем адмирал успел удовлетворенно хмыкнуть, добавил: — У нее есть свой собственный флот, в котором самым известным кораблем является «Волшебница Эмералд».
При этих словах брови Перси поползли вверх и он быстро взглянул на Кэтлин.
— Похоже, вы слышали обо мне, капитан Перси, — промурлыкала она.
— Это имя можно услышать в любой портовой таверне, отсюда и до Барбадоса. Так это о вас они все болтают?
— Обо мне и ни о ком другом, — прозвучал гордый ответ.
Адмирал Лоу нахмурился:
— Говорят, вы пиратка, — осуждающе проговорил он.
Кэтлин нежно ему улыбнулась:
— Верно.
Жан рассмеялся:
— Должен сказать, джентльмены, что вы одни из немногих, кому довелось видеть Эмералд и остаться после этой встречи в живых, чтобы поведать о ней другим.
Капитан Перси окинул Кэтлин оценивающим взглядом.
— Не эта ли э… леди ответственна за понесенные нами в последнее время потери в заливе?
Кэтлин даже не повела бровью, встретив его пронизывающий взгляд.
— Зачем мне это нужно, капитан? — промурлыкала она в ответ. — Какой смысл для меня в нападении на британский военный корабль? Я деловая женщина и вижу большую выгоду для себя в захвате испанского судна, нагруженного золотом, или португальского Фрегата, или даже американского сухогруза. — На ее губах появилась улыбка. — Уверена, никто из ваших людей не обвинил меня в постигшем его несчастье?
— Никто из команд подвергшихся нападению кораблей не спасся, — ответил мрачно Перси.
— О Боже! — глаза Кэтлин округлились в притворном изумлении. — Похоже, вы действительно понесли огромные потери, капитан, — издевательски за метила она.
Появление за ужином Изабел тоже вызвало большой шок.
— Еще одна пиратка-капитанша? — язвительно спросил адмирал Лоу, не сводя глаз с плотно облегающих панталон Изабел и ее рубашки, соблазнительно обрисовывавшей небольшие груди.
— Господи, конечно же нет! — воскликнула Изабел. — Из меня никогда не выйдет капитана. Я совершенно ничего не понимаю в судовождении.
— Наконец-то хоть одно слово правды! — пробормотал капитан Перси.
— Изабел — член моей команды, джентльмены, — объяснила англичанам Кэтлин. — И не обманывайтесь насчет ее небольшого роста. Она превосходно владеет шпагой и вывела из строя уже немало людей.
— Должно быть, они были неважными бойцами, — громко произнес Лоу.
— Да, несомненно, — согласилась Изабел. Губы ее дрожали от едва сдерживаемого смеха, а в глазах плясали веселые искорки.
— Точно так же я думаю и о многих моих противниках, — сказала Кэтлин, вспомнив неуклюжих англичан, с которыми ей довелось сразиться.
По окончании ужина англичане вновь принялись уговаривать Жана принять их предложение.
— Вы и ваши люди, как вы понимаете, могли бы оказать нам неоценимую помощь, — сказал Лоу.
— Мы и сами это знаем, — подал голос Пьер.
— Ваше знание бухт и заливов весьма помогло бы британскому делу, — вставил Перси.
— Без чего ваши корабли могут навечно застрять в топи, — заметила невозмутимо Изабел.
— Если только вас не прикончат раньше аллигаторы, змеи и болотная лихорадка, не говоря уже о зыбучих песках, — добавил, зловеще ухмыляясь, Доминик.
— Мы вас поняли, — проговорил холодно Лоу. — Нам хотелось бы заручиться вашей поддержкой, за которую вы получите щедрое вознаграждение, мистер Лафит, — он все время обращался только к Жану.
Жан закурил сигару.
— Гм… да, — адмирал громко откашлялся.
Были даны указания сообщить вам, что в случае согласия сотрудничать с нами против этих новоявленных американцев, мы готовы предложить вам пост губернатора Луизианы, включая Новый Орлеан с окрестностями.
— О Боже! — воскликнула, не удержавшись, Кэтлин. — Думаю, старого Клэборна хватил бы удар, если бы он это слышал.
Жан снисходительно усмехнулся:
— Эмералд, ты очень злая petite chatte. — Упрек его прозвучал как ласка.
— Что это значит? — спросил Лоу.
— Маленькая кошечка, котенок, — перевел, широко ухмыльнувшись, Пьер, — с острыми коготками и глазами, которые видят во тьме.
Гости засиделись допоздна, и Жан усиленно потчевал их ликерами и прекрасными сигарами в надежде развязать им языки. Кэтлин с Изабел тоже прилагали все свои силы, пытаясь заставить чопорных англичан расслабиться и утратить бдительность. К концу вечера британские офицеры, сами того не заметив, поведали им немало о тоннаже и местонахождении своих кораблей, хотя и не сказали ничего такого, что особенно хотелось услышать каперам. Со своей стороны, Жан согласился обдумать их предложение, однако подчеркнул, что ему потребуется на это какое-то время.
Наконец за англичанами закрылась дверь, и Жан повернулся к братьям и Изабел с Кэтлин.
Пора нам возвращаться в Новый Орлеан и постараться все же убедить нашего упрямого, как мул, губернатора, что нападение англичан неминуемо. Могу только надеяться, что на этот раз он прислушается, наконец, к голосу разума.
ГЛАВА 15
— В последнюю нашу встречу, насколько я помню, вы были в компании полковника, капитан, а сейчас с вами адмирал. Должен ли я рассматривать это как комплимент или угрозу? Мне хотелось бы наконец выяснить, насколько серьезно вы заинтересованы в моих услугах?
— Об этом мы и пришли поговорить с вами, Лафит, — грубо сказал адмирал. Он окинул быстрым взглядом Кэтлин и, презрительно скривив губы, добавил: — Наедине.
Выдержав паузу, Жан спокойно и твердо заявил:
— Джентльмены, позвольте вам представить Эмералд, одного из лучших флотоводцев и моего партнера. Все, что вы желаете обсудить со мной, может быть также сказано и ей. — Этими словами Жан как бы задал тон, недвусмысленно дав понять заносчивому адмиралу, кто был хозяином не только на море, но и в доме Лафита.
— Да, конечно, это ваше право, Лафит, — процедил нехотя адмирал Лоу, — но зачем же делать вид, что эта… гм, женщина является чем-то большим, нежели вашей любовницей? — Он хохотнул, презрительно наморщив нос. — Кто в здравом уме может поверить в то, что она способна управлять кораблем?
— Действительно, кто? Разве что только половина населения Карибского бассейна, — фыркнула Кэтлин, скривив губы.
Адмирал на мгновение застыл, услышав обращенные к нему слова этой соблазнительной штучки. Затем, словно ее не было в зале, спросил Жана:
— Скажите мне, Лафит, которым из ваших корабли она командует?
— Ни одним из них, — ответил Жан и, прежде чем адмирал успел удовлетворенно хмыкнуть, добавил: — У нее есть свой собственный флот, в котором самым известным кораблем является «Волшебница Эмералд».
При этих словах брови Перси поползли вверх и он быстро взглянул на Кэтлин.
— Похоже, вы слышали обо мне, капитан Перси, — промурлыкала она.
— Это имя можно услышать в любой портовой таверне, отсюда и до Барбадоса. Так это о вас они все болтают?
— Обо мне и ни о ком другом, — прозвучал гордый ответ.
Адмирал Лоу нахмурился:
— Говорят, вы пиратка, — осуждающе проговорил он.
Кэтлин нежно ему улыбнулась:
— Верно.
Жан рассмеялся:
— Должен сказать, джентльмены, что вы одни из немногих, кому довелось видеть Эмералд и остаться после этой встречи в живых, чтобы поведать о ней другим.
Капитан Перси окинул Кэтлин оценивающим взглядом.
— Не эта ли э… леди ответственна за понесенные нами в последнее время потери в заливе?
Кэтлин даже не повела бровью, встретив его пронизывающий взгляд.
— Зачем мне это нужно, капитан? — промурлыкала она в ответ. — Какой смысл для меня в нападении на британский военный корабль? Я деловая женщина и вижу большую выгоду для себя в захвате испанского судна, нагруженного золотом, или португальского Фрегата, или даже американского сухогруза. — На ее губах появилась улыбка. — Уверена, никто из ваших людей не обвинил меня в постигшем его несчастье?
— Никто из команд подвергшихся нападению кораблей не спасся, — ответил мрачно Перси.
— О Боже! — глаза Кэтлин округлились в притворном изумлении. — Похоже, вы действительно понесли огромные потери, капитан, — издевательски за метила она.
Появление за ужином Изабел тоже вызвало большой шок.
— Еще одна пиратка-капитанша? — язвительно спросил адмирал Лоу, не сводя глаз с плотно облегающих панталон Изабел и ее рубашки, соблазнительно обрисовывавшей небольшие груди.
— Господи, конечно же нет! — воскликнула Изабел. — Из меня никогда не выйдет капитана. Я совершенно ничего не понимаю в судовождении.
— Наконец-то хоть одно слово правды! — пробормотал капитан Перси.
— Изабел — член моей команды, джентльмены, — объяснила англичанам Кэтлин. — И не обманывайтесь насчет ее небольшого роста. Она превосходно владеет шпагой и вывела из строя уже немало людей.
— Должно быть, они были неважными бойцами, — громко произнес Лоу.
— Да, несомненно, — согласилась Изабел. Губы ее дрожали от едва сдерживаемого смеха, а в глазах плясали веселые искорки.
— Точно так же я думаю и о многих моих противниках, — сказала Кэтлин, вспомнив неуклюжих англичан, с которыми ей довелось сразиться.
По окончании ужина англичане вновь принялись уговаривать Жана принять их предложение.
— Вы и ваши люди, как вы понимаете, могли бы оказать нам неоценимую помощь, — сказал Лоу.
— Мы и сами это знаем, — подал голос Пьер.
— Ваше знание бухт и заливов весьма помогло бы британскому делу, — вставил Перси.
— Без чего ваши корабли могут навечно застрять в топи, — заметила невозмутимо Изабел.
— Если только вас не прикончат раньше аллигаторы, змеи и болотная лихорадка, не говоря уже о зыбучих песках, — добавил, зловеще ухмыляясь, Доминик.
— Мы вас поняли, — проговорил холодно Лоу. — Нам хотелось бы заручиться вашей поддержкой, за которую вы получите щедрое вознаграждение, мистер Лафит, — он все время обращался только к Жану.
Жан закурил сигару.
— Гм… да, — адмирал громко откашлялся.
Были даны указания сообщить вам, что в случае согласия сотрудничать с нами против этих новоявленных американцев, мы готовы предложить вам пост губернатора Луизианы, включая Новый Орлеан с окрестностями.
— О Боже! — воскликнула, не удержавшись, Кэтлин. — Думаю, старого Клэборна хватил бы удар, если бы он это слышал.
Жан снисходительно усмехнулся:
— Эмералд, ты очень злая petite chatte. — Упрек его прозвучал как ласка.
— Что это значит? — спросил Лоу.
— Маленькая кошечка, котенок, — перевел, широко ухмыльнувшись, Пьер, — с острыми коготками и глазами, которые видят во тьме.
Гости засиделись допоздна, и Жан усиленно потчевал их ликерами и прекрасными сигарами в надежде развязать им языки. Кэтлин с Изабел тоже прилагали все свои силы, пытаясь заставить чопорных англичан расслабиться и утратить бдительность. К концу вечера британские офицеры, сами того не заметив, поведали им немало о тоннаже и местонахождении своих кораблей, хотя и не сказали ничего такого, что особенно хотелось услышать каперам. Со своей стороны, Жан согласился обдумать их предложение, однако подчеркнул, что ему потребуется на это какое-то время.
Наконец за англичанами закрылась дверь, и Жан повернулся к братьям и Изабел с Кэтлин.
Пора нам возвращаться в Новый Орлеан и постараться все же убедить нашего упрямого, как мул, губернатора, что нападение англичан неминуемо. Могу только надеяться, что на этот раз он прислушается, наконец, к голосу разума.
ГЛАВА 15
По прибытии в Новый Орлеан Кэтлин с Изабел Решили вновь навестить Элеонору, тогда как братья Лафиты отправились с визитом к губернатору Клэборну. Как всегда, Клэборн отнесся с пренебрежением к словам Жана о нависшей над городом опасности и, созвав братьев ни на что не годными пиратами, пригрозил им арестом при малейшей дерзости с их стороны. Братья вышли из его резиденции в полной растерянности. Если в ближайшее время Клэборн не одумается, то Новый Орлеан просто не успеет подготовиться к отражению атаки и упадет в руки англичан, как спелый плод.
Любой, кто оказался бы в эти дни в Новом Орлеане, никогда бы не подумал, что идет война. Город весь искрился весельем в предвкушении ежегодного праздника Марди гра[11]. Лишь после долгих уговоров Кэтлин все же согласилась остаться на эти дни в городе. Она все время обращалась мыслями к тем дням в Саванне, когда они с Ридом, облачившись в маскарадные костюмы, участвовали в ежегодном праздновании дня святого Патрика и рождественских балах.
— Самое худшее — это праздники, — пожаловалась она Элеоноре. — В каждом месяце, похоже, есть какая-нибудь знаменательная дата, которая напоминает мне о том, как веселились мы когда-то в этот день с Ридом, и словно нож вонзается мне в сердце. — Слезы медленно потекли по ее щекам, и она зажмурилась, стремясь остановить их поток, и закрыла лицо руками.
— Первый год всегда самый тяжелый, — согласилась Элеонора, — но скоро он кончится. К следующему Рождеству у тебя будет много других, более светлых воспоминаний о днях, проведенных с детьми, и боль слегка притупится. С каждым новым Рождеством тебе будет все легче переносить свою утрату.
— Возможно, ты и права, но мои воспоминания столь сладостны, столь драгоценны для меня, что я даже не знаю, хочется ли мне действительно все забыть. Иногда терзающая меня боль становится совсем невыносимой, я едва ее выдерживаю, однако вместе с болью приходят воспоминания о любви, столь удивительной, что я изо всех сил держусь за них, чувствуя вновь присутствие Рида, хотя бы только в своем сердце.
— Это совершенно естественно, Кэтлин, но когда-нибудь тебе придется расстаться с прежними мечтами и постараться обрести новые. Нельзя жить одними воспоминаниями, тем более, когда тебя ждет новая любовь. Он стоит и ждет, когда ты повернешься к нему лицом, признаешь его и примешь любовь, которую он тебе предлагает.
— Жан, — Кэтлин горестно вздохнула.
— Жан, — кивнула Элеонора.
Кэтлин обратила на подругу полный грусти взор.
— Мне не хочется обижать его, Элеонора.
— Сейчас он так сильно в тебя влюблен, что, думаю, его обрадует любая малость, какую ты сможешь ему предложить.
— Но это несправедливо, — простонала Кэтлин.
Элеонора пожала плечами.
— Кто знает, что в этой жизни справедливо, а что нет? Может, любовь такого человека, как Жан, это именно то, что тебе сейчас нужно, что способно вновь вернуть тебе радость жизни. Ты еще сама себе удивишься…
Итак, Кэтлин поддалась, в конце концов, на уговоры друзей и осталась на Марди гра в Новом Орлеане. Она убедила себя, что делает это ради них и, прежде всего, Изабел, у которой было так мало веселья в жизни в последние годы.
Хотя было лишь начало марта, в воздухе этого южного приморского города уже чувствовалось дыхание весны, что еще более усиливало царившую в нем праздничную атмосферу. Улицы были полны людей в разноцветных костюмах, и все они смеялись, шутили и радостно толкали друг друга, наслаждаясь последними беззаботными, веселыми деньками перед грядущим великим постом.
— Как же все это чудесно! Я так рада, что вы уговорили меня остаться, — призналась Кэтлин Жану. Лицо ее раскраснелось, и глаза сверкали.
Они сидели с Жаном за столиком в кафе на открытом воздухе, наблюдая за гуляющей публикой. Жан наклонился и взял руку Кэтлин в свою. Она не отняла ее, и сердце Жана мгновенно наполнилось несказанной Радостью. Он выглядит сегодня необыкновенно красивым, отметила про себя Кэтлин, разглядывая его изысканный наряд пирата, в который он облачился ради нее, чтобы быть ей под стать в ее одеянии Эмералд. На его голове красовалась щегольская шляпа с пером, левый глаз прикрывала черная повязка. Ворот его белоснежной шелковой рубашки был расстегнут, и в вырезе на груди, густо поросшей волосами, виднелся серебряный медальон. Поверх рубашки на нем был надет короткий зеленый жилет, такого же цвета облегающие панталоны были заправлены в начищенные до блеска черные сапоги. Наряд довершал широкий пояс на талии, из-под которого свисала сбоку шпага. Кэтлин была в своем обычном пиратском одеянии состоявшем из зеленых бриджей и такого же цвета коротенького жилета. Ради соблюдения приличий она надела сегодня под него белую шелковую блузку с пышными рукавами, и при каждом порыве ветра они раздувались как паруса. Подаренная Жаном золотая монета, висевшая на шее, слегка поблескивала сквозь шнуровку жилета; рассыпавшиеся по плечам блестящие кудри на фоне белоснежной блузки казались черными как ночь, а глаза сверкали подобно двум огромным изумрудам.
— Думаю, ты выбрал пиратский костюм не столько из-за того, что он подходит к моему, сколько для того, чтобы немного помучить губернатора Клэборна, — сказала она смеясь Жану.
— Ты слишком плохо думаешь о людях, ma petite chatte, мой прелестный котенок, — шутливо упрекнул ее Жан. — Однако ты совершенно права в том, что нашему дорогому губернатору это совсем не понравится. Мы, несомненно, увидим его сегодня вечером на балу.
— Тебе нравится дразнить его, Жан. Признайся. — Она погрозила ему пальчиком.
Жан пожал плечами.
— Не отрицаю, мне нравится время от времени подливать масла в огонь. Его высокомерие просто выводит меня из себя, и при каждой нашей встрече я стараюсь сбить с него хоть немного спеси, что только делает их более интересными.
Вечером они присутствовали на костюмированном балу, где собралось все высшее общество Нового Орлеана. Элеонора и ее друг, Рене Робино, позаботились о том, чтобы все они были допущены в этот избранный круг, даже Доминик и Пьер. Их компания производила весьма внушительное впечатление. Элеонора и Рене были в роскошных, украшенных драгоценностями костюмах куртизанки и придворного. Пьер благодаря своему небольшому росту выглядел весьма походил на Наполеона, которого он изображал, а его жена Франсуаза казалась вылитой бывшей императрицей Жозефиной.
К удивлению Кэтлин, когда Доминик предложил им с Изабел нарядиться испанским грандом и его женой, та согласилась на это без малейших колебаний. Очевидно, воспоминания о жестокостях, которым подвергал ее муж, начинали мало-помалу стираться в ее памяти. Доминик смотрелся просто великолепно в своем черном камзоле и панталонах, обшитых серебряным галуном, а Изабел походила на изящную, роскошно одетую куколку. Волосы ее были уложены в высокую прическу и сколоты украшенным драгоценностями гребнем, к которому она прикрепила тонкую кружевную мантилью. Она выглядела очень красивой и необычайно хрупкой рядом с огромным, как медведь, Домиником.
Если Кэтлин и чувствовала себя поначалу немного виноватой, решив отправиться на этот бал, очень скоро она забыла о всех своих сомнениях. Несомненно, говорила себе молодая женщина, она заслуживает немного радости посреди всей этой печали. Перед ней был целый вечер, короткая передышка, подаренная судьбой, чтобы она могла хоть ненадолго отвлечься от своих мыслей о постигшем ее горе и мести. Ее окружала радостная атмосфера, отовсюду слышались веселые голоса и смех. Музыка была просто волшебной, компания прекрасной, танцы великолепными. Вино лилось рекой, и бокал Кэтлин ни на минуту не оставался пустым.
Вскоре царившее в зале веселье целиком захватило Кэтлин и она почувствовала, как постепенно покидает ее напряжение, в котором она находилась все эти последние месяцы. Она кружилась в танце по бальному залу, полностью отдаваясь музыке и крепко обнимавшим ее мужским рукам, и громко смеялась и шутила в кругу друзей, забыв о всякой сдержанности.
Где-то к полуночи Кэтлин поняла, что пьяна, слишком много было ею выпито за вечер вина, что и сказалось наконец, хотя она и хорошо поела, попробовав почти все закуски, расставленные на столах возле стен. Внезапно голова у нее закружилась, и она уронила ее на мгновение на плечо Жана, с которым танцевала в этот момент. Перед ее глазами все плыло, и она беспрестанно смеялась. Залитый светом бальный зал стал словно еще ярче, и глаза Кэтлин сверкали, как изумруды, на ее счастливом лице. Жан привлек ее ближе, и их бедра соприкоснулись, но она не отпрянула, а охотно прильнула к нему всем телом. Он шептал ей какие-то нежности по-французски, и от его теплого дыхания завитки волос на ее виске слегка шевелились и уху было слегка щекотно. По телу Кэтлин прошла сладостная дрожь, и она прижалась к Жану еще сильнее. Жан провел рукой по ее позвоночнику, и волны столь долго подавляемого ею желания захлестнули Кэтлин. Глаза ее закрылись, и она с трудом сдержала готовый вырваться стон. В следующее мгновение колени ее подогнулись и она рухнула бы на пол, если бы не поддерживавшая ее рука Жана. Словно издалека до нее донесся его голос:
— Позволь мне отвезти тебя домой, cherie. Давай проведем эту ночь вместе. Это будет волшебная ночь, полная фантазий и любви.
Молча, она кивнула, не в силах противостоять его обаянию в эту колдовскую ночь.
Короткая поездка в карете до дома Жана почти не прояснила затуманенную вином голову Кэтлин, и вскоре, поддерживаемая им, она уже поднималась по лестнице в его спальню, великолепное убранство которой ей почти не запомнилось, так как, войдя, он сразу же увлек ее туда, где стояла огромная кровать.
Опустившись вместе с Кэтлин на кровать, Жан медленно стал раздевать ее, наслаждаясь видом каждой части этого прекрасного тела, которая по очереди представала его взору в свете единственной стоявшей на столике у кровати лампы. Наконец на Кэтлин ничего не осталось, и он оглядел ее всю, лаская взглядом в предвкушении той минуты, когда она очутится в его объятиях.
— Magnifique[12] — прошептал он благоговейно со сверкающими глазами. — Ты без сомнения самая прекрасная женщина, какую мне когда-либо доводилось видеть.
Губы Кэтлин изогнулись в томной улыбке, и, потянувшись к Жану всем телом, она подставила их в ожидании поцелуя. Он прикоснулся к ним легко, нежно, словно пробуя редчайшее из вин, но уже в следующее мгновение поцелуй его стал страстным и требовательным. Губы ее раскрылись, и его язык скользнул ей в рот.
Время будто остановилось. Наконец Жан с сожалением оторвал свои губы от губ Кэтлин и, положив ее на кровать, быстро скинул с себя одежду. Через мгновение их словно пылавшие огнем обнаженные тела соприкоснулись и, обняв Кэтлин, он вновь впился в ее рот страстным поцелуем.
Кэтлин почувствовала, что беспомощно проваливается в бездну, в которой безраздельно правила страсть. Мгновение она сопротивлялась, затем, не выдержав, отдалась ей на волю. Руки ее сами собой поднялись, и она сладострастно впилась пальцами в волосы на груди Жана. В следующее мгновение руки ее скользнули выше, к плечам возлюбленного и, стиснув Жана в объятиях, она прижала его к себе.
Все ее тело вибрировало, как струна, от ласк Жана. Сначала он только гладил ее от плеч до бедер. Затем положил руку ей на грудь и слегка стиснул ее так, что Кэтлин едва не задохнулась от прилива чувств, которые вызвала в ней эта ласка. Ее грудь словно наполнилась, и сосок, затвердев, дерзко встал, требуя к себе внимания.
Жан не остался равнодушен к сигналам, которые посылало ее тело. Губы его оторвались от рта Кэтлин и, покрывая поцелуями ее шею и плечо, начали медленно продвигаться вниз, пока не сомкнулись, горячие, влажные, вокруг ее соска. Снова Кэтлин едва не задохнулась, и ее тело, будто по команде, изогнулось, прижавшись к телу Жана.
— Сладкая, — нежно прошептал он. — Ты такая же сладкая, как амброзия богов.
Губы его продолжали ласкать ей грудь, а рука, от которой словно исходил огонь, опустилась к ее животу и скользнула меж бедер, исследуя влажное тепло, ожидавшее его там.
— Ты создана для любви, ma cherie, та beaute[13], — вновь прошептал он. — Ты настоящая богиня.
Кэтлин слегка мотнула головой.
— Я только женщина, Жан, обыкновенная женщина, — проговорила она задыхаясь и, подняв руки, стала гладить его тело. Пальцы ее сжались на его лежавшем, как раскаленная пика, меж ее бедер члене, и она постаралась тоже дать ему наслаждение в ответ на то, которое доставил ей он.
Внезапно он приподнялся над ней. Почти ничего, не соображая от страсти и чувствуя лишь исходивший от него жар, она безотчетно потянулась к нему всем телом в жгучем желании слиться с ним воедино.
— Кэтлин, — простонал Жан, нежно обхватив ладонями ее лицо. — Кэтлин, взгляни на меня. Скажи мне, кто перед тобой, кто собирается сделать сейчас тебя своей?! — Голос Жана дрожал не только от сжигавшего его желания, но и от страха, что она принимает его в этот момент за Рида.
Ресницы Кэтлин дрогнули, и она открыла затуманенные страстью глаза, потемневшие в этот момент до цвета нефрита.
— Жан… ты… Жан.
При этом ответе воздух с шумом вырвался из его легких и в тот же момент он вошел в нее. Ее изумленный вскрик тут же сменился вздохами, когда он начал ритмично двигаться в ней. Почувствовав, что она достигла вершины, он присоединился к ней, и они воспарили ввысь; тела их сотрясались в сумасшедшем полете…
Покой охватил каждую клеточку существа Кэтлин, и веки ее не желали подниматься, несмотря на все ее усилия. Улыбаясь ее сонным попыткам открыть глаза, Жан привлек Кэтлин к себе, и голова молодой женщины опустилась на его плечо, как на подушку.
— Спи, моя маленькая. Скоро рассвет. — И удовлетворенно вздохнув, он тоже погрузился в сон.
Кэтлин просыпалась медленно, не желая расставаться со сладким сном. Он был таким реальным, что ей казалось, она действительно чувствует тяжесть мужской руки на своей талии и тепло мужского тела подле себя. В том сумеречном состоянии между сном и бодрствованием, в котором она пребывала, Кэтлин поверила, что находится вновь в Чимере, просыпаясь сейчас подле Рида на их широкой кровати. Она сладко потянулась, чувствуя себя совершенно счастливой, как вдруг рядом с ней прозвучал сонный голос Жана:
— Лежи спокойно, cherie. Я еще не готов к дневным заботам.
Мгновенно Кэтлин замерла и широко раскрыла глаза, сбросив с себя остатки сна. Внезапно она охнула, осознав, что произошло, и весь покой, царивший в ее душе, моментально улетучился. Жан, почувствовав, что она застыла, и, услышав сдавленный крик, приподнялся, рывком перевернул ее на спину и заглянул в полные изумления изумрудные глаза. Под его пристальным взглядом Кэтлин опустила веки. Ее полные губы задрожали, и из-под прикрытых век покатились слезы. С необычайной яркостью ей вспомнилась вся прошедшая ночь.
— Что я наделала! — вырвалось у нее невольно.
Жан с силой встряхнул ее за плечи и резко приказал:
— Открой глаза, Кэтлин!
Она послушалась, и он добавил:
— Ты помнишь, что мы делали прошлой ночью? — Его слова прозвучали скорее как утверждение, чем вопрос.
— Да, — выдавила она нехотя.
— Ты пришла ко мне по собственной воле. Я не принуждал тебя.
— Я знаю, — она попыталась отвернуться, не в силах более выдерживать его взгляд, но он не дал ей этого, сделать, удержав за подбородок.
— А если знаешь, тогда перестань смотреть на меня с такой скорбью и растерянностью. — Скрипнув зубами, Жан заговорил еще более сурово: — Слишком поздно вздыхать, слишком поздно сожалеть о том, что ты, наконец, решила вновь жить, вновь почувствовать себя женщиной. Что сделано, то сделано. Прошлой ночью ты была полна жизни в моих объятиях, отдаваясь мне страстно, самозабвенно. Сжигаемая желанием, ты более чем жаждала дать мне наслаждение, требуя от меня в то же время все новых и новых ласк.
Его откровенные слова вогнали ее в краску. Не силах более его слушать, она зажмурилась и простонала:
— Жан, пожалуйста!
— Пожалуйста, что? Пожалуйста, не говорить тебе того, что, как ты прекрасно знаешь, является правдой. Пожалуйста, не напоминать тебе, что ты выглядела как настоящая вакханка, когда я, наконец, овладел тобой? Или, пожалуйста, вновь заняться с тобой любовью и испытать опять этот несказанный восторг?
— Нет! — воскликнула она и закрыла ладонями уши.
Жан убрал руку от подбородка Кэтлин и, схватив ее за запястья, прижал руки к подушке по обе стороны от лица.
— Да! — произнес он хрипло и впился в ее рот страстным поцелуем.
По телу ее прошла сладострастная дрожь, и руки ее сами собой поднялись и обвились вокруг его шеи. Для нее в этот момент все перестало существовать, кроме всепоглощающего желания, которое пробудил в ней Жан. Пальцы его начали медленно исследовать ее тело, которое вскоре завибрировало, как струна, от этих ласк. И все это время Жан страстно целовал ее, завораживая нежными словами любви…
По прошествии долгих мгновений они наконец вернулись к реальности, и волей-неволей Кэтлин пришлось вновь взглянуть правде в глаза. Она глубоко вздохнула, и по телу ее прошла дрожь, когда Жан приподнялся и посмотрел ей в лицо.
— Попробуй отрицать то, что у нас тобой, было, — начал он. — Попробуй отрицать, что ты принадлежишь мне.
— Я не могу, — проговорила она сокрушенно. — Не могу я бороться одновременно и с тобой, и с собой, Жан. У меня нет на это сил. — Она с трудом проглотила застрявший в горле комок. — Однако я не хочу этим сказать, что довольна собой. Даже сейчас меня всю переполняет чувство вины и стыда. Я злюсь… злюсь на себя за это и за то, что допустила, чтобы это произошло. — Она посмотрела на него долгим, грустным взглядом. — Но больше всего меня расстраивает то, что я не могу сказать тебе: «Я люблю тебя, Жан». Ты очень дорог мне, но я не могу подарить тебе свое сердце. Оно умерло, умерло в тот день, когда мы обнаружили обломки «Кэт-Энн». Ты возбуждаешь меня, и даже сейчас, разговаривая с тобой, я желаю тебя большего я не могу тебе предложить. — Она вглядывалась в его лицо, боясь увидеть на нем гримасу негодования, но оно выражало лишь понимание и железную решимость.
— Пока и этого вполне достаточно, cherie! Остальное придет со временем. — Жан чмокнул ее в нос.
— Я не хочу причинять тебе боль, Жан.
— Позволь мне самому об этом побеспокоиться Он усмехнулся и встал с постели. — Кроме того, твои предупреждения немного запоздали, ma petite chatte. Взгляни, как ты меня разукрасила. — Он повернулся спиной, демонстрируя ей глубокие царапины, которые оставили на его коже ее ногти.
— О Жан! — воскликнула она. — Что мне на это сказать?
Любой, кто оказался бы в эти дни в Новом Орлеане, никогда бы не подумал, что идет война. Город весь искрился весельем в предвкушении ежегодного праздника Марди гра[11]. Лишь после долгих уговоров Кэтлин все же согласилась остаться на эти дни в городе. Она все время обращалась мыслями к тем дням в Саванне, когда они с Ридом, облачившись в маскарадные костюмы, участвовали в ежегодном праздновании дня святого Патрика и рождественских балах.
— Самое худшее — это праздники, — пожаловалась она Элеоноре. — В каждом месяце, похоже, есть какая-нибудь знаменательная дата, которая напоминает мне о том, как веселились мы когда-то в этот день с Ридом, и словно нож вонзается мне в сердце. — Слезы медленно потекли по ее щекам, и она зажмурилась, стремясь остановить их поток, и закрыла лицо руками.
— Первый год всегда самый тяжелый, — согласилась Элеонора, — но скоро он кончится. К следующему Рождеству у тебя будет много других, более светлых воспоминаний о днях, проведенных с детьми, и боль слегка притупится. С каждым новым Рождеством тебе будет все легче переносить свою утрату.
— Возможно, ты и права, но мои воспоминания столь сладостны, столь драгоценны для меня, что я даже не знаю, хочется ли мне действительно все забыть. Иногда терзающая меня боль становится совсем невыносимой, я едва ее выдерживаю, однако вместе с болью приходят воспоминания о любви, столь удивительной, что я изо всех сил держусь за них, чувствуя вновь присутствие Рида, хотя бы только в своем сердце.
— Это совершенно естественно, Кэтлин, но когда-нибудь тебе придется расстаться с прежними мечтами и постараться обрести новые. Нельзя жить одними воспоминаниями, тем более, когда тебя ждет новая любовь. Он стоит и ждет, когда ты повернешься к нему лицом, признаешь его и примешь любовь, которую он тебе предлагает.
— Жан, — Кэтлин горестно вздохнула.
— Жан, — кивнула Элеонора.
Кэтлин обратила на подругу полный грусти взор.
— Мне не хочется обижать его, Элеонора.
— Сейчас он так сильно в тебя влюблен, что, думаю, его обрадует любая малость, какую ты сможешь ему предложить.
— Но это несправедливо, — простонала Кэтлин.
Элеонора пожала плечами.
— Кто знает, что в этой жизни справедливо, а что нет? Может, любовь такого человека, как Жан, это именно то, что тебе сейчас нужно, что способно вновь вернуть тебе радость жизни. Ты еще сама себе удивишься…
Итак, Кэтлин поддалась, в конце концов, на уговоры друзей и осталась на Марди гра в Новом Орлеане. Она убедила себя, что делает это ради них и, прежде всего, Изабел, у которой было так мало веселья в жизни в последние годы.
Хотя было лишь начало марта, в воздухе этого южного приморского города уже чувствовалось дыхание весны, что еще более усиливало царившую в нем праздничную атмосферу. Улицы были полны людей в разноцветных костюмах, и все они смеялись, шутили и радостно толкали друг друга, наслаждаясь последними беззаботными, веселыми деньками перед грядущим великим постом.
— Как же все это чудесно! Я так рада, что вы уговорили меня остаться, — призналась Кэтлин Жану. Лицо ее раскраснелось, и глаза сверкали.
Они сидели с Жаном за столиком в кафе на открытом воздухе, наблюдая за гуляющей публикой. Жан наклонился и взял руку Кэтлин в свою. Она не отняла ее, и сердце Жана мгновенно наполнилось несказанной Радостью. Он выглядит сегодня необыкновенно красивым, отметила про себя Кэтлин, разглядывая его изысканный наряд пирата, в который он облачился ради нее, чтобы быть ей под стать в ее одеянии Эмералд. На его голове красовалась щегольская шляпа с пером, левый глаз прикрывала черная повязка. Ворот его белоснежной шелковой рубашки был расстегнут, и в вырезе на груди, густо поросшей волосами, виднелся серебряный медальон. Поверх рубашки на нем был надет короткий зеленый жилет, такого же цвета облегающие панталоны были заправлены в начищенные до блеска черные сапоги. Наряд довершал широкий пояс на талии, из-под которого свисала сбоку шпага. Кэтлин была в своем обычном пиратском одеянии состоявшем из зеленых бриджей и такого же цвета коротенького жилета. Ради соблюдения приличий она надела сегодня под него белую шелковую блузку с пышными рукавами, и при каждом порыве ветра они раздувались как паруса. Подаренная Жаном золотая монета, висевшая на шее, слегка поблескивала сквозь шнуровку жилета; рассыпавшиеся по плечам блестящие кудри на фоне белоснежной блузки казались черными как ночь, а глаза сверкали подобно двум огромным изумрудам.
— Думаю, ты выбрал пиратский костюм не столько из-за того, что он подходит к моему, сколько для того, чтобы немного помучить губернатора Клэборна, — сказала она смеясь Жану.
— Ты слишком плохо думаешь о людях, ma petite chatte, мой прелестный котенок, — шутливо упрекнул ее Жан. — Однако ты совершенно права в том, что нашему дорогому губернатору это совсем не понравится. Мы, несомненно, увидим его сегодня вечером на балу.
— Тебе нравится дразнить его, Жан. Признайся. — Она погрозила ему пальчиком.
Жан пожал плечами.
— Не отрицаю, мне нравится время от времени подливать масла в огонь. Его высокомерие просто выводит меня из себя, и при каждой нашей встрече я стараюсь сбить с него хоть немного спеси, что только делает их более интересными.
Вечером они присутствовали на костюмированном балу, где собралось все высшее общество Нового Орлеана. Элеонора и ее друг, Рене Робино, позаботились о том, чтобы все они были допущены в этот избранный круг, даже Доминик и Пьер. Их компания производила весьма внушительное впечатление. Элеонора и Рене были в роскошных, украшенных драгоценностями костюмах куртизанки и придворного. Пьер благодаря своему небольшому росту выглядел весьма походил на Наполеона, которого он изображал, а его жена Франсуаза казалась вылитой бывшей императрицей Жозефиной.
К удивлению Кэтлин, когда Доминик предложил им с Изабел нарядиться испанским грандом и его женой, та согласилась на это без малейших колебаний. Очевидно, воспоминания о жестокостях, которым подвергал ее муж, начинали мало-помалу стираться в ее памяти. Доминик смотрелся просто великолепно в своем черном камзоле и панталонах, обшитых серебряным галуном, а Изабел походила на изящную, роскошно одетую куколку. Волосы ее были уложены в высокую прическу и сколоты украшенным драгоценностями гребнем, к которому она прикрепила тонкую кружевную мантилью. Она выглядела очень красивой и необычайно хрупкой рядом с огромным, как медведь, Домиником.
Если Кэтлин и чувствовала себя поначалу немного виноватой, решив отправиться на этот бал, очень скоро она забыла о всех своих сомнениях. Несомненно, говорила себе молодая женщина, она заслуживает немного радости посреди всей этой печали. Перед ней был целый вечер, короткая передышка, подаренная судьбой, чтобы она могла хоть ненадолго отвлечься от своих мыслей о постигшем ее горе и мести. Ее окружала радостная атмосфера, отовсюду слышались веселые голоса и смех. Музыка была просто волшебной, компания прекрасной, танцы великолепными. Вино лилось рекой, и бокал Кэтлин ни на минуту не оставался пустым.
Вскоре царившее в зале веселье целиком захватило Кэтлин и она почувствовала, как постепенно покидает ее напряжение, в котором она находилась все эти последние месяцы. Она кружилась в танце по бальному залу, полностью отдаваясь музыке и крепко обнимавшим ее мужским рукам, и громко смеялась и шутила в кругу друзей, забыв о всякой сдержанности.
Где-то к полуночи Кэтлин поняла, что пьяна, слишком много было ею выпито за вечер вина, что и сказалось наконец, хотя она и хорошо поела, попробовав почти все закуски, расставленные на столах возле стен. Внезапно голова у нее закружилась, и она уронила ее на мгновение на плечо Жана, с которым танцевала в этот момент. Перед ее глазами все плыло, и она беспрестанно смеялась. Залитый светом бальный зал стал словно еще ярче, и глаза Кэтлин сверкали, как изумруды, на ее счастливом лице. Жан привлек ее ближе, и их бедра соприкоснулись, но она не отпрянула, а охотно прильнула к нему всем телом. Он шептал ей какие-то нежности по-французски, и от его теплого дыхания завитки волос на ее виске слегка шевелились и уху было слегка щекотно. По телу Кэтлин прошла сладостная дрожь, и она прижалась к Жану еще сильнее. Жан провел рукой по ее позвоночнику, и волны столь долго подавляемого ею желания захлестнули Кэтлин. Глаза ее закрылись, и она с трудом сдержала готовый вырваться стон. В следующее мгновение колени ее подогнулись и она рухнула бы на пол, если бы не поддерживавшая ее рука Жана. Словно издалека до нее донесся его голос:
— Позволь мне отвезти тебя домой, cherie. Давай проведем эту ночь вместе. Это будет волшебная ночь, полная фантазий и любви.
Молча, она кивнула, не в силах противостоять его обаянию в эту колдовскую ночь.
Короткая поездка в карете до дома Жана почти не прояснила затуманенную вином голову Кэтлин, и вскоре, поддерживаемая им, она уже поднималась по лестнице в его спальню, великолепное убранство которой ей почти не запомнилось, так как, войдя, он сразу же увлек ее туда, где стояла огромная кровать.
Опустившись вместе с Кэтлин на кровать, Жан медленно стал раздевать ее, наслаждаясь видом каждой части этого прекрасного тела, которая по очереди представала его взору в свете единственной стоявшей на столике у кровати лампы. Наконец на Кэтлин ничего не осталось, и он оглядел ее всю, лаская взглядом в предвкушении той минуты, когда она очутится в его объятиях.
— Magnifique[12] — прошептал он благоговейно со сверкающими глазами. — Ты без сомнения самая прекрасная женщина, какую мне когда-либо доводилось видеть.
Губы Кэтлин изогнулись в томной улыбке, и, потянувшись к Жану всем телом, она подставила их в ожидании поцелуя. Он прикоснулся к ним легко, нежно, словно пробуя редчайшее из вин, но уже в следующее мгновение поцелуй его стал страстным и требовательным. Губы ее раскрылись, и его язык скользнул ей в рот.
Время будто остановилось. Наконец Жан с сожалением оторвал свои губы от губ Кэтлин и, положив ее на кровать, быстро скинул с себя одежду. Через мгновение их словно пылавшие огнем обнаженные тела соприкоснулись и, обняв Кэтлин, он вновь впился в ее рот страстным поцелуем.
Кэтлин почувствовала, что беспомощно проваливается в бездну, в которой безраздельно правила страсть. Мгновение она сопротивлялась, затем, не выдержав, отдалась ей на волю. Руки ее сами собой поднялись, и она сладострастно впилась пальцами в волосы на груди Жана. В следующее мгновение руки ее скользнули выше, к плечам возлюбленного и, стиснув Жана в объятиях, она прижала его к себе.
Все ее тело вибрировало, как струна, от ласк Жана. Сначала он только гладил ее от плеч до бедер. Затем положил руку ей на грудь и слегка стиснул ее так, что Кэтлин едва не задохнулась от прилива чувств, которые вызвала в ней эта ласка. Ее грудь словно наполнилась, и сосок, затвердев, дерзко встал, требуя к себе внимания.
Жан не остался равнодушен к сигналам, которые посылало ее тело. Губы его оторвались от рта Кэтлин и, покрывая поцелуями ее шею и плечо, начали медленно продвигаться вниз, пока не сомкнулись, горячие, влажные, вокруг ее соска. Снова Кэтлин едва не задохнулась, и ее тело, будто по команде, изогнулось, прижавшись к телу Жана.
— Сладкая, — нежно прошептал он. — Ты такая же сладкая, как амброзия богов.
Губы его продолжали ласкать ей грудь, а рука, от которой словно исходил огонь, опустилась к ее животу и скользнула меж бедер, исследуя влажное тепло, ожидавшее его там.
— Ты создана для любви, ma cherie, та beaute[13], — вновь прошептал он. — Ты настоящая богиня.
Кэтлин слегка мотнула головой.
— Я только женщина, Жан, обыкновенная женщина, — проговорила она задыхаясь и, подняв руки, стала гладить его тело. Пальцы ее сжались на его лежавшем, как раскаленная пика, меж ее бедер члене, и она постаралась тоже дать ему наслаждение в ответ на то, которое доставил ей он.
Внезапно он приподнялся над ней. Почти ничего, не соображая от страсти и чувствуя лишь исходивший от него жар, она безотчетно потянулась к нему всем телом в жгучем желании слиться с ним воедино.
— Кэтлин, — простонал Жан, нежно обхватив ладонями ее лицо. — Кэтлин, взгляни на меня. Скажи мне, кто перед тобой, кто собирается сделать сейчас тебя своей?! — Голос Жана дрожал не только от сжигавшего его желания, но и от страха, что она принимает его в этот момент за Рида.
Ресницы Кэтлин дрогнули, и она открыла затуманенные страстью глаза, потемневшие в этот момент до цвета нефрита.
— Жан… ты… Жан.
При этом ответе воздух с шумом вырвался из его легких и в тот же момент он вошел в нее. Ее изумленный вскрик тут же сменился вздохами, когда он начал ритмично двигаться в ней. Почувствовав, что она достигла вершины, он присоединился к ней, и они воспарили ввысь; тела их сотрясались в сумасшедшем полете…
Покой охватил каждую клеточку существа Кэтлин, и веки ее не желали подниматься, несмотря на все ее усилия. Улыбаясь ее сонным попыткам открыть глаза, Жан привлек Кэтлин к себе, и голова молодой женщины опустилась на его плечо, как на подушку.
— Спи, моя маленькая. Скоро рассвет. — И удовлетворенно вздохнув, он тоже погрузился в сон.
Кэтлин просыпалась медленно, не желая расставаться со сладким сном. Он был таким реальным, что ей казалось, она действительно чувствует тяжесть мужской руки на своей талии и тепло мужского тела подле себя. В том сумеречном состоянии между сном и бодрствованием, в котором она пребывала, Кэтлин поверила, что находится вновь в Чимере, просыпаясь сейчас подле Рида на их широкой кровати. Она сладко потянулась, чувствуя себя совершенно счастливой, как вдруг рядом с ней прозвучал сонный голос Жана:
— Лежи спокойно, cherie. Я еще не готов к дневным заботам.
Мгновенно Кэтлин замерла и широко раскрыла глаза, сбросив с себя остатки сна. Внезапно она охнула, осознав, что произошло, и весь покой, царивший в ее душе, моментально улетучился. Жан, почувствовав, что она застыла, и, услышав сдавленный крик, приподнялся, рывком перевернул ее на спину и заглянул в полные изумления изумрудные глаза. Под его пристальным взглядом Кэтлин опустила веки. Ее полные губы задрожали, и из-под прикрытых век покатились слезы. С необычайной яркостью ей вспомнилась вся прошедшая ночь.
— Что я наделала! — вырвалось у нее невольно.
Жан с силой встряхнул ее за плечи и резко приказал:
— Открой глаза, Кэтлин!
Она послушалась, и он добавил:
— Ты помнишь, что мы делали прошлой ночью? — Его слова прозвучали скорее как утверждение, чем вопрос.
— Да, — выдавила она нехотя.
— Ты пришла ко мне по собственной воле. Я не принуждал тебя.
— Я знаю, — она попыталась отвернуться, не в силах более выдерживать его взгляд, но он не дал ей этого, сделать, удержав за подбородок.
— А если знаешь, тогда перестань смотреть на меня с такой скорбью и растерянностью. — Скрипнув зубами, Жан заговорил еще более сурово: — Слишком поздно вздыхать, слишком поздно сожалеть о том, что ты, наконец, решила вновь жить, вновь почувствовать себя женщиной. Что сделано, то сделано. Прошлой ночью ты была полна жизни в моих объятиях, отдаваясь мне страстно, самозабвенно. Сжигаемая желанием, ты более чем жаждала дать мне наслаждение, требуя от меня в то же время все новых и новых ласк.
Его откровенные слова вогнали ее в краску. Не силах более его слушать, она зажмурилась и простонала:
— Жан, пожалуйста!
— Пожалуйста, что? Пожалуйста, не говорить тебе того, что, как ты прекрасно знаешь, является правдой. Пожалуйста, не напоминать тебе, что ты выглядела как настоящая вакханка, когда я, наконец, овладел тобой? Или, пожалуйста, вновь заняться с тобой любовью и испытать опять этот несказанный восторг?
— Нет! — воскликнула она и закрыла ладонями уши.
Жан убрал руку от подбородка Кэтлин и, схватив ее за запястья, прижал руки к подушке по обе стороны от лица.
— Да! — произнес он хрипло и впился в ее рот страстным поцелуем.
По телу ее прошла сладострастная дрожь, и руки ее сами собой поднялись и обвились вокруг его шеи. Для нее в этот момент все перестало существовать, кроме всепоглощающего желания, которое пробудил в ней Жан. Пальцы его начали медленно исследовать ее тело, которое вскоре завибрировало, как струна, от этих ласк. И все это время Жан страстно целовал ее, завораживая нежными словами любви…
По прошествии долгих мгновений они наконец вернулись к реальности, и волей-неволей Кэтлин пришлось вновь взглянуть правде в глаза. Она глубоко вздохнула, и по телу ее прошла дрожь, когда Жан приподнялся и посмотрел ей в лицо.
— Попробуй отрицать то, что у нас тобой, было, — начал он. — Попробуй отрицать, что ты принадлежишь мне.
— Я не могу, — проговорила она сокрушенно. — Не могу я бороться одновременно и с тобой, и с собой, Жан. У меня нет на это сил. — Она с трудом проглотила застрявший в горле комок. — Однако я не хочу этим сказать, что довольна собой. Даже сейчас меня всю переполняет чувство вины и стыда. Я злюсь… злюсь на себя за это и за то, что допустила, чтобы это произошло. — Она посмотрела на него долгим, грустным взглядом. — Но больше всего меня расстраивает то, что я не могу сказать тебе: «Я люблю тебя, Жан». Ты очень дорог мне, но я не могу подарить тебе свое сердце. Оно умерло, умерло в тот день, когда мы обнаружили обломки «Кэт-Энн». Ты возбуждаешь меня, и даже сейчас, разговаривая с тобой, я желаю тебя большего я не могу тебе предложить. — Она вглядывалась в его лицо, боясь увидеть на нем гримасу негодования, но оно выражало лишь понимание и железную решимость.
— Пока и этого вполне достаточно, cherie! Остальное придет со временем. — Жан чмокнул ее в нос.
— Я не хочу причинять тебе боль, Жан.
— Позволь мне самому об этом побеспокоиться Он усмехнулся и встал с постели. — Кроме того, твои предупреждения немного запоздали, ma petite chatte. Взгляни, как ты меня разукрасила. — Он повернулся спиной, демонстрируя ей глубокие царапины, которые оставили на его коже ее ногти.
— О Жан! — воскликнула она. — Что мне на это сказать?