Последние два года английские войска продолжали воевать с французами в различных частях Франции. Поскольку королева Филиппа была по рождению фламандкой, Фландрия, естественно, стала союзницей Англии, и английские солдаты, постоянно находившиеся в Брюгге, Генте и Ипре, сейчас затевали схватки по всей французской границе.
   Брабант тоже был союзником Англии, но между Фландрией и Брабантом лежал большой город Турне, захваченный Филиппом Французским. Союзники Англии настаивали на том, что сначала нужно штурмовать именно Турне. Однако король Эдуард с семьей и находился в Бордо. Англия владела южными частя провинций Гасконь, Гиень и Пуату. В результате не од англо-норманн имел земли и замки в тех местах и большие солдатские гарнизоны препятствовали переходу этих территорий к французам, но сейчас ослабленные войска отчаянно нуждались в подкреплении. Король Филипп поставил своего сына Жана Нормандского во главе такой большой армии, что появилась реальная опасность захвата южных провинций, принадлежавших Англии уже двести лет.
   При обсуждении военной стратегии короля Эдуарда мнения разделились. Большая часть дворян, владевшая поместьями около Бордо, голосовали за высадку имение в этом районе побережья. Остальные, представлявшие интересы фламандцев, во главе с сэром Уолтером Мэнни, настаивали на воссоединении с союзниками. Все сгрудились вокруг массивного стола, на котором были разложены карты, расставлены игрушечные армии и военные корабли.
   Король ждал решения и был готов на все, чтобы подвигнуть соратников принять его как можно скорее.
   Небрежно указав на стол, он спросил:
   — Уоррик, Бордо или Фландрия?
   Когда говорил Бешеный Пес, остальные молча слушали.
   — Ни то, ни другое. Только последний глупец заставит двадцатитысячную армию пересекать Бискайский залив. Если мы высадимся на побережье Нормандии, Филипп будет вынужден разделить свою армию на юге и идти на север, чтобы сражаться с нами, а тем временем мы успеем пройти по всей Северной Франции и захватить столько военной добычи, что можно окупить всю кампанию, а потом соединимся с фламандской армией и пополним свои ряды. В том — маловероятном случае — если слухи о размерах армии Филиппа верны, мы сможем вернуться, переплыв через узкий Па-де-Кале.
   Слушая отца, Хоксблад невольно восхищался его блестящим тактическим умом. Принц Уэльский, всю жизнь изучавший стратегию, также согласился с планом Уоррика.
   Король провел последнюю ночь в Виндзоре вместе с семьей, шумно играл с малышами в детской, осыпал комплиментами Изабел, пообещал ей достойного мужа, приказал Лайонелу помогать матери в управлении государством.
   Потом король отвел в сторону юного Джона Гентского для серьезного разговора.
   — Если со мной что-нибудь случится, Джон, я хочу, чтобы ты был верен Черному Принцу. Умнее тебя в семье нет. Эдуарду понадобятся твой совет и поддержка, а когда ты станешь постарше, ему будут необходимы военная сила дома Гентов и дома Ланкастеров, когда ты женишься на Бланш.
   — Знаю, отец, — серьезно ответил Джон. — Лайонел не доставит ничего, кроме неприятностей. Он словно притягивает к себе людей, склоняющих его к измене. Эдуард может быть уверен, что я всегда буду на его стороне.
   — Молодец, — кивнул король, одобрительно стиснув плечо сына. И это единственное слово значило для Джона больше, чем все драгоценности короны.
   Еще задолго до ужина Кэтрин, графиня Солсбери, взбешенная тем, что кентская красавица успела подписать брачный контракт с сэром Джоном Холландом, хотя была обещана ее сыну вместе с богатым приданым, Дала понять королю, что не желает иметь с ним ничего общего.
   После ужина она величественно, не оборачиваясь, выплыла из зала. Однако Эдуард, исполненный решимости выяснить отношения перед тем, как отправиться на самую важную и самую кровавую в своей жизни войну, решил попытать счастья. Открыв дверь спальни, он с первого взгляда увидел, что настроена любовница воинственно и не намерена легко сдаваться.
   — Кэтрин, мне это нравится не больше, чем тебе леди Кент вела себя легкомысленно, поощряя одновременно двух поклонников.
   — Но ты же король, Господи Боже мой! И можешь приказать ей выйти замуж за Уильяма.
   — Кэтрин, сэр Джон Холланд и леди Кент подписали вполне законный брачный контракт, и свидетелем выступил брат леди Кент, Эдмунд. Расторгнуть его может только Церковь, а не король. Я отправлю послание Папе.
   Но графиню Солсбери было не так легко успокоить. Ее каменное сердце не желало смягчаться.
   — У меня есть новости, которые должны порадовать тебя, — объявил он, не сводя глаз с лица любовницы. Глаза ее мгновенно просветлели, в них загорелась надежда.
   — Я предложил, хотя и против своей воли, обменять графа де Море на графа Солсбери.
   Кэтрин сжала его руку, не скрывая глубину своих чувств. Король спокойно продолжал:
   — Филипп Французский с подозрительной готовностью принял это предложение.
   Кэтрин упала перед ним на колени: прекрасное лицо сияло счастьем, в огромных глазах блестели слезы радости и облегчения.
   — Эдуард, любовь моя, благодарю от всего сердца. Она тотчас забыла о ссоре и в этот момент готова была все отдать любовнику.
   Король поднял ее и, движимый благочестивой добродетелью, отечески приложился губами ко лбу.
   — Уильям де Монтекьют — мой дорогой друг и, кроме того, должно быть, редкостный счастливец, если заслужил такую любовь и преданность.
   Эдуард, вздохнув, вышел, ухитрившись выбросить Кэтрин де Монтекьют из головы прежде, чем добрался до будуара королевы. Филиппа всегда встретит его с такой же радостно-покорной готовностью, как и в ту пору, когда была четырнадцатилетней девочкой. Он тоже, как и Уильям, счастливый муж, заслуживший любовь и преданность жены.
 
   Еще две пары прощались в эту последнюю ночь в Виндзоре. Адель и Пэдди, поужинав в трапезной вместе остальными, тайком улизнули и отправились погулять пеки. И в воздухе, и в крови влюбленных пульсировало напряженное ожидание. Пэдди, как всегда перед битвой, не мог отогнать мрачные думы и, хотя не умел облечь их слова, чувствовал, что связал себя обетом, получив клятву в вечной верности. Судьба позволит ему вернуться чтобы исполнить этот обет.
   Сердце Адели сжималось при мысли о том, что теперь она должна потерять мужчину, которого наконец нашла после долгих лет ожидания. Она не переставала изумляться, что такой сильный, веселый, добрый человек может желать самую обычную, вовсе не красивую женщину, да к тому же старую деву, которой вот-вот исполнится тридцать. Радовало и то, что Пэдди оказался ирландцем: она чувствовала себя вдвойне благословенной. Их слияние этой ночью было естественным, как сама природа. Они делили друг с другом мысли, надежды и страхи, а когда тела стали единым целым, они поняли, что малая часть одного навсегда останется с другим. Возможно, лучшая часть.
   Али и Глинис без труда облекли свои чувства в слова — ведь характеры и верования их оказались во многом сходны, оба были суеверными фаталистами, убежденными, что миром правят неведомые силы.
   Влюбленные выбрали для прощания самый прелестный уединенный уголок во всем Виндзоре. В саду, обнесенном стеной, ночные цветы наполняли воздух благоуханием, серебряные струи фонтанов пели нежную песню, а дремлющие солнечные часы отсчитывали лишь счастливые минуты. Пальцы и дыхание влюбленных переплелись, и в тишине слышались любовные слова, древние, как само время.
   Они обменялись талисманами. Али дал Глинис полупрозрачный кусок янтаря с мириадами крохотных мошек застывших внутри, и блестками солнечных лучей в золотистых глубинах. Янтарь, давно известный своими магическими свойствами, на ощупь казался чувственно-мягким. Глинис знала, что от частых прикосновений сияние будет все усиливаться. Сама она подарила Али амулет украшенный торбернитом — камнем цвета меди с блестящими зелеными вкраплениями. Влюбленные не боялись неведомого, ибо верили, что их судьбы связаны навсегда.
   Роберт де Бошем знал, что должен поговорить с принцем Лайонелом еще до ужина, пока тот не напился до бесчувствия.
   — Война может растянуться на годы, а поскольку и король и наследник отправляются во Францию, сам Господь дает вам право и возможность взять в руки бразды правления королевством, снять тяжкое бремя с плеч вашей матушки и завоевать уважение Совета. Ни на секунду не забывайте, что, если судьба решит нанести удар по кому-нибудь из них, именно вы становитесь наследником трона, а если погибнут оба, корона будет возложена на вашу голову.
   Лайонел шутливо схватился с другом, сжав его в медвежьих объятиях. Завел его руки за спину, с силой нагнул голову.
   — И каковы шансы? — требовательно спросил он.
   Роберт поборол мгновенный порыв перекинуть юного гиганта через плечо и швырнуть на пол. Безмозглый ублюдок! Но, если бы у Лайонела было хоть немного ума, Роберт не смог бы манипулировать им, как захочется.
   — Шансы очень велики.
   Роберт был слишком осторожен, чтобы выложить правду и признаться, что сделает все возможное и невозможное, лишь бы возвести Лайонела на трон Англии.
   — Я бы сказал, шансы определенно в вашу пользу.
   Принц Лайонел выпустил Роберта и отступил, готовый всерьез прислушаться к совету лейтенанта.
   — В нашем лагере есть несколько верных людей, но понадобится больше. Можно рассчитывать на тех, кто предан королеве и дому Уорриков. Кроме того, на нашей стороне Уигс и его рыцари из Бедфорда. С нами Джон Холланд, а вскоре и Уильям де Монтекьют станет нашим союзником. Но не забудьте, что за спиной вашего брата, Джона Гента, стоит Генри Ланкастер.
   — Ланкастер стар. Он легко может погибнуть в битве.
   — Война, вероятно, полностью изменит лицо английского дворянства, прежде чем она кончится, власть перейдет к совсем другим людям. И я хочу, чтобы вы были готовы к этому, ваше высочество.
   Выходя из спальни Лайонела, Роберт раздраженно потирал шею. Иисусе, у него все болит! Если не отдохнуть хоть немного, завтра он просто встать не сможет! Ему приказано вести людей на побережье, а рассвет настанет чертовски скоро.
   Роберт откладывал прощание с невестой до последней минуты. Она ясно дала понять, что не собирается отдаться ему до свадьбы, и Роберт решил не пытаться овладеть Брайенной. Он собрался отнести ей прощальный подарок, с тем чтобы угодить и обрадовать ее и таким образом как-то привязать к себе.
   Придя в комнату невесты, Роберт обнаружил там, кроме Брайенны, еще и Джоан Кент. Глаза Брайенны при виде жениха недоуменно расширились.
   — Роберт, ты больше не хромаешь?
   — Да, похоже, королевский лекарь ошибался. Неподвижность вредна, ноге были необходимы упражнения. Фортуна улыбнулась мне. Я веду в бой рыцарей дома Кларенсов.
   Брайенна внимательно вглядывалась в лицо жениха.
   Неужели он солгал насчет ноги? Нет, все это недостойные мысли! Он казался таким галантным, так ревностно стремился выполнить свой долг!
   Джоан направилась к двери.
   — Оставляю вас наедине. Вам нужно попрощаться без посторонних глаз.
   — Не стоит, леди Кент. Я хотел только передать моей даме прощальный подарок — кисти и краски. Думай обо мне, Брайенна, всякий раз, когда будешь рисовать.
   Роберт поднес ее руку к губам, словно самый галантный рыцарь во всем христианском мире.
   Сердце Брайенны смягчилось. Она должна считать себя счастливейшей женщиной, радоваться, что наследник дома Уорриков станет ее мужем, и все было бы именно так… не повстречайся на ее пути смуглый опасный араб.
   Брайенна, привстав на цыпочки, поцеловала Роберта в щеку.
   — С Богом, Роберт, — прошептала она, всем сердцем желая в этот момент добра и счастья жениху.

Глава 23

   Эдуард III собрал огромное войско для войны с французами. Две сотни судов должны были перевезти двадцать тысяч солдат. Для этого кораблям предстояло несколько раз пересечь пролив — ведь солдатам требовались кони, обозу — упряжки мулов, а всему воинству — боеприпасы и амуниция.
   Военачальники, рыцари и члены благородных семейств носили остроконечные стальные кольчуги с длинными рукавами и капюшонами, доходившими до колен и перепоясанными поясом, за который были заткнуты меч, нож и секира. Каждый имел щит, острые металлические края и конец которого могли в случае надобности послужить оружием.
   На некоторых кораблях везли шатры, корм для животных, лекарства и еду и, конечно, шлюх, всегда находивших там укромное местечко, чтобы спрятаться.
   Многие солдаты участвовали в прежних французских кампаниях и знали, чего ожидать, но остальные были еще совсем неопытными. Хоксблад постарался передать свои знания принцу Эдуарду и другим молодым дворянам которые должны были впервые в жизни командовать людьми в бою.
   Хоксблад был убежден: нет необходимости повторять, что храбрость — наивысшая добродетель и что перед лицом опасности» нужно забыть о страхе. Бесконечные тренировки и учения изнуряли воинов, зато теперь Кристиан не сомневался, что его люди не подведут в бою. А его опыт в военном деле может оказаться для них бесценным. Вглядываясь в их лица, он с удовлетворением думал: они понимают, что им предстоит убить или быть убитым, изувечить или быть изувеченным. На войне нет места сомнениям и тревогам. Хоксблад широко улыбнулся Черному Принцу и, заканчивая речь, объявил:
   — Боевые действия всегда основаны на обмане, а рыцарь силен лишь тогда, когда здоров его конь.
   — Кажется, вся моя жизнь была подготовкой к этому моменту, — признался принц Эдуард.
   — Тогда сделаем так, чтобы она прошла не даром, — ответил Хоксблад, сжимая правую мускулистую руку Эдуарда, словно принося клятву верности.
   Когда английские корабли пришвартовались в Шербуре, Уоррик отвечал за высадку авангарда войск. Естественно, король и принц, а также его собственные сыновья остались на борту. Французы пытались сопротивляться, но вскоре, обезоруженные, были вынуждены бежать.
   После сигнала Уоррика чересчур угодливый молодой де Монтекьют и Роберт де Бошем снесли короля на берег. Когда они добрались до суши, король попытался встать на ноги, но споткнулся и упал. Прежде чем это могло быть истолковано как дурной знак, сообразительный Эдуард протянул испачканные глиной руки, как сделал Вильгельм Завоеватель[49] при вторжении в Англию, и повторил его знаменитые слова:
   — Смотрите, друзья мои, самой французской земле не терпится обнять меня, как законного хозяина. Это предзнаменование послано небесами!
   Король Эдуард, человек крайне суеверный, хотя не был сам убежден в сказанном, все же хотел, чтобы армия поверила ему. Отведя Уоррика и принца Уэльского в сторону, он обратился к сыну:
   — Я собираюсь немедленно посвятить тебя в рыцари Эдуард. Если я паду в битве, у людей будет новый вождь, за которым они пойдут.
   — Иисусе, отец, нет! Я хочу заслужить шпоры! Но Уоррик знаком велел ему замолчать.
   — Вы заслужите их, ваше высочество, тысячу раз заслужите, не беспокойтесь.
   Вскоре отыскались сундуки со знаками отличия для вновь посвященных в рыцари, и через час после того, как король ступил на французскую землю, Уильям де Монтекьют, Роберт де Бошем и принц Эдуард прошли обряд посвящения. Король велел им стать на колени, коснулся мечом спины каждого и прикрепил им золоченые шпоры.
   Годфри де Аркур немедленно выслал вперед разведчиков, начертив им самые удобные маршруты и сообщив сведения о количестве и расположении французских войск. День спустя после высадки начался поход вглубь Франции. Первые несколько недель англичане почти не встречали сопротивления, покоряли французские города один за другим: Гарфлер, Валонь и Кариньян пали. Обозы, набитые военными трофеями — доспехами, гобеленами, серебряными флакончиками и флягами, золотыми подсвечниками и распятиями, а также великолепной французской мебелью, коврами и картинами, — направлялись на побережье, где добычу грузили на суда и везли в Англию. Богатые пленники были отправлены в Бордо, где дожидались, пока родные внесут за них выкуп.
   Кристиан Хоксблад вел солдат на осаду Сен-Ло. Он был так хорошо знаком с городом и замком, что они буквально свалились в его руки, как спелый плод. Он взял в плен барона Сен-Ло и его соблазнительную сестру. Пэдди привел их в шатер, но Хоксблад нисколько не удивился, когда Лизетт бросилась в его объятия в отчаянной попытке отдать свое тело в обмен за жизни, свою брата. Он лишь цинично улыбнулся, узнав, что она даже не попыталась спасти мужа.
   — Он уже воспользовался раз твоим телом, — презрительно бросил Пэдди. — Предложи ему что-нибудь ценное.
   — Пэдди, — тихо вымолвил рыцарь, но этого оказалось достаточно, чтобы оруженосец немедленно замолчал.
   — Винные погреба замка! — горячо воскликнула Лизетт. — В них тысяча бочек вина.
   — Иисусе, — присвистнул Пэдди, — в каждой бочке двести пятьдесят галлонов[50].
   — Немедленно сотри улыбку с лица, Пэдди, и вели отправить бочки в мой дом в Бордо.
   Кристиан отвел жадно шарившие по его телу руки Лизетт, двумя пальцами приподнял ее подбородок.
   — Я пошлю туда тебя и барона, пока не получу выкуп. — И с иронией добавил: — Если муж не сочтет тебя достойной выкупа, я найду тебе другое применение.
 
   Добравшись до Кана, англичане были удивлены, обнаружив, что город охраняет небольшое войско под командованием коннетабля Франции[51]. Началась жестокая битва, но англичане проложили дорогу к замку, согнали со стен арбалетчиков и принесли деревянные лестницы для штурма.
   Солнце уже садилось, когда крепость пала. Король Эдуард отправился в комнату, где собирался Военный Совет под предводительством коннетабля, и обыскал ее сверху донизу. Обнаружив план захвата Англии, составленный норманнами, король пришел в бешенство. В плане подробно излагалось, как должна быть разделена Англия между победителями. Эдуард вручил этот план Черному Принцу, унаследовавшему вспыльчивость отца. Синева в глазах короля яростно сверкала.
   — Завтра истребишь все население Канна, — приказал он.
   — Мы отомстим за этот план, не сомневайся, — выкрикнул взбешенный принц.
   Взгляд Уоррика тут же предостерегающе метнулся к Хоксбладу. Старый воин хорошо знал характер Плантагенетов и, хотя видел много смертей, все-таки совсем не получал удовольствия от убийства женщин и детей. Коннетабль Франции и его армия разгромлены, многие мертвы. Ни к чему проливать лишнюю кровь.
   Хоксблад, сразу и без слов поняв Уоррика, прошептал отцу:
   — Попробуй убедить короля, а я поговорю с Эдуардом.
   Он вывел принца на крепостной вал. Жители города еще тушили дома, подожженные англичанами. Женщины рыдали, дети плакали при виде того, как грабят их город и все, имеющее хоть малейшую ценность, грузят на телеги.
   — Успех кампании зависит от быстроты, ваше высочество. Мы должны пройти по всему северному побережью, прежде чем французы соберутся с силами и начнут отражать атаки. Казнь жителей Канна займет не один день. Мужчины, прежде чем прикончить женщин, начнут их насиловать, а потом допьются до бесчувствия. Мы потеряем целую неделю, а ведь у нас ушло две только на то, чтобы добраться сюда.
   Эдуард глубоко вздохнул. В воздухе пахло дымом, кровью и смертью.
   — Погаси огонь своего гнева с тем, чтобы он вновь разгорелся в битве, — добавил Хоксблад.
   Черный Принц медленно кивнул. Он стал рыцарем овеем недавно, но пронесет верность рыцарским обетам через всю жизнь.
   Уоррику выпала задача гораздо труднее — усмирить кровожадность короля, который снова и снова отказывался забыть о мести. Уоррик говорил о необходимости торопиться, чтобы в короткий срок как можно ближе подойти к французской столице, но бушующая ярость короля не унималась. Только когда двое разведчиков Годфри де Аркура прибыли с известием, что Филипп охвачен паникой и готовит Париж к осаде, король заколебался. Разведчики донесли: Филипп сносит все здания у городской стены. Эдуард громко расхохотался при мысли, что сумел вселить страх в сердце французского короля. Однако другие новости были не столь отрадными. Монарх собирал огромную армию на равнине Сен-Дени, между Парижем и Пуасси, причем войско увеличивалось с каждым днем. Разведчики не знали точного количества солдат, но были твердо уверены в одном — французская армия гораздо больше английской.
   Король Эдуард забыл о жажде мести и созвал Военный Совет, где было решено выступать на рассвете, но, вместо того чтобы продолжать марш вдоль побережья, наметили взять Лизье и города, лежавшие на пути в Париж.
   Двадцать восемь дней растаяли, прежде чем англичане достигли Пуасси. Теперь они находились в каких-нибудь двенадцати милях от Парижа, но нужно было еще пересечь широкую Сену. Неожиданно поступили различные сведения относительно численности французской армии: одни разведчики доносили о пятидесяти тысячах, Другие клялись, что французов не менее шестидесяти — семидесяти тысяч. Одно было ясно: Филипп, скорее всего, отозвал войска с юга. Король Эдуард поэтому решил, что осада Парижа будет непростительной глупостью. Совет постановил: сэр Уолтер Мэнни поведет небольшую армию на юг, подальше от Сены, и вернется кружным путем к Парижу, чтобы обмануть врага, пока через реку наведут мосты.
   На это ушло три дня, и военачальники облегченно вздохнули, оставив препятствие позади. Только молниеносная скорость могла спасти теперь англичан, поскольку, если верить слухам, на одного английского солдата приходилось трое французских. Такой оказалась цена, которую они должны были платить за то, что так долго задержались в Нормандии, грабя местных жителей.
   Король и Уоррик прекрасно сознавали грозившую опасность. Все дороги позади них были забиты французскими войсками. Король подгонял тяжело нагруженных солдат так, что они прошли через Векше в Нормандии и покрыли шестьдесят миль — невероятное расстояние! — всего за четыре дня. Но самое серьезное препятствие ждало впереди. Широкая река Сомма с болотистыми берегами, а кое-где и с трясиной, вселяла ужас в сердца даже закаленных воинов. Король приказал обоим маршалам ехать вперед и обеспечивать переправу. Уоррик взял с собой обоих сыновей, но предупредил, что все должны подчиняться приказал! де Аркура, поскольку французский рыцарь лучше всех знал эту предательскую местность. Они: обнаружили, что все мосты уничтожены, а броды охраняются пикардийскими солдатами. Дважды людям де Аркура не удавалось захватить броды. Наконец Уоррик послал сына Роберта, командовавшего людьми герцога Кларенса, но и они ничего не добились. Хоксблад рвался в бой и решил сам повести людей. Но и их постигла неудача — лошади провалились в трясину, люди с трудом выбирались из топи. Прибывший с остальной армией король Эдуард разгневался, узнав, что мосты через предательскую Сомму еще не наведены.
   Хоксблад вместе с оруженосцами удалились в походной шатер. Али и Пэдди знали, что ему необходимо петь в состояние, чем-то напоминающее транс, прежде явится одно из его видений. Кристиан лег навзничь пол, пока Али зажигал маленькую курильницу. Хоксблад собрал в кулак всю свою волю и силу духа, напряг мозг и сосредоточился на будущем. Очистил сначала мысли от ненужных наслоений и только потом, преодолев барьер страха перед временем и пространством, воздухом, землей и водой, обрел новое зрение. Тогда тайное стало явным, далекое — близким, а невозможное — достижимым.
   Выйдя из транса, Хоксблад заметил стоявшего рядом принца Эдуарда.
   — Где король?
   — Он созвал Военный Совет. Я пришел за тобой.
   Принц не отрывал от Кристиана вопрошающего взгляда, но они с Хоксбладом были достаточно близкими друзьями, чтобы тратить лишние слова, и Эдуард промолчал.
   Подойдя к шатру, они услышали громкие, перебивающие друг друга голоса: очевидно, последние неудачи и опасное положение, в которое попали англичане, окончательно истощили терпение военачальников.
   — Ваше Величество, — взял слово Хоксблад, — я узнал, что французская кавалерия уже достигла Амьена и сейчас на пути к Абвилю. Армия Филиппа находится на марше и идет в параллельном нашему направлении. Можно без преувеличения сказать, что числом они превосходят нас вчетверо.
   Снова поднялся крик, и в голосах присутствующих на этот раз явственно слышался страх. Показывая на карту, король Эдуард дал волю своему гневу.
   — Черт бы взял Филиппа! Он оттесняет нас в треугольник, образованный его армией, непроходимой Соммой и водами Ла-Манша.
   Но тут вмешался Роберт де Бошем, подсказывая неизбежный выход:
   — Мы должны бежать через Ла-Манш и вернуться в Англию.
   Принц Эдуард окинул его взглядом, исполненным такого презрения, что Роберту страстно захотелось пронзить его мечом.
   — Мы велели нашему флоту пришвартоваться у границ принадлежащей нам провинции Понтье, на другое берегу Соммы. Но корабли еще не появились, — вмещался Уоррик.
   Де Аркур стоял, беспомощно опустив руки, чувствуя себя виноватым в том, что английское войско оказалось в ловушке.