— Вы такой же злой, как принцесса Изабел, мучаете меня ради забавы!
   — Неправда! — запротестовал он с веселым блеском в глазах. — Я наказал ее, чтобы не портила вам обед.
   — Я так и знала, что вы всему причиной. Вы действительно обладаете таинственной силой, сэр?
   — Просто трюк фокусника, что-то вроде чтения мыслей.
   — Какой трюк? — с опаской спросила Брайенна.
   — Гипноз. Никто ничего не подсыпал ей в еду. Я просто внушил принцессе, что все ее блюда горчат.
   — Вы демон, — прошептала Брайенна, крестясь. Хоксблад снова рассмеялся. Белые зубы ярко блеснули на темном лице.
   — Здесь нет ничего демонического. Все дело в силе ума и воли. Едем, я провожу вас в замок, прежде чем вы вообразите себя околдованной.
   Она послушно держалась рядом, почти не сомневаясь в невероятных способностях Хоксблада. Ведь Брайенна сама видела, что, стоило ему протянуть руку — и ястреб послушно слетел вниз. Может ли Хоксблад обладать такой же властью над женщиной? Может ли обладать такой же властью над ней, Брайенной?
   Постепенно окружающий пейзаж становился все более знакомым, и Брайенна поняла, что они приближаются к обширным паркам Виндзора.
   — Отсюда я сама смогу найти дорогу. Пожалуйста, верните мой рожок.
   Лицо Кристиана было спокойным и непроницаемым, но слова прозвучали с откровенной страстью:
   — По-моему, нам рано расставаться — от меня не так легко отделаться.
   Приподняв подбородок, девушка с досадой поморщилась.
   — А что вы дадите взамен рожка? — осведомился Кристиан.
   — Взамен? Да вы с ума сошли, — вспыхнула от смущения Брайенна.
   — О, неужели вы подумали о поцелуе?
   Как она могла отрицать, когда этот дьявол читал ее мысли?!
   — А я имел в виду небольшой сувенир в знак благосклонности, такой, который я мог бы надеть на турнир.
   — Но я уже пообещала отдать его Роберту!
   — Подарите мне алую ленту из косы. Никто, кроме меня и вас, не будет знать, чей подарок развевается на рукаве победителя.
   Брайенна невольно расхохоталась, так позабавил ее дерзкий прогноз.
   — У вас слишком большое самомнение, чужеземный дьявол! Как вы можете заранее считать себя победителем турнира?
   — Я твердо решил, что так и будет.
   — Так же, как твердо решили заполучить мою ленту. Думаю, если я не отдам ее добровольно, вы примените силу. — Ловкие пальцы девушки принялись расплетать косу.
   Сердце Кристиана словно подпрыгнуло. Она способна шутить и поддразнивать его! Значит, не сердится и даже немного кокетничает.
   — Я вовсе не хочу что-нибудь насильно отнять у вас, Брайенна, — весело блеснув глазами, заверил он, зачарованно наблюдая за ее руками. Если бы только Брайенна знала, что ее власть над ним не имеет границ!
   Девушка протянула ему ленту. Кристиан снял с шеи шелковый шнурок, на котором висел рог из слоновой кости. Но расстояние между всадниками оказалось слишком большим: чтобы совершить обмен, нужно было съехаться. Брайенна невольно почувствовала, как ее тянет к этому человеку. Ее кобылка медленным шагом подошла к арабскому скакуну, и стремена всадников соприкоснулись.
   Брайенна, потянувшись за рожком, случайно задела Руку Кристиана и, словно обжегшись, отпрянула.
   — Вы тоже ощутили пламя, — пробормотал он. Брайенна привычным жестом вздернула подбородок, схватила рог и положила красную ленту на ладонь Кристиана.
   — Если наши пальцы пылают огнем страсти, представляете, что случится, когда сольются губы.
   От дерзких слов у девушки закружилась голова. Взгляд ее был прикован к чувственно изогнутым губам арабского рыцаря, а воображение уносило в неведомые дали.
   Кристиан Хоксблад медленно наклонил темную голову и властно завладел ртом Брайенны. Он не прикасался к ней, только губы не могли оторваться от ее губ, и все же Брайенна почувствовала себя будто пойманной в клетку, откуда ей вовсе не хотелось освобождаться. Тонкие ручейки расплавленного золота побежали по жилам, разнося жар в каждый уголок тела девушки.
   Брайенна закрыла глаза и отдалась восхитительным ощущениям. Именно так он целовал ее во сне!
   Так вот она — настоящая магия!
   Этим поцелуем Хоксблад как бы предъявил права на Брайенну, признал, что она принадлежит ему, — именно так губы любовника должны ставить несмываемую печать на губах возлюбленной.
   — Твой рот создан для любви, — тихо сказал он, чуть отстранившись. Звук низкого голоса развеял очарование. Девушка открыла глаза, уставившись как завороженная на Кристиана, но тут же опомнилась, вонзила шпоры в бока лошади и ускакала. Однако, избавившись от присутствия Хоксблада, Брайенна не могла отделаться от мыслей об этом человеке. Он преследовал ее как тень весь остаток дня и почти круглую ночь.
 
   Джоан Кент и Эдуард, принц Уэльский, встретились, как было условлено, в лесу и оставались там, пока все охотники не отправились в Виндзор. Потом молодая пара поехала по заросшей колокольчиками поляне к находившемуся в трех милях[32] пруду, где они часто купались детьми.
   Эдуард успел добраться туда чуть раньше, и сердце Джоан тревожно забилось при виде любимого. Во всем христианском мире не было принца красивее, и ее переполняла решимость завоевать его!
   Привязав ее кобылу к дереву, Эдуард поднял руки, чтобы снять девушку с седла. Джоан смотрела в его глаза, чтобы навеки запечатлеть это мгновение в памяти. Солнце переливалось в его золотистых волосах, зубы ярко блестели на загорелом лице, темно-синие глаза сверкали, как сапфиры. Сердце девушки трепетало от любви к нему. Она бросилась в объятия принца, окутанная кружевной пеной взвихрившихся нижних юбок, и, задыхаясь, прошептала:
   — Я надела зеленое, чтобы не было заметно травяных пятен.
   Охваченный жгучим желанием, Эдуард застонал. Он намеревался всего лишь остаться наедине с девушкой, говорить с ней, смеяться и, разумеется, сорвать поцелуй-другой. Но теперь, когда они были одни, в этом зачарованном месте, пробуждавшем светлые детские воспоминания, безумное желание овладеть Джоан вытеснило все остальное.
   Затененный пруд выглядел спокойным и влекущим. Эдуард отнес Джоан в высокую траву на берегу и встал перед ней на колени.
   — Жанетт, знаешь ли ты о моих чувствах к тебе? Ты навсегда покорила мое сердце.
   Джоан обхватила руками его шею и подняла голову в ожидании поцелуя. Эдуард нежным прикосновением притронулся к ее губам. Он так много хотел сказать ей, но знал, что, стоит завладеть ее ртом, и для слов не найдется времени.
   — Жанетт, я хочу жениться на тебе, и уже говорил об этом королю.
   Джоан отстранилась, чтобы получше разглядеть возлюбленного.
   — Эдуард, ты не должен был этого делать. Нам никогда не позволят пожениться. Мой бедный отец умер с клеймом предателя, и ты сам знаешь, что принц Уэльский должен заключить политический брак.
   Эдуард с досады даже зубами скрипнул.
   — Мои родители тоже твердят об этом. Но я не хочу никого другого, кроме тебя. Остается надеяться только, что их планы опять потерпят крах.
   — Эдуард, довольно и того, что ты хочешь меня, больше я ни о чем не прошу. Я так люблю тебя. Всегда любила, и буду любить. Давай не будем отравлять те немногие часы, которые можем провести вместе. Не стоит думать о том, чего не может быть. У нас есть наше сегодня, и никто не сможет этого отобрать!
   Они отчаянно прильнули друг к другу, и потом он впился в ее губы страстным, обжигающим поцелуем. Оба умирали от жажды поскорее соединить тела, души и сердца в одно целое.
   — Давай искупаемся, как тогда, в детстве, — предложила Джоан.
   Неожиданно это показалось самой естественной вещью в мире. Оба без всякого смущения начали раздеваться. Эдуард сбросил дублет, Джоан, сняв тунику и сапоги, осталась в прозрачной нижней юбке, сквозь которую видна была кожа цвета сливок и угадывались женственные изгибы изящной фигуры.
   — Позволь помочь тебе снять сапоги, — лукаво прошептала она. — Принцы никогда не могут раздеться сами.
   Эдуард оперся спиной о дерево и поднял ногу, развеселившись при мысли о том, что это крохотное создание надеется стащить сапоги с шестифутового великана. Когда девушка наклонилась, взгляд Эдуарда невольно приковали упругие груди, распиравшие корсаж. Первый сапог снялся легко, но второй никак не хотел поддаваться. Девушка тянула изо всех сил и внезапно полетела вместе с сапогом в высокую траву, заливаясь звонким, почти детским смехом.
   Эдуард мгновенно придавил ее к земле и стянул с плеч сорочку, желая поскорее увидеть нежные груди. Она лежала перед ним, обнаженная до талии, во всей своей розово-кремовой прелести. Маленькая ручка, словно притягиваемая магнитом, потянулась к могучей груди, поросшей влажными от пота золотистыми завитками. Когда ее пальцы запутались в них, Джоан вскрикнула от радости, ощущая любимого так близко.
   Он смял ртом ее губы, и оба долго наслаждались вкусом поцелуя. Руки Эдуарда начали ловко расплетать ее косы. Серебристые тонкие волосы стали для него нерасторжимыми путами, ловушкой, сладостной приманкой! Он жаждал завернуться в них, ощущать этот струящийся шелк между их обнаженными телами.
   — Не расплетай косы, пока мы не искупаемся, — попросила Джоан.
   «Маленькая невинная хитрость, — думал Эдуард, — неужели она не понимает, что я не хочу купаться и мечтаю лишь о том, как овладеть ею?..»
   — Доставь мне удовольствие, — попросил он вслух, — хочу увидеть твои волосы распущенными.
   У Джоан не было желания сильнее, чем подарить радость любимому. Она помогла ему расплести косы и сидела, не двигаясь, пока Эдуард окутывал ее плечи серебряным покрывалом волос.
   Девушка, прерывисто дыша, ждала, пока он снимал с нее сорочку, потом поднимал ее ножки, стягивая чулки. Ее подвязки — пена из кружев и жемчуга, были высоко на бедрах, а между ними виднелся крошечный островок серебряных завитков. Все в Джоан было столь восхитительно-женственным, что ни один мужчина, тем более такой мужественный, как Эдуард, не смог бы устоять. Когда принц зарылся лицом в душистые локоны, Джоан была потрясена до глубины души. Он обжег поцелуем венерин холм и, чуть отстранившись, долго глядел на нее и не мог наглядеться. Раздвинув ноги девушки, он пригладил светлые завитки и, сжав потаенное местечко между бедрами, проник средним пальцем в благоухающую пещерку. Она была маленькой, а копье Эдуарда угрожающе напряглось и набухло. Он ни за что не сумеет овладеть любимой, не причинив ей страшную боль, — такая миниатюрная девушка не сможет принять его целиком.
   Ее мышцы конвульсивно сжали его палец, и Джоан охнула от неожиданно накатившегося наслаждения.
   — О-о-о, как прекрасно, Эдуард!
   Тонкие пальчики пытались дотянуться до его тугого естества, распирающего лосины.
   — Я хочу тебя, Эдуард.
   — Нет, милая, я слишком велик для тебя.
   — Мне все равно! — страстно выкрикнула она. — Я хочу этого! Я целую вечность желала тебя Эдуард!
   Он притянул ее к себе на колени и начал одевать. Руки его дрожали.
   — Я тоже невыносимо хочу тебя, любовь моя, но доверься мне. Мы должны провести вместе целую ночь, чтобы увенчать нашу любовь. Нам нужны покои с мягкой постелью, где нас никто не потревожит. И я все делаю для этого, скоро… Скоро, — поклялся принц.
   Джоан чувствовала себя в раю, осознав, какую власть приобрела над богоподобным принцем.
   — Эдуард, я так люблю тебя. И хочу, чтобы ты был первым.
   — Первым и последним, — прорычал он нежно, осторожно натягивая на Джоан тунику, и снова поцеловал девушку, упиваясь сладостью ее губ.
   — О, моя драгоценность, — пробормотал он, прижимаясь губами к ее шее. Посадив девушку на своего коня, прикрепил узду кобылки к седлу. Когда вдали показался замок Виндзор, сильные руки Эдуарда пересадили Джоан на ее лошадь. Послав девушке воздушный поцелуй, принц ускакал.
   Она долго смотрела ему вслед, чувствуя себя наверху блаженства. Принц любит ее! Только любовь могла сделать его достаточно глупым или храбрым, чтобы заявить королю и королеве о своем желании жениться на Джоан Кент.

Глава 10

   Принц Эдуард придирчиво отбирал молодых дворян, которые должны сопровождать его во Францию, и послал в Беркхемстед за сотней тяжеловооруженных всадников и сотней валлийских лучников.
   Лучшие воины графа Уоррика тренировались в Виндзоре. Он решил взять с собой большую их часть — четыреста всадников и двести лучников. Еще пятьсот прибыли из Савойского дворца Ланкастеров, расположенного в нескольких милях вниз по течению Темзы.
   Король собрал две тысячи человек из королевских крепостей Вудсток, Хейверилл и Гентингдон. Остальные три тысячи должны были прибыть из гарнизонов в Рочестере и Колчестере, расположенных рядом с портом Ипсвич, где находился флот.
   Принц Эдуард думал, что Лайонел тоже присоединится к ним, но отец сказал, что королева упросила оставить его в Англии.
   — Неужели ты хочешь, чтобы он превратился в слабака? — раздраженно спросил Эдуард.
   — Я обещал матери, что Лайонел не будет участвовать в сражениях, пока не достигнет пятнадцати лет.
   — Какое отношение имеет к этому возраст? Он силен, как бык, и выше и шире в плечах, чем ты и я:
   — Это Лайонел просил тебя замолвить за него словечко? — осведомился король.
   — Нет, он придет в бешенство, когда узнает, что остается, — заметил Эдуард.
   Не один принц Лайонел был вне себя. Его лейтенант Роберт де Бошем тоже едва не лопался от злости.
   «Боже всемогущий, просто невероятно! — думал он про себя. — Вне всякого сомнения, это дело рук принца Уэльского! Хочет всю славу присвоить себе!»
   Он все еще никак не мог забыть унизительную пощечину Эдуарда.
   — Я пойду и поговорю с отцом, — твердо сказал вслух Роберт. — Может, Уоррик заставит короля изменить решение.
   Но, когда Роберт поговорил с графом и узнал, что Кристиан Хоксблад отправляется во Францию, а он — нет, жгучая ненависть расцвела в его душе пышным цветом. Споры ни к чему не привели. Уоррик судил о человеке по его способности подчиняться приказам.
   Вернувшись к принцу Лайонелу, Роберт долго выражал ему сочувствие. Молодой великан рвал и метал и несколько успокоился только после того, как разбил в щепки дубовый обеденный стол.
   Ярость Роберта искала другого выхода. И постепенно семена мести пустили корни.
   — Теперь, ваше высочество, по здравому размышлению считаю, что король, возможно, прав, не позволяя вам ехать. Вы — следующий в роду наследник трона и, случись что с Эдуардом, станете в будущем королем. Думаю, в отсутствие отца и брата вам должны вручить скипетр и наградить титулом принца-регента[33].
   Роберт знал, что Лайонел был любимым сыном королевы Филиппы.
   — Почему бы вам не поговорить с матерью? Уверен, у нее найдутся способы убедить Совет принять нужное решение.
   Принц Лайонел мгновенно утешился. Неплохо бы покрасоваться на троне, стать объектом лести и поклонения. Не говоря уже о подчинении прекрасного пола его необузданным желаниям.
   Но Роберта де Бошема было не так легко умиротворить. Ревность, унижение и ненависть породили жажду мести.
   По дороге в Ипсвич король, Уоррик и принц Эдуард не раз беседовали с Кристианом Хоксбладом и могли убедиться, насколько велики его познания.
   В войске, насчитывавшем шесть тысяч человек, всегда кто-нибудь недомогал или ухитрялся получить то или иное не опасное для жизни увечье, а, кроме того, возни кали ссоры и драки. Хоксблад, очевидно, обладал познаниями в медицине, а его оруженосцы прекрасно разбирались в лошадях.
   Уоррик замечал, что воины, которыми командовал принц, были самыми дисциплинированными, хотя большинство из них ни разу не побывали в сражении. Поведение их было безупречным, поскольку тон задавали принц Уэльский и Кристиан. Уоррик решил поставить сына во главе двухсот человек. Кристиан был прирожденным полководцем, не раз испытавшим ярость битв, и, кроме того, единственным, кто знал точное местонахождение французского флота.
   Оруженосец принца Уэльского, сэр Джон Чандос, был старше Эдуарда, как, впрочем, и Пэдди и Али были старше Кристиана. Все пятеро много времени проводили в обществе друг друга. Принц Эдуард впервые участвовал в военной кампании, и остальные четверо заключили безмолвный договор, решив оберегать его.
   В ночь перед отплытием Кристиан знал, какие мысли теснятся в голове Эдуарда. Принц не боялся встретиться с врагом, он опасался лишь, что может уронить себя в глазах отца и своих людей.
   Все пятеро сидели в шатре Хоксблада. Али растирал Кристиана и принца смесью миндального масла и ладана, пока Пэдди и Джон Чандос выбирали и чистили доспехи, которые надо было надеть перед посадкой на корабль.
   Принц Эдуард размышлял вслух:
   — Если мы сойдем на берег до того, как встретим французский флот, не знаю, сможем ли обойтись без лошадей. Всю жизнь меня учили сражаться в седле.
   Кристиан исходил из своего военного опыта.
   — Не лошади выигрывают битвы, а люди. Самое тяжелое время — до и после боя, но как только начнется сражение, поверьте, вас сразу наполняет Божественная сила, изгоняющая страх, сомнения, усталость и боязнь поражения. Спокойствие снисходит на вас, и вы способны собрать воедино все мысли, энергию и силу. Приходит ощущение всемогущества, все видно в таком кристально-ясном свете, что можно противостоять любой опасности. Все сводится к простому выбору — сражаться или бежать, победить или проиграть, жить или умереть.
   — Мой отец, король, всегда верит в победу и способен заставить поверить других. В этом его сила, — тихо заметил Эдуард.
   — Это дар богов, — ответил Кристиан. — Я тоже твердо уверен в нашей победе. И знаю, что битвы выигрываются еще до того, как они начинаются.
   Эдуард согласно кивнул.
   Когда принц ушел к себе, Пэдди, охваченный сомнениями, обычно витающими в воздухе перед военной кампанией и хорошо знакомыми любому воину, заметил:
   — Чандос спрашивал меня, сколько мы пробыли во Фландрии. Я не признался, что мы в жизни не ступали туда ногой.
   Кристиан сжал плечо Пэдди, стремясь передать ему свою уверенность.
   — Отбрось все сомнения, Пэдди. Французский флот стоит именно там, где я сказал.
   Али добавил, обращаясь к ирландцу.
   — Его обучили полностью доверять своим инстинктам и никогда не сомневаться в себе. Такова священная тайна его жизни.
   — Эти восточные фокусы непостижимы для меня, Али-Баба, — покачал головой Пэдди.
   — Ну, нет, Пэдди-Свинтус, хозяин обучался магическим ритуалам в тайном ордене рыцарей-тамплиеров. Хотя они живут на Востоке, подозреваю, что в жилах большинства из них течет ирландская кровь.
   — Иисусе, теперь мне что-то не по себе! Всякий, у кого хоть капля мозгов, знает, что ирландцы просто шайка бессовестных мошенников.
   — Кому же это лучше известно, как не тебе!
   Пэдди невольно расхохотался, и смех сразу же вытеснил все мрачные мысли и страхи. Неотъемлемыми свойствами каждого ирландца были уныние и пессимизм. И теперь Пэдди изо всех сил пытался побороть желание напиться до потери сознания, чтобы забыть о предстоящей встрече со смертью. Но он держался подальше от бочонков с элем еще и по той причине, что боялся презрения Хоксблада больше, чем смерти.
   Кристиан Хоксблад долго лежал без сна. Да, английский флот прекрасно оснащен. Большие корабли вооружены бронзовыми длинноствольными пушками. Адмиралы позаботились о солидных запасах ядер и пороха, что, однако, усиливало опасность взрыва при прямом попадании в судно.
   Кристиан предался медитации, которая всегда предшествовала видениям, и был поражен тем, что предстало перед его внутренним взором. Интуиция подсказала: французы начеку и в эту минуту обсуждают план обороны большой гавани Слейса. Их корабли выстроены в четыре линии. В центре первой красовались три великолепных английских судна, захваченных в результате набегов на побережье. Корабли соединены между собой железными цепями, чтобы бывшие хозяева не могли их отбить.
   Кристиан направил мысленный взор еще дальше во времени. Он видел, что палубы кораблей кишат генуэзскими арбалетчиками, а на сторожевых башнях полно лучников. Видение ничем особенным не отличалось от предшествующих, Кристиан спокойно уснул.
   Они отплывали на рассвете, но, прежде чем подняться на борт корабля, Хоксблад отвел в сторону Уоррика, командовавшего всей операцией
   — Доверишь ли ты мне показывать дорогу? Уоррик пристально всмотрелся в смуглое лицо и не обнаружил ни малейших признаков измены, лишь искренность и прямота были во взгляде Кристиана. В ответ на вопрос граф кивнул.
   — Доверю. Выстоим или падем вместе.
   Кристиан колебался, Уоррик был обыкновенным здравомыслящим, прямолинейным командиром, которому нет дела до каких-то там видений и прочей сверхъестественной чепухи. Однако Кристиан все же решился.
   — Французы поместили «Эдуарда», «Розу» и «Кэтрин» в переднюю линию обороны, поскольку уверены, что мы попытаемся их отбить, но приковали их цепями к своим судам. В результате они могут быть уничтожены. Вход в Слейс заблокирован, так что мы не сумеем проникнуть в гавань, но эти глупцы просто не сообразили, что весь французский флот превратился в легкую добычу. Конечно, командуешь здесь ты, но, на твоем месте, я разместил бы на палубе каждого английского судна валлийских лучников и велел бы первым делом уничтожить генуэзских арбалетчиков.
   Никогда еще во всей военной истории морские сражения не велись подобным образом — с луками и стрелами. Лучники на палубе наверняка помешают канонирам, стоящим у пушек. Более того, адмирал Морли поклялся королю вернуть английские корабли.
   Уоррик задумчиво потер нос, гадая, откуда удалось сыну добыть эти сведения. Поразмыслив, решил не спрашивать, просто нахлобучил шлем на седеющие волосы и, повернувшись, стал выкрикивать приказы.
   Перед тем как подняться на борт вверенных им кораблей, Кристиан и Эдуард пожали друг другу руки. Потом судно Хоксблада, подняв якорь, направилось к северу от пролива Па-де-Кале
 
   Роберт де Бошем искал Брайенну. Та возвращалась после ежедневных занятий с дамой Марджори, когда жених заступил ей дорогу. Девушка понимала, как оскорблена гордость Роберта тем, что отец и сводный брат отправились сражаться, оставив его в Англии
   Жалость затопила сердце Брайенны.
   — Роберт, как ужасно, что вам приходится сидеть здесь. Это так несправедливо!
   Роберт, рассмеявшись, небрежно отмахнулся.
   — Принц Лайонел разочарован, но политические причины требовали его присутствия в Виндзоре, а поскольку я служу ему — мой долг оставаться здесь, охранять не только королеву, но и прекрасных дам.
   Казалось, он раздувался от тщеславной гордости. Ей не стоило ничего ему говорить. Роберт не нуждался в сострадании.
   — Тогда на вас лежит гораздо большая ответственность, — вежливо заметила Брайенна.
   — Если король или принц Уэльский будут убиты, принц Лайонел станет наследником трона.
   Брайенна внутренне сжалась. Господи Боже, неужели он надеется на это? Но тут же угрызения совести отогнали неприятные мысли. Она несправедлива к Роберту Он, конечно, ни о чем подобном не помышлял! Просто объяснил положение дел. В конце концов, его долг быть готовым к любой неожиданности.
   — Поскольку основание для новой Круглой Башни уже заложено, я поговорил с королем насчет бедфортдшрского камня для строительства, и он велел мне надзирать за доставкой.
   Брайенна удивилась: почему Роберт решает все сам, не посоветовавшись с ней? В конце концов, об официальной помолвке еще не было объявлено!
   Я посчитал, что это даст мне возможность самому осмотреть Бедфорд. Король подумал, что вы, возможно, захотите ненадолго съездить домой, а я мог бы сопровождать вас.
   Предложение навестить родной дом немного смягчило Брайенну — в конце концов, Роберт заботится о ее интересах. Отец девушки, состоя на королевской службе, погиб в сражении с шотландцами, когда Брайанне было всего двенадцать. С тех пор она жила в Виндзоре. Король назначил управляющего замком Бедфорд и всеми владениями, а доходы от имения собирались в королевскую казну.
   После свадьбы она должна была проводить полгода в Бедфорде, а полгода — в замке мужа. Поскольку Брайенна была богатой наследницей, достаточно знатной, чтобы находиться под опекой короля, она как само собой разумеющееся принимала то, что жених тоже будет владеть землями и замками. И, хотя знала, что собственность женщины переходит после свадьбы к мужу, все же надеялась, что тот окажется достаточно великодушным и передаст состояние жены их детям, если, конечно, будет на них благословение Божье.
   — Это было бы чудесно! Я уже пять лет не была в Бедфордшире, хотя он всего в пятидесяти милях к северу от Виндзора! Придется попросить у королевы Филиппы разрешения оставить двор.
   Роберт, сжав руку девушки, притянул ее к себе.
   — Это даст нам возможность узнать друг друга поближе.
   Щеки Брайенны мгновенно вспыхнули, и она подняла глаза, желая увериться, что ей нечего бояться этого добродушного белокурого великана, но он застал девушку врасплох и прижался губами к ее губам. Брайенна сначала не нашла в себе сил отстраниться, но поцелуй становился все крепче, он был почти оскорбительно грубым, язык рыцаря бесцеремонно ворвался во влажные глубины ее рта.