— Что случилось?!
   — Это леди Кент… то есть леди Холланд. Она только что узнала о смерти брата.
   Когда Брайенна вбежала в комнату, Джоан, умоляюще протянув к ней руки, прошептала:
   — Не оставляй меня одну, обещай, пожалуйста, обещай!
   — Успокойся, Джоан, конечно, я тебя не оставлю. Клянусь своей жизнью, когда откроешь глаза, увидишь меня здесь.
   Постепенно пальцы, вцепившиеся в руку Брайенны, разжались, и сон снова закружил Джоан в темном водовороте. Королева и дамы одна за другой потихоньку вышли из спальни. После того как Джоан проспала два часа, Брайенна велела Адели и Глинис идти отдыхать, она сама посидит у постели подруги до рассвета.
   Всю долгую ночь Брайенна вспоминала счастливые дни, проведенные с Джоан и Эдмундом. Как они весело флиртовали, обменивались шутками и колкостями! Почему такие странные вещи творятся на свете? Почему ужасные трагедии случаются с хорошими людьми? Нет ничего более жестокого, чем погасить жизнь на заре юности!
   Зачем понадобилось французам и англичанам вести эту бесконечную войну? Где принц Эдуард, куда пропал именно в тот момент, когда больше всего нужен Джоан?! Что, если его убьют? Что, если убьют Кристиана?!
   Глаза Брайенны наполнились слезами.
   «Боже милостивый, не отнимай его у меня, прежде чем мы испытаем хоть немного счастья», — молилась она.
   Когда Джоан проснулась на следующее утро, было уже поздно, но Брайенна по-прежнему сидела у ее постели, как и обещала. Джоан была рада видеть подругу и не могла вынести даже мысли о расставании с ней. Хотя Брайенна обещала скоро вернуться, Джоан пришла в странное волнение.
   — Нет, я не хочу оставаться одна даже на пять минут!
   — Ты не будешь одна, Джоан. Глинис здесь, и кормилицы принесут Дженну, если ты в состоянии поиграть с ней немного.
   Джоан отчаянно ухватилась за ее слова.
   — Да, да, я хочу видеть свою дочь и хочу, чтобы кормилицы постоянно оставались рядом. Не желаю, чтобы они возвращались в детскую! Брайенна, ты должна пойти и убедить королеву. Я не могу быть одна!
   Брайенна понимала — еще немного, и Джоан забьется в истерике. Она, возможно, вообразила, будто с малышкой случится неладное. Размышляя над этим, Брайенна прошла через сад, отделявший крыло Джоан от королевской резиденции и направилась к детской.
   Это была веселая, шумная комната, где дети всех возрастов играли разнообразнейшими игрушками. Сама королева качала колыбель новорожденной, а кормилица Дженны сидела рядом, держа малышку на руках.
   — Ваше Величество, Джоан просит, чтобы Дженне и кормилицам разрешили на время перейти в ее покои.
   — Но ведь Джоан нуждается в отдыхе, пока не придет в себя после смерти бедного Эдмунда, — запротестовала Филиппа.
   — Ваше Величество, Джоан в истерике. Думаю, если малышка будет рядом, она успокоится и это поможет ей пережить трудное время.
   — Ну, конечно! Ты очень проницательна, Брайенна. Помню, когда я потеряла одного из малышей, меня пытались держать в постели, пока я не оправлюсь от потери. Но страдания утихли только после того, как я оказалась в детской вместе с остальными детьми. Мы поставим колыбель в ее спальне, а няньки смогут спать в соседней комнате. Кто бы мог представить, что такая озорница, как Джоан Кент, станет преданной матерью?
   Как только покои Джоан были превращены в детскую, она начала понемногу отвлекаться от горьких мыслей. Правда, она много плакала, но Брайенна заметила, что тоска Джоан уже не так остра. Они часто говорили об Эдмунде и тех счастливых временах, когда, казалось, никому не грозили заботы и беды. Однако Брайенна заметила, что Джоан больше не смеется, а в прекрасных глазах часто мелькает затравленное выражение. Джоан явно боялась кого-то.
   Брайенна надеялась, что с благополучным возвращением принца Эдуарда страх исчезнет. Черный Принц был не только оплотом силы и мужества английской армии, но и непобедимым рыцарем Джоан в сверкающих доспехах.
   Король получил депешу от маршала Уоррика, что Каркассон взят и войско возвращается в Бордо. Уоррик заверил короля, что на юге мятеж больше не вспыхнет.
   Король и королева отпраздновали официальную помолвку принцессы Изабел с лордом Бернаром Эзи. Пиршество было роскошным, и королева Филиппа лично поблагодарила сэра Джона Холланда. Он оказался лучшим камергером из всех, кто раньше занимал эту должность, и сумел распорядиться, чтобы на кухню поступали припасы из экзотических портов Европы и Востока, а также добрая английская баранина, оленина и дичь, не говоря уже о форели, лососине и устрицах самого лучшего качества во всем мире.
   Но на следующий день разразился небывалый скандал — Изабел разорвала помолвку. Король и королева делали все возможное, чтобы заставить ее изменить решение, но, поскольку родители с самого первого дня потакали любому ее капризу, их мольбы никак не действовали на своевольную принцессу.
   Изабел не только завлекла и бросила юношу, но испытывала от этого злобное удовлетворение. Она смеялась в лицо безутешному жениху и наслаждалась терзаниями родителей. Когда убитый горем Бернар угрожал уйти в монастырь, Изабел бессердечно велела ему молиться за нее. Наконец-то Изабел была счастлива! Она причинила боль и опозорила мужчину, отомстив за то, как поступил с ней граф Фландрский. Ее честь, ее неукротимая гордость были удовлетворены.
   Королю и королеве пришлось утешать себя подготовкой к свадьбе принцессы Джоанны. По крайней мере, она была послушной дочерью, готовой выполнить свой долг, не вызывая скандала.
   Армия Черного Принца вернулась в Бордо с тревожными известиями о нашествии «черной смерти»[58], начавшейся в Константинополе и, по слухам, уже опустошавшей порты на Черном море. Один солдат в войске Уоррика умер ужасной смертью, извиваясь в конвульсиях, его рвало кровью, а лицо почернело. Принц и Уоррик приказали немедленно прекратить болтовню. Страшная восточная болезнь не тронет их! Солдат, должно быть, съел что-то или выпил и отравился. Наказание грозило каждому, кто заговорит о чуме.
   Кристиан Хоксблад и Али тихо побеседовали между собой. У них было собственное мнение о причине смерти солдата, но оба мудро решили молчать, чтобы не вызвать всеобщей паники.
   Брайенна и Адель сидели за шитьем в саду. Приближалось лето, и с каждым днем на клумбах распускались все новые цветы. Розовые и красные бугенвалии вились по белым стенам, жасмин и желтые розы разливали в теплом воздухе пьянящий аромат, привлекая ярко раскрашенных, невиданных в Англии бабочек и птиц.
   Брайенна полюбила этот сад — обитель покоя, мира и безмятежности, куда можно было скрыться от бесконечной суматохи королевского двора. Она также наслаждалась ежедневными купаниями в бассейне и с нетерпением ждала прикосновения восхитительно прохладной воды к разгоряченной коже в полуденные часы, когда все жители Бордо наслаждались традиционной сиестой. После купания, пока сохнут волосы, ей нравилось сидеть на солнце и шить. Длинные пряди совсем выгорели, и Брайенне это казалось очень красивым. Бледно-золотистые прядки завивались на висках и плечах, перемежаясь с более яркими. Брайенна сшила короткую белую тунику, которую намеревалась надевать в бассейн, а Адель трудилась над детской распашонкой.
   — Это для Дженны?
   Лицо Адели светилось радостью.
   — Нет… для другого малыша, для моего!
   — Адель? О небо, даже не знаю, что сказать!
   — В мои годы! Можешь себе представить? Это поистине чудо!
   Брайенна видела, как счастлива Адель, и, по правде говоря, позавидовала ей.
   — Пэдди знает?
   — Нет еще. Мария и Иосиф, представляешь, как он раздуется от бахвальства и как будет важничать перед беднягой Али?!
   Поколебавшись, Брайенна все же выпалила:
   — Не боишься, что он откажется жениться?
   Адель самодовольно усмехнулась, уверенная в своей власти над Пэдди.
   — Не беспокойся, я его дубинкой погоню к алтарю. Но солнце слишком печет сегодня! — заметила она, любовно прикасаясь к животу. — Я собираюсь немного отдохнуть, пока ты будешь купаться.
   Брайенна скинула одежду, натянула короткую белую только что сшитую тунику и скользнула в манящую бирюзовую воду бассейна. Она была довольна собой, поскольку могла теперь оторвать ноги от дна и даже немного проплыть. Один край бассейна был в тени, и она направилась в противоположную сторону, освещенную ярким солнцем. Брайенна закрыла глаза и подняла лицо навстречу приветливым лучам. Длинные волосы, распластанные по воде, отливали золотом.
   Именно такой увидел ее Кристиан и остановился как зачарованный. Ее красота всегда поражала его, но в этой необычной рамке, созданной самой природой, она представляла поистине завораживающую картину. Брайенна не заметила стоявшего в тени Кристиана, который, стараясь не двигаться, упивался ее прелестью, пока она поклонялась солнцу.
   Сердце Кристиана было переполнено любовью к этой необыкновенной женщине. Даже когда Брайенны не было рядом, мысли о ней постоянно теснились в мозгу Кристиана, и сознание того, что она ждет его возвращения, оказалось сладчайшим чувством, когда-либо пережитым закаленным воином и храбрым рыцарем. Счастливее него не найти на земле человека!
   Брайенна — это все, о чем он мечтал, чего хотел и в чем нуждался, прекрасная, умная, одаренная, чувственная и, самое главное, мужественная. Кроме того, она свято верна идеалам чести и долга.
   Углы рта Кристиана чуть растянулись в нежной улыбке. Другой женщины он и не искал, хотя семейная жизнь его была нелегка, так как Брайенна отказывалась дарить любовь человеку, который, по ее мнению, убил собственного брата. Кристиан гордился ее порядочностью. Лучшей матери для его детей, которых он так хотел иметь, нельзя было желать!
   Брайенна сумеет подать им пример чести и достоинства, воспитает настоящими людьми!
   Рано или поздно она поймет, что он не убивал брата ради того, чтобы получить ее. Если же прозрение наступит позже, то послужит поводом вновь и вновь испытывать собственное терпение. Но именно терпения ему временами не хватало.
   Брайенна услыхала звон кольчуги, когда Кристиан начал раздеваться, и затаила дыхание, обрадовавшись, что муж вернулся из похода. Застыв на месте, она наблюдала, как он сбрасывает одежду, явно намереваясь присоединиться к ней в бассейне.
   Хоксблад нырнул и, проплыв под водой весь бассейн, появился на поверхности прямо перед Брайенной. Стряхнув прозрачные капли, он улыбнулся жене.
   — Это Брайенна или морская нимфа из древней сказки? Я знаю, ты не русалка, потому что своими глазами только сейчас видел пару прелестных ножек… и кое-что другое, тоже весьма соблазнительное.
   Кристиану ужасно нравилось наблюдать, как она очаровательно краснеет. Он придвинулся еще ближе, наслаждаясь ее смущением, и тихо сказал:
   — Ты, должно быть, знала, что я приеду. Какой восхитительный способ приветствовать мужа!
   — Я… Я… нне…
   — Ты мне не рада? — с притворным разочарованием вздохнул он. — Хочешь, чтобы я всю жизнь провел в битвах?
   — Нет, конечно, нет! Я счастлива, что вы живы и здоровы, милорд!
   Она с такой осторожностью подбирала слова, так боялась выдать себя, показать, что у нее на сердце, что Кристиан испытал разочарование. Если бы только она, забыв обо всем, бросилась к нему, обняла, сказала, что умрет без него! Кристиан охотно продал бы душу за такую встречу!
   — Меня радует, что тебе нравятся сад и бассейн, — заметил он.
   — Я просто в восторге от сада, — оживилась Брайенна. — Цветы разливают божественный аромат, а вокруг фонтана порхают необыкновенные птицы. А бабочки! Не Могу описать, какие красивые! Всех цветов радуги. Я и понятия о таких не имела!
   — Ты считала, что все бабочки белые? Брайенна мгновенно замерла.
   — Значит, ты читаешь мои мысли? — серьезно спросила она.
   — Брайенна, ты назвала свою белую кобылку «Папильон» — мотылек. Поэтому я и понял, что ты думала, будто бабочки бывают только белыми.
   — О, разумеется, — облегченно вздохнула Брайенна, чувствуя, что вела себя глупо, но тут же рассмеялась вместе с Кристианом.
   — Это говорит о том, что ты так же плохо знаешь французский, как и бабочек. Папильон — имя, больше подходящее для жеребца, чем для кобылки.
   И, нагнувшись, слегка прикоснулся губами к ее губам.
   — Придется научить тебя французскому, — дерзко шепнул он и немедленно приступил к первому уроку.
   Он поднял Брайенну из бассейна и, увидев, как затуманились прекрасные глаза, решил, что не понесет ее в постель, чтобы утолить безумную жажду. Брайенна означала для него гораздо больше, чем можно было выразить словами. Он желал, чтобы они стали спутниками, друзьями и партнерами, а самое главное, любовниками. Кристиан решил, что постарается сдержать себя и наслаждаться чувственным напряжением, возраставшим между ними с каждой минутой.
   Положив Брайенну на край бассейна, он вытянулся рядом, весело улыбаясь, рассыпал влажные золотистые локоны по мрамору, пытаясь поскорее их высушить. Белая сорочка, намокнув, стала прозрачной, а Брайенна, конечно, не подозревала, что тонкая ткань почти ничего не скрывает.
   — Почему бы нам не остаться здесь погреться на солнышке? Клянусь, на свете нет ничего прекраснее, чем отдаваться солнечным лучам. Сейчас принесу душистое масло. Не хочу, чтобы твоя нежная кожа стала такого же отвратительного цвета, как моя.
   Брайенна повернула голову, глядя вслед мужу, поднимавшемуся по лестнице в спальню. Нет, в Кристиане Хоксбладе не могло быть ничего отвратительного. Он притягивал ее с неодолимой силой, и желание броситься за ним становилось все более нестерпимым. Для этого всего-навсего нужно подняться по лестнице в спальню, и Кристиан будет любить ее, страстно, безумно, пока все тревожные мысли до единой не вылетят из головы. Его поцелуи унесут Брайенну туда, где они будут одни во всей вселенной, куда никто не посмеет вторгнуться. Это их рай, рай для двоих, где нет ни мрачных теней, ни призраков. По крайней мере, на какое-то короткое время.
   Почему он не отнес, ее в постель? Может, устал от бесконечных ссор и разлюбил ее? Брайенна закрыла глаза, чтобы прогнать беспокойство, а когда вновь подняла ресницы, Кристиан возвышался над ней во всем своем обнаженном великолепии и наливал в ладонь душистое масло.
   — Повернись на живот, — скомандовал он.
   Кристиан начал со ступней и ласкающими касаниями втер масло в стройные ноги. Когда он добрался до бедер, Брайенна решила, что у ее мужа лучшие руки во всем мире — сильные, жесткие и чуть шершавые от мозолей, прикосновение которых посылало по спине озноб. Ладони сжали упругие ягодицы, а пальцы коварно скользнули в расщелину между нежными округлостями, возбуждая еще неизведанные, но восхитительные ощущения, от которых она вздрагивала, ожидая новых волн наслаждения. Брайенна, охнув, напряглась, когда Кристиан прижался с поцелуем к ее соблазнительным ягодицам, но, когда искусные руки поднялись выше, к плечам, разминая и массируя мышцы, все напряжение куда-то ушло, и Брайенна испытала блаженство.
   Кристиан лег рядом, наблюдая, как трепещут ее ресницы с золотыми кончиками, а уголки губ чуть поднимались от удовольствия, когда солнце ласковыми лучами целует ее кожу.
   — Как хорошо, — хрипловато пробормотал он, ощущая необыкновенное удовольствие от того, что судьба даровала ему несколько часов счастья в этом мирном святилище, которого пока не коснулась жестокая реальность мира.
   Его рука накрыла нежную ладонь, пальцы сплелись, и непривычная радость и покой снизошли на обоих. Как хорошо лежать и дремать на солнце в их уютном раю, где птицы вьются вокруг фонтана и бабочки порхают, с цветка на цветок.

Глава 38

   Принц Эдуард не мог просто так войти в спальню Джоан, переполненную кормилицами, служанками и придворными дамами, поэтому он позвал Рэндела Грея и передал ему наспех нацарапанную записку. Джоан прочла и, вне себя от радости, прижала послание к сердцу, но тут же страх наполнил все ее существо. Что, если Холланд откроет Эдуарду ее постыдный секрет?
   При этой мысли Джоан задрожала. Холланд — развращенное животное, и она знала: он способен на любую подлость.
   Но тут здравый смысл пришел на помощь и подсказал, что Холланд не может уничтожить ее, не уничтожив одновременно себя.
   Желание видеть Эдуарда превозмогло все страхи и сомнения, и Джоан отпустила всех женщин, кроме Глинис, сказав, что собирается немного подремать.
   Когда Глинис пришла за принцем, тот с беспокойством справился о здоровье Джоан. Отец сказал ему о смерти графа Кента, а мать добавила, что сестра Эдмунда была так потрясена этим известием, что все боялись за ее рассудок. Глинис хотела открыть ему причину всех бед, объяснить, что Джоан никогда не оправится от горя, пока ее мужем остается Холланд. Он в глазах валлийки был воплощением самого черного зла. Когда Холланд заговаривал с ней, по коже ползли мурашки. Глинис даже носила с собой гвоздь от сглаза. Но Джоан никогда не жаловалась на мужа, даже не упоминала его имени, и у камеристки не нашлось бы никаких доказательств, что Джоан боится собственного мужа.
   — Миледи еще не пришла в себя после печального потрясения, ваше высочество, но здорова и по-прежнему стройна и прекрасна, совсем как до родов. Однако что-то беспокоит ее. Миледи больше не беззаботна, не весела, как раньше, и страшно боится остаться одна.
   Когда они дошли до двери, Глинис, впустив принца, осталась за порогом, прошептав:
   — Надеюсь, вы — именно то лекарство, которое ей необходимо, ваше высочество.
   — Милая, сможешь ли ты когда-нибудь простить меня за то, что я не был здесь в ту минуту, когда больше всего был нужен тебе!
   — О, Эдуард! Благодарение Богу, с тобой ничего не случилось!
   Руки принца нежно обняли ее. Эдуарду казалось, он понимает, что беспокоит возлюбленную. Она потеряла брата на войне и боялась, что следующей жертвой может стать он, Эдуард.
   Джоан взяла его за руку и подвела к колыбели, где лежала воркующая Дженна. Эдуард поднял девочку, пораженный, что создал нечто столь крохотное и нежное, затем осторожно прижал малышку к груди. Голубые глаза Плантагенетов с любопытством уставились на него. Принц с восторгом слушал, как Джоан подробно, во всех мелочах рассказывает о дочери, но невольно заметил темные тени под прекрасными глазами и то, что она не просто стройна, как прежде, но ужасающе худа. Когда девочка дремала, Эдуард бережно положил ее в колыбельку и поднял Джоан.
   — Крошка Жанетт, сердечко мое, расскажи, что неладно?
   — Эдуард… — Слезы едва не потекли по щекам Джоан. Господь милосердный, она едва не призналась во всем. — Ничего… ничего… только обними меня, — молила она.
   Эдуард опустился в глубокое кресло, посадил Джоан на колени. Она положила голову на его широкую грудь, сильная рука протянулась, чтобы погладить ее волосы, и эта простая ласка оказалась последней каплей. Джоан уткнулась ему в плечо и отчаянно разрыдалась.
   Они поужинали в спальне Джоан и, после того как стемнело и их не могли узнать, погуляли в саду. Позже, когда они уже лежали в постели, Эдуард не сделал попытки овладеть ею, понимал, что Джоан прежде всего нужны сейчас его сила и поддержка.
   Возлюбленная заснула в его объятиях, а Эдуард еще долго лежал, терзаемый сожалением и угрызениями совести. Что он сделал с той, кого любил больше всего на свете? Превратил смеющуюся лукавую озорницу в напуганное, несчастное дитя. Разве он не непобедимый Черный Принц, храбрейший рыцарь во всем христианском мире? Он должен был отмести все возражения короля и королевы, разбить все их доводы против женитьбы на кузине. Выдав ее замуж за другого, он поступил, как трус, покрыв себя позором.
   Может, он сумеет добиться развода? Конечно, это займет много лет и вызовет страшный скандал, но Эдуард сердцем чувствовал, что именно так должен поступать благородный человек. Он ничего не скажет Джоан, пока не наведет справки, иначе может лишь причинить ненужную боль, возбудив пустые надежды. Потом они улетучатся, если выяснится, что расторгнуть брак невозможно. Теперь, со смертью Эдмунда, Джоан достигала гораздо более высокого положения, стала графиней Кент и леди Уэйк Лиддел. Может, ее обширные владения и огромное богатство будут веским доводом в пользу развода и Папа даст на него разрешение?..
   По Бордо продолжали распространяться упорные слухи, что черная смерть, уже унесшая тысячи жизней по всему Средиземноморью, приближается к городу. Двое солдат умерли от таинственной болезни всего за двадцать четыре часа. Хоксблад провел весь вечер с Уорриком, обсуждая, что делать.
   — Тела необходимо сжечь, чтобы зараза не распространялась. Все вновь заболевшие находятся в отдельном доме и под стражей.
   Уоррик кивнул.
   — Сейчас велю отвести здание под лазарет, и каждый солдат должен будет добровольно нести там службу.
   — Нет, — стоял на своем Хоксблад, — так мы перезаразим всю армию. Госпиталь нужно устроить за пределами Бордо, в соседней деревне, где народу поменьше, охранять его должны не добровольцы, а специально выделенные команды. Тогда никто не войдет и не выйдет из деревни и не разнесет болезнь дальше.
   Уоррик тревожно нахмурился, и Хоксблад, спросив, о чем думает отец, поразился: причины для беспокойства у них оказались одни и те же — оба боялись, что чумой, свирепствующей на Востоке, может заразиться мать Кристиана, принцесса Шарон.
   Хоксблад положил руку на сильное плечо отца.
   — Я тоже постоянно о ней думаю.
   Аквамариновые глаза Уоррика, казалось, глядели прямо в душу сына. Это был редкий момент душевной близости между отцом и сыном.
   — Боюсь, что никогда больше не встречусь с ней в этом мире, — признался Уоррик с мрачным смирением.
   Хоксблад улыбнулся отцу, пытаясь успокоить его.
   — У меня перед тобой преимущество: я могу одновременно возносить молитвы Аллаху и просить о милости христианского Бога. Уверен, наши мольбы о ее безопасности не останутся без ответа.
   Но на самом деле Хоксблад вовсе не был столь уверен в этом. Его мучило предчувствие, что мерзкая зараза не обойдет его близких, и, хотя он пытался избавиться от черных мыслей, они становились все навязчивее.
   Когда король и принц Эдуард с мрачными лицами явились в дом Уоррика, отец и сын поняли, что причин для беспокойства даже больше, чем они предполагали. Шпионы короля Эдуарда доносили, что Иоанн[59], новый король Франции, всеми силами стремился искупить вину отца за поражение при Креси и в подражание английскому королю основал свой рыцарский Орден под названием «Орден Девы Марии — покровительницы Королевского дома». Дворяне осаждали короля просьбами о принятии в братство. Во всех донесениях говорилось, что все то время, пока Англия пыталась вести мирные переговоры, ряды французской армии возрастали.
   Король Эдуард с отвращением отбросил депеши, полученные от герцога Ланкастера и касающиеся его визита к Папе в Авиньон. Оказалось, что окружение Папы состоит из одних французов: кардиналы, чиновники, строители и торговцы спешили в Авиньон, чтобы поживиться частью огромного богатства, оставшегося после смерти прежнего Папы.
   Иннокентий, недавно получивший высший духовный сан, отверг предложенные Эдуардом условия и потребовал, чтобы тот оставил притязания на французский трон, обещав взамен гарантировать сохранение суверенной власти над всеми английскими владениями во Франции.
   Впервые в жизни Эдуард заметил, что отец готов смириться с поражением. Он понял, что король сыт по горло войнами и настала его очередь принять брошенный вызов во имя благополучия Англии. Подняв одну и3 депеш, откинутых отцом, принц обратился к Уоррику:
   — Не все новости так уж плохи.
   Узнав, что французы перетянули Папу на свою сторону, Ланкастер послал за своей армией. Вчера войско высадилось в Шербуре.
   — Как, по-вашему, если мы обратимся к нашему союзнику королю Наваррскому, он пришлет помощь? — спросил Уоррик.
   — Ближайший сосед Наварры Карл Испанский — союзник Франции. Скорее всего, Наварра займет выжидательную позицию, посмотрит, куда дует ветер, и только потом примет чью-то сторону, — предостерег Кристиан.
   — Как обычно, нам не на кого положиться, кроме самих себя, — поморщился принц Эдуард.
   — Когда подобные обстоятельства могли нас удержать? — усмехнулся Кристиан.
   — Мы пошлем разведчиков узнать, насколько велико французское войско и приказал ли Иоанн выступить в поход.
   Принц кивнул.
   — А пока я поведу своих людей на север, на соединение с Ланкастером.
 
   Эдуард предпочел бы в одиночку сразиться с врагом, чем сообщить Джоан, что снова должен ее покинуть. Она льнула к возлюбленному, находя утешение и опору в его силе. Уезжая, принц чувствовал, будто бросает ее в беде.
   Эдуард должен был сначала подготовить Джоан к разлуке, а не сообщать об этом в последний момент. С трудом он решился.
   — Милая, армия Ланкастера высадилась в Шербуре и направляется на юг. Я веду своих людей на соединение с ней. Таким образом мы удвоим силы, если начнется новое сражение.
   Они отдыхали на постели, и, хотя было уже поздно, маленькая Дженна, лежа между родителями, болтала ножонками и что-то весело ворковала.
   Кровь отлила от лица Джоан, дрожащая и бледная, она едва смогла выговорить: