Страница:
Кухарка покачала головой.
– Лучше слушай меня, девочка.
– Но если ты любишь его, а он любит тебя… Кухарка резко рассмеялась.
– Любовь – это детские сказки для дураков. Никогда не доверяйся ни одному мужчине, Мэгги.
Эта назойливая фраза непрерывно вертелась в голове Мэгги, хотя мыслями она давно уже возвратилась к настоящему.
Мэгги снова и снова приказывала себе держаться подальше ото всех, когда оказалась в караване, но как-то само собой получилось, что семья Такера стала ей небезразлична.
Во всем виновата она сама. Возможно, Морин не хотела ей зла. Вероятно, она смогла бы стать подругой Сьюзен. Но Такер…
Нет, она не может доверять Такеру. Кухарка права. Он ничем не отличается от остальных мужчин. И причем здесь любовь?
Любовь это детские сказки для дураков.
ГЛАВА 15
ГЛАВА 16
ГЛАВА 17
– Лучше слушай меня, девочка.
– Но если ты любишь его, а он любит тебя… Кухарка резко рассмеялась.
– Любовь – это детские сказки для дураков. Никогда не доверяйся ни одному мужчине, Мэгги.
Эта назойливая фраза непрерывно вертелась в голове Мэгги, хотя мыслями она давно уже возвратилась к настоящему.
Мэгги снова и снова приказывала себе держаться подальше ото всех, когда оказалась в караване, но как-то само собой получилось, что семья Такера стала ей небезразлична.
Во всем виновата она сама. Возможно, Морин не хотела ей зла. Вероятно, она смогла бы стать подругой Сьюзен. Но Такер…
Нет, она не может доверять Такеру. Кухарка права. Он ничем не отличается от остальных мужчин. И причем здесь любовь?
Любовь это детские сказки для дураков.
ДНЕВНИК МОРИН
19 мая
На прошлой неделе произошла трагедия. Маршалл Бейкер и его маленький сын Тимми утонули в Биг-Блу-Ривер. Бедная миссис Бейкер ожидает третьего и должна растить оставшегося в живых сына.
Мы еще не оправились от потрясения, когда в лагере появился человек, назвавший себя дядей Мэгги и Рейчел. К нашему удивлению оказалось, что отец Мэгги – покойный Джереми Харрис, владелец фабрики «Харрис миллз» из Филадельфии. (Какие ужасные воспоминания навевает это название.) Такер не согласился отдать осиротевших девочек дяде, поистине отвратительному человеку, и разрешил им продолжать путь с нами.
Природа и люди объединились против нас, и мы либо выйдем из этой борьбы сильнее и лучше, чем раньше, либо ослабеем и погибнем Господи, дай нам мужество.
ГЛАВА 15
В последующие дни Мэгги делала все возможное, чтобы избежать встреч и разговоров с Такером, а он, казалось, был более чем рад этому: покидал лагерь перед рассветом и возвращался после того, как почти все обитатели лагеря уже спали. И хотя он позволял Мэгги оставаться в одиночестве, которого она, казалось, так желала, отсутствие Такера лишь ухудшало ее настроение, и девушка с каждым днем чувствовала себя все хуже.
Караван медленно продвигался вперед, оставляя позади бескрайние просторы канзасских прерий с деревьями, ручьями и красочными полевыми цветами. На заросших травой равнинах, расстилавшихся перед ними, не виднелось ни одного дерева, и земля казалась совсем чужой для переселенцев из лесистых восточных штатов.
Дэвид описал Платт-Ривер как грязную, мелкую и болотистую, но Мэгги даже не подозревала, насколько точны его слова. Шириной почти в две мили в том месте, где дорога подходила к реке, мутная илистая полоса, известная как река Платт, оказалась всего по колено глубиной. Люди рассказывали, что на дне реки встречаются водовороты с зыбучими песками, и течение в некоторых местах удивительно сильное. Узнав, что они не сразу начнут переходить реку, Мэгги с облегчением вздохнула. Это испытание она с удовольствием отложила бы.
Прошло всего немного больше месяца с отъезда из Индепенденса, а караван Фостера уже подходил к форту Керни, около южного берега реки. Форт состоял из двух угловых блокгаузов, порохового погреба, караульного и офицерских помещений, наблюдательной вышки и казарм. Кроме того, здесь находились почта с лавкой и несколько домов гражданских поселенцев. Крохотный оплот цивилизации привлекал фермеров и трапперов тем, что представлялся им чем-то вроде убежища для переселенцев, и неизвестное будущее казалось менее угрожающим. Они провели здесь два дня, пополняя запасы. Лошади были перекованы. Женщины лихорадочно стирали и пекли, а мужчины по вечерам устраивали попойки, не жалея денег на виски, щедро поставляемое приветливыми хозяевами лавки.
Это была их последняя ночь в форте Керни. Завтра они снова отправятся в путь, все глубже проникая в самое сердце незнакомой враждебной территории. Когда костры начали затухать, Морин отправилась к Сьюзен Бейкер, которая последнее время плохо себя чувствовала. Мэгги осталась укладывать детей.
Когда все затихло, Мэгги устроилась у огня и вытянула перед собой руки. Ладони настолько загрубели, что, садясь за шитье, она постоянно вытягивала из ткани крошечные ниточки. Но, по крайней мере, хоть волдырей стало меньше. Обожженная рука Морин зажила, и Морин предложила править мулами по очереди, но девушка отказалась. Хоть этим она сможет отплатить Морин за доброту.
Вздохнув, Мэгги налила себе кофе и, медленно прихлебывая, попыталась представить, сколько еще все это может продолжаться. Даже здесь, в форте Керни, она почти не видела Такера и сердилась на себя за то, что чувствует его отсутствие. Мужчина – любой мужчина – ничего не принесет ей, кроме бед. Зря она вообще начала доверять Такеру.
Однако сейчас девушка не могла отрицать, что тоскует по тому времени, когда сидела за ужином напротив него, а взгляд темных глаз провожал каждое ее движение… Как не хватает ей объятий этих сильных рук…
– Добрый вечер, Мэгги.
Девушка испуганно оглянулась и увидела Такера.
– Где мать? Уже спит?
– Нет…
Сердце лихорадочно забилось. Хоть бы он сел, чтобы не пришлось так высоко закидывать голову!
– Сьюзен неважно себя чувствует, и миссис Брениген решила посидеть с ней.
Сняв шляпу, Такер сел на табурет.
– Кофе еще остался?
Мэгги кивнула и налила ему кофе. Пальцы их на миг соприкоснулись. Словно удар молнии пронзил Мэгги, и ей страстно захотелось узнать, ощущает ли он то же самое. Но, тут же опомнившись, она отстранилась и стала искоса посматривать на пившего кофе Такера. Красноватые отблески умирающего пламени бросали странные тени на благородные очертания его лица.
На Такере была рубашка, которую так спешила дошить Морин. Он выглядел совсем другим, чем при первой встрече. Стройнее. Сильнее. И гораздо красивее, чем раньше.
Мэгги поспешно отвела глаза, злясь на себя и на свои неуместные мысли.
– Мэгги, нам надо поговорить.
Взгляды их встретились… Да-да, она хотела, но боялась этой минуты.
– Не уверен, что твой дядя объяснил, каковы наши намерения.
Их намерения. Она, конечно, права голоса не имеет. Мэгги изо всех сил старалась сдержаться.
– Он вообще почти ничего мне не сказал. Почему бы тебе не сделать это вместо него?
– Я взял на себя ответственность за вас с Рейчел, пока мы не сможем найти Маркуса Сэндерсона и точно узнать содержание завещания твоего отца. Твой дядя согласился позволить вам жить с нами в Бойсе, пока не отыщется мистер Сэндерсон.
– Понимаю.
– Плохо, если найти его не удастся. К сожалению, тогда у нас не будет законных прав воспрепятствовать дяде забрать вас на Восток. Но я сделаю все возможное, чтобы этого не произошло.
– Как благородно с вашей стороны, мистер Брениген. Уверена, что так оно и будет.
Кровь кипела в жилах девушки. Ей страстно хотелось спросить Такера, почему бы просто не отослать их назад и не покончить с этим, и объяснить ему, что фабрики ничего не стоят и он не разбогатеет, даже если женится на ней. И Мэгги не терпелось заявить, что ни один мужчина не станет ее хозяином и не посмеет больше никогда запугивать и угнетать ее.
Но вместо этого Мэгги медленно поднялась и зашагала прочь, бросив через плечо:
– Спокойной ночи!
– Мэгги! Подожди!
Девушка оглянулась. Такер встал, и девушка остро ощутила его напряженный взгляд, хотя в темноте не было видно его глаз.
– Ты многого не рассказала мне. Может, я сумел бы лучше помочь, если бы больше знал о тебе. Почему ты не поговоришь со мной, не скажешь правду?
Терпение девушки наконец лопнуло.
– Правду! – прошипела она, резко повернувшись к Такеру. – Ты желаешь услышать правду!
Шагнув ближе, она наклонилась над огнем.
– Ну так вот тебе правда! Ни ты, ни кто другой не помешает мне добраться до Орегона. Вы с моим дядюшкой можете строить любые планы, заключать любые соглашения, но мы не собираемся жить в Айдахо ни при каких обстоятельствах. Я не нуждаюсь в твоей помощи. Если даже мистер Сэндерсон не сумеет ничем нам помочь и если я даже неправа по поводу завещания папы, даже если мистер Сэндерсон умер, ничто, слышишь, ничто, ни на небе, ни на земле, не заставит меня вернуть Рейчел Сету Харрису. Я скорее умру.
Серые глаза Мэгги сверкали бешенством, но в ярости она была еще красивее. В эту минуту Такер забыл о том, как лгала Мэгги, чтобы попасть в караван, и что она оказалась племянницей Сета Харриса. Он почти не слышал и с трудом понимал ее гневные речи.
Такер одним прыжком обогнул костер, схватил ее за руки, притягивая к себе, заглушая протесты жгучим и пламенным поцелуем, в котором не было ни капли нежности: рот хищно впивался в ее губы, пальцы правой руки запутались в волосах Мэгги, вынуждая ее откинуть голову, а левая рука еще сильнее прижала ее к мускулистой груди. Он ощущал неровный стук ее сердца под упругим холмиком.
Сначала Мэгги сопротивлялась, но внезапно затихла и замерла. И ответила на поцелуй, растаяв в его объятиях, обвив руками шею Такера. Огонь, пылавший в ее глазах, перекинулся на ее губы, грозя спалить сердце Такера, а раскаленная кровь бурлила в жилах. Оглушающее, неведанное никогда в жизни желание взорвалось в Такере.
Если он не остановится сейчас, значит, не остановится вообще.
Руки Такера легли на плечи девушки, и, тяжело вздохнув, он твердо отстранил ее. До него доносилось ее прерывистое дыхание, звучащее почти в такт его собственному. Ее глаза напоминали низко нависшие грозовые облака, темные, таинственные, угрожающие.
Его сбивали с толку многие вещи, когда речь шла о Мэгги, но единственное, что не смущало его – желание, которое она будила в нем. Он хотел ее больше, чем любую женщину на свете, и эта страсть усиливалась каждый раз, когда он видел ее. И то, что он потерял над собой контроль и поцеловал ее, еще ухудшало положение вещей.
Такер страстно желал, чтобы существовало какое-то простое объяснение его чувств к ней. Он поклялся, что ни одна женщина не сделает больше из него дурака. Но Мэгги! Он все время думал о ней, находясь наедине с собой. Она лгала ему, но даже это он был готов простить. Если бы Такер только смог уговорить Мэгги рассказать ему все…
Тишину ночи внезапно нарушила громкая пощечина. Ладонь Мэгги с треском опустилась на щеку Такера.
– Никогда больше, Такер Брениген, – прошептала она, – никогда больше не дотрагивайся до меня.
Он потянулся к ней, но было поздно. Мэгги повернулась и в вихре юбок исчезла в темноте.
В Такере взыграла ярость. Будь она проклята! При чем тут он? К чему злиться именно на него? Разве он не сделал все, чтобы помочь ей? Не дал убежище, еду и место в фургоне, чтобы добраться до Орегона? Не защитил от этого гнусного животного, дядюшки? А ведь мог попросту отказаться от нее и Рейчел. И это вся благодарность за заботу? За любовь?
А ведь он вправду любил ее. Слишком любил. Обыкновенный здравый смысл подсказывал ему оставить Мэгги в покое, позволить гневу выжечь все чувства к ней.
Но тут Такер вспомнил о том, как целовал ее всего несколько минут назад. Он понял – она испытывала то же, что и он. И в своей невинности хотела его так же сильно, как он желал ее. Только Такер знал, что одних поцелуев в темноте ему недостаточно.
– Каковы бы ни были твои секреты, – тихо сказал Такер, глядя на то место, где только что стояла Мэгги, – я собираюсь раскрыть их. До нашего расставания еще больше тысячи миль.
Повернувшись, он поднял чашку с кофе, сделал глоток и выплеснул оставшуюся жидкость в костер, подняв при этом сноп искр. Нет, для них обоих даже тысячи миль недостаточно.
Караван медленно продвигался вперед, оставляя позади бескрайние просторы канзасских прерий с деревьями, ручьями и красочными полевыми цветами. На заросших травой равнинах, расстилавшихся перед ними, не виднелось ни одного дерева, и земля казалась совсем чужой для переселенцев из лесистых восточных штатов.
Дэвид описал Платт-Ривер как грязную, мелкую и болотистую, но Мэгги даже не подозревала, насколько точны его слова. Шириной почти в две мили в том месте, где дорога подходила к реке, мутная илистая полоса, известная как река Платт, оказалась всего по колено глубиной. Люди рассказывали, что на дне реки встречаются водовороты с зыбучими песками, и течение в некоторых местах удивительно сильное. Узнав, что они не сразу начнут переходить реку, Мэгги с облегчением вздохнула. Это испытание она с удовольствием отложила бы.
Прошло всего немного больше месяца с отъезда из Индепенденса, а караван Фостера уже подходил к форту Керни, около южного берега реки. Форт состоял из двух угловых блокгаузов, порохового погреба, караульного и офицерских помещений, наблюдательной вышки и казарм. Кроме того, здесь находились почта с лавкой и несколько домов гражданских поселенцев. Крохотный оплот цивилизации привлекал фермеров и трапперов тем, что представлялся им чем-то вроде убежища для переселенцев, и неизвестное будущее казалось менее угрожающим. Они провели здесь два дня, пополняя запасы. Лошади были перекованы. Женщины лихорадочно стирали и пекли, а мужчины по вечерам устраивали попойки, не жалея денег на виски, щедро поставляемое приветливыми хозяевами лавки.
Это была их последняя ночь в форте Керни. Завтра они снова отправятся в путь, все глубже проникая в самое сердце незнакомой враждебной территории. Когда костры начали затухать, Морин отправилась к Сьюзен Бейкер, которая последнее время плохо себя чувствовала. Мэгги осталась укладывать детей.
Когда все затихло, Мэгги устроилась у огня и вытянула перед собой руки. Ладони настолько загрубели, что, садясь за шитье, она постоянно вытягивала из ткани крошечные ниточки. Но, по крайней мере, хоть волдырей стало меньше. Обожженная рука Морин зажила, и Морин предложила править мулами по очереди, но девушка отказалась. Хоть этим она сможет отплатить Морин за доброту.
Вздохнув, Мэгги налила себе кофе и, медленно прихлебывая, попыталась представить, сколько еще все это может продолжаться. Даже здесь, в форте Керни, она почти не видела Такера и сердилась на себя за то, что чувствует его отсутствие. Мужчина – любой мужчина – ничего не принесет ей, кроме бед. Зря она вообще начала доверять Такеру.
Однако сейчас девушка не могла отрицать, что тоскует по тому времени, когда сидела за ужином напротив него, а взгляд темных глаз провожал каждое ее движение… Как не хватает ей объятий этих сильных рук…
– Добрый вечер, Мэгги.
Девушка испуганно оглянулась и увидела Такера.
– Где мать? Уже спит?
– Нет…
Сердце лихорадочно забилось. Хоть бы он сел, чтобы не пришлось так высоко закидывать голову!
– Сьюзен неважно себя чувствует, и миссис Брениген решила посидеть с ней.
Сняв шляпу, Такер сел на табурет.
– Кофе еще остался?
Мэгги кивнула и налила ему кофе. Пальцы их на миг соприкоснулись. Словно удар молнии пронзил Мэгги, и ей страстно захотелось узнать, ощущает ли он то же самое. Но, тут же опомнившись, она отстранилась и стала искоса посматривать на пившего кофе Такера. Красноватые отблески умирающего пламени бросали странные тени на благородные очертания его лица.
На Такере была рубашка, которую так спешила дошить Морин. Он выглядел совсем другим, чем при первой встрече. Стройнее. Сильнее. И гораздо красивее, чем раньше.
Мэгги поспешно отвела глаза, злясь на себя и на свои неуместные мысли.
– Мэгги, нам надо поговорить.
Взгляды их встретились… Да-да, она хотела, но боялась этой минуты.
– Не уверен, что твой дядя объяснил, каковы наши намерения.
Их намерения. Она, конечно, права голоса не имеет. Мэгги изо всех сил старалась сдержаться.
– Он вообще почти ничего мне не сказал. Почему бы тебе не сделать это вместо него?
– Я взял на себя ответственность за вас с Рейчел, пока мы не сможем найти Маркуса Сэндерсона и точно узнать содержание завещания твоего отца. Твой дядя согласился позволить вам жить с нами в Бойсе, пока не отыщется мистер Сэндерсон.
– Понимаю.
– Плохо, если найти его не удастся. К сожалению, тогда у нас не будет законных прав воспрепятствовать дяде забрать вас на Восток. Но я сделаю все возможное, чтобы этого не произошло.
– Как благородно с вашей стороны, мистер Брениген. Уверена, что так оно и будет.
Кровь кипела в жилах девушки. Ей страстно хотелось спросить Такера, почему бы просто не отослать их назад и не покончить с этим, и объяснить ему, что фабрики ничего не стоят и он не разбогатеет, даже если женится на ней. И Мэгги не терпелось заявить, что ни один мужчина не станет ее хозяином и не посмеет больше никогда запугивать и угнетать ее.
Но вместо этого Мэгги медленно поднялась и зашагала прочь, бросив через плечо:
– Спокойной ночи!
– Мэгги! Подожди!
Девушка оглянулась. Такер встал, и девушка остро ощутила его напряженный взгляд, хотя в темноте не было видно его глаз.
– Ты многого не рассказала мне. Может, я сумел бы лучше помочь, если бы больше знал о тебе. Почему ты не поговоришь со мной, не скажешь правду?
Терпение девушки наконец лопнуло.
– Правду! – прошипела она, резко повернувшись к Такеру. – Ты желаешь услышать правду!
Шагнув ближе, она наклонилась над огнем.
– Ну так вот тебе правда! Ни ты, ни кто другой не помешает мне добраться до Орегона. Вы с моим дядюшкой можете строить любые планы, заключать любые соглашения, но мы не собираемся жить в Айдахо ни при каких обстоятельствах. Я не нуждаюсь в твоей помощи. Если даже мистер Сэндерсон не сумеет ничем нам помочь и если я даже неправа по поводу завещания папы, даже если мистер Сэндерсон умер, ничто, слышишь, ничто, ни на небе, ни на земле, не заставит меня вернуть Рейчел Сету Харрису. Я скорее умру.
Серые глаза Мэгги сверкали бешенством, но в ярости она была еще красивее. В эту минуту Такер забыл о том, как лгала Мэгги, чтобы попасть в караван, и что она оказалась племянницей Сета Харриса. Он почти не слышал и с трудом понимал ее гневные речи.
Такер одним прыжком обогнул костер, схватил ее за руки, притягивая к себе, заглушая протесты жгучим и пламенным поцелуем, в котором не было ни капли нежности: рот хищно впивался в ее губы, пальцы правой руки запутались в волосах Мэгги, вынуждая ее откинуть голову, а левая рука еще сильнее прижала ее к мускулистой груди. Он ощущал неровный стук ее сердца под упругим холмиком.
Сначала Мэгги сопротивлялась, но внезапно затихла и замерла. И ответила на поцелуй, растаяв в его объятиях, обвив руками шею Такера. Огонь, пылавший в ее глазах, перекинулся на ее губы, грозя спалить сердце Такера, а раскаленная кровь бурлила в жилах. Оглушающее, неведанное никогда в жизни желание взорвалось в Такере.
Если он не остановится сейчас, значит, не остановится вообще.
Руки Такера легли на плечи девушки, и, тяжело вздохнув, он твердо отстранил ее. До него доносилось ее прерывистое дыхание, звучащее почти в такт его собственному. Ее глаза напоминали низко нависшие грозовые облака, темные, таинственные, угрожающие.
Его сбивали с толку многие вещи, когда речь шла о Мэгги, но единственное, что не смущало его – желание, которое она будила в нем. Он хотел ее больше, чем любую женщину на свете, и эта страсть усиливалась каждый раз, когда он видел ее. И то, что он потерял над собой контроль и поцеловал ее, еще ухудшало положение вещей.
Такер страстно желал, чтобы существовало какое-то простое объяснение его чувств к ней. Он поклялся, что ни одна женщина не сделает больше из него дурака. Но Мэгги! Он все время думал о ней, находясь наедине с собой. Она лгала ему, но даже это он был готов простить. Если бы Такер только смог уговорить Мэгги рассказать ему все…
Тишину ночи внезапно нарушила громкая пощечина. Ладонь Мэгги с треском опустилась на щеку Такера.
– Никогда больше, Такер Брениген, – прошептала она, – никогда больше не дотрагивайся до меня.
Он потянулся к ней, но было поздно. Мэгги повернулась и в вихре юбок исчезла в темноте.
В Такере взыграла ярость. Будь она проклята! При чем тут он? К чему злиться именно на него? Разве он не сделал все, чтобы помочь ей? Не дал убежище, еду и место в фургоне, чтобы добраться до Орегона? Не защитил от этого гнусного животного, дядюшки? А ведь мог попросту отказаться от нее и Рейчел. И это вся благодарность за заботу? За любовь?
А ведь он вправду любил ее. Слишком любил. Обыкновенный здравый смысл подсказывал ему оставить Мэгги в покое, позволить гневу выжечь все чувства к ней.
Но тут Такер вспомнил о том, как целовал ее всего несколько минут назад. Он понял – она испытывала то же, что и он. И в своей невинности хотела его так же сильно, как он желал ее. Только Такер знал, что одних поцелуев в темноте ему недостаточно.
– Каковы бы ни были твои секреты, – тихо сказал Такер, глядя на то место, где только что стояла Мэгги, – я собираюсь раскрыть их. До нашего расставания еще больше тысячи миль.
Повернувшись, он поднял чашку с кофе, сделал глоток и выплеснул оставшуюся жидкость в костер, подняв при этом сноп искр. Нет, для них обоих даже тысячи миль недостаточно.
ГЛАВА 16
Морин Брениген лежала в фургоне на жесткой постели, глядя на парусиновую крышу. Ночь была жаркой, и сон никак не приходил. Морин думала о «Туин Уиллоуз», Фарреле и Грейди, Шеннон и Делвине. Потом вспомнила о Дэвиде, и глаза ее неожиданно широко раскрылись, а рука потянулась к сердцу.
Да ведь Дэвид Фостер ухаживает за ней!
И следующая мысль оказалась столь же удивительной.
Морин это нравится!
Она часто размышляла над этим в последующие дни, шагая рядом с фургоном вдоль берега Платт-Ривер. Вдали, к северу и к югу от реки, к небу поднимались остроконечные утесы из песчаника. Деревья встречались только на речных песчаных островках. Земля казалась странной, неприветливой, и животные, которыми кишели прерии, тоже были необычными: антилопы, буйволы, койоты, черные медведи и неизменные луговые собачки.
По вечерам женщины, мужчины и дети собирали высохший буйволовый помет и копали ямы, чтобы разжечь костры, иначе сильный ветер мгновенно тушил огонь. Оказалось, что железные печки и жаровни здесь бесполезны. Попытки испечь хлеб требовали импровизации и таланта, и женщины в караване Фостера демонстрировали необыкновенное воображение и изобретательность.
Путешествие продолжалось, и мало что прерывало монотонность бесконечных дней. Однажды на горизонте показались индейцы, а два дня спустя несколько краснокожих подъехали, чтобы обменять буйволовое мясо на табак и одежду. Ось фургона семьи Маккаллоу сломалась, и пришлось остановиться, чтобы починить ее, а с фургона Эдамсов слетело колесо. Переселенцы выезжали на охоту, но на плоской равнине им трудно было скрыться, и охотников можно было видеть отовсюду. Мужчины привозили много дичи, а на долю женщин выпадало попытаться сделать мясо съедобным, что было почти невозможно, если речь шла, например, о луговых собачках.
И каждый раз при виде Дэвида Морин охватывало восхитительное чувство первооткрывателя, предвкушение необыкновенного сюрприза, чего-то необычного, что вот-вот произойдет на склоне жизни.
Она, кажется, влюбилась.
Морин выпрямилась, потянулась, чтобы расправить ноющие мышцы, вытерла пот со лба и поглядела на запад. Солнце все еще стояло над горизонтом, словно не желая уступать трон ночному светилу. Небо выцвело, став из лазурного бледно-пепельным, но жара по-прежнему держалась, поднимаясь от перегретой земли. Морин устала и задыхалась, но еще нужно было сделать немало, прежде чем можно было отправиться на покой. Запеченные куски мяса антилопы уже коптились над огнем, кукурузные лепешки жарились в смазанной жиром сковороде.
Немного передохнув, Морин начала месить тесто для пирога с сушеными яблоками. Мэгги и Нил кормили скот, а неразлучные Рейчел и Фиона вместе с другими детьми отправились поискать топлива для костра. Такер, если догадки Морин были правильными, маячит где-то поблизости, не спуская глаз с Мэгги.
Морин задумчиво покачала головой. Хотела бы она знать, что происходит между этими двумя. Когда они рядом, можно почти физически ощутить напряжение в воздухе, словно перед грозой. Чувства Такера к Мэгги вполне понятны – он попросту влюбился в девушку. Но Мэгги… что-то изменилось в ней с момента появления дяди. Если перед этим дверь слегка приоткрылась, позволяя людям узнать девушку поближе, то теперь снова захлопнулась. Мэгги держалась в стороне, почти не разговаривала, каждый день упрямо выполняя свои обязанности. Что-то не давало покоя девушке, доводило до отчаяния.
– Поздний ужин, миссис Брениген?
– Что?
Не совсем очнувшись от глубокой задумчивости, Морин обернулась и увидела Дэвида, только что появившегося в лагере.
– О, да, боюсь именно так, мистер Фостер, – пробормотала она, поспешно приглаживая растрепавшиеся волосы, не замечая, что пачкает лицо мукой.
Дэвид, сняв шляпу, вытер лоб большим платком.
– Пожалуй, слишком тепло для июня! Морин согласно кивнула.
– По крайней мере, хоть воды в реке поменьше. Скоро перейдем южное ответвление. Через три дня должны добраться до Эш-Холлоу.
– Эш-Холлоу? Это город?
– Вряд ли его можно так назвать, – усмехнулся Дэвид. – Но для разнообразия и это неплохо. Густые деревья и много свежей воды.
«Ванна», – первое, что пронеслось в мозгу Морин при упоминании о пресной воде.
Дэвид, наклонившись к огню, втянул ноздрями воздух:
– Очень уж вкусно пахнет.
– О чем я только думаю? – расстроилась Морин. – Надеюсь, вы поужинаете с нами, мистер Фостер? Вы еще не ели?
– По правде говоря, нет. Куп немного приболел, а из меня повар никудышный.
– Так вы присоединитесь к нам?
– Ну… я…
– Пожалуйста, мистер Фостер. Мы будем очень рады.
Улыбка Дэвида стала еще шире.
– С одним условием, мэм. Зовите меня Дэвидом. Думаю, мы достаточно долго пробыли вместе в пути, чтобы это выглядело вполне приличным.
– По-моему, вы совершенно правы. А меня зовут Морин, а не «мэм».
– Я знаю… Морин, – тихо ответил Дэвид и, словно ощутив неожиданный приступ смущения, накативший на Морин, сконфуженно откашлялся:
– Пойду, пожалуй, умоюсь.
И, надев шляпу, почтительно коснулся полей загрубевшей рукой:
– Я скоро вернусь.
Морин почти опьянела от счастья, словно семнадцатилетняя девчонка, и обессиленно прислонилась к фургону. Неужели это так плохо – вновь желать испытать эти чувства, ощутить, что время повернулось вспять и она вновь стала Морин Брайеной О’Тул с плантации «Шугар-Хилл», влюбившейся когда-то в Фаррела Бренигена, наследника «Туин Уиллоуз»?
Фаррел. Каким красивым он был, когда подъезжал к ее дому на белом жеребце. Молодой адвокат с видами на будущее. Их будущее.
Их мечты почти исполнились. Меньше чем через год после свадьбы на свет появился Такер, настолько похожий на отца, что Морин искренне считала его самым прекрасным младенцем на свете. Практика Фаррела увеличивалась так же быстро, как их семья. Он стал известным политиком и уважаемым человеком. Они были счастливы. Всегда счастливы.
Пока не пришла война. Война отняла у них гораздо больше, чем плантацию и сына, она лишила их той необыкновенной близости, которая соединяла их все эти годы, украла мужа у Морин и жену у Фаррела. Человек, которого знала Морин, с которым прожила много лет, был отнят у нее задолго до того, как Фаррел накинул себе на шею петлю, своими руками лишив себя жизни, обрекая душу на вечные муки.
Неужели так грешно вновь узнать счастье?
Запах подгорелой еды неожиданно отвлек Морин от смятенных мыслей.
– Боже милосердный, – пробормотала она, вытирая слезы, – у меня нет времени для таких глупостей.
И поспешила к сковороде, пытаясь спасти то, что осталось от лепешек. Однако в глубине души Морин надеялась, что успеет умыться и переодеться, прежде чем появится Дэвид.
С тех пор как умер отец, Такер видел мать только в черных и серых платьях, и даже до несчастья она предпочитала неяркие тона. Так много О’Тулов и Бренигенов погибло во время войны! Когда все было кончено, денег едва хватало на еду и об одежде нечего было и думать. Морин по-прежнему продолжала носить старые черные и серые платья, штопая и латая их.
Но в этот вечер Такер с изумлением увидел на матери зеленое платье цвета летней травы, чуть более светлого оттенка, чем ее глаза. Правда, материя выцвела, но на Морин наряд казался почти бальным.
Их взгляды встретились, и Такер, заметив легкую краску на щеках матери, посчитал лучше не заострять внимание на столь внезапных переменах, боясь, что та сгорит от смущения. Минуту спустя, когда у костра появился Дэвид Фостер в чистой сорочке и с прилизанными волосами, Такер неожиданно понял в чем дело.
Его мать и Дэвид Фостер?
– Пожалуйста, садитесь, Дэвид, – мягко пригласила Морин. – Такер только что пришел, и все хотят есть.
Она снова взглянула на сына:
– Такер, пожалуйста, садись поближе. Дети голодны, и уже почти стемнело.
На этот раз не Мэгги, а мать была объектом внимания Такера за ужином. Она выглядела молоденькой девушкой, а не сорокалетней женщиной, матерью шестерых детей. Морин то и дело улыбалась, когда Дэвид обращался к ней, и Такер слышал звонкий смех матери в этот вечер чаще, чем за последние несколько лет.
Его мать и Дэвид?
Но почему нет? Верно, Дэвид не католик, но богобоязненный человек. И хотя священники в Джорджии вряд ли согласились с либеральным образом мыслей Такера, он все же считал, что важнее разделить любовь, чем общую религию. Вряд ли мать вообще думала об этом. Может, она вообще не собирается выходить замуж и просто польщена вниманием Дэвида.
Но тут Такер решительно покачал головой. Морин Брениген отнюдь не была кокеткой. Она настоящая леди и всегда верна себе, как, впрочем, и другим. Нет, уж если мать влюбилась, значит, это союз сердец, вечный и нерушимый.
Он взглянул на Дэвида, сидевшего напротив. Огромный, мускулистый, настоящий медведь, полная противоположность отцу Такера. Фаррел был высоким и стройным красавцем с орлиным носом и скульптурным профилем, с волосами и глазами цвета темного шоколада. Он получил образование в Гарварде, вырос в довольстве и богатстве.
Дэвид Фостер всю жизнь провел в борьбе за существование и больше привык иметь дело с силами природы, чем с политическими дискуссиями и выступлениями в суде, а в жизни – руководствовался не книжными знаниями, а инстинктом и здравым смыслом.
Однако между ними было, возможно, больше сходства, чем сначала думал Такер, – оба обладали силой воли, благородством, чувством справедливости и могли быть нежными и мягкими с любимой женщиной.
Такер снова перевел взгляд на мать. Если Дэвид может заставить ее настолько помолодеть, смеяться так весело и будет добр и внимателен к ней, большего и пожелать нельзя. На долю Морин выпало достаточно испытаний. Она заслужила хоть немного счастья.
После ужина Мэгги извинилась и отправилась навестить Сьюзен Бейкер. Дети мыли посуду, а Морин наливала мужчинам кофе.
Успокоившись относительно будущего матери, Такер вновь вернулся мыслями к Мэгги. Что ему делать? Этот вопрос преследовал его днем и ночью.
Его гнев немного улегся. Мэгги же ничуть не успокоилась – это чувствовалось каждый раз, когда они оказывались вместе, что бывало нечасто, поскольку девушка явно избегала его. Всякий раз, когда их взгляды встречались, он замечал ярость в серых глазах, сухо поджатые губы, прямую, напряженную спину. И тогда его собственный гнев вспыхивал с новой силой, подогреваемый несправедливостью происходящего. Неблагодарная девчонка! Неужели не понимает, что он сделал ради нее? Неужели не соображает, что он хотел помочь ей? Из-за чего она разозлилась? Ну, поцеловал он ее, так разве это непростительное преступление? Считает себя единственной женщиной на земле, которую ему вздумалось поцеловать? Не так уж она желанна, Такер вообще почти забыл о поцелуях. И не он лгал ей, а она ему. Такер всегда был открыт и честен с Мэгги. Почему же…
– Послушай, Так.
Дэвид наклонился вперед, опершись локтями на колени и поднося к губам чашку с обжигающим кофе.
Такер поднял глаза, спрашивая себя, уж не заметил ли Дэвид внезапную вспышку гнева, промелькнувшую на его лице.
Будь проклята Мэгги! Опять она довела его!
Такер беспощадно выбросил из головы все мысли о девушке.
– Мы проехали достаточно много, но теперь дорога станет намного тяжелее. Следующие три дня это только цветочки, впереди ждут горы – Роки-Маунтинз, Блу-Маунтинз, Кесейд-Рейндж. Времени остается мало. Придется не отдыхать и по воскресеньям. После воскресной молитвы будем сразу отправляться в путь.
– Думаю, остальные поймут.
– Не сомневаюсь. Но без отдыха людям трудно, и настроение быстро портится. Наступает время летней жары, и она не спадет, пока мы не доберемся до Роки-Маунтинз. Но даже там будет еще достаточно тепло. Ты – парень спокойный и рассудительный, и я рассчитываю на твою помощь, когда понадобится. Люди тебя уважают.
Такер всматривался в нахмуренное обветренное лицо Дэвида, начиная понимать, о чем толкует вожатый каравана. Они прошли едва ли четверть пути до Орегона. То, что не удалось сделать времени и усталости, довершат погода и ссоры. Нужно поберечь людей.
– Я сделаю, что смогу, Дэвид.
– Я так и знал, – кивнул Фостер и поднялся, не сводя глаз с Морин. – Прекрасный ужин. Большое спасибо, Морин.
– Всегда рада видеть вас, Дэвид. Передайте Купу, что мы желаем ему выздороветь и надеемся, что в следующий раз он тоже придет.
Морин долго глядела вслед уходящему Дэвиду и наконец, мечтательно улыбнувшись, пожелала Такеру спокойной ночи.
Что ж, по крайней мере, он может черпать утешение в том, что мать счастлива. Это, возможно, единственная радость на много-много дней вперед.
Да ведь Дэвид Фостер ухаживает за ней!
И следующая мысль оказалась столь же удивительной.
Морин это нравится!
Она часто размышляла над этим в последующие дни, шагая рядом с фургоном вдоль берега Платт-Ривер. Вдали, к северу и к югу от реки, к небу поднимались остроконечные утесы из песчаника. Деревья встречались только на речных песчаных островках. Земля казалась странной, неприветливой, и животные, которыми кишели прерии, тоже были необычными: антилопы, буйволы, койоты, черные медведи и неизменные луговые собачки.
По вечерам женщины, мужчины и дети собирали высохший буйволовый помет и копали ямы, чтобы разжечь костры, иначе сильный ветер мгновенно тушил огонь. Оказалось, что железные печки и жаровни здесь бесполезны. Попытки испечь хлеб требовали импровизации и таланта, и женщины в караване Фостера демонстрировали необыкновенное воображение и изобретательность.
Путешествие продолжалось, и мало что прерывало монотонность бесконечных дней. Однажды на горизонте показались индейцы, а два дня спустя несколько краснокожих подъехали, чтобы обменять буйволовое мясо на табак и одежду. Ось фургона семьи Маккаллоу сломалась, и пришлось остановиться, чтобы починить ее, а с фургона Эдамсов слетело колесо. Переселенцы выезжали на охоту, но на плоской равнине им трудно было скрыться, и охотников можно было видеть отовсюду. Мужчины привозили много дичи, а на долю женщин выпадало попытаться сделать мясо съедобным, что было почти невозможно, если речь шла, например, о луговых собачках.
И каждый раз при виде Дэвида Морин охватывало восхитительное чувство первооткрывателя, предвкушение необыкновенного сюрприза, чего-то необычного, что вот-вот произойдет на склоне жизни.
Она, кажется, влюбилась.
Морин выпрямилась, потянулась, чтобы расправить ноющие мышцы, вытерла пот со лба и поглядела на запад. Солнце все еще стояло над горизонтом, словно не желая уступать трон ночному светилу. Небо выцвело, став из лазурного бледно-пепельным, но жара по-прежнему держалась, поднимаясь от перегретой земли. Морин устала и задыхалась, но еще нужно было сделать немало, прежде чем можно было отправиться на покой. Запеченные куски мяса антилопы уже коптились над огнем, кукурузные лепешки жарились в смазанной жиром сковороде.
Немного передохнув, Морин начала месить тесто для пирога с сушеными яблоками. Мэгги и Нил кормили скот, а неразлучные Рейчел и Фиона вместе с другими детьми отправились поискать топлива для костра. Такер, если догадки Морин были правильными, маячит где-то поблизости, не спуская глаз с Мэгги.
Морин задумчиво покачала головой. Хотела бы она знать, что происходит между этими двумя. Когда они рядом, можно почти физически ощутить напряжение в воздухе, словно перед грозой. Чувства Такера к Мэгги вполне понятны – он попросту влюбился в девушку. Но Мэгги… что-то изменилось в ней с момента появления дяди. Если перед этим дверь слегка приоткрылась, позволяя людям узнать девушку поближе, то теперь снова захлопнулась. Мэгги держалась в стороне, почти не разговаривала, каждый день упрямо выполняя свои обязанности. Что-то не давало покоя девушке, доводило до отчаяния.
– Поздний ужин, миссис Брениген?
– Что?
Не совсем очнувшись от глубокой задумчивости, Морин обернулась и увидела Дэвида, только что появившегося в лагере.
– О, да, боюсь именно так, мистер Фостер, – пробормотала она, поспешно приглаживая растрепавшиеся волосы, не замечая, что пачкает лицо мукой.
Дэвид, сняв шляпу, вытер лоб большим платком.
– Пожалуй, слишком тепло для июня! Морин согласно кивнула.
– По крайней мере, хоть воды в реке поменьше. Скоро перейдем южное ответвление. Через три дня должны добраться до Эш-Холлоу.
– Эш-Холлоу? Это город?
– Вряд ли его можно так назвать, – усмехнулся Дэвид. – Но для разнообразия и это неплохо. Густые деревья и много свежей воды.
«Ванна», – первое, что пронеслось в мозгу Морин при упоминании о пресной воде.
Дэвид, наклонившись к огню, втянул ноздрями воздух:
– Очень уж вкусно пахнет.
– О чем я только думаю? – расстроилась Морин. – Надеюсь, вы поужинаете с нами, мистер Фостер? Вы еще не ели?
– По правде говоря, нет. Куп немного приболел, а из меня повар никудышный.
– Так вы присоединитесь к нам?
– Ну… я…
– Пожалуйста, мистер Фостер. Мы будем очень рады.
Улыбка Дэвида стала еще шире.
– С одним условием, мэм. Зовите меня Дэвидом. Думаю, мы достаточно долго пробыли вместе в пути, чтобы это выглядело вполне приличным.
– По-моему, вы совершенно правы. А меня зовут Морин, а не «мэм».
– Я знаю… Морин, – тихо ответил Дэвид и, словно ощутив неожиданный приступ смущения, накативший на Морин, сконфуженно откашлялся:
– Пойду, пожалуй, умоюсь.
И, надев шляпу, почтительно коснулся полей загрубевшей рукой:
– Я скоро вернусь.
Морин почти опьянела от счастья, словно семнадцатилетняя девчонка, и обессиленно прислонилась к фургону. Неужели это так плохо – вновь желать испытать эти чувства, ощутить, что время повернулось вспять и она вновь стала Морин Брайеной О’Тул с плантации «Шугар-Хилл», влюбившейся когда-то в Фаррела Бренигена, наследника «Туин Уиллоуз»?
Фаррел. Каким красивым он был, когда подъезжал к ее дому на белом жеребце. Молодой адвокат с видами на будущее. Их будущее.
Их мечты почти исполнились. Меньше чем через год после свадьбы на свет появился Такер, настолько похожий на отца, что Морин искренне считала его самым прекрасным младенцем на свете. Практика Фаррела увеличивалась так же быстро, как их семья. Он стал известным политиком и уважаемым человеком. Они были счастливы. Всегда счастливы.
Пока не пришла война. Война отняла у них гораздо больше, чем плантацию и сына, она лишила их той необыкновенной близости, которая соединяла их все эти годы, украла мужа у Морин и жену у Фаррела. Человек, которого знала Морин, с которым прожила много лет, был отнят у нее задолго до того, как Фаррел накинул себе на шею петлю, своими руками лишив себя жизни, обрекая душу на вечные муки.
Неужели так грешно вновь узнать счастье?
Запах подгорелой еды неожиданно отвлек Морин от смятенных мыслей.
– Боже милосердный, – пробормотала она, вытирая слезы, – у меня нет времени для таких глупостей.
И поспешила к сковороде, пытаясь спасти то, что осталось от лепешек. Однако в глубине души Морин надеялась, что успеет умыться и переодеться, прежде чем появится Дэвид.
С тех пор как умер отец, Такер видел мать только в черных и серых платьях, и даже до несчастья она предпочитала неяркие тона. Так много О’Тулов и Бренигенов погибло во время войны! Когда все было кончено, денег едва хватало на еду и об одежде нечего было и думать. Морин по-прежнему продолжала носить старые черные и серые платья, штопая и латая их.
Но в этот вечер Такер с изумлением увидел на матери зеленое платье цвета летней травы, чуть более светлого оттенка, чем ее глаза. Правда, материя выцвела, но на Морин наряд казался почти бальным.
Их взгляды встретились, и Такер, заметив легкую краску на щеках матери, посчитал лучше не заострять внимание на столь внезапных переменах, боясь, что та сгорит от смущения. Минуту спустя, когда у костра появился Дэвид Фостер в чистой сорочке и с прилизанными волосами, Такер неожиданно понял в чем дело.
Его мать и Дэвид Фостер?
– Пожалуйста, садитесь, Дэвид, – мягко пригласила Морин. – Такер только что пришел, и все хотят есть.
Она снова взглянула на сына:
– Такер, пожалуйста, садись поближе. Дети голодны, и уже почти стемнело.
На этот раз не Мэгги, а мать была объектом внимания Такера за ужином. Она выглядела молоденькой девушкой, а не сорокалетней женщиной, матерью шестерых детей. Морин то и дело улыбалась, когда Дэвид обращался к ней, и Такер слышал звонкий смех матери в этот вечер чаще, чем за последние несколько лет.
Его мать и Дэвид?
Но почему нет? Верно, Дэвид не католик, но богобоязненный человек. И хотя священники в Джорджии вряд ли согласились с либеральным образом мыслей Такера, он все же считал, что важнее разделить любовь, чем общую религию. Вряд ли мать вообще думала об этом. Может, она вообще не собирается выходить замуж и просто польщена вниманием Дэвида.
Но тут Такер решительно покачал головой. Морин Брениген отнюдь не была кокеткой. Она настоящая леди и всегда верна себе, как, впрочем, и другим. Нет, уж если мать влюбилась, значит, это союз сердец, вечный и нерушимый.
Он взглянул на Дэвида, сидевшего напротив. Огромный, мускулистый, настоящий медведь, полная противоположность отцу Такера. Фаррел был высоким и стройным красавцем с орлиным носом и скульптурным профилем, с волосами и глазами цвета темного шоколада. Он получил образование в Гарварде, вырос в довольстве и богатстве.
Дэвид Фостер всю жизнь провел в борьбе за существование и больше привык иметь дело с силами природы, чем с политическими дискуссиями и выступлениями в суде, а в жизни – руководствовался не книжными знаниями, а инстинктом и здравым смыслом.
Однако между ними было, возможно, больше сходства, чем сначала думал Такер, – оба обладали силой воли, благородством, чувством справедливости и могли быть нежными и мягкими с любимой женщиной.
Такер снова перевел взгляд на мать. Если Дэвид может заставить ее настолько помолодеть, смеяться так весело и будет добр и внимателен к ней, большего и пожелать нельзя. На долю Морин выпало достаточно испытаний. Она заслужила хоть немного счастья.
После ужина Мэгги извинилась и отправилась навестить Сьюзен Бейкер. Дети мыли посуду, а Морин наливала мужчинам кофе.
Успокоившись относительно будущего матери, Такер вновь вернулся мыслями к Мэгги. Что ему делать? Этот вопрос преследовал его днем и ночью.
Его гнев немного улегся. Мэгги же ничуть не успокоилась – это чувствовалось каждый раз, когда они оказывались вместе, что бывало нечасто, поскольку девушка явно избегала его. Всякий раз, когда их взгляды встречались, он замечал ярость в серых глазах, сухо поджатые губы, прямую, напряженную спину. И тогда его собственный гнев вспыхивал с новой силой, подогреваемый несправедливостью происходящего. Неблагодарная девчонка! Неужели не понимает, что он сделал ради нее? Неужели не соображает, что он хотел помочь ей? Из-за чего она разозлилась? Ну, поцеловал он ее, так разве это непростительное преступление? Считает себя единственной женщиной на земле, которую ему вздумалось поцеловать? Не так уж она желанна, Такер вообще почти забыл о поцелуях. И не он лгал ей, а она ему. Такер всегда был открыт и честен с Мэгги. Почему же…
– Послушай, Так.
Дэвид наклонился вперед, опершись локтями на колени и поднося к губам чашку с обжигающим кофе.
Такер поднял глаза, спрашивая себя, уж не заметил ли Дэвид внезапную вспышку гнева, промелькнувшую на его лице.
Будь проклята Мэгги! Опять она довела его!
Такер беспощадно выбросил из головы все мысли о девушке.
– Мы проехали достаточно много, но теперь дорога станет намного тяжелее. Следующие три дня это только цветочки, впереди ждут горы – Роки-Маунтинз, Блу-Маунтинз, Кесейд-Рейндж. Времени остается мало. Придется не отдыхать и по воскресеньям. После воскресной молитвы будем сразу отправляться в путь.
– Думаю, остальные поймут.
– Не сомневаюсь. Но без отдыха людям трудно, и настроение быстро портится. Наступает время летней жары, и она не спадет, пока мы не доберемся до Роки-Маунтинз. Но даже там будет еще достаточно тепло. Ты – парень спокойный и рассудительный, и я рассчитываю на твою помощь, когда понадобится. Люди тебя уважают.
Такер всматривался в нахмуренное обветренное лицо Дэвида, начиная понимать, о чем толкует вожатый каравана. Они прошли едва ли четверть пути до Орегона. То, что не удалось сделать времени и усталости, довершат погода и ссоры. Нужно поберечь людей.
– Я сделаю, что смогу, Дэвид.
– Я так и знал, – кивнул Фостер и поднялся, не сводя глаз с Морин. – Прекрасный ужин. Большое спасибо, Морин.
– Всегда рада видеть вас, Дэвид. Передайте Купу, что мы желаем ему выздороветь и надеемся, что в следующий раз он тоже придет.
Морин долго глядела вслед уходящему Дэвиду и наконец, мечтательно улыбнувшись, пожелала Такеру спокойной ночи.
Что ж, по крайней мере, он может черпать утешение в том, что мать счастлива. Это, возможно, единственная радость на много-много дней вперед.
ГЛАВА 17
Южное ответвление Платт-Ривер было шириной в милю в том месте, где Дэвид решил перебираться вброд. Им повезло, воды почти не было, но переправа все же не обещала быть легкой.
Фургоны подняли с помощью деревянных блоков, а припасы накрыли буйволиными шкурами, чтобы не промокли. Восемь пар быков или мулов требовалось, чтобы перетащить груженые повозки на другой берег. Снова и снова мужчины переправляли фургон за фургоном и вновь возвращались, чтобы припрячь мулов к очередному фургону.
Наступила очередь Бейкеров. Мэгги наблюдала, как Пол Фалкерсон повел упирающихся быков. Сьюзен скорчилась, крепко прижав к себе Уиллса. Страх молодой вдовы был понятен: Мэгги знала, что сейчас перед глазами Сьюзен вновь ожила кошмарная сцена той переправы, когда она потеряла мужа и сына.
– Уверена, что хочешь сама править? – в который раз спросила Морин девушку. – Такер велел позвать его…
– Уверена. Мистеру Фостеру Такер нужнее. Я вполне смогу справиться.
Но, несмотря на такие заверения, все внутри Мэгги сжалось от страха. Она уже не раз переправлялась через реки, но никогда – через такую широкую.
Фургоны подняли с помощью деревянных блоков, а припасы накрыли буйволиными шкурами, чтобы не промокли. Восемь пар быков или мулов требовалось, чтобы перетащить груженые повозки на другой берег. Снова и снова мужчины переправляли фургон за фургоном и вновь возвращались, чтобы припрячь мулов к очередному фургону.
Наступила очередь Бейкеров. Мэгги наблюдала, как Пол Фалкерсон повел упирающихся быков. Сьюзен скорчилась, крепко прижав к себе Уиллса. Страх молодой вдовы был понятен: Мэгги знала, что сейчас перед глазами Сьюзен вновь ожила кошмарная сцена той переправы, когда она потеряла мужа и сына.
– Уверена, что хочешь сама править? – в который раз спросила Морин девушку. – Такер велел позвать его…
– Уверена. Мистеру Фостеру Такер нужнее. Я вполне смогу справиться.
Но, несмотря на такие заверения, все внутри Мэгги сжалось от страха. Она уже не раз переправлялась через реки, но никогда – через такую широкую.