Иртенина Наталья. Аут

   — От статистики это тебя не освобождает, зато дает простор мысли и любви к родине, — вдохновенно продолжал Раф. — В смысле, клану. Мы — одна команда. Один кулак. И этим кулаком, — Раф сжал руку и с уважением посмотрел на свой кулак, — мы покажем всем этим проходимцам-шарлатанам кузькину природу-мать… В общем так, — он принял деловой вид, — работы навалом, держи хвост пистолетом, глаза и уши — на пружинах. Отчет представишь в среду. Я теперь сижу в триста двадцать первой.
   Раф поднялся, собираясь уходить.
   Кубик решил идти напролом.
   — Стой, — крикнул он. — Погоди. У меня уже есть отчет. Зачем ждать среды?
   Раф заинтересовался и снова сел.
   — Выкладывай, — велел.
   Кубик покопался в своей одежде и выложил — сложенный в несколько раз лист бумаги.
   — Что это? — подозрительно спросил Раф. — Опять артефакт?
   — Читай, — смиренно попросил Кубик.
   Раф развернул бумагу. Кубик напряженно следил за ним. Глаза Рафа медленно ползли по листу, так медленно, что Кубик начал ерзать на кровати. Секретный агент 001 тщательно вникал в каждое слово, по нескольку раз возвращался к уже прочитанному, хмурил брови и морщился. Наконец поднял на Кубика взгляд, полный страдающего недоумения.
   — Что это за бред? Что за хреновина — Будда?
   — Сам не знаю. Это неважно. Реал так назывался «Откровение Будды грядущего. Матрица». А это — страница информатория. Антуражная инфподдержка и вырезанная информация для служебного пользования. Тут говорится, что в ночь, когда сменяется реал, по городу ходит… вот это.
   — Сам вижу, — проворчал Раф. — Кто ходит-то? Будда? Ну и что? Мало ли кто там ходит. Я сам ходил несколько раз. Раньше.
   — Ра-аньше? — съехидствовал Кубик. — То была иллюзия. Твой собственный миф.
   — А мы и живем в мифах, — парировал Раф. — Их творит сама природа. И сама же уничтожает. Как мыльные пузыри.
   — Да, мы — греза Будды, которая не может узреть саму себя, — пробормотал Кубик.
   — Что? — Раф поднял брови. — А, это из того реала. Ну да. Приблизительно.
   — А вот я на самом деле видел его, — посерьезнел Кубик.
   — Кого?
   — Будду. С этими… глазами как яркие белые огни. Они же — дыры в призрачный мир.
   — Когда? Где? По порядку давай, — Раф заметно возбудился. «Учуял возможность раскрыть новый заговор», — подумал Кубик.
   — Две недели назад, — доложил он. — В ночь Перемены. В городе. Не помню точно где. Описаниям соответствует. Высокий, худой. Было полное ощущение того, что огонь, в котором горел город… подчиняется ему. Не могу яснее выразиться. Я перепугался до смерти. От него какая-то жуть идет, от этого… Я думаю, это и есть Божество, — отчаянно закончил он и тут же, конспирируясь, поправился: — В том смысле, что это некто, обладающий паранормальными способностями и, возможно, использующий их для одурачивания доверчивых… например, горлов. Возможно также, между ним и кланом горлов существуют давние, крепкие и тайные связи.
   — Молоток! — Раф энергично хлопнул ладонью по столу. Раскладушка компа сложилась пополам. — Делаешь успехи, агент 002. Не зря я за тебя поручился! Значит, ты думаешь, так называемый посланник Божества — это и есть тот самый некто?
   — Или его подручный.
   — Тоже обладающий способностями?
   — Необязательно. Столб света, скорей всего, маскировка. — О том, что поведало ему привидение, Кубик умолчал. Ведь привидения — это тоже шарлатанский мистицизм. Но все-таки спросил: — Ты веришь в привидения?
   — Это ты к чему? — удивился Раф. — Вообще-то… природа создает разные штуки. Симов, например. Оракулов. Почему бы не сделать привидений?
   — Ясно, — сказал Кубик. Но развивать тему не стал. Ведь призрак сам сказал ему, что их не существует. И еще сказал, что до Кубика безлюдье верхних этажей потревожил какой-то толстый коротышка. Значит, их действительно по крайней мере двое — высокое, худое Божество и его жирный посланец. — Как насчет того, чтобы выдать мне оружие? — Кубик посмотрел на Рафа отрешенно-самоотверженным взглядом.
   Раф покачал головой.
   — Не положено. Только при проведении чрезвычайных операций, согласованных с президент-генералом.
   — А тупоголовой охране, которая невесть что охраняет, положено? — возмутился Кубик.
   — Это не моя компетенция. И потом, главное оружие тайного агента вот тут. — Раф постучал себя по лбу. — А тупоголовым как раз необходима компенсация для баланса. — Он задумался, потом сказал: — Значит, так, коллега. Будешь работать в означенном тобой направлении. Все по этому делу докладывать мне немедленно. Вероятно, от этого напрямую будет зависеть проект ответного удара. Инициативу хвалю, но в разумных пределах. Все понятно? Черт, опаздываю уже. Отчет — в среду, триста двадцать первая, жду.
   Раф умчался, начальственно хлопнув дверью. Кубик вдумчиво соорудил из пальцев фигу, внимательно рассмотрел ее со всех сторон, потом выбросил руку вперед, вслед ушедшему агенту 001.
   «Конечно, я рад, что ты пролез в Высшие, — размышлял он. — Ты и не подозреваешь, до какой степени я доволен этим. Все складывается очень удачно. Я могу использовать тебя и твои связи… в означенном мной направлении. И в конце концов ты увидишь себя, греза Будды, одна из миллиардов. Ты увидишь, что истинная реальность не имеет ничего общего с вашими мифами… Главное — найти Божество. И победить его».
   Кубик улыбнулся, ощутив теплую радость внутри себя. Сегодня он узнал, как называется истинная реальность. Это первый шаг. Остальное тоже придет со временем. Он был в этом уверен.
   Истинная реальность называлась «Россия».

Глава 14

   Днем Морл обычно дремал несколько часов в своем любимом кресле. Эта привычка грезить в полусне появилась у него давно. Он уже не помнил, когда именно мир надоел ему до такой степени, что начал вызывать скулосводящую зевоту. За два десятка лет мир упростился, стал плоским, как доска, и гладким, как отшлифованная доска, без сучков, без единой занозы. Зрячий сказал бы — мир обесцветился, посерел. Морл наблюдал за этими переменами отрешенно, они не нарушали его покоя, более того — служили его покою.
   Но даже Морл нуждался в ощущениях, приходящих извне. Он был все еще жив, и значит, ему требовались эмоции. Конечно, не нарушающие вседневного покоя. Электронное пианино — да, оно настраивало его на эмоции. Такие же, как его неумелая музыка — изломанные, минорные, негромко звучащие. Слуга называл это «мучить кота» — что он понимает, старый пройдоха, повар с замашками серийного убийцы. Морл не любил убийств. Слишком громко, вызывает ненужное беспокойство или даже бестолковую суету вокруг. Нет, гораздо лучше сделать существующее никогда не существовавшим. Сам Морл делал именно так. Человек просто исчезает. Без следа. Впрочем, он не считал это убийствами. Смена реальностей требует большого расхода энергии. Люди платят за собственное удовольствие.
   И все-таки ему нужны были новые ощущения. Полудохлый, изъеденный мир переставал их давать. Тогда Морл переключился на собственные грезы. Он научился видеть сны — очень размытые, и все же это были сны. В них жили люди, пульсировали звезды, женщины стонали от любви, и росла трава. Морл испытывал жалость, тревогу, наслаждение, удивление. И поверх всего этого — недоумение, почти детская обида. Почему все это не может на самом делепринадлежать ему? Да, он был хозяином, владельцем мира. Но мир постоянно утекал сквозь пальцы. И еще — Морл не мог быть причастным его жизни. Его непонятной, необъяснимой жизни. Звезды пульсировали не для него, и женщины стонали не в его объятиях, и трава росла… зачем она росла?
   Тот, для кого мир — только кормушка, не знает, для чего в мире трава. Когда он осознает свое незнание, то переходит в оборону — против мира. Затем начинает сам нападать.
   После того как молельный дом сжег руки Морла, он больше не сомневался. Опустошив мир — свою кормушку, — он победит силу, живущую в том доме.
   Вынырнув из озера грез, Морл вызвал слугу.
   Камил поставил поднос на столик и подал ему чашку с горячим мятным чаем.
   — Какое сегодня число? — спросил Морл, глотая дымящийся кипяток.
   — Тридцатое, хозяин.
   — Сколько дней в этом месяце?
   — Тридцать один.
   — Странно.
   — Что странно, хозяин?
   — Ты знаешь, о чем я. О новом сценарии. Я получил его сегодня. Он всегда приходил в последний день месяца.
   — В тот же день, когда они бракосочетают вас с вашей новой супругой, хозяин, — поддакнул толстяк.
   — Что же на этот раз? — усмехнулся Морл. — Решили сэкономить на моих супругах? Оставить гарем Божества без пополнения? Должно быть, ты сильно перепугал их в прошлый раз.
   — Хозяин, мое появление там было триумфальным. Я думаю, теперь они должны с особой тщательностью и благоговением подходить к выбору вашей супруги и совершению брачного обряда. Они не посмеют решиться на то, о чем вы подумали.
   — Тогда в чем дело? — раздраженно спросил Морл. — Объясни наконец. Я велел тебе быть в курсе всего, что там происходит.
   — У них там… небольшая буза, хозяин.
   — Буза? — удивился Морл. — Они чем-то недовольны?
   — Люди всегда найдут чем быть недовольными, — заметил толстяк. — Похоже, два тамошних клана собираются передраться. В одном из них поменялась верхушка, она-то и мутит воду.
   — Чем они недовольны?
   — Вами, хозяин. — Толстяк легко поклонился.
   — Мной? Хм. Это интересно. Продолжай.
   — То есть не совсем вами, — поправился слуга. — Этот клан, хозяин, придерживается атеистических и агностических позиций. Их не устраивает сама идея Божества, которую поддерживает клан-противник. Это просто кучка идиотов.
   Морл размышлял, склонив голову набок.
   — Вероятно, новый сценарий делали именно эти идиоты, — сказал он. — Ты знаешь, как они назвали его? Страшный суд. Тебе нравится?
   — Как сказать, — замялся толстяк. Уж он-то как никто другой знал, что Морл способен устроить самый настоящий, не игрушечный Страшный суд. — Они действительно глупы, хозяин. Наверно, думают, что организовали отличную провокацию. Хозяин, может быть, вам снова разгневаться на них? — неуверенно предложил он меньшее из зол.
   — Божество милосердно. Не могу же я гневаться на них постоянно. Нет. — Морл поставил чашку на столик и встал. Как мозг его требовал эмоций, так тело время от времени просило движений. В этой большой, просторной, почти пустой комнате можно было совершать короткие прогулки, не нарушающие спокойного тока бесконечного времени. — Я сделаю так, как они хотят. Этот сценарий, он мне подходит. Мне не за что на них гневаться. Напротив, я доволен тем, что они все решили за меня.
   — Хозяин, — растерялся толстяк, — что вы хотите этим сказать?
   Но Морл его не слышал.
   — И еще. Осталось еще одно. Перед тем как все закончится… — Он повернулся к слуге и нацелил на него свои отсутствующие глаза. — Горькая Лужа — это где?
   От непонятных слов Морла толстяк немного струхнул и не сразу сообразил, о чем его спрашивают.
   — Лужа?… Ах да, Лужа. Тайный орден перестарков-бойскаутов. Юго-запад от города. Два километра от городской черты. Местность необитаемая, лес, дороги заброшенные, заросшие. Говорят, там водятся призраки, в этой Луже.
   — Призраки меня волнуют меньше всего, — с усмешкой сказал Морл. — Ты говорил, что заговорщики собираются там первого числа каждый месяц?
   — И еще несколько раз в течение месяца. Делятся собранной информацией. Пополняют свое священное знание.
   — Им это действительно удается? — осведомился Морл.
   — Они считают, что да. Но то, что они называют информацией, — высосанные из пальца фантазии, слухи и суеверия. Этот сброд ни на что не годен, хозяин.
   — Но они знают об «опекунах», — заключил Морл. — И должны увидеть их. Я так решил.
   Толстяк скроил кривую гримасу, но промолчал.
   — Тебе я не предлагаю с ними встретиться. — Морла не обмануло его молчание. — Ты будешь сидеть в доме и никуда не вылезать. Ни в город, ни в лес по грибы. Ты меня понял? С первого дня месяца — никуда.
   — Да, хозяин. — Странное распоряжение насторожило толстяка. — Могу я…
   — Не можешь, — отрезал Морл, садясь снова в кресло, лицом к огню в камине. — Слушай и запоминай. Повторять не буду. Девушку тоже никуда не выпускать. Она мне еще нужна. Захочет убежать — запри где-нибудь. Все, что тебе нужно, запаси сейчас.
   — На какой срок, хозяин? — Перспектива затворничества совсем не нравилась толстяку.
   — Срок? — Морл задумался. — Не думаю, что надолго. «Опекуны», знаешь ли, ушлый народ, расторопный. Возможно, им хватит пары недель на все. Максимум месяц. Затем все будет кончено. Я стану свободен.
   Толстяк ошеломленно воззрился на слепого.
   — Хозяин, вы… разве вы не…
   — Не свободен, — равнодушно, без выражения произнес Морл. — Я раб своего голода. — А затем добавил: — Но вот грядет Страшный суд… — И впервые за двадцать лет улыбнулся — улыбкой, похожей на вырез в картонной маске.
   Глядя на эту улыбку, толстяк почувствовал, как у него похолодело в животе.
   — Две недели ты кормил меня обещаниями, заплетал мне мозги, разбазаривал драгоценное время и казенные деньги — и где хоть какой-то результат?! — гневно орал шеф секретного отдела, нависая над Кубиком, который сидел на стуле и упрямо не желал признавать свою вину и неправоту. — А теперь ты строишь из себя невинную девочку и, черт тебя раздери, отказываешься выполнять то, что тебе велят?!
   Кубик еще ни разу не попадал под такую выволочку начальства и чувствовал себя комнатным кактусом, имевшим наглость исколоть пальцы оного начальства, отчего оно просто сбесилось и озверело. Словом, оба безвинно страдали друг от дружки. Оно и понятно — секретная операция «Ответный удар» висела на носу. Секретный же отдел в составе двух человек должен был обеспечивать поддержку этой операции. Раффл из-за этого ходил нервный, издерганный и ненормально блестел глазами. Кубик тоже волновался, перестал спать по ночам, потерял покой. Двойная игра выматывала его, и главное — после триумфального прорыва с выходом на след Божества наступил глубокий застой во всей этой истории. Раффл требовал результатов, выбил ему финансирование на нужды дела, Кубик целыми днями пропадал то в городе, то в сети или в мониторинге — эффект ноль. Чуть не впал в депрессию. Но тут подошел срок ответного удара.
   — Я не отказываюсь! — Кубик, не выдержав, тоже перешел на повышенные. — Я только говорю, что это глупо. Невинные девочки, похоже, сидят в Совете и занимаются групповым онанизмом. Потому что иначе я это назвать не могу. Они там самоублажаются куцыми сказочками о собственном великом уме, а разгребать тухлые плоды их великого ума придется всем остальным, невеликим. Ты представляешь, скольких он может положить на месте, если начнется пальба? Мы даже не знаем, что за оружие у него.
   Раф сузил глаза и посмотрел на Кубика очень нехорошим взглядом.
   — Значит, я занимаюсь групповым онанизмом? Я самоублажаюсь своей тупостью? — Он грохнул кулаком об стол. — Да я же тебя, идиота, вытащил из дерьма, сделал, считай, приличным человеком, дело поручил… Отвечай, — заревел он, — хочешь окончательно провалить его?
   Кубик от такого оглушительного рева дернулся и, ошалев, немного привял.
   — Не хочу, — сказал, упрямо глядя не на Рафа, а мимо. — Если бы по твоей милости не запечатали верхние этажи, я мог бы нарыть еще целый шкаф информации. А так — что я могу? — снова сорвался он. — Наши информатории — пустышки, в городе искать — что булавку в море, от желтой сети меня уже тошнит, там одни дауны тусуются.
   — Если бы по моей милости не запечатали те этажи, знаешь, где бы ты сейчас был? — угрюмо спросил Раф. — Вылизывал бы задницы горлам. Они ведь тоже предателей не любят… Короче, что тебя не устраивает? Если трусишь, так и скажи. Честно и по-мужски. Я тебя пойму. Хотя от дела все равно не отстраню. Заменить тебя некем, сам знаешь. А мне нужен там свой человек. На охранников надежды мало.
   — Я не боюсь, — сжав зубы, сказал Кубик. — Хоть бы ты меня и отстранил, я все равно там буду. Найду, где пролезть. Я говорю о том, что глупо пытаться задержать посланника. Живым взять его не получится, он вооружен лучше нас. И почему ты думаешь, что мои боевые качества лучше, чем у охранников?
   — Ты смелый, — не задумываясь ответил Раф без всякой логической связи с предыдущим своим высказыванием. — До одури смелый. Такими смелыми бывают только психи ненормальные. Это дело как раз для тебя. Все остальные со страху превратятся в болванов и провалят операцию.
   Кубик от комплимента растерялся.
   — Я…
   — Какие у тебя предложения? — устало поморщившись, перебил Раф.
   — Дать ему уйти вместе с женщиной и тайно проследить за ним, — тут же выложил Кубик. — Я уверен, что он повезет ее к иксу, то есть Божеству. Тем самым мы определим местонахождение икса, установим за ним наблюдение и при возможности… гм.
   — Что — гм? — Раф наставил на Кубика косой глаз.
   — В принципе я против физического уничтожения, — скромно сообщил Кубик. — Но в данном случае — за.
   — Ишь ты. — Раф тряхнул головой. — Конституция клана… Хотя вообще-то я тоже — за. В данном случае. Мало ли, какие у него там способности. Удавить гада, и все. Поджигатель он там или кто. Ладно. Так и напишем — взять живым никак было невозможно.
   — То есть мы все-таки меняем план? — осторожно поинтересовался Кубик.
   Раф подумал и снова тряхнул головой.
   — Нет. Просто вводим дополнительную константу.
   — Какую?
   — Подставная супруга Божества. По-моему, отличная идея, как считаешь?
   — Предположим, — задумчиво сказал Кубик. — А где ты ее возьмешь — подставную? Кто согласится? И как объяснить горлам замену?
   — Это уже моя головная боль. Хотя тут и думать-то не надо. Например, у настоящей обнаружится идиосинкразия на «экселенц». А подставой будешь, например, ты. — Раф наставил на Кубика указующий перст.
   Кубик даже подскочил на стуле.
   — Я? С какой стати? Ты рехнулся?
   — Экономия. — Перст назидательно поднялся кверху. — Времени и затрат. Не нужно будет наблюдения и всего остального. И у тебя будет возможность по-тихому ликвидировать обоих, икса и игрека, как только попадешь на место. А расписать тебя под смазливую бабу нетрудно. У тебя физиономия подходящая.
   — Голые сиськи тоже мне нарисуешь? — разозлился Кубик. — Или новый ритуальный наряд сочинишь?
   — Ах да. — Раф почесал переносицу. — Отпадает вариант. Но согласись, мысль хорошая была.
   — Иди ты… мыслитель, — процедил Кубик. — Лучше маячок поставь супруге.
   — И поставлю, — согласился Раф. — А тебе — на вот, бери. — Он достал из ящика стола короткоствольный лучемет, похожий на крупнокалиберный пистолет. — После операции вернешь. Обращаться умеешь?
   Кубик повертел пушку в руках.
   — Разберусь. Слушай, а почему его «бонни» называют?
   — А как его еще называть? Поджариватель? В общем, тут все просто — сдвигаешь предохранитель, вот эту скобу, и жмешь на пуск. Применять только в случае непосредственной опасности. Целиться в руки-ноги. Хотя с его маскировкой это, конечно, проблематично. Но он нам нужен или живым и обезоруженным, или…
   — …или дать ему уйти. Разберусь, — повторил Кубик, пряча пушку под одежду. — Сколько там будет из наших?
   — Внутри, как обычно, четверо. Я, ты, еще двое. Я проинструктирую их. Снаружи у дверей — тоже как обычно, один наш, один горл. Дополнительно в соседних помещениях будут укрыты еще шесть человек. У них приказ — по сигналу личной связи выступить в коридор, перекрыть путь отступления посланцу, взять живым.
   Кубик хмыкнул.
   — Он перебьет их, как комаров. Мой совет — отмени приказ.
   — Я не могу отменить приказ президент-генерала.
   Кубик изобразил на лице равнодушие к судьбе этих шестерых и поменял тему:
   — Ты читал новый сценарий? Я не успел. Какие-то «Блаженные поля». О чем там речь?
   Раф отмахнулся:
   — Не интересовался. Пойдет другой. Уже пошел.
   — Как другой? — оторопел Кубик. — Какой? Почему — уже?
   Раф снова навис над ним, уперев кулаки в стол.
   — А ты что думал, мы безответно стерпим горловскую диверсию с этим ихним «Гневом Божества»? Они в тот раз нагло подменили согласованный сценарий, в этом нет никаких сомнений. Теперь наша очередь. Сегодня утром и отправили. А завтра в эфир пойдет пустышка.
   — Ну и… что там? — потрясенно спросил Кубик.
   — Там — «Страшный суд», — довольно сказал Раф, садясь. — Один их главных догматов горловской ортодоксии.
   — Это про то, как перед приходом истинной реальности разные катаклизмы погубят всех недостойных? — припомнил Кубик.
   — Именно. Они думают, что тогда колесо Сансары остановится и наступит бессмертие, рай и все такое. А пока оно будет останавливаться, на планету обрушатся катастрофы. Войны, эпидемии, землетрясения.
   — Вы что, заказали землетрясения и эпидемии? — поразился Кубик.
   — Ты, конечно, считаешь, что в Совете Высших сидят одни идиоты.
   — Не исключаю, — пожал плечами Кубик. — Ознакомившись с планом завтрашней операции… — Он не стал продолжать.
   — Не волнуйся, эпидемии не будет. Будет война.
   — У нас уже есть одна война. — Кубик с сомнением кивнул на окно. — Она не то что горлов, она и меня, например, уже не убеждает.
   — На этот раз будет настоящая, убедительная. Гарантированно.
   — А кто будет в роли недостойных рая?
   — Это уж кому как повезет. Но лично я не собираюсь попадать в эту забракованную категорию. На этот счет президент-генерал подготовил приказ по клану. Он будет обнародован первого числа.
   — Так я не понял — чего мы этим добьемся? — спросил Кубик.
   — Перевеса в ортодоксии. Мы докажем, что Страшный суд — такая же иллюзия и миф, как и все остальное. Что никакая абсолютная реальность после него не наступит и смены реалов не прекратятся. Не получат они своего рая.
   — По-моему, это вы загнули… куда-то не туда, — поразмыслив, сказал Кубик.
   — Поглядим.
   — Никакого перевеса не будет, — уверенно заявил Кубик. — Ортодоксия, хоть наша, хоть горловская, не зависит от доказательств или контрдоказательств. По личному опыту знаю. Ты мне сам это продемонстрировал. Чего же ты хочешь от горлов? Они такие же, как вы. Как мы, — поправился он.
   — Давай не будем лезть в философию. Природа любит практиков, а не теоретиков. А мы с тобой практики. Значит, природа нас любит. И не любит горлов, грязно сношающихся с шарлатанскими божествами. Короче. На сегодня ты свободен. Даю тебе отпуск до десяти утра. Вопросы есть?
   — Есть. Ты когда-нибудь в чем-нибудь сомневаешься?
   — Вопрос не по существу, но отвечу. Мы живем в мире, где сомнения — непозволительная роскошь. Если я начну сомневаться, то в конце концов приду к выводу, что мы живем в неправильном мире и что я сам неправильный. А это серьезный удар по инстинкту самосохранения. От таких мыслей он запросто может испортиться. Между прочим, у тебя он как раз и испортился. Ты смелый — потому что сумасшедший.
   — И все-таки… — начал Кубик.
   — Я даже пробовать не стану, — перебил Раффл.
   Церемония бракосочетания Божества с очередной супругой началась в одиннадцать утра. Кубик много раз видел ее в транслируемых по сети записях, но ни разу не присутствовал на ней живьем. Младшие статистики в число наблюдателей не допускались. Это считалось привилегией и ответственной обязанностью. Наблюдатели должны были внимательно следить за соблюдением формальной стороны дела — отправкой сценария в эфир и исполнять почетную миссию представления своего клана. А главное — служить гирей на другой чаше весов. У обывателя во всем мире не должно складываться впечатление, будто ортодоксия Божества — основная и превалирующая. Хотя, разумеется, обывателю на это было многократно чихать. Обыватель даже и не подозревал о существовании противоборствующих кланов ирчей и горлов. Но долг есть долг, особенно долг перед собственными убеждениями. Гордость ирчей не позволяла им оставаться в стороне и терять лицо.
   Кубик, одетый парадно, с оружием, пристроенным сзади за пояс, бледный и тревожный, стоял возле одной из стен ритуального зала и старался не упускать ни малейшей детали происходящего. Напротив него, у другой стены, демонстративно позевывал в кулак Раффл — но в глазах и в позе то и дело проскакивала мрачная, решительная напряженность. Еще двое — сержанты внутренней охраны — таращились на все вокруг с плохо скрываемым испугом. Впрочем, Раф перед началом поклялся, что это самые надежные из всех и инструкции они выполнят в точности.
   Оружие у всех троих, как и у Кубика, было спрятано.
   По записям он знал ход церемонии наизусть. Сейчас выряженные в яркие павлиньи тряпки горлы начнут выкладывать в священном круге на полу фигуру из деревянных палочек. Затем произнесут обычную свою тарабарщину, в дверь войдет ведомая под руки названная супруга Божества, постоит немного в центре фигуры, а потом должна будет нажать кнопку устройства, заряженного новым сценарием. После чего… после чего в прошлый раз в зал ворвался столб света и уволок супругу. Но вряд ли он пунктуален до такой степени, думал Кубик, что и на этот раз появится в тот же момент.
   Вот сейчас… сейчас… сердце громко бухало в ожидании того самого мига, когда…
   Его немного отвлекло от нервного ожидания торжественное явление супруги Божества. Он не сразу узнал ее — лицо было обильно и ярко раскрашено. А когда узнал, разинул глаза во всю ширь. Потом перевел взгляд на Раффла. Тот едва заметно кивнул.