Карр Филиппа. Валет червей

   Ее брак оказался неудачным. Она совершила огромную ошибку. Во время посещения с тетей Бертой родственников ее познакомили с фермером Дюбуа Он настолько влюбился в нее, что она была потрясена его чувствами и в какой-то безумный момент дала согласие на брак.
   — Это было ошибкой, — сказала она. — Я не могу быть женой фермера. Он не устраивал меня ни в каких отношениях. Он обожал меня… но от такой преданности быстро устаешь. Одно время я даже носилась с мыслью убежать из дома, приехать к тебе и положиться на твою милость.
   — Так и надо было сделать, — согласилась я Ах, как мне не хватало тебя, Лизетта.
   — Но ты ведь теперь мадам де Турвиль У тебя есть прекрасный замок и преданный муж.
   Я пожала плечами, а она внимательно Посмотрела на меня.
   — Ты счастлива? — спросила она.
   — О да… да… вполне счастлива.
   — Я рада за тебя. Мне кажется, что самое ужасное, что может случиться с женщиной, — это неудачный брак.
   — Твой месье Дюбуа все же обожал тебя Ты бросила его, Лизетта?
   — Я как раз к этому и подхожу. Он умер. Вот почему я оказалась здесь.
   — Умер! Ох, Лизетта…
   — Ну да, конечно, он был хорошим человеком, но я от него устала. Я хотела избавиться от него, хотя, конечно, не хотела, чтобы это произошло именно так Я оставила всякие надежды. Как говорится, как постелишь, так и поспишь. Я пыталась стать женой фермера, Лотти. Я изо всех сил старалась, но у меня не очень-то получалось. Тем не менее, Жак не проявлял особого недовольства, а у меня был мой славный малыш.
   — Должно быть, он служил тебе утешением.
   — Безусловно. Не думаю, что у меня хватило бы смелости явиться сюда, если бы не он.
   — Но почему, дорогая Лизетта? Ты же знаешь, я всегда была рада видеть тебя.
   — Ну да, когда-то у нас с тобой были счастливые деньки, верно? Помнишь эту гадалку? Ведь именно там ты впервые встретилась со своим мужем. Я думаю, он влюбился в тебя с первого взгляда. Бедняжка Софи. Какая трагедия! Но она освободила тебе путь, Правда?
   — Я бы не смотрела на это так. Я часто думаю о Софи.
   — Она могла бы выйти за него замуж.
   — Не думаю, что она была бы счастлива, случись так. Я могу утешаться лишь тем, что она сама сделала свой выбор.
   — По крайней мере, ты счастлива.
   — Да, имея моего милого маленького мальчика… Кстати, Лизетта, я жду второго ребенка.
   — Лотти! Как это чудесно! Твой муж доволен?
   — Он рад точно так же, как и наши родители.
   — Все это хорошие новости. Но я должна поговорить с тобой. Я должна поговорить с тобой очень серьезно… поскольку мне некуда податься.
   — Некуда податься! Но ты уже находишься здесь. Ты вернулась. Как ты можешь говорить, что тебе некуда податься?
   — О, ты очень добра ко мне. Я знала, что так и будет. Всю дорогу сюда я внушала себе именно эту мысль. Но мы полностью разорены… мы потеряли абсолютно все. Во всем виноваты эти ужасные люди. Я даже и не предполагала, что здесь… в этом мирном местечке… ну, ты же знаешь об этой ужасной войне.
   — О» мучной войне «? — спросила я. — О да, я очень хорошо знаю, насколько страшной она может быть. Я слышала агитатора, подбивавшего людей на бунт. Это было ужасно.
   — Страшно стать их жертвами, оказаться в самом центре событий, Лотти, — она прикрыла лицо руками. — Я пытаюсь закрыть глаза, но ты же знаешь, что, закрывая глаза, от воспоминаний не избавишься. Видишь ли, он был фермером, и у него в амбарах было много пшеницы и кукурузы. Они пришли… взломали амбары, начали вытаскивать зерно. Я никогда не забуду эту ужасную ночь, Лотти. Темнота, разорванная светом факелов, которые они несли в руках, эти крики… эти угрозы. Жак выбежал, чтобы посмотреть, что происходит. Он попытался остановить их. Один из бандитов сбил его с ног. Я стояла у окна с Луи-Шарлем. Я увидела, как он упал, а они налетели на него с палками и вилами и со всем прочим, что таскали в качестве оружия. Это творили его собственные батраки… а он всегда был так добр к ним. Он был таким добряком, этот Жак. Конечно, он надоедал мне, и я мечтала о том, чтобы убежать… но он действительно был добрым человеком. Они сожгли все амбары и весь хранившийся там хлеб.
   — Это же преступники! — воскликнула я. — Они вовсе и не собираются кормить хлебом бедняков. Они уничтожают хлеб везде, где только могут. Неужели этим они думают поправить дело с плохим урожаем? Ах моя бедная Лизетта, как же ты настрадалась!
   — Вместе с Луи-Шарлем я убежала к соседям, жившим в полумиле от нас. Всю ночь я простояла у окна, а когда настал рассвет, увидела дым, поднимавшийся от развалин, которые еще совсем недавно были моим домом. Вот так, Лотти, я потеряла своего мужа и свой дом. И теперь у меня нет ничего… вообще ничего. Несколько недель я жила у соседей, но не могла оставаться там долго. И тогда я подумала о тебе. Я решила — отправлюсь-ка к Лотти. Положусь на ее милость и буду просить дать мне крышу над головой. Я могу быть полезной, могу служить горничной, могу заниматься чем угодно… если ты позволишь мне остаться здесь с моим малышом.
   В моих глазах стояли слезы, когда я обняла ее и прижала к себе.
   — Не говори больше ничего, Лизетта. Конечно же, ты останешься здесь. Я пыталась разыскать тебя. Тетя Берта не хотела помочь мне. Но теперь ты здесь и тебе нечего бояться. Ты вернулась домой.
   Она была очень благодарна.
   Она сказала:
   — Я знала, что ты примешь меня… но есть ведь и другие… ты же живешь здесь в новой семье.
   — Они должны будут принять тебя так же, как я, Лизетта.
   — Ты говоришь, что они должны. Ты сможешь на этом настоять?
   — Я могла бы настоять. Но в этом не будет необходимости. Шарль очень беспечный человек. Он пару раз спрашивал о тебе. А его родители — очень добрые. добрые и спокойные люди. Они никогда ни во что не вмешиваются. Мой свекор инвалид и редко покидает свою комнату. У Шарля есть сестра Амелия, которая вскоре выходит замуж. Я думаю, они с радостью примут тебя.
   — А если нет?
   — Тогда им придется это сделать. Не беспокойся. Это просто чудесно, что ты наконец вернулась. Нам будет очень весело. Нам есть о чем с тобой поговорить. Временами здесь бывает скучновато.
   — Что? Имея такого мужа?
   — Он часто уезжает. А мне тебя очень не хватало Теперь мы заживем как в старые добрые времена.
   — Если позабыть о том, что ты теперь жена, а я вдова.
   — Ведь у нас есть два славных малыша, и я очень надеюсь, что они станут друзьями.
   Мы с Лизеттой расположились в небольшой гостиной рядом с холлом, чтобы видеть, когда Шарль вернется. Мы болтали с ней, как когда-то, почти без передышки, прерывая друг друга, вспоминая забавные эпизоды из прошлого, забрасывая друг друга вопросами.
   Неожиданно в дверях появился Шарль. В течение нескольких секунд, пока он рассматривал Лизетту, в комнате стояла напряженная тишина. Она смотрела на него несколько вызывающе. Бедняжка Лизетта побаивается, что он ее выгонит, подумала я.
   Я воскликнула:
   — Как ты думаешь, что произошло? Лизетта приехала.
   Лизетта неуверенно улыбнулась.
   — Мы не знакомы, — сказала она.
   — Почему же? — возразил он. — Вы были у гадалки.
   — Так вы запомнили. Вы спасли нас обеих.
   — У Лизетты несчастье, — вмешалась я, — ее мужа убили, а дом сожгли. Это была толпа., бунтовщики, которые пришли грабить зерно.
   — Это ужасно, — сказал Шарль. Похоже, он уже оправился от удивления и, войдя в комнату и сев, спросил, глядя на Лизетту:
   — Как вы добрались сюда? За нее ответила я.
   — Верхом. Она приехала издалека, ее сопровождал слуга, которого одолжили ее соседи. Шарль кивнул.
   — Толпа, — пробормотал он. — Безумная толпа. Те, кто вызвал возмущение, должны понести ответственность.
   — Слава Богу, теперь они поутихли, — сказала я и добавила:
   — Лизетта привезла с собой маленького сына. Он просто очарователен. У него прекрасные манеры. Я уверена, наш Шарло будет очень рад его обществу.
   Шарль повторил вслух:
   — Маленький мальчик…
   — Его совершенно измотало путешествие, — пояснила я. — Сейчас он крепко спит.
   Некоторое время Шарль побыл с нами, а затем сказал:
   — Я покину вас, чтобы вы могли вволю поболтать.
   Должно быть, вам есть что порассказать друг другу.
   Позже мы встретимся.
   Он слегка пожал мою руку и поклонился Лизетте. Когда мы остались вдвоем, Лизетта взорвалась:
   — Похоже, он не хочет, чтобы я оставалась здесь.
   — Почему бы ему не хотеть?
   — Он не забыл о том, что я всего лишь племянница экономки.
   — Шарля это не волнует.
   Она стала серьезной и сердито взглянула на меня; ее губы искривились, казалось, она потеряла над собой контроль.
   — Волнует, — сказала она тихо, — и еще как волнует.
   — Нет, Лизетта, ты ошибаешься. Мне бы это даже и в голову не пришло. Точно так же, как и Софи… в старые времена.
   Ее раздражение как рукой сняло, она вновь улыбалась.
   — Я всегда знала, что ты настоящий друг, Лотти, — сказала она.
   Мы продолжали беседовать, но ее настроение изменилось, она стала говорить более осмотрительно. Появление Шарля встревожило ее. Я вспомнила о том, что она крайне утомлена, и поэтому ей следует лечь в постель пораньше. Я проводила Лизетту в отведенную ей комнату как почетную гостью. Мне хотелось порадовать ее, заставить забыть обо всем, через что ей пришлось пройти. Мне хотелось увидеть ее такой же жизнерадостной, как в старые добрые дни.
   На прощание я нежно поцеловала ее.
   — Дорогая Лизетта, — сказала я, — мне хочется, чтобы ты почувствовала, что приехала домой.
   Затем я подошла к кроватке, временно поставленной в ее комнате, где спал ее сын.
   Я взглянула на него и сказала:
   — Жду не дождусь его встречи с Шарло. Это произойдет завтра.
   Затем я прошла в нашу с Шарлем спальню. Шарль уже ждал меня. Он с задумчивым видом сидел в кресле и, когда я вошла, произнес:
   — Лотти, подойди ко мне.
   Я подошла к нему. Он обнял меня и посадил на колени.
   — Итак, — сказал он, — похоже, появилась твоя сообщница по преступлению.
   — Преступлению? — воскликнула я. — Что ты имеешь в виду?
   — Я имею в виду преступное непослушание испорченных девчонок, которые обманывают старших и убегают из дома, чтобы посетить злую сводню.
   — Ты еще не забыл?
   — Забыть тот миг, когда я впервые увидел свою любимую?
   — Шарль, — сказала я, — мне кажется, ты обеспокоен.
   — Чем?
   — Появлением Лизетты.
   Он пожал плечами.
   — Что она будет делать здесь? Ты найдешь ей какое-нибудь занятие? Мне кажется, из нее получилась бы неплохая камеристка. Возможно, она в курсе последней моды, а если нет, то неплохо было ознакомиться.
   — Я не хочу, чтобы она чувствовала себя здесь служанкой, Шарль.
   — Она племянница служанки.
   — Весьма незаурядной служанки, скажем так. Мне кажется, тетя Берта обиделась бы, узнав, что ее называют служанкой.
   — Но разве она не экономка в Обинье?
   — Ну да, но ведь она занимает там особое положение. Можно назвать ее королевой Нижнего Царства, причем, уверяю тебя, для аудиенции с ней необходимо выполнять протокольные формальности. Приходится чуть ли не испрашивать эту аудиенцию. Я думаю, Лизетта всегда сознавала, что она не является одной из нас… я имею в виду Софи и себя… и в то же самое время она получала вместе с нами образование.
   — Это было ошибкой. От образованности у людей появляются идеи. Я рассмеялась.
   — Именно для этого и дается образование.
   Он молчал, я обняла его за шею.
   — Скажи мне, о чем ты думаешь?
   — Я просто размышляю, — ответил он. — Мне кажется, что она может оказаться в каком-то смысле! интриганкой.
   — Интриганкой! Что ты этим хочешь сказать?
   — Кажется, она околдовала тебя.
   — Шарль, это чепуха. Она моя подруга. Она прошла через тяжкие испытания. У нее на глазах толпа убила мужа.
   — Не нужно волноваться, — сказал он. — Конечно, она может остаться у нас, пока не найдет какое-нибудь занятие.
   — Занятие? Что ты имеешь в виду?
   — Ну какое-нибудь место… может быть, она станет чьей-нибудь горничной, если уж ты не Хочешь, чтобы она выполняла эти обязанности при тебе.
   — За что ты ее не любишь?
   — Мне не за что любить ее или не любить.
   — Ты говоришь так, будто не хочешь, чтобы она находилась здесь.
   — Дорогая моя Лотти, ведь у нас здесь не приют для бездомных и обездоленных.
   — У тебя есть какие-нибудь причины не любить ее?
   Он слегка отстранился от меня.
   — Какие у меня могут быть причины?
   — Ты, мне кажется, настроен… враждебно.
   — Дорогая моя Лотти, для меня это вовсе ничего не значит. Ведь мне не придется видеться с ней, не так ли? Или ты предполагаешь, что я должен относиться к ней как к почетной гостье?
   — Шарль, не хочешь ли ты сказать, что возражаешь против ее пребывания в этом доме? Потому что, если это так…
   — То ты убежишь вместе с ней. Я знаю. Вы поедете в Обинье… две авантюристки. Лотти, моя милая, любимая Лотти, мать моего сына, которой вскоре предстоит стать матерью еще одного моего ребенка, я желаю тебе только счастья. Я готов любой ценой доказать тебе свою любовь. Кем бы я ни был до того, как встретился с тобой, кем бы я ни был сейчас… я твой, Лотти.
   — Что за очаровательная речь! — я расцеловала его. — Интересно, что ее вызвало?
   — Ты — моя красавица жена и мать моих детей, Я не нарадуюсь на тебя.
   — Сегодня вечером ты и впрямь выглядишь любящим мужем. Но как все это связано с Лизеттой?
   — Никак. Но все, что пытался тебе сказать о ней, было лишь для того, чтобы ты задумалась, разумно ли оставлять Лизетту в доме?
   — Я не вижу к этому никаких препятствий и хочу, чтобы она чувствовала себя здесь счастливой. Я собираюсь настаивать на том, чтобы она здесь осталась и чтобы к ней в доме хорошо относились.
   Он привлек меня к себе и поцеловал в шею.
   — Да будет так, как решила мадам.
 
   В эту ночь мне не спалось. Впрочем, Шарлю тоже. Он был очень нежен и вновь и вновь уверял, что любит меня. Я думаю, он старался загладить свою вину за весьма холодный прием Лизетты, к которой, как он знал, я хорошо относилась. Мы лежали бок о бок, сплетя руки, молча.
   Когда я проснулась, его не было рядом со мной. Было очень рано, и первой моей мыслью была мысль о Лизетте. Я была счастлива, что она вернулась, пусть даже при столь печальных обстоятельствах, и я была тронута тем, что в тяжелых обстоятельствах она вспомнила именно меня. Потом я подумала о слуге, с которым она приехала, и мне пришло в голову, что ему следовало бы отдохнуть денек перед тем, как отправиться в трудный обратный путь.
   Одевшись, я спустилась вниз и прошла к конюшне. Я уже подходила к воротам, когда заметила, что в конюшню кто-то входит. И хотя я видела этого человека со спины, мне было ясно, что это посторонний.
   Я окликнула его:
   — Подождите минутку…
   Человек скрылся в конюшне, видимо, не услышав меня. Я решила, что это слуга, с которым приехала Лизетта, и что он собирается седлать своего коня, чтобы отправиться в путь. Я хотела снабдить его на дорогу провизией и подсказать ему, чтобы он зашел за нею на кухню.
   Я заглянула в конюшню, но там никого не было видно. В это время во дворе раздались шаги. Это был главный конюх Леру. Я пошла ему навстречу.
   — Доброе утро, Леру, — сказала я. — Вы позаботились о слуге, который сопровождал даму, приехавшую вчера?
   — О да, мадам, — ответил он. — Он плотно поужинал и хорошенько выспался.
   — Кажется, он собирается уезжать. Я видела, как он вошел в конюшню, но, заглянув туда, не увидела его. Думаю, следует дать ему с собой в дорогу провизии… может быть, мясного пирога или еще чего-то. А может быть, ему лучше отдохнуть день перед отъездом. Дорога ведь неблизкая.
   — Кажется, он собирался уехать рано утром, мадам.
   — Ему виднее. Но все же его следует снабдить едой на дорогу. Он должен быть где-то в конюшне. Я видела, как он входил туда.
   — Я отыщу его, мадам, и передам ваши слова. Но в этот момент мы услышали цокот копыт, и из конюшни выехал всадник.
   — Постой, дружище! — воскликнул Леру. Всадник, не обращая внимания на оклик, проехал дальше.
   — Он не заметил нас, — сказал Леру.
   — Он даже не слышал, как вы его позвали.
   — Возможно, он глуховат, мадам.
   — Вообще, он вел себя странно.
   — Ну, теперь, так или иначе, а он уехал, мадам. Его уже не остановишь и ничего ему не предложишь.
   — Меня удивляет, что он так и не показался нам и не захотел переброситься даже словечком.
   Леру почесал в затылке и направился в конюшню. Я поднялась в комнату Лизетты. Она все еще лежала в кровати и с распущенными локонами и заспанными глазами выглядела прелестно.
   — Ты, наверное, очень устала, — сказала я.
   — Просто истощена, — ответила она. — Ты даже не представляешь, до чего же хорошо оказаться здесь… в таком чудесном месте… с тобой…
   — На твою долю достались тяжкие испытания…
   — Бедный Жак! Я просто не могу забыть эту картину… Как он упал на землю, а вся эта ужасная толпа набросилась на него. И все же… мне следовало быть…
   — Тебе следует забыть об этом, — сказала я. — Бесполезные сожаления ни к чему не ведут. Да, кстати, этот твой слуга — странный какой-то. Я окликнула его, но он не ответил. Он что, глуховат?
   Мгновение она колебалась, а потом сказала:
   — Да… думаю, что глуховат, но не сознается в этом.
   — Я позвала его, а он не ответил мне. Я была уверена, что он вошел в конюшню, но, когда я заглянула туда, там никого не было.
   — А ты вошла внутрь?
   — О, нет…
   — Ну, наверное, он нагнулся, чтобы осмотреть подковы или копыта. Он очень заботится о Лошадях. Так значит, ты говоришь, он уехал?
   — Да. Он даже не повернул головы, когда выезжал из конюшни. Его окликнул Леру, но он просто-напросто проехал мимо.
   — Он очень спешит домой. Его просили вернуться как можно скорей. Вообще, они сделали мне большое одолжение, отпустив его со мной, поскольку без него там трудно обойтись.
   Я продолжала думать об этом человеке, и неожиданно что-то мелькнуло у меня в голове.
   — Знаешь, — сказала я, — мне кажется, я где-то уже видела его раньше.
   — Где ты могла его видеть?
   — Не знаю. Просто мне так показалось.
   — Ну, говорят, у каждого человека на земле есть свой двойник. Интересно бы встретить своего двойника, верно?
   Она рассмеялась и сразу стала похожей на ту девчонку, которую я давным-давно знала и любила.
   Я горячо и искренне воскликнула:
   — Ах, Лизетта, я так рада тому, что ты приехала.
 
   Я была очень счастлива, что снова со мной Лизетта. Теперь моя жизнь изменилась. Она сама устранила все шероховатости, которые могли бы возникнуть а связи с ее присутствием в доме, согласившись стать моей камеристкой.
   — Дама твоего положения просто обязана иметь камеристку, — сказала она. — И уж не знаю, кто лучше меня сможет справиться с ее обязанностями.
   Она сама отказалась есть за одним столом с нами, на чем я собиралась настаивать, несмотря на предполагаемые протесты со стороны Шарля. Я понимала, что ему не слишком нравится моя идея обращаться с Лизеттой как с членом семьи; и кроме того, я понимала, что Лизетта весьма чувствительна к своему положению, столь же неопределенному, каким оно было и в Обинье, — человека, находящегося со мной и с Софи на дружеской ноге, но не являющегося нам ровней. Как раз мне-то хотелось относиться к ней как к равной, но она этого не желала.
   Она решила есть в небольшой комнатке, примыкающей к ее спальне, вместе с Луи-Шарлем и сама ходила на кухню за едой, так что никто из прислуги не занимался ее обслуживанием.
   Сначала я заявила, что все это ненужная чепуха, но чуть позже поняла, что даже в таком, избавленном от лишних формальностей хозяйстве, как у Турвилей, среди прислуги всегда найдется место для зависти и недоброжелательства.
   Лизетта оказалась крайне тактичной. С членами семьи она вела себя весьма сдержанно и, лишь оставаясь наедине со мной, вновь превращалась в мою проказливую подружку.
   Со стороны родителей Шарля возражений не было. Его отец большую часть времени проводил в своих комнатах, а его жена старалась держаться поближе к нему. Она всегда была со мной приветлива, и хотя оба они казались весьма бесцветными людьми, я была благодарна им за то, что они не вмешивались в мою жизнь и предоставили мне возможность самой руководить домашним хозяйством. Амелия быстро подружилась с Лизеттой, которая взялась причесывать ее, и они проводили вместе много времени, занимаясь обсуждением приданого. Будущая свадьба Амелии была главным событием в доме, и поэтому прибытие Лизетты не привлекло большого внимания, и понемногу все устроилось. Я сказала ей, что она похожа на хорошенького котеночка, когда лежит в своей кровати, свернувшись в клубок.
   — Да, и при этом я мурлыкаю, зная, что ежедневное блюдечко сливок мне обеспечено, — рассмеялась она.
   С ее прибытием моя жизнь в самом деле изменилась. Месяцы беременности вместо того, чтобы тянуться до бесконечности, были заполнены веселым смехом и болтовней. В основном мы вспоминали прошлое и лишь изредка, при воспоминании о Софи, в разговорах проскальзывала грустная нота.
   В это время много говорили об американских колонистах, вступивших в контакт с правительством Англии из-за налогов, которые, по словам многих, были немилосердно взвинчены. Шарль заявил, что, вне всяких сомнений, вскоре начнется война между Англией и ее колонией, если англичане не образумятся.
   Ему нравилось посмеиваться над англичанами, и я знала, что он делает это в шутку, и все равно отказывалась принимать участие в таких развлечениях. Да и в любом случае мои мысли были заняты в основном грядущим появлением на свет ребенка.
   Зима шла к концу. Стоял февраль, наступила пора родов.
   Лизетта постоянно была рядом. У нее не было особых склонностей к исполнению обязанностей няньки, но отсутствие этих качеств с лихвой искупалось ее жизнерадостностью, которая передавалась мне.
   Роды прошли нормально. Я была довольна тем, что на этот раз у меня родилась дочь, а Шарль был вне себя от счастья. После некоторых споров мы, наконец решили назвать ее Клодина.

ГРИЗЕЛЬДА

   Все мои радости сосредоточились в детской, где новорожденную почтительно разглядывали Шарло и Луи-Шарль. Поэтому я почти не интересовалась событиями, происходящими в окружающем мире. Клодина оказалась шумным ребенком с хорошими легкими и глоткой и с первых же дней решительно заявила о своих правах.
   — Она не похожа на месье Шарло, — сказала нянька. — Своевольная девочка, ничего не скажешь.
   Родилась она, по правде говоря, довольно страшненькой, но с каждым днем на глазах хорошела. У нее были пушистые темные волосы, весьма густые для младенца такого возраста, и ясные голубые глаза.
   Ее все обожали, а когда она плакала, то одно удовольствие было смотреть на Шарло, стоящего у ее колыбельки и бормочущего:» Тихо! Тихо! Шарло с тобой «.
   Я была счастлива со своими детьми.
   Шарль в последнее время, похоже, не мог говорить ни о чем больше, кроме как о стычках англичан со своими колонистами. Сначала мне казалось, что он принимает сторону колонистов лишь из желания поддразнить меня как англичанку. Он часто напоминал мне, отчасти с сожалением, что я больше похожа на англичанку, чем на француженку, и это было правдой, хотя трудно было найти более типичного француза, чем мой отец, да и Жан-Луи, так долго воспитывавший меня, по странному совпадению, был наполовину французом и в Англию попал благодаря моей маме-англичанке. Однако я была англичанкой — по внешности, по манерам — по всему. Несмотря на то что я совершенно свободно говорила по-французски и часто даже думала на этом языке, . Шарль нередко вспоминал мое английское происхождение, а когда нам случалось ссориться, любил говорить:» Ну да, чего еще ждать от англичанки «.
   То ли он питал естественную для француза антипатию к англичанам, то ли поддразнивал меня, но так или иначе словесная война между нами продолжалась, а война реальная, конечно, подогревала ее.
   Не очень разбираясь в ситуации, я тем не менее защищала англичан, что доставляло ему удовольствие, позволяя вновь и вновь доказывать мне, как я не права — Вот увидишь, — как-то сказал он, — это может означать войну между Англией и Францией.
   — Ну, знаешь, не очень-то похоже на французов, чтобы они бескорыстно согласились за кого-нибудь воевать.
   — В данном случае речь идет об идеалах свободы, моя дорогая.
   — Франции вполне хватает собственных неприятностей, — возразила я. — С чего это вам беспокоиться о колонистах чужой страны, расположенной на другом краю света, когда ваши крестьяне постоянно готовы восстать. Возможно, как раз им больше всего и нужно то самое справедливое отношение, о котором вы так много болтаете.
   — Ты говоришь как революционерка, — сказал Шарль.
   — А ты говоришь как дурак. Как будто Франция пожелает вступить в войну из-за дела, которое касается совершенно иной страны.
   — Здесь сильны именно такие настроения.
   — С единственной целью — досадить Англии.
   — Они сами загнали себя в такую ситуацию. Это не мы ее создали.
   — Но вы желаете на ней нажиться. Вот такие у нас шли беседы.
   Примерно к тому времени, когда Клодине исполнилось пять месяцев, была опубликована Декларация о независимости Америки, и Шарль ликовал.
   — Эти храбрые люди сражаются с могучей страной за свою свободу. О Боже, я хотел бы присоединиться к ним. Знаешь, ходят разговоры о том, что Франция собирается послать туда свою армию?
   Я решила, что Шарлю попросту наскучила жизнь в Турвиле. Он был мало приспособлен к роли хозяина такого большого поместья. Я кое-что знала о том, как положено вести дела в таких крупных имениях, — я видела, как отец управляет Обинье, наблюдала жизнь наших поместий в Клаверинге и в Эверсли, поэтому понимала, что у Шарля просто нет к этому склонности. Разумеется, у нас был управляющий, но управляющий, даже самый лучший, не может заменить настоящего хозяина.