Я лежала, скорчившись, на полу. Я чувствовала себя отчаянно одинокой. Мне страшно хотелось оплакать Лизетту. Все годы, наполненные затаенной злобой… она была любовницей Шарля… Продолжались ли их отношения, когда я была в Англии, а она оставалась вместе с ним? Впрочем, какое это имело значение теперь? И зачем задумываться над этим? Вскоре за мной придут.
Я подошла к окну и выглянула. Мои глаза обратились к фонарному столбу. В слабом свете я видела темную жидкость, текущую по булыжной мостовой. Я поняла, что ручеек вытекает из винной лавки, разграбленной толпой. Какие-то люди копошились на мостовой, черпая ладонями жидкость из лужи и поднося их ко рту. Какая-то женщина попыталась высоким срывающимся голосом затянуть песню, но мужчина непристойным выражением велел ей заткнуться.
Большинство из них были пьяны. Некоторые сидели на мостовой, прислонившись к стене. Они продолжали нести свою вахту у мэрии. Сегодня вечером они уже наблюдали один спектакль, теперь предвкушали второй. Им был нужен только приказ, чтобы они бросились штурмовать мэрию.
Смотреть на них было невыносимо. Я села на пол, прислонилась к стене и закрыла глаза. Если бы только я могла уснуть и проспать до тех пор, когда они придут за мной…
Как долго приходилось ждать наступления смерти.
— Господи, побыстрее, пожалуйста, — молилась я.
Дверь открылась почти бесшумно. Вошел какой-то мужчина. Я вскочила, и меня охватило тошнотворное чувство ужаса. Этот момент настал.
Передо мной стоял мэр.
— Вам пора уходить, — сказал он.
— Уходить…
Он приложил к губам палец.
— Помалкивайте. Повинуйтесь приказам. Толпа поутихла, но ее настроение не изменилось. Я решил не говорить, что собираюсь перевезти вас в тюрьму за пределами города. Они могут не позволить мне сделать это. Они полны решимости повесить вас. Следуйте за мной.
— Но куда… куда я пойду?
— Я же сказал вам — помалкивайте. Если только толпа унюхает, что вы собираетесь ускользнуть, она разорвет вас на кусочки. Им не терпится посмотреть на конец рода Обинье.
Я пошла с ним вниз по лестнице. Мы оказались где-то на задворках мэрии, где стояла повозка. Она была убогой, однако с крытым верхом. На козлах сидел кучер, закутанный в плащ, несмотря на жару. В правой руке он держал кнут и даже не повернул головы, когда я вышла из здания мэрии.
— Садитесь, — сказал мэр.
— Я желаю знать, куда меня везут.
В ответ я получила довольно грубый пинок.
— Помалкивайте, — прошипел мэр. — Вы что, хотите, чтобы сюда сбежалась толпа?
Он втолкнул меня в повозку и захлопнул за мной дверь. Мэр махнул рукой, и повозка двинулась вперед.
Нам нужно было проехать перед мэрией, и когда колеса загремели по булыжнику, раздался окрик:
— Что за экипаж? Кто едет?
Кучер ожег лошадей кнутом. Я услышала гневные вопли и решила, что толпа хочет задержать нас.
Меня бросало из стороны в сторону. Кучер гнал лошадей как безумный. Кто-то заорал:
— Кто это такие? Кого везут?
В течение нескольких ужасных секунд мне казалось, что нас сейчас остановят. Я представляла себе ярость толпы, когда она узнает, кто находится внутри, и поймет, что ее чуть было не одурачили, лишив развлечения.
Кучер помалкивал. Он гнал и гнал вперед. Мы уже выехали с площади. Повозка набирала скорость. Кто-то пытался гнаться за нами, кто-то заглядывал в окно повозки, и я видела совсем близко чьи-то гневные лица.
Повозка подпрыгивала и грохотала по камням, крики становились все тише и тише. Наконец мы выехали за пределы города. Тем не менее кучер продолжал гнать лошадей, так что меня сильно швыряло из стороны в сторону.
Неожиданно мы остановились. Невдалеке был лес, из которого явился человек, ведущий под уздцы двух лошадей.
Кучер спрыгнул с козел и распахнул дверцу. Жестом он велел мне выходить, и я повиновалась. Я с трудом могла различить его лицо, заросшее бородой и укутанное шарфом.
Он оглянулся в ту сторону, откуда мы прибыли. Проселочная дорога была безлюдной, а небо начало окрашиваться первыми красками зари.
Тогда он размотал свой шарф и сдернул с лица свою бороду. Отбросив ее, он улыбнулся мне. — — Дикон?
— Я решил, что тебе будет приятно увидеть меня. Ну да ладно, не будем терять время. Садись на эту лошадь, — сказал он мне, а затем обратился к мужчине:
— Спасибо вам. Теперь нам надо как можно быстрее добраться до побережья.
Меня охватило неуемное возбуждение. От волнения у меня закружилась голова. Слишком уж неожиданным был переход от ужасного отчаяния к безумной радости. Здесь был Дикон. Я спасена, и спас меня он.
Мы скакали несколько часов. Говорил он очень мало, только сказал:
— Я хочу выбраться из этой проклятой страны к завтрашнему дню. Если нам повезет, мы поймаем пакетбот. Это значит, что нам придется ехать верхом всю ночь, но мы должны выдержать.
Итак, мы ехали. Мое тело было истощено, но мой дух ликовал. Настало время, когда нам и нашим лошадям понадобился отдых. Дикон решил, когда и где это устроить. Он сказал, что мы не будем въезжать ни в какие города. У него с собой небольшой запас еды, и нам следует им довольствоваться. К концу первого дня нашего путешествия мы забрались в уединенный уголок у реки вблизи леса, где, как он сказал, мы сможем поспать часок-другой. Нам необходим был сон. Мы нуждались в отдыхе, так как предстоял еще долгий путь. Сначала он напоил лошадей в реке, затем стреножил их в лесу. Мы расположились под деревом, и он заключил меня в объятия.
Дикон мне рассказал кое-что из случившегося. Когда он приехал в Эверсли и узнал, что я отправилась во Францию, то решил немедленно следовать за мной.
— Я знал, что революция может начаться со дня на день, — сказал он. — Я был полон решимости увезти тебя оттуда. Если нужно, то даже с применением силы. Я отправился в замок. Его полностью разграбили. Но Арман был там с остальными. За ним присматривала Софи со своей служанкой и еще та, которая постарше. Они сообщили мне, что тебя с Лизеттой забрали. Я должен был действовать быстро. Вот видишь, Лотти, как важно иметь друзей в нужных местах. Ты осуждала меня за мой интерес к мирским благам и в особенности к деньгам, но ими можно воспользоваться во благо. Во время своих путешествий во Францию я разъезжал туда-сюда. Как ты знаешь, у меня здесь были самые разные дела. Уже тогда было много французов, которым очень не нравилось то, как развиваются события… их можно назвать друзьями Англии. Одним из них, к большому нашему счастью, был тот самый мэр. Я заранее позаботился о том, чтобы привезти с собой деньги… много денег. Я знал, что они мне понадобятся. Вот так я приехал туда. Я был в толпе. Я видел, что случилось с этой девочкой, Лизеттой. Мне пришлось ждать, пока найдут экипаж. Если бы они попытались тронуть тебя, я дрался бы с ними голыми руками, но этот способ был гораздо лучше. Драться с толпой невозможно. Это был бы конец для нас обоих. Но ничего, так или иначе, ты со мной. Оставшееся по сравнению со сделанным — просто детская игра. Теперь отдыхай… спи… хотя мне будет трудно заснуть, держа тебя в своих объятиях.
— Дикон, — сказала я, — благодарю тебя. Я никогда не забуду о том, что ты сделал для меня.
— Я уже принял решение, я никуда тебя не отпущу.
Я улыбнулась. Дикон совсем не изменился. Он никуда меня не отпустит, и я этому рада.
Мы так устали, что тут же заснули, а когда проснулись, уже наступал вечер. Мы оседлали лошадей и скакали всю ночь, останавливаясь лишь для кратких передышек.
К концу второго дня путешествия мы приехали в Кале. Мы оставили лошадей на постоялом дворе. Лишь однажды нас попытались опознать как бегущих аристократов.
Дикон ответил, что он англичанин, путешествующий по Франции с женой, и его абсолютно не интересуют французская политика и французские внутренние свары.
Его высокомерное и несколько воинственное поведение охладило пыл лиц, интересовавшихся нами, поскольку было совершенно очевидно, что англичанин он настоящий. Таким образом нам удалось избежать неприятностей.
Мы оказались на борту пакетбота. Вскоре мы будем дома.
Нам так не терпелось увидеть родную землю, что мы не уходили с палубы.
— Наконец-то, — сказал Дикон, — ты возвращаешься домой, чтобы остаться там. Ты понимаешь, что если бы ты приехала раньше, если бы не сорвалась обратно во Францию, нам удалось бы избежать всех этих неприятностей?
— Я не знала о том, что отца уже нет в живых.
— Мы потеряли много времени, Лотти. Я кивнула.
— Теперь, — продолжал он, — ты будешь принимать меня таким, какой я есть. Честолюбивым, безжалостным, жаждущим денег… и власти, верно?
— Есть еще кое-что, о чем ты забыл, — напомнила я ему. — Если ты женишься на мне, ты женишься на женщине, у которой нет абсолютно ничего. Я нищая. Огромное состояние, которым отец доверил распоряжаться мне, потеряно. Его растащат эти революционеры. Мне кажется, ты забыл подумать об этом хорошенько.
— Неужели ты думаешь, что я мог не принять во внимание столь важную деталь?
— Так что, Дикон… что ты думаешь об этом?
— Я думаю о тебе и о том, как бы наверстать все эти упущенные годы. А ты, Лотти, о чем думаешь ты? Ты думаешь: этот человек, к которому в течение многих лет я поворачивалась спиной, теперь готов жениться на мне, не имеющей ни гроша за душой. Он оказался достаточно глупым, чтобы решиться потратить все богатство, собранное путем безжалостных махинаций… и все это ради меня.
— Ты о чем?
— Лотти, когда мы проезжали по этой площади, нас в любую секунду могли остановить, вытащить из повозки и вздернуть на ближайшем фонаре… нас обоих. Если бы это произошло, я потерял бы все свое богатство, поскольку, как ни печально, умирая, человек не в состоянии захватить его с собой.
— Ах, Дикон, — сказала я, — я понимаю, что ты совершил ради меня. Я никогда не забуду этого…
— И примешь меня, несмотря на то, что я такой?
— Именно потому, что ты такой, — сказала я. Он нежно поцеловал меня в щеку.
— Смотри, — сказал он, — земля. Вид этих белых утесов всегда поднимает мой дух… поскольку это мой родной дом. Но никогда в жизни я не чувствовал такой радости, видя их, как сейчас.
Я взяла его руку, поднесла ее к своим губам и прижалась к ней, глядя на приближавшиеся белые утесы.
ИСТОРИЧЕСКИЕ СОБЫТИЯ, ПОВЛИЯВШИЕ НА СУДЬБЫ ГЕРОЕВ РОМАНА
Я подошла к окну и выглянула. Мои глаза обратились к фонарному столбу. В слабом свете я видела темную жидкость, текущую по булыжной мостовой. Я поняла, что ручеек вытекает из винной лавки, разграбленной толпой. Какие-то люди копошились на мостовой, черпая ладонями жидкость из лужи и поднося их ко рту. Какая-то женщина попыталась высоким срывающимся голосом затянуть песню, но мужчина непристойным выражением велел ей заткнуться.
Большинство из них были пьяны. Некоторые сидели на мостовой, прислонившись к стене. Они продолжали нести свою вахту у мэрии. Сегодня вечером они уже наблюдали один спектакль, теперь предвкушали второй. Им был нужен только приказ, чтобы они бросились штурмовать мэрию.
Смотреть на них было невыносимо. Я села на пол, прислонилась к стене и закрыла глаза. Если бы только я могла уснуть и проспать до тех пор, когда они придут за мной…
Как долго приходилось ждать наступления смерти.
— Господи, побыстрее, пожалуйста, — молилась я.
Дверь открылась почти бесшумно. Вошел какой-то мужчина. Я вскочила, и меня охватило тошнотворное чувство ужаса. Этот момент настал.
Передо мной стоял мэр.
— Вам пора уходить, — сказал он.
— Уходить…
Он приложил к губам палец.
— Помалкивайте. Повинуйтесь приказам. Толпа поутихла, но ее настроение не изменилось. Я решил не говорить, что собираюсь перевезти вас в тюрьму за пределами города. Они могут не позволить мне сделать это. Они полны решимости повесить вас. Следуйте за мной.
— Но куда… куда я пойду?
— Я же сказал вам — помалкивайте. Если только толпа унюхает, что вы собираетесь ускользнуть, она разорвет вас на кусочки. Им не терпится посмотреть на конец рода Обинье.
Я пошла с ним вниз по лестнице. Мы оказались где-то на задворках мэрии, где стояла повозка. Она была убогой, однако с крытым верхом. На козлах сидел кучер, закутанный в плащ, несмотря на жару. В правой руке он держал кнут и даже не повернул головы, когда я вышла из здания мэрии.
— Садитесь, — сказал мэр.
— Я желаю знать, куда меня везут.
В ответ я получила довольно грубый пинок.
— Помалкивайте, — прошипел мэр. — Вы что, хотите, чтобы сюда сбежалась толпа?
Он втолкнул меня в повозку и захлопнул за мной дверь. Мэр махнул рукой, и повозка двинулась вперед.
Нам нужно было проехать перед мэрией, и когда колеса загремели по булыжнику, раздался окрик:
— Что за экипаж? Кто едет?
Кучер ожег лошадей кнутом. Я услышала гневные вопли и решила, что толпа хочет задержать нас.
Меня бросало из стороны в сторону. Кучер гнал лошадей как безумный. Кто-то заорал:
— Кто это такие? Кого везут?
В течение нескольких ужасных секунд мне казалось, что нас сейчас остановят. Я представляла себе ярость толпы, когда она узнает, кто находится внутри, и поймет, что ее чуть было не одурачили, лишив развлечения.
Кучер помалкивал. Он гнал и гнал вперед. Мы уже выехали с площади. Повозка набирала скорость. Кто-то пытался гнаться за нами, кто-то заглядывал в окно повозки, и я видела совсем близко чьи-то гневные лица.
Повозка подпрыгивала и грохотала по камням, крики становились все тише и тише. Наконец мы выехали за пределы города. Тем не менее кучер продолжал гнать лошадей, так что меня сильно швыряло из стороны в сторону.
Неожиданно мы остановились. Невдалеке был лес, из которого явился человек, ведущий под уздцы двух лошадей.
Кучер спрыгнул с козел и распахнул дверцу. Жестом он велел мне выходить, и я повиновалась. Я с трудом могла различить его лицо, заросшее бородой и укутанное шарфом.
Он оглянулся в ту сторону, откуда мы прибыли. Проселочная дорога была безлюдной, а небо начало окрашиваться первыми красками зари.
Тогда он размотал свой шарф и сдернул с лица свою бороду. Отбросив ее, он улыбнулся мне. — — Дикон?
— Я решил, что тебе будет приятно увидеть меня. Ну да ладно, не будем терять время. Садись на эту лошадь, — сказал он мне, а затем обратился к мужчине:
— Спасибо вам. Теперь нам надо как можно быстрее добраться до побережья.
Меня охватило неуемное возбуждение. От волнения у меня закружилась голова. Слишком уж неожиданным был переход от ужасного отчаяния к безумной радости. Здесь был Дикон. Я спасена, и спас меня он.
Мы скакали несколько часов. Говорил он очень мало, только сказал:
— Я хочу выбраться из этой проклятой страны к завтрашнему дню. Если нам повезет, мы поймаем пакетбот. Это значит, что нам придется ехать верхом всю ночь, но мы должны выдержать.
Итак, мы ехали. Мое тело было истощено, но мой дух ликовал. Настало время, когда нам и нашим лошадям понадобился отдых. Дикон решил, когда и где это устроить. Он сказал, что мы не будем въезжать ни в какие города. У него с собой небольшой запас еды, и нам следует им довольствоваться. К концу первого дня нашего путешествия мы забрались в уединенный уголок у реки вблизи леса, где, как он сказал, мы сможем поспать часок-другой. Нам необходим был сон. Мы нуждались в отдыхе, так как предстоял еще долгий путь. Сначала он напоил лошадей в реке, затем стреножил их в лесу. Мы расположились под деревом, и он заключил меня в объятия.
Дикон мне рассказал кое-что из случившегося. Когда он приехал в Эверсли и узнал, что я отправилась во Францию, то решил немедленно следовать за мной.
— Я знал, что революция может начаться со дня на день, — сказал он. — Я был полон решимости увезти тебя оттуда. Если нужно, то даже с применением силы. Я отправился в замок. Его полностью разграбили. Но Арман был там с остальными. За ним присматривала Софи со своей служанкой и еще та, которая постарше. Они сообщили мне, что тебя с Лизеттой забрали. Я должен был действовать быстро. Вот видишь, Лотти, как важно иметь друзей в нужных местах. Ты осуждала меня за мой интерес к мирским благам и в особенности к деньгам, но ими можно воспользоваться во благо. Во время своих путешествий во Францию я разъезжал туда-сюда. Как ты знаешь, у меня здесь были самые разные дела. Уже тогда было много французов, которым очень не нравилось то, как развиваются события… их можно назвать друзьями Англии. Одним из них, к большому нашему счастью, был тот самый мэр. Я заранее позаботился о том, чтобы привезти с собой деньги… много денег. Я знал, что они мне понадобятся. Вот так я приехал туда. Я был в толпе. Я видел, что случилось с этой девочкой, Лизеттой. Мне пришлось ждать, пока найдут экипаж. Если бы они попытались тронуть тебя, я дрался бы с ними голыми руками, но этот способ был гораздо лучше. Драться с толпой невозможно. Это был бы конец для нас обоих. Но ничего, так или иначе, ты со мной. Оставшееся по сравнению со сделанным — просто детская игра. Теперь отдыхай… спи… хотя мне будет трудно заснуть, держа тебя в своих объятиях.
— Дикон, — сказала я, — благодарю тебя. Я никогда не забуду о том, что ты сделал для меня.
— Я уже принял решение, я никуда тебя не отпущу.
Я улыбнулась. Дикон совсем не изменился. Он никуда меня не отпустит, и я этому рада.
Мы так устали, что тут же заснули, а когда проснулись, уже наступал вечер. Мы оседлали лошадей и скакали всю ночь, останавливаясь лишь для кратких передышек.
К концу второго дня путешествия мы приехали в Кале. Мы оставили лошадей на постоялом дворе. Лишь однажды нас попытались опознать как бегущих аристократов.
Дикон ответил, что он англичанин, путешествующий по Франции с женой, и его абсолютно не интересуют французская политика и французские внутренние свары.
Его высокомерное и несколько воинственное поведение охладило пыл лиц, интересовавшихся нами, поскольку было совершенно очевидно, что англичанин он настоящий. Таким образом нам удалось избежать неприятностей.
Мы оказались на борту пакетбота. Вскоре мы будем дома.
Нам так не терпелось увидеть родную землю, что мы не уходили с палубы.
— Наконец-то, — сказал Дикон, — ты возвращаешься домой, чтобы остаться там. Ты понимаешь, что если бы ты приехала раньше, если бы не сорвалась обратно во Францию, нам удалось бы избежать всех этих неприятностей?
— Я не знала о том, что отца уже нет в живых.
— Мы потеряли много времени, Лотти. Я кивнула.
— Теперь, — продолжал он, — ты будешь принимать меня таким, какой я есть. Честолюбивым, безжалостным, жаждущим денег… и власти, верно?
— Есть еще кое-что, о чем ты забыл, — напомнила я ему. — Если ты женишься на мне, ты женишься на женщине, у которой нет абсолютно ничего. Я нищая. Огромное состояние, которым отец доверил распоряжаться мне, потеряно. Его растащат эти революционеры. Мне кажется, ты забыл подумать об этом хорошенько.
— Неужели ты думаешь, что я мог не принять во внимание столь важную деталь?
— Так что, Дикон… что ты думаешь об этом?
— Я думаю о тебе и о том, как бы наверстать все эти упущенные годы. А ты, Лотти, о чем думаешь ты? Ты думаешь: этот человек, к которому в течение многих лет я поворачивалась спиной, теперь готов жениться на мне, не имеющей ни гроша за душой. Он оказался достаточно глупым, чтобы решиться потратить все богатство, собранное путем безжалостных махинаций… и все это ради меня.
— Ты о чем?
— Лотти, когда мы проезжали по этой площади, нас в любую секунду могли остановить, вытащить из повозки и вздернуть на ближайшем фонаре… нас обоих. Если бы это произошло, я потерял бы все свое богатство, поскольку, как ни печально, умирая, человек не в состоянии захватить его с собой.
— Ах, Дикон, — сказала я, — я понимаю, что ты совершил ради меня. Я никогда не забуду этого…
— И примешь меня, несмотря на то, что я такой?
— Именно потому, что ты такой, — сказала я. Он нежно поцеловал меня в щеку.
— Смотри, — сказал он, — земля. Вид этих белых утесов всегда поднимает мой дух… поскольку это мой родной дом. Но никогда в жизни я не чувствовал такой радости, видя их, как сейчас.
Я взяла его руку, поднесла ее к своим губам и прижалась к ней, глядя на приближавшиеся белые утесы.
ИСТОРИЧЕСКИЕ СОБЫТИЯ, ПОВЛИЯВШИЕ НА СУДЬБЫ ГЕРОЕВ РОМАНА
Страной, служившей во второй половине XVIII века образцом для всей Европы, была Англия. Народом, создавшим политический механизм Европы — конституционную монархию, парламентский режим и гарантии свободы, был английский народ; другие нации только ему подражали. Партии, характеризующие политическую жизнь XVIII-XIX столетий, образовались в Англии раньше, чем в других странах.
До XVIII столетия вся жизнь — экономическая и политическая — была сосредоточена на юге и на западе, близ Лондона; север и восток были мало населены. Англия разделялась на две области, но к концу восемнадцатого века произошел экономический скачок в области промышленности. Организация труда была совершенно изменена двумя моментами: 1) новые машины, приводимые в движение падением воды или паром, и новые механические станки создали крупную промышленность, большей частью, поблизости рек, каменноугольных копей или лесов; 2) мелкие хозяева, работавшие прямо на своих клиентов, были заменены предпринимателями, владевшими крупными капиталами и начавшими производство в больших размахах для беспредельного внешнего рынка. Так образовался новый класс крупный промышленников и негоциантов, которые еще больше укрепили капиталистическую аристократию, поэтому север и восток, сделавшись промышленными, являлись ареной политической агитации.
В 1760 году на трон взошел король Георг III, который правил страной очень долго до 1820 года. Его долгое царствование ознаменовалось бурными историческими событиями не только в Англии, но и во всей Европе.
Премьер-министром при Георге II был знаменитый Уильям Питт, граф Чатем. У преемника он не пользовался доверием и был вынужден уйти в отставку. Тогда Георг III отыскал премьер-министра, хорошо понимавшего, чего требуют истинные интересы страны. Им стал Уильям Питт, младший сын графа Чатема. Попав в парламент в возрасте двадцати одного года, он сразу же привлек к себе внимание и вызвал восхищение палаты общин. В возрасте двадцати трех лет Питт-младший занял высокую должность министра финансов. Ему было всего двадцать четыре года, когда в 1783 году король назначил его премьер-министром. Относясь с должным уважением к королю, Питт заботился о том, чтобы воля народа, выраженная через палату общин, оказывала большее влияние на правительство. Особенно хорошо он разбирался в финансах и сумел облегчить налоговое бремя и способствовать прогрессу страны. Таким образом, он сумел установить твердые основы управления Великобританией, и народ ожидал длительного периода мира и процветания. Однако произошли события, опрокинувшие все расчеты государственных деятелей. В 1772 году война между Англией и ее колониями в Северной Америке заканчивается победой колонистов. В 1789 году началась Французская революция.
До XVIII столетия вся жизнь — экономическая и политическая — была сосредоточена на юге и на западе, близ Лондона; север и восток были мало населены. Англия разделялась на две области, но к концу восемнадцатого века произошел экономический скачок в области промышленности. Организация труда была совершенно изменена двумя моментами: 1) новые машины, приводимые в движение падением воды или паром, и новые механические станки создали крупную промышленность, большей частью, поблизости рек, каменноугольных копей или лесов; 2) мелкие хозяева, работавшие прямо на своих клиентов, были заменены предпринимателями, владевшими крупными капиталами и начавшими производство в больших размахах для беспредельного внешнего рынка. Так образовался новый класс крупный промышленников и негоциантов, которые еще больше укрепили капиталистическую аристократию, поэтому север и восток, сделавшись промышленными, являлись ареной политической агитации.
В 1760 году на трон взошел король Георг III, который правил страной очень долго до 1820 года. Его долгое царствование ознаменовалось бурными историческими событиями не только в Англии, но и во всей Европе.
Премьер-министром при Георге II был знаменитый Уильям Питт, граф Чатем. У преемника он не пользовался доверием и был вынужден уйти в отставку. Тогда Георг III отыскал премьер-министра, хорошо понимавшего, чего требуют истинные интересы страны. Им стал Уильям Питт, младший сын графа Чатема. Попав в парламент в возрасте двадцати одного года, он сразу же привлек к себе внимание и вызвал восхищение палаты общин. В возрасте двадцати трех лет Питт-младший занял высокую должность министра финансов. Ему было всего двадцать четыре года, когда в 1783 году король назначил его премьер-министром. Относясь с должным уважением к королю, Питт заботился о том, чтобы воля народа, выраженная через палату общин, оказывала большее влияние на правительство. Особенно хорошо он разбирался в финансах и сумел облегчить налоговое бремя и способствовать прогрессу страны. Таким образом, он сумел установить твердые основы управления Великобританией, и народ ожидал длительного периода мира и процветания. Однако произошли события, опрокинувшие все расчеты государственных деятелей. В 1772 году война между Англией и ее колониями в Северной Америке заканчивается победой колонистов. В 1789 году началась Французская революция.