Карр Филиппа. Валет червей

   — Я уверена, отец быстро найдет подходящего человека. В общем-то он хочет подождать до тех пор, пока сможет съездить в Париж, чтобы переговорить там с нужными людьми. Ему хочется недобрать, действительно хорошего наставника.
   — Конечно, это очень важно. А этот наставник… он будет заниматься и с Луи-Шарлем?
   — Безусловно.
   Я посмотрела на Лизетту в зеркало. Ее губы сжались — хорошо знакомое мне выражение лица. Я поняла, что она раздражена. Я знала, что она очень горда и не любит пользоваться чьей-то благотворительностью.
   Я быстро сказала:
   — Это хорошо, что у Шарло есть товарищ почти одних с ним лет. Я так рада, что у тебя есть сын, Лизетта.
   — Ну конечно, прямо-таки ценное приобретение, — она уже пришла в себя и вновь улыбалась. — В последнее время, похоже, Арман изменился, — добавила она.
   — О да, у него появилось настоящее дело. Граф рассказал мне о нем кое-что.
   — Дело? Что за дело?
   — Ну, знаешь, некоторых людей волнуют события, происходящие в стране.
   — Неужели? — спросила Лизетта.
   — Лизетта, уж ты-то должна бы была обращать серьезное внимание на эти вопросы.
   — Почему?
   — Потому что они касаются тебя.
   — Как они могут касаться меня?
   — Помнишь мою мать?
   — О да, — тихо ответила Лизетта.
   — Тогда в городе находился агитатор. Именно его речи и вызвали ярость толпы.
   — Я знаю. Давай не будем говорить об этом. Это просто невыносимо. Твоя мать была такой очаровательной… доброй дамой.
   — Похоже, эти агитаторы разъезжают по всей стране. Как правило, эти люди — превосходные ораторы. Ну, и кое-кто весьма обеспокоен происходящим. Даже Арман.
   — Даже Арман? — повторила она мои слова.
   — Да, и он со своими друзьями создают свою организацию.
   — И что они собираются делать?
   — Они хотят попытаться как-то справиться с ситуацией. Я не знаю подробностей.
   — Ага… я понимаю. Арман определенно изменился. Похоже, он наконец нашел дело, которое действительно волнует его.
   — Арман был потрясен тем, что случилось с моей матерью. Это явно его расшевелило.
   — Вплоть до ненависти к черни?
   — Ее в нем всегда хватало. Но он теперь начал понимать, какую опасность представляет собой эта чернь. Так вот, он со своими друзьями собирается что-то предпринимать. Думаю, это неплохая мысль, правда?
   — То, что люди начинают осознавать происходящее, и в самом деле хорошо.
   — Дикон постоянно говорит об этом.
   — Дикон! Я думала, что при встрече он говорил совеем о других вещах!
   — Да, конечно, но он много говорил и о положении дел во Франции.
   — А что он, англичанин, может знать о делах во Франции?
   — Похоже, он занимается именно выяснением этого вопроса.
   — А он рассказывает тебе, что ему удается узнать?
   — Нет. По-моему, все это секретно. Я даже обвинила его в там, что он находится здесь с тайной миссией.
   — Направленной, я полагаю, против Франции?
   — Не знаю. Он мне не рассказывает.
   — Он обворожительный мужчина. Просто не понимаю, как тебе удается сопротивляться ему.
   Как и в прошлом, у меня не было секретов от Лизетты, и я призналась, что иногда это нелегко.
   Она меня понимала.
   — А что если ты выйдешь за него замуж? — спросила она.
   — Я поклялась, что никогда не брошу отца.
   — Уверена, он бы не потребовал, чтобы ты осталась с ним, если бы знал, что ты будешь счастлива в браке.
   — Это значило бы требовать от него слишком многого. Если бы он узнал, что я хочу уехать, он, разумеется, отпустил бы меня. Но ты только подумай, ведь я должна буду забрать с собой и детей. Это было бы слишком жестоко.
   — А меня? Меня бы ты тоже взяла с собой?
   — Ну, конечно же, и тебя. Тебя и Луи-Шарля.
   — Мне кажется, граф относится к Луи-Шарлю с любовью. Ты с этим согласна?
   — Я в этом уверена. Луи-Шарль — очаровательный мальчик.
   — Мне кажется, граф весьма внимательно посматривает на него, что кажется мне несколько странным, не так ли?
   — Я не замечаю ничего особенного. Графу нравятся веселые дети. Отцу страшно не хватает моей мамы, и единственное, что доставляет ему радость, — это присутствие в доме детей.
   — Его потомков… да. Но то, как он смотрит на Луи-Шарля…
   — Ах, Лизетта, оставь свои навязчивые идеи.
   — Какие идеи? — резко спросила она.
   — Относительно твоего положения в доме. Ты постоянно напоминаешь, что являешься племянницей экономки.
   — А разве это не так?
   — Так, но это неважно.
   — Это неважно… сейчас, — ответила она. — Если эти агитаторы добьются своего, возможно, окажется очень выгодным быть племянницей экономки и очень невыгодным быть дочерью графа.
   — Что за абсурдный разговор! Слушай, а как ты думаешь, что будет, если вставить в прическу это зеленое перо? Вот так, под таким смешным углом?
   — Очень забавно… и гораздо важнее, чем все нудные разговоры о государственных делах, — она выхватила у меня зеленое перо. — Смотри-ка! Давай вставим его вот сюда, так, чтобы оно торчало сзади. Здорово получается, правда?
   Я взглянула на свое отражение в зеркале и состроила гримаску Лизетте, которая наблюдала за мной, слегка склонив голову набок.
 
   Примерно через неделю после нашего разговора нас посетил герцог Суасон. Появился он совершенно неожиданно, и в доме начался переполох.
   Тетя Берта выразила недовольство и заявила, что ее следовало предупредить заранее, однако с присущими ей умением и энергией запрягла в работу весь штат прислуги. Объектом особого внимания стала кухня. Повариха, покопавшись в своей удивительной памяти, припомнила, что герцог во время последнего визита в замок лет двенадцать назад отдал предпочтение особо приготовленному супу, рецепт которого являлся семейной тайной поварихи.
   Внешность герцога была заурядной, несмотря на его богатство, которое, я знала, было огромным, и политическое влияние, тоже очень большое.
   Он слегка пожурил моего отца за то, что тот почти не показывается в Париже.
   — Я знаю, что случилось с графиней, — сказал он. — Печальная история. Эта чернь… следовало бы что-то предпринять. Нашли ли подстрекателей?
   Мой отец взволнованно сообщил, что агитатора, подлинного виновника несчастья, найти не удалось. Выдвигать обвинения против толпы было бессмысленно. Начались беспорядки, лошади испугались и опрокинули карету.
   — Нам надо положить этому конец? — заявил герцог, — Вы согласны со мной?
   — Полностью согласен, — ответил мой отец. — Если бы только можно было найти заводилу…
   Я чуть было не попросила герцога прекратить этот разговор.
   Мы сидели за столом в большом зале. Тетя Берта и повара сделали все, чтобы кулинарные и домашние пристрастия герцога были полностью удовлетворены. Я была уверена, что даже в собственном доме герцога не относились с таким вниманием к мелочам.
   Между тем герцог, казалось, не придавал особого значения мелочам. Он держался просто, дружелюбно, и беседа за столом шла непринужденно.
   Однако всякий раз, когда речь заходила о беспорядках во Франции, я с беспокойством поглядывала на отца.
   — Необходимо что-то предпринять, — произнес Арман.
   Я заметила, что при этих словах он вопросительно посмотрел на герцога, и мне пришло в голову, что он хочет записать его в свой отряд.
   — Эти люди становятся опасными.
   — Согласен, — сказал герцог, — следует что-то делать. Но что, мой дорогой друг, что?
   — Ну, нам следует объединиться…Тем, кто желает поддержать закон и порядок.
   — Объединиться… это идея, — воскликнул герцог.
   — Мы не собираемся пассивно наблюдать за происходящим, — заявил Арман.
   — Безусловно! — подхватил герцог. — Кстати, граф, у вас очень милые мальчики. Я наблюдал за ними из окна. Полагаю, это ваши внуки?
   — Один из них, — ответил отец. — У меня есть и внучка. Надеюсь, вы успеете познакомиться с ними до того, как покинете нас.
   — Непременно. А у мальчиков есть наставник?
   — Очень странно, что вы заговорили об этом. Как раз сейчас мы подыскиваем им наставника.
   — Леон Бланшар, — сказал герцог.
   — Что это означает, Суасон? — спросил отец.
   — Я сказал — Леон Бланшар… лучший из наставников, по словам сына моего кузена Жан-Пьера.
   Неплохо бы получить его для ваших мальчиков, но, боюсь, это будет нелегко. Жан-Пьер его не отпустит.
   — Я уверен, мы найдем подходящего человека.
   — Это будет, нелегко, — заверил герцог. — Плохой наставник — это просто катастрофа, а хорошие ценятся на вес золота.
   — Это верно, — согласился отец, Вмешался Арман:
   — Теперь нас уже достаточно много. Мы не собираемся стоять в стороне и наблюдать за тем, как толпа бесчинствует в небольших городках…
   — Уверяю вас, — продолжал герцог, все еще обращаясь к моему отцу, — можно попытаться переговорить с Жан-Пьером, поскольку теперь этот человек занят у него всего лишь два-три дня в неделю. Я думаю…
   — Вы имеете в виду наставника? — спросила я.
   — Да, конечно, наставника. Это нужный человек. Вам надо попытаться получить его. Он сможет уделить вам хотя бы три дня в неделю. Три дня в неделю с хорошим наставником — это лучше, чем вся неделя — с плохим.
   — Я полагаю, вы правы, — согласился отец.
   — Предоставьте это мне, — сказал герцог. — Мои кузен рассказывал мне об этом человеке и о том, как доволен им Жан-Пьер. Теперь, — говорит он, — его мальчики стали почти взрослыми. Вскоре им предстоит поступать в университет. Но он продолжает заниматься с ними два или три дня в неделю. Я выясню. — Он погрозил пальцем отцу. — Думаю, вам не следует никого нанимать на эту должность, пока вы не переговорите с Леоном Бланшаром.
   — Мы определенно должны видеть этого человека, — сказал отец. — Очень мило с вашей стороны, герцог, проявить такое участие.
   — Славные мальчики, — произнес герцог. — Думаю, они достойны самого лучшего наставника.
   Герцог Суасон провел у нас три дня. Он много говорил с моим отцом, продолжая упрекать его за то, что тот почти разорвал все связи со старыми друзьями. Мой отец представил ему Шарло, а поскольку я чувствовала, что Лизетта теперь больше озабочена положением своего сына, чем собственным, я постаралась, чтобы герцогу был одновременно представлен и Луи-Шарль.
   Герцог казался несколько неуверенным, явно колебался, пытаясь определить, который из мальчиков является внуком его друга, и весьма любезно отозвался об обоих. После его отъезда отец сказал:
   — Надеюсь, он не забудет о наставнике. Временами он бывает забывчив.
   Но герцог не забыл о своем обещании, и менее чем через неделю после его отъезда к нам прибыл Леон Бланшар.
 
   Леон Бланшар произвел на нас большое впечатление. В нем ощущалось чувство собственного достоинства, и создавалось впечатление, что ему почти безразлично, наймут его или нет, что было весьма необычно для соискателя должности. Не то чтобы в его поведении было какое-то пренебрежение к окружающим, вовсе нет. Его манеры были безукоризненными. Уже потом отец сказал мне, что, возможно, его поведение вызвано тем, что его услуг добиваются очень многие.
   Одевался он щеголевато; белый парик подчеркивал синеву его глаз, и без того выделявшихся на смуглом лице; высокие скулы и тонкие черты делали его довольно привлекательным. Его одежда была великолепно скроена, хотя это не сразу бросалось в глаза, башмаки были простого фасона, но из кожи прекрасной выделки. У него был приятный голос, а сама манера речи да и все в нем говорило о том, что этот человек получил хорошее воспитание и требует к себе соответствующего отношения.
   Он беседовал с моим отцом в гостиной, когда меня пригласили туда познакомиться с ним.
   Отец сказал:
   — Тебе лучше поговорить самой с месье Бланшаром и сообщить о своих требованиях.
   Месье Бланшар взял мою руку и изящно склонился над ней. Было такое впечатление, что он прибыл сюда прямо из Версаля.
   — Я очень рада тому, что вы согласились приехать к нам, месье Бланшар, — сказала я.
   — Я не мог не прислушаться к распоряжению герцога Суасона, мадам, — с улыбкой ответил месье Бланшар.
   — Так это было распоряжением?
   — Скажем, весьма настоятельная просьба. Герцог хочет, чтобы я оказал вам помощь.
   — В таком случае, надеюсь, нам удастся прийти к соглашению.
   Мы поговорили о мальчиках и о том, чему их удалось уже научить. Выслушивая меня, он печально покачивал головой, давая понять, что мальчики уже давно нуждались в его заботах.
   — Я с удовольствием взялся бы за эту задачу, — сказал он. — Но, возможно, вы полагаете, что вашим мальчикам необходим наставник, постоянно живущий в доме.
   — Мы рассчитывали именно на это, — ответила я.
   — Тогда, мадам, скорее всего, вы будете разочарованы. К сожалению, у меня уже есть два подопечных, которых я готовлю к поступлению в университет, и я вынужден проводить три дня в неделю в замке де Кастиан. Это родственники герцога Суасона, как вы, видимо, знаете. В данных обстоятельствах я не имею права бросить их и поэтому мог бы уделить вам лишь четыре дня в неделю. Вот видите, как складываются обстоятельства.
   Отец вмешался:
   — Эти мальчики, которых вы учите… насколько я понимаю, вскоре они поступят в университет.
   — Это так, граф, но до тех пор, пока они не поступят, я обязан заниматься с ними.
   — Я не вижу особых сложностей. Вы могли бы проводить четыре дня в неделю здесь, уделяя остальное время вашим прежним ученикам. Как бы вы посмотрели на это?
   — Все отлично, если я не буду связан очень жесткими условиями, я бы мог приезжать сюда и заниматься с вашими мальчиками четыре раза в неделю. Но время от времени может случиться так, что мне придется уделить дополнительный день моим старым ученикам… которые, вы уж простите меня… являются для меня пока приоритетными.
   — Мне кажется, никаких принципиальных препятствий здесь нет, — ответила я.
   И тогда мы довольно улыбнулись друг другу, разговор принял менее официальный тон, и в конце концов решили, что Леон Бланшар будет приезжать к нам четыре раза в неделю, а если возникнет необходимость в дополнительных занятиях с мальчиками из Кастиана, то всегда сможем договориться. Расставаясь, мы решили, что он приступит к выполнению своих обязанностей с начала следующей недели.
   После его отъезда отец сказал, что ему очень нравится эта договоренность. Это позволит нам получше присмотреться друг к другу.
   Я была довольна тем, что у отца поднялось настроение. Благодарить за это следовало Леона Бланшара и мальчиков.
 
   Итак, в наш дом вошел Леон Бланшар, оказавшийся чрезвычайно удачной находкой.
   Во-первых, он понравился мальчикам. У него был дар делать занятия интересными. За столом он сидел вместе с нами. Он был истинным джентльменом, и это казалось совершенно естественным, в том числе и слугам, что само по себе уже было чудом: обычно они с неудовольствием принимали тех, кто «слишком задается». Я сама не была уверена, к какому именно сословию относится наставник, зато Леон Бланшар был абсолютно уверен в том, что он прекрасно вписывается в нашу компанию.
   Сначала я подумала, что свое неудовольствие может выразить Лизетта — ведь он сидел за столом с нами, а она была лишена этой привилегии. Однако это не вызвало ее раздражения.
   Обычно за столом он беседовал с моим отцом, обсуждал состояние дел в стране. Ему довелось немало попутешествовать, и, рассказывая о других странах, он высказывал личные впечатления, причем слушать его было очень интересно. Он обладал даром рассказчика и несколькими удачными фразами мог создать живую картину происходящего.
   — Я очень благодарен, герцогу за то, что он прислал к нам такого человека, — заявил мой отец.
   К тому же Бланшару удалось совершить совершенно невероятную вещь.
   Однажды в поисках мальчиков он забрел в башню Софи. Полагая, что в этой части замка никто не живет, он без стука открыл дверь и вошел в комнату, в которой Софи и Жанна играли в карты.
   Представляю, в каком ужасе она была. К счастью, на ней был ее неизменный капюшон, и это, должно быть, позволило избежать более сильного потрясения.;
   Она, видимо, испугалась, поскольку все в доме строго соблюдали сложившийся обычай, и в случае, — если собирались навестить ее, сначала спрашивали позволения через Жанну. — Лизетта выудила у Жанны подробности случившегося.
   — Мадемуазель Софи сидела за столом, — рассказала Жанна, — и в это время в комнату вошел мужчина. Я встала и спросила, что ему угодно. Он угадал, во мне служанку и направился прямо к мадемуазель Софи. Она вскочила, ее лицо от испуга стало алым, но он поцеловал ей руку, поклонился и пояснил, что он наставник, который ищет своих подопечных, и просит прощения за столь неожиданное вторжение. Ну, и тут она просто поразила меня. Она попросила его присесть. Он поглядывал на нее с интересом. Она всегда говорит, что выглядит ужасно, но это вовсе не так. В капюшоне она выглядит дамой, одетой слегка экстравагантно, но нынешние фасоны стократ безумней, чем то, что носит она. Она предложила ему вина, а потом начала рассказывать историю своих шрамов. Я никогда не слышала, чтобы она с кем-нибудь так разговаривала. Она рассказывала и об ужасе, который охватил ее, когда начала напирать толпа… и о боли… обо всем.
   Он слушал ее внимательно и сказал, что прекрасно понимает ее страх перед толпой. Народ, собравшийся в толпу, может вести себя чудовищно. А еще он сказал, что подумал, какая очаровательная мода носить капюшон так, как это делает она. Если бы мадемуазель появилась в таком наряде при дворе, то произвела бы там фурор. Она ответила, что на это вряд ли можно рассчитывать, но было ясно, что ей нравится его общество. Когда он уходил, то еще раз извинился за столь бесцеремонное вторжение и попросил разрешения заходить почаще. Я едва не упала, услышав ее согласие.
   Было просто невероятно услышать, что чужой человек сумел пробить барьер, казавшийся нам непреодолимым.
   Даже Лизетта была, кажется, несколько очарована им. И я подумала, что было бы очень удачно, если бы удалось выдать ее замуж за наставника. Она нуждалась в нормальной семейной жизни. Ее опыт жизни с фермером, которого, как я теперь начинала понимать, она почти ненавидела, заставлял ее относиться к мужчинам настороженно. Я была уверена в том, что счастливый брак с привлекательным мужчиной излечит ее раны.
   Мы с Лизеттой очень любили прогулки верхом. Нередко, стреножив лошадей, мы усаживались на траву и с удовольствием предавались легкомысленной болтовне. Лизетта обожала собирать слухи. Если ей удавалось обнаружить что-нибудь скандальное о соседях, то она получала искреннее удовольствие. Больше всего она любила перемывать косточки королевской семье. К Марии-Антуанетте она питала искреннюю неприязнь француженки и утверждала, что верит во все слухи, касающиеся королевы, если только они имеют скандальный оттенок. Она часто ездила в город и однажды привезла с собой две книги, содержание которых было направлено против королевы. Одна из них — «Любовь Шарло и Туанетты»— рассказывала о предполагаемой любовной связи между королевой и ее братом по мужу Шарлем, графом д'Артуа. Другая книга — «Исторический очерк жизни Марии-Антуанетты»— была еще хуже… просто-напросто непристойное произведение.
   Прочитав его, я возмутилась и сказала Лизетте, что ей бы следовало сжечь эту книгу.
   — Она полна лжи, — сказала я, — причем бессмысленной лжи.
   — А я думаю, что очень справедливо, если королевы ведут себя аморально, их следует критиковать. Ты только подумай, что происходит с бедными девушками, которым не посчастливилось родиться королевами. Единственный ошибочный шаг — и разрушена вся их жизнь.
   — Но это же ложь. Достаточно прочитать книгу, чтобы понять. Она написана человеком, ненавидящим королеву.
   — Книга издана тайно, и все-таки народ может с ней ознакомиться. Мне сказали, что ее можно купить в большинстве городов, и народ по всей стране имеет возможность прочитать о частной жизни своей королевы. Почему бы и мне не сделать этого?
   — Ни один человек в здравом уже не примет этот вздор за истину.
   — Какая ты сердитая! Это же просто шутка.
   — Нельзя допускать таких шуток в отношении королевы.
   — Я уверена, что она и сама посмеялась бы над этим. Говорят, она ведет себя весьма фривольно.
   Я отказалась обсуждать с Лизеттой скандалы, связанные с именем королевы, и она перестала заводить разговоры на эту тему. Вместо этого она взялась за Леона Бланшара, изумляясь, как ему удалось подружиться с Софи.
   — Лотти, — сказала она как-то, — ты не думаешь, что он может жениться на Софи?
   — Жениться на Софи! Она никогда не выйдет замуж.
   — Почему ты так думаешь? Она разрешает ему навещать себя. Разве она не изменилась со времени его приезда?
   Я слегка покраснела. Совсем недавно я думала о том, что он мог бы оказаться подходящим мужем для Лизетты.
   — Я знаю, — продолжала Лизетта, — что он всего-навсего учитель и поэтому не может претендовать на то, чтобы породниться с дочерью графа, но она изуродована шрамами… можно сказать, является подпорченным товаром.
   — Не смей так говорить о Софи! — резко бросила я.
   — Ты очень добрая, Лотти. Женщины в семьях вроде твоей всегда являются товаром или предметом сделок. Браки для них устраивают. подходящие браки. Бедняжка Софи уже не обладает той же ценностью, что когда-то. Прости, если я оскорбила тебя, назвав ее подпорченным товаром, но на самом деле так и есть.
   — Было бы чудесно, если бы она могла выйти замуж и завести детей. А в капюшоне она кажется даже хорошенькой.
   — Но перед мужем ей придется снять капюшон.
   — Мне кажется, Леон Бланшар очень добрый человек.
   Лизетта промолчала.
   — Я была бы счастлива, если бы она вышла замуж, — продолжала я. — Я бы перестала…
   — Чувствовать вину за то, что вышла замуж за человека, собиравшегося жениться на ней?
   — Я знаю, что она отказала ему.
   — Не без причины. Ах, Лотти, тебе не следует сознавать никакой вины за собой. Чему суждено произойти, то произойдет. И если трагедия одного человека оборачивается везением для другого — тут уж ничего не поделаешь, это как в азартной игре.
   Временами Лизетта предоставляла мне возможность лучше понять себя и успокоиться. Я действительно чувствовала себя виноватой. Если бы Софи вышла замуж и была счастлива, тогда я окончательно смогла бы избавиться от ощущения вины.
   Лизетта понимающе улыбнулась мне.
   — Давай молиться за то, чтобы у них все сложились удачно… ради нее и ради тебя.
   Действительно, похоже было на то, что все это не столь уж невероятно. Софи изменилась. Теперь временами она даже обедала с нами. Она садилась рядом с Леоном, и его присутствие, видимо, действовало на нее умиротворяюще. Она и в самом деле похорошела, особенно в этих прелестных капюшонах, и на ее лице явно играло удовлетворенное выражение. Какие изменения произошли в нашем доме с тех пор, как в нем появился Леон Бланшар!
   Однажды, когда мы сидели за столом и слуги уже начали разносить десерт, Арман стал рассказывать о своих друзьях. Немедленно создалась атмосфера, чем-то напоминающая совещание заговорщиков.
   — Эти агитаторы, похоже, усилили свою работу, — сказал Арман. — Один из них на прошлой неделе появился в Орильяке. Все дело в том, что мы никогда не знаем, где именно они собираются нанести следующий удар. Но всегда все происходит по одному и тому же сценарию. Неожиданно на рыночной площади появляется человек, начинает подогревать толпу, объясняет им, какие они угнетенные, раздувает в них злобу… Ну, а потом все и начинается.
   — А почему бы вам не попытаться выяснить, где это произойдет в следующий раз? — спросил Леон. — Если бы вам это удалось… и вы со своими приятелями заранее собрались бы там…
   — Мы собираемся иметь агентов, которые будут следить за ними, ездить по городам и слушать. Мы установим с ними связь и тогда сможем заранее подготовиться. Вам бы следовало присоединиться к нам, Бланшар.
   — Боюсь, у меня не будет для этого времени. Но если бы я мог, я был бы с вами.
   — Я уверен, мы можем что-нибудь придумать.
   — К сожалению, я должен готовиться к урокам со своими учениками. Боюсь, что, имея две группы учеников, я слишком загрузил себя.
   Отец заметил:
   — Конечно, у месье Бланшара нет времени, чтобы участвовать в твоих делах, Арман. Тебе не следовало бы даже заговаривать с ним об этом.
   Любой намек на то, что Бланшар может оставить нас, вызывал в моем отце почти панику. Он убедил себя в том, что рекомендованный герцогом Суасоном Бланшар, должно быть, является лучшим из всех возможных наставников. Его появление в доме вызвало большие изменения. Мальчикам, казалось, нравились занятия; они стали серьезнее, послушнее. Граф полюбил беседы с Леоном и теперь нуждался в его обществе, но, возможно, самым главным было то, что он сделал для Софи. Наконец, она стала вести себя естественно, присутствуя за столом, вновь став, таким образом, нормальным членом семьи. Это затворничество в башне было нездоровым поведением.
   — Посмотрим, что удастся сделать, — сказал Леон. — Я действительно понимаю важность ваших задач. Может быть, у меня найдется какое-то время…
   Арман обрадовался и тут же высказал свое одобрение Леону Бланшару. Он продолжал разглагольствовать о целях и намерениях его организации.
   Я нередко задумывалась: что же такое было в Леоне Бланшаре, что делало его столь привлекательным для людей. Мой интерес к нему тоже рос, но объяснялся тем, что я видела в нем возможного мужа для Софи. Тем не менее, он занимал мои мысли.