- Что "ну"?
   - Присоединяйтесь!
   - Право, я не могу. Мерси, но не могу. Не от меня зависит. Рабочие наши, знаете, не очень обожают антисоветский фронт. Может быть, вы к рабочим съездите, уговорите их, а?
   - Значит, не присоединяетесь?
   - Не присоединяюсь.
   - Гм... Ну, тогда до свидания. Честь имею кланяться, гран мерси.
   - Куда же вы? Посидите, поболтаем. Чайку попьем. По-хорошему. Чайку хотите? Что ж вы на меня ногами топаете? Вот чудак человек. Уж и стаканчика чаю ему нельзя предложить... Посто... Ушел!
   - Эх, барин, нехорошо это с вашей стороны! Десять минут велели ждать, а сами три часа проманежили. Уж это свинство.
   - Ну, ты! Не очень! Погоняй!
   - Куда прикажете? К господину Муссолини или к господину Штреземану?
   - Вези меня, болван, назад, домой!
   - А в Польшу не заедете?
   - Вези домой, сук-кин сын, и не раздражай меня дурацкими вопросами! Хам! И что это за каторжная жизнь, прости господи! На дворе лето, солнце жарит, хорошие люди все в отпуск собираются карасей удить, один я, как собака, с высунутым языком ездию по Европе и ездию, и конца этому не предвидится!..
   Ну, подождите, подлые большевики, доберусь я до вас когда-нибудь!
   1927
   БУМЕРАНГ
   Когда австралийский дикарь видит недалеко от себя прекрасную птицу, он берет в руку бумеранг и бросает его в соблазнительную дичь. Бумеранг убивает птицу, описывает красивый эллипсис и возвращается в руку дикаря.
   Однако частенько случается так: бумеранг в птицу не попадает и, описав красивый эллипсис, с мелодичным звоном разбивает череп самого охотника.
   Самый наиглавнейший мировой капиталист с большой буквы позвал к себе в кабинет секретаря.
   - Скоро?
   - Чего скоро?
   - Скоро, говорю, падет в России Советская власть или не скоро? Понятно?
   - Так точно, никак нет!
   - Разъясните.
   - Так точно - понятно! Никак нет - скоро!..
   - Гм! Очень странно. Никаких видов на ближайшее падение?
   - Никаких-с! Даже, извините, наоборот. Укрепляются.
   - А что такое?
   - Пятилетний план индустриализации. Небывалый энтузиазм. Новые заводы, электрические станции, гигантские совхозы, транспортное коло...
   - Довольно! Это безобразие надо прекратить. Сейчас или никогда!
   - Так точно.
   - Именно?
   - Так точно - сейчас. В два счета.
   - Правильно. План?
   - Спровоцировать на вооруженное столкновение. Втянуть в войну! Сорвать пятилетний план! Разгромить! Раздавить и растерзать!
   - Так точно, и растерзать! Действуйте!
   - Слушаюсь!
   - Только имейте в виду: чтобы на нас ни малейшего подозрения. Чтобы все было шито-крыто. Ни-ни!
   - Так точно! Никак нет. Ыи-ни-с!
   - Берите чек. Валяйте. В два счета!
   - Слушаюсь!
   - Честь имею явиться - генерал Ху-ли-ган!
   - Очень приятно.
   - Так точно!
   - Большевиков любишь?
   - Никак нет.
   - Заработать хотите?
   - Так точно!
   - Получайте чек!
   - Так точно!
   - От вас требуется следующее: спровоцировать на вооруженное столкновение. Втянуть в войну. Сорвать пятилетний план. Разгромить! Раздавить! И растерзать!
   - Никак нет! То есть так точно - и растерзать!
   - Только имейте в виду: чтобы все шито-крыто, чтобы на нас ни малейшего подозрения. Дескать, насвинили по собственному почину. Не проболтаетесь?
   - Никак нет.
   - Сыпьте!
   - Слушаюсь!
   - В два счета!
   - Так точно!
   - Здорово, Семенов!
   - Здравия желаю, ваше превосходительство!
   - Высокопревосходительство. Болван!
   - Виноват, ваше высокопревосходительство!
   - А еще полковник! Довольно стыдно. Кушать хочешь?
   - Так точно!
   - Большевиков обожаешь?
   - Никак нет!
   - Китайскую Восточную железную дорогу знаешь?
   - Так точно! Как же, там у меня, ваше высокопревосходительство, шурин в кондукторах служит.
   - Хорошо. Без подробностей. Спровоцировать умеешь?
   - Хе-хе!
   - Так вот что, Семенов. На тебе, братец Семенов, монету - и действуй. Валяй! Чтобы у меня в два счета! Втянуть! Сорвать! Разгромить! Раздавить! И растерзать!
   - Овес нынче, барин, дорог. Эх-х! Прибавили бы мало-мало... на чаишко...
   - Я тебе прибавлю, а ты надерешься небось как сукин сын, а потом что с тобой делать? Нет, братец Семенов, ты сначала спровоцируй, а потом посмотрим.
   - Эх-х-х, ваше высокопревосходительство!
   - Ну, ничего, ничего! Собирай свою шпану и крой!
   - Слушаюсь!
   - Стекла бить не разучился?
   - Гы-гы!
   - То-то же! Валяй. До свидания, Семенов.
   Тр-рах! Б-б-б-бах!! Дзинь!! (Подробности смотри в газетах.)
   - Ну что, спровоцированный акт совершили? В войну втянули?
   - Так точно, никак нет!
   - Разъясните.
   - Провокационный акт совершили, так точно. А в войну не втянули, никак нет!
   - Гм!.. Но все-таки положение Советской власти, надеюсь, пошатнулось?
   - Никак нет!
   - Гм!.. Оч-чень странно. Никаких признаков шатания?
   - Никаких-с. Даже, извините, наоборот.
   - То есть как это наоборот? Выражайтесь понятнее.
   - Извольте взглянуть в газетку-с, в ихнюю. Вот, извините, "Известия":
   "Страна Советов горит возмущением, готова к отпору. На бесчинства китайских генералов трудящиеся отвечают третьим займом индустриализации. Подтверждаем наше стремление к мирному социалистическому строительству. На происки врагов отвечаем вступлением в партию Ленина. Небывалый подъем энтузи..."
   - Довольно!.. Оставьте меня в покое. Не понимаю, что вы пристаете к человеку со своими газетами! Пошел вон!
   1929
   ДОРОГИЕ ПАТРОНЫ
   - Как-с прикажете-с доложить-с?
   Заказчик вынул из красивого бумажника японской кожи изящную визитную карточку.
   Секретарь повертел ее перед глазами, ничего не понял и согнулся еще ниже.
   - Пожалуйте, сэр, в приемную. Не угодно ли вам стакан содовой воды? Лимонаду? Стул? Качалку? Кресло? Диван? Лонгшез? Козетку? Или же просто на тигровой шкуре перед камином-с?
   Секретарь был неглупый малый. Он хорошо знал, как нужно в наш грубый век революций, войн и кризисов обращаться с таким нежным существом, как заказчик.
   - Сию минуту я доложу господину директору завода, сэр.
   Едва посетитель развалился в кресле и развернул газету, как раздался новый звонок.
   Секретарь ринулся в переднюю:
   - Чем могу служить?
   - Заказчик.
   "Два заказчика в минуту! - подумал секретарь, тихо содрогаясь от восторга. - Вот денек! Если так пойдет дальше, то наша маленькая фирма может спокойно плевать на кризис".
   Секретарь изобразил на своем лице не поддающуюся описанию нежность, переходящую в бурное обожание.
   - Как-с? Прикажете-с? Доложить-с? Сэр-с?
   Новый заказчик вынул ослепительный бумажник из феерической китайской кожи и протянул феноменально красивую визитную карточку.
   - Пожалуйте, сэр, в приемную! - воскликнул секретарь. - Пожалуйте в приемную. Сэр! Там уже, сэр, заказчик один дожидается приема. У нас, сэр, вообще частенько бывают заказчики. Прошу покорно. Чаю? Кофе? Лимонаду? Коньяку? Кресло? Козетку? Оттоманку? Тахту? Персидский ковер? Сигару? Трубку? Кальян? Шербет? Теплую ванну с сосновым экстрактом?
   Секретарь был окончательно неглупым малым.
   - Сию-с! Минуту-с! Доложу-с! Сэр-с! Директору-с!
   С этими словами он почтительно выполз из приемной.
   - Господин директор! Сэр! Необычайное происшествие! Факт, не имеющий прецедентов! Сказки Шехерезады! Тысяча и одна ночь! Феерия! Сон! Мираж!
   - Вы, кажется, спятили, - сухо заметил директор, - выпейте воды.
   - Не надо воды... Факт первостепенного экономического значения... Короче... Два посетителя у нас в приемной.
   - Кредиторы? - побледнел директор.
   - Наоборот, - запыхавшись, прошептал секретарь, - заказчики.
   По старой, благородной морщинистой щеке директора поползла большая теплая слеза.
   - Господи, - произнес он дрожащим голосом, - ты услышал... ты послал... ты спас... А еще некоторые неблагонадежные элементы утверждают, что тебя нет.
   Секретарь протянул директору две визитные карточки.
   - Действительно, заказчики, - произнес он с легким удивлением. Действительно, два хороших, выдержанных заказчика. Один японский заказчик, а другой китайский заказчик. Оба заказывают у нас маузерные патроны. Где же они?
   - В приемной.
   - Надеюсь, не в одной приемной? - с ударением спросил директор и тревожно заерзал на кресле.
   - Никак-с нет, сэр, в одной.
   - Оба?
   - Оба-с!
   Хрипящий вопль вырвался из груди господина директора:
   - Зарезал! Убил!
   - Но... Сэр...
   - Молчите! Мальчишка! Вы понимаете, что вы сделали? Вы посадили в одну клетку двух голодных тигров.
   - Я не... совсем... сэр...
   - Вы болван, сэр! - громовым голосом заорал директор. - Надо читать газеты, сэр! Я вам дам по морде, сэр!
   Директор, рыдая, забегал по кабинету.
   - Он посадил в одну комнату двух воюющих между собою генералов! Они разорвут сейчас друг друга на части, и мы не будем больше иметь ни одного заказчика!
   В это время в приемной с грохотом упало кресло.
   - Начинается... - пролепетал директор.
   В приемной с грохотом полетело второе кресло.
   - Японская гиена! - послышался из-за двери визгливый китайский голос.
   - Китайская собака! - зарычал в ответ японский голос.
   - Я тебя сейчас стрелять буду!
   - Я тебе сейчас голову оторву!
   Директор вцепился в рукав секретаря.
   - Отойдите от двери. Ложитесь на пол... Сейчас будет стрельба. Они вдребезги разнесут приемную... Послал бог секретаря болвана!..
   Директор и секретарь легли на пол и прижались к паркету.
   - Бегите за полицией, - прошептал директор.
   - Бегите сами, - прошептал секретарь.
   В приемной щелкнули курки.
   - Вытащили маузеры... - прошептал директор.
   - Начинается! - шепотом заплакал секретарь.
   В приемной воцарилась гробовая тишина, и раздался ледяной японский голос:
   - Молись, китаеза!
   - Молись, японская... г... гейша!.
   - Что же ты не молишься?
   - А ты чего не молишься?
   - Эх ты, обезьяна! Патроны на тебя жалко тратить, а то бы я давно прострелил твой дурацкий лоб.
   - Сам осел.
   - От такового слышу.
   - Может быть, мне тоже, гадина, на тебя жалко патроны тратить.
   - Еще бы не жаль! Небось каждый патрон денег стоит.
   - А что же ты думаешь, они у нас даром, на деревьях растут? Н-да-с. Нынче патроны кусаются.
   - Между прочим, извините за нескромный вопрос, почем за патрончики платите?
   - По двадцать центов штука. А вы?
   - Мы тоже по двадцать.
   - Ужасная дороговизна!
   - Уж и не говорите!
   - Прямо не знаю, что и делать, хоть совсем не воюй. Одно разорение, верите ли.
   - Золотые слова.
   - Простите за нескромный вопрос: где товар берете?
   - Да здесь и беру. А вы?
   - Представьте, и я здесь.
   - Черпаем, так сказать, из одного источника, хе-хе!
   - Прямо грабеж среди бела дня!
   - Золотые слова. Форменный грабеж.
   - И не говорите!
   - Что же вы стоите? Прошу вас, садитесь.
   - Да и вы тоже... стоите... почему-то...
   - Простите, не имею чести...
   - Генерал Бей Ву-хо. А вы-с?
   - Генерал Ки-Ки-мора.
   - Так вы говорите, двадцать центов за штуку?
   - Двадцать.
   - Вот и воюй... хе-хе!
   - Послушайте, как вы думаете, а что, если, так сказать, в организованном порядке...
   - Представьте себе, у меня такая же мысль...
   - А вы придвигайтесь к столу...
   - А вы пистолетик... того...
   - Пистолетик мы спрячем... Зачем же нам пистолетик? Мы сейчас... хе-хе... вместо пистолетика лучше автоматическую ручку... У вас случайно листика бумажки не найдется?
   - Листика бумажки? Всегда! Извольте-с.
   В приемной снова наступила тишина, нарушаемая изредка шепотом.
   - Экие ведь разбойники... Да ведь этак скоро и воевать порядочным людям невозможно будет.
   - Пишите, пишите...
   - Джон, - прошептал директор, - там что-то творится странное, пойдите узнайте...
   Секретарь осторожно пробрался в приемную и через минуту вернулся обратно, бледный, дрожащий, покрытый холодным потом. Его глаза остекленели.
   - Перегрызли друг другу горло? - шепотом спросил директор.
   - Хуже.
   - Задушили друг друга?
   - Хуже.
   - Сделали друг другу харакири?
   - Хуже.
   - Н-не понимаю.
   - Они... - пролепетал секретарь, - они... вместе... пишут ультиматум... с требованием... снизить цены... на... маузерные... патроны...
   Вы думаете, что это плод больной фантазии? Ничего подобного!
   "Оба противника в дальневосточном конфликте снабжаются одними и теми же фабрикантами оружия.
   В связи с этим заслуживает быть отмеченным любопытный случай, сообщенный в парламенте депутатом лейбористской партии Мортаном Джонсом. Некая фабрика занята выработкой маузерных патронов для Японии и для Китая.
   Представители обоих заказчиков случайно оказались на этой фабрике в одно и то же время, и их по недоразумению посадили в одну и ту же приемную. Там они начали беседовать между собой о дороговизне вышеозначенных патронов и в результате согласились послать фирме совместный ультиматум с требованием снизить цены".
   ("Известия", 10 марта 1933 года.)
   Империалисты - хорошие хозяйственники. Уж если убивать рабочих и крестьян, то, по крайней мере, по дешевке!
   1933
   ЗООЛОГИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ
   Иностранные газеты сообщают: "Около полугода назад германское министерство земледелия поручило директору берлинского социального музея профессору Гильцгеймеру установить, какие собачьи породы должны почитаться истинно германскими, то есть существующими на территории Германии с древнейших времен.
   Профессор Гильцгеймер произвел ряд специальных раскопок на местах, где некогда были расположены древние германские селения и становища. Ему удалось найти большое количество собачьих скелетов и даже хорошо сохранившихся трупов.
   На основании этих находок он установил, что некоторые породы собак являются для Германии коренными, другие же были привезены позже из чужих стран и только портили истинно германскую расу".
   Истинно германскими собаками следует считать, согласно профессору Гильцгеймеру, датских догов (любимых собак Бисмарка) и жесткошерстных фокстерьеров, вошедших ныне в моду под названием "Рик" и "Рек".
   Надо полагать, что вскоре все собаки неарийского происхождения будут вырваны с корнем и счастливая Германия поднимется на новую ступень национального процветания.
   Но, разумеется, одними собаками дело не ограничится. Уж если вырывать, так вырывать! С корнем так с корнем!
   И мы не сомневаемся, что на днях берлинцы будут свидетелями следующего величественного зрелища.
   Прелестный летний день. Берлинский зоологический сад. По тенистой аллее солидно движется авторитетная комиссия по немедленному изъятию и ликвидации всех животных неарийского происхождения.
   Впереди идет профессор Гильцгеймер. Вид у него строгий, но справедливый. Могучие морщины украшают его великолепный лоб мыслителя и гуманиста. Лоб Гауптмана с легкой примесью Геринга.
   За профессором следует ассистент, а за ассистентом - бравый отряд штурмовиков.
   Авторитетная комиссия деловито переходит от клетки к клетке.
   Профессор не любит долго размусоливать. Его решения быстры, почти молниеносны. Сразу видно, что почтенный профессор в деле определения арийства и неарийства съел собаку. Разумеется, собаку арийского происхождения, по меньшей мере датского дога.
   - Следующий! - браво восклицает профессор.
   - Слон! - так же браво отвечает ассистент.
   - Вырвать с корнем!
   - Почему-с?
   - Потому, что еврей.
   - Слон - еврей?
   - Еврей. Не видите - нос крючком. С корнем!
   - Слушаюсь.
   - Следующий!
   - Страус.
   - С корнем!
   - Слушаюсь.
   - Дальше!
   - Лев.
   - С корнем!
   - Но простите... Они-с, так сказать, в некотором роде царь зверей...
   - Вас не спрашивают! Не видите - курчавый. Еврей. С корнем! Дальше!
   - Соболь-с.
   - С корнем!
   - Соболя с корнем?
   - С корнем. Еврейская фамилия. Дальше.
   - Очковая змея.
   - С корнем!
   - Почему?
   - Потому, что это не очки. Это пенсне. Акушерка. Я ее знаю. С корнем!
   - Слушаюсь.
   - Дальше!
   - Дальше аквариум, господин профессор.
   - Сыпьте. Что это?
   - Селедка!
   - Сами понимаете. Еврейка. С корнем. Дальше.
   - Кит.
   - С корнем!
   - Еврей, что ли?
   - Кит не еврей, но три дня скрывал в своем чреве еврея без прописки. С корнем!
   - Слушаюсь.
   Через два часа все было кончено. В Берлинском зоологическом саду не осталось ни одного животного. Профессор обвел сверкающими глазами пустые клетки и с удовлетворением спросил:
   - Все?
   - Все.
   - Отлично. А это?
   Профессор наклонился к одному из бравых штурмовиков и, надев очки, стал внимательно всматриваться в какую-то точку на его воротничке.
   - А это что?
   - Это клоп-с... Прикажете вырвать с корнем?
   Профессор побагровел.
   - Вы, кажется, забываете, - воскликнул он патетическим голосом, - что в жилах этого благородного животного течет чисто арийская кровь! Оставить. Посадить в лучшей клетке. Поить. Кормить. Одевать. Обувать. На казенный счет. Мы должны поощрять всех, в ком течет чисто арийская кровь.
   Ура!
   1934
   КРАСКИ ГЕББЕЛЬСА
   Фашистский журналист Людвиг Хамке вошел в кабинет министра пропаганды Геббельса и робко остановился у двери. Геббельс посмотрел на него глазами удава и хрипло спросил:
   - Ну? Принес?
   Людвиг Хамке суетливо поклонился:
   - Так точно. Принес.
   - Давай сюда.
   Людвиг Хамке подошел на цыпочках и положил на стол рукопись. Геббельс покосился на Хамке и брезгливо потянул к себе исписанные листки.
   - Ну-с, посмотрим, что ты там нацарапал, Хамке! Небось опять такая же ерунда, как и вчера? Смотри у меня, Хамке! Я не посмотрю на то, что ты ариец.
   - Никак нет, - прошептал Хамке, бледнея. - Как можно-с? Останетесь довольны-с. Все в лучшем виде изобразил. Не жалея, можно сказать, красок.
   - Плевал я на твои краски! Мне важны не краски, а факты. Факты есть?
   - Так точно-с.
   - А где брал?
   - Известно где... сам, - скромно потупился Хамке. - Собственноручно, так сказать... Плод, так сказать, личного вдохновения. Я, можно сказать, работаю для фашистской пропаганды, не жалея пальцев. Смотрите, какие у меня стали пальцы. Были как сосиски, а стали тоньше макарон. Высасываю, высасываю. Этак никаких пальцев не хватит.
   - Ну и дурак. Если пальцев не хватает, с потолка бери.
   - Помилте... Какой же у меня потолок? Я с него уже второй год все беру и беру... Уж почти никакого потолка и не осталось... Так только, одна видимость, а не потолок.
   - Ну, хватит. Некогда мне с тобой тут разводить теорию брехни. Посмотрим, что ты тут навысасывал...
   Геббельс углубился в рукопись Хамке, и вдруг глаза его налились кровью.
   - Ба-а-лван! - закричал он. - Разве так пишут?
   - А что?
   - А вот то, смотри, что ты пишешь. Ты пишешь: "Германское информбюро сообщает, что во время боев на южном участке Восточного фронта германские пехотинцы натолкнулись на огонь советских пулеметчиков, прикованных к своим пулеметам". Это что такое?
   - Это... брехня.
   - Я сам знаю, что брехня. Но какая брехня? Бездарная брехня. Старая брехня. А нам нужна брехня вдохновенная, сенсационная, новая брехня. Бери карандаш, я тебе сейчас продиктую. Пиши: "Натолкнулись на огонь зарытых в земле большевистских пулеметчиков. Советские солдаты стояли в вырытых ямах, заваленные землей до плеч. Свободны были только руки, чтобы стрелять. Некоторые из взятых в плен, отрытые германскими солдатами, сообщили, что их принуждали выкапывать в земле ямы и затем прыгать в них, а коммунисты собственными руками утрамбовывали вокруг них землю". Точка. Все. Понятно?
   - Вы - гений! - воскликнул Хамке.
   - Ну уж и гений, - скромно улыбнулся Геббельс. - Просто небольшой уголовный стаж, отсутствие совести и присутствие нахальства. Главное, Хамке, как надо врать? Врать надо самозабвенно, вдохновенно, беспардонно. И побольше фактов, побольше конкретности. Дураков еще на свете много. На то вся ставка. Ну что у тебя там дальше?..
   И Геббельс углубился в рукопись.
   Через час фашистский журналист Людвиг Хамке выходил из кабинета Геббельса, держа в руках листки выправленной "информации". Его глаза сияли и губы шептали подобострастно:
   - Н-да-с... Геббельс... Вот это да! Вот это врет! И откуда только такой талант у человека? Уму непостижимо!
   1941
   ДУРНЫЕ СНЫ
   Швейцарская газета "Националь цейтунг" сообщает, что германские власти запретили редакторам газет и журналов при оценке войны на Востоке делать какие-либо исторические сравнения. Категорически запрещено сравнивать в какой бы то ни было связи эту войну с походом Наполеона на Россию. Вместе с тем администрации театров предложено снять с репертуара спектакли, в которых фигурирует Наполеон.
   Что ж, картина вполне ясная. В медицине это называется мания преследования. Нетрудно себе представить Гитлера в роли сумасшедшего.
   Спит Гитлер плохо. Просыпается желтый, опухший, со вкусом жеваной резины во рту. Просыпается и нервно звонит:
   - Позвать Геббельса!
   Входит Геббельс:
   - Изволили звать?
   - Изволил.
   - Что прикажете?
   - Ты что ж это себе позволяешь, любезнейший? - строго говорит Гитлер.
   - В каком смысле? - робко спрашивает Геббельс.
   - А вот я тебе сейчас скажу, в каком. Ты у меня кто?
   - Министр пропаганды-с.
   - Гм... Какой же ты министр пропаганды, когда у тебя даже снов порядочных нету?!
   - Снов?
   - Ну да, снов. Опять мне всю ночь мерзкие сны показывали.
   - То есть в каком, так сказать, смысле?
   - А в таком самом! Опять мне всю ночь Наполеон снился, будь он трижды проклят. Что ж это такое, любезнейший? Если у тебя самому фюреру такие паскудные сны снятся, то можно себе представить, какая дрянь снится каждую ночь обыкновенному рядовому немцу.
   - Помилуйте! Но при чем же здесь я?
   - Тебе подчиняются все зрелища?
   - Подчиняются.
   - А сон, по-твоему, что такое?
   - Не могу знать.
   - Ну и дурак! Сон видят?
   - Так точно! Видят.
   - Раз сон видят, - значит, он зрелище?
   - Так точно. Зрелище.
   - Ну вот и выходит, что ты не можешь для своего фюрера даже зрелище приличное организовать. Тьфу!
   - Виноват.
   - То-то! "Виноват". Смотри у меня. Еще один раз увижу во сне Наполеона - шлепну на месте. Будешь у меня знать. И вообще что это за безобразие: всюду, куда ни посмотришь, исторические параллели. Пошел вчера в театр, думал малость развлечься, - и что же идет в театре?
   - А что-о? - побледнел Геббельс.
   - А то самое. Пьеска.
   - Так точно... Очень веселое произведение-с...
   - Веселое? А кто там участвует? Наполеон там участвует. Понимаешь?
   - Н... никак нет.
   - Не понимаешь? Я тебе говорю немецким языком! На-по-ле-он. Разве это допустимо? Немецкий зритель видит на сцене Наполеона, и ему в голову лезут всякие вредные мысли: дескать, поход на Россию, разгром, бегство... Некрасиво!
   - Так точно. Немедленно прикажу снять с репертуара.
   - Давно пора. А автора расстреляй!
   - Он уже умер.
   - Жалко. А наука проходит по твоему министерству?
   - Так точно. По моему-с. А что?
   - Так что же ты, сук-кин сын, позволяешь у себя в учебниках писать?
   - А что-с?
   - Смотри, негодяй!
   Гитлер открыл хрестоматию:
   - Видишь?
   - Где-с?
   - А здесь. Читай: что написано?
   - Написано: "Четыре времени года: весна, лето, осень и зима".
   - Зима? - подозрительно посмотрел Гитлер на Геббельса.
   - Так точно-с... зима... А что, разве...
   - Идиот! Немецкий мальчик посмотрит в хрестоматию, увидит слово "зима", и ему в голову полезут всякие вредные мысли: дескать, Наполеон, поход в Россию, поражение и так далее... некрасиво! Так?
   - Так точно.
   - Прикажи выбросить.
   - Кого-с?
   - Зиму. Пусть пишут не "четыре времени года", а "три времени года". Благонадежным немцам совершенно достаточно трех времен года: весна, лето и осень. Просто, но мило. А зима - совершенно лишнее. Убрать!
   - Слушаюсь.
   - Ступай. Да, подожди. И еще, это самое... Распорядись, чтобы сны немецкому населению показывали более приятные. А то все убитые да убитые... три миллиона убитых. Некрасиво! Это может навести немецкое население на дурные мысли... А я этого терпеть не могу.
   - Слушаюсь.
   Оставшись один, Гитлер на цыпочках подкрался к книжному шкафу, достал том энциклопедического словаря на букву "Н", нашел статью "Наполеон", вырвал ее и с наслаждением бросил в камин. Глаза его дико блуждали.
   1941
   ЗЕРКАЛО, ИЛИ НОВОГОДНИЕ ГАДАНИЯ
   В НОВОЙ ИМПЕРСКОЙ КАНЦЕЛЯРИИ
   Над Берлином стояла страшная, непроглядная новогодняя ночь. С Восточного фронта дул ледяной ветер. Старый, 1941 год, положив в свой мешок шесть миллионов убитых, раненых и пленных немцев, собирался в путь.
   Стрелка часов показывала без четверти двенадцать. Гитлер бегал по своему кабинету в новой имперской канцелярии и нервно размахивал руками.
   - Под Ленинградом бьют, - бормотал он, - под Москвой бьют, под Волоколамском бьют, под Калинином бьют, под Ростовом бьют, под Можайском бьют... Доннер-веттер!.. Адъютант!
   Вошел адъютант.
   Гитлер остановился перед ним в позе Наполеона и отрывисто бросил:
   - Где не бьют?
   - Не могу знать.
   - Болван!
   - Слушаюсь.
   - Ступай!
   - Так точно.
   Гитлер поерошил волосы, вытер со лба холодный пот и снова забегал по кабинету.
   - Под Тулой двадцать тысяч, - нервно забормотал он, - под Калинином восемьдесят тысяч!.. Доннер-веттер!.. Адъютант!
   Вошел адъютант.
   - Гадать!
   - Чего-с!
   - Я говорю: желаю гадать. Я верю в свою звезду. Я должен написать своим непобедимым войскам новогодний приказ. Я должен приоткрыть своему народу завесу будущего. Понятно?