— А тебе, дитя, остается лишь надеяться, что мой сын окажется трезвым, в чем я очень сильно сомневаюсь. Он, наверное, напился в погребе какой-нибудь таверны.
   Сэр Эндрю Вашингтон подхватил мрачные предположения:
   — Надеюсь, хотя бы дождя не будет. Леди Маргарет возмутилась:
   — Вот еще! Конечно, дождя не будет! Пошли, Инид! Когда леди Маргарет ушла, Кэмпион посмотрела на полковника:
   — Вы очень добры.
   — Вовсе нет, моя дорогая, вовсе нет. Я очень горд, очень горд. Жаль только, что на этом месте оказался я, а не какой-то более близкий вам человек.
   — Дорогой сэр Эндрю, не могу даже придумать, кого я бы с большей радостью увидела рядом с собой.
   Он был польщен:
   — Но вам придется вести меня по проходу, дорогая. Я еще не привык к темноте.
   — А как вы обходитесь?
   — Ничего, понемножку. — Он вздохнул. — У меня маленький дом в Уилтшире, слуги добры ко мне. Они мне читают, а в саду я прекрасно работаю наощупь. Я обнаружил, что теперь больше, чем прежде, люблю разговаривать. Я, понимаете ли, слушаю. — Бархатная повязка была обращена к ней. — Леди Маргарет страшно беспокоилась о вас. Когда с вами происходили все эти несчастья, я был в Оксфорде. Жаль, что я ничем не мог помочь.
   — Я выжила, сэр Эндрю.
   — Мы молились за вас, правда, молились. Колени у меня до сих пор ноют! Ну так как, вы готовы к церемонии? Нужно вам что-нибудь еще сделать прежде, чем мы отправимся?
   До церкви Святой Девы Марии было недалеко, и Кэмпион, краснея под восхищенными взглядами тех, кто собрался посмотреть, как полковник Вашингтон будет подсаживать ее в карету, вспомнила свой путь сюда. Этот Путь начался с одной-единственной печати — печати святого Матфея, но из мира безрадостной, грубой, черной пуританской одежды, строгих, жестоких законов он привел ее к этому утру, утопающему в шелках, атласе, роскоши, к утру ее свадьбы. Случайная встреча у ручья завершится у алтаря. Она подумала о том, что одно не изменилось за все эти месяцы. И в войне, и в огне, и в заточении, и в страданиях их с Тоби любовь оставалась неколебимой.
   Свадьба привлекла большое внимание в Оксфорде. Летняя кампания подходила к концу, и роялисты оглядывались на полные неудач и поражений весну и лето. Враги становились крепче, а сторонники короля слабели. Кэмпион же была символом несломленности. Ее судили как роялистку, как ведьму, и все же ей удалось добраться до провозглашенной королем столицы, где ее считали героиней. Перед церковью Святой Девы Марии собралась большая толпа, и, когда Джеймс Райт открыл дверцу, Кэмпион на миг замерла. Джеймс улыбнулся ей. Он приехал в Оксфорд как подчиненный и слуга Тоби и неизменно охранял Кэмпион, когда она выходила из дома без жениха.
   Полковник Эндрю Вашингтон взял ее за локоть.
   — Мужайтесь, дорогая!
   Она не ожидала, что в церкви будет столько народа. Как раз когда она предупредила сэра Эндрю, что при входе есть, ступенька, грянула музыка — мощная, ликующая музыка, заполнившая всю церковь, музыка, лившаяся от органа и хора. Кэмпион словно потонула в этих звуках и в открывшемся ей зрелище. Бархат, атлас, шелка, драгоценности — все было залито светом свечей, купленных на деньги Мордехая Лопеса. В сильном волнении она направила полковника Вашингтона по главному проходу, застенчиво кивая тем, кто обращал к ней лица, а потом увидела Тоби.
   Стоявший у ступеней для хора, он был одет в серебристый бархат, на рукавах и бриджах были сделаны разрезы, чтобы продемонстрировать золотой атлас. На Тоби были серые ботфорты с большими отворотами, на которых виднелась алая подкладка. Он насмешливо подмигнул ей, и Кэмпион показалось, что она вот-вот расхохочется. Да, она была счастлива, но и напряжена до предела. Даже сомневалась, сможет ли достаточно внятно ответить облаченному в вышитые одежды епископу, который наблюдал за ее движением к алтарю.
   Епископ их обвенчал. Кэмпион сама удивилась твердости своего голоса, когда произносила слова, в которых сливались ее мечты и ее жизнь: «Я, Кэмпион Доркас Слайз Эретайн…»
   Сэр Тоби, волнуясь не меньше невесты, надел ей кольцо поверх перчатки. Слова службы едва ли доходили до ее сознания. Она только почувствовала, как затрепетало сердце, когда Тоби повторял слова клятвы. «Я боготворю тебя своим телом». У Мэттью Слайза, у пуритан было бы по-другому, потому что они не видели, что можно боготворить в человеческом теле. Хотя они и называли его «Храм Духа Святого», Кэмпион с детства поняла, что этот храм им представляется источником грязи, мешком соблазнов, заставляющим душу грешить, и слава Богу, что после смерти душа от него отделяется. Мэттью Слайзу очень нравились строки, что при браке на небесах никто ничего не отдавал и не брал, а Кэмпион не сомневалась в другом — там тоже есть луга по берегам чистого ручья, где влюбленные могли наслаждаться друг другом.
   Весь светясь от радости, их благославил преподобный Саймон Перилли, потом епископ прочитал очень короткую проповедь, и, прежде чем вновь зазвучал орган, Кэмпион пошла по проходу, опираясь на руку мужа. Теперь она была Кэмпион Лэзендер. Доркас Слайз осталась в прошлом. Как и подобает влюбленным, она сама решила свою судьбу.
   У выхода из церкви их встретили первые лучи солнца. Ослепительно блестели церемониальные, с широкими лезвиями, пики алебардщиков короля. Красные мундиры образовали сплошной коридор. На четкие тени пик падали брошенные к ногам новобрачных лепестки цветов.
   Под перезвон колоколов новобрачные добрались до Мэртон-колледжа, который всего несколько недель назад служил оксфордской резиденцией королевы Генриэтты-Марии. Теперь королева на время отбыла за границу. Тоби получил разрешение устроить свадебный пир в просторном зале. Конечно, это требовало огромных трат, но Кэмпион хотела, чтобы их праздник был достоин Лэзендеров, она как бы бросала вызов врагам, пытавшимся разорить ее новую семью. Их свадьба, настаивала она, должна запомниться надолго, поэтому пришлось израсходовать часть врученных Лопесом денег.
   Ради такого дня леди Маргарет сняла траур. Она блистала в алом платье, главенствуя в зале, где играла музыка и не было отбоя от гостей. Люди с восхищением глядели на невесту и расспрашивали о ней леди Маргарет. «Она дочь Эретайна. Вы наверняка помните это семейство? Отличный род. Есть примесь крови Мак-Клюров, но и то ведь сильно англизированной. Кэмпион представили такому количеству народа, что она и не надеялась всех упомнить. Руку ей целовали раз сорок, не имело значения даже то, что она не слишком хорошо танцует, потому что мало кто был достаточно трезв для того, чтобы продемонстрировать настоящее искусство. Танцевали старые английские танцы: „Черрили и Меррили“, „Монах и монашка“. К вечеру настроение стало более игривым, мужчины настояли на танце „Все фалды кверху“, Кэмпион заставили вести дам в танце „Потряхивание нижними юбками“. Кэролайн, приехавшая в Оксфорд на свадьбу, выкрикивала Кэмпион указания: «Выше задирай! Выше!
   В сумерках ненадолго хлынул дождь. Булыжники и тропинки, арки и кусты заблестели, отражая свет факелов, при которых Тоби и Кэмпион возвращались домой. Их эскорт теперь составляли ближайшие друзья Тоби, шумные, счастливые, исполненные нетерпеливого ожидания. Это была та единственная часть традиционной свадебной церемонии, без которой Кэмпион предпочла бы обойтись. В дверях дома лорда Тэллиса она спросила Тоби:
   — А это обязательно?
   — Конечно! Все так делают!
   Именно ради этого момента ее платье было стянуто лишь лентами. Девушки, сопровождавшие Кэмпион домой, потащили ее вверх по лестнице, на ходу развязывая бантики. Они почти несли ее, и наблюдавшие снизу мужчины кричали «ура» каждый раз, как очередная голубая ленточка летела через перила. Сначала обнажилась ее правая рука, потом левая, мужчины лезли по лестнице, требуя продолжения. Платье упало с Кэмпион уже в самой спальне, потом ее положили на кровать и стали расшнуровывать нижнюю юбку.
   Приближались крики мужчин, которые развязывали ленты, скреплявшие бриджи и жилет Тоби. Кэролайн стащила нижнюю юбку с Кэмпион, оставив ее совсем голой, и Кэмпион со смехом пыталась натянуть на себя тяжелые простыни и одеяла.
   Смех девушек перешел в визг, когда в дверь впихнули Тоби. Он тоже был совершенно голым, не считая перчатки на искалеченной руке. Он подмигнул девушкам, поклонился им, а мужчины подталкивали его к брачному ложу. Кэролайн помогла Кэмпион удержать простыни, пока приятели укладывали Тоби рядом в кровать. Сэр Тоби, оказавшись со своей невестой, гаркнул на них: «Вы выполнили свой долг! Уходите!»
   Большинство решило остаться, устроившись поудобнее с бутылками вина, хихикая над обнаженной парочкой. Едва ли это можно было назвать пуританской свадьбой, но такова была английская традиция, и Кэмпион покраснела, когда гости сказали, что, так и быть, уйдут, если она поцелует суженого. Она его поцеловала.
   «Еще! Еще»
   Через двадцать минут они удалились. Неповоротливых подгонял обнаженный, подпрыгивающий Тоби, который запер дверь, едва они остались одни.
   — Не совсем плохо было, правда?
   — Не совсем, — согласилась она.
   — Они ждут нас внизу. Вот послушай. — Он встал на колени и ритмично застучал по полу. Внизу раздалось громкое «ура». Он весело поинтересовался:
   — Что на тебе надето?
   — Ничего!
   — Покажи.
   — Тоби!
   Он подошел к ней и присел рядом на кровать:
   — Привет, леди Лэзендер.
   — Привет, сэр Тоби.
   — Пора стать мужем и женой в глазах Господа.
   — Я думала, мы уже стали.
   — Это была лишь репетиция.
   Он стянул с нее простыню, наклонился, чтобы поцеловать, и Кэмпион наконец стала настоящей женой.
   К концу октября в Оксфорд вернулась армия короля, а вместе с ней пожаловал и сам король Карл. В городе стало еще теснее. Леди Маргарет терпеть не могла уличного столпотворения. Было решено, что все они переберутся на север в Вудсток, неподалеку от города, где был, однако, свой собственный маленький гарнизон роялистов. Тоби ни на секунду не забывал, в какой опасности находится Кэмпион. Если сэру Гренвиллу удастся устранить ее, он станет хозяином Договора. Но Тоби полагал, что, может быть, в маленькой, хорошо охраняемой деревушке Кэмпион будет даже в большей безопасности, чем среди толпы чужих людей на городских улицах.
   До отъезда им предстояло выполнить одну обязанность. Их пригласили на аудиенцию ко двору, и промозглым ветреным днем все трое отправились в до отказа заполненные людьми дворики Крайст-Черч. Толпа пребывала в скверном настроении, солдаты, призванные поддерживать порядок, приходили в отчаяние, и Тоби лишь с большим трудом удалось провести жену и мать в огромный зал, где выстроилась беспокойная длинная вереница жаждущих засвидетельствовать свое почтение королю.
   Кэмпион было скорее любопытно, чем тревожно. Всеобщий гомон и раздражение придворных превратили аудиенцию в нечто далеко не величественное. Тем не менее, впервые увидев короля, Кэмпион все-таки испытала страх. Как-никак это был король, помазанник Божий, что бы там ни судачили о нем в газетах простые смертные.
   Несмотря на шляпу с перьями и туфли на высоких каблуках, король Карл оказался значительно ниже ростом, чем она предполагала. У него была аккуратно подстриженная борода. Среди шумной толпы он выглядел странно тихим и скромным. Брови, казалось, были приподняты, выражая вежливую любознательность. Не будь он королем, Кэмпион бы приняла его за какого-нибудь доктора университета, одного из тех, что бродили по улицам Оксфорда и делали вид, будто не имеют отношения к армии и двору.
   Мужчина с длинным жезлом с золотой маковкой поманил Лэзендеров. Сэр Тоби поклонился, а леди Маргарет и леди Кэмпион сделали реверанс. Король чопорно, без видимого интереса кивнул. Придворный, пригласивший их выйти вперед, дал знак, что можно удалиться.
   Поднялась королевская рука в перчатке. Кэмпион заметила, что поверх перчатки были надеты кольца с драгоценностями. Он посмотрел на Кэмпион и четким, ясным голосом спросил:
   — Вы дочь Кристофера Эретайна?
   — Да, ваше величество.
   Он дважды моргнул, глядя на нее, и она решила, что больше ничего сказано не будет. Однако негромкий голос раздался вновь:
   — Мы рады, что вы преданы нам в большей степени, чем он.
   Никакого уместного ответа в голову не приходило, да и скучающий взгляд королевских очей был уже обращен мимо Кэмпион в сторону следующей группы приглашенных. Кэмпион попятилась, не в состоянии решить, сделали ли ей комплимент или оскорбили.
   Леди Маргарет не сомневалась:
   — Мы прошли сквозь эту жуткую давку, чтобы засвидетельствовать свое почтение, и он еще грубит! Не будь он помазанником Божьим, не сомневаюсь, его бы никуда не приглашали. Он совершенно не умеет поддерживать разговор, совершенно! Разве только с очень скучными священниками. Конечно, он же шотландец. — Она неодобрительно хмыкнула, не обращая внимания на окружающих. — Он, конечно, значительно лучше своего отца. У короля Иоанна текли слюни, а за столом он вел себя просто отвратительно. Надеюсь, мои внуки научатся хорошим манерам за трапезой. Мало что производит более удручающее впечатление, чем вид ребенка, ненасытного в еде. Твой муж, дорогая, тоже баловался едой, но, к счастью, я редко присутствовала при этом. А! Вот и лорд Спирс. Он хвастался, что знает новый способ прививки фруктовых деревьев. Он, конечно, дурак, но вдруг он прав. Пойду выясню!
   С этими словами она скрылась в толпе. Тоби ухмыльнулся:
   — Ну как тебе наш мудрейший монарх?
   — Он не такой, как я думала.
   Она взглянула на маленького бородатого человека, который едва заметно кивал какому-то с трудом кланявшемуся толстяку.
   — Я боялся, как бы ты со страху не описалась.
   — Тоби, перестань!
   Чей-то грубый голос, раздавшийся за спиной, прервал их разговор:
   — Представьте меня, леди Лэзендер. Голос произнес ее имя будто с издевкой.
   Она повернулась. Это был Вэвесор Деворэкс. Его новая борода отросла уже на целый дюйм. Одежда на нем была ничуть не чище, чем всегда, все та же засаленная, вонючая кожаная куртка. Он остриг свои седые волосы почти наголо, как круглоголовые, что придало его изуродованному шрамами лицу еще более жестокое выражение. Она сразу забеспокоилась:
   — Полковник Деворэкс. Это сэр Тоби.
   Холодные серые глаза окинули молодого Лэзендера оценивающим взглядом. Последовал едва уловимый кивок.
   Тоби поклонился.
   — Должен поблагодарить вас, сэр, за то, что вы спасли жизнь моей жене.
   — Верно.
   Произнесено это было небрежно. Тоби продолжал:
   — Разрешите пригласить вас отобедать с нами?
   — Разрешаю, только я откажусь. Леди Лэзендер знает, что меня привлекают более низеменные вещи, чем обеды в светском обществе. — Серые глаза впились в Кэмпион. — Печать у вас?
   — Да.
   Она была спрятана на шее у Тоби.
   — Вы все в том же доме?
   Она волновалась, его бесцеремонность отталкивала ее. Кэмпион взглянула на мужа и ответила:
   — Мы собираемся перехать в Вудсток, сэр.
   — Не надо.
   Епископ попытался протиснуться мимо них поближе к королю, но Деворэкс зарычал на него, чем напомнил Кэмпион, что Лопес сравнивал его с волкодавом. Ошарашенный епископ неуклюже попятился, бормоча извинения.
   Тоби покоробила грубость Деворэкса. Голос его прозвучал холодно:
   — Почему вы сказали «не надо»?
   — Потому что, как я полагаю, через несколько дней вы отправитесь в Амстердам.
   — Через несколько дней?
   Кэмпион думала, что ждать придется гораздо дольше.
   — С тремя печатями. При условии, конечно, что вы все еще хотите получить свое состояние.
   Кэмпион молчала, забыв о шуме толпы вокруг. Тоби насторожился.
   — Как вы собираетесь этого добиться, сэр?
   — Убийство. Обычно это самый быстрый способ.
   — Сэра Гренвилла?
   — Печати у него. — В ответе Деворэкса сквозила скука. — Я приду за вами. Если я не смогу прийти сам, то пришлю Мэйсона. Вы должны быть готовы в дорогу. Отправитесь вы на восточный берег. И ради Бога, не берите много вещей. Вам незачем походить на процессию лорд-мэра. Он кивнул им и отвернулся.
   Кэмпион это показалось до ужаса обыденным. Она ожидала больше драматизма при известии о том, что наконец-то печати будут собраны.
   — Полковник!
   — Да?
   Он удивленно оглянулся.
   Она поняла, что ей нечего сказать.
   — А насчет обеда вы уверены?
   — Уверен.
   И он скрылся.
   — Он всегда настолько неприятен? — спросил Тоби.
   — Сегодня он еще вел себя вежливо.
   Дождь все еще продолжался, когда они покидали Крайст-Черч, дождь, предвещавший распутицу, которая с наступлением зимы сделает путешествие более сложным. Вдруг Кэмпион стало страшно. В Оксфорде она чувствовала себя защищенной, в этом доме ее любили, здесь ее оберегал муж, и вот все заколебалось. Они должны будут отправиться на восток по морю, и будут еще жертвы, прежде чем она сможет вступить во владение наследством Кита Эретайна.
   Тоби взял ее за руку:
   — Тебе страшно?
   — Да.
   — Может быть, я могу поехать один?
   Она покачала головой. Ее путешествие началось в пуританском доме с одной печати. И теперь она доведет дело до конца, чего бы то ни стоило. Она сама принесет печать святого Луки, чтобы присоединить ее к остальным.

Глава 29

   Объявление Эбенизера Слайза о вознаграждении тому, кто что-либо сообщит о побеге ведьмы из Тауэра, не дало никаких результатов. Появлялись лишь обычные прохвосты, рассчитывавшие одурачить простаков и с легкостью заполучить двести фунтов.
   А в сентябре роялистская газета «Mercurius Aulicus»[10] поместила заметку, в которой деловито сообщалось, что «ведьма», перехитрившая парламент, вышла замуж в Оксфорде. Звали ее леди Кэмпион Лэзендер, но автор не удержался и лишний раз напомнил, что, будучи еще Доркас Скэммелл, она провела за нос хвастливый лондонский гарнизон. Эбенизер усмехнулся. Она что же, решила, что, назвавшись Кэмпион, сумеет скрыться от своих врагов? Сэра Гренвилла эта новость не слишком обрадовала.
   — Итак, она в Оксфорде. И какой нам от этого прок? Вы полагаете, ее не охраняют? Боже милостивый! Она же в гуще армии короля, да еще замужем! — он нахмурился. — Придется устранить обоих. По закону ее имущество теперь принадлежит мужу.
   Однако через три недели блеснула надежда, что фортуна переменилась. Время чудес словно вернулось в Англию, где пуритане боролись за власть, и Эбенизер стал свидетелем этого. Он так усердно молился, чтобы Бог отдал печати ему, и вот теперь в понедельник утром, когда на улице хлестал холодный дождь, его молитвы были услышаны.
   Объявился дюжий малый, который, по-видимому, не испытывал трепета перед местом, куда его привели охранники Эбенизера. Он посмотрел на жаровню, на грязный стол, к которому были прибиты кандалы, на аккуратно развешанные по стенам инструменты. Потом перевел взгляд на Эбенизера.
   — Мистер Слайз?
   — Кто вы такой?
   — Меня зовут Мэйсон, сэр. Джон Мэйсон.
   — И вы хотите получить двести фунтов, Мэйсон?
   На Эбенизере было длинное черное одеяние с меховой оторочкой. В подвалах, если только там не кипела работа, всегда было холодно.
   — Нет, сэр.
   Мэйсон изъяснялся по-солдатски — короткими, отрывистыми фразами. И одет он был как солдат, правда, помощники Эбенизера отобрали у него меч.
   — Не хотите? — Эбенизер скрыл удивление, придав вопросу угрожающий оттенок.
   — Но этого хочет мой полковник. Он и прислал меня. Эбенизер насторожился. Он не привык, чтобы мужчины или женщины, которых доставляли в эту комнату, держались независимо. Он перевел взгляд со стражников, стоявших наготове за спиной Мэйсона, на молодого человека.
   — И кто же ваш полковник?
   — Его фамилия Деворэкс, сэр.
   Это имя ничего не говорило Эбенизеру. Он провел рукой по блестящим длинным волосам, которые были зачесаны назад, открывая бледный лоб.
   — Мэйсон, у меня здесь перебывал не один десяток людей, утверждавших, что они заслуживают моих денег. Последнего я был вынужден наказать. Я просверлил у него в языке дырку, чтобы отучить врать.
   — Как вам будет угодно, сэр.
   На лихого Мэйсона угроза не произвела никакого впечатления.
   — Ладно! Говори. Ты пришел по поводу ведьмы?
   — Верно, сэр.
   — Ну? Мне известно, где она находится, так что не рассчитывай на дармовые деньги.
   — Сэр! Я здесь только для того, чтобы передать вам слова полковника Деворэкса и еще кое-что в знак его добрых намерений.
   Мэйсон говорил так, будто докладывал ротному о состоянии кавалерийских лошадей.
   Эбенизер, хромая, подошел ближе. Он побрился всего час назад, но подбородок уже снова успел потемнеть.
   — Знак?
   — Да, сэр.
   — Ну?
   Мэйсон открыл кожаный мешочек, висевший у него на поясе, и вынул маленький, завернутый в бумагу сверток.
   — Вот, сэр.
   Эбенизер взял его, развернул и замер. На ладони лежала половина воскового отпечатка. Он был разрезан ножом, но на полукруге можно было ясно различить переднюю половину крылатого быка, под которым стояло одно-единственное слово «Лука».
   — Откуда это у тебя?
   Эбенизер не мог скрыть возбуждения.
   — От полковника Деворэкса, сэр.
   — Откуда это у него, болван?
   — Не могу знать, сэр. Я не являюсь доверенным лицом полковника, сэр.
   — Кто такой, черт побери, этот полковник Деворэкс?
   — Человек, который желает с вами встретиться, сэр. Вот что я должен был вам передать, сэр.
   — Ну так продолжай, продолжай!
   Мэйсон прикрыл глаза, будто вспоминая формулировку, и отчеканил:
   — Сегодня в три часа, сэр, в Тайберне под висилицей. И полковник Деворэкс говорит, чтобы вы не приводили с собой более четырех человек, сэр. Он возьмет с собой только двоих, сэр. Это все, сэр.
   Эбенизер смотрел на половину печати святого Луки. Боже милостивый! Печать Лопеса! Он мысленно попробовал найти подвох, но ничего не придумалось. Тайберн — подходящее место для встречи. Место казни располагалось на пустынном перекрестке за пределами Лондона среди безрадостной равнины, и ни одной стороне не удалось бы тайно привести лишних людей. К тому же Деворэкс отважно предложил Эбенизеру взять с собой вдвое большую охрану. Похоже, он ничуть не опасался численного перевеса. Эбенизер быстро принял решение.
   — Я приду.
   — Очень хорошо, сэр.
   Мэйсон развернулся, протянул руку за мечом. Эбенизер кивнул одному из стражников и посмотрел, как гость поднимается по лестнице из подвала.
   — Ступай за ним!
   Мэйсон, казалось, не обращал внимания на следовавшего за ним человека. Он подошел к причалу Прайви-Стэрз и там на промозглом ветру стал ждать лодку. Оба мужчины, чьи лодки являли собой причудливый конвой, пересекли реку и высадились на Лэмбет-Стэрз. На грязной улочке маленького квартала Мэйсон с виноватым видом махнул человеку Слайза. Мальчик придержал для него лошадь, Мэйсон ловко вскочил на нее и галопом умчался, оставив далеко позади растерянного охранника Эбенизера.
   Виселица в Тайберне представляла собой огромный треугольник, который поддерживали высокие опоры. На трех перекладинах могло болтаться сразу сорок повешенных.
   Подъезжая к перекрестку, Эбенизер разглядел трех всадников, ожидавших встречи. На перекладинах висели разлагающиеся трупы двух воров, которых оставили там в назидание другим грабителям. На плече одного из казненных устроилась ворона и усердно клевала, другая прихорашивалась на углу виселицы.
   Было холодно. Хлестал унылый дождь, от которого вымокли чахлые кусты и низкорослая трава. Оксфорд-стрит — дорога, ведшая к эшафоту, была скользкой от грязи. Пасшиеся неподалеку коровы повернулись спиной к дождю и с тоской смотрели на восток, где дым из труб. смешивался с нависшими над Лондоном тучами.
   Эбенизер натянул поводья в десяти ярдах от виселицы. Из-за холода он стал раздражителен и ежился под черным плащом. Опасаясь предательства, он надел еще кожаную куртку и нагрудник; в привязанной к седлу сумке лежали два заряженных пистолета. Даже влажный ветер был не в состоянии заглушить смрад разлагающихся трупов. С голых ног повешенных стекала вода.
   Один из трех всадников направил свою лошадь к подъехавшим. Раздражение Эбенизера исчезло, сменившись изумлением и любопытством. Приближающийся всадник оказался седобородым человеком с лицом, наполовину скрытым тонкой кожаной маской.
   — Мистер Слайз?
   Эбенизер отчетливо помнил описание этого человека. Его искала вся армия.
   — Это вы вытащили ведьму из Тауэра? Мужчина пожал плечами.
   — Виноват. — Он сдвинул шлем назад, а потом и совсем снял и стянул с лица маску. Два серых глаза уставились на Эбенизера. — Меня зовут Деворэкс. Вэвесор Деворэкс. Вы слышите!
   Эбенизеру стало жутковато. Он отверг предположение о ловушке, но было все-таки не по себе.
   — Чего вы хотите?
   — Потолковать, мистер Слайз, немоножко потолковать.
   Над головой, тяжело хлопая крыльями, пролетела третья ворона и возмущенно каркнула, протестуя против вторжения в ее владения. Она уставилась на всадников. Деворэкс мрачно пошутил:
   — Мой отец говаривал, что из тайбернских ворон получается особо вкусный пирог. Может быть, отойдем? Пусть полакомятся.