Кнорре Федор Федорович. Капитан Крокус

   Через минуту он воскликнул:
   - Ага. теперь всё понятно!
   Машина загудела, дёрнулась с места задним ходом и чуть не вломилась в забор.
   Коко остановил машину, нахмурился и осторожно стал тянуть рычажки в разные стороны, нажимая по очереди педали и стараясь больше не попасть на задний ход.
   Неожиданно машина послушалась: дёрнулась сильным рывком вперёд и помчалась по пустырю.
   - Только и всего! - самонадеянно воскликнул Коко и увидел прямо перед собой обрыв высокого берега над рекой.
   Он едва успел отчаянно крутануть руль в сторону и услышал, как шлак и комья земли посыпались из-под самых колес с обрыва.
   Машина мчалась, подпрыгивая на холмиках, ныряя в низинки, со свистом разбрызгивая громадные лужи. а Коко нисколько не мешал ей мчаться полным ходом, только иногда слегка помогал ей объехать сторонкой слишком уж глубокую яму.
   - А я-то, признаться, думал - это трудно! - захохотал Коко и начал насвистывать весёлую песенку. - А оказывается, она едет почти что сама. только не надо ей мешать ехать куда хочется!
   Машине захотелось выскочить на автостраду, и она прямо туда и выскочила. Тут помогать ей справляться с дорожными препятствиями стало ещё легче, и Коко начал управлять одной рукой.
   - Всё идёт отлично! - подбадривал он себя. - Теперь мне нужно только утопить эту машину в первой же встречной речке, и тогда я могу идти домой... Ага. вот и река!.. Мост! Вот она. самая середина. Теперь крутой поворот руля. и... - II он благополучно проехал по мосту.
   Не то чтобы руль не послушался его руки, но рука не послушалась его головы! Одно дело - знать, что нужно утопить машину, чтобы скрыть все следы, другое дело - шлёпнуться вместе с машиной с высокого моста в тёмную воду.
   Следующий мост проскочил мимо с такой быстротой - просто мелькнул и остался позади, так что Коко и опомниться не успел!
   - Ну, погоди у меня! - яростно стиснув руль, заорал Коко. - Так ты, оказывается, струсил! Даже вспотел от страха? (Он действительно слегка вспотел.) Тебе жарко? Сейчас ты у меня проветришься. когда будешь лететь с высоты в прохладную водичку!
   И он несомненно выполнил бы своё отчаянное решение, если бы случайно не взглянул на прибор, с полной точностью показавший, что он проехал с начала своего сумасшедшего путешествия уже двадцать миль. Двадцать миль - это всего несколько минут на машине, но целый день ходьбы пешком. Конечно, если ему придётся идти обратно!
   Новый мост приближался, надвигался, летел навстречу машине. Коко решился на всё. Но топать обратно целые сутки пешком в ночных туфлях под дождём!.. И он благоразумно решил осторожно повернуть машину, чтоб утопить её где-нибудь поближе к дому.
   Он нажал по очереди на несколько педалей, одна из которых несомненно была тормозом, плавно повернул руль, и ему представилось, что он совсем маленьким мальчиком катается на карусели, сидя на деревянной лошадке, а карусель вертится всё быстрее!..
   Плохо прикрытая дверца распахнулась, и Коко вылетел с деревянной лошадки в темноту, в то время как чёрный фургон, продолжая вертеться, пробил перила моста и с громким всплеском рухнул вверх колёсами в реку.
   - Прощайте, мои милые! - прошептал Коко, чувствуя, что летит куда-то вдаль.
   Перед ним мелькнуло в последний раз мужественное усатое лицо Капитана Крокуса, растерянная мордочка осиротевшего Персика, славные лица ребят, львы, ёжики...
   Почему-то особенно много ёжиков с длинными гибкими иголками! Он лежал на ежиных иглах и тихонько покачивался, не шевелясь, зажмурясь и даже кротко улыбаясь, хотя его покалывало со всех сторон.
   Наконец он открыл глаза и понял, что лежит, слегка покачиваясь после падения, на ветках густых прибрежных кустов.
   Посреди реки ещё расходились круги от утонувшего фургона.
   Коко пошевелился и начал потихоньку выбираться из чащи. Весь исцарапанный и слегка ошеломлённый, он встал наконец на ноги и тихонько поплёлся к автостраде, с которой только что совершил такой удачный полёт.
   В темноте он споткнулся о какой-то холмик и упал. Это была огородная грядка. Нащупав пышный морковный хвостик, он выдернул морковку, стряхнул с неё землю и задумчиво сунул в рот, вспомнив, что это любимое лекарство Персика для ободрения в тяжёлые минуты жизни.
   Через минуту он уже бодро шагал к дому. усмехаясь и пожимая плечами:
   - А ещё болтают, что с этими новейшими автомобилями трудно управляться! Ха!..
   В тот самый момент, когда фургон пускал свои последние пузыри со дна реки, великий сыщик Тити Ктифф принялся распутывать нити преступления.
   Он преспокойно закурил трубку и, пуская струйки дыма к потолку дежурной полицейской комнаты, стал дожидаться каких-нибудь интересных сообщений. Вскоре полицейские сыщики сообщили, что видели живого кролика, пробежавшего через площадь, и Тити сказал:
   <Ага!>
   Четыре кошки, задрав хвосты, галопом промчались по крышам. Тити Ктифф сказал <ага-га> и приподнял бровь.
   Была замечена настоящая живая собака, метавшаяся по улицам.
   Великий сыщик сорвался с места и через минуту уже мчался в бесшумной полицейской машине туда, где была замечена собака. Он очень скоро её догнал и, не выпуская её из виду, осторожно стал за ней следить.
   Собака перестала метаться. Она нанюхала правильную дорогу и понеслась во весь дух. Она мчалась, но мчалась очень медленно, потому что не умела быстро. Скоро она привела своих преследователей к бедному домику на окраине. Здесь всё было очень старое. Не просто старое, а старинное старое. Четыре потрескавшиеся стены, казалось, устали поддерживать просевшую посередине крышу. А может быть. именно крыша-то и не давала усталым стенам улечься на покой. разом развалившись на все четыре стороны.
   Зато ветхому заборчику валиться было некуда, так он был со всех сторон плотно окружён высоченными стенами многоэтажных домов.
   Собака подскочила к двери, призывно тявкнула, заскулила, и через минуту дверь скрипнула, и на крыльцо выглянули двое старичков с испуганными лицами.
   Лампочка над их головами зажглась, и теперь Тити Ктифф мог хорошенько разглядеть собаку. Никогда он не видел такой некрасивой собаки. Трудно было даже сказать с уверенностью, какого она цвета. Похоже было. что её зашпаклевали и загрунтовали, а покрасить позабыли, отчего она так и осталась не то желтоватая с сероватыми пятнами, не то сероватая с желтоватыми.
   Старичок, увидев собаку, затрясся от бешенства, затопал ногами, затряс кулаками:
   - Пошла отсюда, гадина!.. Убирайся, откуда пришла, мерзкая! Напрасно несчастная зашпаклёванная собака юлила всем своим нескладным длинным телом и толстым облезлым хвостом, умоляя и радуясь, и взвизгивая, и унижённо ласкаясь! Старичок свирепел всё больше, он даже замахивался носовым платком и ногой в мягкой ночной туфле, так что собака, припав к земле, в страхе зажмуривалась.
   - К хозяевам своим убирайся, мерзкая механическая тварь! - топотал старичок. - Вот принесу топор и изрублю всю твою механику. фальшивая тварь! Не смей притворяться, поддельная душонка!
   - Кыш!.. Пошла!.. - слабо отмахивалась и старушка. Но, когда старичок разъярился до того, что, раз десять замахнувшись, наконец пнул собаку ногой и та взвизгнула и повалилась на спину, старушка брезгливо ткнула её пальцем и сказала:
   - Вставай и... убирайся! - И вдруг охнула: - Ой... Что же это?.. Она вроде как... тёплая.
   - Ну так что? - с отвращением плюнул старичок. - Тёплая! Батарейки, проволочки подогревают, вот и тёплая!
   - Но у неё... глаза... - растерянно, с испугом бормотала старушка, моргают.
   - И пусть моргают. Я иду за топором! У, гадина! И вправду смотрит, будто наша красавица, которую замучили на Чучельном комбинате. Не смей смотреть на меня. чучело!
   Тем временем собака, воспользовавшись тем, что её только ругают, но больше не собираются избивать носовым платком, ободрилась, живо вскочила на ноги и юркнула в дом. На ходу она сунула нос в мисочку, стоявшую на полу, торопливо понюхала какую-то щёлку в углу и опрометью кинувшись к старому вытертому коврику, прямо с разбегу улеглась, свернувшись калачиком, и взволнованно, дрожа всем телом, стала ждать, что с ней будет дальше.
   Старички разом оба покачнулись и с такой силой прислонились друг к другу, что, если бы немножко промахнулись, оба рухнули бы стоймя в разные стороны.
   Одновременно всплеснув руками, они засеменили к ней, присели на пол у её коврика и наперебой стали её утешать, поворачивать. трогать, заглядывать ей в глаза и гладить в четыре руки.
   - Я же тебе говорила, что тёпленькая! - ахала старушка.
   - Эко, тёпленькая! - торжествовал старичок. - И глаза могут обмануть! Но когда Пальмочка побежала первым делом понюхать щёлку. где в позапрошлом году жил мышонок, вот тогда я убедился, что это наша собачка, а не заводная мерзавка!
   Спохватившись, старички вспомнили кое о чём и бросились затворять дверь. Но в дверях уже стояло двое полицейских.
   - Именем закона! - сказал Тити равнодушно. - За укрывательство запрещённого живого сырья Чучельномеханического комбината вы арестованы. Собака будет отправлена по назначению.
   Он снова вернулся в машину и спросил:
   - Есть новости? Радио ответило:
   <Обнаружен в реке фургон, угнанный с комбината. У моста на двадцать шестой миле автострады>.
   - Сейчас буду!
   Он посмотрел на стиснутый многоэтажными домами домишко. Старичок со старушкой, шлёпая ночными туфлями, онемевшие от горя, плелись к машине в сопровождении полицейских. Идти им было очень неудобно, потому что они. спускаясь по ступенькам, с двух сторон, обеими руками каждый, держали собаку. А она. успокоенная и счастливая, что всё так хорошо кончилось и они все трое опять вместе, восторженно старалась дотянуться и кого-нибудь благодарно лизнуть.
   К двенадцати часам дня Тити Ктифф уже знал с точностью до одной десятой количество сбежавших с комбината животных, осмотрел вытащенный из воды чёрный фургон, в основном разгадал тайну дёргающихся носов и сальных пятен на карманах у ребят и уже знал, что по вечерам устраиваются подозрительные тайные сборища в домике на Шлаковом пустыре.
   Он мгновенно всё взвесил, логически сопоставил и пришёл к единственно правильному выводу.
   Первое: поскольку в сборищах принимают участие столько мальчиков и девочек, несомненно основная масса заговорщиков - дети.
   Второе: поскольку собираются они неизменно на Шлаковом пустыре, нет сомнения, что центр заговора находится именно на Шлаковом пустыре, а не в каком-нибудь другом месте!
   Третье: узнать, разнюхать, выведать и подсмотреть всё, что происходит на собраниях заговорщиков, может только мальчик, который сумеет пробраться на Шлаковый пустырь!
   Сделав все эти полные железной логики выводы, Тити Ктифф уже больше не колебался. Он знал. что ему нужно делать, чтобы докопаться до самых корней!
   Глава 26. ЗАГАДОЧНЫЙ <УКОРОТИН
   На самой середине лаборатории в здании Химического центра города стояла огромная прозрачная чаша из никому не известного металла, наполненная очень странной жидкостью синевато-жёлтого, молочно-оранжевого цвета с бегающими, точно водяные жучки, егозливыми зеленоватыми блёстками.
   С очень странным бульканьем эта холодная жидкость непрерывно кипела, выпуская миллионы разноцветных пузырьков, которые лопались, всплывая на поверхность, с таким звуком, точно кто-то крутил ручку игрушечной балалайки.
   Посередине чаши, погружённый по самую шею в эту булькающую жидкость, вспыхивающую цветными искорками, лежал не кто иной, как великий сыщик Тити Ктифф, переливаясь всеми цветами радуги.
   Вокруг него на стенах лаборатории от самого пола и до потолка моргали, светились, покачивали стрелками, подмигивали цветными глазками сотни приборных досок самых сложных и автоматизированных систем, механизмов и аппаратов.
   Четверо учёных-операторов, едва успевая уследить за всеми сигналами, бегали вдоль стен, озабоченно приглядываясь и торопливо нажимая кнопки, а иной раз поспешно взбегая на стремянку, чтобы заглянуть в какое-нибудь тревожно замигавшее окошечко под самым потолком.
   И только один дряхлый, но ещё вполне бойкий старикашка неторопливо, с важным видом прохаживался вокруг кипящей чаши, время от времени окуная в жидкость большой градусник и поглядывая на старый жестяной будильник, прицепленный к его жилету на золотой цепочке.
   Это был знаменитый учёный, владелец и пожизненный директор лаборатории Химического центра, доктор Тромбони. Ему только недавно исполнилось сто четырнадцать лет, и прошло более четырнадцати лет с того момента, как он позабыл таблицу умножения.
   Девяносто пять лет назад он изобрёл зажигалку, после чего перестал заниматься наукой, а стал торговать зажигалками, страшно разбогател, прославился на весь город и всё, что было изобретено или открыто в науке после зажигалки, стал считать жульничеством. Он решительно ничего не хотел признавать из того, что изобретали другие. Даже электричество он так и не признал, уверенный, что его нарочно, ему назло, выдумали его конкуренты, из зависти к его зажигалке.
   Однако ума у него всё-таки хватало на то. чтобы не мешать другим учёным работать в его лаборатории. А в тех случаях, когда им удавалось сделать какое-нибудь важное открытие, он, снимая ермолку, раскланивался на все стороны перед фотографами и, скромно улыбаясь, мямлил, что он тут почти ни при чём.
   Настоящие учёные, работавшие в его лаборатории, всё это знали и примирились со всем. нисколько не мешая ему расхаживать по всем помещениям с градусником и будильником. Они не обращали внимания, даже когда он начинал немного путать; например, взглянув на термометр, говорил: <Эге, никак, уж двадцать седьмой час выше нуля, то-то мне кушать хочется!>, или, уставясь на будильник, качал головой: <Восьми градусов нет, чтой-то сквозит, прохладно делается!>
   Он всегда делал вид, что всеми руководит и всех проверяет. Это было легче, чем справляться с будильником.
   Ведущий оператор, не отрываясь от приборов, сказал:
   - Внимание! Через сорок шесть секунд заканчиваем сеанс. Приготовьтесь!
   - Правильно! Сорок шесть! - одобрительно заметил доктор Тромбони. - Я всё ждал, когда вы это скажете. Молодец!
   Он суетливо обмакнул термометр в воду, нечаянно упустил его и, поднеся к носу будильник, бодро объявил:
   - Шесть градусов десять минут седьмого! Это очень важно! Запомните!
   - Очень приятно, обязательно запомним, - сказал второй оператор и обратился к товарищу: - Приглядывай только, чтоб он не подходил к приборам, а то он опять чего-нибудь натворит.
   Третий кивнул и громко сказал:
   - Следите получше за своим будильником, господин директор! Не отрывайтесь от него ни на секунду, а то мы в будильной технике себе не очень доверяем.
   - Ага, сообразили? Вот именно это я всё время и говорю! - продребезжал Тромбони и засуетился в поисках градусника.
   Увидев его на дне чаши, куда он его упустил, он сейчас же полез его доставать, но один из операторов вовремя схватил его за шиворот и довольно бесцеремонно оттащил в сторону.
   - Да, что вы. господин Тромбони, позабыли, что нельзя туда руки совать! Покажите, не попала ли вам жидкость на кожу?
   Двое операторов ваткой стёрли случайные брызги с рук Тромбони, пока он хныкал и грозился и тянулся обратно к чаше:
   - Кто посмел уронить мой градусник в воду! Уволю! Беспощадно выгоню с позором! Достать, а то всех поувольняю... Поувольниваю!.. Поувиливаю!.. Не смейте меня сбивать, когда я рассуждаю!..
   - Достанем, достанем, не кипятитесь, господин директор, - отмахивался второй оператор. - Да ведь нельзя же руками. Вы что, позабыли совсем, что в этой жидкости всё уменьшается в размерах! Приятно вам было бы. если бы у вас получился вид рака, когда у него начинает отрастать новая клешня взамен оторванной?
   - Ага, вот именно это я вам всё время и подсказываю! Поняли? - тупо бормотал Тромбони.
   - Не суйтесь только, не мешайте, - сказал третий оператор и щипцами достал градусник. - Погодите, не хватайте, его надо ещё промыть!
   - Вот именно этого я требовал - промывать всё на свете во что бы то ни стало, в том смысле, что ни в коем случае! - самодовольно заключил Тромбони. Я требую только внимания и пунктуальности.
   Ведущий оператор объявил:
   - Сеанс окончен! - и выключил ток. Жидкость в чаше перестала кипеть, переливаться радугой и сделалась вся ровной, молочно-белой.
   - А теперь я! - ревниво запищал Тромбони, подскочил к ведущему и вцепился в его руку, лежавшую на рычажке переключателя. Шёпотом, чтоб не слышали остальные, он спросил: - Покажите, за какой дёргать. За этот?
   - Вот этот! Только тяните осторожно, не окуните его с головой.
   - Кого это <с головой>?
   - Тьфу ты! Да пациента, которого мы там купаем!
   - Ах, вот оно что... Правильно, что я вам и втолковываю всё время! Всё дело в пациентах!
   Тромбони осторожно потянул рычажок. Сетка, лёжа в которой Тити Ктифф был похож на кильку посреди большого блюда с белым соусом, поднялась в воздух, и он стал похож на пёструю лягушку, попавшую в сетку. Сетка плавно перенесла его за край чаши, подставила под сильный душ, бивший снизу, сверху и с боков, и после этого перенесла на середину зала и опустила прямо на пол.
   Ведущий оператор, помогая ему подняться на ноги, любезно заметил:
   - Немножко жестковато, не правда ли? У нас не совсем приспособлено, дело в том, что с человеком мы проделываем этот опыт впервые. Как вы себя чувствуете после укоротина? Судя по приборам, нормально.
   - Отлично! - бодро сказал Тити Ктифф. - Только под душем немножко пощипало. А в самой кастрюльке было неплохо. Немножко попахивало маринадом.
   - Отличная наблюдательность! - одобрил ведущий. - В известном смысле мы действительно вас как бы слегка маринуем. Что касается душа, то он просто прекращает действие укоротина. Ведь вы желаете только временно уменьшиться, вам не хотелось бы навсегда остаться в таком укороченном состоянии?
   - Конечно, нет! Нет, нет! Мне это нужно совсем ненадолго... Просто, знаете, требуется по работе.
   - Но ванны у нас вам придётся принимать каждый день, иначе вы очень быстро начнёте снова расти и вернётесь в какие-нибудь две недели к прежним размерам.
   - Старый осёл! - вполголоса выругался второй оператор. - Поглядите только, что он опять натворил, этот Тромбони! Бухнул в раствор металлический метр, которым мы измеряем пациента! Теперь им ничего нельзя будет измерять - никто не знает, насколько он укоротился.
   - Не беда, - сказал ведущий оператор, - измерим сегодня обыкновенным сантиметром. Ну-ка, станьте к стеночке!
   К этому времени Тити Ктифф успел уже высушиться под сушильной струёй и натянуть матросскую рубашку и коротенькие штанишки. Он стал к стене, и его обмерили со всех сторон, вдоль и поперёк, сверху донизу.
   - Ну как? - спросил Тити.
   - Вполне нормально. За сегодняшний сеанс вы укоротились ещё на десять сантиметров. Теперь нужны только лёгкие ежедневные ванночки для поддержания вас в нужных размерах... Смотрите, курточка с двенадцатилетнего мальчика болтается на вас так, как будто мама одела вас в костюм старшего брата.
   Глава 27. МАЛЮТКА ДЕТЕКТИВ
   Шеф полиции города был очень опытным полицейским и отлично справлялся со своими трудными обязанностями. Но теперь полиция просто с ног сбилась: мало того, что нужно ловить людей, - теперь приходится гоняться за собаками, канарейками, ежами и львами!
   Произошло ужасное таинственное преступление на Чучельномеханическом комбинате! Что пропали звери, это ещё куда ни шло, но они уехали в автомобиле и сбросили фургон в воду! Это необъяснимо! Но этого мало. Ещё эта скандальная история с господином Почётным Ростовщиком!
   В своём рапорте Шеф очень убедительно и красиво объяснил, каким образом и почему господин Почётный Ростовщик решил из себя самого сделать чучело, и всё получилось гладко. Но одно дело объяснить что-нибудь другим, а другое поверить в это самому. А Шеф полиции ни на минуту не верил той ерунде, которую сообщил в рапортах господам многоэтажникам в Тайном совете или репортёрам городских газет.
   Теперь, вернувшись с заседания, где он делал доклад о событиях на Чучельномеханическом комбинате, он то и дело вздрагивал всем телом, вспоминая, как сам господин Генерал-Кибернатор лично скрежетал зубами, вопил, орал. верещал и рычал своё обычное: <Переловить!.. Очучелить!.. Набить опилками, соломой, трухой, стружками, требухой. Распотрошить! Расплющить! Всех пущу на чучела! Поймать, доставить!> - до тех пор, пока чуть не захлебнулся от бешенства.
   Сидя у себя в кабинете, Шеф ещё часа два всё вздрагивал, приговаривая при этом каждый раз <бррр-р> и вспоминая эти малоприятные обещания господина Генерал-Кибернатора, которые могли ведь относиться и к самому Шефу!
   Чтобы немножко прийти в себя, он открыл потайное отделение своего несгораемого сейфа и достал оттуда бутылку специального полицейского рома, от которого он быстро приходил в себя - то есть совершенно переставал чувствовать себя человеком и становился только полицейским.
   Он выпил рюмочку, тяжело перевёл дух и вздрогнул, но уже послабее, чем прежде. Выпил ещё и вздрогнул уже еле-еле. Налил ещё и понёс было рюмочку себе ко рту, заранее пришлёпывая губами, как вдруг опять вздрогнул и обернулся, расплескав несколько капель.
   - Кто посмел пустить сюда мальчишку? - рявкнул Шеф уже настоящим полицейским голосом.
   - А я сам вошёл! - нахально ответил мальчуган. - Чем кричать, я бы на вашем месте предложил мне сигару. И налил рюмочку!
   - Ах ты поганец! - не помня себя от удивления, всплеснул руками Шеф. - Ты лучше скажи, когда тебя твой папа порол в последний раз?
   Мальчик призадумался, почесал одну об другую ножки в носочках и коротеньких штанишках и, добросовестно припомнив, ответил:
   - Полагаю, упомянутое вами событие имело место около тридцати трёх лет тому назад.
   Шеф впился взглядом в большеголового мальчика в матросской курточке. Его личико что-то отдалённо ему напоминало. Но что? Что-то совершенно невозможное. Наконец Шеф ударил кулаком по столу и рявкнул:
   - Тебе не говорили, что ты на кого-то похож?
   - Говорили. Но в разное время я бываю похож на разное. Я думаю. что сейчас я похож на себя, когда я был маленьким. А когда я был маленьким, мама мне часто говорила, что я сам на себя не похож.
   - Ты смеёшься надо мной. чертёнок!.. Или вы шутите надо мной, господин... Э?..
   - Хорошо, - невозмутимо сказал мальчик, - я вам помогу: я напоминаю вам себя. Разрешите представиться: Пафнутик!
   - Но ты напоминаешь... А ведь вы и есть...
   - Тити Ктифф, к вашим услугам, - процедил сквозь зубы мальчонка так, что Шеф сразу узнал знаменитого сыщика. - Напомню ещё раз, что не отказался бы от доброй рюмки полицейского и сигары!
   - Боже мой! - с восхищением воскликнул Шеф, любуясь маленькой фигуркой в матросском костюмчике. - Тити! Вы превзошли самого себя! Кто вы теперь?
   - Я маленький зловредный заговорщик!
   - Великолепно! Но можете ли вы теперь... курить? И выпить? Ведь вы...
   - Больше чем когда-либо, Шеф. Не забывайте, что я уменьшился весь, кроме головы. Голова-то мне нужна прежняя. И эта голова хочет курить. Я целый день трусь среди этих окаянных малышей и ни разу не закурил.
   Дрожащей от восторга рукой Шеф нацедил полную рюмку и пододвинул ящик с сигарами.
   Сыщик с жадностью затянулся несколько раз подряд и хлебнул из рюмки.
   - Ну, как идут у нас дела с заговором, Тити? Налаживается? Попыхивая сигарой, сыщик снисходительно кивнул:
   - Считайте, что заговор у нас уже есть!
   - Неужели вы уверены? У нас есть настоящий, добротный, опасный заговорчик? А? Уверены?
   - Вот тут! - Мальчонка хлопнул себя по карману матросских штанишек с золотыми пуговками. - Он у нас в кармане!
   - Великолепно! И много заговорщиков в него впутано? Хотелось бы побольше, вы же понимаете! Кто они?
   - Как вы можете догадаться по моему облику, это главным образом Маленькие Взрослые, или. как было принято говорить в прежние времена, так называемые дети... Ещё налейте, пожалуйста, никак не могу избавиться от вкуса всех сластей, которыми эти чертенята меня пичкают... Итак, это Маленькие Взрослые, получившие Дипломы об Окончании Детства. Крошки взрослые! Подростки-взрослые! Малютки-взрослые! И все они вовлечены в преступный заговор с целью вернуться обратно в детство, снова сделаться детьми!
   Шеф всплеснул руками во второй раз, а это с ним бывало очень редко. Обычно он не чаще чем один раз в год всплёскивал руками от удивления.
   - Какая роскошь! Кошмарный заговор! Чучел теперь у нас будет, чучел!.. И очень много этих заговорщиков?
   Тити Ктифф пустил струю вверх и, дождавшись, когда она достигла потолка, торжествующе процедил:
   - Масса!.. Я раскрыл тайну вертящихся носов и жирных пятен. Носами они подают сигналы, а пятна делаются оттого, что они прячут в карманах бутерброды и пирожки. По этим данным я сразу подсчитал число заговорщиков. Через два дня провёл второй подсчёт, и что же? Число заговорщиков увеличилось в два раза!
   - Ай-ай-ай! Да это не заговор, а конфетка!
   - Вот именно. Только не напоминайте мне о конфетках, а то как бы меня не стошнило... - продолжал крошка Тити Ктифф. - Я высчитал, что если так пойдёт дальше, то скоро больше пятидесяти процентов всех детей города станут заговорщиками. А когда число их снова удвоится, создастся невыносимое положение: детей станет не хватать! Заговорщиков будет больше, чем детей, а этого не может быть!