Козырев Вячеслав. Как стать героем

   — И я не знаю, чего ты хотел. Некоторые желания исполняются не сразу, а немного погодя. От других ты и сам со временем отказываешься, они вообще ни к чему. Яркое, заветное желание сбудется непременно.
   — Врешь! — выдохнул Санька. У него от всех этих переживаний голова кругом идет, а все, оказывается, совершенно просто.
   Баюн даже фыркнул от возмущения. Шерсть на нем встала дыбом, желтые глаза яростно засверкали.
   — Не имею такой привычки. Умолчать могу, но врать — совесть не позволяет. А ты глупый, невоспитанный мальчишка. Встретимся, когда поумнеешь. — И он с обиженным видом прыгнул в кусты.
   — Чего размяукался? — пожал плечами Санька. — Тоже мне творческая натура, слова поперек не скажи. Подумаешь, не так выразился. Меньше надо внимания обращать. Не все же родной язык учили. А впрочем, у меня и своих забот полно.
   Полдня парнишка просидел в ближайшей канаве, натирая колечко и, как попугай, беспрестанно повторяя:
   — Хочу домой. Хочу домой.
   Наконец, поняв всю тщетность своих усилий, он решил, что все это — кошачьи сказки, и нечего терять даром время; нужно идти в город.
   Он поднялся. Было немного жутковато, но когда тебе семнадцать лет, то любые препятствия кажутся легко преодолимыми. Неужели он, человек из будущего, спортсмен, не сможет навести тут порядка. Он, конечно, не отличник, зато уж наверняка умнее их всех вместе взятых. Москва немного подождет. Вряд ли все это мероприятие займет много времени. Кроме того, это будет действительно замечательное приключение; ведь не каждый день попадаешь в прошлое, тем более обещали вернуть домой.
   Так что сейчас нужно добраться до города и встретиться с царем; он-то про Зло, наступающее на его царство, знать должен.
   Не мешало бы задать Кащею еще пару вопросиков, но где его теперь искать? Умные мысли обычно запаздывают и приходят тогда, когда спорить уже не с кем. Придется идти к Берендею и решить эту задачку на месте.
 
   А Хряк с нетерпением ожидал наступления вечера. Никогда еще время не тянулось так медленно. И если обычно он старался задержаться во дворце как можно дольше, чуть ли не с обидой уходя домой, то сегодня он не знал, как избавиться от Берендея, который словно нарочно не отпускал от себя советника.
   Слуги доложили о пяти убитых, но колечка не принесли. К тому же какой-то заморский купец умудрился сбежать.
   — Работнички, ничего поручить нельзя, — собачился Хряк, направляясь к дому и еле сдерживаясь, чтобы не помчаться бегом. Его карьера, а возможно, и жизнь висели на волоске, и нужно было срочно выяснить, где этот неизвестный, осмелившийся встать у него на пути.
   Едва солнце зашло за горизонт, советник нырнул в заветную каморку. Захлопнув дверь и задвинув оба засова, раскинул карты. Поглядел на них, перемешал и снова выложил на стол. Затем медленно собрал колоду и с яростным воплем запустил ее в дальний угол. Как ни раскладывай, получалось одно: его враг жив и уже рядом, в городе.
   Хряк выскочил из каморки, выстроил своих дворовых.
   — Дармоеды. Простого дела — человека убить — и то сделать не смогли. Сейчас пойдете в город и там найдете человека с серебряным кольцом. Кто принесет кольцо, получит вольную. И попробуйте только оплошать; на этот раз вам это даром не пройдет, всех сгною.
   Дворовых как ветром сдуло.
 

НА СЛУЖБУ К БЕРЕНДЕЮ

   День клонился к вечеру, и Санька непроизвольно ускорял шаг. Наконец показался город, спрятанный за высокими каменными стенами. Паренек летел уже чуть ли не вприпрыжку, но все равно опоздал. Главные крепостные ворота закрылись перед самым его носом. Он принялся барабанить изо всех сил, в ответ из бойницы показалась недовольная физиономия. Удивленно осмотревшись, она скрылась, а затем появилась рука с натянутым луком. Санька моментально понял беспочвенность своих претензий и резво отпрыгнул в сторону.
   Отойдя подальше от ворот, он осмотрелся по сторонам, прикидывая, куда приткнуться на ночь, очень уж не хотелось ночевать на улице.
   Солнце почти спряталось за верхушки елей, когда Санька разглядел какую-то крышу.
   Человеческое жилище обычно похоже на своего хозяина. Однако по внешнему виду этого строения определить, кто тут жил, было абсолютно невозможно. Дом не дом, землянка не землянка. Совершенно перекосившаяся, готовая завалиться, вросшая в землю избушка.
   Парнишка подошел к приоткрытой двери и постучал.
   — Наконец-то хоть одна живая душа появилась. Заходи и дверь прикрой, не то сквозит, — раздался тягучий голос.
   Санька пригнул голову и вошел внутрь. С минуту он стоял с широко раскрытыми глазами, привыкая к полумраку, царящему в комнате. Закопченное окошко почти не пропускало света. Постепенно он разглядел стоявшую у стены широкую лавку, на которой лежал рыжий мужик. Рядом с лавкой стоял перекосившийся стол и колченогий стул. Кругом царили хаос и беспорядок. Одной уборки в доме хватило бы на целую неделю. В углу жирный паук деловито заворачивал в паутину отчаянно жужжащую муху.
   — Что, самому не дойти? Лучше замерзнуть? — поинтересовался Санька у хозяина.
   — А лень, однако. И потом, зачем суетиться? Все равно когда-нибудь кто-нибудь сюда зайдет.
   — Логично. Слушай, у вас тут переночевать можно? А то я за ворота не попал.
   — Да ночуй, какой разговор. Коль найдешь место — располагайся.
   Санька облегченно вздохнул и огляделся, куда бы пристроиться. Дело это, однако, оказалось не таким простым. Лавка сразу отпадала, стол и стул, ввиду своей хлипкости, для этого никак не годились, а другой мебели в комнате не было. Оставалась печь, но, заглянув на лежанку, Санька обнаружил, что и это тепленькое местечко уже занято: на ней, накрывшись с головой лоскутным одеялом, лежал здоровенный детина.
   — Это братан. Его лучше не трогать.
   «Тут не поспишь, — подумал Санька. — Придется искать другое место для ночлега».
   Он подошел к окошку, выглянул на улицу, и его прошиб озноб. На дворе стояла глубокая ночь. Темень хоть глаз выколи. Ни луны, ни звездочек. Словно он опять затерялся в коридоре между мирами. На душе стало тоскливо. Можно подумать, тут лучше: дремучая Тмутаракань, затерянная среди таких же дремучих лесов в дремучем прошлом.
   — Ой, горе горькое, — словно прочитав его мысли, поддакнул мужичок. — Скотинка пала, сами третий день не емши. Дров и тех нетути. Сходить некому. А здесь, сколько ни убирай, все равно через день то же самое будет. Бессмысленная трата сил. Лучше подождать, пока оно само образуется.
   — А если не образуется?
   — Значит, не судьба. Тем более напрягаться нечего.
   — Чушь собачья, — выругался Санька. — Под лежачий камень вода не течет. Неужели это нужно доказывать?
   — Непременно, — почему-то радостно подтвердил мужик, — только на меня не рассчитывай, устал я очень.
   Санька выскочил во двор, принес сухих сучьев, наломал их и покидал в печь. Но та задымила, и все раскашлялись.
   — Ой-е-ей, погибель наша пришла, — схватившись за голову, застонал хозяин. — Угорим мы тут сейчас, горемычные.
   Санька, пытаясь разогнать рукой дым, продрался к трубе, свернув по дороге стул и отбив коленку. Заслонка была закрыта и не поддавалась. Похоже, ее вообще никто никогда не открывал.
   — Чего ты ноешь, — рассвирепел он. — Бардак кругом полный, нет чтобы руки приложить.
   — Ой, болею я-я-я-я-я. — Рыжий все не унимался.
   — Чем болеешь?
   — Лихо мне, ох как лихо.
   — Странная болезнь, никогда о такой не слышал. Ладно, лежи-отдыхай. Я сам займусь по хозяйству.
   Но все почему-то пошло наперекосяк. Обнаруженное под лавкой кривое полено, выплюнув клин, прищемило ему палец. Затем топором он едва не оттяпал себе полноги. Решив принести воды из колодца, для начала умудрился уронить ведро вниз, затем, выудив его, споткнулся и вылил всю воду на себя. Печь продолжала коптить. В довершение всего в доме не оказалось совершенно никакой еды.
   — Как вы тут живете?
   — Да так вот и живем. Разве ж это жизнь.
   — Так занялся бы чем-нибудь, чем так лежнем лежать, — продолжал ругаться Санька.
   — А зачем? — Мужик вдруг перестал причитать.
   — Чего зачем?
   — Зачем мне чем-то заниматься? Лень. Пройдет время, и все здесь снова пойдет по-старому. Занимаюсь я или не занимаюсь. Все и так идет своим чередом. Чему бывать, того не миновать. Человек как эта самая муха — жужжит, бьется, а будет ли из всего этого толк? Это очень большой вопрос. Если что и произойдет, то произойдет в любом случае, будешь ты дергаться или не будешь. Так что береги силы.
   Санька слушал и неожиданно поймал себя на мысли, что хозяин в чем-то определенно прав. Кто-то колотится всю жизнь, и ничего у него не получается, а кто-то имеет все, абсолютно ничего для этого не сделав. Может, действительно незачем переживать, отнестись ко всему спокойнее; бог даст, все образуется.
   Между тем мужик нырнул в ворох тряпья, сваленного в углу, и вытащил оттуда початую бутыль.
   — Тебя как звать?
   — Санька. А тебя?
   — Все кличут Лень. Можно просто Леха. Давай-ка мы с тобой за знакомство по маленькой…
   — Я, понимаешь ли, не пью.
   — Ты что, не русский?
   — Что, только русские пьют? — ответил вопросом на вопрос Санька.
   — Пьют все! — самоуверенно произнес Леха. — Каждому человеку на роду отмерено, сколько он за свою жизнь вы пить должен. Раньше или позже. Я вот знал одного: не пил, не пил, а в сорок лет как начал. Лихой человек был. Золотые руки. В одночасье сгорел. А все почему? Потому что норму надо на всю жизнь растянуть. Тогда и здоровье будет.
   Санька согласно кивнул. Терять ему было нечего. Он и так уже целую жизнь потерял. Так что один глоток никакой роли не играл. Первый раз, что ли.
   Правда, опыт у Саньки был самый отрицательный. В последнем классе они с приятелем купили пару пузырей портвейна и лихо выпили на окраине поселка. Вся последующая неделя была прожита словно в стиральной машине. Ему было так худо, что с тех пор он спиртное в рот не брал.
   Но это все осталось там, в прошлой жизни.
   Потом был второй глоток, потом — третий. Санька ничего не ел со вчерашнего дня. А может, он уже не одно столетие голодает? В голову ударил хмель. Стало тепло и безразлично. Гори оно все синим огнем. Хотя жалко. Ой как жалко, ой как худо-о-о-о.
   Колечко попыталось напомнить о себе, но с таким же успехом оно могло сжимать и полено у печи.
   В голове у парнишки все поплыло, и последнее, что он увидел, это очумелый пол, который почему-то встал торчком и с размаху ударил его по лбу. Парнишка моментально отключился и очнулся только под вечер. Голова трещала.
   Леха сидел и сосредоточенно разглядывал пустую бутылку.
   — Если и случается в жизни что хорошее, так оно почему-то и заканчивается быстрее всего. Закон природы, — горестно вздохнул он, переворачивая посудину горлышком вниз. — Даже не капает. Слушай, а у тебя ничего нет? Денег или вещички какой? Я бы сбегал. Тут недалеко хата есть, не дорого продают.
   Санька решительно вскинул брови вверх:
   — Счас сообразим.
   Одна ценность у него, помнится, имелась. Оставалось выяснить, какая и где? Что-то связанное с пальцами. Неуверенным движением он поднес к лицу левую руку и принялся внимательно ее разглядывать, сморщив от напряжения лоб. Ничего необычного. Все как у людей. Очень хорошо, смотрим правую руку. Но из этой затеи ничего не получилось, рука не хотела отрываться от пола.
   «Приклеился, — прошибла ужасная мысль. — Так теперь тут и буду до конца света сидеть».
   Он со скрипом скосил глаза на пол, из последних сил пытаясь сконцентрироваться.
   В глаза хлестнул яркий лучик серебра. В нем Санька увидел себя: помятого, немытого, с оплывшей физиономией.
   Он потряс головой, нахмурился, малость пришел в себя и снова посмотрел на кольцо. Оказывается, оно зацепилось за гвоздь.
   Неожиданно Саньке стало нехорошо: он почувствовал, как колечко сжимает ему палец, и обернулся.
   «Братан» проснулся и, подняв голову, внимательно смотрел на гостя одним глазом. Второй глаз скрывала черная повязка.
   — Кто это? — почему-то хриплым шепотом спросил Санька, у которого разом прошел весь хмель.
   — Лихо Одноглазое, — так же шепотом ответил Леха. Лихо тем временем широко зевнул и перевернулся на другой бок.
   Санька перевел дух и поднялся.
   — Знаешь что. Сам пей свою заразу. Сидишь, распустив слюни, больше никакого дела. А мне еще домой попасть нужно. С тобой свяжешься — точно в нищете под забором помрешь. С таким народом вообще никакое зло не победишь.
   — Это ты зря, — серьезно проговорил Леха. — Вот все меня ругают, а я, может, заклинание придумываю. Новое. Такое, чтобы сразу всем стало хорошо.
   — Чтобы всем сразу — такого не бывает.
   — Ты в этом уверен? Жаль, если оно так, очень уж хочется
   Паренек поднялся, поискал воды, не нашел, выскочил за порог, полной грудью вдохнул свежий воздух и огляделся по сторонам Солнце катилось к закату. Где-то совсем рядом репетировали свои трели соловьи. Редкие прохожие торопливо шагали к крепостным воротам. Похоже, снова чуть не опоздал.
   Он припустился следом и вошел в город, нервно ожидая окрика: «Стой. Кто таков?», однако на него никто не обратил внимания; стражники лениво переговаривались, изредка поглядывая на странный, непонятно для какой надобности установленный столб.
 
   Будущий победитель неизвестно чего и кого медленно тащился по узкой грязной улочке. Воодушевление, с которым он вошел в город, прошло, и теперь ему было очень муторно. Не выспавшийся, голодный, с глубокого похмелья, сейчас он хотел только одного: найти глухой угол, где его никто бы не тревожил, и там тихо умереть.
   Живот недовольным бурчанием периодически напоминал, что неплохо было бы и поесть. Но еда на дороге не валялась, и шансов подкрепиться становилось все меньше. Ноги от длительной топотни отяжелели, совершенно отказываясь идти. Поэтому, когда за углом обнаружилась вывеска «Трактиръ „Три богатыря“, они, эти самые ноги, не дожидаясь указаний сверху, самовольно повернули к раскрытым дверям.
   Словно чертик из коробочки появился хозяин заведения. Худой и длинный словно жердь, с бесцветными бусинками глаз и жиденькими, расчесанными на прямой пробор волосами. И хотя глаза его смотрели с подозрением, физиономия просто лучилась радушием. Пусть посетитель хоть на черта лысого похож, лишь бы деньги оставил.
   — Чего желаете?
   — Поесть бы, — запинаясь, проговорил Санька и тихонько добавил: — Правда, с деньгами проблема.
   Только что широко улыбавшееся лицо презрительно сморщилось, тут же подмерзло и обернулось небольшой, но заметной лысиной.
   — Не подаем-с, — раздалось в ответ.
   — Может, сделать чего нужно? Дров там нарубить или водички поднести? — все так же нерешительно попробовал заинтересовать этот просто излучающий ледяной холод затылок Санька. Унижаться было противно, но уж очень хоте лось есть. Не получив ответа и потоптавшись еще немного, он решил зайти с другой стороны. — А если вещь какую? Вместо денег.
   Трактирщик не торопясь развернулся, с минуту раздумывал, словно решая, стоит ли вообще связываться с таким оборванцем, но затем, зевнув, пожал плечами и нехотя процедил:
   — Валяй.
   — Вот, золотая. — Санька поспешно снял с шеи цепочку, купленную на первую зарплату.
   Будь он более внимателен, то заметил бы, как на мгновение наружу проступило плутовское нутро хозяина. Глаза дернулись из стороны в сторону; не смотрит ли кто, и тут же его физиономия приняла прежнее скучающее выражение.
   — Безделица, — сказал он, но цепочку назад не отдал. — Трешка, не больше.
   Из сказок да небрежно пройденных учебников по истории в Санькиной памяти осталось только то, что в старину имели хождение золотые и серебряные деньги, да перед революцией рубль был жутко дорогим. Поэтому цена могла быть названа любая, главное — обед. А еще сдача. Будут деньги на первое время.
 
   Насосавшись, как паук, жиденького супчику, Санька отвалился от стола. По всему организму разлилась приятная слабость, даже потянуло в дремоту. Хотелось просто сидеть и сидеть, но, к сожалению, на улице смеркалось, и нужно было найти хоть какое-нибудь пристанище на ночь.
   — Эй, уважаемый, — позвал он. — Давай рассчитаемся. А то идти пора.
   «Уважаемый» нехотя отклеился от стула:
   — Можно и рассчитаться. Значит, так. Сорок и сорок — рупь сорок. Спички брали; два сорок. Водочка опять же. Ах, не брали водочки? А жаль. Да, вот еще пирожок лежит надкусанный. Как раз три рублика и набегает. Так что в расчете мы с тобой. Иди, дружок, иди.
   С минуту Санька вникал в сказанное. Он то смотрел на пустую тарелку, то переводил взгляд на откровенно бесстыжую рожу. Для чего-то дважды в уме повторил и пересчитал сказанное. Наконец до него дошло, что на стене этого заведения табличка «Предприятие высокой культуры обслуживания» никогда не висела и вешать ее никто не собирается, а над ним просто издеваются, и он сгреб нахала в охапку.
   — Либо ты отдаешь деньги, либо я тебя тут сейчас по столу размажу. — Таких наглых выходок он и в прежней жизни не спускал и теперь не на шутку обозлился.
   — Пусти. Договоримся, — сипел полузадушенный хозяин, но, почувствовав, что хватка слегка ослабла, вывернулся ужом и засвистел. В дверях показались упитанные фигуры двух стражников.
   — В чем дело?
   Трактирщик вихрем метнулся за спины прибывшего подкрепления и оттуда показал на единственного посетителя пальцем:
   — Голодранец. На дармовщинку нажрался, а платить не хочет.
   — Кто голодранец? Да он сам вор… — начал было Санька, но дальше эту тему развить не успел. Стражники дружно затопали в его сторону, и один из них, не говоря ни слова, так двинул ему рукояткой меча в зубы, что от такого дружеского приветствия тот, естественно, уехал под стол, сбив по пути пару лавок.
   — Господи. Можно подумать, что я все последнее время роль Пьеро репетирую. Одни подзатыльники да тумаки, — начал заводиться парнишка, застряв под столом. — А эти-то, грызлы. Чисто ОМОН в ночном дозоре; ни здрасте тебе, ни до свидания. Руки за голову, носом в землю.
   Но омоновцы были ребята повыше, покрепче, а эти дядьки, похоже, особой силой не отличались.
   Еще продолжая кувыркаться, Санька, вспомнив прошлые тренировки, машинально сгруппировался и, когда второй стражник попытался ткнуть его тупым концом бердыша, уклонился в сторону, а в ответ заехал тому ногой в лицо. Затем, вскочив, схватил скамью. Скамейка была удобная. Увесистая. И двух молниеносных ударов хватило, чтобы нападавшие, словно мячики, разлетелись по разным сторонам.
   — Один-один. Ничья, — подвел итог Санька. — Итак, может, сядем за стол переговоров?
   Но, мириться эта тупоголовая парочка, по всей видимости, не собиралась. Напротив. До сих пор никто и никогда не оказывал им сопротивления. Это был первый случай, и он не лез ни в какие ворота. Стражники просто не поверили, что такое может быть. Они сосредоточенно сопели и готовились ринуться в новую атаку.
   — И до чего настырный народ пошел. Готовы убиться, лишь бы по-ихнему было. А так совсем нельзя. Нет чтоб сначала поинтересоваться: что и почем, можно ли, неопасно ли. Здоровое любопытство облегчает взаимопонимание. Да и вообще, дяденьки, пора заканчивать. Приличные граждане давно спят, а не бегают друг за дружкой. И у меня есть забота поважнее, чем тут с вами кулаками махать. Эдак я никогда до дома не доберусь.
   В это время первый стражник снова решил напасть и бросился вперед, выставив перед собой меч. Санька сделал шаг влево, пропустил меч мимо себя, правой рукой ухватил нападающего за рукав и, слегка изменив направление движения, придал ему дополнительное ускорение. Тот с размаху врезался лбом в столб, подпирающий потолок. Сверху посыпалась труха, а бедолага тихо, без звука, съехал на пол.
   Трактирщик с чугунком в руках попытался исподтишка подкрасться сзади, но ему был отвешен такой удар ногой под зад, что он, скрестив руки за спиной, закудахтал как петух и запрыгал на одном месте.
   — Ишь ты, попрыгунчик какой, — хмыкнул Санька и тут же, увернувшись от бердыша, ударом кулака, отправил второго вояку в глубокий нокаут.
   — Гейм овер. Ввиду явного преимущества чемпионом города и окрестностей назначаюсь я. Все довольны, можно аплодировать.
   Он поднял вверх руки со сжатыми кулаками, слегка поклонился воображаемым зрителям и оглядел поле боя. Эта быстротечная схватка разом сняла все напряжение, накопившееся внутри: и тут жить можно.
   Настроение у него сразу улучшилось, и даже появилась шальная мысль, а не загнать ли обидчиков в печь, погреться.
   Внезапно двери трактира широко распахнулись, и на пороге появился целый вооруженный отряд.
   — Стоять! — зычным голосом гаркнул один из вошедших. Высокий, широкоплечий, с аккуратно расчесанными светлыми волосами и небольшой бородой, — судя по одежке, он был главным. — Что за погром?
   «Кажется, вляпался, — уныло подумал Санька. — Сейчас трактирщик опять наврет в три короба, что во всем виноват я, и пожалте в кутузку. Вот это отныне и будет для меня дом родной. Но я на это не согласный». И он шагнул вперед.
   — Жулики тут некоторые, обсчитывают. А вот эти, — он указал на помятых стражников, — вместо того, чтоб разобраться, сразу драться начали.
   Командир повернулся назад, что-то сказал вполголоса, затем уселся на лавку и поманил парня к себе.
   — Как кличут?
   — Санька.
   — Ты никак считать умеешь? Может, и грамоту знаешь?
   — Есть немного.
   — Это хорошо. Да и силушкой тебя, похоже, бог не обидел. Здорово ты их кувыркал.
   Санька смущенно промолчал.
   — А почему я тебя раньше не примечал? Ты что, не здешний? — продолжал расспрашивать старший, посматривая на перстень с ярко-голубым камнем.
   — Да вот пришел счастья искать, — схитрил Санька. Не рассказывать же, что он собрался их всех спасать, хотя не знает, от чего и как. Примут за ненормального.
   — Ладно. Этот шельма трактирщик у нас уже давно на примете, так что ему вперед будет наука. Теперь с этими двумя разберемся. Ого, Хряковы дворовые. Интересно, с каких это пор царский советник за порядком в городе следить начал? А ну брысь отсюда, пока не накостылял по шее. — Он снова повернулся к парнишке. — А вот ты, не хочешь ли у меня в дружине послужить? Я Липуня. Воевода. И ты царев человек будешь. Это тебе не пирожки с капустой. Кров. Стол. За хорошую службу и награды немалые. Ну как, согласен?
   Санька от радости совершенно растерялся, не зная, что и сказать. Минувшие события вихрем промелькнули у него в голове. Ему дико повезло; сразу же попадал во дворец, а там и до царя рукой подать. Очень неплохое начало, и если так и дальше пойдет, то завтра разговор с Берендеем, а послезавтра — домой.
   Воевода принял его молчание за согласие.
   — Утром подходи к дворцу. Пойдем к царю. — Липуня встал.
   Санька недолго думая поднялся следом. Оставаться на ночь в трактире рядом с кровососом хозяином? Да никогда. Лучше на улице, под забором.
   — Я… это… сразу туда пойду. Если закрыто будет, обожду немного. Зато не опоздаю.
   Воевода улыбнулся:
   — Ночевать негде? Пошли определю на сегодня, а там видно будет.
   — Один момент, — попросил паренек и надвинулся на бледного хозяина заведения: — Как там моя сдача?
   Трактирщик торопливо сунул руку в карман и, не глядя, высыпал горсть монет.
   — Вот это по-божески, — кивнул Санька и выскочил за воеводой.
   Пройдя почти через весь город, они вышли к самой крепостной стене и, повернув несколько раз, наконец попали в небольшой тупичок, где стоял маленький, едва заметный среди разросшихся лип домик.
   — Здесь пока жить будешь, — указал на дверь Липуня. — Завтра я сам за тобой зайду.
 
   Наступило утро. Санька проснулся ни свет ни заря. Настроение у него было самое радужное. Сейчас во дворце встреча с Берендеем. Быстренько узнаем, кто и где нахулиганил, выискиваем это самое Зло, а остальное — дело техники. Сразу же, утречком, собираем дружину, естественно, возглавляем ее, раз никто другой справиться не может, и ведем в бой. После обеда порок наказан, правда торжествует. Все довольны и кричат «Ура». Задание выполнено, и — привет Средневековью. Да, забыл еще про пир по случаю освобождения.
 
   И вот дежурный караул направился во дворец. Новичок, по традиции, шел в конце отряда, без оружия. Его должны были сначала показать Берендею, так как все вопросы касательно дружины решал только царь. Все-таки его личная охрана.
   Санька шел, разинув от удивления рот. Вчера вечером, после всех пережитых злоключений, его бедная, усталая голова совершенно не воспринимала окружающий мир. Сегодня же, напротив, все вокруг сияло яркими красками. Перед ним словно ожил школьный учебник истории. Деревянные хоромы. Народ, одетый в одежду, за которую любой этнографический музей заплатил бы бешеные деньги.
   Он так засмотрелся по сторонам, что случайно наступил на мирно дремавшую в луже свинью. От такой бесцеремонности хрюшка завизжала как резаная, громко выражая свое возмущение. Санька дернулся, поскользнулся и во весь рост растянулся рядышком.
   За спиной раздался звонкий девичий смех. Весь пунцовый от стыда парень вскочил и развернулся к насмешнице. Но словно горячая волна прокатилась по всему его телу. Перед ним стояла и весело смеялась невысокая, с длинными, до пояса, волосами, веселыми зеленоватыми глазами девица-красавица. Он покраснел еще больше, смущенно улыбаясь и совершенно не зная, что же предпринять: попытаться объяснить хохотушке, что не такой уж он и увалень, или бежать догонять отряд.