— Нет, дурачок. Просто дети вырастают и начинают есть обычную пищу, а животные питаются этим кормом всю свою жизнь.
   — А ты не глупа, — нехотя признал Люк. Большинство его знакомых вполне искренне начинали возмутиться этой статистикой закупки кормов.
   — Ты не хочешь пожать мне руку? — с надеждой в голосе спросила Кики.
   — Только не в то время, пока я ем омара по-кантонски, — недовольно ответил Люк.
   — Ты слишком холоден, — пробормотала Кики, с жадностью разглядывая его губы. — Все-таки в мужских губах, обрамленных усами и бородой, есть нечто такое… особенное.
   — Ты это говоришь просто для того, чтобы спровоцировать меня к доказательствам, что я не зануда. Это у тебя не выйдет.
   Люк спокойно, с явным удовольствием принялся за своего омара. Кики разочарованно наблюдала за ним: у нее ничего не получалось. Большинство мужчин в ее богатой практике не могли устоять против ее хорошо организованных и совершенно бесстыдных атаки. Сконфуженные, сбитые с толку, польщенные, они сдавались на милость и становились легкой добычей. Люк оказался твердым орешком.
   Может быть, он просто голоден? Или устал? Ничего! Дэзи уехала на весь уик-энд, а у нее припасено достаточно провизии на завтрашние завтрак и ленч и найдется достаточно времени, чтобы сломить сопротивление этого упрямца. Она просто обязана покорить его.
   — Принесите, пожалуйста, горячий чай, — попросила она пробегавшего мимо официанта, — и каких-нибудь пирожных, чтобы поднять настроение.
* * *
   В следующую пятницу после поездки на уик-энд в Мидлбург обстановка на студии показалась Дэзи непривычно мирной. Норт в первый раз за этот год уехал отдохнуть на неделю, и поэтому до середины следующей недели никаких съемок не предвиделось. Хотя у Дэзи оставалась еще куча дел в офисе, она с радостью приняла приглашение Ника Грека и Винго Спаркса позавтракать вместе с ними. Обычно она съедала свой завтрак, не отходя от письменного стола, держа сандвич в одной руке и телефонную трубку в другой.
   Когда официант подал заказанную еду, Ник как бы между прочим спросил:
   — Ну, как идут дела, детка? Ты справляешься? Всем известно, как непросто работать с Нортом. Порой мне кажется, что он просто тебя недооценивает.
   — Да уж, благодарностей от него не дождешься, но, когда он не орет с пеной у рта, это означает, что я хорошо поработала.
   — Итак, ты хочешь сказать, что тебя удовлетворяет подобная оценка с его стороны? — спросил Винго.
   — А почему бы и нет? Что в этом плохого? — ответила Дэзи, не намеренная жаловаться своим коллегам.
   — Многое, — сказал Ник. — Это все равно что довольствоваться крошками с богатого стола, подружка, и я, Ник Грек, решил сказать тебе, что с этим пора кончать.
   — К чему ты клонишь, Ник? — с удивлением спросила Дэзи. — Ты получаешь свои комиссионные, и это отнюдь не крохи.
   — Может быть, ты ей скажешь, Винго? — обратился Ник к молодому оператору.
   — Не бойся, я скажу. Слушай, Дэзи, у нас с Ником был разговор. Мы оба решили открыть собственное дело. Ник — лучший агент в городе, ему известны все заказчики, которые хотели бы иметь ролики, снятые в манере Норта, но не желают платить столько, сколько он запрашивает. Норт считает меня просто оператором, но я могу справиться и с его работой. Мне известна масса парней, которые совмещают обязанности режиссера и оператора. Для того чтобы получить удостоверение оператора, мне потребовалось пять лет, однако я могу режиссером объявить себя хоть завтра. И я хорошо справлюсь с этим делом.
   — Откуда ты это знаешь? — с вызовом осведомилась Дэзи.
   — Я достаточно долго наблюдал за тем, как он работает, и потом, не такое уж это сложное дело — ставить рекламные фильмы.
   — Вот что мы придумали, — прервал Ник приятеля, — мы решили организовать собственную студию, но хотим, чтобы ты была с нами в качестве партнера и продюсера. Тебе не потребуется вкладывать в дело ни цента, но ты будешь владеть третьей частью акций и доходами от них. Мы зовем тебя потому, что ты лучший из известных нам продюсеров, ты работаешь прилежнее всех, умеешь разговаривать с людьми так, что они готовы все для тебя сделать, ты следишь за расходами, будто это твои собственные деньги, и по два раза проверяешь каждый чек. Итак, дорогая леди, ты можешь поучаствовать в нашем деле, ничего не вкладывая и ничем не рискуя.
   — Значит, вы с Винго и я просто так соберем манатки и смоемся? — спросила Дэзи.
   — Ну, не совсем так, — запротестовал Винго. — Норт найдет, кем нас заменить. В конце концов, незаменимых людей нет.
   — Да, рано или поздно… Но как долго он еще не сможет нормально работать, вот в чем вопрос. По-моему, это нечестно.
   — Плевать, — беззаботно отрезал Ник, — наш бизнес — вообще жестокая вещь.
   — Скажи мне, Ник, — спросила Дэзи, — кто дал тебе возможность стать агентом, кто научил всему? Кто показал тебе, как надо одеваться, помог избавиться от неотесанности, соглашался терпеть твои лишние траты в первые месяцы твоей работы, когда тебя еще никуда не допускали? Кажется, Норт, не так ли? А тебя, Винго, кто взял тебя на постоянную работу оператора, вместо того чтобы приглашать временных, с почасовой оплатой, как делают все остальные? Интересно, сколько дней в неделю ты работал, если бы был свободным художником? И кто, единственный, согласился взять парня, только что получившего операторскую карточку? Большинство режиссеров предпочитают опытных людей, они не хотят возиться с неопытными новичками, зачем им лишние хлопоты… И как тебе в голову могло прийти, что ты сумеешь быть таким же замечательным режиссером, если все, чему ты научился, так это смотреть, как работает Норт? Неужели ты не понимаешь, что не имеешь представления о том, почему он делает то или иное, откуда у него берутся идеи? А еще, разве тебе известно хоть что-нибудь о подборе актеров? Ведь известно, что именно в выборе персонажей — ключ к успеху рекламного фильма.
   — Тихо, Дэзи, успокойся. Если ты собираешься говорить о лояльности… — раздраженно прервал ее Ник.
   — Ты чертовски прав, я собираюсь говорить именно о лояльности. Я могу припомнить тот случай, когда ты заявился пьяным и так грубо говорил с художественным руководителем «Би-энд-оу»… что мы потеряли тогда заказ.
   — Заткнись, Дэзи, мать твою!.. — воскликнул Ник. Лицо его перекосилось, будто он испытывал боль.
   — Катись сам к черту! Я считаю, что у Норта были причины злиться на тебя, но он никогда не подыскивал себе нового агента, потому что у него были обязательства перед тобой, каков бы ты ни был, хороший или плохой, хотя ты бывал не просто плох, ты бывал ужасен.
   — Но Норт так груб. с тобой… — примирительным тоном вмешался Винго.
   — Это мои проблемы, — отрезала Дэзи, — и я не нуждаюсь ни в чьем сочувствии. Он груб, потому что всегда работает крайне напряженно. В его работе не бывает ни одного мгновения, когда он не ощущал бы нехватку времени. Если человек может выкрутиться из положения, то он обязательно выкрутится, и Норт прекрасно это знает. Сводить любые неполадки и неувязки к минимуму — в этом и заключается моя работа. В его грубости нет никакого личного оттенка. Он смотрит на меня просто как на свой рабочий инструмент, и ему нет необходимости разыгрывать передо мной благонравного английского джентльмена. На самом деле вы оба — точно такие же инструменты в его руках. Если бы ты не торговал работами Норта, Ник, тебе пришлось бы в поте лица зарабатывать свой хлеб. А ты, Винго?.. Что бы ты делал, хотела бы я знать, если бы Норт не проверял каждый кадр перед тем, как ты начнешь снимать? Вы оба неплохо устроились за его спиной. Я не хочу сказать, что у тебя нет никакого таланта, Винго, просто ты еще не готов к тому, чтобы быть режиссером-оператором. А то, что вы с Ником сговорились потихоньку от Норта и собираетесь слинять со всем, чему он вас научил и что доверил вам, да еще пытаетесь сманить меня, — это самая черная неблагодарность с вашей стороны.
   — Ник, — сердито сказал Винго, — мы явно ошиблись с тобой насчет княжны. Она определенно не понимает, что означает быть самостоятельной. Дэзи, тебе, может, больше никогда в жизни не выпадет шанс, подобный этому.
   — А может случиться, что в следующий раз мне предложат ограбить банк, и, как знать, возможно, я с радостью соглашусь. А теперь слушайте меня, вы, умники. Я не успела проглотить ни кусочка из того ленча, на который вы меня позвали, и мне больше не хочется есть. Я возвращаюсь в студию. Что касается меня, то, считайте, этой замечательной встречи не было. Вы мне ничего не говорили, и я не высказывала вам моего отношения ко всему этому. Что бы вы там ни решили, это ваше личное дело. Я забыла обо всем. Лично я надеюсь, что мы еще поработаем вместе. У нас неплохая команда. Но, с другой стороны, если вы решили уходить, счастливого пути. Пока, еще увидимся!
   Когда Дэзи ушла, Ник взглянул на Винго.
   — Думаю, что мне следовало бы назвать ее сукой.
   — Этого никто не посмеет о ней сказать. Мне просто жаль, что я не сумел объяснить ей, что она не права.
   Вернувшись вечером домой, Дэзи застала Кики, листавшую последний номер «Сохо уикли ньюс».
   — Дэзи, у тебя завтра вечером свидание?
   — Ты же знаешь, что да. Твой кузен приезжает в город и приглашает меня поужинать с ним.
   — Ах да, я совсем забыла. Значит, ты еще не дала ему от ворот поворот?
   — Кому, Генри? Мне кажется, что он не понимает английского языка. Мне уже надоело говорить ему «нет», но он такой настырный. Он вообще-то очень милый человек, и мне не хотелось обижать его. Я много раз повторяла ему, что нам не следует встречаться, но Генри не обращает на мои слова никакого внимания. А почему ты спрашиваешь?
   — Я просто подумала, что мы могли бы пойти куда-нибудь вместе. Тут вокруг масса всего интересного. В «Перформинг гэраж» — грандиозное выступление чечеточников, в церкви Святого Марка — поэтические чтения, в «Ла Мама» — премьера Брехта, в «Трех торговцах» — концерт электронной музыки, — угрюмо перечисляла Кики.
   — О господи! Что с тобой? Ты мерила сегодня температуру? Что у тебя болит? — спросила Дэзи, изумленно глядя на подругу.
   Кики свернулась клубочком на тахте, надеи старый халат и обложившись со всех сторон книгами, корреспонденцией и журналами.
   — Не валяй дурака, со мной все в порядке. Я просто подумала, что мы должны серьезно заняться своим культурным развитием, вот и все. У меня, по крайней мере, есть мой театр, пусть он сейчас и простаивает. А чем занимаешься ты, кроме того, чтобы будить в миллионах женщин зуд приобретательства? — сердито проговорила Кики. — Эта твоя работа да еще общение с лошадниками скоро превратят тебя в полную идиотку, если ты не займешься собой.
   — Давай просто сопоставим некоторые факты, — начала Дэзи, оставив без внимания тираду Кики. — Ты не вспоминала о культурном развитии с тех пор, как университет совершенно безосновательно выдал тебе диплом. Это означает, что впервые за эти восемь лет у тебя на эту пятницу не назначено свидание и ты по этой причине ударилась в панику. Но это абсурд, и ты сама прекрасно это понимаешь. Стоит тебе только свистнуть, и дюжина парней прискачет сюда в тот же миг.
   — Мне они не нужны! — Заявление Кики прозвучало скорее сконфуженно, чем твердо.
   — Так кто же тебе нужен?
   Кики упрямо молчала.
   — Ну что, поиграем в угадайку? Кого же хочет наша Кики? Кто заставил ее в прошлую субботу так набить холодильник, что мы вынуждены были всю неделю питаться паштетами и сырами, чтобы разгрузить его? Кто оказался таким недобрым, что…
   — Ох, прекрати это, Дэзи! Порой ты бываешь такой противной, — прохныкала Кики.
   — Люк до сих пор не позвонил, — спокойно констатировала Дэзи.
   — Нет, и я готова пристрелить его! Как он смеет так поступать со мной? Я просто не могу понять! Никто так со мной не обращался, ни один человек!
   Все маленькое тело Кики вибрировало от возмущения. Было такое впечатление, что она с трудом сдерживает себя, чтобы не сползти вниз и не начать стучать кулаками и ногами по полу, словно ребенок.
   — Никто, кроме Люка Хаммерштейна.
   — Это правда, вот в чем дело, — жалобно проговорила Кики.
   — Кики, я тебе сочувствую, но надо иметь мужество смотреть правде в глаза, если ты не в состоянии ничего изменить.
   — Ах, держите меня, мисс Одинокое Сердце снова учит меня!
   — У тебя есть еще хоть кто-то, с кем ты могла бы поговорить об этом?
   — Дэзи Валенская, тебе прекрасно известно, что у меня никого нет, кроме тебя.
   — Думаю, что на этот раз ты права, — улыбнулась польщенная Дэзи. — Сегодня мой черед поиздеваться над тобой, как это делала ты пятьдесят или шестьдесят раз до того… не имеет значения — сколько. Но ты не первая, кому сегодня не повезло со мной. И что интересно — я в этом совершенно не виновата.
   — Помолчи и слушай. Этот сукин сын отклонил все мои авансы, причем уже дважды. Как можно простить его после этого? Может быть, он импотент, как ты считаешь? Или, может, он болен какой-нибудь неизлечимой венерической болезнью и не сознается в этом? А может быть, о господи, может быть, он в кого-то влюблен? О боже! Готова поклясться, что все дело именно в этом, это единственное, что может быть!
   — Если бы это было так, то мне было бы известно. Они с Нортом близкие друзья, и до меня обязательно что-нибудь бы дошло. Студия — это большая коммуна, в которой подобные сплетни мигом расходятся. Кики, ты просто все это выдумала.
   Зазвонил телефон, и Дэзи сняла трубку.
   — Алло, привет, Люк, это Дэзи.
   Кики рванулась было к аппарату, но Дэзи отпрянула, крепко сжимая трубку на длинном шнуре.
   — Нет, к сожалению, ее нет дома. Понятия не имею… По правде, я почти не видела ее всю неделю, только на бегу… но я могу ей передать…
   Кики подавала ей отчаянные сигналы, но Дэзи только строила в ответ страшные гримасы и бросала твердые взгляды, одновременно размахивая свободной рукой.
   — Хорошо… Я попрошу ее перезвонить вам, как только она сможет. Я оставлю ей записку сверху на всех остальных посланиях. Я уже начинаю чувствовать себя так, словно работаю на коммутаторе. Просто не знаю, почему Кики до сих пор не завела себе секретаршу или что-то вроде этого. Нет, ничего, не имеет значения… по крайней мере, вы тот клиент, которого я знаю лучше других. Всего хорошего, Люк!
   — Дэзи! Как ты могла?! — воскликнула Кики, когда подруга повесила трубку.
   — Именно так тебе и следует поступать.
   — Ты, наверное, шутишь. В эту старую наивную игру давно уже никто не играет.
   — Каждый поступает так, как его научили в детстве. Жаль, что ты плохо знакома с Анабель.
   — Но я в жизни не разыгрывала из себя недотроги, — настаивала Кики, — и у меня было больше мужчин, чем у всех известных мне женщин.
   — Тех мужчин, которые тебе не очень-то были нужны. Легко заполучить парня, в котором ты не заинтересована по-настоящему. Я знаю тебя не один год. Нет ничего проще, чем поймать какого-нибудь простака, который идет прямо в расставленные тобой силки, воображая себя победителем. Попробуй припомнить имя хотя бы одного парня, который хоть однажды заставил бы тебя страдать.
   — А почему я должна позволять мужчинам заставлять меня страдать? Что в этом хорошего? — упрямо фыркнула Кики.
   — Ничего. В страданиях нет ничего замечательного. Но я говорю о том, что ты упорно отказывалась очутиться в положении, когда тебе пришлось бы страдать. Ты всегда находила самые необременительные отношения — хороший секс, много веселья и ничего существенного, извини меня за это определение. И вот появляется мужчина, который что-то для тебя значит, и ты не знаешь, как к нему подступиться. Ты пытаешься поставить старый спектакль с новыми актерами, и у тебя ничего не выходит. Значит, постарайся сменить сценарий. Люк сильнее тебя, он намного тверже, чем ты себе представляешь. Он тебя раскусил, понял, как ты умеешь переступать через мужчин, и не пожелал, чтобы с ним ты поступила так же. Что ему еще остается, как не попытаться проявить стойкость? Он выжидал пять дней перед тем, как позвонить? Отлично, ты должна не отвечать на его звонок неделю, а может, и дольше. А когда ты встретишься с ним снова, ты станешь для него совсем другой, новой Кики.
   — Боюсь, что уже поздно, я выдала себя, — грустно промолвила Кики. — Мне кажется, я уже дала ему понять, что я собой представляю. И потом вся эта жратва! Я готова перерезать себе глотку! Дэзи, я действительно потеряла голову, я обожаю его так…
   — Первое впечатление можно исправить. Ведь ты же актриса, ты не забыла об этом? Будь сама собой и не спеши. Пусть ок как следует поразмыслит. Мне кажется, что такую тактику мужчины называют «поманить, а потом дать задний ход».
   — Думаю, что правильнее было бы назвать это заманиванием в ловушку, — пробормотала Кики, просияв от восхищения. — Дэзи, я постараюсь это сделать. А что, если это не сработает?
   — Тогда тебе придется покориться судьбе. Лучше знать это с самого начала, чем обнаружить истину спустя несколько месяцев, когда ты вся изведешься из-за этого парня.
   — Слушай, я уже больше не могу есть субботние остатки. Давай пойдем съедим по пицце? Мне надо сменить обстановку.
   — Давай.
   Кики уже порхала по комнате, стараясь выглядеть при этом сдержанной. Дэзи с нежностью взглянула на подругу и потихоньку вышла из гостиной. Когда Кики входит в роль, она любит побыть в этот момент одна. Дэзи не спеша мыла руки и внезапно ощутила, что начинает проваливаться в ту же пропасть странной тоски, испытанной ею всего неделю назад, когда она гостила у Шортов в Мидлбурге. Высказывая Винго и Нику Греку все, что она думает по поводу их подлых планов, и затем уверенно наставляя Кики, она пребывала в отличном настроении. Но теперь, совершенно неожиданно, оставшись наедине с собой, она с испугом задумалась о собственной жизни, состоящей из обрывков и кусочков, не складывающихся даже в такую полезную осязаемую вещь, как лоскутное одеяло. Работа на студии при всей своей сложности и трудности не давала ей ощущения прочности и незыблемости существования. С каждым новым фильмом все вчерашние достижения и триумфы сменялись новыми неразрешимыми трудностями, а то, что Норт всего лишь не сердился на нее, отнюдь не заменяло простой его благодарности, что бы она там ни говорила сегодня во время ленча. А ее живопись! Все ее рисунки и акварели, после того как она получала за них плату, оставались в полном распоряжении капризных клиентов, ставивших ее работы не многим выше снимков профессиональных фотографов. Дэзи отчетливо понимала, что всю свою жизнь она обречена цепляться за свою работу, снова и снова утверждать себя. Ее не слишком удачные любовные эксперименты доставили ей еще большее разочарование, нежели она могла признаться Кики. Ее недавние глубокомысленные рассуждения по поводу нежелания Кики страдать от любви проистекали из того, что эта черта характера была свойственна ей самой в еще большей степени. Одна мысль о том, что ей придется провести еще один вечер, отбивая притязания бедного милого Генри Кавана, приводила ее в уныние. Дэзи и помыслить не могла, что позволит ему любить себя. Как это ни прискорбно, но она, став взрослой, еще ни разу не была влюблена, и это служило постоянным источником неловкости и депрессии. Дэзи вспомнила о Кики, репетировавшей сейчас роль недотроги в соседней комнате. Да, единственное, что было надежным и постоянным в ее жизни, так это дружба с Кики. Она была в неоплатном долгу перед Кики за ее душевную поддержку и неизменную преданность в течение всех этих лет, прошедших после смерти отца.
   Тезей притопал в ванную комнату и сразу уловил настроение Дэзи. Он положил передние лапы ей на плечи, как делал это всегда, когда она была маленькой, и лизнул ее в нос.
   Дэзи с удивлением обнаружила, что плачет. Черт тебя побери, Дэзи, сказала она самой себе, ты всегда ходишь с таким видом, будто тебе известны ответы на все вопросы, существующие в этом мире. Так что довольно плакать. Хватит! У тебя все хорошо, и живи как живется.

16

   — Привет, Хэм.
   —Да?
   — Это Пэт Шеннон. Как дела?
   — Лучше не бывает, — ответил, ухмыльнувшись, Хэм Шорт.
   Тот, кто, участвуя в деле объединения компаний, звонит первым, выкладывает свои карты на стол. Ему нравились мужчины, сами звонившие по телефону. Ничто так не раздражало его, как звонок секретарши, заставлявшей дожидаться, пока она соединит его со своим боссом. В таких случаях он неизменно бросал трубку, независимо от того, насколько важен был для него прозвучавший звонок.
   — Как вы смотрите на то, чтобы в удобное для вас время приехать в Нью-Йорк и провести со мной целый день в «Супракорп»? Мне бы хотелось, чтобы вы побольше узнали о нас.
   — Что, если завтра?
   — Отлично. Мы пошлем за вами один из наших «Гольфстримов».
   — К черту «Гольфстрим»! Я летаю только на своем «Аэрокоммандер». Организуйте только перелет по тому маршруту, который я люблю.
   — По западному?
   — Точно. Я готов лететь куда угодно, но лишь со своим собственным уютным сортиром.
   — Машина с водителем будет ждать вас в аэропорту. Когда вы доберетесь?
   — Ровно в девять, но накиньте еще около часа на ожидание коридора для посадки.
   — Значит, завтра увидимся. Жду вас с нетерпением.
   — Договорились.
* * *
   Офис корпорации «Супракорп» занимал целиком пять этажей в доме 630 по Пятой авеню, громадные двери которого охраняли бронзовые фигуры атлантов. Выйдя из лифта на десятом этаже, Хэм Шорт очутился в просторных, богато отделанных интерьерах.
   Хэм назвал свою фамилию заведующему приемной и отошел к стендам, на которых были выставлены образцы продукции, выпускаемой предприятиями корпорации. Не прошло и двух минут, как его радостно приветствовал Пэт Шеннон, вышедший навстречу Шорту в одной рубашке с закатанными рукавами, расстегнутым воротничком и съехавшим набок узлом галстука. Они прошли по широким, ярко освещенным скрытыми светильниками коридорам, устланным темно-коричневыми коврами, и Хэм испытал такое ощущение, будто находится на космическом корабле. Шеннон провел гостя в свой кабинет. Хэм, недолюбливавший широко распространенный в офисах стиль изысканной, слегка приглушенной, но бездушной роскоши, который он и здесь успел отметить по пути, с удивлением обнаружил, что попал в помещение, которое с равным успехом могло бы оказаться и на ранчо где-нибудь неподалеку от Санта-Фе. Шеннон жестом пригласил Хэма сесть в одно из глубоких кожаных кресел и налил ему чашку кофе из термоса, стоявшего на низком журнальном столике.
   — Ну что, эта привычка работать засучив рукава создавалась тремя поколениями?
   Шеннон улыбнулся, и глубокие складки по краям рта стали еще отчетливее.
   — Дьявол меня забери, если я понимаю, как мужчина может работать в пиджаке целый день. А что касается трех поколений, то тут мне нечего сказать. Перед вами круглый сирота, Хэм.
   — Не ищите у меня сочувствия. Я сам ушел из дома в двенадцать лет и всегда считал себя сиротой.
   — Что вы знаете о «Супракорп», Хэм? — спросил Пэт Шеннон, выглядевший сейчас еще моложе, чем в Мидлбурге. Повседневная одежда Шеннона и то, как удобно он расположился в своем старом кресле, а также отсутствие с его стороны всяких попыток скрыть свою заинтересованность в Хэме Шорте и веселый блеск его глаз — все это создавало у Хэма ощущение, что он встретился с хорошим приятелем, а не просто с человеком, с которым ему предстоит напряженный деловой разговор.
   — Только то, что я сумел прочитать в «Уолл-стрит джорнэл». Наверное, это не составляет и десятой доли той информации, что ваши парни сумели раскопать, изучая мой маленький бизнес.
   — Мы очень заинтересованы в вас и вашем деле, Хэм.
   — Это я понял. Как вы на меня вышли? — Хэм был польщен, но тем не менее соблюдал осторожность.
   — Мы хотим внедриться в сферу торговли недвижимостью. У нас уже есть подобное отделение, и оно быстро растет и развивается. Помимо ваших на рынке недвижимости есть еще немало других операций, представляющих для нас интерес. Но мы хотим привлечь именно Хэма Шорта, причем заинтересованы значительно больше в вас самом, нежели в вашем капитале. Мы восхищаемся тем, как вы строите свои дела. Нам нужен такой человек, как вы.
   — Давайте не будем ходить вокруг да около.
   — Да, это лишняя трата времени. Я хочу показать вам, что мы собой представляем. Если мы купим вашу компанию, Хэм, то через несколько лет вы не только удвоите свое состояние, будучи одним из крупнейших держателей акций «Супракорп», но также войдете в наш совет директоров. Ну и, конечно же, вы будете продолжать руководить вашим делом, пользуясь всеми преимуществами, которые дают наши кредитные линии и наши собственные капиталы, которые мы готовы вложить в дело.
   — Но я должен буду отчитываться перед вами? — решительно спросил Шорт.
   — Да. Я и сам отчитываюсь перед акционерами. И потом, если я буду всем доверять, то у меня возникнут проблемы.
   — Гм-м… — лишь пробормотал Шорт.
   Ему нравился Шеннон, но он еще никогда в своей жизни ни перед кем не отчитывался. С другой стороны, его всегда привлекали крупные, многоотраслевые корпорации. Пэт Шеннон сказал все, что должен был, и Шорт, кажется, хорошо его понял. На вершине власти есть место только для одного. Шеннон вывел Торта из кабинета.
   — Некоторые наши отделения расположены здесь же, — пояснил Шеннон, пока они шли про коридору. — Например, «Лексингтон фармасевтикалс». «Лексингтон» производит все виды лекарств, начиная с чудодейственных средств от… Привет, Джим, — Шеннон задержал мужчину, проходившего через холл. — Хэм, это Джим Голден, один из вице-президентов «Лексингтон фармасевтикалс». Джим, это Хэмильтон Шорт.