Кришнамурти Джидду. О самом важном (Беседы с Дэвидом Бомом)

   Бом: Позвольте мне задать вопрос. Почему первооснова нуждается в этом человеке, чтобы воздействовать на человечество? Почему она сама не может непосредственно воздействовать на человечество и все ему прояснить?
   Кришнамурти: О, подождите, подождите. Вы спрашиваете, почему первооснова испытывает потребность в том, чтобы действовать?
   Бом: Почему первооснова нуждается в отдельном человеке, чтобы воздействовать на человечество?
   Кришнамурти: Это я могу легко объяснить. Она — часть всего сущего, как звезды.
   Собеседник: Может ли эта огромность воздействовать непосредственно на человечество? Не должна ли она вдохновить человека, чтобы войти в сознание человечества?
   Кришнамурти: Мы говорим о чем-то еще. Я хочу выяснить, собирается ли «X» ограничиваться только тем, чтобы писать и говорить; это так мало и незначительно. И другой вопрос — почему первооснова нуждается в этом человеке? Она не нуждается в нем.
   Бом: Но когда он есть, первооснова будет его использовать.
   Кришнамурти: Верно.
   Бом: А не могла бы сама первооснова как-то это прояснить?
   Кришнамурти: Это я хочу понять. Поэтому всячески стараюсь выразить ту мысль, что первооснова не нуждается в человеке, но соприкасается с ним.
   Бом: Да.
   Кришнамурти: Первооснова пользуется человеком, давайте скажем, что он служит ей. Он — часть этого движения. Разве не все этим сказано? Вы понимаете, что я имею в виду? Не задаю ли я неверный вопрос? Почему он должен кроме этого еще что-то делать?
   Бом: Пожалуй, он ничего не должен делать.
   Кришнамурти: Само это «ничегонеделание» могло бы быть действием.
   Бом: Ничегонеделание — это проявление действия первоосновы. Возможно, это так. В ничегонеделании, которое не имеет определенной цели...
   Кришнамурти: Верно. Не имеет никакого конкретного содержания, которое могло бы быть выражено человеческим языком.
   Бом: Да, но, ничего не делая, он все же в высшей степени активен.
   Собеседник: Возможно ли для этого человека действие, которое вне времени?
   Кришнамурти: Он есть то...
   Собеседник: Тогда мы не можем от этого человека требовать результата.
   Кришнамурти: Ему не нужны результаты.
   Собеседник: Но «Y» требует результата.
   Кришнамурти: Нет. Возможно, «X» скажет, что он заинтересован в беседе и т.д., но это не так важно, потому что существует мощное поле, которое должно воздействовать на все человечество.
   Бом: Есть аналогия, быть может, не очень подходящая, но мы могли бы к ней обратиться. В химии катализатор делает возможным определенное действие без того, чтобы он сам принимал в нем участие; просто важно, чтобы он присутствовал и был тем, что он есть.
   Кришнамурти: Да, не это ли и происходит? Хотя и в малом масштабе.
   Бом: Да.
   Собеседник: Хотя «Y» мог бы сказать, что ничего не происходит, что мир по-прежнему пребывает в хаосе. Обретет ли мир истину благодаря деятельности этого человека?
   Кришнамурти: «X» говорит: «Извините, тут даже нет вопроса. Я не стремлюсь что-то улучшать. Это не математическая или техническая проблема, чтобы можно было показать или доказывать». «X» говорит, что он познал человеческую жизнь от ее истоков до самого конца, и что существует движение вне времени. Первооснова, которая есть универсум, космос, которая есть все, не нуждается в человеке, но человек натолкнулся на нее. И он по-прежнему человек в мире, он говорит: «Я пишу и делаю то или другое не для того, чтобы доказать бытие первоосновы или что-то совершить». «X» действует просто из сострадания. Но существует гораздо более великое движение, которое неизбежно играет свою роль в мире.
   Собеседник: Не выполняет ли это великое движение свою роль через «X»?
   Кришнамурти: Несомненно. «X» говорит, что существует еще что-то, что невозможно выразить словами. «Что делать, — спрашивает „X“, — если такой человек, как „Y“, ничего не хочет понять, если он тотчас же все обращает в иллюзию?» Но «X» говорит, что существует что-то еще. Иначе все это было бы несерьезно.
   Бом: В настоящее время широкое распространение получил взгляд, что универсум не имеет значения, что он как был, так и есть, все просто случается, и нет в этом ничего сколько-нибудь значимого.
   Кришнамурти: Ничто из этого не имеет значения для человека, который здесь, но тот, который там, соответственно своему видению, говорит, что это полно значения, и что это не выдумано его мыслью.
   Хорошо, давайте отвлечемся от беспредельности и всего этого. «X» говорит, что, быть может, появится человек десять, обладающих таким видением, и это окажет воздействие на общество. Это не будет коммунизм, социализм, та или иная политическая перестройка. Это будет нечто совершенно другое, и основано оно будет на разумности и сострадании.
   Бом: Конечно, если бы эти десять человек были, то уж они нашли бы способ распространиться, значительно увеличить свое число.
   Кришнамурти: Это как раз то, что я пытаюсь делать.
   Бом: Что вы имеете в виду?
   Кришнамурти: «X» приносит с собой универсум, а я превращаю его в нечто тривиальное.
   Бом: Не считаете ли вы, что если бы все человечество это поняло, оно стало бы совершенно другим?
   Кришнамурти: О, да, несомненно!
   Бом: И это было бы чем-то новым...
   Кришнамурти: ...Это был бы рай на земле.
   Бом: Это была бы, наверное, организация нового типа.
   Кришнамурти: Разумеется. Но я этим отнюдь не удовлетворен. Я не «удовлетворен» тем, что мы низводим беспредельность до смысла каких-то немногих слов. Это так глупо, просто удивительно. Видите ли, человек, подобный «Y», мыслит в таких понятиях, как «покажите мне», «докажите это мне», «какая польза от этого?», «повлияет ли это на мое будущее?» — вы следите? Он заинтересован во всем этом. И он глядит на «X» глазами своей ограниченности! Он низведет эту огромность до уровня собственной ограниченности, поместит ее в храме и тем самым полностью ее утратит. Но «X» говорит: «Я не мог бы увидеть, если бы даже глядел на это; это так огромно, прошу вас, посмотрите». Но «Y» всегда воспринимает это с точки зрения показа, доказательства или полезности. Он всегда заинтересован именно в этом. «X» несет свет. Это все, что он может делать. Неужели этого недостаточно?
   Бом: Нести свет, который позволил бы другим людям быть открытым этой огромности?
   Кришнамурти: А разве не так? Мы видим лишь малую часть, но эта совсем малая часть простирается в бесконечность.
   Бом: Малая часть чего?
   Кришнамурти: Мы видим огромное только как очень малую часть. И эта огромность есть весь универсум. Я не могу помочь, но думаю, что это должно оказать потрясающее воздействие на «Y», на общество.
   Бом: Восприятие этого, несомненно, должно оказать свое действие, но сознание общества в данный момент кажется слишком далеким от этого.
   Кришнамурти: Понимаю.
   Бом: А вы все же полагаете, что воздействие проявляется?
   Кришнамурти: Да.
   Собеседник: Считаете ли вы, что восприятие даже малой части — это восприятие бесконечного?
   Кришнамурти: Да, безусловно.
   Собеседник: Не является ли это, само по себе фактором изменения?
   Бом: Вы считаете, что подобный фактор мог бы отвести человечество от принятого им курса, от того опасного пути, по которому оно идет?
   Кришнамурти: Да, я так думаю. Но для того, чтобы возможно было отказаться от этого гибельного для человечества курса, кто-то должен слушать. Верно? Кто-то должен слушать — пусть десять человек!
   Бом: Да.
   Кришнамурти: Слушать этот зов беспредельности.
   Бом: И беспредельность могла бы отвести человека от опасного курса. Индивид сделать это не может.
   Кришнамурти: Да. Индивид, очевидно, этого сделать не может. Но «X», которого считают индивидом, уже протоптал тропу и говорит: «Слушай». Но человек не слушает.
   Бом: Возможно ли выяснить, как заставить людей слушать?
   Кришнамурти: Нет, тогда мы возвращаемся назад!
   Бом: Что вы имеете в виду?
   Кришнамурти: Не действовать; вы ничего не должны делать.
   Бом: Что значит, ничего не делать?
   Кришнамурти: Я сознаю: что бы я ни делал как «Y», — принесение ли жертвы, практика, отречение — что бы я ни делал, я по-прежнему живу в этом круге тьмы. Именно так говорит «X»: «Не действуй; ты ничего не должен делать». — Вы понимаете? Но это прошло мимо «Y», который делает все, кроме того, чтобы остановиться и понять, что происходит. Мы должны твердо этому следовать, сэр, иначе, при такой позиции «Y», все это действительно безнадежно.

 
   19 апреля 1980
   Охай, Калифорния.

Старение и клетки мозга

   Кришнамурти: Я хотел бы поговорить с вами и, может быть, также с Нарайаном [Дж. Нарайан, директор школы Фонда Кришнамурти в Долине Риши (Индия).], о том, что происходит с человеческим мозгом. Мы живем в условиях высоко развитой цивилизации, но в то же время внутренне остаемся варварами. Где-то глубоко в нас живет ужасающий эгоизм, который мы научились облачать в одежды высокой духовности. Человеческий мозг развивался в течение многих тысяч лет, но, тем не менее, он пришел к тому губительному состоянию, когда он всюду сеет рознь, всюду несет разрушение, — мы все это знаем. И вот я задаюсь вопросом, не означает ли это, что человеческий мозг — не какой-то отдельный мозг, а мозг человека как таковой — вырождается? Не означает ли это, что он медленно, но неуклонно приходит в состояние упадка? И возможно ли за время человеческой жизни добиться полного восстановления мозга, чтобы он стал снова прежним, свежим, незагрязненным? Меня интересует это, и хотелось бы это обсудить.
   Я думаю, что человеческий мозг — это не какой-то отдельный мозг; он не принадлежит мне или кому-то еще. Это мозг, который эволюционировал миллион лет. И в этой эволюции он накопил огромнейший опыт, приобрел знание, но также всю жестокость, грубость, бессердечность эгоизма. Существует ли для него возможность избавиться от всего этого и стать другим? Ибо он функционирует, несомненно, в рамках определенных стереотипов. Он всегда действует в небольшой сфере, в узких пределах какой-то социальной модели — в сфере религии, науки, бизнеса или семьи. Эти сферы между собой все время сталкиваются, и нет, кажется, этому конца. Что может прекратить это формирование стереотипов, так чтобы не только не возникало новых, но была разрушена вся система стереотипов, независимо от того, хотим мы этого или нет? К тому же мозг испытывает так много потрясений, такое напряжение сил, ощущает такое давление, что если он не способен обновить или омолодить себя сам, то у нас остается очень мало надежды. Вы согласны?
   Дэвид Бом: Видите ли, трудность тут представляет сам мозг. Если вы думаете о его структуре, то проникнуть в нее мы не можем, физически.
   Кришнамурти: Физически мы не можем. Я знаю, мы обсуждали это. Тогда как же нам к этому подойти? Специалисты могут рассматривать мозг, они могут исследовать мозг мертвого человека, но это ведь не решает проблемы. Верно?
   Бом: Да.
   Кришнамурти: Так что же человеку остается делать, если он знает, что мозг не может быть изменен извне? Ученый, специалист в области мозга, невролог объясняют различные явления, но их объяснения, их исследования не ведут к решению проблемы.
   Бом: И у нас нет оснований считать, что они могут эту проблему решить.
   Кришнамурти: Да, нет оснований.
   Бом: Некоторые люди, занимающиеся вопросами исследования обратной связи в биологических объектах, считают, что способны влиять на мозг, подключая какой-то прибор к электрической сети и следя за показаниями по его шкале; этим способом можно изменять сердечный ритм, кровяное давление и другие показатели. Эти люди питают надежду, что что-то может быть сделано.
   Кришнамурти: Но они не достигают результатов.
   Бом: Они не могут добраться очень далеко.
   Кришнамурти: А мы, извините, не можем ожидать, что эти ученые и их метод исследования обратной биосвязи разрешат проблему. Что же нам делать?
   Бом: Следующий вопрос таков: способен ли мозг осознать свою собственную структуру?
   Кришнамурти: Может ли мозг осознавать свое движение, и не только осознавать, но и обладать достаточной энергией, чтобы сломать все стереотипы и двигаться независимо от них?
   Бом: Следует задать вопрос: в какой степени мозг обладает свободой, чтобы вырваться из стереотипов?
   Кришнамурти: Что вы имеете в виду?
   Бом: Видите ли, если вы начинаете с утверждения, что мозг в плену стереотипа, то это может быть и не так.
   Кришнамурти: Но это очевидно.
   Бом: Лишь в той степени, в какой мы способны это видеть. Мозг может не обладать достаточной свободой и может не иметь достаточно сил, чтобы вырваться из стереотипа.
   Кришнамурти: Это я и сказал: нет у него достаточно энергии, достаточно силы.
   Бом: Да, он, может быть, не в состоянии совершить то действие, которое ему необходимо, чтобы освободиться.
   Кришнамурти: Таким образом, он оказывается узником самого себя. Что же тогда остается?
   Бом: Тогда это конец.
   Кришнамурти: Конец ли?
   Бом: Если это так, то конец. Если сам мозг не может это разрушить, то людям, пожалуй, следовало бы попытаться выбрать какой-то другой путь решения проблемы.
   Нарайан: Когда мы говорим о мозге в том смысле, что он связан с чувствами и нервной системой, то тут, конечно, существует биологическая обратная связь. Есть ли какой-то другой инструмент, имеющий отношение к мозгу, но иначе воздействующий на него?
   Кришнамурти: Что вы имеете в виду? Какой-то другой фактор?
   Нарайан: Какой-то другой фактор в самой человеческой структуре. Потому что, очевидно, с помощью нервной системы мозг получает питание, но этого все же недостаточно. Не существует ли какой-то другой внутренний фактор, который дает энергию мозгу?
   Кришнамурти: Я хотел бы это рассмотреть. Мозг постоянно занят различными проблемами, проявляя цепкость, испытывая привязанность и т.д. Он постоянно находится в состоянии озабоченности. Это, пожалуй, и есть главный фактор. А если бы мозг не был обременен, был бы он тогда инертным? Если бы он не был поглощен проблемами, разве у него не было бы энергии, необходимой для того, чтобы сломать стереотипы?
   Бом: Теперь у нас прежде всего возникает вопрос: ведь кто-то вполне мог бы подумать, что если мозг не занят, то это происходит от того, что он слишком легко относится к своим проблемам.
   Кришнамурти: Что он стал ленивым и все прочее! Нет, этого я не думаю.
   Бом: Если вы считаете, что мозг может быть незанятым, но все же активным...
   Кришнамурти: Разумеется. Именно это я имею в виду.
   Бом: Тогда нам надо разобраться в том, какова природа этой активности.
   Кришнамурти: Конечно. Мозг поглощен конфликтами, борьбой, своими привязанностями, страхами и наслаждениями. А эта поглощенность дает мозгу свою энергию. Если он не обременен, станет ли он ленивым, размякшим и тем самым утратившим свою гибкость, — возможно ли это? Или же это состояние, когда мозг не занят, даст ему необходимую энергию, чтобы сломать стереотипы?
   Бом: Что позволяет вам думать, что случится именно так? На днях мы с вами выясняли, препятствуют ли интеллектуальная деятельность и мышление разрушению и усыханию мозга.
   Кришнамурти: Пока он мыслит, движется, он живет.
   Бом: Мыслит разумным образом; тогда он остается сильным.
   Кришнамурти: Да, это то, на что я также хочу обратить внимание. Пока мозг функционирует, движется, мыслит разумно...
   Бом: ...он остается сильным. Если же он начинает действовать неразумно, он разрушается. Точно также, когда он увязает в рутине, он начинает умирать.
   Кришнамурти: Именно так. Если мозг захвачен какой бы то ни было рутиной, — рутиной медитации или рутиной священников.
   Бом: Или рутиной повседневной жизни фермера...
   Кришнамурти: ...фермера и т.д., то он постепенно становится тупым.
   Бом: Не только тупым, он, очевидно, усыхает.
   Кришнамурти: Усыхает физически.
   Бом: Некоторые клетки, возможно умирают?
   Кришнамурти: К физическому усыханию ведет и противоположная крайность — постоянная занятость, монотонный повседневный труд, когда человек думает, думает, думает! А нам кажется, что это предотвращает усыхание.
   Бом: Опыт как будто определенно показывает, что это происходит от всякого измерения, сравнения, которыми занят мозг.
   Кришнамурти: Да, конечно. Это так.
   Бом: Мозг начинает усыхать в определенном возрасте. Теперь наукой установлено, что как только тело перестает пользоваться какими-то мышцами, они начинают терять свою упругость...
   Кришнамурти: Итак, делайте больше упражнений!
   Бом: Говорят, надо упражнять тело и упражнять мозг.
   Кришнамурти: Безусловно. Если же он в плену какого-то стереотипа, какой бы то ни было рутины, установки, то он должен усыхать.
   Бом: Не могли бы мы разобраться в том, что заставляет его усыхать?
   Кришнамурти: Это достаточно просто — повторение.
   Бом: Повторение механично, и при этом нет реальной пользы от всего объема мозга.
   Кришнамурти: Уже замечено, что люди, которые проводят многие годы в медитации — это наиболее тупые люди на земле. Так же обстоит дело с юристами и профессорами, имеются многочисленные этому свидетельства.
   Нарайан: Это наводит на мысль, что разумное мышление препятствует старению. Но само разумное мышление может превратиться порой в стереотип.
   Бом: Это возможно. Разумное мышление, устремленное в узкую сферу, становится также частью стереотипа.
   Кришнамурти: Конечно, конечно.
   Бом: Но не существует ли какой-то другой путь?
   Кришнамурти: В этом мы разберемся.
   Бом: Давайте раньше выясним вопрос, касающийся тренировки тела. Если усиленно тренировать тело, то оно остается сильным, но может стать механичным.
   Кришнамурти: Да.
   Бом: А следовательно, это может оказывать неблагоприятное действие.
   Нарайан: А что можно сказать в отношении различных средств, предлагаемых религиозной традицией, таких как йога, тантра, кундалини и т.д.?
   Кришнамурти: Понимаю. О, они должны усыхать! Если судить по тому, что происходит. Возьмем к примеру йогу. Мы берем этот пример без какого бы то ни было стремления ее дискредитировать, вульгаризировать, если возможно употребить это слово. Лишь очень немногие строго ее соблюдали, не будучи озабоченными кундалини и всем прочим, те, кого действительно интересовала высоко моральная, так называемая духовная жизнь. Я хочу здесь добраться до сути.
   Бом: Думаю, есть нечто, имеющее прямое к этому отношение. Надо полагать, прежде чем человек был организован в общество, он жил в близком общении с природой, и для него тогда было невозможно вести рутинную жизнь.
   Кришнамурти: Да, совершенно невозможно.
   Бом: Но была полная незащищенность.
   Кришнамурти: Таким образом, мы говорим, что мозг сам собой становится чрезвычайно живым, если он не в плену стереотипа, если он живет в состоянии неопределенности, не становясь при этом невротичным!
   Бом: Я думаю, более понятно, когда вы говорите о том, чтобы не становиться невротичным: тогда сама определенность, надежность становится формой невроза. Но я склоняюсь к тому, что мозг живет без того, чтобы обладать или требовать надежности, требовать надежного знания.
   Кришнамурти: Таким образом, мы говорим, что знание также способствует увяданию мозга.
   Бом: Конечно, когда он постоянно повторяет и становится механичным.
   Кришнамурти: Но а само знание?
   Бом: Мы должны тут быть очень осторожны. Я думаю, что знание имеет тенденцию становиться механическим. Иначе говоря, ему свойственно фиксироваться, но мы могли бы быть всегда изучающими.
   Кришнамурти: Изучение, идущее от центра, изучение как накопительный процесс!
   Бом: Это изучение чего-то фиксированного. Видите ли, мы изучаем нечто как фиксированное, а потом вы учитесь уже от этого. Если бы мы изучали без того, чтобы постоянно что-то фиксировать...
   Кришнамурти: Изучать, а не прибавлять. Можем мы так учиться?
   Бом: Безусловно. Я думаю, что до определенных пределов мы должны отстранять наше знание. Видите ли, знание может быть ценным до какого-то момента, а потом оно перестает быть ценным. Оно выполнило свою задачу. Можно сказать, что наша цивилизация коллапсирует от чрезмерного знания.
   Кришнамурти: Именно так.
   Бом: Мы не отбрасываем то, что стоит на пути.
   Нарайан: Многие формы знания являются кумулятивными, суммирующими. Пока вы не знаете предыдущего, вы не можете знать следующего. Не хотели бы вы сказать, что такого рода знание является повторяющим?
   Бом: Да, пока мы учимся. Но если мы придерживаемся какого-то принципа или центра, если мы фиксированы и не считаем возможным это изменить, то знание становится тогда механическим. Предположим, например, что нам надо налаживать жизнь. Люди должны организовывать общество и т.д., и они нуждаются в знании.
   Кришнамурти: Тут мы прибавляем все больше и больше.
   Бом: Правильно. Но мы можем и от чего-то освобождаться.
   Кришнамурти: Безусловно.
   Бом: Какое-то знание становится помехой на пути. Понимаете, оно все время движется.
   Кришнамурти: Да, но я не говорю об этом, я спрашиваю о знании как таковом.
   Бом: Вы имеете в виду знание без его содержания?
   Кришнамурти: Да, знающий ум.
   Бом: Ум, который просто жаждет знания, — вы это имеете в виду? Жаждет знания ради самого знания?
   Кришнамурти: Да. Я хочу поставить под вопрос всю идею обладания знанием.
   Бом: Но это опять же не совсем ясно: ведь мы признаем, что определенные знания нам необходимы.
   Кришнамурти: Разумеется, до известного уровня.
   Бом: Поэтому не ясно, какого рода знание вы подвергаете сомнению.
   Кришнамурти: Я подвергаю сомнению опыт, который оставляет знание, оставляет свой след.
   Бом: Да, но какого рода след? Психологический?
   Кришнамурти: Разумеется, психологический.
   Бом: Вы скорее всего имеете в виду именно это знание в отличие от знания в области техники, материальной области и пр. Но, видите ли, когда вы употребляете слово «знание» как таковое, оно имеет тенденцию включать в себя все.
   Кришнамурти: Мы сказали, что знание до известного уровня необходимо; тут вы можете прибавлять, отбрасывать, продолжать, вносить изменения. У меня вызывает сомнение психологическое знание, не является ли оно фактором увядания мозга.
   Бом: Что вы понимаете под психологическим знанием? Знание об уме, знание о самом себе?
   Кришнамурти: Именно знание о себе и жизнь в этом знании, накапливание этого знания.
   Бом: Таким образом, если вы накапливаете знание о себе или своих отношениях...
   Кришнамурти: ...да, об отношениях. Именно это знание. Не считаете ли вы, что такое знание содействует пассивности мозга, ведет к его усыханию?
   Бом: Вводит его в привычную колею.
   Кришнамурти: Да.
   Бом: Но надо понять, что речь идет о том знаний, которое создает трудности.
   Кришнамурти: Что представляет собой это знание, приносящее так много беспокойства? Это знание создает трудности в наших отношениях.
   Бом: Да, оно представляет помеху, потому что оно фиксируется в сознании.
   Кришнамурти: Если у меня есть представление о ком-либо, то это знание, очевидно, будет препятствовать нашим отношениям. Оно создает стереотип.
   Бом: Да, знание о себе, о нем и о том, как мы относимся друг к другу, создает стереотип.
   Кришнамурти: И следовательно, оно становится рутиной, и мозг, таким образом теряет свою энергию.
   Бом: Да, и мне приходит мысль, что рутина в этой сфере более опасна, чем, скажем, в сфере повседневной деятельности.
   Кришнамурти: Совершенно верно.
   Бом: И если рутина нашего повседневного труда способна иссушать мозг, то в психологической сфере она может причинять гораздо больший вред, ибо здесь ее воздействие гораздо сильнее.
   Кришнамурти: Может ли мозг в психологической сфере быть полностью свободным от такого рода знания? Смотрите! Я — бизнесмен и сажусь в машину, автобус, такси или в поезд метро и думаю о том, что я собираюсь делать, с кем предстоит мне встретиться по делам, связанным с бизнесом. Мой ум все это время живет в данной сфере. Потом я прихожу домой, здесь жена и дети, секс и все прочее. Здесь у меня тоже соответствующее психологическое знание, исходя из которого, я действую. Итак, существует знание моего бизнеса и знание, связанное с женой и моими реакциями, проявляемыми во взаимоотношении. Оба эти знания находятся между собой в противоречии, о котором я пока не подозреваю, и до поры до времени ношу их в себе. Когда же я это осознаю, оба эти знания становятся фактором нарушения душевного равновесия.
   Бом: Люди обнаруживают при этом, что жизнь их стала рутиной. Это им надоедает, и они начинают...
   Кришнамурти: ...разводиться, и тут происходит настоящий цирк!
   Бом: У них может появиться надежда, что, занявшись каким-то делом, они могут избавиться от своей скуки.
   Кришнамурти: Да, хождением в церковь и пр. Любое бегство тут означает заниматься делом. Итак, я спрашиваю, не является ли это психологическое знание фактором увядания мозга?