Страница:
– Опять анонимка от Белокуровой, – угрюмо констатировал он.
Анфиса Афанасьевна Белокурова была чуть ли не главным антогонистом Комарова. Когда-то она решила выдать замуж свою старшую дочь Калерию за нового участкового, а Костя не просто не обрадовался, но и посмел напугаться. С тех пор Анфиса Афанасьевна изредка мстила новому участковому, отправляя на него анонимные кляузы в различные инстанции. Косте не хотелось читать очередную анонимку, но он просто обязан был знать врага изнутри, поэтому с заранее обреченным лицом достал лист из конверта и начал читать. В этот раз – не вслух.
"Что же это делается на белом свете, граждане начальники, – начала своей излюбленной фразой заявительница. – И коммунизмом нас пугали, и концом света стращали, а не предупредили, что главная напасть не из космоса на нас обрушится, и не из членов политбюро, а из областного центра. Жили мы раньше, как невинные дети природы: сеяли жито, плодили детей, в назначенный час отправлялись под причитания близких на погост. Но вот налетела на солнце черная туча, отравилась вода в водопроводах, поседели молодые девушки и сдурели старые старушки. И все из-за нового участкового, Константина Дмитриевича Комарова.
Да ежели мы чем провинились, посадите нас в каторги, сошлите в тюрьмы, только не дайте увидеть, как гибнет род но-пасаранский прямо на глазах.
Ладно еще когда он в обличии человеческом девок портит и курей живыми ест. А то повадился еще кровь теплую пить. Прям так и ходит по дворам: что ни день, то двор. Если есть в доме какая скотина, то рубит эту скотину по голове топором и ненасытными губами своими к ране присасывается. Ладно бы еще всю кровь выпивал – не жалко, так он и тушу утаскивает, хозяевам не оставляет. А по ночам эту тушу на Плешивой Горке не вертеле жарит и в жертву приносит.
Да, еще забыла сказать. Если скотины какой во дворе нет, то рубит кошек или собак. А если и тех нет, то сами понимаете, кого рубит.
Но даже не это возмущает бессловесную общественность. Больше всего возмущает нас, женщин, то, что после жертвоприношения на Плешивой Горке идет он в Заповедный Лес, где уже вырыл пещеру и устроил гарем. Ладно бы еще только ладненьких да молоденьких воровал, а то и старух тащит. Одну такую старуху пользовал три дня, пока она умом не тронулась. Мы, женщины, даже накупили в сельпо ампул с ядом и зашили в воротники, чтобы не сдаваться в плен живыми. Но ведь нам и мертвыми сдаваться не хочется!
И ведь что самое страшное – так это последствия! Еще не прошло и девяти месяцев, как появился он в совхозе гордого имени Но-Пасарана, как стали рождаться монстры. Предъявить вам их не могу, так как отец реквизирует их и отводит к себе в гарем – отряд то есть готовит. Для захвата мирового господства.
Спасите мир! Переведите его в соседний район! А если не переведете, я и на вас управу найду.
Образованный и интеллигентный, простой и мужественный, анонимный но-пасаранец".
– Ничего себе, – вытер пот со лба Костя, – вот загнула.
– Почему загнула? Загнул. Подписано же: «Образованный и интеллигентный, простой и мужественный, анонимный но-пасаранец».
– Знаю я этого но-пасаранца. Злобная, толстая, страшная тетка.
– Хорошо, что нам анонимку послала. Мы-то здесь не при чем: юридического права не имеем принимать против тебя меры. Но повеселились на славу! С сусликами этими совсем голова кругом идет, а тут – такой подарок. Хорошо. Прямо стресс сняли.
– Ага. Чего уж лучше.
– Да ладно, не бери в голову. Слушай, а ты не оставишь нам это письмо? Другой смене показать?
– Берите, – махнул Костя рукой.
«Все равно расскажут, – обреченно подумал он. – В таком переплете самым логичным будет не дуться, а радоваться вместе со всеми». Костя расплылся в натянутой улыбке.
С этой улыбкой он и ушел, не солоно хлебавши, домой. Желания скандалить с Белокуровой у него не было. Она все равно перекричит его. А еще чего доброго – поколотит. Не будет же он поднимать пистолет на женщину! И как только такой монстр может быть матерью доброй, умной и заботливой Калерии? Наверное, девушка в отца.
Костя вспомнил Ивана Федоровича Белокурова. Милый, интеллигентный, воспитанный человек. Как он мог жениться на этом чудовище? И ладно бы она еще маскировала свой хищный нрав, а то, видимо, проявлять его стала еще до свадьбы: например, заставила мужа взять ее фамилию. Белокурова – девичья фамилия Анфисы Афанасьевны. Иван Федорович до свадьбы носил красивую и трудновыговариваемую фамилию Крузенштерн.
И дети. Половина, как успел заметить Комаров, весьма положительные ребятишки. Зита и Гита, например, Калерия.
Эти, скорее всего, пошли в отца. Но зато вторая половина – явно в мать. Маленькие монстры из ужастика. Костя вспомнил симпатягу Митропию и содрогнулся от ужаса.
– Ну и черт с вами, – решил Костик, – я вам не нянька. Хотите лезть в пасть к йети – лезьте. Держать не буду. Специально лягу спать в десять ноль-ноль.
Уже ближе к вечеру Костя с иронической усмешкой наблюдал, как тянутся к лесу по огородам и стар, и млад. Печной рассказал ему, что если в Иванов день перелезть через двенадцать огородов, то исполнится любое желание. Вот но-пасаранцы и вытаптывали посевы соседей.
В десять ноль-ноль Костя уже подходил к Плешивой Горке. Ну и что? Ему не впервой ночевать в засадах. А проследить за тем, чтобы в эту ночь не произошло ничего нехорошего он обязан. Это входит в профилактические мероприятия.
На всякий случай Костя взял запасной магазин к «макарову», длинную веревку, две пары наручников, два комплекта бутербродов, фонарик, небольшой автомобильный огнетушитель и маленькую походную аптечку. На Калерию надежды не было – явно, не работать придет, пионерки Зита и Гита на религиозные мероприятия и носа не покажут, так что оказывать первую помощь пострадавшим придется ему. Костя примерно знал, как распланировано мероприятие. Начинается оно на Нахойке пусканием банных веников и венков, продолжается на Плешивой Горке шабашом ведьм, сжиганием чучел, прыжками через огонь. После огня планировались игры, потасовки и горелки. Костя не помнил, что такое горелки, но именно для них прихватил огнетушитель.
Ровно в двенадцать было запланировано цветение папортника, а затем – борьба за этот цветок со всякой нечистью – ведьмами, змеями, русалками, и, кстати, лешим.
После, в зависимости от результатов, плач о загубленных в битве душах либо торжество, которое плавно перетекает в обливание друг друга грязью и повальное купание. Были в этом плане еще и другие детали, но Костя особо не концентрировал на них внимание. Главное было в том, что он примерно знал, в какой момент и в каком месте будут находиться вверенные его опеке сельчане. И он верил в то, что сможет защитить их. Неважно от кого: от нечистой силы, от американцев, от йети.
На самое начало мероприятия Костя опоздал. Девушки уже пустили по Нахойке венки и узнали, выдут они в этом году замуж или нет. Теперь народ развлекался тем, что засорял чистую речку банными вениками. По примете, веник того, кому суждено было в этом году помереть, должен был утонуть, как топор. У Комарова банного веника не было, да он и не стал бросать бы его. Разве может милиционер планировать продолжительность своей жизни когда его подстерегает столько опасностей?
Чтобы не радовать но-пасаранцев своим присутствием, Костя решил найти какое-нибудь укромное местечко и понаблюдать за гуляющими со стороны. Такое наблюдение было удобно во всех отношениях. Он подал Мухтару команду «рядом» и тихо пошел вдоль речки, выбирая себе место.
Нашел он его довольно скоро. Прямо на склоне рос пышный, но редкий куст какой-то ядовитой ягоды. Наверняка он хорошо скрыл бы наблюдателя. Но тут Костю ждало горькое разочарование. При ближайшем рассмотрении, куст оказался занятым. Кто-то явно собирал неизвестные ягоды для ведьминского зелья. Комарову было уже поздно менять направление, поэтому он решил пройти мимо и сделать вид, что просто прогуливается.
Каково же было его удивление, когда в пожирателе ядовитых ягод он узнал Василису!
– Здравствуйте, Костя, – девушка протянула ему горсть ярко-желтых ягод.
– Здравствуйте, Василиса, – Комаров с опаской взял ягоды.
Таких он еще никогда не видел. Не есть? Неудобно. наверное, она знает, чем угощает. А если не знает? Ну и пусть! Показаться трусом перед Василисой страшнее, чем мучиться дикими предсмертными коликами. И вообще – Калерия вылечит. Костя закинул голову назад, зажмурился и разом высыпал в рот всю горсть. Ягоды оказались очень сладкими и приятными на вкус.
– Дикая смородина, – предупредила его вопрос Василиса. – Я из нее желе делаю.
– Вкусно, – обрадовался Костя. – А почему вы не со всеми?
– За венком бежала. У всех там остались: чей за корягу зацепился, чей утонул, чей к берегу прибило. А мой – уплыл. Мне стало интересно, что с ним станет, я и побежала. А потом надоело. Так и уплыл.
– А что бывает, когда уплывает венок?
– Значит, муж будет неместный. Издалека. И увезет меня
в дальние страны.
– А я местный? – необдумано спросил Костя, – и тут же густо покраснел.
– Ты знаешь, как появилась эта традиция? – не стала отвечать на вопрос девушка?
– Как? – обрадовался Костя.
Ему было совсем неинтересно, но надо было как-то поддержать девушку в ее стремлении замять неловкость!
– Знаешь о Купала и Костроме?
– Детях Купальницы и Семаргла? – обрадовался Костя своей осведомленности.
– Они. Однажды в день Курпалы к Ра-реке, на берегу которой жили дети, прилетела птица смерти – Сирин. Это была страшная птица. Нет, она не заклевывала до смерти невинных младенцев и не уносила их в своих когтях в высокогорное гнездо. Она поступала гораздо коварнее: пела чудесные, волшебные песни. Тот, кто хоть краем уха слышал ее песню, тот забывал обо всем на свете и как зомби следовал за ней в царство смерти Нави.
Купальница под страхом порки запрещала детям приближаться к тому месту, где обычно могла петь птица. Но что для детей Бога Огня и Богини Ночи порка? И однажды непослушные близнецы убежали слушать птицу. Уже с первой минуты песни Сирин они поняли, во что влипли. Поняли, и смогли противостоять губительной песне. Они же были не обычные дети, а дети Богов. Маленький храбрый Купала схватил хворостину и погнал мерзкую птицу из своих владений. Кострома, плача от страха, побежала за ним. Но догнать так и не смогла. Больше она брата не видела.
Прошли годы, и из Костромы выросла ладненькая, своенравная девушка. К тому времени для нее уже не было авторитетов. Она противоречила матери, игнорировала отца, смеялась над Ярило. Сплела как-то Кострома себе венок из цветов и трав, надела на длинные льняные волосы и стала потешаться над ветром: «Не сорвать тебе с головы моей венок, не бросить его в реку». А по-поверью, венок, оставшийся не голове девушки, сулит ей вечное девичество. Разозлился ветер, бросил девушке горсть песка в глаза, сорвал венок и бросил его в воды Ра-реки.
Протерла глаза Кострома и увидела перед собой прекрасного юношу с смешливыми глазами. Со свадьбой тянуть не стали. И только после свадьбы узнали молодые, что они брат и сестра. Купала и Кострома. С отчаяния бросились оба в Ра-реку и утопились. А берег, на котором произошла их встреча, порос новыми, невиданными прежде цветами. Их еще называют Иван-да-Марья. А у нас – Купала-да-Мавка.
– Почему Мавка?
– Мавка и русалка – одно и то же. Кострома же превратилась в мавку. Все девушки-утопленницы в мавок превращаются.
– Чем только родители занимались, – сердито буркнул Костя. – Не могли за детьми проследить.
Он и не заметил, как во время рассказа сел совсем близко к Василисе. Почти стемнело. Костя вспомнил свой сон, в котором они с девушкой гуляли по Млечному Пути. Сейчас было что-то подобное. Под ногами их быстро бежала холодная, чистая Нахойка. В воздухе пахло речкой, свежескошенной травой, дымком первого костра и еще чем-то нереальным, невещественным, от чего хочется запрокинуть руки за голову, упасть в траву, вдохнуть эту пьянящую смесь в легкие и закричать что-нибудь совсем не умное, безрассудное, дикое.
Зачем он вообще здесь? Ловить, выслеживать, задерживать, искать улики, снимать показания? Разве можно в такую ночь заниматься этими глупостями? Костя с нарастаюшей тревогой чувствовал, как всеобщая инфицированность мероприятием внедряется в его организм. А тут еще эта Василиса. Девушка, рядом с которой он теряет остатки разума и силы воли. Сидит себе, сказки рассказывает. И пахнет от нее растертыми в ладонях березовыми почками.
Костя зажмурился, три раза резко выдохнул этот кишащий микробами любви воздух и, не помогая себе руками, прыжком вскочил на ноги.
– Мне надо идти, – не терпящим возражений тоном объявил он девушке.
– Мне тоже, – почему-то засмеялась она.
И, не прощаясь, вскочила с земли и словно растаяла между стволами деревьев.
– Ну и хорошо, – бодро сказал кому-то, должно быть, козлу, Костя. – Не надо искать другое место для наблюдения.
Он снова уселся под куст, достал бинокль и стал следить за неразумными сельскими жителями. Поляна, где происходило сборище, была вполне неплохо освещена кострами. Костя даже различил несколько знакомых силуэтов. Американцы пришли уже давно, их слишком громкая, восторженная речь с лихвой перекрывала речь русскую. Но Косте это даже нравилось. Чужой язык прекрасно портил атмосферу нереальности, сказочности происходящего, придавал ей несколько театрализованный, клубный оттенок. И помогал Комарову не проникаться этой самой нежелательной для рабочего настроя атмосферой.
Именно благодаря американцам, Костя окончательно пришел в себя. Судя по всему, утопление венков и банных веников закончилось. И все собирались на Плешивую Горку смотреть на шабаш ведьм. Нет, не все. Часть остается собирать лечебные травы. Кто там? Старики. Люди пожилые, приличные, рассудительные. Их, пожалуй, можно будет оставить под присмотром Мухтара. А для себя Костя выберет более ответственный фронт – молодежно-ведьминский шабаш на Плешивой Горке.
– Мухтар, – Костя притянул к себе за уши рогатую голову друга и заглянул ему прямо в глаза, – ты должен остаться здесь и присматривать за теми людьми. Если что – найдешь меня по следу. Понял?
Мухтар так активно мотнул головой, что Комаров едва увернулся от его длинных, острых рогов.
– Я на тебя надеюсь.
Костя чмокнул напарника в влажный черный нос, как это делал полицейский в его любимом детективном телесериале, вытер губы рукавом и пополз по направлению к Плешивой Горке. Через несколько метров ему надоело ползти, и он решил идти нормально. И так его никто не увидит. Темно же. А если и увидит – ну и что? Может, он просто гуляет.
Параллельно ему двигалась основная процессия. Комаров не стал взбираться на Горку – там было совершенно негде прятаться, он решил, что все прекрасно увидит и внизу.
Он пристроился в зарослях шиповника, достал первый бутерброд и плеснул в колпачок от термоса кофе. Ночь предстояла длинная, трудная, поэтому он предпочел своему любимому чаю более тонизирующий кофе.
На Горке, тем временем, не было ничего интересного. Краем сознания, Костя опасался действительно какого-то подобия ведьм, летающих на метлах и ворующих звезды. Но все было мирно, по-домашнему. Стоял стройный девичий визг, гоготали американцы, рычали по-звериному парни, пугая девиц и гостей. Время от времени вокруг Кости трещали кусты, слышался шепот. Но он не боялся того, что на него наткнутся. Степень вероятности попадания в его убежище какой-нибудь уединившейся парочки практически равнялась трем процентам – это Костя приблизительно вычислил с помощью дроби: длину окружности Горки разделить на частное примерного числа участников и двух.
И все же какой-то медведь ухитрился попасть именно в Костины три процента! Не успел он прожевать первый бутерброд, как кусты раздвинулись, и на фоне темно-синего неба возник большой черный силуэт.
– Стой, кто идет, – по-привычке монотонно спросил Костя.
– Это я, – шепнула тень.
– Фу ты, перепугала, – облегченно вздохнул Комаров. – Иди, иди, куда шла.
– К тебе и шла.
– Зачем? Что-то случилось?
– Пока нет. Но может случиться.
– С кем? – встрепенулся Комаров.
– С тобой. Ты можешь уснуть в засаде, а в эту ночь спать нельзя. Именно в эту ночь оживает всякая нечисть – ведьмы, оборотни, русалки. И даже слепая змея медянка получает зрение на целые сутки и, бросаясь на человека, может пробить его насквозь. Пока ты не спишь, ты в сравнительной безопасности. Но стоит тебе на мгновение закрыть глаза…
Калерия присела рядом с Костей, овеяв его волной смешанных запахов трав и каких-то ягод.
– Подставь ладошку.
– Ага. Я подставлю, а ты туда лягушку положишь, – интуитивно отодвинулся Костя.
– Подставь.
Костя протянул раскрытую ладонь. Не будет же она, в конце-концов, резать ему руку, как Олеся у Куприна. В ладонь его упало что-то прохладное и влажное, но не лягушка.
– Ешь, – потребовала девушка, – для тебя собирала.
Костя поводил раскрытой ладонью у себя перед носом. Просто понюхать он постерегся. Виктор Августинович учил, что нюхать незнакомые предметы надо именно таким способом, дабы не обжечь дыхательные пути, если вам подсунули какую-нибудь гадость.
Пахло приятно, знакомо и безопасно для дыхательных путей. Костя вздохнул и во второй раз за вечер высыпал в рот горсть непроверенных для безопасности здоровья ягод. Ягоды оказались еще лучше, чем в первый раз.
– Земляника? – догадался он. – Где ты ее только набрала. Темно же.
– А они светятся.
Костя вежливо хохотнул. Не собирался же он верить в то, что простая земляника может светиться по ночам.
– Это не простая земляника, – прочитала его мысли девушка. – этой ночью не существует простых ягод и трав. Все они приобретают особую, колдовскую силу. Ты не знал? Именно на Ивана Купала колдуны и ведьмы собирают ингредиенты для своих зелий.
– И какую силу эта ночь дает ягодам? – икнул Комаров.
– А ты не догадываешься? – шепнула Калерия. И тут же громко воскликнула: – Смотри, сейчас будут ведьм с Плешивой Горки изгонять!
Костя бросил только один взгляд на вершину холма, но и этого мгновения хватило Калерии для того, чтобы раствориться в темной вуали Купальницы.
– А смородина? – крикнул Костя в темноту, – смородина тоже ягода? Какую силу имеет желтая смородина?
– Смотри, не слушай красивых песен, – ответила невидимая Калерия, – это может быть птица Сирин!
Костя немного встряхнул головой, постарался привести мысли в систему и снова бросил взгляд на вершину Плешивой Горки. Там уже вовсю пылали очищающие костры.
Костры были очень даже на руку Косте. Их отсветы не доставали до него, но зато прекрасно освещали участников мероприятия на Плешивой Горке. Вот приволокли соломенные чучела. Что-то про них говорил ему Печной. Точно, сейчас жечь будут. Чучела вспыхнули моментально и ярко, Комаров даже порадовался, что Плешивая Горка оправдывает свое название и пожароопасная ситуация практически исключена. Может даже огнетушитель и не пригодится. Горели чучела Богов-супермужиков с треском, с шумом, даже с каким-то подвыванием. Этот шум удачно перекрикивали поджигатели.
В определенный момент у Кости даже волосы встали дыбом. Это был момент исполнения элемента устного народного творчества под названием «частушки». Он знал, конечно несколько частушек. Целую серию их, посвященную последнему школьному звонку, они с Кириллом даже сочинили сами. Но такие частушки он слышал впервые. Комаров просто физически чувствовал, как лицо его горячо и медленно наливается густой, горячей краской. Хорошо, что его никто не видит.
– Надеюсь, это не те песни, против которых предупреждала меня Калерия? – тихо выговорил он.
Хорошо, что чучела сгорели быстро. Чучела, но не костры. Дальше Костю подстерегало еще более тяжелое испытание, чем частушки. Он увидел, что костры вспыхнули более ярко и часть их отделилась от общего огня и быстро побежала вниз. Колеса! Они поджигали старые деревянные колеса, обмотанные соломой! Вот она, настоящая опасность!
Колеса, задорно подпрыгивая на кочках, с бешенной скоростью неслись с горки. Это действительно было необыкновенное зрелище. Что там салюты, виденные в городе Костиком! В наступившей внезапно тишине с вершины холма словно стекали огромные огненные шары. И столько в этом зрелище было превосходства огня над человеком, языческого величия, вселенского великолепия, что ноги Комарова подкосились и он, сам того не сознавая, упал на колени. Наверное, на коленях было просто удобно смотреть.
Колеса скатывались, делали несколько оборотов на месте и гулко шлепались. Пламя, словно напуганное бешенной гонкой и падением, на минуту затихало, потом, пробуя свои силы, выпускало несколько огненных язычков и вспыхивало с новой силой, горело ровно и красиво, как газовая горелка.
– Так вот они какие, горелки, – прошептал Комаров.
Когда одна такая горелка шлепнулось почти рядом с Костей, он опомнился, вскочил с земли, выхватил из-за спины огнетушитель и быстро расправился с начавшим расползаться по траве огнем. Но колесо было не одно.
Сверху не было видно, как у подножия холма мечется человек, с чем-то похожим на батон колбасы в руках и выпускает на горящие колеса струи пены из этого батона. Колеса, один за другим, быстро гасли, но неразумные сельские жители объясняли это не расторопностью молодого участкового, а тем, что в эту ночь случается всякое. Даже мгновенно гаснут один за другим горящие в самом разгаре костры. А может, они это никак не объясняли. А просто смотрели.
– Ну, я им покажу, – Костя рукавом вытер пот со лба, – совсем ошалели. Чуть лес не подожгли.
Он приметил дерево, под которым положил почти пустой огнетушитель и стал решительно взбираться на гору. Пора разгонять эту шарашкину контору. Не может же он всю ночь бегать за толпой головорезов и устранять последствия их легкомыслия!
– Гори, гори ясно, чтобы не погасло, – донеслось с горы.
– Батюшки! – совсем по-бабьи всплеснул руками Комаров, – опять чего-то поджигают!
Он прибавил шагу.
– Глянь на небо – птички летят, колокольчики звенят, – издевались на горе. – Диги-дон, диги-дон, убегай скорее вон!
– Как бы не так! – добрался, наконец, Костя до вершины.
И тут же был сшиблен с ног крепко двумя сцепившимися руками людьми. Не успел он приподняться, как чуть ли не по нему пробежал третий.
– И как это нызывается? – обиженно спросил Костя.
– Горелки, – рядом с ним неведомым способом опять оказалась Калерия, – вставай, побежали.
Не объясняя, куда необходимо бежать, она схватила его в охапку и понеслась к толпе народа, стоящей возле костра. Толпа стояла шеренгой по два человека. Калерия подвела Костика к самому концу шеренги и встала рядом.
– Так это и есть горелки, игра такая, – облегченно вздохнул Комаров. Поджигать больше ничего не будут?
– Будут, – «успокоила» его девушка, – но не дрова и не солому. И тушить тебе больше ничего не придется.
Костя не совсем понял, что она имеет в виду, но ему пришлось немного отвлечься. Их очередь подходила к водящему, и необходимо было понять условия игры.
– Так. После песенки про колокольчики пара бежит, не разжимая рук, а водящий их догоняет, – проконсультировался он у Калерии, – а что дальше?
– А дальше – сам догадаешься, – напустила туману девушка. – Не бойся, ягоды помогут.
После туманного упоминания о ягодах Комарову игра разонравилась окончательно. И он решил в момент, когда настанет его очередь, оторваться от Калерии и опять спрятаться в чащобе. Наблюдать за участниками мероприятия со стороны было гораздо безопаснее, чем изнутри. А еще предстояли прыжки через огонь!
Глава 17
Анфиса Афанасьевна Белокурова была чуть ли не главным антогонистом Комарова. Когда-то она решила выдать замуж свою старшую дочь Калерию за нового участкового, а Костя не просто не обрадовался, но и посмел напугаться. С тех пор Анфиса Афанасьевна изредка мстила новому участковому, отправляя на него анонимные кляузы в различные инстанции. Косте не хотелось читать очередную анонимку, но он просто обязан был знать врага изнутри, поэтому с заранее обреченным лицом достал лист из конверта и начал читать. В этот раз – не вслух.
"Что же это делается на белом свете, граждане начальники, – начала своей излюбленной фразой заявительница. – И коммунизмом нас пугали, и концом света стращали, а не предупредили, что главная напасть не из космоса на нас обрушится, и не из членов политбюро, а из областного центра. Жили мы раньше, как невинные дети природы: сеяли жито, плодили детей, в назначенный час отправлялись под причитания близких на погост. Но вот налетела на солнце черная туча, отравилась вода в водопроводах, поседели молодые девушки и сдурели старые старушки. И все из-за нового участкового, Константина Дмитриевича Комарова.
Да ежели мы чем провинились, посадите нас в каторги, сошлите в тюрьмы, только не дайте увидеть, как гибнет род но-пасаранский прямо на глазах.
Ладно еще когда он в обличии человеческом девок портит и курей живыми ест. А то повадился еще кровь теплую пить. Прям так и ходит по дворам: что ни день, то двор. Если есть в доме какая скотина, то рубит эту скотину по голове топором и ненасытными губами своими к ране присасывается. Ладно бы еще всю кровь выпивал – не жалко, так он и тушу утаскивает, хозяевам не оставляет. А по ночам эту тушу на Плешивой Горке не вертеле жарит и в жертву приносит.
Да, еще забыла сказать. Если скотины какой во дворе нет, то рубит кошек или собак. А если и тех нет, то сами понимаете, кого рубит.
Но даже не это возмущает бессловесную общественность. Больше всего возмущает нас, женщин, то, что после жертвоприношения на Плешивой Горке идет он в Заповедный Лес, где уже вырыл пещеру и устроил гарем. Ладно бы еще только ладненьких да молоденьких воровал, а то и старух тащит. Одну такую старуху пользовал три дня, пока она умом не тронулась. Мы, женщины, даже накупили в сельпо ампул с ядом и зашили в воротники, чтобы не сдаваться в плен живыми. Но ведь нам и мертвыми сдаваться не хочется!
И ведь что самое страшное – так это последствия! Еще не прошло и девяти месяцев, как появился он в совхозе гордого имени Но-Пасарана, как стали рождаться монстры. Предъявить вам их не могу, так как отец реквизирует их и отводит к себе в гарем – отряд то есть готовит. Для захвата мирового господства.
Спасите мир! Переведите его в соседний район! А если не переведете, я и на вас управу найду.
Образованный и интеллигентный, простой и мужественный, анонимный но-пасаранец".
– Ничего себе, – вытер пот со лба Костя, – вот загнула.
– Почему загнула? Загнул. Подписано же: «Образованный и интеллигентный, простой и мужественный, анонимный но-пасаранец».
– Знаю я этого но-пасаранца. Злобная, толстая, страшная тетка.
– Хорошо, что нам анонимку послала. Мы-то здесь не при чем: юридического права не имеем принимать против тебя меры. Но повеселились на славу! С сусликами этими совсем голова кругом идет, а тут – такой подарок. Хорошо. Прямо стресс сняли.
– Ага. Чего уж лучше.
– Да ладно, не бери в голову. Слушай, а ты не оставишь нам это письмо? Другой смене показать?
– Берите, – махнул Костя рукой.
«Все равно расскажут, – обреченно подумал он. – В таком переплете самым логичным будет не дуться, а радоваться вместе со всеми». Костя расплылся в натянутой улыбке.
С этой улыбкой он и ушел, не солоно хлебавши, домой. Желания скандалить с Белокуровой у него не было. Она все равно перекричит его. А еще чего доброго – поколотит. Не будет же он поднимать пистолет на женщину! И как только такой монстр может быть матерью доброй, умной и заботливой Калерии? Наверное, девушка в отца.
Костя вспомнил Ивана Федоровича Белокурова. Милый, интеллигентный, воспитанный человек. Как он мог жениться на этом чудовище? И ладно бы она еще маскировала свой хищный нрав, а то, видимо, проявлять его стала еще до свадьбы: например, заставила мужа взять ее фамилию. Белокурова – девичья фамилия Анфисы Афанасьевны. Иван Федорович до свадьбы носил красивую и трудновыговариваемую фамилию Крузенштерн.
И дети. Половина, как успел заметить Комаров, весьма положительные ребятишки. Зита и Гита, например, Калерия.
Эти, скорее всего, пошли в отца. Но зато вторая половина – явно в мать. Маленькие монстры из ужастика. Костя вспомнил симпатягу Митропию и содрогнулся от ужаса.
* * *
В Но-Пасаране царило необычное оживление. Похоже, жители действительно всерьез готовились к проведению дня Ивана Купала. Костя вздохнул. Ну как они не понимают, что нежелательно идти в лес, когда там бродит злой от испуга и бегства возлюбленной Снежный Человек! Убеждать кого-либо было не просто бессмысленно, но и глупо.– Ну и черт с вами, – решил Костик, – я вам не нянька. Хотите лезть в пасть к йети – лезьте. Держать не буду. Специально лягу спать в десять ноль-ноль.
Уже ближе к вечеру Костя с иронической усмешкой наблюдал, как тянутся к лесу по огородам и стар, и млад. Печной рассказал ему, что если в Иванов день перелезть через двенадцать огородов, то исполнится любое желание. Вот но-пасаранцы и вытаптывали посевы соседей.
В десять ноль-ноль Костя уже подходил к Плешивой Горке. Ну и что? Ему не впервой ночевать в засадах. А проследить за тем, чтобы в эту ночь не произошло ничего нехорошего он обязан. Это входит в профилактические мероприятия.
На всякий случай Костя взял запасной магазин к «макарову», длинную веревку, две пары наручников, два комплекта бутербродов, фонарик, небольшой автомобильный огнетушитель и маленькую походную аптечку. На Калерию надежды не было – явно, не работать придет, пионерки Зита и Гита на религиозные мероприятия и носа не покажут, так что оказывать первую помощь пострадавшим придется ему. Костя примерно знал, как распланировано мероприятие. Начинается оно на Нахойке пусканием банных веников и венков, продолжается на Плешивой Горке шабашом ведьм, сжиганием чучел, прыжками через огонь. После огня планировались игры, потасовки и горелки. Костя не помнил, что такое горелки, но именно для них прихватил огнетушитель.
Ровно в двенадцать было запланировано цветение папортника, а затем – борьба за этот цветок со всякой нечистью – ведьмами, змеями, русалками, и, кстати, лешим.
После, в зависимости от результатов, плач о загубленных в битве душах либо торжество, которое плавно перетекает в обливание друг друга грязью и повальное купание. Были в этом плане еще и другие детали, но Костя особо не концентрировал на них внимание. Главное было в том, что он примерно знал, в какой момент и в каком месте будут находиться вверенные его опеке сельчане. И он верил в то, что сможет защитить их. Неважно от кого: от нечистой силы, от американцев, от йети.
На самое начало мероприятия Костя опоздал. Девушки уже пустили по Нахойке венки и узнали, выдут они в этом году замуж или нет. Теперь народ развлекался тем, что засорял чистую речку банными вениками. По примете, веник того, кому суждено было в этом году помереть, должен был утонуть, как топор. У Комарова банного веника не было, да он и не стал бросать бы его. Разве может милиционер планировать продолжительность своей жизни когда его подстерегает столько опасностей?
Чтобы не радовать но-пасаранцев своим присутствием, Костя решил найти какое-нибудь укромное местечко и понаблюдать за гуляющими со стороны. Такое наблюдение было удобно во всех отношениях. Он подал Мухтару команду «рядом» и тихо пошел вдоль речки, выбирая себе место.
Нашел он его довольно скоро. Прямо на склоне рос пышный, но редкий куст какой-то ядовитой ягоды. Наверняка он хорошо скрыл бы наблюдателя. Но тут Костю ждало горькое разочарование. При ближайшем рассмотрении, куст оказался занятым. Кто-то явно собирал неизвестные ягоды для ведьминского зелья. Комарову было уже поздно менять направление, поэтому он решил пройти мимо и сделать вид, что просто прогуливается.
Каково же было его удивление, когда в пожирателе ядовитых ягод он узнал Василису!
– Здравствуйте, Костя, – девушка протянула ему горсть ярко-желтых ягод.
– Здравствуйте, Василиса, – Комаров с опаской взял ягоды.
Таких он еще никогда не видел. Не есть? Неудобно. наверное, она знает, чем угощает. А если не знает? Ну и пусть! Показаться трусом перед Василисой страшнее, чем мучиться дикими предсмертными коликами. И вообще – Калерия вылечит. Костя закинул голову назад, зажмурился и разом высыпал в рот всю горсть. Ягоды оказались очень сладкими и приятными на вкус.
– Дикая смородина, – предупредила его вопрос Василиса. – Я из нее желе делаю.
– Вкусно, – обрадовался Костя. – А почему вы не со всеми?
– За венком бежала. У всех там остались: чей за корягу зацепился, чей утонул, чей к берегу прибило. А мой – уплыл. Мне стало интересно, что с ним станет, я и побежала. А потом надоело. Так и уплыл.
– А что бывает, когда уплывает венок?
– Значит, муж будет неместный. Издалека. И увезет меня
в дальние страны.
– А я местный? – необдумано спросил Костя, – и тут же густо покраснел.
– Ты знаешь, как появилась эта традиция? – не стала отвечать на вопрос девушка?
– Как? – обрадовался Костя.
Ему было совсем неинтересно, но надо было как-то поддержать девушку в ее стремлении замять неловкость!
– Знаешь о Купала и Костроме?
– Детях Купальницы и Семаргла? – обрадовался Костя своей осведомленности.
– Они. Однажды в день Курпалы к Ра-реке, на берегу которой жили дети, прилетела птица смерти – Сирин. Это была страшная птица. Нет, она не заклевывала до смерти невинных младенцев и не уносила их в своих когтях в высокогорное гнездо. Она поступала гораздо коварнее: пела чудесные, волшебные песни. Тот, кто хоть краем уха слышал ее песню, тот забывал обо всем на свете и как зомби следовал за ней в царство смерти Нави.
Купальница под страхом порки запрещала детям приближаться к тому месту, где обычно могла петь птица. Но что для детей Бога Огня и Богини Ночи порка? И однажды непослушные близнецы убежали слушать птицу. Уже с первой минуты песни Сирин они поняли, во что влипли. Поняли, и смогли противостоять губительной песне. Они же были не обычные дети, а дети Богов. Маленький храбрый Купала схватил хворостину и погнал мерзкую птицу из своих владений. Кострома, плача от страха, побежала за ним. Но догнать так и не смогла. Больше она брата не видела.
Прошли годы, и из Костромы выросла ладненькая, своенравная девушка. К тому времени для нее уже не было авторитетов. Она противоречила матери, игнорировала отца, смеялась над Ярило. Сплела как-то Кострома себе венок из цветов и трав, надела на длинные льняные волосы и стала потешаться над ветром: «Не сорвать тебе с головы моей венок, не бросить его в реку». А по-поверью, венок, оставшийся не голове девушки, сулит ей вечное девичество. Разозлился ветер, бросил девушке горсть песка в глаза, сорвал венок и бросил его в воды Ра-реки.
Протерла глаза Кострома и увидела перед собой прекрасного юношу с смешливыми глазами. Со свадьбой тянуть не стали. И только после свадьбы узнали молодые, что они брат и сестра. Купала и Кострома. С отчаяния бросились оба в Ра-реку и утопились. А берег, на котором произошла их встреча, порос новыми, невиданными прежде цветами. Их еще называют Иван-да-Марья. А у нас – Купала-да-Мавка.
– Почему Мавка?
– Мавка и русалка – одно и то же. Кострома же превратилась в мавку. Все девушки-утопленницы в мавок превращаются.
– Чем только родители занимались, – сердито буркнул Костя. – Не могли за детьми проследить.
Он и не заметил, как во время рассказа сел совсем близко к Василисе. Почти стемнело. Костя вспомнил свой сон, в котором они с девушкой гуляли по Млечному Пути. Сейчас было что-то подобное. Под ногами их быстро бежала холодная, чистая Нахойка. В воздухе пахло речкой, свежескошенной травой, дымком первого костра и еще чем-то нереальным, невещественным, от чего хочется запрокинуть руки за голову, упасть в траву, вдохнуть эту пьянящую смесь в легкие и закричать что-нибудь совсем не умное, безрассудное, дикое.
Зачем он вообще здесь? Ловить, выслеживать, задерживать, искать улики, снимать показания? Разве можно в такую ночь заниматься этими глупостями? Костя с нарастаюшей тревогой чувствовал, как всеобщая инфицированность мероприятием внедряется в его организм. А тут еще эта Василиса. Девушка, рядом с которой он теряет остатки разума и силы воли. Сидит себе, сказки рассказывает. И пахнет от нее растертыми в ладонях березовыми почками.
Костя зажмурился, три раза резко выдохнул этот кишащий микробами любви воздух и, не помогая себе руками, прыжком вскочил на ноги.
– Мне надо идти, – не терпящим возражений тоном объявил он девушке.
– Мне тоже, – почему-то засмеялась она.
И, не прощаясь, вскочила с земли и словно растаяла между стволами деревьев.
– Ну и хорошо, – бодро сказал кому-то, должно быть, козлу, Костя. – Не надо искать другое место для наблюдения.
Он снова уселся под куст, достал бинокль и стал следить за неразумными сельскими жителями. Поляна, где происходило сборище, была вполне неплохо освещена кострами. Костя даже различил несколько знакомых силуэтов. Американцы пришли уже давно, их слишком громкая, восторженная речь с лихвой перекрывала речь русскую. Но Косте это даже нравилось. Чужой язык прекрасно портил атмосферу нереальности, сказочности происходящего, придавал ей несколько театрализованный, клубный оттенок. И помогал Комарову не проникаться этой самой нежелательной для рабочего настроя атмосферой.
Именно благодаря американцам, Костя окончательно пришел в себя. Судя по всему, утопление венков и банных веников закончилось. И все собирались на Плешивую Горку смотреть на шабаш ведьм. Нет, не все. Часть остается собирать лечебные травы. Кто там? Старики. Люди пожилые, приличные, рассудительные. Их, пожалуй, можно будет оставить под присмотром Мухтара. А для себя Костя выберет более ответственный фронт – молодежно-ведьминский шабаш на Плешивой Горке.
– Мухтар, – Костя притянул к себе за уши рогатую голову друга и заглянул ему прямо в глаза, – ты должен остаться здесь и присматривать за теми людьми. Если что – найдешь меня по следу. Понял?
Мухтар так активно мотнул головой, что Комаров едва увернулся от его длинных, острых рогов.
– Я на тебя надеюсь.
Костя чмокнул напарника в влажный черный нос, как это делал полицейский в его любимом детективном телесериале, вытер губы рукавом и пополз по направлению к Плешивой Горке. Через несколько метров ему надоело ползти, и он решил идти нормально. И так его никто не увидит. Темно же. А если и увидит – ну и что? Может, он просто гуляет.
Параллельно ему двигалась основная процессия. Комаров не стал взбираться на Горку – там было совершенно негде прятаться, он решил, что все прекрасно увидит и внизу.
Он пристроился в зарослях шиповника, достал первый бутерброд и плеснул в колпачок от термоса кофе. Ночь предстояла длинная, трудная, поэтому он предпочел своему любимому чаю более тонизирующий кофе.
На Горке, тем временем, не было ничего интересного. Краем сознания, Костя опасался действительно какого-то подобия ведьм, летающих на метлах и ворующих звезды. Но все было мирно, по-домашнему. Стоял стройный девичий визг, гоготали американцы, рычали по-звериному парни, пугая девиц и гостей. Время от времени вокруг Кости трещали кусты, слышался шепот. Но он не боялся того, что на него наткнутся. Степень вероятности попадания в его убежище какой-нибудь уединившейся парочки практически равнялась трем процентам – это Костя приблизительно вычислил с помощью дроби: длину окружности Горки разделить на частное примерного числа участников и двух.
И все же какой-то медведь ухитрился попасть именно в Костины три процента! Не успел он прожевать первый бутерброд, как кусты раздвинулись, и на фоне темно-синего неба возник большой черный силуэт.
– Стой, кто идет, – по-привычке монотонно спросил Костя.
– Это я, – шепнула тень.
– Фу ты, перепугала, – облегченно вздохнул Комаров. – Иди, иди, куда шла.
– К тебе и шла.
– Зачем? Что-то случилось?
– Пока нет. Но может случиться.
– С кем? – встрепенулся Комаров.
– С тобой. Ты можешь уснуть в засаде, а в эту ночь спать нельзя. Именно в эту ночь оживает всякая нечисть – ведьмы, оборотни, русалки. И даже слепая змея медянка получает зрение на целые сутки и, бросаясь на человека, может пробить его насквозь. Пока ты не спишь, ты в сравнительной безопасности. Но стоит тебе на мгновение закрыть глаза…
Калерия присела рядом с Костей, овеяв его волной смешанных запахов трав и каких-то ягод.
– Подставь ладошку.
– Ага. Я подставлю, а ты туда лягушку положишь, – интуитивно отодвинулся Костя.
– Подставь.
Костя протянул раскрытую ладонь. Не будет же она, в конце-концов, резать ему руку, как Олеся у Куприна. В ладонь его упало что-то прохладное и влажное, но не лягушка.
– Ешь, – потребовала девушка, – для тебя собирала.
Костя поводил раскрытой ладонью у себя перед носом. Просто понюхать он постерегся. Виктор Августинович учил, что нюхать незнакомые предметы надо именно таким способом, дабы не обжечь дыхательные пути, если вам подсунули какую-нибудь гадость.
Пахло приятно, знакомо и безопасно для дыхательных путей. Костя вздохнул и во второй раз за вечер высыпал в рот горсть непроверенных для безопасности здоровья ягод. Ягоды оказались еще лучше, чем в первый раз.
– Земляника? – догадался он. – Где ты ее только набрала. Темно же.
– А они светятся.
Костя вежливо хохотнул. Не собирался же он верить в то, что простая земляника может светиться по ночам.
– Это не простая земляника, – прочитала его мысли девушка. – этой ночью не существует простых ягод и трав. Все они приобретают особую, колдовскую силу. Ты не знал? Именно на Ивана Купала колдуны и ведьмы собирают ингредиенты для своих зелий.
– И какую силу эта ночь дает ягодам? – икнул Комаров.
– А ты не догадываешься? – шепнула Калерия. И тут же громко воскликнула: – Смотри, сейчас будут ведьм с Плешивой Горки изгонять!
Костя бросил только один взгляд на вершину холма, но и этого мгновения хватило Калерии для того, чтобы раствориться в темной вуали Купальницы.
– А смородина? – крикнул Костя в темноту, – смородина тоже ягода? Какую силу имеет желтая смородина?
– Смотри, не слушай красивых песен, – ответила невидимая Калерия, – это может быть птица Сирин!
Костя немного встряхнул головой, постарался привести мысли в систему и снова бросил взгляд на вершину Плешивой Горки. Там уже вовсю пылали очищающие костры.
Костры были очень даже на руку Косте. Их отсветы не доставали до него, но зато прекрасно освещали участников мероприятия на Плешивой Горке. Вот приволокли соломенные чучела. Что-то про них говорил ему Печной. Точно, сейчас жечь будут. Чучела вспыхнули моментально и ярко, Комаров даже порадовался, что Плешивая Горка оправдывает свое название и пожароопасная ситуация практически исключена. Может даже огнетушитель и не пригодится. Горели чучела Богов-супермужиков с треском, с шумом, даже с каким-то подвыванием. Этот шум удачно перекрикивали поджигатели.
В определенный момент у Кости даже волосы встали дыбом. Это был момент исполнения элемента устного народного творчества под названием «частушки». Он знал, конечно несколько частушек. Целую серию их, посвященную последнему школьному звонку, они с Кириллом даже сочинили сами. Но такие частушки он слышал впервые. Комаров просто физически чувствовал, как лицо его горячо и медленно наливается густой, горячей краской. Хорошо, что его никто не видит.
– Надеюсь, это не те песни, против которых предупреждала меня Калерия? – тихо выговорил он.
Хорошо, что чучела сгорели быстро. Чучела, но не костры. Дальше Костю подстерегало еще более тяжелое испытание, чем частушки. Он увидел, что костры вспыхнули более ярко и часть их отделилась от общего огня и быстро побежала вниз. Колеса! Они поджигали старые деревянные колеса, обмотанные соломой! Вот она, настоящая опасность!
Колеса, задорно подпрыгивая на кочках, с бешенной скоростью неслись с горки. Это действительно было необыкновенное зрелище. Что там салюты, виденные в городе Костиком! В наступившей внезапно тишине с вершины холма словно стекали огромные огненные шары. И столько в этом зрелище было превосходства огня над человеком, языческого величия, вселенского великолепия, что ноги Комарова подкосились и он, сам того не сознавая, упал на колени. Наверное, на коленях было просто удобно смотреть.
Колеса скатывались, делали несколько оборотов на месте и гулко шлепались. Пламя, словно напуганное бешенной гонкой и падением, на минуту затихало, потом, пробуя свои силы, выпускало несколько огненных язычков и вспыхивало с новой силой, горело ровно и красиво, как газовая горелка.
– Так вот они какие, горелки, – прошептал Комаров.
Когда одна такая горелка шлепнулось почти рядом с Костей, он опомнился, вскочил с земли, выхватил из-за спины огнетушитель и быстро расправился с начавшим расползаться по траве огнем. Но колесо было не одно.
Сверху не было видно, как у подножия холма мечется человек, с чем-то похожим на батон колбасы в руках и выпускает на горящие колеса струи пены из этого батона. Колеса, один за другим, быстро гасли, но неразумные сельские жители объясняли это не расторопностью молодого участкового, а тем, что в эту ночь случается всякое. Даже мгновенно гаснут один за другим горящие в самом разгаре костры. А может, они это никак не объясняли. А просто смотрели.
– Ну, я им покажу, – Костя рукавом вытер пот со лба, – совсем ошалели. Чуть лес не подожгли.
Он приметил дерево, под которым положил почти пустой огнетушитель и стал решительно взбираться на гору. Пора разгонять эту шарашкину контору. Не может же он всю ночь бегать за толпой головорезов и устранять последствия их легкомыслия!
– Гори, гори ясно, чтобы не погасло, – донеслось с горы.
– Батюшки! – совсем по-бабьи всплеснул руками Комаров, – опять чего-то поджигают!
Он прибавил шагу.
– Глянь на небо – птички летят, колокольчики звенят, – издевались на горе. – Диги-дон, диги-дон, убегай скорее вон!
– Как бы не так! – добрался, наконец, Костя до вершины.
И тут же был сшиблен с ног крепко двумя сцепившимися руками людьми. Не успел он приподняться, как чуть ли не по нему пробежал третий.
– И как это нызывается? – обиженно спросил Костя.
– Горелки, – рядом с ним неведомым способом опять оказалась Калерия, – вставай, побежали.
Не объясняя, куда необходимо бежать, она схватила его в охапку и понеслась к толпе народа, стоящей возле костра. Толпа стояла шеренгой по два человека. Калерия подвела Костика к самому концу шеренги и встала рядом.
– Так это и есть горелки, игра такая, – облегченно вздохнул Комаров. Поджигать больше ничего не будут?
– Будут, – «успокоила» его девушка, – но не дрова и не солому. И тушить тебе больше ничего не придется.
Костя не совсем понял, что она имеет в виду, но ему пришлось немного отвлечься. Их очередь подходила к водящему, и необходимо было понять условия игры.
– Так. После песенки про колокольчики пара бежит, не разжимая рук, а водящий их догоняет, – проконсультировался он у Калерии, – а что дальше?
– А дальше – сам догадаешься, – напустила туману девушка. – Не бойся, ягоды помогут.
После туманного упоминания о ягодах Комарову игра разонравилась окончательно. И он решил в момент, когда настанет его очередь, оторваться от Калерии и опять спрятаться в чащобе. Наблюдать за участниками мероприятия со стороны было гораздо безопаснее, чем изнутри. А еще предстояли прыжки через огонь!
Глава 17
Жертвоприношение
Через пару минут ему пришлось переменить свое решение. И виной тому оказалась пара, которая стояла у него за спиной. Василиса и какой-то высокий прыщавый юнец. Костя быстро сообразил, что после того, как их с Калерией «разобьет» водящий, самому Комарову придется «разбивать» Василису и прыщавого. Не то, чтобы он так уж желал оказаться в паре с Василисой, но смотреть, как кто-то другой догоняет ее, хватает за руку, и долго-долго держит эту самую руку было выше его сил.
Еще большая смута возникла в душе Комарова, когда он увидел, что «разбивать» их будет Саймон. Кому другому он легко отдал бы в руки Калерию, но этому наглому техасцу… «Будь, что будет, – решил он. – Догонит – его взяла, не догонит – тихо оторвусь от Калерии и отползу с Горки. Но если я отползу, то ему достанется Василиса!»
Костя так запутался в правилах игры и своих чувствах, что прозевал момент старта. Калерия, мощно и вовремя сорвавшаяся с места, больно дернула его за руку, Комаров не удержался, ноги его запутались, и он позорно растянулся в в двух метрах от шеренги.
Калерия не успела поднять Костика, и Саймону не составило особого труда разорвать своим накачанным торсом их сцепленные руки. Он уверенно взял Калерию за плечи, приблизил ее к себе, убрал за ухо выбившийся локон и чмокнул в щеку.
Еще большая смута возникла в душе Комарова, когда он увидел, что «разбивать» их будет Саймон. Кому другому он легко отдал бы в руки Калерию, но этому наглому техасцу… «Будь, что будет, – решил он. – Догонит – его взяла, не догонит – тихо оторвусь от Калерии и отползу с Горки. Но если я отползу, то ему достанется Василиса!»
Костя так запутался в правилах игры и своих чувствах, что прозевал момент старта. Калерия, мощно и вовремя сорвавшаяся с места, больно дернула его за руку, Комаров не удержался, ноги его запутались, и он позорно растянулся в в двух метрах от шеренги.
Калерия не успела поднять Костика, и Саймону не составило особого труда разорвать своим накачанным торсом их сцепленные руки. Он уверенно взял Калерию за плечи, приблизил ее к себе, убрал за ухо выбившийся локон и чмокнул в щеку.