– Добрые люди! – выдохнул он, вставая на колени. – Не губите нас. Мы ни в чем перед вами не провинились. Мы с моим двоюродным племянником бежали из Штирии, там всё разорено, голод… На наш обоз напали… мы едва спаслись… Его свалила болотная лихорадка… Помогите! Не без удивления Владислав почувствовал, как на глаза его наворачиваются слезы, – так хорошо он вошел в роль…
Тут все это время стоявший молча Альбрехт вдруг наморщил лоб – некая мысль внезапно посетила его.
– Ты на войне был когда-нибудь? – осведомился он, оборвав на полуслове излияния Владислава
– Приходилось, ваша милость, – с готовностью ответил Владислав. – Четыре года я воевал в Италии, в войске…
– Хорошо, очень хорошо, – прервал его «рыцарь». – А твой племянник? Впрочем ладно… Вы поедете с нами, – не допускающим возражений тоном заявил он.
Владислав всем своим видом изобразил смирение.
Шваб (похоже, он был в отряде вторым человеком), сунув два пальца в рот, переливчато засвистел. Заржала неподалеку лошадь, и через несколько секунд раздался точно такой же, разве еще более залихватский свист… Ведя в поводу коней, на поляну вышли еще десятка два людей, так что на ней враз стало тесно.
Среди пришельцев оказалась одна женщина, вернее сказать девушка, совсем юная, лет восемнадцати на вид. Сказать по правде, именно она-то и не понравилась Владиславу более всего. Дело было не в том, что она была одета в мужскую одежду – зеленый кожаный камзол и широкие штаны, заправленные в высокие сапоги со шпорами. И даже не в том, что на боку у нее, как и у всех остальных, висел меч, а за спиной – лук.
Едва ли не худшим во всем этом было то, как она выглядела.
Хрупкая на вид, худенькая, как тростинка, с тонкими чертами лица и синими глазами, трогательно глядевшими из-под длинных ресниц, она казалась воплощением ангельской невинности.
И ни торчавший из-за пояса внушительных размеров зазубренный тесак, ни красный платок, по пиратски повязанный вокруг головы, ни шрам на верхней губе, оставленный несомненно стальным острием (уж в чем в чем, а в шрамах он разбирался), не могли развеять этого впечатления.
Это еще больше встревожило Владислава, чем если бы перед ним оказалась какая-нибудь здоровенная бой-девка, скалящая в наглой ухмылке выбитые зубы. В самом тихом омуте водятся, как известно, самые опасные черти. И тем меньше оснований ожидать чего-то хорошего от встречи с людьми, среди которых есть подобная особа…
Подталкиваемый в спину копьями Владислав поднялся на ноги.
Девица небрежно обыскала его, сорвала с пояса пустые ножны, вытащила из-за голенища кинжал. Стилет, спрятанный на груди, вместе с узелком, где был старухин медальон, цепочка с кольцом, и несколько серебряных монет, она не нашла.
Тем временем еще двое, довольно бесцеремонно подхватив Матвея под мышки и за ноги, перекинули его, как куль, не забыв при этом обезоружить, через спину мышастого мерина. Затем на мерина предложили сесть и Владиславу, недвусмысленно подтолкнув под лопатку тупой стороной копья.
Пока они ехали постепенно редеющим лесом, Владислав не переставал напряженно размышлять над переменой их участи, делая при этом вид, что всецело поглощен тем, как бы его спутник, так и не пришедший в сознание, не упал с коняги. И чем больше он думал, тем меньше ему всё это нравилось.
Император, нежданно-негаданно объявившийся в здешних краях, какие-то коронные рыцари, этот, как его, Иехогуа… что ли? Да еще девка… Только однажды ему приходилось сталкиваться с кем-то похожим на нее, и воспоминания эти не могли улучшить его настроение.
Скорее всего, пришел к выводу силезец, их везут к какому-нибудь типу, захватившему власть в округе и вообразившему невесть что о себе. Что, если по прибытию на место их бросят в темницу или просто вздернут на всякий случай? И в мирное-то время, в этих землях любой барон творил, что ему вздумается. Бежать? Но как бросить Матвея, да и как быстро не беги, а стрела все одно быстрее…
Надеясь выяснить что-либо, Владислав внимательно прислушивался к долетавшим до него разговорам взявших его в плен.
Рыцарь Альбрехт и шваб обсуждали сравнительные достоинства различных видов холодного оружия. Первый стоял за алебарду, поскольку раны, ей наносимые, почти всегда смертельны, а редкий доспех выдержит ее удар; второй возражал, что искусный боец с мечом всегда возьмет верх над вооруженным топором, благодаря лучшей подвижности клинка. При этом, в доказательство своих слов, они приводили различные эпизоды, в которых участвовали сами или о которых слышали когда-либо.
Горожанин время от времени принимался откровенно заигрывать с девушкой, та отвечала ему солеными шуточками. Прочие же, насколько мог разобрать Владислав, вели глубокомысленные беседы о бабах и пиве или что-то напевали.
С пленниками никто не пытался заговорить или спросить их о чем-нибудь. Во всем этом чувствовалось этакое снисходительное пренебрежение, словно подобрали случайно валявшуюся в лесу тряпку, а не людей. Впрочем, черт его знает, может быть у них вообще порядок такой – хватать весь прохожий люд, и тащить его к себе?
Когда часа через полтора кавалькада выехала из лесу, силезец так ничего и не узнал о том, в чьих руках теперь они находятся.
Зато Владислав узрил кое-что, его удивившее – впереди поднимались стены и башни небольшого городка.
На пространстве меж ними и лесом располагалось множество человеческих жилищ – скопищами и поодиночке. Везде, в немалом числе, сновали люди.
Неподалеку от городских стен стояло какое-то сооружение из бревен и тесаного камня крытое листами полированной меди. К нему примыкало поросшее зеленой травой обширное пустое пространство с несколькими кострищами. На краю его лежал большой плоский гранитный камень.
Всадники меж тем уверенно направились туда, где сгрудилось пять или шесть слепленных на живую нитку землянок. Из одной из них выскочил седобородый согбенный старец и с удивительной для своего возраста прытью подбежал к ним. Старик услужливо принял поводья из рук спрыгнувшего с коня Альбрехта, протянул ему глиняный кувшин. Тот принялся жадно пить, запрокинув голову и обливаясь густым темным пивом.
– Вот что, Петер, – заявил коронный рыцарь, утолив жажду. – Устрой-ка вот этих людей, – он ткнул пальцем туда, где стоял, спокойно прядая ушами, мерин Владислава. Это новенькие… Да в хорошую землянку, один из них, того и гляди, душу богу отдаст.
В отведенной им землянке оказалось довольно чисто и как ни странно сухо. На устланном горбылем полу валялась охапка свежей ячменной соломы. Больше ничего, кроме грубо сложенного из камней и глины очага с земляным дымоходом и пары обрубков бревен, там не было.
Владислав с Петером уложили на солому открывшего на несколько секунд глаза Матвея. Потом старик ушел и вскоре, вернувшись с вязанкой хвороста, принял разжигать очаг.
– Добрый человек, – обратился к нему Владислав. – Объясни ты мне, куда это мы попали.
– А тебе разве рыцарь Альбрехт не объяснил? Ты сейчас попал в Гросслёйхтенбург,[59] столицу великого императора Ирода I, наместника на земле бога нашего Люцифера.
Ноги у Владислава подкосились, сердце сжали железные когти.
* * *
...Информационно-логический блок ЭИ-2340-Дол.
В полиментальном комплексе фактотума наблюдаются деструктивные изменения. Усиливаются эмоции черной части спектра, в особенности немотивированный страх. Данное явление периодически оказывает доминирующее влияние на рассудочную деятельность объекта. Внешний источник воздействия не фиксируется. Тщательная проверка всех блоков и элементаров повреждений не выявила. Дифференциалы скелетных полей – без изменений. Статические напряжения – в пределах нормы. Шестой и двадцать второй каналы не трассируются. Вышеперечисленные процессы по имеющейся на данный момент информации, не могут оказать заметного отрицательного влияния на функционирование объекта, однако делают невозможным осуществление с его помощью положительные трансформации происходящих в социуме процессов.
* * *
– Как ты сказал… э-э… почтенный Петер? – пробормотал Владислав, подавляя отчаянное, почти нестерпимое, желание бежать со всех ног куда глаза глядят.
– Да я и сам не особенно всё это понимаю. Я всю жизнь думал, что есть Бог, а есть Дьявол. А оказывается Дьявол и Сатана, то есть он не дьявол, – запнулся Клаус, – это и есть вроде как настоящий бог, создавший землю и людей… А бывший бог – Иешоуа то есть… Его Люцифер победил, а мы теперь должны ему поклоняться – ведь он теперь наш Господь… Вот так…
На морщинистом добром лице Петера застыло напряженное выражение – наверняка его бесхитростный ум не привык размышлять о столь высоких вещах.
– Завтра как раз субботняя проповедь – ты всё сам услышишь и узнаешь.
Владислав, уже более-менее успокоившись, решил прекратить расспросы. Как бы то ни было, следовало прежде всего позаботиться о друге, а обо всем остальном будем думать потом.
– Послушай, добрый человек, мой племянник, ты видишь, здорово болен. Есть тут лекарь какой-нибудь?
Старик с готовностью закивал.
– Лекари тут найдутся, но вот что я тебе скажу – тут неподалеку живет ведьма, она хоть кого поставит на ноги в один день.
– Ведьма? – с некоторым беспокойством спросил Владислав.
– Самая настоящая, гильдейская, ты не сомневайся… Да я ее сейчас позову.
И старец, вновь суетливо закивав ему, вышел прочь.
Присев на чурбан у стола, Владислав, поглядывая время от времени на разметавшегося в жару Матвея, принялся обдумывать услышанное. Сказать, что он был потрясен, значит не сказать ничего. Подкинула судьба веселенькую встречу. Слуги Сатаны, вот уж подфартило!
Словно злой рок привел их прямиком в обиталище дьяволопоклонников.
– Черт и тысяча чертей… да… царство Бога-Люцифера, нечего сказать, – бормотал он себе под нос. И ведь не было этого шайзе, когда я год тому назад поблизости отсюда был. Эх, надо же… вот попал так попал… А тут еще эта ведьма! Еще почует что, не приведи Бог!
В том, что ведьма может почувствовать в них врагов Дьявола, он почти не сомневался. Но зачем все-таки их с Матвеем приволокли сюда? Помнится, этот Альбрехт спрашивал, воевал ли он. Видимо, он хочет забрать их в войско этого самозванного царька. Кто их знает, может здесь платят за каждого нового солдата, как венецианским вербовщикам? Почему тогда их не допросили, даже просто не поинтересовались, кто они такие? Наконец, почему их поселили в почти пустом, давно заброшенном, по всему видеть, лагере? Чертовщина! А чему еще быть во владениях нечистого?
У входа в землянку появился Петер в сопровождении обещанной ведьмы. Против ожидания, это была вовсе не старая, лет тридцати с небольшим, хорошо одетая женщина.
Подобрав многочисленные юбки, она спустилась вниз по кривым ступенькам и, не обращая внимания на опасливо косившегося на нее Владислава, занялась Матвеем. Расстегнув кафтан и ворот рубахи, она выслушала сердце, посидела с минуту, закусив губу, с рукой, положенной на лоб русина. Затем из принесенной с собой корзинки извлекла узелок. В нем оказалась пригоршня каких-то крупно нарубленных корешков, смешанных с сухими листьями.
– Сваришь это на слабом огне, снимешь сразу как кипеть начнет… – бросила она Владиславу, – и напоишь его… сейчас и вечером. Еще можешь купить на рынке заячьей капусты. Будет совсем хорошо… Есть чем заплатить? Есть – плати, а нет – я пошла, не впервой, сотворю добро и бесплатно…
Решив, что сейчас лучше не скупиться, Владислав вытащил из-за пазухи тряпку и извлек из нее серебряный талер, один из трех оставшихся у него. Равнодушно оглядев истертый серебряный кругляш, женщина опустила его в висевший на поясе кошель и вышла вон.
– Повезло твоему родичу, – бросила она уже открыв дверь, – Еще бы дней пять, и даже наша старшая помочь бы не смогла.
Ничего не говоря, силезец вышел прочь из землянки. Владислав шел меж разбросанных там землянок, глинобитных домиков, бревенчатых лачуг. Взгляд его отмечал и целые улицы, застроенные добротными деревянными домами, крытыми черепицей и тёсом, за крепкими оградами.
По тропинкам, пролегшим меж домами и кварталами, сновали по своим делам люди, ничуть не напоминавшие слуг зла или одержимых бесами. Они, пожалуй, ничем не отличались от виденных им во множестве других городов и земель. Между домами бегали дети.
Несколько раз навстречу ему попадались, заставляя каждый раз сжиматься сердце, мужчины и женщины в длинных одеяниях и высоких шапках черного и красного цвета, усыпанных многолучевыми звездами и пентаграммами. То были, как без подсказки понял Владислав, служители здешнего культа.
У очень многих жителей при себе имелось оружие, что говорило о том, что культ Дьявола, как и следовало ожидать, весьма воинственен. На глаза ему попался отряд из нескольких десятков деревенского вида людей разного возраста, которых беспощадно муштровал седоголовый человек, в таком же черном плаще, как у Альбрехта.
Имелось тут и регулярное войско. Мимо него проследовала колонна вооруженных до зубов пехотинцев в кольчугах и шлемах, сопровождаемых полусотней конных. Позади четверка цугом запряженных лошадей волокла какое-то огнеметное приспособление, с раструбом в виде бронзовой головы дракона, широко распахнувшего пасть.
Из всего этого Владислав заключил, что здешний «император», кто бы он ни был, вовсе не дурак и свою выгоду понимает.
Пользуясь хаосом, творящимся вокруг, он стремится захватить как можно больше земли и как можно шире распространить свою веру.
«Этак он и впрямь в императоры вылезет, чтоб его черти уволокли!»
Среди вояк он заметил и с полдюжины вооруженных баб. Одна из них, – длинная и костлявая особа, в широких кожаных штанах и камзоле на голое тело, скрепленном на груди лишь двумя роговыми пуговицами, поймав его взгляд, скорчила презрительно-злую гримасу, яснее ясного говорившую: «Чего уставился? Топай-ка ты отсюда, да поживее».
Навстречу ему двигалось что-то похожее на крестный ход. Около двух сотен человек, изрядно пьяные, дудели в рожки и трубы, били в бубны, что-то нестройно распевая. Впереди высокий мужчина и босоногая девица с распущенными волосами и полуголой грудью несли доску, на которой был намалеван портрет молодого человека, из глаз которого вылетали молнии. Время от времени толпа принималась выкрикивать хвалу истинному спасителю – сыну Люцифера.
Немного дальше ему попалась еще одна компания приверженцев новой (или старой, как мир) веры.
Крестьяне весело водили хоровод вокруг врытого в землю бревна, увенчанного грубо вырезанной рогатой головой. Рядом, в яме на цепи, сидел медведь. Их подвыпивший предводитель тут же объяснил Владиславу, что они собираются зарезать этого медвежонка во славу Люцифера, а мясо съесть и запить пивом вот из той маленькой бочки. Его корявый палец указал на стоявший поодаль чан ведер на сорок.
В стольном городе Диавола, царил, по всему видать, весьма жизнерадостный дух. Зазывалы громко нахваливали достоинства блюд, приготовляемых в трактирах, и продаваемого в них совершенно не разбавленного пива; приглашали желающих посетить замечательные бани, а также дома, где добрые девушки одарят всех, у кого есть немного денег, своей лаской и вниманием.
С трех сторон столицу императора-бесопоклонника окружал густой лес, довольно мало попорченный, если учесть, что он рос рядом с городом, а лесники, сурово каравшие за каждую сломанную березку исчезли, как их и не было. С четвертой стороны город был огражден невысоким земляным валом и полосой баррикад, сложенных из суковатых бревен, лежащих зубьями вверх, старых борон, грудами лежащих обломков старого дерева и кирпича, – должно быть, остатками снесенных домов предместья. Подойдя поближе, Владислав увидел среди них немало разбитых надгробий – должно быть, христианское кладбище не внушало местным жителям ни малейшего уважения.
Возле городского вала расположились обширные торговые ряды. Здесь продавали и обменивали всё – от окороков и оружия до конских седел, кусков парчи и живых поросят. Не первой молодости толстуха продавал плетенный из золотых нитей пояс, с несколькими крупными изумрудами, вделанными в ажурную пряжку, а горбатый коротышка важного вида торговал мечами, валявшимися прямо на земле, как связка хвороста.
У Владислава глаза разгорелись, когда он увидел двух крепеньких лошадок, которых держал под уздцы вооруженный усаженной гвоздями дубиной человек. Подойдя к нему, Владислав узнал, что лошадей он не продает. Но если у доброго человека есть хорошая молочная корова, то он готов их обменять.
Деньги, кажется, здесь были не в особом ходу.
Расхаживая меж торгующими, Владислав зорко оглядывался вокруг, стараясь не упустить любую мелочь. От него не укрылось изрядное количество крестьян, привезших на продажу разнообразную снедь. А раз им было что продавать, то и жилось здесь не так уж плохо.
Поклонники Нечистого, как бы там ни было, обжились тут неплохо. Построили целый город, когда вокруг война… Видать только слуги Дьявола и живут сейчас хорошо и вольготно.
Вслушиваясь в долетавшие до его ушей обрывки разговоров, подмечая любую мелочь, когда представлялся удобный случай, Владислав довольно скоро составил представление о месте, где волею судьбы и рыцаря Альбрехта оказался.
Это и впрямь было настоящее государство. Кроме Гросслёйхтенбурга в его состав входили обширные плодородные земли, со множеством почти не затронутых войной деревень, и леса, изобилующие дичью, еще три городка, а также рудники (правда, не очень богатые), где добывали серебро, железо и медь. Как и положено государству, были здесь свои дворяне-рыцари, свои чиновники, стражники, ландскнехты, выборные ратманы. Были тут гильдии и цеха со своими уставами, собраниями, старейшинами. Пекари, кузнецы, плотники, торговцы, портные и еще две невиданные ранее гильдии – колдунов и ведьм. Как назывался этот город раньше, Владислав не узнал, да и не особо этим интересовался. Ныне доступа за городские стены не было. Там проживал сам император Ирод, его приближенные и высшие жрецы Сатаны, да еще отборные солдаты. Кроме того, Гросслёйхтенбург служил местом хранения запасов и императорской казны
Выложив половину оставшегося серебра, силезец купил указанные ведьмой целебные травы, бараний бок, аппетитно пахнущий окорок, увесистый мешочек гороха и три десятка реп. Завернув все это в свой плащ…
Увлеченный людским потоком, он вступил в храм, еле удержавшись, чтобы не перекреститься по привычке. Взгляд его сразу же остановился на расписанном яркими красками иконостасе. Центральная картина изображала самого Люцифера. Художник, чья манера изобличала в нем бывшего иконописца, изобразил его в виде смуглого, как мавр, чернобородого мужчину с грозным ликом. Одет он был в вороненые доспехи и королевскую мантию, затканную золотом. Голову его венчала высокая, как епископская митра, корона, усыпанная огромным количеством драгоценных камней. Должно быть, эта необычная корона должна была, по замыслу живописца, символизировать господство Духа Света над всей землей.
На левой стороне триптиха толпа радостно размахивающих руками людей прибивала к креслу человека с лицом злодея. Неподалеку стоял все тот же Люцифер, уже без короны и мантии. Рядом с ним были изображены худосочный еврей в длинном хитоне – несомненно Иуда, и Понтий Пилат, в римском шлеме и отчего-то в костюме зажиточного бюргера. Оба они приходились чуть выше пояса своему господину. У ног его сидел красивый юноша – истинный Спаситель.
Наконец, третья, последняя, представляла будущее (надо полагать, уже недалекое) торжество Сатаны.
Его воинство штурмовало небеса.
Почти голые люди с обмотанными рогожей чреслами, вооруженные двузубыми вилами и факелами (рисовальщик не смог отрешиться от привычной манеры изображать грешников), предводительствуемые ангелами тьмы, били превосходящим всякое воображение тараном, габаритами смахивающим на положенную набок колокольню, в вот-вот уже готовые рухнуть врата Рая. Из-за стен его выглядывали искаженные ужасом лица святых и праведников. Сам Князь Мидра Сего, восседая на парящем над сражением золотом драконе, огненным мечом указывал воинствам своим путь.
Картины эти представляли собой, несомненно, образец совершеннейшего богохульства, и Владислав мысленно пожелал переметнувшемуся богомазу поскорей угодить в преисподнее царство своего нынешнего хозяина.
Вспомнив о друге, Владислав заторопился.
Он вернулся в землянку. Матвей крепко спал, ровно дыша. Жар, как казалось, стал меньше. Щеки чуть порозовели. Ведьма, кажется, не обманывала, зелье подействовало. Владислав раздул угли в очаге, сварил похлебку из гороха и баранины. Немного поев, он принялся готовить лекарство для Матвея из принесенных трав. Под вечер появился Клаус, принес засохший сыр, вялую зелень, и пол каравая серого хлеба, посидел немного, судача о том о сем, и ушел.
По крайней мере, их тут покормили. Впрочем, и смертников перед казнью положено кормить.
В заботах о друге, да еще в невеселых – одна другой тяжелее – думах минул остаток дня.
Поутру Владислава разбудил взволнованный Петер.
– Скорее, – заторопил он, – проповедь уже вот-вот начинается!
Силезец быстро оделся и, убедившись, что, хоть Матвей не вышел из забытья, но выглядел получше, чем вчера, последовал за суетящимся стариком.
На поле возле храма Сатаны собралось, наверное, почти все население Гросслёйхтенбурга – пять или шесть тысяч.
Рядом с храмом, почти примыкая к нему, возвышался сооруженный за ночь, покрытый яркими тканями помост, в полтора человеческих роста. Камень тоже накрывало белое полотнище, а на дальнем краю поля был сложен высокий костер, возле которого наготове стояли служители с факелами.
Слышались шумные возгласы, собравшиеся весело судачили между собой. Затем из боковых дверей храма торжественно выступила вереница людей, тащивших на плечах барабаны, длинные, чуть ли не в два человеческих роста, трубы и литавры.
Гул толпы вдруг резко оборвался – на помост начали подниматься люди. Гудение труб и раскатистый треск барабанов оглашали неподвижный воздух.
– Приветствуйте же, – закричал невидимый глашатай басом, – Приветствуйте же святого государя нашего, императора, наместника Бога на Земле!
Владислав стоял в первых рядах и ясно мог разглядеть вышедшего из-за спин своих приближенных человека. В глубине души он был уверен, что перед ними предстанет худой изможденный старик в рубище, с горящими безумными огнем глазами, напоминающий поднявшегося из могилы мертвеца.
Как не походил здешний владыка на этот образ!
Низенький, толстощекий и упитанный, с короткими ножками и изрядной лысиной, он напоминал скорее какого-нибудь монастырского эконома или богатого трактирщика, с благостной улыбкой встречающего гостей у дверей своего заведения. Ничего инфернального, демонического не было в нем. Даже черная борода, спускавшаяся на грудь (именно с нее, должно быть, писали бороду Люцифера на здешних иконах) не могла изменить этого впечатления.
И стоявшие позади него люди также ничем не напоминали отъявленных злодеев, продавшихся Сатане. Богато, но безвкусно одетые, картинно опиравшиеся на позолоченные посохи и эфесы мечей, с напряженно самодовольными лицами: ни дать, ни взять – мелкопоместные дворянчики, случайно оказавшиеся на торжественном приеме в королевском дворце.
– Дети мои! – воскликнул «император», подняв вверх левую руку, – Приветствую и благословляю всех вас, во имя великого творца Мира, Князя Неба и Света, владыки земли и людей! Голос его был неожиданно звучный и сильный, но слышалась в нем вместе с тем какая-то приторная елейность.
– В эту славную субботу, день, любимый Им, засвидетельствуем же ему свою любовь и верность! Пусть те, кто впервые стоит рядом с нами и впервые слышит слово отца нашего, раскроют сердца учению истинного бога, пусть и те, кто уже верует в него, внимают моим словам и укрепляются в вере своей, видя свет истины…
Радость великая нисходит на сердце мое, когда вижу я вас, пришедших поклониться и послужить Отцу Нашему, воздать хвалу ему, по неизреченной милости которого мы живем в мире его. И пусть возрадуется он, глядя из чертогов своих на нас!
– Некогда был я слеп, и не видел света Его, служил врагу Его, хулил и проклинал Его, – в голосе Ирода прорывались искренние слезы, – считал его врагом людей. – Но пришел день, и открылась мне истина, и узрел я лик его; и снизошла на меня благодать его. Слушайте же то, что открылось мне, что знают многие из вас, но что надо повторять и дважды и трижды – ибо это есть свет божьей истины.
Земля, небо, звезды, луна, солнце, люди и все-все в мире сотворены были Богом нашим Люцифером, имеющим многие имена.
От этих слов мурашки побежали по спине Владислава.
– Велик он и благ, а царство его простирается от дна морей до звезд. Слушайте же то, что открыл мне отец наш и что знают уже многие из стоящих тут. Внимайте божественной истине.
«Император» перевел дух.
– Создал он младших богов, в помощь себе, и ангелов, и духов лесных, водяных, горных и иных, дабы следили они за порядком в мире его. Сотворил он людей, дабы жили они в мире его, и радовались жизни сей, вознося хвалу творцу. Одарил он их многими благами, дал им разум, дабы постигали они красоту мира, дал им любовь между женщиной и мужчиной, дабы наслаждались они ею, плодились и размножались, и еще много даров получили они от него…
Но появился из тьмы внешней, – ярость зазвучала в голосе проповедника, – злобный демон, порождение мрака и хаоса – Иешоуа. И возненавидел он этот прекрасный мир, и творца его, ибо сам был неспособен на подобное совершенство, и захотел разрушить его… Сами служители Иешоуа говорили вам, что мир наш ждет конец, по воле их господина, а спасутся лишь верные слуги его.