Страница:
— Хочешь сказать, что я не должен признаваться Маше, где был?
Изумление Валдаева не знало границ, оно простиралось до Аляски.
—?!!!!!!
— Не говорить?
— Какой идиот! — выдохнул наконец потрясенный Шурик. — Зачем тебе что-то говорить? Я уже все сказал. В три ночи. Ты что, хочешь бросить Машку?
— Нет! Не знаю…
Саша минуты три молчал, усиленно соображая. Не то чтобы скоростные показатели его мышления так же не впечатляли, как 286-й микропроцессор в сравнении с «Пентиумом», наоборот, капитан Валдаев иногда демонстрировал настоящие чудеса сообразительности. Но когда дело касалось женщин, Валдаев и Здоровякин не всегда понимали друг друга. Их позиции в вопросе взаимоотношений с представительницами прекрасного пола были слишком различными.
— Давай разберемся. Ты влюбился в Настасью? — уточнил Александр.
Илья обреченно кивнул.
— И теперь хочешь сообщить Машке, что провел ночь с другой женщиной?
Илья посмотрел на друга вопросительно, словно ожидал подсказки:
— Я ведь не могу ее обманывать.
— Ты предпочитаешь поставить ее перед необходимостью выбора?
— Я просто не хочу ей врать.
— Нет, ну ты вообще… Как ты себе это представляешь? Приходишь сейчас домой и говоришь Маше: «Я провел бурную, страстную ночь у Настасьи. Ты ее не знаешь. Она красавица, блондинка, умница, к тому же вдова миллионера».
— Нет, ну…
— И как это звучит? Отвратительно. Получается, ты открытым текстом заявляешь бедной, милой и такой родной Маше, что она тебе больше не нужна. И ты ее отправляешь в расход. В смысле, в корзину. Как использованный бритвенный станок. Или дырявые носки. А она, Маша, между прочим, мать твоих детей.
— Я не хочу расставаться!
— Тогда спрячь в карман свою честность и ничего не говори. Посмотрите на него! Первый раз в жизни изменил жене и готов кричать об этом на каждом углу. Еще закажи в типографии листовки и разбрасывай их с самолета. Или дай объявление в газете.
— Так противно… Обманывать Машу. А если она сама спросит?
— Не спросит. А если спросит — изображай негодование. Помнишь, следователь Филимоненко отпустил под подписку о невыезде Лапунова по кличке Лапуся, за которым мы как ненормальные охотились полгода? Вот, изобрази такое же волнение. Ори и круши мебель, как тогда. Получится очень живописно. А Маша поверит, что ты перед ней чист, как ноябрьский снежок.
— У меня не получится!
— Потренируйся по дороге. Только не придави кого-нибудь из прохожих.
— Все-таки… Я не знаю… Не умею врать.
— Никогда не поздно заняться самосовершенствованием. Учись, братец!
— А знаешь, Валдаев, мне искренне жаль твою будущую жену. Если ты когда-нибудь все-таки надумаешь жениться.
— Згя, згя, батенька, — прокартавил Саша. — Пусть даже я буду надрываться, утоляя страсть семнадцати любовниц, моя жена все равно будет уверена, что она единственная и неповторимая.
— Ты лживый, изворотливый проходимец.
— Угу. Однако ночь провел в родной постели, — напомнил Валдаев.
Илья в сотый раз шумно вздохнул и покинул кабинет.
* * *
Всего лишь ночь была проведена вне дома, но Илье казалось, что он возвращается после длительного отсутствия. С трепетом, не зная, сумеет ли прямо взглянуть в глаза Маше, Здоровякин открыл дверь.
Навстречу ему кубарем выкатились два маленьких белых привидения. С радостным визгом неведомые существа устремились навстречу Илье. Илья подхватил одно и, удерживая на вытянутых руках, с трудом определил, что поймал Антошу. Ребенок был усыпан мукой с головы до ног, и его это, по всей видимости, приводило в восторг.
— Привет, — обрадовано воскликнула Маша, выходя в прихожую. — Я так рада тебя видеть! Страшно переживала! Почему ты не предупредил, что у вас задание? Я бы меньше волновалась! — Она приблизилась к мужу и потянулась за поцелуем. Обниматься не стали, потому что Маша тоже была вся в муке.
— Извини, не смог, — ровным, безжизненным тоном ответил Илья. Ему не пришлось отводить в сторону бессовестные глаза, так как в момент встречи с женой он, поймав, разглядывал Лешу. — А что ты делаешь?
— Я пеку пирог! — торжественно объявила Маша.
— Пирог?! Ты?! — изумился Илья.
— Да. Твой любимый, яблочный. Позвонила твоей маме, узнала рецепт. Кажется, ей стало плохо с сердцем, настолько ее потрясла моя мирная инициатива.
— Мне сейчас тоже станет плохо! Маша! Ты печешь пирог?!
— Я всю ночь не спала, думала о тебе. И о нас, — призналась Маша. — Поняла, как я тебя люблю и как мало забочусь о тебе. Никогда не глажу рубашек, не готовлю еду…
— Маша! — собираясь зарыдать, воскликнул Здоровякин. Ему было ужасно стыдно.
— Но ты ведь не разлюбишь меня за хозяйственную бестолковость?
— Конечно нет!
— Зато я считаюсь приличным программистом.
— Конечно, Маша! — Меня все хотят. Как программиста, конечно
Это ведь тоже что-то значит, правда?
— Да.
— Я успешно самореализуюсь, я получаю такое удовольствие от работы… И наверное, это как-то компенсирует мои многочисленные недостатки, да?
— Я тобой горжусь! — со слезами на глазах выкрикнул Здоровякин.
— И поэтому прощаешь мне грязный пол, отсутствие ужина, неумытых детей…
— Запросто!
— И я так тебя люблю! — счастливо вздохнула Маша. — Пойдем. Пирог готов. Надолго отпустили-то после бессонной ночи?
Знала бы Маша, насколько бессонной была сегодняшняя ночь для Ильи! Но ее вера в порядочность Здоровякина была безгранична. «Если бы у него что-то было с той бесподобной блондинкой, с которой его видели, он бы сразу мне сказал! — удовлетворенно думала Маша, вытаскивая пирог из духовки. — Он ведь совсем не способен лгать. Он безупречно честный… Ух ты, получилось!»
— Маша, ты меня удивляешь! — потрясенно заметил Илья, разглядывая пирог. — Впервые в жизни, и так удачно!
— Сама не ожидала. Наверное, потому, что думала о тебе.
Илья оглянулся в поисках места, куда бы можно было присесть с тарелкой без ущерба для одежды. Вся кухня была засыпана мукой.
— Вообще-то я на пять минут, — признался он
Привидения примчались на кухню за порцией пирога. С них сыпалась мука. А вскоре потекло и смородиновое варенье, присутствовавшее в начинке.
— Всего на пять минут! — расстроилась Маша. — А мне, кажется, придется заняться генеральной уборкой, — обреченно вздохнула она.
Маша уже думала о том, что надо выбирать менее трудоемкие способы выражения любви к мужу. Тем более тревога оказалась ложной.
— Блестяще, блестяще! — чавкал пирогом Илья. — Ты проявляешь разносторонность истинно талантливого человека. Тебе все удается!
…Направляясь обратно на работу, Здоровякин не мог не признать мудрости Валдаева. Действительно, как все было бы сложно, и мрачно, и безысходно, расскажи он сейчас Маше о Настасье. Теперь же он оставил дома счастливую, ничего не ведающую жену. Только на душе было мерзко.
Проходя мимо остановки и увидав троллейбус номер 8, Илья вспомнил, что тот идет по Дебютной улице, где находится бутик «Галерея цветов». Повинуясь секундному порыву, капитан ринулся в распахнутые двери троллейбуса.
* * *
Валдаев трезво рассудил, что, предложи он Зуфару Алимовичу снова пустить «наружку» за вернувшимся из Москвы Кобриным, начальник скажет: «Вот ты и займись!» Но капитану совсем не улыбалось мотаться по городу за вице-президентом «Пластэка» в двадцатипятиградусный зной, в надежде «вычислить» его сексапильную подружку-блондинку, упущенную Здоровякиным. Поэтому он поступил просто и бесхитростно.
— Здрасьте, Ярослав Геннадьевич, — объявил он, вваливаясь в прохладный кобринский кабинет. За спиной сияла секретарша Аллочка, обрадованная визитом улыбчивого и веселого капитана. — Хотел бы оторвать вас от дел буквально на пару минут.
Аллочка поставила на стол между мужчинами два запотевших бокала с ледяной водой и скрылась.
— Выяснилось что-то новое? — с некоторой тревогой спросил Кобрин.
— Да. Ярослав Геннадьевич, я вас обрадую: вы входите в круг лиц, подозреваемых в причастности к убийству Никиты Кармелина.
— Серьезно? — криво усмехнулся Кобрин. — Спасибо за откровенность.
— Поэтому за вами было установлено наружное наблюдение.
Улыбка сползла с лица Ярослава Геннадьевича. Валдаев с умным видом достал записную книжку и раскрыл ее наугад:
— Здесь у меня результаты наблюдения за вашей активной, насыщенной жизнью.
Кобрин нервно отхлебнул воды из бокала.
На странице, которая была сейчас перед глазами Александра, значилось: «Вера (стюардесса „Трансвэйз“) — 378-907. Вероника (из библиотеки им. Горького) — 354-665. Валерия (гор. администрация, юр. отдел) — 689-332. Валентина (ТЮЗ) — 540-481».
Сведения скорее отображали размах и напряженность сексуальной жизни самого Александра, нежели имели отношение к господину Кобрину. Но бедный Ярослав Геннадьевич этого не знал. Он немного спал с лица.
— И я хотел бы прояснить некоторые моменты.
— Пожалуйста.
— Вы неоднократно встречались с девушкой весьма впечатляющей внешности. Блондинка с шикарными формами.
Кобрин взволнованно задышал.
— Наш разговор никак не фиксируется, — напомнил Саша. — Пока.
— Я хотел бы сохранить конфиденциальность. Насколько это возможно в расследовании убийства.
— Вы достаточно проницательны, Ярослав Геннадьевич. Трудно говорить о какой-то там конфиденциальности, когда на руках труп.
— Но поверьте, девушка не имеет совершенно никакого отношения к смерти Никиты Андреевича.
— Правда? — удивился Валдаев. — Да что вы!
— Правда. Но если моя связь с ней всплывет, мне можно заказывать катафалк.
Саша пристально взглянул на собеседника, уже теряя интерес и к нему, и к его таинственной подружке. Интуиция подсказывала, что они с Ильей наткнулись на банальный факт супружеской измены.
— Рассказывайте, — разочарованно вздохнул Валдаев. — Если я удостоверюсь, что ваша знакомая действительно не причастна к гибели Кармелина, я буду нем, как евнух.
— Почему как евнух? — удивился Кобрин. — Вроде бы им отрезали не язык?
— Это я так, чтобы вы расслабились, — кивнул Валдаев. — Давайте-ка по порядку. Имя, фамилия, год рождения, адрес…
— Монастырская Янина Всеволодовна… — начал делиться интимными воспоминаниями Кобрин. Валдаев почему-то внушал ему доверие. Возможно, с этим парнем на самом деле удастся договориться…
Глава 22
Изумление Валдаева не знало границ, оно простиралось до Аляски.
—?!!!!!!
— Не говорить?
— Какой идиот! — выдохнул наконец потрясенный Шурик. — Зачем тебе что-то говорить? Я уже все сказал. В три ночи. Ты что, хочешь бросить Машку?
— Нет! Не знаю…
Саша минуты три молчал, усиленно соображая. Не то чтобы скоростные показатели его мышления так же не впечатляли, как 286-й микропроцессор в сравнении с «Пентиумом», наоборот, капитан Валдаев иногда демонстрировал настоящие чудеса сообразительности. Но когда дело касалось женщин, Валдаев и Здоровякин не всегда понимали друг друга. Их позиции в вопросе взаимоотношений с представительницами прекрасного пола были слишком различными.
— Давай разберемся. Ты влюбился в Настасью? — уточнил Александр.
Илья обреченно кивнул.
— И теперь хочешь сообщить Машке, что провел ночь с другой женщиной?
Илья посмотрел на друга вопросительно, словно ожидал подсказки:
— Я ведь не могу ее обманывать.
— Ты предпочитаешь поставить ее перед необходимостью выбора?
— Я просто не хочу ей врать.
— Нет, ну ты вообще… Как ты себе это представляешь? Приходишь сейчас домой и говоришь Маше: «Я провел бурную, страстную ночь у Настасьи. Ты ее не знаешь. Она красавица, блондинка, умница, к тому же вдова миллионера».
— Нет, ну…
— И как это звучит? Отвратительно. Получается, ты открытым текстом заявляешь бедной, милой и такой родной Маше, что она тебе больше не нужна. И ты ее отправляешь в расход. В смысле, в корзину. Как использованный бритвенный станок. Или дырявые носки. А она, Маша, между прочим, мать твоих детей.
— Я не хочу расставаться!
— Тогда спрячь в карман свою честность и ничего не говори. Посмотрите на него! Первый раз в жизни изменил жене и готов кричать об этом на каждом углу. Еще закажи в типографии листовки и разбрасывай их с самолета. Или дай объявление в газете.
— Так противно… Обманывать Машу. А если она сама спросит?
— Не спросит. А если спросит — изображай негодование. Помнишь, следователь Филимоненко отпустил под подписку о невыезде Лапунова по кличке Лапуся, за которым мы как ненормальные охотились полгода? Вот, изобрази такое же волнение. Ори и круши мебель, как тогда. Получится очень живописно. А Маша поверит, что ты перед ней чист, как ноябрьский снежок.
— У меня не получится!
— Потренируйся по дороге. Только не придави кого-нибудь из прохожих.
— Все-таки… Я не знаю… Не умею врать.
— Никогда не поздно заняться самосовершенствованием. Учись, братец!
— А знаешь, Валдаев, мне искренне жаль твою будущую жену. Если ты когда-нибудь все-таки надумаешь жениться.
— Згя, згя, батенька, — прокартавил Саша. — Пусть даже я буду надрываться, утоляя страсть семнадцати любовниц, моя жена все равно будет уверена, что она единственная и неповторимая.
— Ты лживый, изворотливый проходимец.
— Угу. Однако ночь провел в родной постели, — напомнил Валдаев.
Илья в сотый раз шумно вздохнул и покинул кабинет.
* * *
Всего лишь ночь была проведена вне дома, но Илье казалось, что он возвращается после длительного отсутствия. С трепетом, не зная, сумеет ли прямо взглянуть в глаза Маше, Здоровякин открыл дверь.
Навстречу ему кубарем выкатились два маленьких белых привидения. С радостным визгом неведомые существа устремились навстречу Илье. Илья подхватил одно и, удерживая на вытянутых руках, с трудом определил, что поймал Антошу. Ребенок был усыпан мукой с головы до ног, и его это, по всей видимости, приводило в восторг.
— Привет, — обрадовано воскликнула Маша, выходя в прихожую. — Я так рада тебя видеть! Страшно переживала! Почему ты не предупредил, что у вас задание? Я бы меньше волновалась! — Она приблизилась к мужу и потянулась за поцелуем. Обниматься не стали, потому что Маша тоже была вся в муке.
— Извини, не смог, — ровным, безжизненным тоном ответил Илья. Ему не пришлось отводить в сторону бессовестные глаза, так как в момент встречи с женой он, поймав, разглядывал Лешу. — А что ты делаешь?
— Я пеку пирог! — торжественно объявила Маша.
— Пирог?! Ты?! — изумился Илья.
— Да. Твой любимый, яблочный. Позвонила твоей маме, узнала рецепт. Кажется, ей стало плохо с сердцем, настолько ее потрясла моя мирная инициатива.
— Мне сейчас тоже станет плохо! Маша! Ты печешь пирог?!
— Я всю ночь не спала, думала о тебе. И о нас, — призналась Маша. — Поняла, как я тебя люблю и как мало забочусь о тебе. Никогда не глажу рубашек, не готовлю еду…
— Маша! — собираясь зарыдать, воскликнул Здоровякин. Ему было ужасно стыдно.
— Но ты ведь не разлюбишь меня за хозяйственную бестолковость?
— Конечно нет!
— Зато я считаюсь приличным программистом.
— Конечно, Маша! — Меня все хотят. Как программиста, конечно
Это ведь тоже что-то значит, правда?
— Да.
— Я успешно самореализуюсь, я получаю такое удовольствие от работы… И наверное, это как-то компенсирует мои многочисленные недостатки, да?
— Я тобой горжусь! — со слезами на глазах выкрикнул Здоровякин.
— И поэтому прощаешь мне грязный пол, отсутствие ужина, неумытых детей…
— Запросто!
— И я так тебя люблю! — счастливо вздохнула Маша. — Пойдем. Пирог готов. Надолго отпустили-то после бессонной ночи?
Знала бы Маша, насколько бессонной была сегодняшняя ночь для Ильи! Но ее вера в порядочность Здоровякина была безгранична. «Если бы у него что-то было с той бесподобной блондинкой, с которой его видели, он бы сразу мне сказал! — удовлетворенно думала Маша, вытаскивая пирог из духовки. — Он ведь совсем не способен лгать. Он безупречно честный… Ух ты, получилось!»
— Маша, ты меня удивляешь! — потрясенно заметил Илья, разглядывая пирог. — Впервые в жизни, и так удачно!
— Сама не ожидала. Наверное, потому, что думала о тебе.
Илья оглянулся в поисках места, куда бы можно было присесть с тарелкой без ущерба для одежды. Вся кухня была засыпана мукой.
— Вообще-то я на пять минут, — признался он
Привидения примчались на кухню за порцией пирога. С них сыпалась мука. А вскоре потекло и смородиновое варенье, присутствовавшее в начинке.
— Всего на пять минут! — расстроилась Маша. — А мне, кажется, придется заняться генеральной уборкой, — обреченно вздохнула она.
Маша уже думала о том, что надо выбирать менее трудоемкие способы выражения любви к мужу. Тем более тревога оказалась ложной.
— Блестяще, блестяще! — чавкал пирогом Илья. — Ты проявляешь разносторонность истинно талантливого человека. Тебе все удается!
…Направляясь обратно на работу, Здоровякин не мог не признать мудрости Валдаева. Действительно, как все было бы сложно, и мрачно, и безысходно, расскажи он сейчас Маше о Настасье. Теперь же он оставил дома счастливую, ничего не ведающую жену. Только на душе было мерзко.
Проходя мимо остановки и увидав троллейбус номер 8, Илья вспомнил, что тот идет по Дебютной улице, где находится бутик «Галерея цветов». Повинуясь секундному порыву, капитан ринулся в распахнутые двери троллейбуса.
* * *
Валдаев трезво рассудил, что, предложи он Зуфару Алимовичу снова пустить «наружку» за вернувшимся из Москвы Кобриным, начальник скажет: «Вот ты и займись!» Но капитану совсем не улыбалось мотаться по городу за вице-президентом «Пластэка» в двадцатипятиградусный зной, в надежде «вычислить» его сексапильную подружку-блондинку, упущенную Здоровякиным. Поэтому он поступил просто и бесхитростно.
— Здрасьте, Ярослав Геннадьевич, — объявил он, вваливаясь в прохладный кобринский кабинет. За спиной сияла секретарша Аллочка, обрадованная визитом улыбчивого и веселого капитана. — Хотел бы оторвать вас от дел буквально на пару минут.
Аллочка поставила на стол между мужчинами два запотевших бокала с ледяной водой и скрылась.
— Выяснилось что-то новое? — с некоторой тревогой спросил Кобрин.
— Да. Ярослав Геннадьевич, я вас обрадую: вы входите в круг лиц, подозреваемых в причастности к убийству Никиты Кармелина.
— Серьезно? — криво усмехнулся Кобрин. — Спасибо за откровенность.
— Поэтому за вами было установлено наружное наблюдение.
Улыбка сползла с лица Ярослава Геннадьевича. Валдаев с умным видом достал записную книжку и раскрыл ее наугад:
— Здесь у меня результаты наблюдения за вашей активной, насыщенной жизнью.
Кобрин нервно отхлебнул воды из бокала.
На странице, которая была сейчас перед глазами Александра, значилось: «Вера (стюардесса „Трансвэйз“) — 378-907. Вероника (из библиотеки им. Горького) — 354-665. Валерия (гор. администрация, юр. отдел) — 689-332. Валентина (ТЮЗ) — 540-481».
Сведения скорее отображали размах и напряженность сексуальной жизни самого Александра, нежели имели отношение к господину Кобрину. Но бедный Ярослав Геннадьевич этого не знал. Он немного спал с лица.
— И я хотел бы прояснить некоторые моменты.
— Пожалуйста.
— Вы неоднократно встречались с девушкой весьма впечатляющей внешности. Блондинка с шикарными формами.
Кобрин взволнованно задышал.
— Наш разговор никак не фиксируется, — напомнил Саша. — Пока.
— Я хотел бы сохранить конфиденциальность. Насколько это возможно в расследовании убийства.
— Вы достаточно проницательны, Ярослав Геннадьевич. Трудно говорить о какой-то там конфиденциальности, когда на руках труп.
— Но поверьте, девушка не имеет совершенно никакого отношения к смерти Никиты Андреевича.
— Правда? — удивился Валдаев. — Да что вы!
— Правда. Но если моя связь с ней всплывет, мне можно заказывать катафалк.
Саша пристально взглянул на собеседника, уже теряя интерес и к нему, и к его таинственной подружке. Интуиция подсказывала, что они с Ильей наткнулись на банальный факт супружеской измены.
— Рассказывайте, — разочарованно вздохнул Валдаев. — Если я удостоверюсь, что ваша знакомая действительно не причастна к гибели Кармелина, я буду нем, как евнух.
— Почему как евнух? — удивился Кобрин. — Вроде бы им отрезали не язык?
— Это я так, чтобы вы расслабились, — кивнул Валдаев. — Давайте-ка по порядку. Имя, фамилия, год рождения, адрес…
— Монастырская Янина Всеволодовна… — начал делиться интимными воспоминаниями Кобрин. Валдаев почему-то внушал ему доверие. Возможно, с этим парнем на самом деле удастся договориться…
Глава 22
От троллейбусной остановки до дверей бутика «Галерея цветов» было по крайней мере метров триста. Расстояние вполне достаточное, чтобы задавить увесистой тушей человек пятнадцать безвредных пешеходов, — Здоровякин несся к магазинчику не разбирая дороги, на реактивных крыльях внезапной любви. И на крыльце он столкнулся с предметом обожания и вожделения — Настасьей.
— Илья! Ты откуда?! — воскликнула она.
— Ты плакала! — понял Здоровякин. — Почему? Они отошли к витрине бутика, чтобы не мешать прохожим.
— Кажется, я оставил тебя сегодня утром в неплохом настроении, — сказал Илья, рассматривая опухшую от слез Настасью. Он с трудом сдерживался: так хотелось заключить несчастную красавицу в медвежьи объятия!
— Ты оставил меня в чудесном настроении. Мне сто лет не было так хорошо. Но пришла свекровь и все испортила. Вот теперь плачу. Она всегда меня доводит!
— Да… Знаем мы вашу драгоценную свекровь. Я беседовал с Юлией Тихоновной. До сих пор мороз по коже.
— Именно. А я тринадцать лет вынуждена терпеть ее милый характер.
— Бедняжка!
— А как у тебя дома? Что сказал жене?
— Ничего, — опустил голову Илья.
— Но ведь ты должен был объяснить свое отсутствие ночью?
— Не в первый раз.
— Как! — возмутилась Настасья, улыбаясь. — Я, значит, не первая твоя любовница?! Что же ты разыгрывал из себя пай-мальчика? Сейчас я тебя задушу!
— Первая! Просто моя работа предполагает ночные отлучки, — объяснил Илья, перехватывая тонкие запястья Настасьи у своей шеи. — Мария к этому привыкла.
— Подожди! Не уходи, я сейчас! Настасья метнулась к дверям бутика.
— Лена, дай мне флакончик Нины Риччи. Что там у нас есть?
— Вот, Настасья Сергеевна. Подойдет?
— Да. Упакуй, пожалуйста.
— А с кем вы, Настасья Сергеевна, стоите за витриной? Мы вас видим. Такой огромный мужчина!
— Девочки, это оперативник, который занимается расследованием. Я хочу подарить духи его жене.
— Ну вот, — возмутилась Лена, — везде мздоимцы! Хоть флакон духов, но урвать.
— Что ты, Лена! — изумленно посмотрела на продавщицу Настасья. — Он меня ни о чем не просил
— Я сама захотела сделать презент его жене! Потому что он хороший человек! Вот, возьми! — сказала Настасья, протягивая Илье завернутую в фирменную бумагу коробочку. — Подари жене. Она пользуется парфюмом?
— Да, — уверенно кивнул Илья. — От нее приятно пахнет. Только я не возьму. Слишком дорого.
— Подарок! Возьми, иначе я обижусь. Наверное, я чувствую себя виноватой перед Машей. Поэтому мне хочется что-то ей подарить…
— Нет, не возьму, — уперся копытом Здоровякин
Настасья поняла, что спорить бесполезно. Она уже упрекала себя за глупый порыв. «Да, действительно, выглядит глупо… Какая я идиотка!» — подумала Настасья и спрятала коробку в сумку. Возникшая пауза была бы неловкой, если бы не страстная и нежная любовь, сквозившая во взглядах любовников. Внезапно Настасья отпрянула от Ильи:
— Ах, Роман Артурович, вы откуда?
К влюбленной парочке подкатился пухлый толстяк. Несмотря на жаркий день, он был при полном параде — костюм-тройка, галстук-бабочка. Естественно, что на лбу у него выступила испарина. Дискомфорт, очевидно, усугублялся, кроме теплой экипировки, и дурацкой манерой Романа Артуровича размахивать руками и подпрыгивать.
— Настенька! — застрекотал он, заламывая пухлые грабельки. — Какой ужас! Какой кошмар! Невозможно! Невыносимо! Я отдыхал! Я дышал дивным воздухом Швейцарии! Но вернулся! И узнал, что Никита убит! Отравлен! Какая трагедия! Настенька! Я выражаю вам мои соболезнования!
Илья немного посторонился, чтобы не мешать бурной жестикуляции взмокшего толстяка.
— Познакомьтесь, Роман Артурович, Илья Здоровякин. Из уголовного розыска. Занимается делом Никиты, — представила друга Настасья. По горестному и убитому выражению ее лица нельзя было догадаться, что минуту назад она улыбалась Илье. — Илья, Роман Артурович Гольшиц. Адвокат Никиты.
— Я лишился лучшего клиента! — воскликнул Гольшиц. — Какая несправедливость! Нам всем так будет не хватать Никиты Андреевича!..
Поохав еще полминуты, Роман Артурович внезапно изменился. Надрыв и экзальтация куда-то исчезли.
— Настасья, — сказал он совершенно иным тоном — сухим, деловитым. — Вы должны уделить мне некоторое время. Я направлялся в «Галерею», чтобы встретиться с вами. Обсудим вкратце вопросы, касающиеся исполнения завещания…
— За-ве-ща-ние… — поэтапно выдохнула Настасья одними губами. — Ой, мне что-то плохо!..
Илья подставил руку, и Настасья смогла на нее опереться. Казалось, она собирается упасть в обморок.
— Настенька, Настенька, — снова засуетился, запрыгал Гольшиц, вызывая у Здоровякина приступ зубной боли. — Что с вами? Жарко? Пожалуйте в мой автомобиль. Там кондиционер. Прошу сюда, буквально три шага…
— Я совсем забыла про завещание… — объяснила Настасья в автомобиле, где царила чудесная прохлада. — Совершенно! Мне было не до того!
— Это естественно, Настенька! Конечно, не до того! Это естественно! Подумать, что вам пришлось пережить! — взмахнул рукой Гольшиц.
— Ну и денек! Сначала свекровь заявилась, испортила настроение, теперь вы, Роман Артурович! — вздохнула Настасья. — Я совершенно забыла про завещание! А вы не можете о нем забыть? — с надеждой посмотрела она на адвоката.
Тот поджал губы.
— Конечно нет, — безапелляционно отрезал Роман Артурович. Трудно было предполагать в нем, таком округлом и мягком, подобную твердость. — Последняя воля моего любимого клиента! И не забывайте, завещание оформлено по всем правилам, зарегистрировано у нотариуса по месту жительства
Нет, нет, Настенька, мы должны досконально соблюсти все формальности.
Настасья издала непонятный полустон-полувсхлип, в котором звучали отчаяние, и злость, и бессилие.
— Но это несправедливо! — крикнула она. — Никита написал это проклятое завещание под влиянием момента! Мы поссорились! Мы были на грани развода! Мы выискивали способы, как больнее уколоть друг друга! А потом все прошло, как дурной сон. Никита сказал, что изменит завещание, а я ему сказала: «Да черт с ним, мы ведь будем жить бесконечно долго! И вместе!» И вот что в результате получилось.
Настасья достала из сумочки основательно измятый платок — очевидно, сегодня она не впервые прибегала к его услугам. А Гольшиц потянулся к кейсу.
— Как бы там ни было, документ имеет юридическую силу, — бесстрастно заявил он, вынимая из чемоданчика документы, помещенные в прозрачные пластиковые обложки.
— Я хочу ознакомиться, — сказал Илья.
— Предъявите удостоверение, — мягко улыбнулся Гольшиц.
Документ, существование которого так расстраивало Настасью, переместился в руки Здоровякина. Ему хватило минуты, чтобы вникнуть в содержание. Потом он Оторвал взгляд от бумаг и посмотрел на Настасью. Та кивнула, скорбно поджав губы. «Вот так! — читалось на ее лице. — Доигралась!»
— Мне необходима копия, — потребовал Здоровякин.
— Берите, — сказал адвокат, протягивая другой лист.
— Ну, мужчины! — взмолилась Настасья. — Неужели ничего нельзя придумать?!
Гольшиц патетически вздохнул. Илья сокрушенно покачал головой.
* * *
Едва взглянув на Яну Монастырскую, Валдаев расстроенно подумал: «Сколько на небе звезд, столько и девушек в Риме». Уныние Александра относилось к факту, что он не мог охватить пристальным вниманием всех симпатичных девушек в городе. Настроившись на завоевание Маргариты, он то и дело сталкивался с другими, не менее очаровательными экземплярами. Конечно, далеко не все они обладали дьявольским темпераментом Маргариты, выражавшимся в постоянной погоне за опасностью. Но и Яна Монастырская, феерическая блондинка с безупречными формами, отнюдь не являлась по роду занятий серой конторской крыской. Напротив, подобно Маргарите, она тоже служила в агентстве, только не в охранном, а детективном — под названием «Шерлок».
Их беседа длилась уже около получаса. К буйному сожалению Саши, красавица в глаза не видела Никиту Кармелина, а уж о том, что именно она внедрилась к нему в доверие и скормила бизнесмену смертельную отраву, не стоило и мечтать. Зато девушка поведала визитеру о пылких отношениях с господином Кобриным и посвятила капитана в историю их знакомства.
— Надо же, как интересно! А каким образом тебя вообще занесло в «Шерлок»?
— Ну, я окончила юрфак, а потом курсы частных детективов, — сообщила Яна, поглядывая с усмешкой на взмокшего Валдаева.
Валдаев покрылся потом, во-первых, оттого, что на его собеседнице (дело происходило в квартире Яны в Речном тупике) был надет крошечный халатик, не оставлявший простора фантазии. Во-вторых, потому, что, рассказывая о Кобрине, девушка не опускала интимные подробности, с удовольствием детализируя. А в-третьих, Александра чрезвычайно волновал голос Яны. Изумительный, звучный, сексуальный.
— Лучше бы ты окончила консерваторию, — заметил Саша. — Ты не пробовала петь?
Яна загадочно улыбнулась:
— Пробовала.
— Получается?
— Ну, как тебе сказать…
Саше хотелось подергать девушку за прядь пышных светлых волос, подстриженных каре, проверить, не парик ли это. Но вскоре вопрос отпал, так как вне зависимости от происхождения шевелюры Яна никак не могла оказаться той самой девушкой, которая была замечена у особняка Кармелиных четырнадцатого августа — в день убийства Никиты Андреевича. Потому что в субботу сплоченный коллектив «Шерлока» отправился почти в полном составе на озеро Ачаккуль, плавать, загорать, жарить шашлыки. Увеселительное мероприятие продолжалось с девяти утра до двенадцати ночи.
— Я дам телефоны моих коллег, звони, проверяй, — сказала Яна. — Хочешь еще пепси?
— Лучше бы пива, — вздохнул Валдаев. — Такое пекло.
— А у меня есть «Хольстен»! — обрадовала Яна.
— Нельзя. Я на службе.
— Пиво-то можно!
— Нет, — отрезал Валдаев. — Нельзя. Начальство унюхает. Наш майор мог бы работать трубочкой. Исключительное чутье. «Дирол», «Антиполицай» — ничего не помогает.
— Какой такой трубочкой?
— Знаешь, в нее дунешь, и видно: пил — не пил…
— А-а… Ну тогда завидуй.
Яна вылезла из кресла, продемонстрировав сыщику во всех подробностях голые загорелые ноги. Она, гипнотизируя Валдаева долгим взглядом, затянула пояс на талии. Она не спеша направилась к холодильнику. Она принесла себе ледяную банку пива, потянула за кольцо и, издевательски улыбаясь, медленно сделала первый глоток.
— Хорошо! — удовлетворенно выдохнула Яна, облизывая губы. Одна янтарная капля скатилась по пухлой нижней губе, собираясь прыгнуть на подбородок.
«Я за себя не ручаюсь!» — подумал Александр, нервно проглатывая ком, застрявший в горле, размером по крайней мере с бронтозавра.
— Так хочешь или нет? — спросила Яна. Было непонятно, что она предлагает — пиво или себя. Или и то, и другое вместе…
— Канэчно, хачу, — с кавказским акцентом ответил Валдаев. — Телефончики коллег давай, я запишу…
Вмиг все исчезло: таинственное мерцание глаз, откровенный взгляд, провоцирующая поза. Яна бросила на колени сыщику записную книжку.
— На букву «Ш», — холодно процедила она сквозь зубы. — Там все телефоны «Шерлока». Поторопись, мне надо в агентство…
…«Почему я ее не… И-эх! — размышлял Александр, спускаясь по лестнице. — Какая… Блин! Но… И все-таки… А я ей понравился. Эт точно, И она мне тоже. Хотя… Маргарита, конечно, лучше. Эх, Маргарита! Но Яна… Нет, чересчур доступна. Мы не должны забывать о победоносном шествии СПИДа по планете. Ага, пора в крематорий, — подытожил Валдаев результаты визита к сексапильной девице. — Боязнь подцепить заразу парализует здоровые инстинкты половозрелого мужчины. Раньше я рисковал и получал наслаждение. С годами пришла скучная осмотрительность и осторожность. Какая смертная тоска!.. Или это не страх, а происки Маргариты? Сидит в моем сердце бессовестная девчонка и отбивает вкус к сексу с другими женщинами!»
Половозрелый мужчина направился в сторону родного управления. Вскоре мысли о том, что единственная кандидатка на роль отравительницы оказалась невинной овечкой (невинной — в плане непричастности к убийству Кармелина) и теперь непонятно, какой сахарной косточкой заткнуть кровожадную пасть Зуфаралимыча, совершенно затмили грустные рассуждения об утрате былой молодецкой удали.
* * *
— Читай! — закричал Здоровякин, врываясь в кабинет и бросая на стол перед Валдаевым копию завещания.
— Бог мой, ты подобен разрушительному смерчу! — сказал Александр. — Смотри не снеси сейф. Там наше табельное оружие. Может бабахнуть. О, здравствуйте!
Приветствие относилось к Настасье, с пасмурным видом появившейся следом за Здоровякиным.
— Садись, — пододвинул стул Илья.
— Настасья, как дела, как здоровье? — с невинным видом поинтересовался Александр. По его непроницаемому лицу абсолютно нельзя было догадаться, что он в курсе любовных похождений друга. — Кстати, я заметил, что вы уже давно на «ты».
— Да, — пожала плечами Настасья. — К чему церемонии?
— Тогда и мне можно? — с улыбкой спросил Валдаев.
— Конечно.
— Спасибо, — поблагодарил сыщик. — Кстати, Кузьмич, я тебя обрадую. Я нашел-таки девицу, которая испробовала на тебе убойную силу электрошокера.
— И что?!
— Не она, — уныло покачал головой Саша. — Элементарная любовница, не более того. Весь день четырнадцатого августа резвилась на озере в компании друзей. Я проверил алиби.
— Как жаль! Ладно. Читай!
Валдаев послушно уткнулся в документ. Настасья и Илья следили за выражением его лица. Александр не подвел: к концу чтения он изобразил на лице именно то, что ждали от него зрители, — недоумение пополам с диковатым восторгом.
— Ни хрена себе!
— Вот именно, — кивнул Илья. — Впечатляет?
— Да уж. Но как же так, Настасья? По завещанию ты получаешь дырку от бублика! Ты, любимая женщина Никиты Кармелина.
— Ну, не дырку, — поправил Здоровякин, — а остатки денег на личном счете.
— Там уже немного, — вздохнула Настасья. — Я страшно неэкономна.
— И больше — ни-че-го! — с непонятным торжеством объявил Илья.
— М-да… Зато Юлия Тихоновна не будет роптать. Кармелин оказался исключительно заботливым сыном! Акции «Пластэка», дом на Оранжевом бульваре, счета в трех банках.
— Представляю ее злорадство, — сказала Настасья. — Она всегда была убеждена, что ее Никита любит гораздо сильнее меня.
— И пятьдесят тысяч долларов Маргарите! Пятьдесят тысяч долларов! За что наша огнеопасная малютка удостоилась столь щедрого подарка?
— Она заслужила, — ответила Настасья. — Даже если бы Никита оставил ей сто пятьдесят тысяч, то и тогда это было бы оправдано. Маргарита спасла ему жизнь.
— И ему тоже? — удивился Валдаев, с некоторой дрожью вспоминая первый день знакомства с Маргаритой. Положительно, для бойкой девчурки являлось любимым видом спорта спасать людям жизнь!
— Илья! Ты откуда?! — воскликнула она.
— Ты плакала! — понял Здоровякин. — Почему? Они отошли к витрине бутика, чтобы не мешать прохожим.
— Кажется, я оставил тебя сегодня утром в неплохом настроении, — сказал Илья, рассматривая опухшую от слез Настасью. Он с трудом сдерживался: так хотелось заключить несчастную красавицу в медвежьи объятия!
— Ты оставил меня в чудесном настроении. Мне сто лет не было так хорошо. Но пришла свекровь и все испортила. Вот теперь плачу. Она всегда меня доводит!
— Да… Знаем мы вашу драгоценную свекровь. Я беседовал с Юлией Тихоновной. До сих пор мороз по коже.
— Именно. А я тринадцать лет вынуждена терпеть ее милый характер.
— Бедняжка!
— А как у тебя дома? Что сказал жене?
— Ничего, — опустил голову Илья.
— Но ведь ты должен был объяснить свое отсутствие ночью?
— Не в первый раз.
— Как! — возмутилась Настасья, улыбаясь. — Я, значит, не первая твоя любовница?! Что же ты разыгрывал из себя пай-мальчика? Сейчас я тебя задушу!
— Первая! Просто моя работа предполагает ночные отлучки, — объяснил Илья, перехватывая тонкие запястья Настасьи у своей шеи. — Мария к этому привыкла.
— Подожди! Не уходи, я сейчас! Настасья метнулась к дверям бутика.
— Лена, дай мне флакончик Нины Риччи. Что там у нас есть?
— Вот, Настасья Сергеевна. Подойдет?
— Да. Упакуй, пожалуйста.
— А с кем вы, Настасья Сергеевна, стоите за витриной? Мы вас видим. Такой огромный мужчина!
— Девочки, это оперативник, который занимается расследованием. Я хочу подарить духи его жене.
— Ну вот, — возмутилась Лена, — везде мздоимцы! Хоть флакон духов, но урвать.
— Что ты, Лена! — изумленно посмотрела на продавщицу Настасья. — Он меня ни о чем не просил
— Я сама захотела сделать презент его жене! Потому что он хороший человек! Вот, возьми! — сказала Настасья, протягивая Илье завернутую в фирменную бумагу коробочку. — Подари жене. Она пользуется парфюмом?
— Да, — уверенно кивнул Илья. — От нее приятно пахнет. Только я не возьму. Слишком дорого.
— Подарок! Возьми, иначе я обижусь. Наверное, я чувствую себя виноватой перед Машей. Поэтому мне хочется что-то ей подарить…
— Нет, не возьму, — уперся копытом Здоровякин
Настасья поняла, что спорить бесполезно. Она уже упрекала себя за глупый порыв. «Да, действительно, выглядит глупо… Какая я идиотка!» — подумала Настасья и спрятала коробку в сумку. Возникшая пауза была бы неловкой, если бы не страстная и нежная любовь, сквозившая во взглядах любовников. Внезапно Настасья отпрянула от Ильи:
— Ах, Роман Артурович, вы откуда?
К влюбленной парочке подкатился пухлый толстяк. Несмотря на жаркий день, он был при полном параде — костюм-тройка, галстук-бабочка. Естественно, что на лбу у него выступила испарина. Дискомфорт, очевидно, усугублялся, кроме теплой экипировки, и дурацкой манерой Романа Артуровича размахивать руками и подпрыгивать.
— Настенька! — застрекотал он, заламывая пухлые грабельки. — Какой ужас! Какой кошмар! Невозможно! Невыносимо! Я отдыхал! Я дышал дивным воздухом Швейцарии! Но вернулся! И узнал, что Никита убит! Отравлен! Какая трагедия! Настенька! Я выражаю вам мои соболезнования!
Илья немного посторонился, чтобы не мешать бурной жестикуляции взмокшего толстяка.
— Познакомьтесь, Роман Артурович, Илья Здоровякин. Из уголовного розыска. Занимается делом Никиты, — представила друга Настасья. По горестному и убитому выражению ее лица нельзя было догадаться, что минуту назад она улыбалась Илье. — Илья, Роман Артурович Гольшиц. Адвокат Никиты.
— Я лишился лучшего клиента! — воскликнул Гольшиц. — Какая несправедливость! Нам всем так будет не хватать Никиты Андреевича!..
Поохав еще полминуты, Роман Артурович внезапно изменился. Надрыв и экзальтация куда-то исчезли.
— Настасья, — сказал он совершенно иным тоном — сухим, деловитым. — Вы должны уделить мне некоторое время. Я направлялся в «Галерею», чтобы встретиться с вами. Обсудим вкратце вопросы, касающиеся исполнения завещания…
— За-ве-ща-ние… — поэтапно выдохнула Настасья одними губами. — Ой, мне что-то плохо!..
Илья подставил руку, и Настасья смогла на нее опереться. Казалось, она собирается упасть в обморок.
— Настенька, Настенька, — снова засуетился, запрыгал Гольшиц, вызывая у Здоровякина приступ зубной боли. — Что с вами? Жарко? Пожалуйте в мой автомобиль. Там кондиционер. Прошу сюда, буквально три шага…
— Я совсем забыла про завещание… — объяснила Настасья в автомобиле, где царила чудесная прохлада. — Совершенно! Мне было не до того!
— Это естественно, Настенька! Конечно, не до того! Это естественно! Подумать, что вам пришлось пережить! — взмахнул рукой Гольшиц.
— Ну и денек! Сначала свекровь заявилась, испортила настроение, теперь вы, Роман Артурович! — вздохнула Настасья. — Я совершенно забыла про завещание! А вы не можете о нем забыть? — с надеждой посмотрела она на адвоката.
Тот поджал губы.
— Конечно нет, — безапелляционно отрезал Роман Артурович. Трудно было предполагать в нем, таком округлом и мягком, подобную твердость. — Последняя воля моего любимого клиента! И не забывайте, завещание оформлено по всем правилам, зарегистрировано у нотариуса по месту жительства
Нет, нет, Настенька, мы должны досконально соблюсти все формальности.
Настасья издала непонятный полустон-полувсхлип, в котором звучали отчаяние, и злость, и бессилие.
— Но это несправедливо! — крикнула она. — Никита написал это проклятое завещание под влиянием момента! Мы поссорились! Мы были на грани развода! Мы выискивали способы, как больнее уколоть друг друга! А потом все прошло, как дурной сон. Никита сказал, что изменит завещание, а я ему сказала: «Да черт с ним, мы ведь будем жить бесконечно долго! И вместе!» И вот что в результате получилось.
Настасья достала из сумочки основательно измятый платок — очевидно, сегодня она не впервые прибегала к его услугам. А Гольшиц потянулся к кейсу.
— Как бы там ни было, документ имеет юридическую силу, — бесстрастно заявил он, вынимая из чемоданчика документы, помещенные в прозрачные пластиковые обложки.
— Я хочу ознакомиться, — сказал Илья.
— Предъявите удостоверение, — мягко улыбнулся Гольшиц.
Документ, существование которого так расстраивало Настасью, переместился в руки Здоровякина. Ему хватило минуты, чтобы вникнуть в содержание. Потом он Оторвал взгляд от бумаг и посмотрел на Настасью. Та кивнула, скорбно поджав губы. «Вот так! — читалось на ее лице. — Доигралась!»
— Мне необходима копия, — потребовал Здоровякин.
— Берите, — сказал адвокат, протягивая другой лист.
— Ну, мужчины! — взмолилась Настасья. — Неужели ничего нельзя придумать?!
Гольшиц патетически вздохнул. Илья сокрушенно покачал головой.
* * *
Едва взглянув на Яну Монастырскую, Валдаев расстроенно подумал: «Сколько на небе звезд, столько и девушек в Риме». Уныние Александра относилось к факту, что он не мог охватить пристальным вниманием всех симпатичных девушек в городе. Настроившись на завоевание Маргариты, он то и дело сталкивался с другими, не менее очаровательными экземплярами. Конечно, далеко не все они обладали дьявольским темпераментом Маргариты, выражавшимся в постоянной погоне за опасностью. Но и Яна Монастырская, феерическая блондинка с безупречными формами, отнюдь не являлась по роду занятий серой конторской крыской. Напротив, подобно Маргарите, она тоже служила в агентстве, только не в охранном, а детективном — под названием «Шерлок».
Их беседа длилась уже около получаса. К буйному сожалению Саши, красавица в глаза не видела Никиту Кармелина, а уж о том, что именно она внедрилась к нему в доверие и скормила бизнесмену смертельную отраву, не стоило и мечтать. Зато девушка поведала визитеру о пылких отношениях с господином Кобриным и посвятила капитана в историю их знакомства.
— Надо же, как интересно! А каким образом тебя вообще занесло в «Шерлок»?
— Ну, я окончила юрфак, а потом курсы частных детективов, — сообщила Яна, поглядывая с усмешкой на взмокшего Валдаева.
Валдаев покрылся потом, во-первых, оттого, что на его собеседнице (дело происходило в квартире Яны в Речном тупике) был надет крошечный халатик, не оставлявший простора фантазии. Во-вторых, потому, что, рассказывая о Кобрине, девушка не опускала интимные подробности, с удовольствием детализируя. А в-третьих, Александра чрезвычайно волновал голос Яны. Изумительный, звучный, сексуальный.
— Лучше бы ты окончила консерваторию, — заметил Саша. — Ты не пробовала петь?
Яна загадочно улыбнулась:
— Пробовала.
— Получается?
— Ну, как тебе сказать…
Саше хотелось подергать девушку за прядь пышных светлых волос, подстриженных каре, проверить, не парик ли это. Но вскоре вопрос отпал, так как вне зависимости от происхождения шевелюры Яна никак не могла оказаться той самой девушкой, которая была замечена у особняка Кармелиных четырнадцатого августа — в день убийства Никиты Андреевича. Потому что в субботу сплоченный коллектив «Шерлока» отправился почти в полном составе на озеро Ачаккуль, плавать, загорать, жарить шашлыки. Увеселительное мероприятие продолжалось с девяти утра до двенадцати ночи.
— Я дам телефоны моих коллег, звони, проверяй, — сказала Яна. — Хочешь еще пепси?
— Лучше бы пива, — вздохнул Валдаев. — Такое пекло.
— А у меня есть «Хольстен»! — обрадовала Яна.
— Нельзя. Я на службе.
— Пиво-то можно!
— Нет, — отрезал Валдаев. — Нельзя. Начальство унюхает. Наш майор мог бы работать трубочкой. Исключительное чутье. «Дирол», «Антиполицай» — ничего не помогает.
— Какой такой трубочкой?
— Знаешь, в нее дунешь, и видно: пил — не пил…
— А-а… Ну тогда завидуй.
Яна вылезла из кресла, продемонстрировав сыщику во всех подробностях голые загорелые ноги. Она, гипнотизируя Валдаева долгим взглядом, затянула пояс на талии. Она не спеша направилась к холодильнику. Она принесла себе ледяную банку пива, потянула за кольцо и, издевательски улыбаясь, медленно сделала первый глоток.
— Хорошо! — удовлетворенно выдохнула Яна, облизывая губы. Одна янтарная капля скатилась по пухлой нижней губе, собираясь прыгнуть на подбородок.
«Я за себя не ручаюсь!» — подумал Александр, нервно проглатывая ком, застрявший в горле, размером по крайней мере с бронтозавра.
— Так хочешь или нет? — спросила Яна. Было непонятно, что она предлагает — пиво или себя. Или и то, и другое вместе…
— Канэчно, хачу, — с кавказским акцентом ответил Валдаев. — Телефончики коллег давай, я запишу…
Вмиг все исчезло: таинственное мерцание глаз, откровенный взгляд, провоцирующая поза. Яна бросила на колени сыщику записную книжку.
— На букву «Ш», — холодно процедила она сквозь зубы. — Там все телефоны «Шерлока». Поторопись, мне надо в агентство…
…«Почему я ее не… И-эх! — размышлял Александр, спускаясь по лестнице. — Какая… Блин! Но… И все-таки… А я ей понравился. Эт точно, И она мне тоже. Хотя… Маргарита, конечно, лучше. Эх, Маргарита! Но Яна… Нет, чересчур доступна. Мы не должны забывать о победоносном шествии СПИДа по планете. Ага, пора в крематорий, — подытожил Валдаев результаты визита к сексапильной девице. — Боязнь подцепить заразу парализует здоровые инстинкты половозрелого мужчины. Раньше я рисковал и получал наслаждение. С годами пришла скучная осмотрительность и осторожность. Какая смертная тоска!.. Или это не страх, а происки Маргариты? Сидит в моем сердце бессовестная девчонка и отбивает вкус к сексу с другими женщинами!»
Половозрелый мужчина направился в сторону родного управления. Вскоре мысли о том, что единственная кандидатка на роль отравительницы оказалась невинной овечкой (невинной — в плане непричастности к убийству Кармелина) и теперь непонятно, какой сахарной косточкой заткнуть кровожадную пасть Зуфаралимыча, совершенно затмили грустные рассуждения об утрате былой молодецкой удали.
* * *
— Читай! — закричал Здоровякин, врываясь в кабинет и бросая на стол перед Валдаевым копию завещания.
— Бог мой, ты подобен разрушительному смерчу! — сказал Александр. — Смотри не снеси сейф. Там наше табельное оружие. Может бабахнуть. О, здравствуйте!
Приветствие относилось к Настасье, с пасмурным видом появившейся следом за Здоровякиным.
— Садись, — пододвинул стул Илья.
— Настасья, как дела, как здоровье? — с невинным видом поинтересовался Александр. По его непроницаемому лицу абсолютно нельзя было догадаться, что он в курсе любовных похождений друга. — Кстати, я заметил, что вы уже давно на «ты».
— Да, — пожала плечами Настасья. — К чему церемонии?
— Тогда и мне можно? — с улыбкой спросил Валдаев.
— Конечно.
— Спасибо, — поблагодарил сыщик. — Кстати, Кузьмич, я тебя обрадую. Я нашел-таки девицу, которая испробовала на тебе убойную силу электрошокера.
— И что?!
— Не она, — уныло покачал головой Саша. — Элементарная любовница, не более того. Весь день четырнадцатого августа резвилась на озере в компании друзей. Я проверил алиби.
— Как жаль! Ладно. Читай!
Валдаев послушно уткнулся в документ. Настасья и Илья следили за выражением его лица. Александр не подвел: к концу чтения он изобразил на лице именно то, что ждали от него зрители, — недоумение пополам с диковатым восторгом.
— Ни хрена себе!
— Вот именно, — кивнул Илья. — Впечатляет?
— Да уж. Но как же так, Настасья? По завещанию ты получаешь дырку от бублика! Ты, любимая женщина Никиты Кармелина.
— Ну, не дырку, — поправил Здоровякин, — а остатки денег на личном счете.
— Там уже немного, — вздохнула Настасья. — Я страшно неэкономна.
— И больше — ни-че-го! — с непонятным торжеством объявил Илья.
— М-да… Зато Юлия Тихоновна не будет роптать. Кармелин оказался исключительно заботливым сыном! Акции «Пластэка», дом на Оранжевом бульваре, счета в трех банках.
— Представляю ее злорадство, — сказала Настасья. — Она всегда была убеждена, что ее Никита любит гораздо сильнее меня.
— И пятьдесят тысяч долларов Маргарите! Пятьдесят тысяч долларов! За что наша огнеопасная малютка удостоилась столь щедрого подарка?
— Она заслужила, — ответила Настасья. — Даже если бы Никита оставил ей сто пятьдесят тысяч, то и тогда это было бы оправдано. Маргарита спасла ему жизнь.
— И ему тоже? — удивился Валдаев, с некоторой дрожью вспоминая первый день знакомства с Маргаритой. Положительно, для бойкой девчурки являлось любимым видом спорта спасать людям жизнь!