— Да, вы можете, но я прошу вас этого не делать.
   — Не вижу в этом ничего плохого. Конечно, что же плохого для него, а вот для нее…
   — Я бы предпочла не заниматься этим, милорд.
   — Райна.
   Что-то в его голосе заставило ее обернуться и заглянуть ему в глаза:
   — Да?
   Схватив ее запястья, рыцарь притянул узницу к себе так, что ей надо было либо стать на колени, либо упасть к нему в ванну. Она опустилась на колени.
   — Не верьте всему, что видите или тому, что вам говорят, — проговорил он, отпустив ее руку и касаясь подбородка.
   Не желая поддаваться охватившему ее чувству, саксонка заглянула в его глаза:
   — Боюсь, что не понимаю вас.
   — Тогда я покажу вам.
   Не дав ей времени на раздумья, норманн притянул девушку к себе и прижал свои губы к ее губам.
   Максен тут же понял, что в поцелуе Райны неутоленная страсть и огонь. Он уже чувствовал, почему Сета оставила его равнодушным: ему нужна была только одна-единственная девушка — Райна. Но она была еще не готова, и нужно ждать. Неохотно Пендери разжал руки.
   Вскочив, Райна перевернула ведра, отошла подальше, провела тыльной стороной ладони по губам, словно стирала поцелуй рыцаря и… Сеты.
   Поймав ее разъяренный взгляд, тот облокотился о край ванны.
   — Как я уже сказал, не верьте словам и тому, что вы будто бы видели. Не Сета узнала вкус моих губ, а вы.
   Он сам не знал, почему ему хотелось ее успокоить.
   «Да какое мне дело, кто с вами спал? Вот если б речь шла обо мне».
   Он давно не принимал ванну и теперь наслаждался теплотой, разлившейся по всему телу. Даже глаза прикрыл.
   — Я уже предупреждал вас по поводу лжи. Или делайте это искусно, или кончайте с враньем раз и навсегда.
   Ответом ему была тишина и удаляющиеся шаги. Удивляясь себе, ей и тому, какой беспорядок творился в его мыслях и душе, Максен провел рукой по начинающим отрастать на голове волосам. Теперь Пендери становится похож не на монаха, а на хозяина огромного поместья, знатного барона, которым он поневоле стал по милости Райны.
   Все оказалось хуже, чем она предполагала. Особенно смущало Райну то, что Максен во время пира не отрывал от нее глаз. От его неотступного взгляда некуда было спрятаться. К тому же и рыцари смотрели на нее с любопытством. Гадали, что же произошло утром между ней и хозяином, когда им велено было удалиться из зала.
   «Пусть себе ломают голову. Если они поверят тому, во что поверила Сета, жизнь станет куда легче. Пока был жив Томас, его покровительство оберегало меня от приставаний норманнов, которые домогались расположения других девушек. Если они решат, что Максен избрал меня для постельных утех, то мне повезло. Лишь бы они не сочли меня обычной наложницей».
   Размышляя о своем, девушка подняла кувшин с элем и налила в подставленный кубок.
   — Эля! — крикнул рыцарь на другом конце стола. Хоть ты разорвись на части! Райна поспешила на голос и, подойдя ближе, увидела сэра Анселя, на лице которого играла ехидная усмешка. Она заметила, что его кубок наполнен до краев. Девушка повернулась, чтобы уйти, но сэр Ансель схватил ее:
   — И куда ты идешь, несчастная?
   Он говорил негромко, чтобы не обращать на себя внимание.
   — К тем, у кого пустые кубки!
   — А мой разве полон? — Он залпом выпил полкубка и поставил его на стол. — Мой кубок не наполнен.
   Закусив губу, чтобы не надерзить, девушка долила кубок до краев.
   — Теперь достаточно?
   От сэра Анселя не так-то легко было отделаться. Он опять отпил половину и поставил бокал на стол.
   Сдерживаясь из последних сил, Райна снова налила в кубок эля, попыталась высвободить руку, которую он держал. Но хватка у рыцаря была железной. Ансель взглянул на забинтованную руку.
   — Вы порезали ее?
   — Случайно.
   — Наверно, кинжалом?
   Дрожь пробежала по телу Райны. Скорее всего, это сэр Ансель оставил кинжал, как бы предлагая убить Максена. Ей хотелось быстрее избавиться от его общества, и Райна опять попробовала вырвать руку, но — безуспешно.
   А за спиной раздавались недовольные возгласы: рыцари требовали эля.
   — Я не могу заниматься только вами, — сказала Райна.
   — Пока нет, но скоро будешь.
   — Эй, служанка! Принеси еще вина! — донесся с помоста голос Пендери.
   Усмехнувшись, Ансель отпустил ее руку.
   Сердце девушки стучало так сильно, что, казалось, все слышали его биение. Но, дойдя до помоста, она успокоилась, дрожь в руках унялась.
   — Вы не слишком проворны, — упрекнул ее Максен.
   — Прошу прощения, меня задержали.
   Поднимая бокал, лорд Этчевери вопросительно на нее взглянул:
   — Сэр Ансель?
   — Поразительная наблюдательность!
   — Почему?
   Что ответить? Не подобает ей, служанке, жаловаться на рыцаря.
   — Похоже, он очень хотел пить.
   — Что именно?
   — Эль.
   Максен наклонился:
   — Вы ведь скажете мне, когда Ансель захочет еще чего-нибудь, а не эля? Да?
   Намек был слишком прозрачным. Райна вспыхнула от смущения и кивнула. Максен, явно довольный собой, откинулся на спинку кресла:
   — Продолжайте заниматься своим делом.
   Она только и ждала этих слов! Двигаясь вдоль стола, саксонка наполняла кубки. Когда ее кувшин опустел, она поспешила к бочке с элем. Потом Райна столкнулась с Лусиллой, с которой так и не встретилась с того самого дня, когда ей подбросили кинжал.
   — Мне надо поговорить с тобой.
   Нахмурившись, что не шло ее хорошенькому личику, служанка переставила поднос на другую руку:
   — Сейчас?
   — Нет, позже, когда закончится пир. Наполнив два кувшина, Райна повернулась и, перехватив взгляд Пендери, тут же отвела глаза. Обед незаметно перешел в ужин, затянувшийся до самой ночи. От усталости девушка едва держалась на ногах. Под конец застолья она поняла, почему Максен не только снисходительно, а даже одобрительно относится к пьяному разгулу и поощряет его. Сам он пил мало, но зато внимательно слушал разговоры изрядно захмелевших рыцарей, у которых развязались языки. Он вникал в слова, пытаясь найти предателя, способного всадить нож в спину. Но, конечно, Максен уже знал имя, поскольку его взгляд то и дело обращался к сэру Анселю.
   Райна удивилась, когда именно Максен поднялся и сказал, что пир пора кончать. Послышались недовольные голоса, но рыцари подчинились. Можно теперь и ей располагать собой. Пока они сдвигали скамьи и столы к стенам, освобождая место для ночлега, девушка юркнула в кухню. Там она увидела того, кто был ей нужен: положив голову на стол, Лусилла спала в одиночестве, устав от несмолкающего шума и гвалта.
   Может, и не спрашивать ее ни о чем? И так все ясно. И все же она толкнула рукой девушку:
   — Лусилла…
   Та, пошевелившись, что-то пробормотала, но не проснулась.
   Райна потрясла ее:
   — Лусилла, проснись.
   Застонав, саксонка открыла мутные, заспанные глаза:
   — Все кончилось?
   — Да, они укладываются спать.
   — Слишком пьяны, чтобы звать меня.
   — Точно.
   — И теперь, когда мне так хочется спать, тебе приспичило поговорить?
   — Извини, но мне надо узнать одну вещь.
   — Наверно, хочешь спросить о кинжале, да?
   Райне показалось, что ее ткнули кулаком. Неужели оружие положила на поднос служанка, а не сэр Ансель?
   — Как ты догадалась?
   Лусилла провела рукой по лицу, протерла глаза:
   — Меня спрашивал об этом милорд. Он выяснял, виновна я или нет.
   — Не ты подложила его мне? Ну, под салфетку? — Райна молила Бога, чтобы Лусилла все сказала, как есть.
   Девушка лукаво улыбнулась:
   — Года два назад я бы так и сделала. Тогда я была ослеплена ложной гордостью и ненавистью к норманнам, но сейчас… — она покачала головой. — Нет, Райна, я не стала бы рисковать. Конечно, нелегко поладить с новыми хозяевами, но я смирилась с ними, как когда-то с отцом Эдвина.
   «Да, тогда Этчевери принадлежала семейству Харволфсонов. В ту пору поля орошались дождем, а не человеческой кровью».
   Лусилла отвлекла собеседницу от горестных размышлений, схватив ее за руку:
   — Они не уйдут, Райна. Ты должна с этим смириться.
   Та натянуто улыбнулась:
   — Я учусь, — она пожала руку саксонке и отошла от стола. — Спасибо тебе, я твоя должница.
   — Друзья должны помогать друг другу.
   Райна обрадовалась — значит, подруга не считает ее больше предательницей саксонского народа.
   — Правда?
   — Правда.
   Эта новость была единственной хорошей новостью за весь день, единственной звездочкой, освещавшей ночное небо.
   — Что между вами происходит? — спросила внезапно Лусилла, застав этим вопросом Райну врасплох.
   — Между нами? — кисло улыбнулась та.
   — Да, между тобой и Максеном все не так, как было у тебя с его братом.
   — Не понимаю, о чем ты говоришь?
   Лусилла, зевнув, прикрыла рот ладонью:
   — Я видела, как вы смотрели друг на друга. А теперь при одном упоминании его имени ты краснеешь, как девушка на первом свидании.
   Райна задохнулась от возмущения:
   — Ты ошибаешься.
   — Да?
   — Что я хочу от него и что он хочет от меня, ты подумала? У него есть Сета.
   — Неправда.
   — Этим утром он пригласил ее в постель.
   Лусилла нахмурилась:
   — Ты уверена?
   — Он отрицает это, но я собственными глазами видела, как она выходила из его комнаты вся растрепанная, а на Максене были только штаны.
   Встав, Лусилла подошла к Райне:
   — Он отрицает это?
   Вопрос Лусиллы вызвал у Райны странное ощущение: ей показалось, что ее загнали в угол.
   — Да, но я знаю, что это не так. Сперва Томас спал с ней, а теперь — его брат.
   — Это тебя расстраивает? — продолжала допытываться подруга.
   — Вовсе нет. А зачем тебе это, Лусилла?
   — Ты ведь подруга, не так ли?
   — Я уже начинаю сомневаться.
   Саксонка положила руку на плечо Райны:
   — Мы подруги, оттого я это и делаю. Подумай, прислушайся к голосу сердца, разберись в своих чувствах к хозяину. Ведь этим можно воспользоваться для своего же блага.
   — Ничего я не хочу от него!
   — Тогда ты будешь его любовницей, хотя можешь стать женой, если прислушаешься к моим словам.
   — Никогда я не захочу стать его женой, — сердито возразила Райна. — Я бы предпочла Томаса. Нет, Лусилла, я ненавижу Максена.
   Та кивнула:
   — Отчасти ненавидишь, отчасти любишь.
   Райне нужно было возразить, но лгать ей не хотелось:
   — Я не понимаю этого.
   — Тело — очень странная штука. Оно подчиняется разуму, но когда вспыхнет страсть, оно выходит из повиновения. Так-то!
   Лусилла права. Райна хотела Максена, ее сердце замирало при воспоминании о его поцелуях и объятиях, но все же, кроме страсти, примешивалось что-то такое, чего в сердце быть не должно.
   — Слушай меня, — настойчиво советовала собеседница. — Если ты отдашь себя Пендери без клятвы перед алтарем, ты проиграла. Твоя судьба будет судьбой рабыни, а твои дети вырастут с клеймом незаконнорожденных. А если ты отвергнешь его, затем отвернешься от него — он, скорее всего, женится на тебе, чтобы добиться благосклонности.
   Она станет замужней женщиной? А как же клятва, данная самой себе, что никогда не будет ничьей женой, не будет принадлежать ни одному мужчине, не заведет детей и согласится на пустоту, к которой ее приговорил Томас? И тут же возникла горькая мысль: Максен Пендери никогда на ней не женится. Конечно, ребенка завести поможет, но не более.
   — А почему ты думаешь, что он просто не возьмет того, что хочет?
   — Пожалуй, я ничего не знаю о буквах и цифрах, о всякой другой ученой ерунде, — заявила Лусилла, — но я знаю мужчин. Максен Пендери, конечно, серьезен и загадочен, но у него с Томасом есть общая черта.
   — Какая?
   — Он не возьмет женщину, пока та сама не отдаст себя.
   Райна вынуждена была согласиться, вспомнив о недавних событиях:
   — Твои слова мудры, Лусилла, но я не могу воспользоваться твоим советом. Да, я отвергну его, но не потому, что хочу стать его женой.
   — Буду молиться, чтобы Бог дал тебе силу.
   — Спасибо.
   Лицо Лусиллы выражало тревожное сомнение:
   — Желаю тебе спокойной ночи.
   — И тебе, — ответила Райна.
   Она изрядно проголодалась и отправилась на поиски съестного. Поставив посередине кухни высокий стул, она забралась на него и легко отыскала ключ, спрятанный среди посуды. Слава Богу, со времени смерти Томаса ничего не изменилось. Когда ее впервые привезли в замок, девушка частенько пробиралась сюда под покровом темноты, умирая от голода, потому что отказывалась есть вместе с норманнами.
   Стараясь не думать о договоре с Лусиллой, она отрезала кусок твердого сыра, несколько ломтей сухого мяса и хлеба затем, закрыв кладовку и положив обратно ключ, она повернулась к столу, где еще совсем недавно спала саксонка.
   Там стоял Максен.
   Райна едва удержала в руках еду.
   — Вы напугали меня, — она старалась скрыть раздражение.
   — Примите мои извинения. Мне показалось, вы слышали мои шаги.
   «Разве их услышишь? — подумала девушка. — Хозяин замка ходит, словно кот — неслышно и бесшумно».
   — Нет. Я ничего не слышала.
   Слава Богу, что он пришел после ухода Лусиллы. Пендери, подняв брови, положил локти на высокий стол, наклонился:
   — Вы будете есть? Или размышлять?
   Только теперь до Райны дошел смысл ее поступка: никто из слуг не имеет права без спроса брать что-нибудь. Такое себе могли позволить только хозяева замка. Какое наказание за это ей придумает Максен?
   — Я… — взглянув на свой ужин, девушка решила, что еда не такая уж аппетитная и лучше поесть утром, а сейчас лечь спать. Подойдя к столу, она положила мясо, хлеб и сыр в тарелку.
   — Для вас, милорд, — проговорила Райна и повернулась к двери.
   Пендери загородил ей дорогу:
   — Для меня? Но я уже поел.
   А она вот не ела!
   — Я хочу спать!
   — Голодной?
   — Приходится…
   — Садитесь, Райна, — он указал на высокий стул, — и поешьте.
   Что-то он замышляет. Но разве угадаешь его намерения? Он не станет о них говорить. Но все это как-то подозрительно. Райна села и пододвинула к себе тарелку. Не поднимая головы, спросила глухим голосом:
   — Что будет с теми саксами, которые не перешли на вашу сторону?
   — Они выбрали смерть, — бросил Максен. — Вот вам ответ на вопрос.
   — Почему же вы не расправились с ними сегодня утром?
   Рыцарь нагнулся к ней поближе:
   — Всему свое время, Райна!
   От его слов по спине пробежала дрожь, но она все же стояла на своем:
   — Разрешите мне поговорить с ними?
   Она надеялась уговорить Этеля и четырех его друзей присоединиться к большинству. Пендери ответил не задумываясь:
   — Зря стараетесь. Ешьте!
   Она ела под его неотступным и пристальным взглядом. Поужинав, она поднялась из-за стола, чтобы пожелать хозяину замка доброй ночи.
   — Итак, еще одна ваша ложь открылась, — заметил он.
   «Господи, какая же?» — лихорадочно перебирала она все сказанное ею. Может, он слышал отрывки разговора с Лусиллой, где речь шла о кинжале, найденном не на полу, а на подносе. Или Максен уловил ее признание, что ей небезразлична его связь с Сетой?
   — Боюсь, я не понимаю вас, — голос Райны дрогнул.
   — Почему вы солгали о кинжале, сказав, будто нашли его на полу, а не на подносе?
   «Если Пендери слышал разговор, то понял суть из последних фраз…»
   — Я боялась за Лусиллу. Ведь если бы вы узнали правду, то могли бы наказать бедную саксонку.
   Рыцарь нахмурился:
   — И вы все еще боитесь за нее?
   — Она не виновата, милорд. Даю вам голову на отсечение.
   Он насмешливо поднял бровь, давая этим понять, что думает по поводу ее клятвенных заверений.
   — Если не служанка, то кто?
   Вправе ли она рассказывать ему о своих подозрениях? Наверно, надо сказать — иначе накажут Лусиллу.
   И она решилась.
   — Я думаю, это сэр Ансель.
   — А почему вы так думаете?
   — Вчера утром, придя к вам на прием, он ел с подноса, поданного мною. И он…
   — Что?
   — Сегодня вечером справлялся о моей ране и спросил, не кинжалом ли я поранилась.
   — Может, вы опять лжете, Райна, чтобы я наказал норманна?
   — Нет! — запротестовала девушка. — Я говорю правду.
   Максен двинулся к ней и встал так, что ей и ретироваться было некуда.
   — Это такая же правда, как то, что вы убили Томаса? Что нашли кинжал на полу? Утром вы сказали мне, что вам все равно, с кем я делю ложе. Этой правде я тоже должен верить?
   Последняя фраза больно задела девушку:
   — Верьте тому, чему хотите, — процедила она сквозь зубы. — Но вы ошибаетесь.
   Она почувствовала, что ей не хватает воздуха. Райна отскочила в сторону и кинулась к двери.
   — Райна, — окликнул рыцарь, но за ней не пошел.
   Саксонка остановилась и взглянула через плечо.
   — Не вздумайте играть со мной, — предупредил ее норманн. — Если вы это сделаете, то поймете, что Лусилла ошибается. Вы придете в мою постель, но не как жена. И думать об этом забудьте.
   Ей хотелось бежать со всех ног, но усилием воли она заставила себя идти не спеша. Щеки у бедняжки горели от стыда.
   Максен испытывал усталость — телесную и духовную. Он опустился на стул.
   Да, именно сэра Анселя он подозревал. Подслушанный разговор Райны с Лусиллой убедил его в этом. Кстати, рыцаря не мучили угрызения совести по поводу того, что он вторгается в чужие тайны. Странно, но в его душе опять вспыхнул гнев: девушка снова солгала — кинжал лежал на подносе, а не на полу. Но особой злости к ней у него не было: ведь саксонка призналась в своих чувствах к нему. Теперь он был вооружен, ибо знал совет, который дала Лусилла. Все-таки хорошо заранее знать, каким способом можно заставить его жениться на ней.
   Вздохнув, Максен поднялся со стула. Союз двух сердец будет, уверил он себя, однако вовсе не скрепленный браком.
   — Скоро, — произнес рыцарь, обращаясь к невидимым зрителям, — скоро будет положен конец всей этой чертовщине.

Глава 13

   Потирая небритый подбородок, Максен стоял на крепостной стене и обозревал свои владения: замок, конюшни, кузницу, часовню и угодья, простирающиеся насколько хватало глаз.
   Часовня. Белая, маленькая. С тех пор, как он вернулся домой, рыцарь ни разу не был на мессе, не стоял на коленях и не молился. А давно ли молитвы были ему знакомы лучше собственного имени. Единственное, чего норманн отныне просил у Бога, так это скорейшей смерти, которая избавит его от неимоверных мук и страсти к той, кого он не хотел и не мог желать.
   Ему хотелось освободить свою память от образа Райны, думать о том, что он видел перед собой, но помимо воли вновь и вновь приходили непрошеные мысли. Нет, в этой девушке не воплощались заветные мечтания, достойные благородного, знатного барона, о подруге жизни и наследнике. Сейчас тревожные думы камнем лежали на душе. А как от них избавиться — одному Богу известно.
   Внизу раздались крики. Он повернулся, машинально кладя руку на рукоять меча — привычка воина отзываться на подозрительный, неожиданный шум. Прищурившись, рыцарь легко различил две крепкие фигуры, катающиеся в пыли. Два сакса, еще недавно преданных Эдвину Харволфсону, теперь таким способом доказывали свою правоту. Пусть тузят друг друга. Не беда. Лишь бы побольше было саксов, которые признают норманнские порядки. Ведь от их числа зависит судьба земельных владений Пендери. Саксы под присмотром рыцарей клали каменные стены. По ночам за ними наблюдали вооруженные норманны, которым дозволялось сначала бить, а потом уж задавать вопросы. С пленными-то саксами все было пока ладно, а вот Райна…
   Жилось ей, надо сказать, неплохо, конечно, благодаря ему. Рыцарь старался не приближаться к девушке, а она подходила к нему, когда наливала в кубок вина. Но эта нарочитая отстраненность привела к тому, что она все больше и больше была нужна ему.
   Каждый день приносил все новые и новые сюрпризы, поэтому думать о плотских радостях было недосуг: урожай в Этчевери оказался незавидным, и надо было позаботиться о запасах провианта на зиму, дровах, одежде, жилищах для саксов, теснившихся в переполненном людьми домишке. Теперь вот еще замок Блэкстер…
   Что до плоти, то она может подождать. Придет время — и Райна будет принадлежать ему. Браня себя за муки, терзавшие душу — он всегда презирал в мужчине треволнения, — Максен спустился по лестнице. Потасовка между саксами уже закончилась. Ворча и осыпая друг друга проклятиями, они опять принялись за дело.
   Повернув к конюшням, норманн лицом к лицу столкнулся с братом:
   — Кристоф!
   Тот, видно, что-то хотел сказать, но как-то мялся и, наконец, набрался смелости:
   — Я еще не поблагодарил тебя.
   — Благодарить меня? За что?
   — За саксов.
   — Ах да. — Он хотел пройти мимо, но юноша схватил его за руку:
   — Ты хорошо поступил.
   — Хорошо, — повторил Пендери-старший, словно бы взвешивая непривычное для него слово.
   Кристоф не унимался:
   — Пожалуй, я должен перед тобой извиниться. Я думал очень плохо о тебе, но ошибался.
   Похвала не обрадовала его, а вызвала даже досаду. Противоречивые чувства заговорили в нем. «Слаб ты», — слышался укоризненный голос воина. «Силен», — возражал голос монаха.
   — Не суди поспешно, — буркнул Максен, — надо еще проверить, преданы ли мне саксы.
   Тень разочарования мелькнула в глазах Кристофа:
   — Если ты хочешь, я поеду с тобой в Блэкстер.
   — Зачем?
   — Давно мы не говорили с тобой как братья. Вот и поговорим.
   Слова Кристофа обрадовали рыцаря. Ведь они означают, что брат, который недавно отрекся от него, простил Пендери-старшего. А это проклятие младшего брата тяготило его.
   — Да, поездка будет отменная. Лицо Кристофа просветлело:
   — Тогда пора собираться. — И пошел к конюшне. Оруженосцы проверяли снаряжение, время от времени поглядывая на своих хозяев, которые с недовольным видом о чем-то говорили. Особенно недовольное лицо было у сэра Анселя. Сборы, наверно, затянутся на целый час. А дорога до Блэкстера неблизкая — займет целый день. Максен снова подумал о Райне. Может, навестить ее, решиться на то, что так долго откладывал, да пуститься в путь.
   «К черту муки!» — он зашагал к лестнице.
   Райна считала, что ей крепко повезло: с прошлого ужина она не видела Максена. Девушка опустилась на колени на полосатую перину и, наклонившись, ухватилась за ее дальний конец. Откинувшись назад, она потащила его и, покачнувшись, попыталась встать. Это ей не удалось, и тогда саксонка сделала вторую попытку. От усилия ткань треснула, и Райна, окутанная облаком перьев, потеряла равновесие и упала на пол. Ягодицы зашлись от боли, и девушка вскрикнула. В довершение ко всему перина упала на нее сверху. Слава Богу, что никто не видел, в каком глупом положении она оказалась. Райна с трудом перевернулась, став на колени, и, упираясь ладонями в пол, выбралась из-под перины.
   В воздухе летали перья и пух, так и норовившие забраться в нос и в рот. «Фу!» — брезгливо выплюнула она перышко, залетевшее ей в рот.
   Смех, грохнувший над ее головой, заставил саксонку вздрогнуть и застыть от ужаса при виде ног, обутых в сапоги. Не юркнуть ли ей в спасительную сень перины? Но это было бы еще смешнее. Оттолкнув от себя перину, виновницу ее позора, девушка встала и взглянула на Максена.
   Таким она его еще не видела и не знала. Перед ней стоял человек с искрящимися от веселья глазами, улыбающимся ртом с белоснежными зубами. Оказывается, он умеет от души смеяться. Норманн казался намного моложе, чем обычно. Он был красивее и доступнее. Она откровенно любовалась им, не испытывая в эти минуты никаких других чувств, кроме восхищения. Не такого ли Пендери она ждала и искала, человека, открывшего, наконец, свое лицо, постоянно спрятанное под маской гнева и мести.
   Рыцарь перестал смеяться, но глаза по-прежнему искрились весельем.
   — Здорово это у вас получилось, Райна Этчевери, — с трудом выдавил он из себя.
   Оглядев себя, девушка пришла в ужас — она была вся покрыта пухом и перьями. Ладно. Зато ей все-таки удалось увидеть смеющегося Максена Пендери.
   — Я думала, вы уже уехали, и решила перевернуть и выбить вашу перину.
   Протянув руку, рыцарь снял с ее волос целую горсть перьев, а она от этого прикосновения замерла в каком-то сладком томлении.
   — Я тоже думал, что уехал, — улыбаясь, отвечал он, — но что-то заставило меня вернуться.
   — А что именно?
   Он провел перышком по ее нежному подбородку и шее, остановился у ключицы:
   — Вы.
   — Я… не понимаю, — прошептала она, хотя на самом деле все прекрасно поняла.
   — Нет, понимаете. Я возвратился, чтобы получить то, в чем так долго отказывал и себе, и вам. — Максен окинул ее страстным взглядом и усмехнулся. — Хотя мне кажется, можно было бы выбрать более подходящее время.
   В душе Райны шевельнулась надежда. Неожиданно для самой себя она коснулась его подбородка:
   — Мне нравится такой Максен.
   Его глаза загорелись, но тут же потемнели.
   — В сравнении с чем?
   — В сравнении с тем жестоким человеком, который заставил меня поверить, что я стану свидетельницей казни.
   Ему захотелось убедить ее, что он вовсе не бессердечный, жестокий хищник.
   — Это была проверка, Райна.
   Она нахмурилась:
   — Проверка?
   — Да. Я полагал, что вы перед лицом смерти, грозящей вашим соотечественникам, назовете мне имя убийцы Томаса.
   — Я его не знаю.
   Норманн кивнул:
   — Я это уже понял.
   «Разве это не жестокость? — подумала Райна, глядя в его вновь просветлевшие глаза. — Только проверка? Да, проверка, вызвавшая во мне приступ бешеного гнева».
   Может, Максен и сам не знает этого, но ей все же удалось достучаться до его сердца. В ней вновь зажглась надежда: