— Поговорим…
   Подойдя к месту, где горел костер, девушка опустилась на ствол срубленного дерева. Монах сел рядом. Их бедра соприкасались, и их плоть разделяли лишь тонкая ткань ее платья и его ряса:
   — Расскажите мне о своей душе.
   Сложив руки на коленях, Райна смотрела на пляшущие языки пламени:
   — Наверно, она погибла. Ее уже не вернуть.
   — Ошибаетесь.
   Хотя Дора и объявила, что сняла с нее проклятие Томаса, дала выпить горькое снадобье, девушка чувствовала, что оно продолжает висеть над нею.
   — Знаю, что вы не верите в предрассудки, но я все же скажу — я проклята.
   — Кем?
   — Человеком, в чьей смерти я виновата. Томас…
   Гнев, душивший Максена, требовал выхода, но он сдержался, убеждая себя, что у него будет время выплеснуть его. Теперь же ему надо вести себя как постороннему, незаинтересованному лицу, иначе он никогда не узнает того, что известно этой прелестной саксонке:
   — Я удивила вас?
   — Только тем, что вы приняли близко к сердцу это проклятие.
   Максен с нетерпением ожидал продолжения рассказа, однако собеседница молчала.
   — Как так вышло, что вы виноваты в смерти этого человека?
   Райна нервно сжимала и разжимала пальцы:
   — Я убежала от него, и когда он догнал меня, я… — закусив губу, она покачала головой. — Мне не надо было убегать.
   Приподняв ее подбородок, Максен поглядел в ее глаза, блестевшие от слез. Странно, но эти слезы тронули его. Справившись с волнением, он спросил:
   — Хотя вы и берете на себя вину за его смерть, вы же не убивали его?
   Девушка широко раскрыла глаза:
   — О нет!
   — Тогда кто?
   — Я… — Райна готова была сказать ему о невидимке, бросившем кинжал, оборвавший жизнь норманна, но что-то в глубине горящих глаз монаха заставило ее прикусить язык. Быстро встав на ноги, она шагнула в сторону:
   — Это неважно. Он мертв, и теперь ничего не переменишь.
   — Нет важно, если вы хотите, чтобы я помог вам.
   Райна покачала головой:
   — Благодарю вас за помощь, брат Юстас. Вы были очень добры и внимательны, но больше мне ничего не надо.
   Когда она повернулась, чтобы уйти, Пендери, не сдержавшись, схватил ее за руку, но тут же отпустил.
   — Спокойной ночи, — крикнул монах ей вдогонку.
   Не ответив, девушка поспешила в свой шатер и скрылась в нем.
   Ища выход для бушующей в груди ярости, Максен побрел из стана и дошел до деревянного ящика, изрубленного мечами. Подобрав меч, брошенный Райной, он сжал рукоять, шагнул назад, замахнулся с силой и обрушил меч на ящик. Потом снова замахнулся и еще, и еще…
 
   — Вот она.
   Хриплый голос пробирался к сознанию Райны. Кто-то раздвинул ей зубы и затолкал в рот что-то твердое. Мгновенно проснувшись, девушка пыталась закричать, извивалась всем телом, но сильные, безжалостные руки связали ее кисти, затем ноги. В темноте нельзя было разглядеть мучителей, но Райна догадалась, кто послал их, кто приговорил ее к смерти. Дора!
   «Боже, — молила она, — пусть все это окажется сном. Хочу проснуться!»
   Увы! Это был не сон. Грубые руки стащили ее с одеяла и выволокли из шатра. Налетчиков было четверо, и оставалось только одно — звать на помощь. Поднеся связанные руки ко рту, она хотела было вытащить кляп, но ей заломили руки за голову. Извиваясь на холодной земле, несчастная пыталась кричать, однако такой глухой звук никто не мог услышать.
   — Поднимите ее, — послышался голос Доры.
   Став на колено, один из саксов легко приподнял хрупкое тело, взвалил на плечо и зашагал со связанной пленницей из лагеря.
   — Поторопись, — напутствовала его Дора. Райна извивалась и стучала кулаками в спину похитителя. В те минуты, когда Томас умирал у нее на руках, она сама с радостью бы приняла смерть как избавление от мук и боли, однако сейчас Райне умирать не хотелось. Скоро тряска прекратилась.
   — Внесите ее, — приказала Дора.
   «Куда? Куда меня принесли?!» — Райне стало жутко.
   Сакс сбросил ее с плеча и стал опускать в какое-то углубление.
   Девушка пыталась кричать, но плотная ткань кляпа не давала выхода ее крику. Тогда она схватила палача за рубашку, но не смогла удержать ее и рухнула в глубокую яму, застонав от боли. В нос ударил острый хвойный дух и запах нарытой земли. С краев ямы на Райну посыпались комья. Ее хотят похоронить заживо. В эти последние минуты жизни к ней вернулись сила воли и мужество. С ненавистью и страхом глядя на копошащиеся наверху фигуры, она поднесла связанные руки ко рту и, выдернув кляп, закричала. Крик получился совсем тихим.
   Лихорадочно облизывая пересохшие губы, Райна нащупала древесный корень и, обрадовавшись, схватилась за него. Подтянувшись, она села и опять попробовала закричать. На этот раз крик получился громче.
   — Камень, — зашипела Дора. — Принесите его!
   Райна не разобрала, о чем говорила колдунья.
   Став на колени, девушка хотела подняться, но чья-то сильная рука толкнула ее в грудь и снова уложила на дно ямы. Она же опять ухватилась за корень, но двое саксов опустили ей на живот огромный, тяжелый камень.
   — Нет!
   Разбивая в кровь ногти, Райна пыталась столкнуть камень, но тщетно — он не поддавался.
   — Господи! Помоги!
   На фоне темного неба отчетливо выделялись белые волосы Доры.
   — Он не слышит тебя, Райна, зато я слышу, — четко сказала она. — Ты — на пороге смерти.
   Выпрямившись, колдунья сделала знак своим подручным, а сама начала бормотать непонятные заклинания, сопровождая их каким-то сатанинским танцем.
   Девушка забилась в страхе, когда первые комья земли упали ей на ноги. Глубоко вздохнув, бедняжка закричала, но земля сыпалась, сыпалась на нее, хороня заживо. Должно быть, несчастная взывала к тому, кто не мог услышать ее.

Глава 5

   Сквозь сон Максен услышал крики и подумал сперва, что это птица, но когда крик повторился, монах понял, что это голос человека. Какое-то шестое чувство шептало ему, что беда случилась с Райной.
   Опираясь на деревянный ящик, изрубленный мечами, он поднялся на ноги, держа в руке меч, и поспешил на человеческий голос. Длинная монашеская ряса путалась в ногах, замедляя бег. Выругавшись, он положил меч, скинул неудобное одеяние, побежал дальше в лес. Голос, взывавший о помощи, указывал ему путь.
   С треском ломая сучья, норманн ускорил бег. Ветки хлестали его по лицу, но он не обращал на это внимания. Наконец, слуха коснулся надтреснутый, старческий голос ведьмы, нараспев читающей какие-то сатанинские заклинания, прерываемые пронзительным криком…
   Одетый в короткие штаны, Максен неожиданно выскочил из-за деревьев, возвестив о своем появлении ревом. Чутье и хватка воина направляли его руку. Рыцарь ударил первого попавшегося ему сакса по голове учебным мечом. Он был таким тупым, что его с большой натяжкой можно было назвать оружием. Но сила, вложенная в удар, оказалась так велика, что череп раскололся с диким хрустом — и сакс рухнул, чтобы уже больше никогда не подняться.
   — А-а-а, мнимый монах! — взвизгнула Дора. — Убейте его!
   И тут огромная тень рядом с ней раздвоилась — и саксы, держа наготове мечи, бросились на Пендери.
   Кровь Максена забурлила, как в давние славные дни, когда он был могучим и свирепым воином. Норманн ринулся на одного из саксов, отбил его меч в сторону и ударил противника в грудь. Тот зашатался, закричав от боли, но устоял на ногах.
   Думая покончить с ним, Максен высоко поднял меч, но пришлось отбиваться от нападения второго сакса, который хотел дубиной размозжить ему голову. Тот хотя и выронил палицу, бросился на рыцаря, и они оба покатились по земле. Максен оказался внизу, а сакс на нем.
   Отбросив ставший ненужным меч, Пендери перехватил руку сакса, пытавшегося ударить его кулаком в лицо, потом вывернулся и подмял противника под себя.
   — Ну, вот и все! — закричал он. — Молись! Максен крутанул его голову вправо, влево, потом назад. Хрустнули шейные позвонки — и человек затих. Все. Радостное и свирепое торжество воина, выигравшего схватку. Но в последний миг сакс успел вонзить ему в бок кинжал и уже мертвый продолжал сжимать рукоятку.
   Второй обезоруженный Максеном рыцарь навис над ним, и монаху осталось лишь одно — вытащить кинжал и метнуть его в нападавшего. Он попал ему в плечо. Рана, конечно, была не смертельной, но воин пустился наутек.
   Прижав ладонь к ране, пытаясь остановить кровь, норманн отыскал глазами колдунью. Та, встав на колени, засыпала яму. Райна! Забыв о пронизывающей боли, он рванулся к Доре, которая вскочила на ноги.
   — Наша смерть! — завопила она и бросилась в чащу.
   Пендери очень хотел догнать и прикончить ведьму, но сейчас было не до того. Могила оказалась слишком узкой. Рыцарь лег поближе к ее краю, протянул руку девушке, неподвижно лежащей на дне и присыпанной землей. Неужели все кончено? Сколько времени прошло с той минуты, когда он последний раз слышал ее крик?
   Максен взял ее за плечи, приподнял, но вытащить из ямы не смог. Что-то там держало девушку. Разгребая землю, он наткнулся на камень. Монах убрал его, но это оказалось непростым делом. Только после этого он смог поднять Райну из могилы.
   — Райна, — окликнул он, но она молчала.
   «Неужели опоздал?» — в ужасе подумал норманн и приложил руку к ее груди, стараясь уловить биение сердца. Но ничего не уловил.
   Пендери вновь ощутил гнев. Не ради же мертвой женщины он убил двоих людей!
   — Райна! — закричал он.
   Схватив ее за плечи, Максен сильно встряхнул девушку.
   «Господи, не допусти, чтобы я зря лишил жизни несчастных обманутых саксов».
   Тут он вспомнил слова, сказанные ему сэром Гаем: «Старая колдунья вытащила Эдвина с того света, вдохнув в него жизнь».
   Вдохнув жизнь…
   Опустив Райну на землю, Максен открыл ей рот и приник к нему губами. Он сделал один вдох, второй, третий, но каждый раз его дыхание возвращалось к нему. Потом он зажал ей нос и вдохнул еще раз. Наконец, рыцарь уловил слабый стон, вырвавшийся из груди девушки.
   Обрадовавшись, норманн держал голову девушки, пока та кашляла. Растерянно моргая глазами, она хрипло прошептала:
   — Что произошло?
   Пендери глухо ответил:
   — Старая ведьма пыталась убить вас.
   Он почувствовал, что девушка все вспомнила и ужаснулась той участи, которая ее ожидала:
   — Похоронили меня заживо. — Она заплакала. Пендери осторожно отвел намокшую белокурую прядь с ее лица, приложил ладонь к ее шее.
   — Вы живы, Райна, — говорил он, чувствуя, что рука стала влажной от струившихся по ее лицу слез. — Вы живы…
   «Я жива! — удивилась девушка. — Выдержит ли мой рассудок, не потеряет ли он ясность после ужасов этой ночи?»
   — Я не могу дышать, — пожаловалась она, — когда я звала, никто не пришел.
   — Я пришел, — возразил монах.
   «Да, он пришел, но как и зачем? Монах…» Райна взглянула на него: перед ней был полуголый мужчина с широкой, мускулистой грудью.
   Девушка подняла связанные руки и, движимая странным чувством, дотронулась до выпукло вырисовывавшихся мышц на его животе. На ощупь они оказались твердыми, как камень, а тело — влажным от пота.
   — Мнимый монах, — прошептала она. — Я слышала, Дора так называла вас. Вы в самом деле мнимый служитель Господа, брат Юстас?
   Прищурившись, Максен отвел ее руки:
   — Я убил, а этого не позволит себе ни один монах.
   Повернув голову, Райна посмотрела на тела, распростертые неподалеку от нее. «Двое мертвы, но где же третий? — с испугом подумала она. — Неужели спрятался где-то в лесу, готовясь убить нас обоих?»
   — С Дорой было трое, а я вижу только двоих.
   — Третьего я ранил, — ответил брат Юстас, — если бы он не сбежал, я бы и его отправил к праотцам.
   Райна была благодарна ему за спасение, но испытывала странное чувство беспокойства за этого или из-за этого человека.
   — Вы служитель Господа? — напрямик спросила девушка.
   Монах помолчал и посмотрел ей в глаза:
   — Я был им, но сейчас нет.
   — Но…
   — Нам надо бежать, — хриплым голосом перебил он ее. — Скоро Дора возвратится, ведя с собой остальных, а для нас это означает неминуемую смерть.
   — Но куда же мы пойдем? — воскликнула девушка.
   Куда могут направиться женщина, заклейменная саксами и ненавидимая норманнами, и монах, ставший убийцей? Она смотрела, как брат Юстас, одетый в одни штаны, подошел к мертвецу.
   — Я знаю одно место, — проговорил он, став на колени перед убитым. — Туда мы и пойдем.
   Звук рвущейся ткани удивил Райну, но затем девушка поняла, зачем это ему нужно. Как же она не заметила кровь, текущую из раны в его боку?
   — Вы ранены?
   — Не смертельно…
   Наклонив голову, норманн перевязал рану. Потом, подойдя ко второму мертвецу, такому же крупнотелому, как он, мнимый монах раздел его и натянул его одежду на себя.
   — Ваши руки, — повернулся он к Райне.
   Та послушно подняла их и поморщилась, когда холодное лезвие кинжала коснулось ее запястий и брат Юстас начал разматывать веревки.
   Девушка мгновенно оценила прелесть свободы, ощутив себя птицей, выпущенной из клетки.
   Она начала растирать запястья, затекшие от веревок, стараясь разогнать кровь по жилам, а монах тем временем развязал ей ноги.
   — Все. Пора идти! — брат Юстас помог ей встать. У нее закружилась голова, она пошатнулась и оперлась о плечо монаха:
   — Подождите немного.
   — Вы хотите жить, Райна? — грубо спросил Максен.
   — Но…
   — Тогда шевелитесь, — приказал он. — Живей!
   — Уже иду.
   — Здесь мы можем немного отдохнуть, — сказал брат Юстас. Райна подошла к ручью, уже давно манившему ее. Стоя на коленях, она зачерпнула ледяной воды, ополоснула лицо и шею. Прохлада одарила ее настоящим наслаждением. Колючие холодные иголки впивались в кожу, разгоряченную быстрой и долгой ходьбой. Потом она плеснула еще раз себе в лицо и на платье, мокрое от пота.
   Стало легче, хотя сердце бешено колотилось от скорости, предложенной ей братом Юстасом. Райна хотела вытереть лицо, но загляделась на отражение в ручье: на нее смотрела еще молодая, но уже отмеченная печатью лет женщина, хоть и не такой заметной, как после побега из замка Пендери. Слава Богу, что хоть жива!
   Она начала отчаянно тереть лицо ладонями, будто хотела уничтожить воспоминания об ужасах минувшей ночи. Да разве о них забудешь!
   — Ну оставьте меня в покое, — прошептала она.
   Но ее отвлекла вовсе не молитва, а какое-то движение за спиной. Обернувшись, она увидела в воде отражение монаха. В его глазах застыло презрение и негодование, а губы превратились в одну сплошную тонкую линию.
   Словно ледяные пальцы сжали ей горло, и она резко выпрямилась, чуть не упав.
   — Что такое? — теперь выражение лица ее спутника изменилось. Оно было полно заботы и предупредительности, а от ненависти и презрения не осталось и следа.
   — Ничего. Я… — смутилась Райна. Надеясь, что брат Юстас ничего не заметил, она подняла глаза и поняла, что ошиблась: он, конечно, все видел. Скромность требовала немедленно накинуть на себя что-нибудь, но Райна стояла неподвижно, будто зачарованная его взглядом. Он медленно оглядывал ее, остановившись взглядом на туго обтянутой платьем груди.
   Поняв, что он смотрит на нее не как монах, а как мужчина, Райна оттянула мокрое платье, чтобы не так отчетливо выступали набухшие соски.
   — Я… я еще не поблагодарила вас за спасение своей жизни, — поспешно проговорила она. — Я ваша должница.
   — Да.
   Его согласие насторожило девушку.
   — Я знаю вас, — неожиданно сказала она.
   Подобное чувство девушка испытывала, когда перед ней стоял Максен Пендери. Но как такое может быть? Моля Бога, чтобы все это оказалось игрой воспаленного воображения, Райна изучающе смотрела на его лицо, на темные волосы.
   Брат Юстас ничем не напоминал Томаса или Кристофа: цвет волос был другим, и черты лица иные. Его произношение без акцента и голос отличались мягкостью. Максен же говорил отрывисто и резко, как воин, привыкший убеждать действием, а не словами. Кристоф рассказывал, что его брат искушен в ратном деле, а этот человек, несомненно, получил церковное образование.
   Но тут Райна вспомнила, что монах поднял руку на человека, убил его. Так поступить мог только воин, а не смиренный служитель Господа.
   Все сомнения у нее отпали, когда она взглянула ему в глаза — перед ней был хищник.
   Поняв это, девушка бросилась бежать, словно за ней гнался сам дьявол. Этот человек обманул ее и тщательно все продумал: чистое саксонское произношение, молчаливое разрешение на побег. Пендери проследил за ней до лагеря, потом пришел туда с неистребимым желанием мстить за смерть брата. И, разумеется, исполнил бы задуманное, не приди он на помощь Райне.
   Но почему тогда Максен не тронул ее? Трудно, невозможно понять. Но теперь не в этом дело. Нужно подумать о тех, кому угрожает смертельная опасность, — Эдвине и его сподвижниках. Пусть в лагере ее ждет смерть, но она должна предупредить о появлении человека, жаждущего отомстить.
   На нее, сбив с ног, навалилось что-то тяжелое. Райна судорожно шарила руками по опавшим листьям, надеясь что-то найти, чтобы защитить себя. Пендери поворачивал ее на спину, а девушка, ломая ногти, пыталась схватить попавший под руку камень. Наконец ей это удалось, и она перевернулась, занеся камень над его головой. Но ей не хватило какого-то мгновения.
   Схватив руку, Максен прижал ее к земле и, надавливая на запястье, заставил разжать пальцы. Тогда другой рукой она стукнула его по голове. Но что это был за удар — без камня? Рыцарь лишь хмыкнул и прижал ее вторую руку к земле.
   Девушка не сдавалась и коленом ударила его в живот. Услышав хриплые ругательства, она поняла, что причинила ему боль, однако норманн по-прежнему прижимал ее к земле.
   — Хватит! — рассердился он.
   Лицо его исказилось от бешенства, в глазах полыхало презрение.
   На сей раз с полной уверенностью она сказала:
   — Я узнала вас, Максен Пендери.
   Улыбка слегка приподняла уголки его губ. Зажав ей запястья одной рукой, он проговорил:
   — Впрочем…
   Не закончив фразы, норманн провел ладонью по боку, осмотрел окровавленную руку. Взгляд его светился ненавистью.
   Да, она опять теперь в руках дьявола. Что можно сделать? Остается одно — пустить в ход свое единственное оружие — слово.
   Выплескивая накопившуюся в душе горечь и заглушая этим страх, она заговорила:
   — Знай, норманн, как ты убивал, так убьют и тебя.
   Глаза Пендери мгновенно потемнели, зрачки расширились, и только по краям остался голубой ободок. Райна испугалась, но старалась не подать вида.
   — Ты умрешь, Максен Пендери, — повторила она, — так же, как и…
   — Томас, — закончил он за нее.
   Райна закусила губу, упрекая себя за опрометчивость — не надо было так говорить. Однако отступать было уже нельзя.
   — И Нильс, — добавила она.
   А он опять вспомнил Гастингс… И увидел себя со стороны: он вытаскивает меч из пронзенного им врага, вытирает чужую кровь со лба и ищет глазами нового противника. Он вспомнил Нильса, в котором уже едва теплилась жизнь. Он лежал среди груды мертвецов, погибнув без славы, без почестей, как бездомный пес.
   Глаза Максена горели от нахлынувших воспоминаний, щеки взялись румянцем. Рыцарь протянул руку и поднял ее подбородок.
   Четко выговаривая слова, он произнес:
   — Ваша жизнь, Райна, отныне вам не принадлежит. Она моя, я могу сделать с ней все, что хочу. Подчинитесь мне и тогда, может быть, доживете до дряхлой старухи.
   Скрывая свой страх, девушка ответила:
   — Я не собираюсь никому принадлежать. Я — госпожа своей судьбы. Можете бросить меня в темницу, но вашей я не буду.
   Максен хрипло рассмеялся, и этот смех, такой гулкий в тишине, леденил ее кровь:
   — Вы уже моя собственность. Ваши слезы — мои, ваша тайна, которую вы так бережете, тоже моя, и ваши…
   — Тайна?
   — Та, которую вы скоро откроете.
   «А убийца Томаса — сакс без лица и без имени», — подумала Райна и покачала головой. Пендери упрямо повторил:
   — Скоро.
   Он провел окровавленной рукой по груди девушки, и влажная ткань опять прилипла к телу.
   — И ваше тело принадлежит, мне.
   В душе Райны шевельнулось что-то совершенно непохожее на страх, и она, пытаясь заглушить незнакомое, непонятное чувство, возразила:
   — Я не буду с вами спать.
   — Я и не утверждал, что вы будете это делать. — Он отвел руку от ее груди.
   — Я не понимаю.
   — Позже поймете, а сейчас нам пора идти. Или вы будете продолжать сопротивляться?
   «Он, видно, думает, что я пойду с ним по доброй воле».
   — Обязательно.
   Максен насмешливо поднял бровь:
   — Что ж, вы сами выбрали такую участь.
   С этими словами он размотал веревку вокруг пояса, поднял ее руку и ловко стянул узел на запястьях.
   — Пошли! — приказал он, крепко держа конец веревки. — Вас ждет темница.
   Девушка лежала не двигаясь.
   — Вы не напугаете меня, — проговорила она, прекрасно понимая, как далеки ее слова от истины.
   Пендери нахмурился:
   — Нет, уже напугал, и это хорошо, очень хорошо.
   Норманн с силой потянул за веревку, которая врезалась в плоть, истерзанную и без того. Да, из двух зол ей досталось большее: вместо Доры — Максен. Райна готова была заплакать от отчаяния. Что толку лежать? Все равно безжалостный рыцарь потянет ее за собой или перебросит через плечо и понесет. Девушка с трудом встала на колени, поднялась на ноги.
   — О, все лучше и лучше, — одобрительно отозвался монах.
   — Вы так думаете? Не будьте так самоуверенны, Максен Пендери, ведь Эндердесвольд пока еще угрожает вам, а он принадлежит Эдвину.
   Монах подтянул веревку, приблизил к себе непокорную:
   — Для вас я милорд, или вы уже забыли?
   Нет, она не забыла его приход в темницу и никогда не забудет. Вскинув голову, Райна взглянула ему в лицо:
   — Нет, это вы забыли. Я уже говорила, что не считаю вас своим господином и никогда не буду называть милордом.
   — Будете!
   — Никогда!
   Рыцарь презрительно скривил губы:
   — Клянусь, что к утру вы станете обращаться ко мне как положено.
   — Если вы хотите добраться до замка живым, Максен, — глядя на его окровавленную рубашку и раздельно произнося каждое слово, сказала Райна, — то идемте не мешкая.
   Любопытные зеваки, дозорные на башне, рыцари на смотровой площадке, раскрыв от удивления рты, смотрели во все глаза, как их лорд ведет на веревке пленницу. Райна шла, упираясь взглядом в Максена и высоко подняв голову. Пусть зеваки не думают, что она покорилась. Обычно пленники закрывают свое лицо. Ей было тяжко, страшно, но она призвала на помощь свой гнев, свою ненависть.
   Проходя через ворота, девушка напомнила себе о смерти отца и братьев, погибших при Гастингсе, мучительную кончину матери, заживо сгоревшей в сарае, подожженном норманнами. Дрожа от гнева, смешанного с болью, она вспомнила свои блуждания по лесу, когда норманны гнались за нею по пятам. «Помни о наказании, назначенном тебе Максеном, о злобе норманнов, которые ненавидят саксов, помни!» — твердила она себе.
   Войдя во внутренний двор замка, девушка столкнулась с ненавистным ей сэром Анселем. Один взгляд в его глаза, сверкавшие торжеством, одна его жестокая улыбка мгновенно лишили ее решимости. Райна не забыла, как он избивал ее, оставляя на теле синяки, как осыпал бранными словами и проклятиями. Вот и теперь, отделившись от группы рыцарей, Ансель с надменным взглядом встал на пути пленницы. Ей тоже пришлось остановиться. Она сморщилась от боли, потому что веревка, натянувшись, врезалась в запястья.
   — Саксонская шлюха! — гаркнул он на весь двор.
   Она, возмущенная, смотрела на него. «Саксонская шлюха, норманнская шлюха…» Ее все время бичуют за грехи, которых она не совершила. Никакая она не шлюха! Да, она из саксонского племени, но (вопреки всем и всяческим слухам) остается девственницей. Обладавший завидным ростом Ансель загородил Максена, но чутье подсказывало Райне, что монах сверлит взглядом спину жестокого Рожера, и тут она сделала то, что намеревалась, — крикнула ему оскорбление по-саксонски. «Трус» — это и еще несколько саксонских слов были знакомы сэру Анселю. В битве при Гастингсе саксы кричали это слово в лицо своим врагам. Так называла Анселя и Райна, когда он приходил к ней в темницу. Зная, что за это она схлопочет затрещину, Райна приготовилась к удару. Рожер занес уже было руку, но Максен перехватил ее и отвел за спину рыцаря:
   — Не смей!
   Ансель, покраснев, цедил сквозь зубы срамные слова, но ослушаться своего суверена у него не хватило духу. С лицом, искаженным яростью, он вернулся к толпившимся рыцарям. Слава Богу, что удалось избежать оплеухи. Но радости от этого мало. Ведь все равно кто-то будет ее избивать — не Ансель, не Максен, так другой. И все-таки… неужели в нем осталась капля человечности? А может, он просто бережет ее, чтобы самому напиваться ее мучениями?
   — Готовьтесь! — приказал Пендери рыцарям. — Мы выезжаем через час.
   Легко было догадаться, что он хочет застать врасплох Эдвина и его сподвижников. Она добрый час молилась, чтобы этого не случилось, чтобы ранение помешало Максену свершить возмездие, отсрочило его час. Тщетно!
   — Ради Бога! — выдохнула девушка. — Не надо.
   Рыцарь испытующе посмотрел на нее и отвел глаза. И почему ей пришла в голову мысль о капле человечности в нем? Нет в нем милосердия, не будет и пощады — и все в ней замерло от ужаса.
   Намотав веревку на руку, Максен стиснул ее локоть и подтолкнул к башне. В Райне все сжалось в комок. Запрокинув голову, она посмотрела на сооружение из серого камня. Башня предназначалась для охраны входа в замок. Но в ней было несколько крохотных каморок для именитых узников. Вряд ли Максен станет держать ее здесь. Скорее всего ее кинут в темницу, уже знакомую ей. Да и Пендери старшему там удобней тешить свои мстительные чувства.