Отступив, Райна глядела на него, на пятна крови, покрывавшие рубашку, — кровь Анселя. Она обратила внимание на красные полосы на подоле — он вытирал свой меч. Девушка старалась сохранить бесстрастное выражение лица, но не сумела: в глазах Максена застыла жестокость.
   — Оставалась бы в замке! — сквозь стиснутые зубы процедил рыцарь.
   Не желая слушать, он схватил ее за руку и грубо потащил за собой.
   — Максен, я знаю, что ты должен чувствовать…
   — Молчи, — прикрикнул норманн. — Я не хочу никого слушать.
   Пусть так. Она поговорит с ним позже, в комнате.
   Он подвел бледную Райну к молчавшему Кристофу:
   — Теперь твой Йоза отомщен.
   Райна нахмурилась, пытаясь понять его слова, и вспомнила о лекаре-саксе, которого два года назад убил Ансель. Убил за сострадание к умиравшим.
   Кристоф кивнул.
   — Сколько можно просить! Отведи Райну в замок, — твердо приказал Пендери и подтолкнул ее к брату.
   — Это не его вина, — заступилась девушка за юношу, рыцарь не слушал ее.
   Расправив плечи, подняв голову, Максен вышел во внутренний двор, где толпились норманны, которые кинулись ему навстречу. Барон велел им расступиться и пошел в… часовню.

Глава 23

   — Это хорошо, — одобрил Кристоф, видя, что брат вошел в часовню.
   Райна взглянула на него:
   — Он собирается молиться?
   — Думаю, да.
   Все это и впрямь хорошо, но ей полагается быть рядом с ним.
   — В замок! — юноша, похоже, прочитал ее мысли.
   Райна пыталась подавить свое желание, но, дойдя до внутреннего двора, подобрала руками юбки и, не обращая внимания на крик Кристофа, пустилась со всех ног в часовню. Она остановилась у входа, чтобы отдышаться и спокойно войти в святилище.
   Максен стоял возле покрытого тканью алтаря, упершись в него рукой.
   — Зачем ты пришла, Райна? — услышав шаги, спросил он не поворачивая головы.
   В голосе его была одна усталость. Она ступала тихо, а он услышал и догадался, что это она.
   — Не могу оставить тебя одного.
   — Разве здесь нет Бога? — спросил рыцарь.
   — Есть.
   — Тогда я не один.
   Райна не ответила ему, да и вряд ли он ждал ответа, но и не ушла. Она шагнула и наступила на что-то. Глянув вниз, увидела меч в ножнах. Как же она не заметила? Совершенно непроизвольно девушка наклонилась и взялась за рукоятку.
   — Не трогай его! — рявкнул Пендери.
   Она подумала, что он обернулся, и подняла голову, но рыцарь по-прежнему стоял к ней спиной. Выпрямившись, Райна перешагнула через меч, подошла к Максену и осторожно положила руку на его плечо.
   — Это нужно было сделать, — прошептала она.
   Мускулы под ее пальцами напряглись, будто он готовился к прыжку.
   — Ничего ты не знаешь, Райна. А теперь иди.
   — Я знаю, тебе тяжело…
   — Я сказал — иди.
   — …что на твоих руках много крови, которую ты хотел бы смыть.
   Норманн, оттолкнувшись от алтаря, круто повернулся.
   — Хотел бы? Замолить, Райна, — поправил он ее, — хотя Бог знает, что я уже по колено в крови, а убийствам не видно конца. Давно ли оставил монастырь, а уже убил троих, а может, и четверых. Да, еще сакса, лежащего со стрелой в спине. А все потому, что я поздно расправился с Анселем. Нет, Бог не со мной, просто не может быть со мной.
   Как ей хотелось успокоить его, обнять и прижать к себе, как прижимал он ее к своей груди, когда она плакала, рассказывая о прошлом. Правда, здесь совсем другое — рыцарь чувствовал свою вину и мучился от уколов совести, а она страдала от потери близких.
   — Ты не можешь выбросить из памяти Гастингс, но ты можешь изменить то, что случилось сейчас. Ты и изменил.
   — Проклятие! — Он отошел от нее в сторону, будто опасаясь, что не сумеет сдержаться. — Разве ты собственными глазами не видела убийство, женщина?
   — Разве у тебя был выбор? — она бросила слова ему в спину. — Разве у тебя был выбор тогда, у Гастингса? Ты сражался за своего короля, значит, на нем вина за содеянное.
   Он долго молчал, затем повернулся к ней:
   — Ты искренне в это веришь?
   — Разве это не так?
   По лицу норманна пробежала тень, хотя взгляд по-прежнему оставался твердым. Он покачал головой.
   — Где же тогда правда? — спросила она.
   — Правда… — рыцарь смотрел куда-то мимо нее, словно ища ответа. — Правда в том, что я заслужил больше, чем прозвище, данное после Гастингса, оправдал и укрепил его кровью. Я жаждал крови людей, которые не были моими врагами, напротив, я вырос среди них и даже называл друзьями.
   Райне трудно было дышать.
   — Гастингс — это битва двух народов. — Она пыталась оправдать его, норманна, о чем прежде не могла бы и подумать. — Ты норманн, Максен, а саксы были твоими противниками. Что тебе еще оставалось делать?
   Он взглянул на нее.
   — Это ложь.
   Не понимая, Райна нахмурилась.
   — По рождению я норманн, но я жил в Англии и был воспитан саксами. Поэтому я больше сакс, чем подданный короля Вильгельма.
   — Но он — твой король. Ты обязан сражаться на его стороне.
   Пендери покачал головой:
   — С такой жестокостью?
   Да, об этом говорило прозвище, данное ему. Райна боялась расспрашивать, опасаясь, что он тогда прекратит разговор.
   — Зачем ты сделал это?
   Пендери смотрел на нее, но Райна сомневалась, что он ее видит.
   — Для этого я всю жизнь осваивал воинское ремесло. Нильсу, Томасу и мне нужно было постоянно упражняться, чтобы перед отцом не упасть в грязь лицом. Я никогда не расставался с оружием. Всему, что я знаю, меня научил отец, но учился я, не сидя у него на коленях, а на кончике меча.
   С отвращением Пендери провел рукой по волосам:
   — Я убивал и до Гастингса, но сражался все время за правое дело. Но битва, в которую меня втянул Вильгельм, — это тяжелый случай. Я воевал не за земли, как многие рыцари, а за имя, за то, чтобы доказать себе, отцу, что я настоящий воин.
   Нелегко было слушать его рассуждения, особенно потому, что перед глазами вставали лица отца и братьев. Того Максена, о котором он говорил, она не знала и не любила.
   — Но ты раскаялся, — Райна подошла к нему. — Ты ушел в монастырь и отдал свою жизнь Богу, замаливая грехи.
   — И ты думаешь, этого достаточно?! — воскликнул он.
   — Для Бога — наверно.
   Сверкая глазами, стиснув зубы, он шагнул к ней.
   У Райны сердце ушло в пятки, но она старалась не подавать вида. Рыцарь прошел мимо нее и с размаху ударил кулаком по алтарю.
   — Почему же он не освободит меня от мучительных воспоминаний, почему не перестанет терзать меня? День и ночь мои муки со мной.
   Он покачал головой:
   — Ты хотела узнать, почему я отпустил саксов, и я сказал тебе. Но не сказал того, что сделал я это и для себя.
   Райна чувствовала, как его ноша начинает давить и на ее плечи, как сгибаются они под тяжестью, как щемит сердце. Зная, что это рискованно, она подошла все же к норманну и, положив одну руку ему на плечо, другой накрыла его кулак.
   — Ты не простил себя, — вкрадчиво заговорила девушка, пытаясь не замечать напряжения его мускулов, которое вызвало ее прикосновение.
   Лицо рыцаря было каменным, когда он повернулся к ней.
   — Как я могу простить? Мой меч успокоился лишь тогда, когда на земле остались лежать бездыханные тела. Только после того, как я увидел…
   — Что?
   Он смотрел на нее какие-то мгновения, которые им обоим показались невыносимо долгими. Потом сказал:
   — Нильс.
   — Твой брат.
   — Да.
   — Что случилось?
   Максен пытался отогнать видение, но оно неотвязно стояло перед глазами, словно все случилось вчера. Господи, нельзя рассказывать ей об этом, нельзя перекладывать груз на ее плечи, но вот ее глаза… Она должна знать, даже если после того отвернется от него.
   — Я был мокрым с головы до ног, но не от пота, а от крови саксов, и хотя победа была на стороне Вильгельма, желание убивать у меня не пропало.
   Стараясь придать лицу бесстрастное выражение, она кивком головы поощрила его продолжать. Его глаза сказали ей, что она может пожалеть об этом.
   — Я был упоен рубкой, победой и искал новую жертву, когда услышал Нильса. Думая, что он хочет присоединиться ко мне, чтобы вместе покончить с саксами, я повернулся, но вместо сильного здорового воина перед моим взором предстал умирающий юноша, лежавший на груде мертвых тел. С него успели снять доспехи.
   Райна вздрогнула, представив страшную картину.
   — С него сняли все, что представляло хоть какую-то ценность. Да, это правда, Райна, — добавил он, видя ее удивление. — Его ограбили норманны, с которыми он сражался бок о бок. Так и лежал брат, погибший без славы и без почестей.
   Девушка покачнулась — таким тяжелым показалось ей его бремя.
   — Может, хватит? — крикнул он. Она крепче сжала руки.
   — Это все, что ты хотел сказать? — мягко проговорила Райна, надеясь, что история закончена, и опасаясь, что придется узнать еще и не то.
   — Ты готова слушать дальше?
   — Говори!
   — И тогда я ощущал, видел, даже пробовал…
   — Что? — замирая от страха, спросила она.
   — Кровь побежденных, море крови. Когда саксонские женщины пришли на поле брани искать своих близких среди мертвых, подолы их платьев намокли от крови, и они едва могли двигаться. Все эти жизни, Райна, потеряны только из-за жадности.
   Она закрыла глаза:
   — Я сожалею.
   Рыцарь горько рассмеялся.
   — Ты сожалеешь? Ты по рождению саксонка, у которой от рук норманнов погибла вся семья? Разве тебе не приходило в голову, что именно я мог убить твоего отца и братьев?
   Она, открыв глаза, заглянула в голубую ледяную бездну.
   — Приходило, но я не собираюсь всю жизнь оплакивать их гибель и смерть других. Ты должен простить себя, Максен. Битва давно закончилась, и произошла она не по твоей вине.
   — В самом начале эта битва была для меня чужой, но в конце я сделал ее своей.
   — Наверно, тогда это было неизбежно и правильно. Но сейчас все в прошлом, все кончилось.
   — Кончилось? — он повернулся к ней. — А кого, ты думаешь, пошлет король подавлять мятеж Эдвина Харволфсона?
   Она пошатнулась, будто от удара.
   — Нет, Максен, этого не может быть!
   — Будет, и опять кровь, пролитая во славу моего суверена, останется на моих руках.
   Трудно было не отдаться во власть отчаяния, охватившего душу, но Райна нашла в себе силы.
   — Ты найдешь способ, — твердо сказала она. — Я знаю, что найдешь. Ведь в душе не осталось места для демонов.
   — Думаешь, не осталось? — презрительно фыркнул норманн. — Посмотрим.
   Девушка решительно покачала головой:
   — Я не думаю — я знаю.
   Он, видимо, хотел уточнить, что же она знает, но передумал, отвернулся и пошел к мечу, оставленному на полу. Саксонка наблюдала, как он поднял оружие и пристегнул к поясу. Страх внушал Максен — свирепый, кровожадный воитель, готовый, не задумываясь, пустить в ход свой меч.
   — Подойди ко мне, Райна.
   Она послушно подошла к нему:
   — Да, милорд.
   Подняв руку, рыцарь взял шелковистую белоснежную прядь и словно бы растирал ее пальцами.
   — Ты уже простила? — спросил он, не спуская с нее глаз-льдинок.
   — Я стараюсь.
   — Значит, не простила.
   — Не все, — призналась девушка. — Но с каждым днем я прощаю все больше и больше. И ты так делай!
   Он опустил голову и когда поднял ее, то показалось, что несвязные воспоминания, мучившие его столько лет, не дававшие уснуть по ночам, стали таять.
   — Ты подарила мне надежду.
   «И любовь», — мысленно добавила она и застенчиво улыбнулась.
   Максен улыбнулся в ответ и, обняв, поцеловал.
   — Я хочу, чтобы ты вошла в мою жизнь, Райна.
   Сердце забилось сильнее, но тут же она упрекнула себя за пустые надежды на то, что Пендери полюбит ее. Скоро Кристоф принесет корень, который предохранит ее от зачатия.
   Максен молча вывел ее из часовни, и они прошли мимо горстки саксов, встретивших их робкими улыбками.
   — Похоже, ты покорил их сердца, — заметила Райна, когда они отопили подальше, и саксы не могли ее услышать.
   Пендери не ответил и вел ее к главной башне. Она думала о том, что Этель и его товарищи по несчастью, возможно, считают Пендери виновным в гибели одного из них, но зато саксы, оставшиеся в замке, знают правду. А что об этом думает он?
   — Максен! — раздался голос Кристофа, когда они начали подниматься по ступенькам.
   Они остановились и ждали, когда он, хромая, приблизится к ним.
   — Что случилось?
   — Сакс жив, — взволнованно начал Кристоф. — Тяжело ранен, но, думаю, выживет. Я возьмусь за его лечение.
   Взглянув на Пендери-старшего, Райна заметила слабую улыбку, которую тут же сменило бесстрастное выражение.
   — Вылечи его.
   Кивнув, юноша повернулся и пошел хромая.
   — А ты говорил, что Бог отвернулся от тебя?
   Он покачал головой:
   — Нет, должно быть, он с саксом.
   Через несколько минут она уже лежала на постели, и все мысли о корне, предохраняющем от зачатия, отошли куда-то в сторону.
   — Я приготовил все по рецепту Йозы, — пояснил Кристоф, указывая на записи, оставленные ему великодушным лекарем.
   Райна взглянула на полотняный мешочек, в который было насыпано заветное снадобье. Не поздно ли его принимать? Через пять дней, если начнутся месячные, все станет ясно. Она взяла мешочек.
   — Спасибо, Кристоф.
   — По щепотке в день, — посоветовал он.
   Она кивнула:
   — По щепотке.
   — Сперва может быть тошнота, — продолжал юноша, — но потом она прекратится. — Когда запас кончится, дайте мне знать. Я приготовлю еще.
   Саксонка кивнула и спросила:
   — А как мой соплеменник?
   — Дело идет на поправку. Останется только шрам как напоминание о близкой смерти.
   — А когда Хоб поправится, что он собирается делать?
   — Максен сказал, что он может идти на все четыре стороны, но я не думаю, что Хоб уйдет.
   — Почему?
   — Наверно, саксу нравится в Этчевери. Он ведь думал, что ранен по вине Пендери, а теперь Хоб знает, кто виноват, и начинает верить Максену. К тому же, я полагаю, Хоб положил глаз на вашу Лиган.
   Да, все становится на свои места. Райна улыбнулась.
   — Она помогала вам.
   — Да, это у нее очень хорошо получается.
   — А как же Сета?
   По лицу Кристофа прошла тень недовольства:
   — Она жалуется, что завалили работой. Ее же заставили прислуживать за столом, разливать вино. Я не хочу брать ее в помощницы.
   Теперь понятно, почему взоры черноволосой красотки стали ненавистнее, слова — острее. Если бы взглядом можно было убить, Райна давно была бы мертва. Только присутствие Максена спасало ее от сварливой саксонки.
   — Хорошо, что вы взяли Лиган в помощницы, — одобрила его выбор девушка.
   Юноша кивнул:
   — Я сам этому рад.
   Крепко сжав в руках мешочек с драгоценным снадобьем, Райна пошла к главной башне. Войдя в комнату, где они жили с Максеном, она взяла щепотку порошка и, отправив его в рот, едва не выплюнула — таким он был противным на вкус. Затем саксонка спрятала мешочек там, где Пендери никогда его не найдет.

Глава 24

   Лист бумажный выпал из разжавшихся пальцев Максена и тут же свернулся в трубочку. Догадавшись, что пришло важное и удручающее послание, Райна знаком велела рыцарям в зале удалиться. Она сделала это не задумываясь, как хозяйка замка, потому что Пендери дал ей это право. Саксонка медленно вживалась в новую роль, и было непривычно, что слуги и даже рыцари ей повиновались.
   — Что случилось? — оставшись наедине с ним, тревожно спросила она.
   Он не ответил, только смотрел, не мигая, куда-то вдаль. Его глаза, замечавшие многое, теперь, пожалуй, ничего не видели.
   Наклонившись, Райна подняла бумажную трубку и попыталась разобрать французские слова, которые понимала с трудом. Вздохнув, она отложила послание.
   — Скажи мне, — слезно попросила она его.
   Пендери, закрыв глаза, откинулся на спинку кресла.
   — Это Эдвин, — коротко ответил он, и его слова лезвием полоснули ее по сердцу.
   — Ты получил послание Вильгельма? — она так и не научилась выговаривать полный титул Вильгельма, который тот украл у короля Гарольда.
   — Нет.
   Она растерянно заморгала, не ожидая такого ответа.
   — Тогда что?
   — Две недели назад мою сестру Элан схватили саксы.
   — Ее избили или…
   — Этот ублюдок изнасиловал ее.
   Грубое слово, словно плетка, больно ударило но лицу: ей было многое известно о насилии, чинимом норманнами. Она сама была свидетельницей. Весть о страданиях его сестры всколыхнула в памяти то, что она хотела забыть.
   — От души сочувствую.
   — Ты слепа! — взорвался Максен.
   Вскочив с кресла, он начал шагами мерить комнату.
   — Слепа? — переспросила Райна.
   — Да, я упомянул имя Эдвина, сказал об изнасиловании сестры, а ты не увидела тут никакой связи.
   Она вздрогнула, ее обуял ужас — теперь все стало понятно. Сама она так бы и не догадалась!
   — О, нет. Этого не может быть!
   Демоны, теснившиеся в самых потаенных уголках его души, снова ожили.
   — Эдвин… неподалеку от замка, Райна, — на шее норманна запульсировала жилка, — сестра точно описала его и назвала подлинным именем.
   — Либо она лжет, либо кто-то воспользовался его именем.
   — Не так давно ты говорила мне, что Эдвин очень изменился после Гастингса.
   — Но не до такой степени!
   Максен, не мигая, смотрел на нее, и в душе его закипала злость. Но вот напряжение в нем спало, хотя вид у него оставался грозным.
   — Как ты можешь быть так уверена?
   — Я знаю Эдвина и не сомневаюсь, что он на такое не способен.
   — Ну, тогда моя сестра ошибается или лжет!
   Норманн наклонился над нею:
   — Если она лжет, что она выиграет от этого?
   Она покачала головой:
   — Я не знаю, но что бы с ней ни случилось, могу утверждать одно — Эдвин не насиловал ее.
   Пендери выпрямился:
   — Я утверждаю, что он это сделал и заплатит за содеянное.
   И все-таки норманн не исключал того, что Харволфсон может быть невиновен в происшедшем с Элан.
   — А что с сестрой? Ведь она скоро выходит замуж? — спросила Райна.
   Откинувшись на спинку кресла, Максен поднял бумажный свиток, дочитав его до конца:
   — Мой отец расторг соглашение.
   Райна почувствовала, что это еще не все:
   — И? — настаивала она.
   — И теперь он выжидает.
   — Чего?
   — Свершится ли зачатие.
   — А если это произойдет?
   — Тогда он отошлет ее, пока ребенок не родится.
   Райна поняла, что Элан отправят в монастырь, где рождаются внебрачные дети баронов. Многие там и остаются, а дочери, сестры и жены возвращаются домой с клеймом позора.
   Но как к этому отнесется Пендери-старший?
   — А твой отец? Он собирается мстить Эдвину?
   Максен улыбнулся:
   — Больше всего на свете он любит месть. Для него лучшее развлечение и лекарство — кровь на мече.
   Теперь Райна глубже стала понимать человека, которого полюбила. Очевидно, Максен был сделан из другого теста, чем его отец, но человек, получивший зловещее прозвище за Гастингс и убивший сэра Анселя, сейчас стал ближе ей и понятней.
   — Что он будет делать?
   — Ждать своего часа.
   — Значит, твой отец не напишет об этом Вильгельму?
   — Ты неправильно меня поняла, Райна. Наверно, до короля дошел слух об Элан. Отец не станет распространяться по этому поводу, разнося молву о бесчестии дочери. Да, он отомстит, но позже.
   Райна не могла удержать дрожь, пробежавшую по телу:
   — Не думаю, что захочу когда-нибудь встретиться с ним.
   — Тебе это и не нужно.
   — Ты можешь дать мне слово, Максен?
   — Слушаю.
   — Прошу тебя не мстить Харволфсону, пока не узнаешь всей правды о сестре.
   — Райна, я прекрасно понимаю, что тебе больно слышать об этом. Виновен или нет Эдвин, его смерти будут желать очень многие. Трудно только сказать, какой будет его смерть.
   Конечно, Харволфсон успел насолить многим. Ведь каждый день извещают о его набегах. Три дня назад в Этчевери остановился рыцарь с севера, чтобы отдохнуть и пополнить запасы провианта. Проведя несколько минут за столом Максена, он успел рассказать, кипя от гнева, что Эдвин напал на замок его суверена и спалил его дотла. Эту новость северянин должен был сообщить королю Вильгельму и попросить о помощи. Вчера до Этчевери дошел слух, что король назначил награду за голову Эдвина.
   Да, смерти Харволфсона будут желать многие независимо от того, виновен тот в изнасиловании или нет, но Райне не хотелось, чтобы Максен участвовал в этой охоте.
   — Обещай мне, Максен.
   — Если я встречу его, то дам ему возможность доказать, что он невиновен.
   Встав на носки, саксонка коснулась губами его щеки:
   — Благодарю тебя. Я знаю, ты делаешь это для меня.
   — Для тебя?
   Девушка отпрянула:
   — Разве нет?
   Он улыбнулся:
   — Для тебя все, что угодно, Райна.
   Она улыбнулась и покраснела от радости.
   Прошел месяц, пришла зима, и заявились незваные гости. Дюжина всадников подъехала однажды к Этчевери. В середине кавалькады выделялась хорошенькая юная леди, чьи скромно опущенные долу глаза являли пример стыдливости.
   — Рад приветствовать тебя в Этчевери, сестра. Ты всегда здесь желанная гостья, — говорил Максен, помогая девушке сойти с лошади.
   Ступив на землю, она подняла глаза на брата и тут же опустила их.
   — Боюсь, я недобрая вестница.
   — Знаю, но об этом поговорим потом.
   — Элан! — крикнул Кристоф, пробираясь сквозь толпу и спеша заключить сестру в объятия.
   — Господи, как давно я тебя не видел!
   — Давно, очень давно, — пробормотала обрадованная Пендери.
   Отстранившись, Кристоф оглядел ее с ног до головы:
   — А ты выросла!
   Радостная улыбка осветила ее лицо, но девушка тут же погасила ее, будто вспомнив о чем-то плохом.
   — И ты тоже, Кристоф, — нежно прощебетала норманнка.
   Этот нежный голос, по мнению Райны, не соответствовал ее наружности. Может, ее внешний вид, говорящий о трудном нраве, обманчив? Она обвинила Эдвина в тяжком преступлении. Правда это или нет — трудно судить, когда знаешь человека всего несколько дней.
   Как и предполагал Максен, его отец, недолго думая, публично объявил о бесчестии дочери, и рыцари, и слуги подхватили слушок, что Элан Пендери потеряла девственность по милости Харволфсона. Одна Райна была уверена, что это ложь.
   Максен велел рыцарям, сопровождавшим Элан, спешиться.
   — Вино и закуски ждут вас в зале, — объявил он. — Идите и подкрепитесь.
   Все двинулись в зал. Там лишь несколько минут стояла тишина, а потом при виде напитков и яств все оживленно заговорили.
   На помосте пирующие переглядывались, глазея на молодую женщину, сидевшую рядом с бароном.
   — Элан, — обратился Максен к сестре, — позволь тебе представить Райну Этчевери.
   Потирая ладонями кубок с вином, словно согревая его, Пендери-младшая посмотрела на брата, на сидевшую рядом с ним женщину:
   — Этчевери?
   — Да. Она появилась здесь еще до Пендери.
   — Ага, тогда речь идет о саксонке.
   — Да, я саксонка, — гордо подняла голову Райна.
   В глазах Элан зажглась искорка любопытства, но норманнка торопливо их опустила и долго не поднимала взгляд.
   — А что она делает рядом с тобой, брат?
   Максен замешкался, но потом твердо ответил:
   — Она хозяйка замка.
   Элан скользнула глазами по руке Райны, где не было кольца.
   — Но эта женщина не носит твоего имени, брат. Делить ложе еще не значит быть хозяйкой замка. А значит… — и нервный смешок сорвался с ее губ.
   Райна почувствовала, что ее обжигает злость.
   — Да, я еще делю с ним ванну, — вызывающе подняла она голову.
   Видя, что Максен напрягся, девушка поняла, что тот разозлился на нее, как и на сестру.
   Лишь одному человеку откровенность Райны показалась смешной — Сете. Хмыкнув, она плеснула пивом на руку рыцаря. Тот что-то гневно сказал, но его слова заглушил голос Максена:
   — Она — хозяйка замка, миледи Элан, и пока ты в Этчевери, будешь относиться к ней с подобающим уважением.
   По всему было видно, что гостье не понравились слова брата, и она открыла уже было рот, собираясь возразить.
   — Элан, позволь мне представить тебе сэра Гая Торкво, — вмешался Кристоф, указывая на человека рядом с ним.
   Элан повернулась к младшему брату. Райна тоже посмотрела на сэра Гая, на Элан, выражение лица которой то и дело менялось, поэтому трудно было судить, заинтересовал ее рыцарь или нет.
   — Сэр Гай, — поприветствовала его гостья и, сжав губы, будто не желая улыбаться, повернулась к Максену.
   — Я, — начала она, но не закончила фразу и тут же обратилась к Райне. — Я знаю, кто вы. На вас хотел жениться Томас, не так ли? А вы привели его к смерти.
   Это же сущая пытка слушать такое вновь и вновь, но оправдываться она не стала.
   — Да, верно, что Томас хотел жениться на мне.
   — А вы разве не виноваты в его смерти?
   — Это не ее вина! — вмешался Максен, не дожидаясь ответа Райны.
   Элан вскочила со своего места, заставив всех повернуть к ней головы.
   — А ты, — крикнула она брату, сверкая глазами, — ты, брат Томаса, защищаешь ее.
   — Сядь, Элан! — вся напряженная фигура Максена говорила, если она не исполнит его волю, ей будет худо.
   К счастью, Элан сумела угадать мысли брата и неохотно опустилась на скамью.
   — А теперь допивайте свои кубки! — возвысил голос Пендери. — Потом обсудим, что вас привело в Этчевери.
   — Думаю, все уж об этом знают, — дерзко перебила его Элан: она не стеснялась принародно говорить о том, что случилось.