Элламария много раз звонила ему домой, но там не брали трубку. В загородный же дом Мак-Элфри, как ей этого ни хотелось, Элламария звонить не стала. И вот теперь, не зная, куда деваться, она пришла в театр. Она и сама не ожидала увидеть здесь Боба, но тем не менее, услышав от его секретарши, что Боб не показывался, Элламария окончательно пала духом.
   С каждой минутой се страх возрастал. Неужели он передумал? Или что-то случилось с Линдой? Может, ей стало плохо и он за ней ухаживает? Успокаивает ее? Может, она пригрозила свести счеты с жизнью? Тогда понятно, почему он задержался. Элламария отчаянно терзалась, не зная, что и подумать.
 
   Ник не ожидал от этой встречи ничего хорошего. Более того, он ее смертельно боялся. И вот теперь, оказавшись лицом к лицу с отцом Кейт в его домашней библиотеке, он понял, что его худшие опасения подтверждаются.
   Лицо Кэллоуэя казалось непроницаемым, но Ник, опытный актер, видел, что за холодным взглядом таится враждебность. Кейт куда-то скрылась, оставив мужчин с глазу на глаз, а миссис Кэллоуэй вообще не выходила из своей комнаты.
   — Присядьте, — холодно предложил Кэллоуэй, кивком указав на кресло.
   — Благодарю.
   Обогнув стол. Ник прошел к камину, по обеим сторонам которого стояли вычурные кресла в стиле неорококо, и сел. Кэллоуэй устроился напротив.
   — Наверное, вы знаете, почему я приехал, — начал Ник.
   Кэллоуэй склонил голову набок, но не ответил.
   — Это насчет Кейт.
   — Да.
   — Мы с ней хотим пожениться.
   В который раз Ник поразился очевидной нелепости своего приезда — в его-то положении и возрасте ездить свататься! Но Кейт на этом настояла.
   — Понимаю, — сказал Кэллоуэй.
   Ник неловко заерзал в кресле. Кэллоуэй, несомненно, понимал его затруднения, но не собирался ему помочь. Ник прокашлялся и добавил:
   — Кейт хотела, чтобы мы с вами об этом поговорили.
   Кэллоуэй кивнул.
   — Думаю, — продолжал Ник, — что вы хотели бы знать, на какой день назначена свадьба.
   Чуть помолчав, Кэллоуэй ответил:
   — Не очень.
   Ник всмотрелся в него, надеясь прочесть его мысли, но лицо отца Кейт Оставалось непроницаемым.
   — Значит ли это, что вы на нее не придете?
   Кэллоуэй, казалось, задумался. Затем сказал:
   — Да, наверное, вы можете это понять именно так.
   — Надеюсь, вы понимаете, насколько ваше присутствие в такой день важно для Кейт?
   И снова лоб Кэллоуэя омрачился.
   — Возможно, — сказал он наконец. — Скажите, мистер Гоу, верно ли я понял: вы спрашиваете разрешения на брак с моей дочерью?
   — Да, — кивнул Ник.
   — А что, если я откажу вам?
   — Кейт уже вышла из того возраста, когда дети нуждаются в родительской опеке.
   — Понимаю. — Кэллоуэй встал и медленно подошел к стоявшему в углу бару. — Хотите выпить, мистер Гоу? — спросил он. — Виски?
   Если бы не Кейт, Ник бы, поблагодарив, поднялся и ушел. Однако в данной ситуации…
   — Чуть-чуть, пожалуйста.
   Кэллоуэй налил виски и передал стакан Нику.
   — Насколько я понимаю, Кейт уже дала согласие? — спросил он.
   — Разумеется, — ответил Ник.
   — Что ж, это вполне объяснимо, — вздохнул Кэллоуэй, снова усаживаясь в кресло.
   — Мы любим друг друга, — ляпнул Ник, но тут же проклял себя за глупость.
   — Не сомневаюсь, — сухо произнес Кэллоуэй.
   — Так вы не дадите своего согласия?
   Кэллоуэй поднес стакан к губам, осушил его почти наполовину и ответил:
   — Да, ничего другого мне не остается.
   — Могу я поинтересоваться почему?
   — Можете.
   Кэллоуэй снова встал и, подойдя к окну, остановился, глядя на зеленую террасу сада. Несколько минут он стоял неподвижно, не произнося ни слова. Ник терпеливо ждал.
   — Вы многого не знаете о нашей семье, мистер Гоу, — сказал Кэллоуэй.
   В самом тоне его был? нечто такое, отчего по спине Ника побежали мурашки.
   — Не знаю даже, — продолжил Кэллоуэй, — стоит ли вам об этом говорить.
   — Что бы это ни было, — храбро заявил Ник, — ничто не изменит моего желания жениться на Кейт.
   Кэллоуэй вернулся к своему креслу и, усевшись, уставился в пустой камин.
   — Вам, должно быть, кажется, что вы уже хорошо знаете Кейт, — произнес он. — Верно? Вы считаете, что вам уже все о ней известно.
   — Самое главное я знаю, — сказал Ник.
   — Вот как? — Кэллоуэй приподнял брови. — Что именно?
   — То, что я люблю ее. Вам этого достаточно?
   — Нет. — Кэллоуэй медленно покачал головой. — Совершенно недостаточно.
   Терпение Ника лопнуло:
   — Я пришел сюда не для того, чтобы выслушивать ваши туманные размышления, а лишь потому, что Кейт настояла на этом. По мне, мы давно бы уже поженились.
   — Еще виски? — спросил отец Кейт.
   — Нет, благодарю.
   Кэллоуэй тем не менее взял с камина его стакан, прошел к бару и, наполнив его, протянул Нику.
   — Возьмите, — сказал он.
   Не найдясь, что возразить, Ник принял из его рук виски.
   — Итак, как я уже упоминал, — произнес Кэллоуэй, усаживаясь, — вы многого не знаете о нашей семье, мистер Гоу. Но теперь, поскольку иного выхода у меня нет, я должен вам рассказать.
   Ник пристально посмотрел на него, но лицо отца Кейт оставалось бесстрастным. Чуть помолчав, Кэллоуэй произнес:
   — Мистер Гоу, вы не можете жениться на моей дочери.
   Ника как током ударило. Подавшись вперед, он твердо заявил:
   — А я говорю, что женюсь на ней!
   — Желание и возможности — разные понятия, мистер Гоу, — сказал Кэллоуэй. — Я утверждаю, что вы не можете жениться, а вы говорите, что женитесь. Сейчас я объясню вам эту разницу. Дело в том, что Кейт и в самом деле может выйти за вас, тогда как вы жениться на ней не сможете. Дело в том, что Кейт причину знает, тогда как вам она неизвестна.
   — Мистер Кэллоуэй! — заговорил Ник, отчаянно стараясь сдерживаться. — Меня, признаться, немного утомили ваши шарады. Ближе к делу, пожалуйста.
   — Пожалуйста, — вздохнул Кэллоуэй, глядя на свой стакан. — Вы не можете жениться на Кейт, потому что она влюблена в меня.
   Кровь отхлынула от лица Ника. Он ошалело уставился на сидящего напротив мужчину.
   — Вы спятили!
   — О нет, — криво усмехнулся Кэллоуэй. — Я в здравом уме, однако то, что я вам сказал, к величайшему сожалению, чистая правда.
   — Вы лжете! — взорвался Ник, уже не скрывая отвращения. — Кейт не может быть влюблена в вас, это вы в нес влюблены! В собственную дочь. В свою плоть и кровь. Я знал это, но отказывался верить. Я просто не мог даже заставить себя поверить, что такое возможно, но теперь…
   Боже, какая мерзость! Это ведь вы ей названивали все время, да?
   Кэллоуэй, казалось, смешался.
   — Названивал?
   — Ну да! Звонили ей домой и наговаривали всякую похабщину. Раскрывали свои самые низменные желания.
   Превратили се жизнь в настоящий ад.
   — Это она вам сказала? — вздохнул Кэллоуэй. — Что ж, наверное, решила, что так будет лучше.
   — Что вы несете! — закричал Ник. — Она даже не подозревала, что это вы!
   — Прошу вас, не надо так громко, — поморщился Кэллоуэй. — Она прекрасно знала, что это я. Просто иногда я звонил в присутствии ее подруг или знакомых, вот и приходилось прикидываться.
   — Это ложь! — вскричал Ник. — Я сам при этом присутствовал. Я видел ее лицо. Она была в полном ужасе.
   Она просто затравлена.
   — Да, она панически боялась, что кто-нибудь узнает правду.
   Ник соскочил с кресла и нервно заходил по комнате.
   — Видит Бог, Кэллоуэй, вы просто ненормальный. Ведь Кейт, безусловно, даже об этом не догадывается, верно?
   Она и не подозревает, что ее собственный отец таким образом удовлетворяет свои сексуальные прихоти. Нет, я должен во что бы то ни стало спасти ее от вас.
   Кэллоуэй улыбнулся:
   — Я вам не советую. Не говоря уж о том, что она сама не согласится уйти от меня. Возможно, вам легче будет это осознать, если я раскрою вам подлинную причину ее согласия на ваш брак. Законный муж придаст ее жизни то прикрытие, которое ей так необходимо. Точнее, нам с ней.
   Хотя лично я считаю эту предосторожность излишней.
   — Господи, кошмар какой-то! — вскричал Ник. — Я просто ушам своим не верю!
   — А напрасно, — пожал плечами Кэллоуэй. — Надеюсь, теперь вы сами понимаете, что не можете жениться на Кейт?
   Ник молча уставился на него. Ему вдруг показалось, что он утратил дар речи.
   — Задайте себе вопрос: согласны ли вы жить с женщиной, которая любит другого? — продолжил Кэллоуэй. — Можете ли принять женщину, которая спит с собственным отцом? Разумеется, нет. Такое просто немыслимо.
   — Вы подлый, низкий лжец! — Ярость душила Ника. — Кейт — чистая душа!
   — Мистер Гоу, — вздохнул Кэллоуэй. — Кейт — моя.
   Она уже давно принадлежит мне. Чего у нас с ней только не было! Никто не в силах помешать нашей любви, даже вы. Если желаете, можете проверить, хотя предупреждаю — этот урок будет вам дорого стоить. В ваших же интересах пощадить психику Кейт и избавить ее от этих мучений. Ей и так слишком тяжело, бедняжке. Только знайте: все, что она делает, — это ради меня. Надеюсь, вы уже и сами это осознали. Даже тот трагический роман с Джоэлем Мартином — и на это она пошла ради меня. Она хотела, чтобы у нас с ней был ребенок. Очевидно, что своего ребенка мы иметь никак не могли, поэтому и понадобился Мартин.
   Кто-то ведь должен был признать себя отцом, чтобы отвести от нас подозрение. Вот почему она потом дошла до того, что сама похитила чужого ребенка. — Лицо Кэллоуэя казалось опечаленным; он не отрывал глаз от камина. — После печальной истории с Мартином я пообещал ей, что рано или поздно у нас будет свой ребенок, вот она, бедняжка, и решила ускорить то, о чем так мечтала. — Он поднял голову и посмотрел на Ника. — А теперь согласилась выйти за вас. По одной-единственной причине, чтобы вы подарили ей этого ребенка. На этом ваш брак и оборвется. Она уйдет от вас и принесет ребенка мне.
   — Я вам не верю, — срывающимся голосом сказал Ник.
   Несмотря на всю чудовищную абсурдность, было в сказанном нечто, придававшее словам этого человека какую-то извращенную достоверность.
   — Хотите, я позову ее сюда? — предложил Кэллоуэй. — Я надеялся, что сумею и сам убедить вас и избавить Кейт от этого испытания, но если вы мне не верите…
   Ник устремил на него испепеляющий взгляд.
   — Интересно, вы понимаете, что за такие вещи сажают в тюрьму? — спросил он.
   Кэллоуэй печально покачал головой.
   — Напомнить вам, из-за чего завязался этот разговор? — осведомился он.
   Ник отвернулся и уставился на стену.
   — Все это не правда, — неуверенно сказал он. — Не может такое быть правдой.
   Он обращался скорее к себе, нежели к Кэллоуэю. Ник и сам не заметил, как очутился у окна. Кейт он увидел в — конце сада; она сидела на берегу ручья и смотрела на воду.
   Ее лицо было прекрасным и невинным как у младенца.
   — Вы уж извините меня, — сказал Кэллоуэй. — Я понимаю, каково вам. Я ведь тоже люблю ее.
   — Замолчите! — закричал Ник. — Я не хочу ничего слышать! Вы — чудовище! Я не верю и никогда не поверю этим бредням! Позовите ее сюда — пусть она сама мне это скажет. Если это правда, я уйду и никогда не вернусь. Но только в том случае, если Кейт сама подтвердит сказанное вами.
   — Что ж, — вздохнул Кэллоуэй, вставая. — Дело ваше.
   Вы уверены, что хотите этого?
   Ник заставил себя кивнуть.
   — Тогда подождите здесь.
   Стоя у окна. Ник смотрел, как Кэллоуэй идет по саду к ручью. Его сердце колотилось, словно птичка об оконное стекло. Он увидел, как Кейт подняла вверх руки и отвернулась. Затем снова обернулась и закричала на отца. Потом забарабанила кулаками по его груди, а Кэллоуэй попытался обнять ее. Тогда Кейт оттолкнула его и решительно направилась к дому; Нику казалось даже, что он видит, как по щекам ее катятся слезы. Кэллоуэй двинулся следом за дочерью.
   — Почему? — услышал Ник возглас Кейт. — Почему?
   Больше Ник ничего не слышал — отец с дочерью были еще слишком далеко. Кэллоуэй пытался что-то сказать — Кейт, очевидно, не желала его слушать. Потом она упала на колени и принялась в отчаянии колотить по земле кулаками.
   Кэллоуэй опустился на землю рядом с ней и снова попытался заключить Кейт в объятия, но она оттолкнула его.
   Однако слова отца, похоже, уже начали доходить до нее — Кейт смотрела на него во все глаза. Потом она легла на спину, а Кэллоуэй уселся рядом, загородив Кейт от Ника И вдруг прямо на глазах у Ника руки Кейт взлетели вверх, обвили шею отца, и Ник словно зачарованный увидел, как губы отца и дочери слились в глубоком поцелуе.
   Этого он уже вынести не мог. Пулей вылетев из дома, Ник вскочил в машину и на бешеной скорости умчался прочь. Во рту у него стояла горечь, а к горлу подступила нестерпимая тошнота. Он был потрясен до глубины души.
   А в саду, уткнувшись заплаканным лицом в отцовское плечо, Кейт с разрывающимся сердцем выслушивала сбивчивые объяснения Кэллоуэя — убитый горем отец и сам не понимал, почему Ник наотрез отказался жениться на его дочери.

Глава 36

   Элламария стояла в дверях и смотрела на Боба. Тот сидел, скорчившись, в кресле. Он казался безмерно усталым, а морщинки, лучиками разбегавшиеся из уголков глаз, преждевременно старили его лицо. Ветер за окном тихонько завывал, предвещая наступление осени, а капли дождя мерно барабанили по стеклу.
   Боб сидел, обхватив голову руками. У него болезненно щемило сердце, и Элламария готова была разреветься от сочувствия и жалости. Однако вслух спросила только:
   — Выпить хочешь? Хотя бы кофе? Или что-нибудь покрепче?
   Боб замотал головой:
   — Нет, спасибо.
   Наконец Боб встрепенулся, приподнял голову и посмотрел на Элламарию. Она была уверена, что сейчас он заговорит, однако этого не случилось. Тогда Элламария сама сказала:
   — Я совсем извелась, Боб. Я все ждала и ждала, что ты позвонишь. Правда, теперь это уже не важно, — поспешно добавила она; — Главное, ты здесь и я вижу, что с тобой все в порядке.
   Боб поднялся.
   .
   — Послушай, Элламарня, — устало произнес он. — Мы оба прекрасно знаем, почему я здесь; давай уж не будем притворяться.
   Элламария не ответила — ее сердце вновь стиснули ледяные пальцы безумного страха, который она ощущала вот уже несколько дней.
   — Больше так продолжаться ж может, — глухо продолжил Боб. — Я должен уехать. Побыть один Мне необходимо время, чтобы подумать.
   — Понимаю.
   — Господи, да не разговаривай ты таким тоном! Неужели не видишь, что мне и без того тошно?
   — А чего ты вообще от меня ждешь? — спросила Элламария, чувствуя себя так, будто разговаривает с незнакомцем, — Сам не знак), — чистосердечно признался Боб. — В том-то и беда — я совершенно перестал понимать, что происходит.
   — Значит ли это, что ты меня больше не любишь? — не удержалась Элламария.
   Боб устало вздохнул:
   — Я же сказал — я ничего не понимаю. Одно только знаю точно — сейчас принять какое-то решение я не в состоянии.
   — Но ты поговорил с женой? — спросила Элламария.
   — Да.
   — И как она это восприняла?
   — А как, по-твоему, она могла это воспринять?
   Элламария отвернулась. Вот, значит, как кончается любовь, подумала она. Много раз она думала об этом, пытаясь представить, что скажет ей Боб, но даже в страшном сне она не могла ожидать такой боли. Слова Боба, словцо острые кинжалы, вонзались в ее израненное сердце. Глядя перед собой, он сбивчиво говорил, что любит ее, но и свою жену тоже любит. Он не хотел причинить ей боль, но просто не представлял, что такое возможно. Он сделает все, чтобы загладить свою вину. Роль Изольды по-прежнему принадлежит ей, несмотря на беременность, просто операторам придется немного попотеть, чтобы скрыть ее. А потом, когда ребенок появится на свет, он будет выделять деньги на его содержание. Но все это потом. Сейчас же ему необходимо уехать.
   Элламария встала, стараясь не обращать внимания на тупую боль, снова и снова вгрызающуюся в ее внутренности, и слепо зашагала по гостиной. Ее руки предательски дрожали.
   — Помочь тебе уложить вещи? — выдавила она. — Я уже почти все собрала.
   Собрав всю свою волю в кулак, Элламария заставила себя улыбнуться, и барьеры, которые Боб с таким неимоверным трудом возвел, вмиг рухнули.
   — Прекрати! — завопил он. — Не смей так! Поплачь хотя бы. Или ругайся, кричи, топай ногами, но только…
   Не будь такой благородной.
   — Я не могу кричать. Боб, — еле слышно прошептала Элламария. — Я ведь люблю тебя…
   — Господи! — вскричал он, воздевая руки к потолку. — Можно подумать, что я тебя навек бросаю! Я ведь просто уезжаю ненадолго, потому что мне необходимо побыть одному. Это ведь не навсегда.
   — Неужели?
   Боб размахнулся и… Увесистая пощечина ошеломила их обоих.
   Прошло много времени, прежде чем Элламария подняла голову и увидела, что Боб плачет. Тихонько, горестно, подвывая, как ребенок. Охваченная жалостью, она протянула к нему руки, но Боб уклонился.
   — Нет, не трогай меня. — Он отошел в сторону и, остановившись перед камином, уставился на седой пепел.
   — За что ты меня так наказываешь, Боб? — дрогнувшим голосом спросила Элламария.
   Боб с почерневшим от горя лицом повернулся к ней, но сказать ничего не успел — зазвонил телефон, и Элламария сняла трубку. Звонила Кейт.
   Пока Кейт с плачем рассказывала Элламарии о предательстве Ника, Боб нервно мерил шагами гостиную. Однако Элламарии даже в голову не пришло, что нужно оборвать разговор — она слишком привыкла быть опорой для любимых подруг и не могла и мысли допустить о том, чтобы бросить их в беде. Раз или два Боб нетерпеливо посмотрел на нее, словно спрашивая, когда же она положит трубку.
   Элламария, слушая Кейт вполуха, посмотрела на него. Ее щека мучительно горела, и она, сама того не сознавая, то и дело трогала ее свободной рукой. И вдруг Боб остановился и, повернувшись к ней, вперил в нее твердый взгляд. Его лицо превратилось в маску, а глаза, всегда смотревшие на нее с такой любовью и нежностью, стали стальными. Резко нагнувшись, он взял с софы свое пальто и, не оборачиваясь, вышел.
   После этого Элламария уже с трудом воспринимала дальнейший разговор. Она не помнила, как дождалась, пока Кейт наконец кончила говорить.
   Итак, Боб все-таки бросил ее. Ушел из ее жизни, не обернувшись и даже не сказав последнего прости.
 
   Обычно Эшли ходила на работу пешком — утренняя получасовая прогулка позволяла ей привести в порядок мысли. Но этим утром, после почти бессонной ночи, она предпочла такси. Без сил плюхнувшись на заднее сиденье, она глубоко задумалась. Глаза мучительно ныли, и Эшли потерла их пальцами. В голове беспорядочно роились мысли. Домой она вернулась в половине четвертого утра, просидев полночи с Ником в «Уолдорфе». Вспоминать о разговоре ей отчаянно не хотелось.
   Впрочем, у нее и самой проблем хватало. Алекс перед самым ее уходом внезапно раскапризничался, а Кит после их недавней размолвки стал вконец невыносим. Эшли так и тянуло вернуться домой, но, взглянув на часы, она поняла, что не успеет. Кит и Алекс уже, наверное, выходили из дома — Кит собирался увезти ребенка в Бостон, где жили его дальние родственники. Вдобавок Конрад назначил ей встречу на половину двенадцатого; к этому времени он уже должен был узнать результаты переговоров с Дэвидом Берджессом.
   Когда Эшли вошла в вестибюль здания «Ай-Би-Эм», было уже одиннадцать. Она понимала, что должна связаться с Кейт. Бедняжка Кейт, опять ей выпало тяжкое испытание. Эшли не поверила Нику — что бы ему ни померещилось, это просто не могло быть правдой. Да, нужно во что бы то ни стало поговорить с Кейт. Эшли не представляла, что ей скажет, но была твердо настроена узнать правду.
   Войдя в свой офис, она попросила Йэн, чтобы ее не беспокоили, и, закрыв за собой дверь кабинета, сразу позвонила Кейт.
   Домашний номер ее подруги не отвечал. Звонить родителям Кейт ей не хотелось, однако выхода не было, и Эшли скрепя сердце набрала их номер.
   К телефону подошла мать Кейт. Эшли извинилась за столь ранний звонок, однако старалась она напрасно — Кейт к родителям не приезжала.
   Положив трубку, Эшли погрузилась в раздумья. Что делать? Имеет ли она право рассказать о случившемся Дженнин и Элламарии? Ник взял с нее слово, что разговор останется между ними. Но, с другой стороны, если не доверять своим лучшим подругам, то кому вообще можно доверять?
   Эшли снова взяла трубку. Подняв с постели Дженнин, она дрожащим от волнения голосом поведала ей трагичную историю Кейт. Дженнин пришла в такой же ужас, как незадолго до того и сама Эшли.
   — Господи, но ведь это просто невозможно, Эш! — воскликнула она, когда Эшли закончила свой рассказ. — Ты же сама знаешь — этого просто не может быть!
   — Остается только надеяться, что ты права, Джон.
   — Господи милосердный! — вздохнула Дженнин. — Я должна во что бы то ни стало с ней поговорить.
   — Дома ее нет, — сказала Эшли. — Я не дозвонилась.
   — Положись на меня. Я се разыщу.
   Со вздохом облегчения Эшли положила трубку. Все, что было в ее силах, она сделала; теперь оставалось только надеяться, что Дженнин сдержит обещание и докажет Кейт, что они с Ником пали жертвами трагического недоразумения.
   Она вызвала Йэн и попросила приготовить кофе, напрасно стараясь отогнать мрачные мысли и настроиться на рабочий лад. Потом позвонила домой, но, как и ожидала, никто трубку не снял.
   Вошла Йэн с чашечкой кофе.
   — Вас вызывают.
   — Как, уже? — встрепенулась Эшли, посмотрев на часы. — Господи, без двадцати двенадцать. Что же вы меня не предупредили?
   — Вы ведь просили вас не беспокоить, — напомнила Йэн.
   — Извините, — улыбнулась Эшли. Затем, отхлебнув горячего кофе, махнула рукой. — Ладно, пора, пожалуй, Магомету вновь прогуляться к горе. Пожелайте мне удачи, а то не пройдет и недели, как у вас появится новый босс.
   — Желаю, — улыбнулась Йэн. — Хотя у меня есть предчувствие, что у вас все будет хорошо.
   — Он вас ждет, — сказала Кэндис, когда Эшли вошла в приемную Конрада.
   — В каком он настроении?
   Кэндис состроила потешную гримаску и в притворном ужасе закатила глаза.
   — О черт! — простонала Эшли. — Только этого не хватало.
   Постучав в дверь Конрада, она, не дожидаясь ответа, вошла.
   Конрад, сидевший за столом, приподнял голову.
   — Садитесь, — пригласил он, кивнув в сторону стоящего напротив кресла, и снова погрузился в разложенные на столе бумаги.
   Устроившись в кресле, Эшли уставилась в окно. Прошло несколько минут, прежде чем она заметила, что Конрад пристально ее разглядывает.
   — Что-то вы сегодня бледная, — заметил он.
   — Я провела дурную ночь, — призналась Эшли.
   — Из-за конкурса?
   — В том числе.
   Конрад улыбнулся, и. Эшли показалось, что внутри у нее все переворачивается.
   Он пристально следил за ней, и на какое-то неуловимое мгновение Эшли даже стало не по себе — ей вдруг показалось, что он способен читать ее мысли.
   — Итак, — произнес он, — сегодня утром я разговаривал с Дэвидом Берджессом, и он объявил мне их решение.
   Эшли, затаив дыхание, смотрела на него, но лицо Конрада оставалось, как всегда, непроницаемым.
   — Боюсь, — продолжил Конрад, — что ваша смелая затея провалилась. Они отклонили наш проект.
   — Что?! — пролепетала Эшли.
   — Насколько мне известно, это решение было принято сегодня поздно ночью.
   У Эшли перехватило дыхание. Ее глаза лихорадочно заметались по комнате. Как же так, снова и снова спрашивала она себя, ведь они должны были принять ее предложения! Дэвид Берджесс недвусмысленно намекнул ей на это вчера утром. Нет, не может быть! С другой стороны, так Конрад бы не стал ее обманывать. Ведь, черт возьми, для него победа в конкурсе ничуть не менее важна, чем для нее.
   — Понимаю, — протянула она, глядя в глаза Конраду.
   — Мне очень жаль, — сказал он.
   У Эшли оборвалось сердце.
   — Не сомневаюсь, — сухо сказала она.
   Конрад встал и направился к ней.
   Эшли вскочила.
   — Покончим со всем сразу, — заявила она. — Я пойду и соберу вещи: К концу дня обещаю свернуть все дела и покинуть свой офис, хотя боюсь, что сразу улететь из Нью-Йорка не смогу. Ближайшая суббота вас устроит?
   Не дожидаясь его ответа, она зашагала к дверям.
   — Подождите, Эшли, — остановил ее Конрад.
   Эшли резко обернулась. Ее глаза горели.
   — Послушайте, Конрад, нам больше нечего обсуждать.
   Вы четко дали мне понять, чтобы в случае неудачи я заказывала билеты на ближайший же рейс до Лондона. Ваше желание исполнилось. Мне очень жаль, что мы не выиграли конкурс, но по большому счету не это главное. А теперь, с вашего позволения…
   — Сядьте! — рявкнул Конрад.
   Эшли замерла, уже держась за дверную ручку.
   — Прошу вас, — попросил он и, нажав кнопку, вызвал Кэндис. — Пожалуйста, принесите кофе.
   Эшли снова подошла к столу. Она даже не отдавала себе отчета, насколько обижена и разочарована решением совета директоров компании «Мерсер Берджесс иншюренс».
   Она также не решалась признаться самой себе, как ее страшит предстоящее расставание с Конрадом, хотя именно этого он и добивался едва ли не с первых же дней ее работы здесь.
   — Я должен вам кое-что объяснить, — произнес Копрад, пристально глядя на нее. — И прошу вас выслушать меня внимательно. А еще лучше, если вы сядете и перестанете пялиться на меня, словно разъяренный бык — на красную тряпку.