— Да, все мы ощущаем горе и боль по-разному, но собственное горе все равно воспринимается сильнее и острее. Постарайтесь как можно скорее взять себя в руки. Сейчас вы должны думать о том, как заманчиво начать жизнь сначала. Ведь никто не знает, какие приятные неожиданности у вас впереди. Только смелее идите вперед с поднятой головой и не оглядывайтесь назад.
   Эшли горько усмехнулась:
   — Послушать вас, так я скоро сама себе позавидую.
   Старик приподнял брови.
   — Поверьте, милая, на мою долю тоже выпало немало горя. Но я всегда встречал трудности с поднятым забралом.
   И верю, что вам это тоже по силам.
   — Вы и в самом деле так думаете?
   — Да.
   — Тогда, пожалуй, я начну с того, что завтра закурю в метро сигарету, — сказала Эшли, и оба расхохотались. — Спасибо, после ваших слов мне стало намного легче. Вы уж извините, что я выплеснула на вас свои чувства. Мне, право, очень неловко.
   — Это вы зря. Если, конечно, не решили сдаться.
   — Ни за что! — твердо заверила Эшли. — Теперь я уже точно знаю, что сумею все пережить. Просто пока мне еще плохо без него, хотя, кажется, дай мне волю, я бы его задушила собственными руками. Как он посмел выставить меня такой нелепой и взбалмошной?
   — Ага, вижу — мы пошли по второму кругу, — улыбнулся старик.
   Эшли нахмурилась:
   — Да, верно. Боюсь, что последние дня четыре я только и делаю, что хожу по кругу.
   — Н-да, — произнес старик: Затем, чуть подумав, добавил:
   — Знаете, милая, я бы вам посоветовал завтра купить себе меховую шапку.
   Эшли посмотрела на его доброе, изборожденное морщинами лицо и улыбнулась:
   — Спасибо, что выслушали меня.
   — Это вам спасибо, — сказал он, и Эшли догадалась: для него их беседа тоже не прошла даром.
   Повинуясь какому-то порыву, она протянула руку и легонько стиснула его запястье. Глаза старика засияли, и Эшли поняла, что пришла сюда не зря.

Глава 6

   Всю дорогу до самого Брайтона дождь лил как из ведра, и Дженнин была несказанно счастлива, когда наконец добралась до небольшого уютного отеля, в котором забронировала номер. Завтра вечером она переберется в «Метрополь», где остановится вся съемочная группа. Но это завтра, а сегодня она принадлежала самой себе.
   Дженнин расписалась в журнале для постояльцев.
   — Благодарю вас, миссис Грин, — сказала девушка за стойкой и вручила ей ключ.
   — Возможно, мне придется задержаться сегодня вечером, — сказала Дженнин, наклоняясь, чтобы взять свою дорожную сумку. — У вас есть запасной ключ от входной двери? На случай, если вы запрете рано.
   — Да, конечно, — кивнула девушка. — Вот, возьмите мой. Я уж сегодня точно носа на улицу не высуну — дождь так и хлещет.
   Взяв ключ, Дженнин направилась к лестнице.;
   — Приятного отдыха! — пожелала ей вслед девушка.
   Дженнин улыбнулась, но оглядываться не стала — рисковать не стоило. Ее шляпка была надвинута почти на самые глаза, а рот и подбородок плотно укутывал шарф.
   Дженнин была уверена, что се никто не узнает; впрочем, девушка и не проявляла особого любопытства.
   Поднявшись на второй этаж, Дженнин отперла дверь в шестой номер и подошла к окну. Оно выглядело так, будто его не открывали уже долгие годы. Ничего, возможно, днем из него удастся увидеть море.
   У окна притулился маленький туалетный столик, зеркало висело над ним. Бросив сумку на кровать, Дженнин зажгла бра и присела на табурет.
   Ее руки дрожали. Едва заметно, но вполне достаточно, чтобы ей захотелось выпить. Предвидя это, Дженнин заранее припасла бутылку виски и, вынув ее из сумки, прошла в ванную за стаканом.
   Плеснув в стакан немного виски, она залпом осушила его, затем вернулась в комнату и, налив себе еще, поставила бутылку на туалетный столик.
   Почувствовав себя увереннее, Дженнин посмотрелась в зеркало. Несколько минут она разглядывала себя. Ее лицо казалось бесстрастным, красиво подстриженные светлые волосы были слегка примяты шляпкой. Дженнин полюбовалась своей белоснежной, не тронутой загаром кожей, небольшими нежными грудками.
   — Дженнин Грей, — прошептала она своему отражению, а потом, криво усмехнувшись, поправилась:
   — Миссис Грин.
   Повернувшись, Дженнин достала косметичку и расстегнула молнию. Так, сначала коричневый карандаш. Легонько подвела им свои светлые брови, отчего ее лицо стало грубоватым. Затем наложила на глаза черные тени. Еще раз подвела карандашом брови. Подкрасила веки и ресницы.
   Нарумянила щеки. Снова полюбовавшись на себя в зеркало, усмехнулась и тюкнула кончиком карандаша в скулу.
   Пусть здесь будет родинка.
   Еще раз подвела глаза, подтянув их к вискам. Ее лицо немного вытянулось и казалось осунувшимся.
   Так, теперь помада. Ярко-красная и блестящая. Это была, пожалуй, главная деталь всей операции. Изменив форму рта, она сделает свое лицо неузнаваемым.
   Дженнин аккуратно намазала губы, затем обвела их по контуру раз, другой, увеличивая очертания рта. Потом придирчиво посмотрелась в зеркало.
   Да, теперь ее узнать было почти невозможно. Правда, рот получился немного великоват, но ничего — для ее замысла он подходил идеально.
   Дженнин натянула шелковое платье, одну задругой застегнула пуговицы и завязала поясок.
   Она была уже почти готова. Взяв щетку для волос, она сначала зачесала волосы назад, а потом подколола их на затылке. Достала из дорожной сумки и приладила на голову темно-каштановый парик.
   Еще раз посмотрелась в зеркало. Господи, как же легко изменить внешность и стать совсем другим человеком! Как просто, оказывается, жить чужой жизнью.
   Ее пульс залихорадило, к горлу подкатывало волнение.
   Она посмотрела на часы. Десять. Уже пора. Остались лишь последние приготовления.
   Дженнин достала из сумки чулки и пояс. Руки снова заметно дрожали. Еще виски, нужно немного взбодрить себя. Она выпила, потом благодарно вздохнула. Стало гораздо лучше — совсем другое дело. Задрала подол платья, обернула пояс вокруг талии и застегнула крючки, затем натянула чулки. Сделала прощальный глоток виски, схватила шубку и, выключив свет, вышла.
   Дождь перестал, но на улице было холодно, дул пронизывающий ветер. Дженнин поплотнее запахнула шубку.
   Раз или два она со страхом оглядывалась — ей казалось, что за ней следят, однако все опасения были, по счастью, напрасными.
   Сейчас она перевоплотилась в миссис Грин. Она могла позволить себе все, чего была лишена, но о чем втайне мечтала мучительными бессонными ночами Дженнин Грей.
   Сегодня вечером миссис Грин была призвана воплотить в жизнь все ее тайные мечтания.
   Когда она достигла дверей заветной дискотеки, дождь зарядил с новой силой. Ее поразило, что в такой поздний час в баре было полным-полно посетителей, в основном молодежи.
   Пройдя в глубь зала, где музыка гремела потише, она отыскала свободный табурет в углу уютного бара и уселась.
   Тут же подскочивший официант услужливо осведомился, что ей принести. Дженнин заказала двойное виски.
   Медленно потягивая виски, Дженнин вдруг заметила, что легонько раскачивается в такт музыке. Интересно, пригласят ли ее танцевать? Она мечтательно вздохнула, представив, как прижимается к горячему крепкому телу, пусть даже и неопытному.
   Однако время шло, официант принес ей второй стакан виски, и Дженнин уже начала подумывать, что понапрасну потратила время, когда заметила, что у противоположной стены зала стоят двое высоких молодых парней и буквально пожирают се глазами. Вот оно! Ее сердце заколотилось, а на ладонях проступил пот. Отвернувшись, она поднесла к губам стакан и пригубила виски. Затем, оглянувшись, увидела, что юнцы по-прежнему пялятся на нее во все глаза. При этом улыбаются и обмениваются репликами.
   Дженнин улыбнулась в ответ, и парни тут же переглянулись и принялись подмигивать и толкать друг друга локтями. Сердце Дженнин подпрыгнуло — ничего другого она и не ожидала.
   Долго ждать ей не пришлось. Через несколько секунд юноши принялись пробираться к ней. Приблизившись к стойке бара, они, однако, приостановились в нерешительности. Дженнин прекрасно понимала, что должна как-то им помочь. Облизнув губы, она чуть приоткрыла рот и, посмотрев на парней, приветливо улыбнулась. Это сработало. Юноши — один высокий, второй пониже — заулыбались и подошли ближе.
   — Здравствуйте, — произнес высокий. Дженнин он показался красивее своего белобрысого приятеля. — Вы одна?
   Дженнин кивнула.
   — Меня зовут Нил, — представился высокий. — А это Шон.
   Второй юноша кивнул. Воцарилось неловкое молчание; оба стояли, переминаясь с ноги на ногу.
   — А вас как зовут? — спросил наконец Нил.
   — Миссис Грин.
   — А имя у вас есть?
   — Джейн.
   — Не возражаете, если мы к вам подсядем? — спросил Шон, усаживаясь на соседний вертящийся табурет.
   — Нет. Тем более что вы уже подсели, — заразительно рассмеялась Дженнин. Юноши тоже засмеялись.
   Они переглянулись, словно ища друг у друга поддержки, затем Нил заговорил:
   — Скажите, Джейн, почему такая красивая женщина сидит в баре одна?
   Дженнин улыбнулась, вдруг почувствовав себя умудренной опытом. Женщина. Что ж, не девушка, конечно.
   Впрочем, что от этого меняется? Она пожала плечами:
   — Просто надоело дома одной торчать.
   — И часто вы сидите дома в одиночестве? — спросил Нил.
   Дженнин уже поняла, что из двоих он побойчее.
   — С тех пор, как меня бросил муж, — с легкостью соврала она.
   — Он рехнулся, — убежденно сказал Шон, таращась на ее ноги.
   Дженнин улыбнулась:
   — Спасибо.
   — Потанцуем? — спросил Нил.
   — С удовольствием.
   Брошенный ими Шон, как ей показалось, слегка надулся. Ничего, мальчик, времени еще много. На всех хватит.
   Отплясывая в быстром танце, Дженнин видела, что Нил так и пожирает ее взглядом, почти не сводя глаз с ее груди, свободно болтавшейся под тонким платьем. Перехватив ее взгляд, парень залился ярким румянцем. Дженнин не выдержала и прыснула.
   — Что вас рассмешило? — крикнул он, стараясь перекричать музыку.
   — Ничего!
   Тогда он тоже расхохотался и, обернувшись, победно подмигнул Шону. Тот, не поняв, в чем дело, скуксился еще больше: подумал, должно быть, что Нил уже обо всем с ней договорился.
   Дженнин танцевала с Нилом еще дважды, а потом, когда заиграла спокойная музыка, вернулась на место.
   — Не любите медленные танцы, да? — поинтересовался Нил, плюхаясь рядом с ней на диванчик.
   — Люблю, — ответила она. — Просто хочу посидеть немного — дух перевести.
   Увидев вытянутую физиономию Шона, она улыбнулась и взяла его за руку.
   — Потанцуем?
   Уговаривать того долго не пришлось. Парень расцвел и, прытко вскочив с дивана, потащил ее за собой на полутемный танцевальный пятачок.
   Танцевал он неплохо, несравненно лучше, чем Нил, и, несмотря на слишком короткую стрижку, показался Дженнин довольно приятным. Кого же ей выбрать? Дженнин решила, что спешить не станет. В конце концов пусть сами решат.
   Так продолжалось довольно долго. Они сидели, разговаривали ни о чем, пили и поочередно танцевали. Юнцы постепенно смелели, порой даже переходя меру.
   Дженнин отлучилась в туалет, где привела себя в порядок и поправила макияж. Возвращаясь, она услышала, что приятели о чем-то спорят.
   Отпив изрядный глоток, Шон изучающе посмотрел на нее и вдруг выпалил:
   — Мы тут спорили, Джейн. Вы, случайно, не прости… не профессионалка?
   Нил даже подавился.
   — Ну ты даешь, приятель! — выдавил он, однако покосился на Дженнин в ожидании ответа.
   Дженнин звонко расхохоталась. Она легко могла понять ребят. Ей только показалось смешным, что миссис Грин находит такое обращение забавным. А вот Дженнин Грей была бы вне себя от ярости.
   — Почему вы так подумали? — только и спросила она.
   — Просто так, — потупился Шон. — Извините, это я дурака свалял.
   Нил же по-прежнему не сводил с нее глаз и заметил, что Дженнин расстегнула еще одну пуговицу на платье. Перехватив его взгляд, Дженнин пригнулась над столом, чтобы взять свой стакан, и ее голая грудь чуть не вывалилась наружу. Нил оторопело уставился на нее. Господи, эта женщина его просто с ума сводит! Не выдержав, он притянул ее к себе, порывисто обнял и впился в се губы страстным поцелуем. Дженнин не стала ему препятствовать, но и не поощряла. Минуту спустя она легонько оттолкнула Нила и посмотрела на Шона, который с напускным вниманием следил за танцплощадкой.
   Рассмеявшись, Дженнин взяла его руку и прижала к своей груди, ожидая, что за этим последует. Шон озадаченно поскреб свободной рукой затылок, но потом, когда Дженнин отняла свою руку, менять позу не стал. Почувствовав, как набухает ее сосок под его пальцами, он, в свою очередь, притянул Дженнин к себе и начал ее целовать. Язычок Дженнин змейкой проник в его рот и заметался там, вздымая волну эротических ощущений.
   Дженнин высвободилась и поочередно обвела взглядом обоих друзей.
   — Ну что? — спросил Нил ухмыляясь. — Кто из нас окажется счастливчиком?
   Дженнин улыбнулась и, взяв свой стакан, стала медленно потягивать виски. Потом, допив до конца, отставила стакан в сторону.
   — Ну так что? — пробасил Шон внезапно охрипшим голосом.
   Дженнин шаловливо хихикнула и отбросила волосы со лба.
   — А как насчет вас обоих? — задорно спросила она.
   Парни остолбенели. Первым пришел в себя Шон, губы которого расплылись в широчайшую ухмылку. Затем Нил кивнул и пожал плечами.
   — А почему бы и нет?, — промолвил он. — Лично я не против.
   — Тогда я заберу свою шубку, — сказала Дженнин и встала.

Глава 7

   Не желая беспокоить Элламарию, которая продолжала спать. Боб тихонечко сполз с кровати и босиком прошлепал к окну. Взглянул на часы. Так, без десяти три. Времени, чтобы добраться до вокзала, было еще предостаточно.
   Надев халат, Боб отправился в кухню, чтобы приготовить кофе.
   Поставив на стол кофейные чашечки, он заметил альбомчик с фотографиями, который оставила Элламария. Дожидаясь, пока закипит чайник, он взял альбомчик и принялся перелистывать. Лицо его сразу же осветилось улыбкой. Этим фотографиям было уже больше двух лет; они с Элламарией сделали их во время поездки в Шотландию, куда удрали тайком. «Наш медовый месяц» — так называли они свой безмерно затянувшийся уик-энд. Это и вправду получился настоящий медовый месяц. Боб навсегда запомнил, как на заходе солнца они впервые предавались любви на горном склоне, поросшем вереском. Он и сейчас словно наяву видел, как матово белела среди изумрудной зелени и пестрых цветов нежная кожа Элламарии, с каким беззаветным неистовством они сливались в объятиях. Вот и фотография мистера и миссис Дафф, владельцев крохотной уютной гостиницы, в которой они тогда останавливались. И вдруг ему сделалось грустно: он понял, что именно неопределенность в их отношениях и неуверенность в завтрашнем дне вынуждали Элламарию искать утешения в счастливом прошлом.
   О черт! Как же он мог забыть? Ведь он должен был заехать днем к Шайдерсу, чтобы забрать для Линды новые сапоги для верховой езды. И где, кстати, ее список того, что он должен был купить в «Хэрродзе»? Неужто он его забыл в театре? Дьявольщина, значит, придется туда вернуться. Он ведь к тому же и ее подарок там оставил. Проклятие! Боб снова посмотрел на часы. Нет, не успеть — придется отложить на завтра. А его мать тогда переночует у него здесь, в Лондоне. Но вот только Элламарии он, конечно, ничего об этом не расскажет.
   Чайник, вскипев, отключился, и Боб насыпал в чашечки по ложке растворимого кофе.
   — Боюсь, молока у меня нет, — послышался голос.
   От неожиданности Боб вздрогнул и обернулся. Элламария стояла в проеме двери совершенно голая!
   — Ничего, попьем черный, — сказал Боб, продолжая смотреть на нее во все глаза. Ее лицо еще было немного заспанным, а пышные волосы растрепались, рассыпавшись по обнаженным плечам. Захваченный врасплох, Боб пожирал глазами ее нагие прелести.
   Одарив его понимающей улыбкой, Элламария приблизилась и обвила руками его шею. Боб жадно обхватил ее и, прижав к себе, начал покрывать поцелуями ее лицо; при этом его руки не переставая ласкали ее нежную кожу. В ответ Элламария прильнула к нему всем телом. Чувствуя, как быстро пробуждается желание, он принялся ласкать ее грудь, легонько сжимая соски. Затем, наклонившись, начал ее целовать. Элламария закрыла глаза и запрокинула голову, ее острые ногти впились в его спину.
   Но Боб внезапно отстранился. Он вспомнил, что завтра должен возвратиться к жене, и не хотел, чтобы на теле остались уличающие отметины.
   Чмокнув ее в кончик носа, он прошептал:
   — Ты просто ненасытная.
   — Я знаю, — улыбнулась Элламария, проскальзывая рукой под его халат. В следующее мгновение она обхватила его пробуждающуюся плоть и начала умело ее ласкать. У Боба перехватило дыхание. Подняв голову и зажмурившись, он отдался сладостным ощущениям…
   …Потом они довольно долго стояли обнявшись. Элламария прислушивалась к биению его сердца, постепенно обретавшему обычный ритм. Наконец Боб погладил ее по плечу и благодарно прошептал:
   — Я люблю тебя. — Затем, взяв ее под подбородок, приподнял ее голову и посмотрел прямо в глаза. — Если бы ты только знала, как я тебя люблю! Ты просто чудо!
   Элламария улыбнулась и высвободилась из его объятий.
   — Налить тебе кофе?
   Боб кивнул. Элламария разлила кипяток по чашечкам, а он тем временем прижался к ней сзади.
   — Между прочим, у меня для тебя сюрприз, — прошептал он, обхватывая обеими руками упругие чаши ее грудей.
   — Как, уже? — изумилась она, оборачиваясь с озорной улыбкой.
   Боб рассмеялся:
   — Нет, не в том смысле. Хотя, если ты в ближайшую минуту не оденешься, я этого не исключаю.
   С этими словами он шлепнул ее по упругой попке и направился в гостиную.
   Минуту спустя Элламария присоединилась к нему. Она облачилась в атласный розовый халат — подарок Боба на день рождения.
   Увидев, что она оделась, Боб вздохнул с облегчением.
   Хотя поезд, на котором приезжала его мать, прибывал в шесть вечера, время стремительно иссякало. Он машинально посмотрел на часы, но тут же пожалел об этом. Идиотская выходка! А ведь сколько раз он давал себе зарок никогда не поступать так в присутствии Элламарии. Она промолчала, но легкое облачко, затуманившее ее лицо, не ускользнуло от внимания Боба. Он готов был лягнуть себя за свою промашку. Приняв из рук Элламарии чашечку кофе, он устроился на диване. Элламария села рядом.
   — Ты сказал про какой-то сюрприз, — напомнила она. — А он мне понравится?
   — Надеюсь, что да, — улыбнулся Боб, искоса поглядывая на нее. — Во всяком случае, я на это рассчитывал.
   — Тогда скажи, не томи.
   — А ты сама догадайся.
   — Господи, но ведь я даже не представляю… Хоть намекни.
   — Что ж, давай попробуем. О чем ты сейчас мечтаешь больше всего на свете?
   Элламария с оборвавшимся сердцем посмотрела на него.
   Ее глаза заволокло туманом. Неужели…
   В ту же минуту Боб понял, что допустил чудовищную, непростительную ошибку. В его мозгу лихорадочно зароились мысли: как помешать ей высказать то, о чем она наверняка сейчас думала?
   — Да, кино! — срывающимся от волнения голосом воскликнул он, видя, что Элламария вот-вот откроет рот. — Мне предложили снять фильм «Тристан и Изольда, или Великая трагедия королевы Корнуолла». Вот я и подумал, что ты, наверное, не станешь возражать, если роль Изольды достанется тебе!
   Элламария быстро отвернулась, чтобы скрыть свое разочарование, и отпила кофе.
   — Ну что, рада? — упавшим голосом спросил Боб. Даже ему самому было слышно, как он фальшивит.
   — Конечно, — кивнула Элламария. — Еще бы.
   Боб мысленно проклинал себя за глупость. Заметив, как задрожали его руки, Элламария все поняла и тут же прониклась к нему сочувствием. Она догадывалась, что режиссер искренне надеялся ее порадовать, а теперь сам жестоко мучился из-за своей промашки. В следующую минуту ее лицо озарилось счастливой улыбкой, и Боб едва успел отставить чашечку в сторону, как Элламария свалилась в его объятия. Быстро поцеловав его в губы и в щеку, она затараторила:
   — Господи, до чего же я тебя люблю! Просто ушам своим не верю. Кино! До чего же я всегда мечтала сняться в кино! — И, сорвавшись с дивана, принялась весело порхать по комнате. Потом, остановившись, спросила:
   — А когда ты об этом узнал? И почему раньше не сказал? Когда начнутся съемки?
   Боб с облегчением засмеялся:
   — Ну, еще не скоро. Сама знаешь — в таких делах поспешность только вредит.
   — О, Боб! — вскричала Элламария, захлопав в ладоши. — Это и правда настоящий сюрприз. Господи, я просто сама себе не верю. Я — кинозвезда! Господи, всю жизнь об этом мечтала! Шекспир и кино. А теперь я добилась и того и другого. Так мы поедем во Францию и в Корнуолл? Или сначала сам на разведку съездишь? Может, прихватишь меня с собой?
   Боб кивнул.
   — Господи, с ума можно сойти! — заверещала она. — И на сколько? Ведь это означает, что все это время ты будешь мой!
   — Забавно, — усмехнулся Боб. — А я почему-то думал, что это ты будешь моя!
   Элламария прильнула к его груди, а он погладил ее по голове. Сам же мысленно поздравил себя, что дешево отделался.
   Элламария была счастлива. Она всегда мечтала быть рядом с ним, работать вместе. И несмотря на жестокое разочарование, которое испытала несколько минут назад, Элламария твердо знала, что в один прекрасный день ее мечта осуществится и Боб будет принадлежать ей. Навсегда.
   — Во сколько тебе надо уходить? — спросила она, поворачивая его запястье, чтобы посмотреть на часы.
   — Примерно через полчаса. Мне придется сначала вернуться в театр — я там кое-что оставил.
   — Да что ты, — изумилась Элламария. — А я думала, что ты все захватил.
   — Нет, — сокрушенно покачал головой он. — Я только сейчас сообразил, что забыл там кое-какие вещи.
   — Может, сценарий? — спросила она, сверкнув глазами.
   Боб расхохотался.
   — Нет, — ответил он и тут же спохватился. Надо было сказать «да».
   — А что тогда? — Элламария и сама не могла понять, чего добивалась. Ей было вовсе не так уж важно, должен он вернуться в театр или нет. Однако что-то в поведении Боба неуловимо подсказывало ей: он не хочет, чтобы она об этом знала.
   — Ничего особенного, — сказал он, отводя глаза в сторону. — Так, ерунда.
   — Тогда почему тебе так уж обязательно туда заезжать? — спросила Элламария, понимая, что поступает глупо, но уже не в силах себя остановить.
   — Просто мне надо, вот и все, — отрезал Боб, уже начиная раздражаться.
   — Так что же это такое?
   Боб вздохнул.
   — Ну, ладно, — медленно произнес он. — Это рождественский подарок.
   Элламария выпрямилась. Сердце ее заколотилось.
   — Для нее, да?
   — Да, — сокрушенно кивнул Боб и взял се за руку.
   Но Элламария отдернула ее словно ужаленная. Господи, ну почему он не мог соврать? Кто его тянул за язык?
   Впрочем, да… А ведь в последние недели она буквально из кожи вон лезла, чтобы отвлечься от мыслей о Рождестве. О том, что Боб собирается провести его со своей благоверной. А она останется одна. Ее родители не смогли (или не захотели) прилететь, а у нее самой возможности побывать дома тоже не было.
   — Элламария! — произнес он умоляюще.
   Она не ответила.
   — Извини. Зря я тебе сказал.
   Элламария решительно встряхнула головой.
   — Ничего, — сказала она наконец. — Я сама виновата.
   Нечего было к тебе приставать. Ясно же, что ты должен был купить подарок своей жене. Я просто сама не знаю, что на меня нашло.
   — Ты же знаешь, как я хотел бы встретить Рождество с тобой, — промолвил он, слегка кривя душой.
   — Честно?
   Боб кивнул.
   С минуту Элламария молчала, а он терпеливо дожидался, пока она заговорит. Когда она наконец нарушила молчание, то сказала именно то, чего он больше всего боялся.
   — А знаешь, — сказала она, глядя в сторону, — о чем я подумала несколько минут назад, когда ты сказал, что припас для меня сюрприз?
   Боб напрягся и устало провел пальцами по глазам.
   — Ты знаешь, что я надеялась услышать?
   — Да.
   Элламария посмотрела на него в упор.
   — Я надеялась услышать, что ты уходишь от жены.
   — Я знаю. Извини.
   — Вот что сделало бы меня самой счастливой на свете, — добавила она. — Моя мечта — всегда быть вместе с тобой!
   Боб взял ее за руки и посмотрел прямо в глаза.
   — Скоро мы будем вместе. Непременно. Обещаю. Просто… — Он замялся, затем продолжил:
   — Не так легко одним махом обрубить одиннадцать с лишним лет своей жизни.
   — Ну, может, ты просто честно ей признаешься, что завел другую женщину? Не может же она тебя удерживать силой, зная, что с ней ты несчастлив. Тебе ведь плохо с ней. Боб? Ты же хочешь быть со мной, да?
   — Конечно, дорогая.
   Элламария всплеснула руками.
   — Ну так признайся же ей! Расскажи про нас.
   — Хорошо, постараюсь.
   — Нет, — покачала головой Элламария. — Пообещай мне, Боб. Поклянись, что расскажешь.
   Он посмотрел в сторону, лихорадочно размышляя. Что делать? Что сказать?
   В это мгновение Элламария прикоснулась к его щеке и, заставив повернуть голову, заглянула ему в глаза.
   Ее взгляд был затуманен и преисполнен мольбы, как у ребенка, выпрашивающего долгожданную игрушку. Ну как ей отказать? Боб улыбнулся и кивнул.
   — Хорошо, — промолвил он. — При первой же возможности я ей все расскажу.
   И тут же проникся глубочайшим отвращением к самому себе.