К какому-то определенному выводу по поводу этого животрепещущего вопроса я так и не пришел. А пока над ним раздумывал, мои спутники застыли в центре поляны, ожидая нашествия мангустов, мышей, змей, птиц и прочей живности, примчавшейся на зов Дакши. Естественно, никого они не дождались! Наш услужливый слон протрубил еще пару раз с тем же эффектом, а затем опустил голову.
   — Извините, но никто почему-то не идет, хотя я и не понимаю, почему так происходит, — прогнусавил он.
   — А может быть, ты не на том языке трубишь? — выдал гениальное предположение Андрюша.
   — Я бы с радостью согласился с вами, но боюсь, что это не так, — ответил вежливый слон. — Язык джунглей, он и есть язык джунглей и понятен каждому существу, эти джунгли населяющему. Поэтому причина в чем-то другом, хотя мне это и не нравится.
   — Горыныч, ну-ка, проверь это место на наличие магии. С этим-то справиться сможешь? — подлетел Лориэль к нашему малолетнему волшебнику. А что ты спрашиваешь? Конечно, сможет! Он же у нас Гарри Поттер. Только трехглавый, блин…
   — Мурзик, фу! Что с тобой сегодня? Взбесился, что ли? — завопил мой хозяин, привычно корча из себя альфа-лидера.
   — А я тебе давно говорю, что его ветеринару надо показать, — завел старую песню Жомов, и они с Рабиновичем дружно принялись выяснять, кто из них дурак, а кто в трамвае едет.
   Попов, естественно, тоже встрял в перепалку, и уже через минуту все трое орали так, что слышно их было, наверное, отсюда и до Южного полюса. Или какой из полюсов к Индии ближе? Горыныч, Дакша и наш персональный демон в дискуссию не вступали. При этом культурный слон постоянно пытался заткнуть нашему трехглавому малолетке все уши одним хоботом, дабы он матерщину не слышал. А когда понял, что этого сделать не сможет, решил вмешаться в спор моих ментов.
   — Ваши выражения, конечно, красочны, но я никак не могу понять, как они помогают решить нашу проблему? — проговорил слон. Мои коллеги замолчали и удивленно посмотрели на него. — Что нам дальше, извините, делать-то надо? Хотя я и не понимаю, зачем мне вообще что-то делать.
   — А действительно, Сеня, что теперь делать будем? — встрепенулся Попов, мгновенно забывая о ссоре.
   — Что-что! Людей искать, — буркнул мой хозяин. — По крайней мере, у них и выясним, кто этим миром заправляет. Может быть, они и про Кали что-то слышали.
   — Хорошая мысль. Достойная истинного мента, — ехидно прокомментировал слова Рабиновича Лориэль. — И по какому принципу ты местоположение людей хочешь определить? Методом научного тыка?
   — Дурак ты, Лориэль, хоть и эльф. А может быть, наоборот, именно поэтому и дурак, — фыркнул мой хозяин. — В любом месте и в любое время люди предпочитали селиться около рек. Найдем реку, рано или поздно наткнемся и на жилье, — и увидев, как стушевался маленький хам, с довольной физиономией повернулся к слону. — Дакша, тебе инстинкты позволяют найти в этой местности воду?
   — Попробую, хотя я и не знаю, что здесь за вода и есть ли она вообще, — ответил слон и втянул хоботом воздух. — Садитесь по местам, через минуту отправляемся.

Глава 6

   Ой, кажется, я соль со стрихнином спутала!
Мария Медичи

   Великая сила — инстинкт! А еще большая сила — мышечная масса. И если путешественники еще как-то смогли бы без Дакши отыскать жилье — ведь Мурзик по этой части опыт уже имеет, то вот на дорогу через сплетение лиан, густые кустарники и плотный подлесок ушел бы не один день. Если вообще смогли бы хоть на метр продвинуться! А Дакша, везя на спине всю компанию, за исключением пса, спокойно проламывался сквозь дебри, казалось, даже не обращая на них внимания. Разве что срывал иногда хоботом пук тонких веток и совал его себе в рот.
   Впрочем, количество наездников на слоне вскоре уменьшилось. Если первое время на вонь немытого Ушинасу и запах от его дымных ног еще особого внимания не обращали, то в спертом воздухе джунглей он стал ощущаться куда интенсивней. Сеня еще мог терпеть аромат потовых желез вечно истекавшего влагой Попова, но от вони демона вскоре взбесился и заставил того идти пешком следом за Дакшей. Ушинасу, считавший каждое пожелание новых хозяев священным, безропотно выполнил приказ и спешился. Рабинович облегченно вздохнул, а Ахтармерз, дабы и его из-за постоянного запаха изо рта не спустили вниз вслед за демоном, на всякий случай отодвинулся от кинолога подальше.
   Горыныч зря беспокоился. Менты к его ароматам — если он, конечно, не начинал морить насекомых — давно привыкли и обращали на них внимания не больше, чем Мурзик на передачу о балете по телевизору. А вот к болтовне Дакши еще привыкнуть не успели. Слон, принявшийся пространно рассказывать о пользе инстинктов и приближенного к природе образа жизни, был безжалостно оборван и обиженно замолчал, впрочем, постоянными тяжелыми вздохами напоминая российским милиционерам об их черствости и бессердечности.
   Менты смогли наконец облегченно вздохнуть, но и эта идиллия длилась недолго. Не прошло и двух минут сравнительной тишины, нарушаемой горестными вздохами Дакши, как прямо на пути слона образовалось нежданное препятствие. Две неизвестно откуда взявшиеся обезьяны прямо перед Дакшей опустили какое-то странное пестрое бревно. Слон с визгом затормозил, пару метров проехав по опавшим листьям, и удивленно уставился на странное препятствие.
   — Так, это что за ерунда? — наклоняясь вперед, удивился Сеня. Из-за спин двух обезьян, державших странную палку поперек пути, появились еще две, покрупнее.
   — Блокпост, блин, — заявила одна из вновь прибывших зверюг.
   — Со шлагбаумом, — подтвердила вторая. — Неужели не понятно? Документы для проверочки приготовьте. А заодно и багажники у вашей колымаги открывайте. Будем досмотр проводить.
   — Я, конечно, извиняюсь, но ничего поделать с собой не могу. Уж очень мне не нравится открывать багажники, хотя я даже не представляю, что это такое, — заявил слон и, внезапно рванувшись вперед, обхватил хоботом дубину, преграждавшую путешественникам дорогу.
   Обезьяны, служившие стойками шлагбаума, то ли решили доиграть свою роль до конца, то ли не поняли, что происходит, исключительно по природной тупости. Они так и не отпустили концы дубины, а Дакша, подняв их над головой,, раскрутил весь комплект и забросил на деревья. Палка, странно прогнувшись, обернулась вокруг ствола, а обе мартышки, описав круг и ударившись лбами, свалились вниз. Пару секунд они лежали под деревом, а затем вскочили и с визгом унеслись куда-то в джунгли. А дубина, преграждавшая слону путь, неожиданно подняла треугольную голову и заявила:
   — Ну, проклятые бандерлоги, больше не просите меня изображать из себя шлагбаум. Сожру всех. Слышите меня?
   — Мы слышим тебя, Каа, — на секунду замерев, хором ответили обе обезьяны и, когда удав скрылся в ветвях, вернулись к ментам. — Та-ак, порча имущества. Придется заплатить.
   — Пойду-ка я начальству о происшествии доложу, — заявил один из бандерлогов и метнулся в кусты.
   — Ага. Иди. А я подкрепление пока вызову, — ответил второй и тоже собрался смыться, но выросший словно из-под земли Ушинасу поймал его за хвост. Бадерлог завизжал.
   — Отпусти, гад. Я же тебе не ящерица. Новый хвост у меня не вырастет, — завопил он, тщетно пытаясь вырваться.
   — Товарищ командир, этот павиан вам нужен? — совершенно не обращая внимания на извивания бандерлога и его попытки вырваться, обратился Ушинасу к Жомову. Тот утвердительно кивнул, и демон крепче намотал на руку обезьяний хвост. — Тпру! Куда прешь, сатана? Стой спокойно.
   Бандерлог наконец сообразил, что деваться ему некуда и спастись он сможет, разве что откусив себе хвост. Успокоившись, обезьяна застыла на месте, опасливо поглядывая на спустившихся со слона ментов и Мурзика, на всякий случай страхующего Ушинасу с противоположной стороны. Рабинович первым подошел к бандерлогу.
   — И что это еще за шуточки с блокпостами? — грозно поинтересовался он.
   — Какие еще шутки? Тут наша территория начинается, и мы ее охраняем, — проворчал бандерлог.
   — А почему на мой призыв не откликнулись? — не менее угрожающе спросил Дакша, все еще сердитый за «колымагу» и «багажники». — Законы джунглей забыли?
   — А мы — свободный народ и никому не подчиняемся, — ответила обезьяна.
   — Никому не подчиняетесь? А к какому же тогда начальству твой напарник побежал? — язвительно поинтересовался Семен.
   — Ну-у, своему начальству-то мы подчиняемся. А больше никому, — протянул бандерлог.
   — Тогда веди нас к своему начальству, — потребовал омоновец.
   — А без досмотра входить на нашу территорию нельзя, — отказался хвостатый предок человека.
   — А шнурок этот тебе не оторвать? — поинтересовался Ушинасу, подергав бандерлога за хвост.
   Того, похоже, такая перспектива не устраивала, и он, таща демона на буксире, засеменил вперед по довольно чистому пространству в джунглях. Поначалу путешественники решили, что это звериная тропа, но затем Попов заметил, что под травой скрываются камни, и стало ясно, что бандерлог ведет друзей по давно заброшенной мощеной дороге. Минут пять менты шли довольно быстрым шагом, а затем джунгли расступились в стороны и путешественники увидели остатки полуразвалившегося города.
   — Это что еще за свалка? — оглядывая развалины, недовольно проговорил омоновец.
   — Сам ты — свалка, — осадил его главный ценитель прекрасного Андрюша Попов, восторженными глазами рассматривая развалины башен, остатки дворца, некогда покрытого тонкой резьбой по камню, и выложенные мозаикой стены. — Это же остатки какой-то неизвестной цивилизации…
   — Какой это еще неизвестной? — возмутился бандерлог. — Вполне известной. Жили тут такие же безволосые уроды, как… А-а-а! — недосказав фразы, заверещала обезьяна.
   И немудрено! Заверещишь тут, когда тебя за хвост дергают.
   Это Ушинасу, вступившись за род человеческий — исключительно в угоду хозяевам! — едва не вырвал пятую хватательную конечность из кормовой части обезьяны. Жомов одобрительно похлопал его по плечу, а Рабинович удивленно хмыкнул. Дескать, слишком уж быстро демон стал перенимать замашки своего командира.
   — Я хотел сказать, что город построила великая человеческая раса, но еще более великие джунгли поглотили его со всеми обитателями, — поправился бандерлог.
   — И давно это было? — поинтересовался криминалист.
   — А я не знаю. И никому это не интересно, — ответил четвероногий проводник. — Главное, что теперь мы владеем городом, и мы тут самые крутые.
   — Не считая Каа, — съязвил кинолог.
   — А-а, что там этот Каа?! Захотим, на куски его раздерем, — махнул лапой бандерлог, и, словно подтверждая его слова, из города раздались истошные вопли.
   Менты замерли, а Ушинасу, не успев достаточно быстро среагировать, прошел шагов десять вперед, оторвавшись от основной группы. И остановился демон лишь тогда, когда на полуразвалившиеся стены высыпала толпа обезьян. Сплошным шерстяным ковром они покрыли развалины. А затем словно по команде рванулись вперед. Менты отцепили дубинки, а Ушинасу, отпустив хвост бандерлога, бросился назад. Но не успел он сделать и двух шагов, как сплошной поток бандерлогов накрыл его с головой. Из живой кучи во все стороны тут же полетели клочки шерсти, куски одежды и целые бандерлоги. Последние — чаще всего.
   — Мужики, здесь наших бьют! — завопил Жомов, бросаясь подчиненному на помощь.
   — Андрюха, Горыныча запускай, — скомандовал кинолог, вместе с Мурзиком устремившись за Иваном.
   Попов тут же взобрался на Дакшу, меланхолично взиравшего на кучу-малу, и начал обзывать Ахтармерза всякими гадкими словами. Он так быстро успел довести Горыныча до белого каления, что тот в несколько секунд стал ничуть не меньше слона, на котором сидел, развалил паланкин и съехал с Дакши вниз, больно ушибив лапу. Разревевшись, Горыныч вновь потерял габариты, и эксперту-криминалисту пришлось начинать все сначала, предварительно успокоив плачущую трехглавую боевую машину.
   А пока Попов нянчился с Горынычем, остальные даром времени не теряли. Жомов, добравшись до шевелящейся кучи обезьян, похоронившей под собой демона, начал расшвыривать их в стороны, пытаясь добраться до Ушинасу. Мурзик, забыв об отвращении к шерсти во рту, клацал зубами, хватая бандерлогов за что придется, а Рабинович колошматил их дубинкой по чему ни попадя. И даже Лориэль со своей палочкой крутился над головами обезьян, и то одна, то другая хвостатая тварь или начинала истерично хохотать, выпадая из общей потасовки, или, горько всхлипывая, садилась на землю и принималась реветь.
   Впрочем, бандерлогам тоже надо отдать должное. Довольно быстро они сообразили, что к демону пришла помощь, и развернулись в сторону новых врагов. Не слишком большие размерами, они, однако, стали подавлять людей численностью, заставив ментов отступить к Дакше.
   — Поп, Горыныч, блин! Чего вы там копаетесь? — завопил Рабинович, едва успевая отбивать тянущиеся к нему лапы.
   — Да Ахтармерз ушибся. Никак не успокоится, — жалобно рявкнул Попов.
   — Я сейчас успокою его дубинкой по всем трем головам! — рявкнул Жомов, полностью взятый в кольцо обезьянами. И неизвестно еще, чем бы все закончилось, не подоспей к путешественникам нежданная помощь.
   — Эй, бандерлоги! Кто тут меня разорвать хотел? Вы слышите меня, бандерлоги? — раздался из кустов вкрадчивый голос, и на поляну выполз Каа.
   — Мы слышим тебя, Каа, — хором завопили обезьяны, мгновенно замирая на месте.
   — Придурки! Уши заткните! — раздался чей-то голос из-за спин бандерлогов. Те мгновенно выполнили приказ.
   — Мы не слышим тебя, Каа! — тут же радостно заверещали обитатели брошенного города и рванулись вперед.
   Но, поскольку драться без рук было трудно, ладони от ушей обезьянам пришлось убрать. И тут в дело вступил Попов. Отчаявшись быстро добиться от ушибленного Ахтармерза требуемых результатов, Андрей выпрямился во весь рост и во весь же голос запел: «Широка страна…» Бандерлогов, окруживших Жомова, тут же разметало во все стороны.
   Омоновец и сам с трудом устоял на ногах, но скривился от боли и зажал уши ладонями. Сеню взрывная волна поповских децибелов задела лишь краем, а вот Лориэлю, кружившему над толпой обезьян, досталось на всю катушку. Маленького эльфа подхватило, завертело в воздухе и унесло куда-то за стену. Попов, боясь повредить друзьям, повернул голову чуть в сторону, давая возможность Жомову с Рабиновичем отступить, но, к их удивлению, бандерлоги остановились. Андрей тут же замолчал.
   — Да вы, бандерлоги, офигели. Офигели, говорю! Слышите меня, бандерлоги? — воспользовавшись тишиной, заявил удав.
   — Не слышим мы тебя. Отвали вообще, козел! Не мешай песню слушать! — завопили обезьяны и пали ниц перед Поповым. — Спой, цветик, не стыдись! Не обращай на этого червяка внимания.
   На что Каа тут же обиделся. Прошипев, что еще придет война и бандерлоги попросят у него хлеба, удав довольно ловко свернулся в фигуру, разительно напоминавшую неприличный знак, изображаемый американцами посредством среднего пальца, а затем расплелся и скрылся в кустах. Попов же ошарашенно смотрел на скуливших обезьян.
   — Ну вот, Андрюша, и твой талант нашел своих поклонников, — язвительно констатировал Сеня. — Теперь, когда тебе аплодисментов захочется, иди в зоопарк и пой перед обезьянником.
   — Да пошел ты в ППС, — незлобиво отозвался криминалист.
   — Чем умничать, лучше скажи, что с этой кучей макак делать?
   — Скажи им, что споешь только после того, как они наши требования выполнят, — посоветовал кинолог. — Давай! Чего ждешь? Ты же у нас теперь солируешь…
   Попов тут же зычным голосом дьякона озвучил Сенино предложение. От новой демонстрации вокальных возможностей Попова бандерлоги пришли в полный восторг и принялись швырять в криминалиста всем, что попало под руки. Андрюша обиделся и ближайшим обезьянам надавал пинков, после каждого тычка объясняя, что певцов закидывают цветами, а не мусором и землей. Бандерлоги подивились такому странному обычаю и толпой бросились рвать цветы. И через пару минут Андрей уже по самую шею был завален всевозможными образчиками местной флоры, внутренне жалея, что вообще заикнулся о цветах. А не о ветчине и котлетах, например! Хотя откуда у обезьян котлеты?..
   — Так, поиграли, и хватит, — осадил Рабинович мартышек. — Где ваше начальство? Нам нужно пару вопросов ему задать.
   Бандерлоги так истошно заверещали, что разобрать слова было просто невозможно. Вдобавок к воплям они начали скакать и размахивать руками. Десяток-другой особо ретивых обезьян устроили потасовку. Затем всей толпой бросились в разрушенный город, вернулись обратно и стали еще истошней орать, прыгая прямо перед носом у ментов.
   — Мо-олчать! — потеряв терпение, рявкнул Попов. Ударной волной его голоса несколько десятков бандерлогов разметало по окрестным деревьям, а остальные заткнулись. — Вот так-то лучше. Где начальство, я спрашиваю?
   — Мы вас отведем! Мы вас отведем! — снова истошно завопили обезьяны и тут же замолкли, придавленные тяжелым взглядом криминалиста. — То есть он вас отведет.
   Как минуту назад все были готовы быть проводниками, так теперь никто из бандерлогов не желал вести пришельцев к начальству, сваливая эту обязанность на соседа. Вновь начались перебранки и драки между безмозглыми обитателями заброшенного людского селения. Попову пришлось снова заорать, а когда все замолкли, он ткнул пальцем в первого попавшегося хвостатого скандалиста, назначая его проводником.
   Тот тут же поскакал к городу, поминутно оглядываясь и проверяя, идут ли менты за ним. Те, естественно, не отставали, как и остальные бандерлоги. Они хлынули за людьми сплошным потоком. Жомов по дороге подобрал Ушинасу. Одежда на демоне была разорвана в клочья, и внешне он напоминал бомжа, попавшего в кофемолку, однако на теле Ушинасу не было ни одной царапины и на его страшной морде светилось несказанное удовольствие.
   — Товарищ командир, а когда вы свои дела закончите, можно я с этими макаками еще раз подерусь? — спросил он у Жомова.
   — Нельзя, — отрезал Рабинович, предвидя Ванин ответ. — Развлекаться на обратном пути будешь. А у нас и без тебя забот достаточно.
   Демон горестно вздохнул, а омоновец ободряюще похлопал его по плечу. Дескать, будет еще и на нашей улице праздник, а пока надо работать — мир спасать. Ушинасу пришлось смириться и топать вслед за ментами в руины. С противоположной стороны остатки города утопали в наступающих джунглях. Деревья выросли прямо из развалин домов. Стены оплетали лианы, и вокруг царил запах гнили и запустения. Менты поморщились, явно не желая лазить по подозрительным развалинам, но в глубь города забираться им не пришлось. У одного из довольно хорошо сохранившихся зданий бандерлог остановился. Его соплеменники тут же расселись по стенам и деревьям вокруг этого места, а проводник ткнул пальцем в колодец, находящийся прямо у его ног.
   — Тут начальство, — заявил он и стремглав присоединился к своим товарищам.
   — Ни хрена себе, вот это у них офис, — хмыкнул Сеня, подойдя к колодцу, напоминавшему просто дыру в земле, и нагибаясь над ним. — Ау! Есть дома кто-нибудь?
   — Нет никого, — послышался в ответ глухой голос.
   — А кто же тогда говорит со мной? — усмехнулся Рабинович.
   — Кто-кто! — недовольно проворчали снизу. — Автоответчик. Вот кто!
   — Что, пошутить любим? — рассердился кинолог, и без того успевший устать за суматошный день. — Сейчас вместе пошутим! — И Сеня повернулся к друзьям. — Ну-ка, спустите меня туда, я с этим начальничком сейчас разберусь.
   — Сень, может, не надо? — проговорил осторожный Попов. — Хрен знает, кто там может быть, а мы тебе в случае чего и помочь не успеем.
   — В натуре, Рабин, тебе-то туда зачем лезть? — тут же поддержал криминалиста омоновец. — Если надо рыло начистить, так это по моей специальности…
   — Мы не на базаре, чтобы торговаться, — отрезал Семен. — Присмотрите тут за этими мартышками, чтобы не шалили, а я вниз спущусь. — А затем повернулся в сторону бандерлогов и рявкнул: — Лиану мне! Быстро. И подлиннее.
   Приказание было выполнено со скоростью курьерского поезда. Все бандерлоги прыснули с забора, и через несколько секунд Сеня был завален лианами точно так же, как недавно Попов цветами. Бандерлоги от своей исполнительности пришли в восторг и такую скачку по стенам устроили, что одна из них не выдержала и обвалилась. Грохот был впечатляющим, а следом за ним из колодца раздался истошный рев. Обезьяны мгновенно утихли, а некоторые из них метнулись к провалу в земле.
   — Что происходит? — донесся оттуда глухой голос.
   — Стена упала. Случайно, — пришибленно ответили бандерлоги.
   — Так, значит, говоришь, дома никого нет? — поинтересовался Рабинович, вновь нагибаясь над краем колодца.
   — Неприемный день у меня сегодня. Отвали, — раздался тот же голос. — И вообще, в ближайшие пару сотен лет можешь даже не показываться.
   — Как скажешь, — зло согласился кинолог и, обвязавшись вокруг пояса лианой, приказал Жомову спускать себя в дыру.
   Опускаясь вниз, Сеня понял, что если это сооружение и было когда-то колодцем, то стены его обвалились совсем, даже никаких признаков боковой отделки не наблюдалось, зато корней из земли торчало более чем достаточно. Рабинович то и дело цеплялся за них кителем, брюками и кобурой, не переставая ругаться. И каждый раз, когда кинолог крыл матом корни, Андрюша Попов наклонялся над провалом и спрашивал, не пора ли Рабиновича поднимать. После третьей попытки и Андрей получил свою порцию ругани и больше не показывался над провалом.
   Наконец ноги Рабиновича коснулись твердой поверхности, и он огляделся. Сеня находился в каком-то подвале, отделанном камнем, а прямо под ногами — мама дорогая! — валялись россыпи золотых монет, украшений, драгоценных камней и инкрустированного холодного оружия. Сеня, никак не ожидавший попасть в сокровищницу, растерялся и даже не посмотрел по сторонам. Нагнувшись, он поднял один особенно большой рубин и стал рассматривать его на свет. Затем подобрал алмаз, черную жемчужину, золотую диадему…
   И Рабинович увлекся этим занятием до такой степени, что от смерти его спасли только тренированные рефлексы российского милиционера: уловив какой-то шорох за спиной, Сеня упал на сокровища и, перекатившись через плечо, вытащил из кобуры пистолет. А выхватив его, замер — прямо на кинолога таращилась абсолютно белая двухметровая кобра, стоявшая на кончике хвоста.
   — А-а, Маугли! — прошелестела кобра. — Так я и знала, что ты вернешься. Все вы такие. Сначала зуб железный вам дай, затем стаей позволь покомандовать, и все равно всех на женщин тянет. А когда дело до женщин дойдет, вы начинаете думать о том, где бы взять денег побольше, и лезете сюда. У меня ваши скелеты уже складывать некуда! Хотя лично для тебя местечко еще найдется…
   — Вот дурак, — хлопнул себя по лбу Рабинович. — Совсем голову с этим спасением мира потерял. А ведь должен же был догадаться! Каа, бандерлоги, разрушенный город… Ну и кто, спрашивается, мог обезьянам так голову задурить, что они его за начальника стали принимать? Конечно, старая кобра, — и посмотрел на змею, от удивления даже переставшую выпускать из пасти раздвоенный язык. — Не сдохла еще? Вот уж не думал, что когда-нибудь в настоящую сказку попаду. Хотя почему и нет?! Мифы-то тоже люди придумали…
   — Ага, — пришла в себя кобра. — Вот напридумывал один такой сказок, а теперь сиди здесь столетиями и вылезти никуда не смей. Скелеты опять же эти бутафорские храни и пауков на них загоняй…
   — А пауков-то зачем? — удивился кинолог.
   — Да все для того, чтобы страшнее было, — вздохнула змея. — Вас же, людей, уже просто скелетами не напугаешь. Нужно, чтобы они паутиной заросли, плесенью покрылись да еще и ходили бы желательно. А я двигать их не могу — рассыпаются, сволочи, от старости, и плесень тут нельзя завести. Ведь она, паразитка, мигом и на золото полезет. А золото сверкать должно, а не гнилушками вонять. Вот и ползаю по этим никчемным драгоценностям целыми днями, своим брюхом натираю, чтобы блестели. Хорошо, что раз в год линяю. А то давно бы уже всю шкуру стерла.
   — Да-а, — протянул Рабинович. — Тяжелая у тебя работа.
   — Ой, и не говорите! — снова вздохнула гадина. — Хорошо, что сюда никто из комитета по авторским правам не заглядывает. Я хоть этих бестолковых бандерлогов смогла приручить, а то давно бы уже с голоду сдохла. — И наконец змея легла на пол. — Устала на хвосте торчать. Не молодая уже. А вы, значит, не Маугли будете?
   Сеня отрицательно покачал головой.
   — И авторскими правами не занимаетесь?
   — Нет. Я в милиции служу, — ответил кинолог.
   — Правда? Не в украинской случайно? — встрепенулась кобра. — А то у меня там дальняя родственница археолога укусила, так ее милиционеры полчаса так допрашивали, что она в Литве политического убежища бросилась искать.