– Где он брал порошок?
   И она поколебалась, прежде чем ответить, и тотчас поняла, что ее колебание – еще одна ошибка. Ее колебание показало им, что она знает, где Пако брал порошок, знает имя дилера. И они потребовали, чтобы она сейчас же назвала его.
   – Не знаю где, – сказала она.
   Ее зубы начали стучать. Она, не отрываясь, смотрела на бритву в руке Толстухи.
   – Отрежь ей сосок, – сказал монах, и Джудит инстинктивно закрыла руками свою грудь, изуродованную шрамами, когда Эмма с бритвой в руке сделала к ней шаг. И вдруг ей стало страшнее, чем когда-либо в жизни. И она услышала, как ее голос сообщает им имя, отдает ключ к ее тайне и свободе, снова и снова повторяет это имя, бормочет это имя, надеясь, что на этом все закончится. Но, к ее удивлению, бритва опять сверкнула. Она была безмерно удивлена, не поверила своим глазам, когда увидела, как из ее правой груди хлынула кровь, и она поняла, о Господи Иисусе,что ей все равно причинят боль, о Дева Мария,что, возможно, ее убьют, о Матерь Божья,бритва сверкала и резала – раз-раз, раз-раз, раз-раз, – пока Джудит не потеряла сознание.
* * *
   Комната детективов в участке выглядела так же, как в любой другой день недели, включая выходные. Но утром в понедельник все знали,что это понедельник. Просто в понедельник – другое ощущение. Хочешь, не хочешь – это начало новой недели. Такой же или не такой же, но несколько иной.
   Карелла сидел за столом уже в семь тридцать утра, за пятнадцать минут до начала дневной смены. Люди из ночной смены сворачивались, пили кофе с булочками, тихо обменивались впечатлениями о событиях, которые произошли в ночные часы. Смена была довольно спокойная. Подшучивали над Кареллой, что рано пришел, – не готовился ли он к беседе с детективом первой степени? Карелла готовился к разговору с Карлом Лоэбом, студентом медфака, другом Тимоти Мура, которому последний, по его утверждению, звонил несколько раз в течение вечера, когда застрелили Салли Андерсон.
   В телефонной книге «Айсола» было три колонки Лоэбов, но только две строчки относились к мужчинам, носившим имя КарлЛоэб. И в одной из двух последних был указан адрес на Перри-стрит, в трех кварталах от университета Рэмси. Мур сказал Карелле, что днем его можно найти на факультете. Карелла не знал, отмечается ли в университете такой никчемный праздник, как День президентов, но он не хотел рисковать. Кроме того, если факультет сегодня закрыт, это значит, что Лоэб может отправиться на пикник или еще куда-нибудь. Он хотел застать его дома, прежде чем тот исчезнет в неизвестном направлении. Он набрал номер.
   – Алло! – сказал женский голос.
   – Попросите, пожалуйста, Карла Лоэба, – сказал Карелла.
   – Кто его спрашивает? – поинтересовалась женщина.
   – Детектив Карелла из восемьдесят седьмого участка.
   – Что вы имеете в виду? – спросила женщина.
   – Департамент полиции, – сказал Карелла.
   – Это шутка?
   – Нет.
   – Э... Подождите минуту.
   Он слышал, как она позвала кого-то – видимо, Лоэба. Казалось, Лоэб был озадачен.
   – Алло, – сказал он.
   – Мистер Лоэб?
   – Да?
   – Говорит детектив Карелла из восемьдесят седьмого участка.
   – Да?
   – У вас найдется несколько минут для меня? Я хочу задать вам пару вопросов.
   – О чем? – спросил Лоэб.
   – Вам знаком некий Тимоти Мур?
   – Да...
   – Вы были дома в пятницу вечером, мистер Лоэб?
   – Да...
   – Мистер Мур звонил вам в пятницу вечером? Я говорю про пятницу, двенадцатое февраля, минувшую пятницу?
   – Э... А вы не скажете, из-за чего все это?
   – Я позвонил в неудобное время, мистер Лоэб?
   – Ну, я брился, – сказал Лоэб.
   – Перезвонить вам попозже?
   – Нет, но... Я хотел бы знать, из-за чего все это?
   – Вы разговаривали с мистером Муром хотя бы раз в минувшую пятницу вечером?
   – Да.
   – Вы помните, о чем говорили?
   – Об экзамене. Нам предстоит серьезный экзамен. По патологии. Извините, мистер Коппола, но...
   – Карелла, – сказал Карелла.
   – Карелла, извините. Вы можете объяснить, по какому поводу вы звоните? Я не привык к таинственным телефонным звонкам из полиции. И вообще, как мне узнать, что вы полицейский?
   – Не желаете перезвонить мне в участок? – спросил Карелла. – Номер в участке...
   – Нет, нужды нет. Но в самом деле...
   – Простите, мистер Лоэб, но я лучше небуду рассказывать, по какому поводу звоню, пока что.
   – У Тимми неприятности?
   – Нет, сэр.
   – Тогда что? Просто не понимаю.
   – Мистер Лоэб, мне требуется ваша помощь. Вы помните, когда мистер Мур звонил вам?
   – Он звонил несколько раз.
   – Сколько раз, по вашим подсчетам?
   – Пять или шесть. Не могу сказать. Мы обменивались информацией, туда-сюда.
   – А вы звонили ему?
   – Да, два-три раза.
   – Итак, между вами...
   – Может быть, четыре раза, – перебил Лоэб. – Точно не могу сказать. Мы как бы занимались вместе по телефону.
   – Так что вы звонили друг другу девять или десять раз?
   – Примерно. Может быть, двенадцать раз. Не помню.
   – В течение ночи?
   – Ну, не всей ночи.
   – Когда был первый звонок?
   – Около десяти, по-моему.
   – Вызвонили мистеру Муру или...
   – Он позвонил мне.
   – В десять.
   – Около десяти. Я уверен в точности времени.
   – А в следующий раз?
   – Потом я позвонил ему через полчаса.
   – Обменяться информацией?
   – Задать вопрос, на самом деле.
   – А потом?
   – Не могу сказать точно. Мы постоянно перезванивались в тот вечер.
   – Когда вы самизвонили ему три или четыре раза мистер Мур был дома?
   – Да, конечно.
   – Вы звонили ему домой?
   – Да.
   – Когда вы говорили с ним в последний раз?
   – Около двух ночи, по-моему.
   – Выему позвонили? Или он?..
   – Язвонил.
   – И он был дома?
   – Да. Мистер Карелла, я хотел бы...
   – Мистер Лоэб, в минувшую пятницу от одиннадцати до полуночи вы перезванивались?
   – С Тимми?
   – Да, с мистером Муром.
   – От одиннадцати до полуночи?
   – Да, сэр.
   – По-моему, да.
   – Онвам звонил или выему звонили?
   – Онзвонил.
   – Вы помните точное время?
   – Нет, точное время не помню.
   – Но вы уверены, что перезванивались от одиннадцати до полуночи?
   – Да.
   – Сколько было звонков в течение этого часа?
   – Два, по-моему.
   – И оба раза звонил мистер Мур?
   – Да.
   – Вы можете вспомнить точное время?..
   – Не могу сказать точно.
   – Тогда примерно.
   – По-моему, он звонил в... Должно быть, сразу после одиннадцати, в первый раз. Новости как раз подходили к концу. Должно быть, было пять минут двенадцатого.
   – Новости?
   – По радио. Я занимался с включенным радио. Как и Тимми. Я люблю заниматься с музыкальным фоном. Меня это успокаивает. Но передавали новости, когда он позвонил.
   – И вы сказали, что он тоже слушал радио?
   – Да, сэр.
   – Откуда вы знаете?
   – Было слышно. И вообще, он сказал вроде, что надо выключить.
   – Вы сказали «выключить»...
   – Его радио. Он сказал вроде... Я не помню в точности... «Дай-ка я выключу на минуту, Карл»... Что-то такое.
   – И потом выключил радио?
   – Да, сэр.
   – Убрал громкость?
   – Да, сэр.
   – И тогда вы стали говорить?
   – Да, сэр.
   – Сколько времени продолжался ваш разговор? Вы сказали, разговор был в пять минут двенадцатого?
   – Да, сэр, примерно. Мы разговаривали пять или десять минут, по-моему. На самом деле, когда он отзвонилмне, он так и не понял некоторые вещи про...
   – Когда это было, мистер Лоэб? Когда он отзвонил?
   Может быть, через полчаса. Не могу сказать точно.
   – Примерно в одиннадцать тридцать пять?
   – Примерно.
   – А его радио работало?
   – Что?
   – Его радио. Вы слышали звуки радио как фон?
   – Да, сэр.
   – О чем вы говорили на этотраз?
   – О том же, о чем говорили в одиннадцать. То есть в пять минут двенадцатого. Об анализе на болезни костного мозга. Мы проходили материал по лейкемии. Какие подробности вы хотите услышать?
   – Вы снова проходили тот же самый материал?
   – Знаете, лейкемия не так проста, как может показаться на первый взгляд, мистер Карелла.
   – Я уверен, что не проста, – сказал Карелла, услышав упрек. – И вы говорите, что в последний раз беседовали с ним в два часа ночи или около того?
   – Да, сэр.
   – Вы говорили с ним с одиннадцати тридцати пяти до двух ночи?
   – По-моему, да.
   – Кто кому звонил?
   – Мы звонили друг другу.
   – В какое время?
   – Не помню точно. Я знаю, что телефон был занят в какой-то момент, но...
   – В тот момент, когда вы позвонили?
   – Да, сэр.
   – В какое время это могло быть?
   – Точно не могу сказать.
   – Около полуночи? После полуночи?
   – Не уверен.
   – Но вы снова разговаривали после того звонка в одиннадцать тридцать пять?
   – Да, сэр. Несколько раз.
   – Звонили друг другу: вы – ему, он – вам?
   – Да, сэр.
   – Обсуждали экзамен?
   – Да, вопросы, которые будут на экзамене.
   – Его радио было все еще включено?
   – По-моему, да.
   – Вам было слышно радио?
   – Да, сэр. Мне была слышна музыка.
   – Та же музыка, что вы слышали ранее?
   – Да, сэр. Он слушал классическую музыку. Она была слышна как фон каждый раз, когда он звонил.
   – И последний раз вы говорили в два часа ночи?
   – Да, сэр.
   – Когда выпозвонили ему?
   – Да, сэр.
   – Ему домой?
   – Да, сэр.
   – Большое спасибо, мистер Лоэб. Вы мне очень помогли...
   – Но по какому поводу все это, мистер Карелла? Я, честно говоря...
   – Обыкновенная проверка, – сказал Карелла и повесил трубку.
* * *
   Понедельник перед Великим постом.
   Опасная наледь на тротуарах.
   Прозрачное синее небо, раскинувшееся от горизонта к горизонту над небоскребами. Такое небо всегда казалось неожиданным в январе и феврале, хотя так же, как снег, ветер и леденящий дождь, оно не было необычным для этого города. Из заводских труб за рекой Дикс в Калмз-Пойнт поднимался темно-синий дым. В иссиня-черной форме были полицейские, стоявшие у входа в дом на авеню Эйнсли и смотревшие на изувеченную женщину на обледенелом тротуаре.
   Женщина была нагая.
   След крови тянулся от нее по тротуару к подъезду и в вестибюль. На внутренней двери в вестибюль остались кровавые отпечатки ладоней, кровь была на перилах и на лестнице, ведущей на верхние этажи.
   Женщина истекала кровью.
   Груди женщины были жестоко изрезаны.
   На животе женщины был огромный кровоточащий крест.
   У женщины не было носа.
   – О Господи! – воскликнул патрульный.
   – Помогите, – стонала женщина. Кровь пузырилась у нее во рту.
* * *
   Дверь в квартиру Алана Картера открыла женщина лет тридцати пяти, на взгляд Кареллы. На ней был парчовый халат, ее длинные черные волосы были тщательно причесаны и ниспадали прямыми линиями по обеим сторонам изящного овального лица. Карие глаза были слегка раскосыми и придавали ей чуть восточный вид, из-за которого сослуживцы Кареллы находили в нем сходство с Фудживарой и шутили, что они родственники. Она была похожа на Тину Вонг – через несколько лет. Кареллу всегда удивляло, что, когда мужчина начинал обманывать жену, он часто выбирал женщину, которая была чем-то похожана нее.
   – Мистер Карелла? – спросила она.
   – Да, мадам.
   – Проходите, пожалуйста, муж ждет вас. – Она протянула руку. – Меня зовут Мелани Картер.
   – Очень приятно, – сказал Карелла и пожал ей руку, которая показалась ему очень теплой. Его руки замерзли, потому что он шел без перчаток и без шляпы («Я помню, дядюшка Сальваторе») от того места, где оставил машину.
   Картер появился из спальни. На нем было японское кимоно поверх темно-синей пижамы. Карелла предположил, что кимоно подарила ему Тина Вонг. Но он не стал сосредоточиваться на этой мысли.
   – Извините за беспокойство в ранний час, – сказал он. Было десять утра.
   – Не надо извиняться. – Картер пожал ему руку. – Будете пить кофе? Мелани, – попросил он, – мы могли бы выпить кофе?
   – Конечно, – улыбнулась Мелани и вышла в кухню.
   – Сегодня вы без напарника? – поинтересовался Картер.
   – Нас только двое, – ответил Карелла. – А надо опросить много людей.
   – Ясно, – сказал Картер. – Итак, чем могу служить?
   – Я надеялся, что мы сможем поговорить один на один.
   Один на один?
   – Да, сэр. Просто вы и я. – Карелла кивнул в сторону кухни.
   – Пусть жена все слышит, – сказал Картер.
   – Не уверен, что это правильно, сэр, – сказал Карелла. Их взгляды встретились. Картер промолчал. Мелани вышла из кухни с серебряным подносом, на котором стояли серебряный кофейник, серебряная сахарница и две чашки с блюдцами. Она опустила поднос на кофейный столик.
   – Я забыла ложки, – сказала она и снова вышла в кухню. Никто из них не проронил ни слова. – Ну вот, – сказала она, вернувшись, и положила две ложки на поднос. – Не желаете еще что-нибудь, мистер Карелла? Горячие тосты?
   – Нет, спасибо, мадам, – поблагодарил детектив.
   – Мелани... – сказал Картер и поколебался. – Я уверен, что разобью тебе сердце, но если у тебя есть какие-нибудь дела...
   – Конечно, дорогой. С вашего позволения, мистер Карелла. – Она коротко кивнула, улыбнулась и вышла в спальню, закрыв за собой дверь. Картер резко встал, подошел к стереосистеме, расположенной в книжном шкафу у дальней стены. «Он знает, о чем я собираюсь говорить, – подумал Карелла. – Он хочет заглушить звуки. Дверь защищает недостаточно». Картер включил радио. Музыка наполнила комнату. Какая-то классика. Но Карелла не узнавал произведение.
   – Не слишком громко? – спросил Карелла.
   – Вы сказали, что хотите поговорить один на один.
   – Да, но я не хочу кричатьодин на один.
   – Я сделаю потише. – Картер снова подошел к радиоприемнику. Карелла вспомнил про фон классической музыки во время телефонных разговоров между Муром и Лоэбом. Во всем городе была только одна радиостанция, передававшая классическую музыку. Очевидно, у нее было больше слушателей, чем можно было предположить.
   Картер вернулся к кофейному столику и сел на стул, обитый материалом лимонного цвета. С другой стороны на диване с бледно-зеленой весенней обивкой сидел Карелла. За окнами было ярко-голубое небо, но при этом дул сильный ветер.
   – Насчет Тины, так? – сразу спросил Картер.
   Карелле понравилось, что тот прямо перешел к главному – как он ожидал – вопросу, но на самом деле Карелла пришел говорить не о Тине Вонг. Тина Вонг служила лишь приемом официального шантажа. В уголовном кодексе это, вероятно, называлось «принуждением». Карелла не брезговал приемом легкого принуждения – если ситуация того требовала.
   – Примерно, – ответил он.
   – Значит, вы знаете, – сказал Картер. – Ну так что? На самом деле жена тоже моглабы послушать.
   – Вот как? – удивился Карелла.
   – Она не какая-нибудь святоша.
   – Вот как? – снова удивился Карелла.
   – Она умеет себя занять, когда меня нет. Поверьте. В любом случае, что общего у Тины с Салли Андерсон?
   – Гм, – сказал Карелла, – вот это как раз мне и хочетсявыяснить.
   – Отлично исполнено, – сказал Картер без улыбки. – Вы, кажется, подходите мне на роль мужчины-простофили.Как только будет нужда, я вам позвоню. Что вы ищете, мистер Карелла?
   – Я хочу знать, почему вы думали, что Салли Андерсон рыжая.
   – А разве нет? – спросил Картер.
   – Отлично исполнено, – сказал Карелла. – Вы, кажется, подходите на роль ловкого обманщика.Как только будет нужда, я вам позвоню.
   – Touche![7] – Картер похлопал в ладоши.
   – Я пришел к вам не фехтованием заниматься.
   – Тогда зачем вы пришли? Я запасся терпением. Но у меня также есть адвокат. Я уверен, что он с радостью...
   – Давайте зовите, – сказал Карелла.
   – Ладно, перестанем говорить друг другу пакости, – вздохнул Картер.
   – Хорошо, – сказал Карелла.
   – Значит, почему я думал, что Салли рыжая? Об этом вы спрашивали?
   – Об этом.
   – Неужели закон запрещает считать рыжую рыжей?
   – Закон не запрещает даже считать блондинку блондинкой.
   – Тогда в чем проблема?
   – Мистер Картер, вы знаете, что она была блондинкой.
   – Что вас заставляет так думать?
   – Ну, с одной стороны, ваш хореограф любит блондинок, и каждая белая девушка в шоу – блондинка. Кстати, шоу было хорошим. Спасибо, что помогли с билетами.
   – Всегда рад услужить. – Картер кивнул с кислым выражением.
   – С другой стороны, вы присутствовали при заключительном отборе танцовщиц...
   – Кто вам сказал?
   – Вы сказали. И вы должны были знать, что в шоу нет рыжих, тем более что вы были на всех прогонах после того, как соединили все части шоу... Об этом вы тожемне сказали.
   – Итак?
   – Итак, я думаю, что вы лгали, когда сказали мне, будто думали, что она рыжая. А когда кто-нибудь лжет, я задаюсь вопросом: почему?
   – Я все еще думаю, что она рыжая.
   – Нет, не думаете. Ее цветные фотографии были напечатаны в газетах за последние три дня. Ясно видно, что она блондинка, и описание свидетельствует о том же. Даже если на другой день после убийства вы думали, что она рыжая, вы наверняка так не думаете сейчас.
   – Я не видел газет.
   – А как насчет телевидения? Ее фотографию показывали и по телевидению. Хватит, мистер Картер. Я сказал, что пришел сюда не фехтованием заниматься.
   – Давайте послушаем, что выдумаете, мистер Карелла.
   – Я думаю, что вы знаете ее лучше, чем склонны признать. По моему мнению, вы развлекались с ней так же, как и с Тиной Вонг.
   – Нет.
   – Тогда зачем было лгать?
   – Я не лгал. Я думал, что она рыжая.
   Карелла вздохнул.
   – Вот что я вам скажу, мистер Картер. Даже такой мужчина-простофиля,как я, считает тем не менее, что если человек продолжает лгать даже после того, как его уличили во лжи, значит, у него на самом деле есть что скрывать. Я не знаю, что это может быть. Я знаю, что девушку застрелили в минувшую пятницу, а вы лжете, что знали ее хуже, чем знали на самом деле. А что бы выподумали на моем месте, мистер Картер, как продюсер вашего уровня?
   – Я думаю, что вы заняли неверную позицию.
   – Вы были на вечеринке в воскресенье накануне убийства? На вечеринке у танцовщицы по имени Лонни Купер? У одной из черненьких девушек в труппе?
   – Был.
   – А Салли Андерсон была там?
   – Не помню.
   – Она была там, мистер Картер. Или вы хотите сказать, что тогда тоже не узнали ее? В вашем шоу только восемь танцовщиц. Как вы могли незнать Салли Андерсон, если вы там с нею столкнулись?
   – Еслиона там была...
   – Она былатам – и на ней определенно не было рыжего парика! – воскликнул Карелла и резко поднялся. – Мистер Картер, мне не хочется быть похожим на детектива в сериале, но я не советую вам уезжать в Филадельфию в среду. Вместо этого я рекомендую вам оставаться здесь, в городе, где мы сможем связаться с вами, чтобы задать другие вопросы. Спасибо за время, что уделили мне, мистер Картер.
   Он направился к двери, когда Картер сказал:
   – Присядьте.
   Он обернулся.
   – Пожалуйста, – попросил Картер. Карелла сел.
   – Хорошо, я знал, что она блондинка, – сказал Картер.
   – Прогресс! – Карелла усмехнулся.
   – Я просто боялся признаться, что знаю ее, вот и все.
   – Почему?
   – Потому что ее убили. Мне не хотелось впутываться никоим образом.
   – Каким образом вы могливпутаться? Вы ведь не убивали?
   – Конечно, нет!
   – У вас был с ней роман?
   – Нет.
   – Тогда чего вы боялись?
   – Я не хотел, чтобы вокруг меня кто-то вынюхивал что-то. Я не хотел, чтобы кто-нибудь узнал про нас с Тиной.
   – Но мы ведь узнали, верно? И кроме того, мистер Картер, ваша жена ведь не святоша, помните ваши слова? Так какая разница?
   – Люди, бывает, ведут себя странно, когда речь идет об убийстве, – пожал плечами Картер.
   – Это, наверное, цитата из пьесы, которую репетируют в Филадельфии?
   – Ну, это не самое лучшее объяснение, я понимаю...
   – Но оно правдивое, – сказал Карелла. – Тем не менее, как правило, странно ведут себя те, кому есть что скрывать. Я по-прежнемудумаю, что вам есть что скрывать.
   – Мне нечего скрывать, – возмутился Картер.
   – Вы видели Салли на вечеринке в воскресенье?
   – Видел.
   – Вы говорили с ней?
   – Говорил.
   – О чем?
   – Не помню. Мне кажется, про шоу. Когда люди занять! в шоу...
   – Что-нибудь еще, кроме шоу?
   – Нет.
   – Вы присутствовали, когда Салли и еще несколько человек начали нюхать кокаин?
   – Нет.
   – А как вы узнали, что они делали это?
   – Я хочу сказать, что не видел, как кто-нибудь делал нечто подобное. Пока был там.
   – В котором часу вы ушли с вечеринка, мистер Картер?
   – Около полуночи.
   – С Тиной Вонг?
   – Да, с Тиной.
   – Куда вы отправились оттуда?
   – К Тине домой.
   – Сколько вы там провели времени?
   – Всю ночь.
   – Тина видела, как Салли Андерсон нюхала кокаин. Вместе с группой других людей, включая Майка Ролдана, который такжезанят в вашем шоу. Если их видела Тина, то почему не видели вы?
   – Мы с Тиной не сиамские близнецы. Мы не срослись с ней бедрами.
   – Что это значит?
   – У Лонни большая старая квартира. В тот вечер у нее было шестьдесят или семьдесят человек. Вполне вероятно, что Тина находилась в одной части квартиры, а я в это время был в другой.
   – Это вполне вероятно, – согласился Карелла. – И, видимо, Тина готова поклясться, что вас не было с ней, когда она видела, как Салли Андерсон употребляла кокаин.
   – Я не знаю, в чемготова поклясться Тина.
   – А вы употребляете кокаин, мистер Картер?
   – Конечно, нет!
   – Вы знаете, кто снабжал Салли?
   – Нет.
   – Вы знаете человека по имени Пако Лопес?
   – Нет.
   – Где вы были вечером в минувшую пятницу от одиннадцати до полуночи?
   – Я сказал вам: в Филадельфии.
   – Где вы были вечером во вторник примерно в то же самое время?
   – В Филадельфии.
   – Видимо, найдется сколько угодно человек...
   – Сколько угодно.
   – Что вы стараетесь скрыть, мистер Картер?
   – Ничего, – сказал Картер.
* * *
   В больницу Сент-Джуд днем и ночью привозят пациентов с ножевыми ранениями. В этой больнице призывала к себе священника Джудит Квадрадо. Во всяком случае, так все думали. Все думали, что она умирает и хочет исповедоваться. На самом деле она пыталась рассказать, что к ней в дом приходил священник или монах вместе с одной жирной бабой и эти двое искалечили ее.
   Джудит находилась в реанимации. От ее носа, рта и рук бежали трубки к аппаратам с электронными огоньками, которые то и дело попискивали. Ей было трудно говорить с трубкой во рту. Когда она попробовала сказать «брат Антоний», как представился священник или монах, у нее получилось «Бранни». Когда она попыталась сказать «Эмма Форбс», как представилась жирная баба, у нее получился звук, похожий на «крест». Она опять попробовала сказать «священник» – это слово они как будто понимали.
   Священник пришел в одиннадцать часов семь минут утра. Это был понедельник.
   Он немного опоздал.
   Джудит Квадрадо умерла за шесть минут до его прихода.
* * *
   У полицейских и преступников есть общее чутье: они чуют чужой страх. Как только те или другие ощущают испуг, они превращаются в хищных зверей, готовых перегрызть горло и вырвать внутренности. Мигель Ролдан и Антонио Асенсио были смертельно напуганы, и Мейер тотчас почуял их страх в ту минуту, когда Ролдан добровольно рассказал, что они с Асенсио в течение трех лет живут как муж и жена. Мейеру было все равно, какого они пола. Но тот факт, что они рассказали о себе без нажима с его стороны, говорил о том, что они напуганы. Он знал, что они не боятся ареста за гомосексуализм – в этом городе это не опасно. Тогда чего они боятся? До последней минуты он обращался к ним уважительно – «мистер Ролдан» и «мистер Асенсио». Теперь он перешел на «Майк» и «Тони» – это старый прием у полицейских, при помощи которого подозреваемого ставят в невыгодное положение. Тот же самый прием используют медсестры в больницах.
   «Привет, Джимми! Как у нас дела сегодня утром?» – говорят медсестры председателю совета директоров крупнейшей корпорации и таким образом сразу дают ему понять, что начальник здесь тот, кто ему в задницу вставит термометр. Но у полицейских это получается еще лучше. Назвать кого-нибудь «Джонни» вместо «мистер Фуллер» – это все равно что сказать «мальчик». Этот прием сразу ставит человека на место, заставляет чувствовать себя: а) подчиненным; б) оправдывающимся; в) странным образом зависимым.
   – Майк, – сказал Мейер, – почему, ты думаешь, я здесь?
   Они сидели в гостиной особняка, который делили между собой Ролдан с Асенсио. Комната была красиво обставлена антиквариатом – такие вещицы Мейер не мог себе позволить. В камине потрескивали дрова. Искры вылетали в комнату.
   – Вы насчет Салли, конечно, – сказал Ролдан.