Его пистолет лежал в кобуре на комоде.
   Он часто думал про пистолет.
   Когда бы он ни думал про Огасту, он всегда вспоминал про пистолет.
   Он не знал, почему он позволил Брауну взять все эти бумаги домой. Он и сам посмотрел бы их, чтобы занять голову и не думать про Огасту или про пистолет. Он знал, что Браун ненавидит бумажную работу. Он с радостью освободил бы его от этой тягомотины. Но Браун ходил вокруг него на цыпочках. Все ходили вокруг него на цыпочках в последнее время. Все отлично, Берт, не утруждай себя лишним. Иди и отдыхай. Я со всем этим закончу к утру, и тогда мы поговорим, ладно? Словно умер кто-то очень близкий. Все знали, что кто-то умер, и чувствовали себя неловко перед ним. Точно так же, как люди чувствуют неловкость перед тем, кто оплакивает утрату; не знают, где держать руки, что сказать в утешение. Всем от этого будет хорошо, не только ему одному, если он просто возьмет пистолет и...
   Ну, довольно, подумал он.
   Он повернул голову на подушке и поглядел на потолок.
   Он знал свой потолок наизусть. Он знал каждую трещинку, каждое пятнышко грязи, каждую паутинку. Некоторых людей он не знал так, как знал потолок. Иногда, когда он думал про Огасту, потолок застилал туман – это наворачивались слезы. Если он возьмется за пистолет, то надо будет стрелять под правильным углом, чтобы не повредить потолок – вместе со своим черепом. Он улыбнулся. И потом ему пришло в голову, что тот, кто улыбается, едва ли станет грызть табельный пистолет. Ну, пока еще, во всяком случае.
   Черт возьми, да не хотел он доводить ее до слез! Берт резко выпрямился, взял телефонный справочник на приставном столике, полистал, не надеясь найти ее номер, и потому не удивился, когда не нашел. В теперешнее время, когда воры выходят из тюрьмы через пять минут после того, как их туда засадили, не слишком многие сотрудники полиции желают, чтобы номера их домашних телефонов указывались в телефонных справочниках. Он набрал номер отдела связи, номер, который он знал наизусть, и попросил клерка, взявшего трубку, чтобы его соединили с добавочным «12».
   – Справочный отдел департамента полиции, – сказал женский голос. – Что вам угодно?
   – Хочу узнать домашний телефон сотрудника полиции, – сказал Клинг.
   – Кто звонит: полицейский?
   – Да.
   – Назовите ваше имя, пожалуйста.
   – Бертрам А. Клинг.
   – Ваше звание и номер значка, будьте любезны.
   – Детектив третьей степени, 74579.
   – Интересующий вас абонент?
   – Эйлин Берк.
   Возникла пауза.
   – Это шутка? – спросила женщина.
   – Шутка? Что вы имеете в виду?
   – Оназвонила десять минут назад и спрашивала вашномер.
   – Мы вместе работаем над одним делом, – сказал Клинг и подумал: «Зачем я лгу?»
   – Она позвонилавам?
   – Позвонила.
   – Почему вы тогда не спросили, какой у нее номер?
   – Я забыл, – сказал Клинг.
   – Это не служба знакомств, – сказала женщина.
   – Я сказал вам: мы вместе работаем над одним делом, – сказал Клинг.
   – Конечно, – сказала женщина. – Обождите.
   Он принялся ждать. Он знал, что она проверяет его по компьютеру. Проверяет, можно ли ему доверять. Он посмотрел в окно. Снег шел еще гуще. Ну, давай же, подумал он.
   – Алло! – сказала женщина.
   – Я все еще здесь, – сказал Клинг.
   – Наши компьютеры вышли из строя, мне пришлось искать вручную.
   – Ну, я настоящий полицейский? – спросил Клинг.
   – Кто же теперь знает? – сказала женщина. – Вот номер. Ручка есть?
   Он записал номер, поблагодарил ее и затем нажал на рычаг на аппарате. Он отпустил рычаг, услышал гудок, приготовился набирать номер и заколебался. Что я собираюсь делать? – спросил он себя. Ничего я не собираюсь делать. Я еще не готов открыть страницу нового романа. Он положил трубку на аппарат.
* * *
   Содержимое банковского сейфа Эдельмана и в самом деле оказалось очень интересным. В конце концов Браун пришел к заключению, что «камушки» и «ледышки» были для Эдельмана просто хобби по сравнению с тем, что представлялось его настоящим бизнесом – накоплением недвижимости в различных странах. Сделки с землей, покупка домов и офисных зданий в таких различных странах, как Италия, Франция, Испания, Португалия и Англия, относились как ко времени пятилетней давности, так и к сравнительно недавнему времени – шесть месяцев назад. Только в июле прошлого года Эдельман купил сорок тысяч квадратных метров земли в местечке под названием Порто-Санто-Стефано за двести миллионов итальянских лир. Браун не знал, где находится Порто-Санто-Стефано. Он также не знал, какой был курс итальянской лиры шесть месяцев назад. Но, глянув на финансовые страницы утренней городской газеты, он увидел, что текущий курс составляет сто лир за двенадцать центов США. Браун не знал, как менялся обменный курс за последние шесть месяцев. Но если брать сегодняшний курс, то Эдельман потратил примерно двести сорок тысяч долларов на покупку земли.
   Очень хорошо, подумал Браун. Предположим, кто-то хочет купить оливковую рощу в Италии. Очень хорошо, закон не запрещает. Но где тогда погашенный чек, будь то в долларах США или в итальянских лирах, за сделку, которую Эдельман совершил в Риме восьмого июля прошлого года? Двести сорок тысяч долларов – даже больше, если принять в расчет также уплату официальных пошлин, конечные издержки и налоги, перечисленные в итальянском заключительном балансе, – переходили из рук в руки в июле.
   Откуда взялись двести сорок тысяч долларов?
* * *
   Клинг ходил по комнате взад-вперед. Он должен извиниться перед ней, так? Или не должен? Какого черта, подумал он, снова взял трубку и набрал ее номер.
   – Алло! – повторила она. Голос ее был тихий и словно заплаканный.
   – Это Берт, – сказал он.
   – Алло, – сказала она. Таким же тихим заплаканным голосом.
   – Берт Клинг, – сказал он.
   – Я знаю, – сказала она.
   – Прости, – сказал он. – Я не хотел обижать тебя.
   – Очень хорошо, – сказала она.
   – Мне и в самом деле очень жаль.
   – Все в порядке.
   Воцарилась долгая пауза.
   – Ну, как ты? – спросил он.
   – Отлично, – ответила она.
   Опять воцарилась долгая тишина.
   – У тебя холодно в квартире? – спросила Эйлин.
   – Нет, все в порядке. Тепло и хорошо.
   – Я замерзаю у себя, – сказала она. – Завтра с утра первым делом позвоню в мэрию. Ведь они не должны выключать отопление так рано, а?
   – Ну, я думал, в одиннадцать.
   – А что, уже одиннадцать?
   – Уже почти полночь.
   – Но они не должны ведь отключать его полностью на ночь?
   – До шестидесяти двух градусов, по-моему.
   – Радиаторы просто ледяные, – пожаловалась она. – Я накрываюсь четырьмя одеялами.
   – Тебе нужно электрическое одеяло, – сказал Клинг.
   – Я боюсь таких. Боюсь, от них бывают пожары.
   – Не бойся, они достаточно безопасны.
   – А у тебя есть электрическое одеяло?
   – Нет. Но все говорят, что они безопасны. Ну, я просто хотел удостовериться, что с тобой все в порядке. И правда, извини, что...
   – И прости меня. – Она помолчала. – Эта сцена называется «Извини-прости». Верно?
   – Пожалуй.
   – Да, вот такая сцена, – сказала она.
   Они опять замолчали.
   – Ну, – сказал он, – уже поздно. Я не хочу...
   – Нет, не клади трубку, – сказала она. – Поговори со мной...
* * *
   Когда Браун изучал покупные цены в различных документах Эдельмана, относящихся к недвижимости, и переводил французские франки, испанские песеты, португальские эскудо и английские фунты стерлингов в доллары США, ему стало очевидно, что Эдельман занимался денежными операциями на общую сумму четыре миллиона за последние пять лет. Его записанныеоперации, покупки и продажи, покрытые различными чеками и последующими депозитами, составили примерно 1 275 000 долларов за тот же период. Таким образом, оставалось еще почти три миллиона долларов, не показанных в балансе и не обложенных налогами.
   Поездки в Цюрих – пять только за последний год – вдруг стали понятны, если учесть, что единственными расходами были еда и проживание в гостинице. Эдельман явно не вел никаких дел в Цюрихе, во всяком случае, связанных с камнями.Тогда зачем он ездил туда? И почему за его поездками неизбежно следовали кратковременные заезды в другиегорода на континенте? Его маршруты, восстановленные с помощью чеков в каждом городе, казалось, следовали одной и той же схеме: Амстердам, Цюрих, Париж, Лондон, иногда с заездом в Лиссабон. Браун понял, что поездки Эдельмана в Цюрих были продиктованы не столько желанием посетить Альпы, сколько желанием проверить свои деньги.
   Не было возможности выяснить, имелся ли у него счет в швейцарском банке. Швейцарские банкиры умеют хранить тайну вкладов. Может быть, миссисЭдельман знала что-то еще о различных поездках мужа за границу и о его владении (только на егоимя, как заметил Браун) недвижимостью в пяти зарубежных странах? Может быть, оназнала, почему Цюрих был необходимой остановкой во всех его поездках? Или, может быть, перед фактом самого рядового случая уклонения от налогов она станет утверждать, что она «невинная супруга», которая ничего не знает о делах мужа? Может быть, действительно не знает.
   В любом случае покойник представлялся преуспевающим коммерсантом по купле-продаже драгоценных камней: он вел честные записи о камушках, которые покупал здесь и там, отчислял оперативные расходы из своих небольших прибылей и затем платил сборщику налогов то, что полагалось платить из чистого дохода. В то же самое время покойник тратил огромные суммы живыми деньгами на необъявленную покупку камней за границей, перепродавал камни в США, получал за них наличные деньги, опять не объявляя своих сделок, и затем тратил свои огромные доходы не только на покупку новых камней с целью перепродажи, но также и на покупку недвижимости. Не надо быть финансовым гением: любой человек понимает, что сейчас на рынке недвижимости, когда цена рассрочки при покупке дома – астрономическая, покупателя особняка или квартиры, имеющего живые деньги, встретят с распростертыми объятиями в любой точке земного шара. Эдельман азартно скупал недвижимость. Его главным интересом было накопление миллионов долларов, о которых он не собирался докладывать «дяде Сэму».
   Браун потянулся к аппарату на столе и набрал домашний номер Клинга.
   Телефон был занят.
* * *
   Она попросила не класть трубку, попросила поговорить с ней. И теперь он не знал, о чем говорить. Пауза затягивалась. С улицы он услышал отчетливое завывание сирены кареты «Скорой помощи» «911» и представил себе, что какой-то дурак спрыгнул с моста или упал на рельсы метро.
   – Тебе бывает страшно? – спросила она.
   – Да, – ответил он.
   – Я имею в виду – на работе.
   – Да.
   – Мне страшно, – сказала она.
   – Чего ты боишься?
   – Завтрашней ночи.
   – Опять операция «Медсестра»?
   – Да.
   – Ну, просто...
   – То есть я всегда немножко боюсь, но не так, как в этот раз. – Она поколебалась. – Он выколол глаза одной из них, – сказала она. – Одной из медсестер, которую изнасиловал.
   – О Боже! – сказал Клинг.
   – Да.
   – Ну, что тебе делать?.. Просто быть осторожней, вот и все.
   – Да, я всегда осторожна, – сказала она.
   – Кто тебя страхует на этот раз?
   – Двое. У меня их двое.
   – Ну, это хорошо.
   – Абрахамс и Макканн. Знаешь их?
   – Нет.
   – Они из участка китайского квартала.
   – Я с ними незнаком.
   – Вроде они нормальные ребята, но... Они же не могут прилепитьсяко мне, чтобы не отпугнуть того, кого мы пытаемся отловить.
   – Да, но они будут рядом, если понадобятся.
   – Ясное дело.
   – Конечно, будут.
   – Сколько нужно времени, чтобы выколоть глаза? – спросила она.
   – Не думай об этом. Лишнее волнение тебе не поможет. Просто постарайся ни на минуту не выпускать пистолет из рук. Вот и все.
   – Он будет в сумочке.
   – Ну, там, где ты его спрячешь.
   – В сумочке.
   – Старайся не выпускать его из рук. И положи палец на предохранитель.
   – Да, я всегда так делаю.
   – Ну, и не помешает запасной пистолет.
   – Куда мне положить запасной?
   – Прикрути к щиколотке. Надень широкие брюки. Медсестрам разрешают носить широкие брюки?
   – Да, конечно. Но тут нужно показывать ножки. Я буду в форме медсестры. Ну, как в платье. В белой форме.
   – Что ты имеешь в виду? Тебе велели надеть платье?
   – Прости...
   – Ты сказала: нужно показывать ножки...
   – Ну, психам. Им нужно показывать ножки, краешек попки. Надо покрутить задом, выманить их из кустов.
   – А, ясно, – сказал Клинг.
   – На мне будет накрахмаленный халат, белая шапочка, белые колготки и большой черный плащ. Я уже примеряла, он будет ждать меня в больнице, когда я приеду туда завтра вечером.
   – В котором часу это будет?
   – Когда я приеду в больницу или когда я выйду?
   – И то и другое.
   – Я должна быть там в одиннадцать. А в парк я выйду сразу после полуночи.
   – Ну, будь осторожна.
   – Конечно.
   Они помолчали.
   – Может быть, я запихну его в лифчик или еще куда-нибудь. Запасной.
   – Да, раздобудь себе один из этих маленьких пистолетов...
   – Да, в роде «дерринджера»...
   – Нет, такой тебе не поможет. Возьми лучше «браунинг» или «бернарделли» – это карманное автоматическое оружие тебе больше подойдет.
   – Да, – сказала она. – И суну его в лифчик.
   – Как запасной.
   – Да.
   – Можешь купить себе такой в любом месте, – сказал Клинг. – За тридцать-сорок долларов.
   – Но ведь это мелкокалиберные пистолеты, а? – спросила она. – Двадцать второго калибра? Двадцать пятого?
   – Калибр ничего не значит. Двадцать второй калибр может нанести больше повреждений, чем тридцать восьмой. Когда президент Рейган был ранен, все говорили, что ему повезло: пуля была двадцать второго калибра. Но это ошибка. Я разговаривал с этим парнем из отдела баллистики... Ты знаешь Дорфсмана?
   – Нет, – сказала Эйлин.
   – В общем, он сказал мне, что человеческое тело – это как комната с мебелью. Если прострелить стену пулей тридцать восьмого или сорок пятого калибра, то пуля пролетит через комнату и пробьет другую стену. Но если выпустить пулю двадцать второго или двадцать пятого калибра, то у нее не хватит силы пробить другую стену, понимаешь? Она ударится об диван, отлетит и разобьет люстру, то есть внутренние органы: сердце, почки, легкие. Маленькая пуля рикошетит туда-сюда и наносит огромный ущерб. Так что не думай про калибр. Маленький пистолет может нанести большие повреждения.
   – Да, – сказала Эйлин и поколебалась. – Но мне все-таки страшно, – призналась она.
   – Не бойся. У тебя все получится.
   – Может быть, это из-за того, что я рассказала тебе вчера, – сказала она. – Мои фантазии. Я никогда никому не рассказывала о них. Теперь я чувствую, словно я испытываю Бога. Потому что я произнесла это вслух. О том... Ну, знаешь... О желании быть изнасилованной.
   – Ну, на самом делеты не хочешь, чтобы тебя насиловали.
   – Я знаю.
   – Так что это не имеет значения.
   – Разве как игра, – сказала она.
   – Что ты имеешь в виду?
   – Я про изнасилование.
   – А-а.
   – Ну, ты знаешь, – сказала она. – Ты срываешь с меня трусики и лифчик, я немножко сопротивляюсь... Примерно так. Делаю вид.
   – Ну да, – сказал он.
   – Для обострения удовольствия, – сказала она.
   – Ну да.
   – Не по-настоящему.
   – Нет, конечно.
   Она долго молчала.
   – К сожалению, завтра вечером это будет по-настоящему, – наконец произнесла она.
   – Возьми с собой запасной пистолет, – повторил Клинг.
   – Возьму, не беспокойся.
   – Ну, – сказал он, – я думаю...
   – Нет, не клади трубку, – попросила она. – Поговори со мной.
   И он опять не знал, что говорить.
   – Расскажи мне, что случилось, – сказала она. – Про развод.
   – Я не уверен, что хочу этого, – рассердился он.
   – Но ты расскажешь когда-нибудь?
   – Может быть.
   – Ну, только если захочешь, Берт... – Она заколебалась. – Спасибо тебе. Я чувствую себя получше.
   – Хорошо, – сказал он. – Послушай, если ты хочешь...
   – Да?
   – Позвони мне завтра вечером. Когда придешь. Когда все кончится. Дай знать, как прошло, ладно?
   – Это может оказаться очень поздно.
   – Я не сплю допоздна.
   – Ну если хочешь.
   – Да, я хочу.
   – Это будет после полуночи, ты знаешь.
   – Отлично.
   – Может быть, позже, если возьмем его. Потом надо будет зарегистрировать...
   – Все равно когда, – сказал Клинг. – Позвони в любое время.
   – Ладно, – сказала она. – Хорошо.
   – Ну, спокойной ночи, – сказал он.
   – Спокойной ночи, Берт. – Она повесила трубку.
   Он тоже положил трубку. Телефон тотчас зазвонил снова. Клинг сразу снял трубку.
   – Алло! – сказал он.
   – Берт, это Арти, – сказал Браун. – Ты не спал?
   – Нет.
   – Я не мог дозвониться целых полчаса. Я подумал, что у тебя плохо лежала трубка. Хочешь послушать, что я нашел?
   – Выкладывай, – сказал Клинг.

Глава 13

   Было девять утра, и четыре детектива собрались в кабинете лейтенанта, чтобы осмыслить то, что они уже знали. За ночь выпало шесть дюймов снега, и во второй половине дня опять ожидался снегопад. Бернс подумал, что, наверно, такой обильный снег идет на Аляске. Или наоборот: даже на Аляске не бывает таких снегопадов... Детективы рассказали ему все, что знали, а он тем временем делал заметки на листе бумаги. Вначале говорили Мейер и Карелла, затем – Клинг и Браун. Теперь Бернс чувствовал, что он должен произнести магические начальственные слова, которые в мгновение ока свяжут все детали в единую логическую цепь. Ему, однако, еще не приходилось произносить волшебных заклинаний.
   – Итак, Квадрадо опознал девушку? – спросил он.
   – Да, Питер, – сказал Мейер.
   – Салли Андерсон?
   – Да, Питер.
   – Ты показал ему ее фотокарточку вчера днем?
   – Четыре карточки, – сказал Мейер. – Ее и еще три, которые мы вытащили из дел. Все блондинки.
   – И он выбрал нашуАндерсон?
   – Да.
   – И он сказал, что одно время она жила с Лопесом и снабжала его кокаином?
   – Да.
   – Он узнал это от кузины, так? От девушки, которую зарезали?
   – Только про кокаин. Остальное рассказал он сам.
   – О том, что Лопес с девушкой жили вместе?
   – Мы проверяем, Питер. Мы нашли дом, в котором Лопес прежде жил, по соседству с аптекой на углу Эйнсли и Шестой, и смотритель подтвердил, что наша Андерсон жила с ним примерно до августа.
   – Когда начали репетировать «Жирную задницу».
   – Точно.
   – Ну, вот и связь, которую мы искали, – сказал Бернс.
   – Если она правильная, – сказал Мейер.
   – Что же здесь неправильного?
   – Одна из танцовщиц в шоу говорила, что Андерсон отправлялась каждое воскресенье в сторону окраины покупатькокаин.
   – Ну, а теперь представляется так, что она ездила туда продаватькокаин, – сказал Карелла.
   – Это две большие разницы, – сказал Мейер.
   – И Квадрадо получал «дурь» от кузины, так? – спросил Бернс.
   – Да.
   – Можно этому верить?
   – Пожалуй.
   – Он сказал, что девушка отправлялась туда каждое воскресенье продавать кокаин Лопесу, так?
   – Плюс любовные утехи, – сказал Мейер.
   – Как это увязывается с тем, что говорил ее дружок? – спросил Бернс.
   – Что ты имеешь в виду? – спросил Карелла.
   – В одном из наших донесений... Где же оно? – воскликнул Бернс и принялся шуршать бумагами на столе. – Он не говорил что-нибудь про деликатесы? Про девушку, которая покупала по воскресеньям деликатесы?
   – Верно, но она могла убивать сразу двух зайцев...
   – Вот, – сказал Бернс и стал читать вслух: – "Мур интерпретировал слово «Дел»в календаре-ежедневнике как..."
   – Верно, – сказал Карелла.
   – "Деликатесы от Коэна", на углу Стем и Северной Роджерс, куда она ходила покупать лососину, печенье «бейгели» и прочее каждое воскресенье".
   – Это не исключает, что потом она не отправлялась еще куда-нибудь дальше, чтобы передать кокаин Лопесу.
   – Он ничего не знал об этом, так? Дружок ее?
   – Про кокаин? Или про то, что она продолжала развлекаться с Лопесом?
   – И про то, и про другое, – сказал Бернс.
   – Он сказал нам, что у нее не было других мужчин, и еще он сказал, что она употребляла травку и ничего более.
   – Можно доверять ему? – спросил Бернс.
   – Он вывел нас на операцию с театральным «льдом», – сказал Мейер.
   – Ваше мнение об этом? – спросил Бернс. – Есть связь с убийствами?
   – Мы не думаем. Андерсон участвовала в операции с театральным «льдом» только один раз.
   – Вы продвигаетесь по этому вопросу?
   – Доказательств нет, – сказал Мейер. – Но мы предупредили Картера.
   – Не сомневаюсь, что это принесет огромную пользу, – вздохнул Бернс. – А как насчет Эдельмана? – спросил он Брауна. – Ты уверен, что правильно разобрался в его бумагах?
   – Трижды перепроверил, – сказал Браун. – Он нагревал «дядюшку Сэма», это точно. И «отмыл» кучу денег за последние пять лет.
   – Благодаря скупке недвижимости за рубежом?
   – Да, – кивнул Браун.
   – И ты думаешь, что на это предназначались деньги в сейфе?
   – Да, для его следующей поездки туда.
   – Не представляешь себе, когда он собирался туда ехать?
   – Жена его сказала, что в следующем месяце.
   – Так что он откладывал деньги до того времени, так?
   – Да, это выглядит примерно так, – сказал Браун.
   – Где он вдруг раздобыл триста тысяч? – спросил Бернс.
   – Может быть, и не вдруг, – сказал Клинг. – Может быть, на это ушло какое-то время. Давайте предположим, что он возвращается из Голландии с пластиковым пакетиком алмазов под мышкой и продает их по частям: на шестьдесят тысяч одному, на пятьдесят тысяч другому.
   – И потом он едет в Цюрих, чтобы положить деньги на счет в швейцарском банке, – сказал Браун.
   – До тех пор, пока он не будет готов купить еще драгоценных камней или еще недвижимости, – сказал Клинг.
   – Отлично, – сказал Бернс. – Это прекрасная схема. Но как она увязывается с двумя другими убийствами?
   – С тремя, если считать вместе с убийством мисс Квадрадо.
   – Ее зарезали, – сказал Бернс. – Давайте лучше сосредоточимся на тех убийствах, где был использован один и тот же ствол. Есть какие-нибудь мысли?
   – Мы усматриваем только одну связь между Лопесом и девушкой. И даже эта связь... – Клинг покачал головой. – Мы говорим о мелочах, Питер. У Лопеса был ряд клиентов, и девушка, возможно, снабжала его... чем? Унция в неделю – самое большее? Если взять то, что она продавала коллегам по шоу, все равно получается очень мелкая торговая операция. За что же убивать ее? Или Лопеса? Какой мотив?
   – Может быть, это все-таки был псих, – сказал Бернс и вздохнул.
   Остальные промолчали.
   – Если это псих, – сказал Бернс, – то мы ничего не можем предпринять, пока он не сделает следующий ход. Если он прикончит посудомойку в Маджесте или водителя грузовика в Риверхеде, тогда мы будем знать, что жертвы нашего убийцы – случайные люди.
   – Благодаря чему связь между Лопесом и Андерсон...
   – Станет случайной, правильно, – сказал Бернс. – Если жертвой следующего убийства станет посудомойка или водитель грузовика.
   – Мне не нравится ждать, когда появится следующий труп, – проворчал Мейер.
   – А я не верю в совпадения, – сказал Карелла. – Особенно в такое, когда и Лопес, и Андерсон торгуют кокаином. В любом другом случае я бы сказал: конечно, преступник совершил одно убийство здесь, другое – ближе к окраине, третье – снова здесь. Он перемещается по городу из одного участка в другой и подстреливает любого, кто попадется ему ночью. Но с кокаином случай другой, Питер.
   – Ты только что сказал, что торговля кокаином не превышала масштабов мелкой операции, – сказал Бернс.
   – Но все равно это кокаин, – сказал Карелла.
   – Лопес был единственным человеком, кого она снабжала? – спросил Бернс.
   Остальные поглядели на него.
   – Или это была более крупная операция, чем мы знаем?
   Они промолчали.
   – Где девушка брала порошок? – спросил Бернс. Он коротко кивнул. – Здесь чего-то не хватает, – сказал он. – Найдите отсутствующее звено.
* * *
   Эмма с братом Антонием праздновали удачу заранее.
   Он купил бутылку дорогого вина, и они теперь сидели и выпивали за успех предприятия. Эмма тоже прочла письмо и пришла к тому же заключению: писавший был поставщиком Салли Андерсон. Это явствовало из письма.
   – Он покупает восемь килограммов кокаина, – сказал брат Антоний, – пускает в продажу и получает за него вдвое против того, что потратил.
   – К тому времени, когда кокаин попадет на улицу, – сказала Эмма, – кто знает, сколько он будет стоить?
   – Нужно отдавать себе отчет, что он изменяется, когда его передают вниз по цепочке. К тому времени, когда его получит потребитель, останется лишь 10 – 15-процентная концентрация. А эти восемь килограммов, что он купил... Похоже на любителя, верно? Тот факт, что он отправился один,имея с собой четыреста тысяч наличными...
   Точно, – сказала Эмма.
   – Ну, и мы тоже, в общем, любители, – сказал брат Антоний.
   – Но ты очень щедр, – улыбнулась Эмма.
   – Как бы то ни было, к тому времени, когда эти восемь килограммов попадут на улицу, их уже так разбавят, что вместо них появится тридцать два килограмма на продажу. Обыкновенно потребитель наркотиков даже не знает, чтоон получает. Половина кайфа, который он чувствует, происходит от сознания, что он заплатил так много за свой грамм.