Страница:
– А тытоже так думаешь, Тони?
– Да, конечно, – запинаясь, проговорил Асенсио.
Мейер не хотел терять время.
– Вы знаете, что она употребляла кокаин, верно? – спросил он.
– Ну... нет, – сказал Ролдан. – Откуда нам знать?
– Ладно, довольно, Майк. – Мейер улыбнулся со знающим видом. – Вы с ней были на вечеринке неделю назад, в воскресенье, и она нюхала кокаин. Ты должен знать, что она употребляла кокаин, так?
Ролдан посмотрел на Асенсио.
– Ты ведь тогда употреблял тоже, Майк, так?
– Ну...
– Я знаю, что употреблял, – сказал Мейер.
– Ну...
– А ты, Тони? Нюхнул щепотку-другую в прошлое воскресенье?
Асенсио поглядел на Ролдана.
– От кого вы с Салли получали порошок? – спросил Манер.
– Послушайте... – сказал Ролдан.
– Я слушаю.
– Мы не имеем отношения к убийству.
– Не имеете? – спросил Мейер.
– Нет, – сказал Асенсио, покачивая головой, и затем поглядел на Ролдана. «Кто из них муж и кто жена?» – подумал Мейер. Оба казались очень скромными. Однако убийства в среде гомосексуалистов бывали исключительно зверскими. Мейеру приходилось расследовать такие.
– Вы знаете, кто мог убить ее? – спросил он.
– Нет, не знаем, – сказал Ролдан.
– Не знаем, – подтвердил Асенсио.
– Так от кого вы получаете порошок? – снова спросил Мейер.
– Почему это важно? – спросил Ролдан.
– Это если мы употребляем, – быстро сказал Асенсио.
– Да, – сказал Ролдан. – Если бы мы употребляли...
– Вы употребляете, – сказал Мейер со всезнающей улыбкой.
– Ну, если мы употребляем, тогда какое имеет значение, от кого мы получали порошок?
– Получали? -тотчас спросил Мейер.
– Получаем, -поправился Ролдан.
– Если употребляем, – добавил Асенсио.
– Что-нибудь случилось с вашим дилером? – поинтересовался Мейер.
– Нет-нет, – сказал Ролдан.
– В том случае, если бы нам был нужендилер, – опять добавил Асенсио.
– Был нужен? -спросил Мейер.
– Был бы нужен – яимел в виду, – сказал Асенсио и поглядел на Ролдана.
– Ну, Тони, – сказал Мейер, – Майк... Если вы употребляете,если у вас естьдилер или былдилер, кто тогда этот дилер? Или кто былэтот дилер?
– Кокаин не вырабатывает привычку, – сказал Ролдан.
– Щепотка от раза к разу еще никому не повредила, – сказал Асенсио.
– Я знаю, – сказал Мейер. – Просто безобразие, что это противозаконно. Но что мы можем поделать? От кого вы получаете порошок?
Оба переглянулись.
– Что-то случилось с вашим дилером, так? – спросил Мейер.
Они промолчали.
– Вы получали порошок от Салли Андерсон? – спросил Мейер наугад. К его удивлению, оба одновременно кивнули. – От Салли? -спросил он снова. Оба опять кивнули. – Саллиторговала кокаином?
– Ну, не торговала, – сказал Ролдан. – Ведь это не назовешь торговлей, Тони?
– Нет, я бы не стал называть это торговлей, – сказал Асенсио. – Кроме того, кокаин не имел никакого отношения к ее убийству.
– Откуда вы знаете? – спросил Мейер.
– Ну, не такое там было большое количество.
– Какое было количество?
– Я хочу сказать, что она не зарабатывала на этом, если вы об этом, – пояснил Ролдан.
– Что она делала? – спросил Мейер.
– Просто приносила несколько граммов в неделю, вот и все.
– Сколько граммов?
– Ну, не знаю. Сколько граммов, Тони?
– Ну, не знаю, – отозвался Асенсио.
– Приносила просто...
– В театр. Тем, кому было нужно.
– Ну, я бы не стал: говорить «было нужно», – перебил Ролдан. – Кокаин не вырабатывает привычки.
– Тем, кто хотел,правильнее говорить, – кивнул Асенсио.
– Сколько людей хотели? -спросил Мейер.
– Ну... Тони и я, – ответил Ролдан. – И еще несколько ребят.
– Сколько ребят?
– Немного, – сказал Асенсио. – Шестеро или семеро. Шестеро или семеро, Майк?
– По-моему, шестеро или семеро, – сказал Ролдан. – Помимо самой Салли.
– Так о чем идет речь? – сказал Мейер. – О дюжине граммов в неделю, примерно так?
– Примерно так. Может быть, о двух дюжинах.
– Две дюжины граммов, – кивнул Мейер. – Какую цену она называла?
– Текущую уличную цену. То есть Салли не имела дохода от торговли, поверьте. Она просто брала порошок для себя и заодно для нас. Возможно, ей давали скидку за большую покупку, кто знает?
– Я думаю, – сказал Ролдан, обращаясь к Асенсио, – что на самом деле мы получали порошок по цене ниже уличной.
– Вполне вероятно, – согласился Асенсио.
– Сколько вы платили? – спросил Мейер.
– Восемьдесят долларов за грамм.
Мейер кивнул. Грамм кокаина примерно соответствовал одной двадцать восьмой унции. Текущая уличная цена колебалась от ста до ста двадцати пяти долларов за грамм в зависимости от чистоты кокаина.
– От кого она получала порошок? – спросил он.
– Не знаю, – сказал Ролдан.
– Не знаю, – сказал Асенсио.
– Кто такой Пако Лопес? – спросил Мейер.
– Кто это? – спросил Ролдан. Асенсио пожал плечами.
– Мы должны его знать? – спросил Ролдан.
– Вы не знаете его, нет?
– Никогда не слыхал о таком.
– А ты. Тони?
– Никогда не слыхал о таком.
– Он танцор? – спросил Ролдан.
– Он «голубой»? – спросил Асенсио.
– Он в морге, – ответил Мейер.
Ни Клинг, ни Браун никогда не видели прежде, как принято выражать скорбь в еврейском доме. Окна в гостиной Эдельмана выходили на реку Харб. Небо все еще было ярко-голубым и ясным. Браун отчетливо видел дома-башни, возвышающиеся на другом берегу на холмах, в соседнем штате. Ему видны были благородные очертания моста Гамильтон-бридж. В гостиной родные и близкие Марвина Эдельмана сидели на полу и разговаривали друг с другом приглушенными голосами.
Ребекка проводила детективов в маленькую комнатку, которую, по всей видимости, использовала как мастерскую для шитья. В углу стояла швейная машина, слева от педали – корзина с обрезками ярких тканей. Она села на стул перед машиной. Детективы сели на небольшой диван. Ее карие глаза были влажными. То и дело она сжимала руки. Лицо и руки ее были морщинистые, а губы – потрескавшиеся. Говоря, она обращалась к Клингу, хотя вопросы задавал в основном Браун. Браун привык к этому: иногда даже черныеобращались к белому полицейскому, словно сам он был невидимым.
– Я просила его поехать со мной, – сказала миссис Эдельман. – Я говорила ему, пусть возьмет отпуск, устроит себе праздник, будет только польза. Но нет, он отвечал, как раз сейчас слишком много работы, в следующем месяце он планирует поездку в Европу. Он сказал, что устроит себе отдых, когда вернется, – в апреле. Кому нужен отдых в апреле? В апреле появляются цветы даже здесь, в городе. В общем, он отказался ехать со мной. А другого отпуска у него никогда теперь не будет, – сказала она и отвернулась. Слезы опять наполнили ее глаза.
– В чем состояла его работа, мадам? – спросил Браун. – Он торговал ювелирными изделиями?
– Ну, он был не совсем обычным ювелиром, – сказала миссис Эдельман, извлекла платок из кармана и приложила к глазам.
– Поскольку он носил этот жилет... – начал Браун.
– Да, – сказала миссис Эдельман. – Он покупал и продавал драгоценные камни. Этим он зарабатывал на жизнь.
– Бриллианты?
– Не только бриллианты. Он занимался любыми драгоценными камнями. Изумрудами, рубинами, сапфирами и, конечно, алмазами. Драгоценными камнями. Но он пренебрег самым драгоценным – жизнью. Если бы он поехал со мной... – Она покачала головой. – Упрямец, – сказала она. – Да простит меня Бог, но он был упрямец.
– Была ли какая особая причина, почему он хотел остаться в городе, – спросил Браун, – вместо того, чтобы ехать с вами на Антигуа?
– Самая обычная причина. Ничего такого, что бы он не мог отложить на неделю. И вот результат, – сказала она и снова приложила платок к глазам.
– Но обычная... – сказал Браун.
– Его обычная работа. Покупка и продажа. – Она по-прежнему говорила, обращаясь к Клингу. Браун кашлянул, чтобы напомнить о себе. Но кашель не возымел действия.
– Он часто ездил в Европу? – спросил Клинг.
– Когда была необходимость. Это центр алмазов всего мира, сами знаете: Амстердам. А если взять изумруды, то это Южная Америка. Объездить весь мир ради дела – это он мог, – произнесла она. – Но когда речь шла о том, чтобы перенестись на четыре-пять часов лету и провести недельку на солнышке, – этого он не мог. Ему надо было остаться, чтобы кто-то смог его застрелить!
– У вас есть какие-нибудь догадки, кто мог...
– Нет, – сказала миссис Эдельман.
– Никаких врагов? – спросил Браун.
– Никого.
– Никаких сотрудников, которых он...
– Он работал один, мой муж. Вот почему он никогда не мог взять отпуск. Он только хотел зарабатывать деньги. Он сказал мне, что не будет счастлив, пока не станет мультимиллионером.
– А существовала такая возможность в его деле? – спросил Браун. – Заработать миллионы долларов?
– Кто знает! Вероятно. Мы жили комфортно. Он всегда был хорошим добытчиком, мой муж.
– Но когда вы говорите про миллионы долларов...
– Да, было возможно заработать такие деньги, – сказала миссис Эдельман. – У него был очень острый глаз на качественные камни. Он получал хорошую прибыль на всем, что покупал. Он знал, чтопокупает, и всегда много запрашивал. Если бы он только поехал со мной, как я уговаривала...
Она в который раз принялась плакать.
– Миссис Эдельман, – сказал Клинг, – где располагалось рабочее место вашего мужа?
– В деловой части города. На Норт-Гринфилд, рядом с авеню Хэлл. Там проходит улица, которую называют Даймонд-Март.
– И он работал там один, вы сказали?
– Совсем один.
– На цокольном этаже?
– Нет, на втором этаже.
– На него нападали грабители когда-нибудь?
Она изумленно посмотрела на него.
– Да, – сказала она. – Откуда вы знаете?
– Ну, торговать алмазами...
– Да, в прошлом году, – сказала она.
– Когда именно в прошлом году? – спросил Браун.
– В августе. Кажется, так. В конце июля или в начале августа. Примерно так.
– Был ли преступник арестован? – спросил Браун.
– Да.
– В самом деле?
– Да. Два дня спустя. Он пытался заложить камни в магазине через три дома от нас, представляете?
– Не помните, как звали преступника?
– Нет, не помню. Он был черным, – сказала она и впервые за все время бросила взгляд на Брауна, но только мимолетный. И тотчас снова обернулась к Клингу.
– Вы могли бы точнее назвать дату кражи? – спросил Клинг. Он вынул записную книжку и начал писать.
– Зачем вам? Вы думаете, что это тот же человек? Мне сказали, что ничего не украдено. У него были алмазы в жилете, никто их не тронул. Значит, это не мог быть грабитель, верно?
– Ну, мы не знаем, как было на самом деле, – сказал Клинг. – Но мы постараемся узнать побольше о том ограблении, если вы расскажете нам какие-нибудь подробности.
– Я только знаю, что он работал в тот вечер допоздна, и вдруг явился этот черный с пистолетом и забрал все с рабочего стола. Он не стал требовать ничего из сейфа. Он просто сказал мужу, чтобы он с рабочего стола все смел в мешок. А самое ценное осталось в сейфе, и муж смеялся до коликов...
Она осеклась. Снова полились слезы. Она начала искать другой платок. Детективы ждали.
– Вы сказали, это было ближе к концу июля – началу августа? – наконец проговорил Клинг.
– Да.
– Последняя неделя июля – может быть, так? первая неделя августа?
– Не могу сказать наверняка. Я так думаю.
– Мы можем разыскать информацию об этом преступлении по адресу, – предложил Браун Клингу. – В компьютере.
– Вы можете назвать нам адрес? – спросил Клинг.
– Норт-Гринфилд, шестьсот двадцать один, – сказала миссис Эдельман. – Комната двести семь.
– Преступника осудили, не знаете? – спросил Браун.
– По-моему, да. Не помню. Муж ходил в суд опознавать его. Но я не знаю, посадили его в тюрьму или нет.
– Мы можем выяснить это в управлении исправительных учреждений, – сказал Браун Клингу. – Миссис Эдельман, вы разговаривали с мужем с тех пор, как уехали на Антигуа?
– Нет. Вы спрашиваете, не звонили ли мы друг другу? Нет. Антигуа, как вы знаете, не за углом.
– До вашего отъезда он не говорил о чем-нибудь, что его тревожит? Об угрожающих телефонных звонках, письмах, ссорах с клиентами, о чем-нибудь подобном? Его вообще что-нибудь тревожило, о чем вы знаете?
– Да, – сказала миссис Эдельман.
– И что же это было?
– Его постоянно тревожил вопрос, как заработать побольше миллионов, – сказала Клингу миссис Эдельман.
– Ваш любимый свинопас вам подарочек припас!
Карелла было подумал, что Дорфсман стал чудить. Такое частенько случалось в департаменте полиции. Но Карелла никогда не слыхал о подобном явлении в отделе баллистики.
– Что ты мне припас? – осторожно спросил он.
– Еще один подарочек, – сказал Дорфсман.
– Какой подарочек?
– Еще один труп.
Карелла молчал. Казалось, Дорфсман наслаждался самим собой. Карелла не желал портить ему радость.
Труп в день официального празднования дня рождения Вашингтона, даже если этот государственный праздник выпадал на неделю раньше дня рождения Вашингтона, в самом деле был очень забавным.
– Я еще не звонил Клингу, – сказал Дорфсман. – Ты первый, кому я звоню.
– Клингу? – спросил Карелла.
– Клингу, – сказал Дорфсман. – Разве вы не разговариваете там друг с другом? Клинг получил донесение об убийстве в субботу ночью. Точнее, в воскресенье утром. Или в субботу, в два часа ночи.
– О чем ты говоришь? – спросил Карелла.
– Об убийстве на Сильверман-роуд. Некто по имени Марвин Эдельман с двумя пулями в голове. – У Дорфсмана в голосе все еще звучало веселье. – Я позвонил тебе самому первому, – сказал он.
– Я так и понял. И что еще?
– Тот же самый ствол, как и в тех двух других убийствах, – радостно объявил Дорфсман. Появилось подозрение, что убийца – псих.
Глава 9
– Да, конечно, – запинаясь, проговорил Асенсио.
Мейер не хотел терять время.
– Вы знаете, что она употребляла кокаин, верно? – спросил он.
– Ну... нет, – сказал Ролдан. – Откуда нам знать?
– Ладно, довольно, Майк. – Мейер улыбнулся со знающим видом. – Вы с ней были на вечеринке неделю назад, в воскресенье, и она нюхала кокаин. Ты должен знать, что она употребляла кокаин, так?
Ролдан посмотрел на Асенсио.
– Ты ведь тогда употреблял тоже, Майк, так?
– Ну...
– Я знаю, что употреблял, – сказал Мейер.
– Ну...
– А ты, Тони? Нюхнул щепотку-другую в прошлое воскресенье?
Асенсио поглядел на Ролдана.
– От кого вы с Салли получали порошок? – спросил Манер.
– Послушайте... – сказал Ролдан.
– Я слушаю.
– Мы не имеем отношения к убийству.
– Не имеете? – спросил Мейер.
– Нет, – сказал Асенсио, покачивая головой, и затем поглядел на Ролдана. «Кто из них муж и кто жена?» – подумал Мейер. Оба казались очень скромными. Однако убийства в среде гомосексуалистов бывали исключительно зверскими. Мейеру приходилось расследовать такие.
– Вы знаете, кто мог убить ее? – спросил он.
– Нет, не знаем, – сказал Ролдан.
– Не знаем, – подтвердил Асенсио.
– Так от кого вы получаете порошок? – снова спросил Мейер.
– Почему это важно? – спросил Ролдан.
– Это если мы употребляем, – быстро сказал Асенсио.
– Да, – сказал Ролдан. – Если бы мы употребляли...
– Вы употребляете, – сказал Мейер со всезнающей улыбкой.
– Ну, если мы употребляем, тогда какое имеет значение, от кого мы получали порошок?
– Получали? -тотчас спросил Мейер.
– Получаем, -поправился Ролдан.
– Если употребляем, – добавил Асенсио.
– Что-нибудь случилось с вашим дилером? – поинтересовался Мейер.
– Нет-нет, – сказал Ролдан.
– В том случае, если бы нам был нужендилер, – опять добавил Асенсио.
– Был нужен? -спросил Мейер.
– Был бы нужен – яимел в виду, – сказал Асенсио и поглядел на Ролдана.
– Ну, Тони, – сказал Мейер, – Майк... Если вы употребляете,если у вас естьдилер или былдилер, кто тогда этот дилер? Или кто былэтот дилер?
– Кокаин не вырабатывает привычку, – сказал Ролдан.
– Щепотка от раза к разу еще никому не повредила, – сказал Асенсио.
– Я знаю, – сказал Мейер. – Просто безобразие, что это противозаконно. Но что мы можем поделать? От кого вы получаете порошок?
Оба переглянулись.
– Что-то случилось с вашим дилером, так? – спросил Мейер.
Они промолчали.
– Вы получали порошок от Салли Андерсон? – спросил Мейер наугад. К его удивлению, оба одновременно кивнули. – От Салли? -спросил он снова. Оба опять кивнули. – Саллиторговала кокаином?
– Ну, не торговала, – сказал Ролдан. – Ведь это не назовешь торговлей, Тони?
– Нет, я бы не стал называть это торговлей, – сказал Асенсио. – Кроме того, кокаин не имел никакого отношения к ее убийству.
– Откуда вы знаете? – спросил Мейер.
– Ну, не такое там было большое количество.
– Какое было количество?
– Я хочу сказать, что она не зарабатывала на этом, если вы об этом, – пояснил Ролдан.
– Что она делала? – спросил Мейер.
– Просто приносила несколько граммов в неделю, вот и все.
– Сколько граммов?
– Ну, не знаю. Сколько граммов, Тони?
– Ну, не знаю, – отозвался Асенсио.
– Приносила просто...
– В театр. Тем, кому было нужно.
– Ну, я бы не стал: говорить «было нужно», – перебил Ролдан. – Кокаин не вырабатывает привычки.
– Тем, кто хотел,правильнее говорить, – кивнул Асенсио.
– Сколько людей хотели? -спросил Мейер.
– Ну... Тони и я, – ответил Ролдан. – И еще несколько ребят.
– Сколько ребят?
– Немного, – сказал Асенсио. – Шестеро или семеро. Шестеро или семеро, Майк?
– По-моему, шестеро или семеро, – сказал Ролдан. – Помимо самой Салли.
– Так о чем идет речь? – сказал Мейер. – О дюжине граммов в неделю, примерно так?
– Примерно так. Может быть, о двух дюжинах.
– Две дюжины граммов, – кивнул Мейер. – Какую цену она называла?
– Текущую уличную цену. То есть Салли не имела дохода от торговли, поверьте. Она просто брала порошок для себя и заодно для нас. Возможно, ей давали скидку за большую покупку, кто знает?
– Я думаю, – сказал Ролдан, обращаясь к Асенсио, – что на самом деле мы получали порошок по цене ниже уличной.
– Вполне вероятно, – согласился Асенсио.
– Сколько вы платили? – спросил Мейер.
– Восемьдесят долларов за грамм.
Мейер кивнул. Грамм кокаина примерно соответствовал одной двадцать восьмой унции. Текущая уличная цена колебалась от ста до ста двадцати пяти долларов за грамм в зависимости от чистоты кокаина.
– От кого она получала порошок? – спросил он.
– Не знаю, – сказал Ролдан.
– Не знаю, – сказал Асенсио.
– Кто такой Пако Лопес? – спросил Мейер.
– Кто это? – спросил Ролдан. Асенсио пожал плечами.
– Мы должны его знать? – спросил Ролдан.
– Вы не знаете его, нет?
– Никогда не слыхал о таком.
– А ты. Тони?
– Никогда не слыхал о таком.
– Он танцор? – спросил Ролдан.
– Он «голубой»? – спросил Асенсио.
– Он в морге, – ответил Мейер.
* * *
Ребекке Эдельман было около пятидесяти. Она сияла чудесным загаром и была решительно подавлена горем. Детективы позвонили ей рано утром: хотели поговорить с ней после того, как она прилетела с островов Антигуа накануне вечером. Однако ее падчерица сказала, что похороны Марвина Эдельмана состоятся в одиннадцать утра. Еврейский обычай требует хоронить в течение двадцати четырех часов после смерти. Все равно похороны пришлось перенести: когда смерть наступает от травмы, обязательно делают вскрытие.Ни Клинг, ни Браун никогда не видели прежде, как принято выражать скорбь в еврейском доме. Окна в гостиной Эдельмана выходили на реку Харб. Небо все еще было ярко-голубым и ясным. Браун отчетливо видел дома-башни, возвышающиеся на другом берегу на холмах, в соседнем штате. Ему видны были благородные очертания моста Гамильтон-бридж. В гостиной родные и близкие Марвина Эдельмана сидели на полу и разговаривали друг с другом приглушенными голосами.
Ребекка проводила детективов в маленькую комнатку, которую, по всей видимости, использовала как мастерскую для шитья. В углу стояла швейная машина, слева от педали – корзина с обрезками ярких тканей. Она села на стул перед машиной. Детективы сели на небольшой диван. Ее карие глаза были влажными. То и дело она сжимала руки. Лицо и руки ее были морщинистые, а губы – потрескавшиеся. Говоря, она обращалась к Клингу, хотя вопросы задавал в основном Браун. Браун привык к этому: иногда даже черныеобращались к белому полицейскому, словно сам он был невидимым.
– Я просила его поехать со мной, – сказала миссис Эдельман. – Я говорила ему, пусть возьмет отпуск, устроит себе праздник, будет только польза. Но нет, он отвечал, как раз сейчас слишком много работы, в следующем месяце он планирует поездку в Европу. Он сказал, что устроит себе отдых, когда вернется, – в апреле. Кому нужен отдых в апреле? В апреле появляются цветы даже здесь, в городе. В общем, он отказался ехать со мной. А другого отпуска у него никогда теперь не будет, – сказала она и отвернулась. Слезы опять наполнили ее глаза.
– В чем состояла его работа, мадам? – спросил Браун. – Он торговал ювелирными изделиями?
– Ну, он был не совсем обычным ювелиром, – сказала миссис Эдельман, извлекла платок из кармана и приложила к глазам.
– Поскольку он носил этот жилет... – начал Браун.
– Да, – сказала миссис Эдельман. – Он покупал и продавал драгоценные камни. Этим он зарабатывал на жизнь.
– Бриллианты?
– Не только бриллианты. Он занимался любыми драгоценными камнями. Изумрудами, рубинами, сапфирами и, конечно, алмазами. Драгоценными камнями. Но он пренебрег самым драгоценным – жизнью. Если бы он поехал со мной... – Она покачала головой. – Упрямец, – сказала она. – Да простит меня Бог, но он был упрямец.
– Была ли какая особая причина, почему он хотел остаться в городе, – спросил Браун, – вместо того, чтобы ехать с вами на Антигуа?
– Самая обычная причина. Ничего такого, что бы он не мог отложить на неделю. И вот результат, – сказала она и снова приложила платок к глазам.
– Но обычная... – сказал Браун.
– Его обычная работа. Покупка и продажа. – Она по-прежнему говорила, обращаясь к Клингу. Браун кашлянул, чтобы напомнить о себе. Но кашель не возымел действия.
– Он часто ездил в Европу? – спросил Клинг.
– Когда была необходимость. Это центр алмазов всего мира, сами знаете: Амстердам. А если взять изумруды, то это Южная Америка. Объездить весь мир ради дела – это он мог, – произнесла она. – Но когда речь шла о том, чтобы перенестись на четыре-пять часов лету и провести недельку на солнышке, – этого он не мог. Ему надо было остаться, чтобы кто-то смог его застрелить!
– У вас есть какие-нибудь догадки, кто мог...
– Нет, – сказала миссис Эдельман.
– Никаких врагов? – спросил Браун.
– Никого.
– Никаких сотрудников, которых он...
– Он работал один, мой муж. Вот почему он никогда не мог взять отпуск. Он только хотел зарабатывать деньги. Он сказал мне, что не будет счастлив, пока не станет мультимиллионером.
– А существовала такая возможность в его деле? – спросил Браун. – Заработать миллионы долларов?
– Кто знает! Вероятно. Мы жили комфортно. Он всегда был хорошим добытчиком, мой муж.
– Но когда вы говорите про миллионы долларов...
– Да, было возможно заработать такие деньги, – сказала миссис Эдельман. – У него был очень острый глаз на качественные камни. Он получал хорошую прибыль на всем, что покупал. Он знал, чтопокупает, и всегда много запрашивал. Если бы он только поехал со мной, как я уговаривала...
Она в который раз принялась плакать.
– Миссис Эдельман, – сказал Клинг, – где располагалось рабочее место вашего мужа?
– В деловой части города. На Норт-Гринфилд, рядом с авеню Хэлл. Там проходит улица, которую называют Даймонд-Март.
– И он работал там один, вы сказали?
– Совсем один.
– На цокольном этаже?
– Нет, на втором этаже.
– На него нападали грабители когда-нибудь?
Она изумленно посмотрела на него.
– Да, – сказала она. – Откуда вы знаете?
– Ну, торговать алмазами...
– Да, в прошлом году, – сказала она.
– Когда именно в прошлом году? – спросил Браун.
– В августе. Кажется, так. В конце июля или в начале августа. Примерно так.
– Был ли преступник арестован? – спросил Браун.
– Да.
– В самом деле?
– Да. Два дня спустя. Он пытался заложить камни в магазине через три дома от нас, представляете?
– Не помните, как звали преступника?
– Нет, не помню. Он был черным, – сказала она и впервые за все время бросила взгляд на Брауна, но только мимолетный. И тотчас снова обернулась к Клингу.
– Вы могли бы точнее назвать дату кражи? – спросил Клинг. Он вынул записную книжку и начал писать.
– Зачем вам? Вы думаете, что это тот же человек? Мне сказали, что ничего не украдено. У него были алмазы в жилете, никто их не тронул. Значит, это не мог быть грабитель, верно?
– Ну, мы не знаем, как было на самом деле, – сказал Клинг. – Но мы постараемся узнать побольше о том ограблении, если вы расскажете нам какие-нибудь подробности.
– Я только знаю, что он работал в тот вечер допоздна, и вдруг явился этот черный с пистолетом и забрал все с рабочего стола. Он не стал требовать ничего из сейфа. Он просто сказал мужу, чтобы он с рабочего стола все смел в мешок. А самое ценное осталось в сейфе, и муж смеялся до коликов...
Она осеклась. Снова полились слезы. Она начала искать другой платок. Детективы ждали.
– Вы сказали, это было ближе к концу июля – началу августа? – наконец проговорил Клинг.
– Да.
– Последняя неделя июля – может быть, так? первая неделя августа?
– Не могу сказать наверняка. Я так думаю.
– Мы можем разыскать информацию об этом преступлении по адресу, – предложил Браун Клингу. – В компьютере.
– Вы можете назвать нам адрес? – спросил Клинг.
– Норт-Гринфилд, шестьсот двадцать один, – сказала миссис Эдельман. – Комната двести семь.
– Преступника осудили, не знаете? – спросил Браун.
– По-моему, да. Не помню. Муж ходил в суд опознавать его. Но я не знаю, посадили его в тюрьму или нет.
– Мы можем выяснить это в управлении исправительных учреждений, – сказал Браун Клингу. – Миссис Эдельман, вы разговаривали с мужем с тех пор, как уехали на Антигуа?
– Нет. Вы спрашиваете, не звонили ли мы друг другу? Нет. Антигуа, как вы знаете, не за углом.
– До вашего отъезда он не говорил о чем-нибудь, что его тревожит? Об угрожающих телефонных звонках, письмах, ссорах с клиентами, о чем-нибудь подобном? Его вообще что-нибудь тревожило, о чем вы знаете?
– Да, – сказала миссис Эдельман.
– И что же это было?
– Его постоянно тревожил вопрос, как заработать побольше миллионов, – сказала Клингу миссис Эдельман.
* * *
На этот раз ему позвонил сам Дорфсман. Он позвонил в двадцать минут пятого в понедельник, на следующий день после Дня святого Валентина, но Дорфсман, по всей видимости, все еще пребывал под влиянием короткого праздника влюбленных. Он приветствовал Кареллу словами:– Ваш любимый свинопас вам подарочек припас!
Карелла было подумал, что Дорфсман стал чудить. Такое частенько случалось в департаменте полиции. Но Карелла никогда не слыхал о подобном явлении в отделе баллистики.
– Что ты мне припас? – осторожно спросил он.
– Еще один подарочек, – сказал Дорфсман.
– Какой подарочек?
– Еще один труп.
Карелла молчал. Казалось, Дорфсман наслаждался самим собой. Карелла не желал портить ему радость.
Труп в день официального празднования дня рождения Вашингтона, даже если этот государственный праздник выпадал на неделю раньше дня рождения Вашингтона, в самом деле был очень забавным.
– Я еще не звонил Клингу, – сказал Дорфсман. – Ты первый, кому я звоню.
– Клингу? – спросил Карелла.
– Клингу, – сказал Дорфсман. – Разве вы не разговариваете там друг с другом? Клинг получил донесение об убийстве в субботу ночью. Точнее, в воскресенье утром. Или в субботу, в два часа ночи.
– О чем ты говоришь? – спросил Карелла.
– Об убийстве на Сильверман-роуд. Некто по имени Марвин Эдельман с двумя пулями в голове. – У Дорфсмана в голосе все еще звучало веселье. – Я позвонил тебе самому первому, – сказал он.
– Я так и понял. И что еще?
– Тот же самый ствол, как и в тех двух других убийствах, – радостно объявил Дорфсман. Появилось подозрение, что убийца – псих.
Глава 9
Психи затрудняют работу полиции.
Когда поймешь, что имеешь дело с психом, надо сразу отложить в сторону пособие по розыскной работе. В городе великое множество психов. Слава Богу, большинство из них просто расхаживают по Хэлл-авеню с плакатами, возвещающими о конце света, или бормочут себе под нос про мэра и погоду. В городе психи считают, что мэр должен быть в ответе за погоду. Может быть, они правы.
Детектив лейтенант Питер Бернс, похоже, думал, что его взвод был в ответе за отсутствие информации по трем, как видно, связаннымубийствам. Когда Бернсу передали, что Дорфсман сказал по телефону, тот сразу согласился: неужели вы, ребята, никогда не разговариваетедруг с другом?
– Вначале убийство во вторник вечером, затем убийство в субботу вечером, затем в воскресенье утром, – сказал Бернс. – Первое убийство на авеню Калвер, следующее на Сильверман-роуд – всего через несколько кварталов! Оба осуществлялись при помощи огнестрельного оружия. Вам не приходит в голову провести перекрестную проверку? Я уже не говорю про девчушку, которую убили в деловом центре вечером в пятницу, я даже не смею вспоминать о третьем убийстве при помощи огнестрельного оружия, не смею вспоминать в присутствии легавых, обладающих особым, прославленным чутьем! – воскликнул Бернс. – Но вы вообще хотя бы просматриваете сводки по оперативной обстановке? Иначе зачем мы постоянно фиксируем оперативную обстановку? Разве не затем, чтобы каждый полицейский в участке, включая служащих в штатском, мог ознакомиться с обстановкой?
В смежном помещении – комнате детективов – толклись несколько патрульных в форме и Мисколо. Они с тревогой прислушивались к сердитому голосу Бернса, доносившемуся из его кабинета через дверь с матовым стеклом. Они понимали, что кто-то получает там хорошую встряску. На самом деле этих кого-тотам было четверо, но подслушивавшие об этом не догадывались, потому что детективам звонили в то утро домой и велели явиться на рассвете (в 7 час. 30 мин.). А полицейские в мундирах приходили на работу только в 7.45, к перекличке, которая происходила каждое утро в дежурной комнате. Итак, эти четверо в штатском были – в алфавитном порядке – детективы Браун, Карелла, Клинг и Мейер. Все они смотрели себе под ноги.
С одной стороны, на Бернса давил старший чин из центра города, с другой стороны, сам Бернс был возмущен глупостью людей, которые за годы службы не смогли научиться выполнять свою работу хотя бы в пределах рутинных требований. Втайне он подозревал, что Клинг был виноват больше других, из-за того что после развода у него появилась манера держаться, неуловимо напоминающая повадку моллюска. Но Бернс не хотел делать Клинга козлом отпущения. Это только смутило бы его и внесло бы разлад между четырьмя детективами, которым, видимо, предстояло сотрудничать в расследовании трех отдельных убийств. Поэтому Бернс напирал на общеизвестные простые инструкции из пособия, которые – если соблюдать их педантично – должны рассеивать замешательство, ликвидировать дублирование и, вероятно, время от времени способствовать успеху того или иного дела.
– Ладно, – сказал он наконец, – это все.
– Питер... – начал Карелла.
– Я сказал «ладно», это все, – повторил Бернс. – Возьмите по конфете, – сказал он и пододвинул наполовину пустую коробку через стол к удивленным детективам. – Расскажите, что у вас есть.
– Не так много, – сказал Карелла.
– Мы имеем дело с психом?
– Не исключено, – сказал Браун.
– Нашли что-нибудь по поводу того ствола калибра 0,38?
– Нет, Питер, мы только...
– Нажмите на уличных торговцев оружием, выясните, кто мог покупать ствол, соответствующий описанию.
– Да, Питер, – сказал Карелла.
– Просматривается связь между убийством Лопеса и двумя другими?
– Мы пока не знаем.
– Кто-нибудь из жертв употреблял наркотики?
– Девушка. Про Эдельмана мы пока не знаем.
– Лопес случайно не снабжал ее наркотиками?
– Мы не знаем пока. Но мы знаем, что она приносила кокаин для нескольких человек в шоу.
– Последний из убитых был торговцем алмазов?
– Драгоценных камней, – сказал Клинг.
– Он был знаком с Лопесом или с девушкой?
– Мы пока не знаем, – сказал Клинг. – Но его задерживала полиция прошлым летом. Возможно, мы зацепим тут ниточку. Будем искать в компьютере сегодня же.
– Не надо их прощупывать, – сказал Бернс Мейеру, – это не подозреваемые лица, а конфеты. Бери любую, какая понравилась.
Мейер действительно хотел надавить пальцем на конфету, чтобы определить, мягкая она или твердая. Поэтому он ответил Бернсу обиженным взглядом.
– А как насчет ее хахаля? – спросил Бернс. – Хахаля той девушки.
– Он трепался по телефону весь вечер в пятницу, – сказал Карелла. – Тогда, когда девушка была убита.
– По телефону? С кем?
– С другим студентом. Его друг – студент медфака в Рэмси.
– Как его звать?
– Тимоти Мур.
– А друга?
– Карл Лоэб.
– Ты проверил его?
– Лоэба? Да. Они трепались почти до двух ночи.
– Кто кому звонил? – спросил Бернс.
– Они звонили друг другу.
– Что еще?
– Продюсер шоу, некто по имени Алан Картер, завел шашни с одной из танцовщиц.
– Ну и что?
– Он женат, – проговорил Мейер с набитым ртом.
– Ну и что? – снова спросил Бернс.
– Мы полагаем, что он лжет. – Мейер наконец проглотил конфету.
– Про свою малявку? – сказал Бернс, употребляя одно из тех странных устаревших словечек, которые иногда проникали в его речь и которые ему почти всегда прощали молодые полицейские.
– Нет, он прямо признался в своей связи, – ответил Карелла. – Но он утверждает, что убитую едва-едва знал. И это дурно пахнет.
– Зачем ему врать про это? – спросил Бернс.
– Мы пока не знаем, – сказал Карелла.
– Ты думаешь, они играли в «двух на одного»? – спросил Бернс, употребляя более модное словечко из тех, которые тоже иногда проникали в его речь.
– Мы пока не знаем. – Мейер пожал плечами.
– А что ты вообще знаешь? – раздраженно спросил Бернс, но снова взял себя в руки. – Возьми еще конфету, ради Христа! – воскликнул он. – А то я разжирею, как хряк.
– Питер, – сказал Карелла, – это запутанное дело.
– Не надо мне рассказывать, какое оно запутанное. Я и сам вижу.
– Может быть, это псих, – предположил Браун.
– Проще всего навесить преступление на психа, – сказал Бернс. – И вот что я вам скажу. Я глубоко убежден, что любойчеловек, совершающий убийство, является психом.
Детективы не стали с ним спорить.
– Ладно, – сказал Бернс, – начинайте пылесосить улицу. Или позовите своих стукачей. Может быть, они дадут наводку на ствол. Берт, Арти, поищите в компьютере про то задержание... Вы побывали в магазинчике того дельца? Эдельмана?
– Еще нет, – сказал Браун.
– Отправляйтесь. Осмотрите все. Если найдете хотя бы пылинку белого порошка, забирайте на лабораторный анализ на кокаин.
– Мы сомневаемся, что искать причину надо через кокаин, – сказал Мейер.
– Тогда что же? Девушка употребляла кокаин и доставляла его для половины труппы...
– Ну, не для половины, Питер.
– Мне не важно, сколько человек она им снабжала! Мне все равно, была она звездой этого шоу или нет, но полагаю, что звездой она не была. По-моему, она доставляла дурь, то есть она была «мулом». Мы знаем, что Лопес занимался продажей кокаина. Когда он был убит, при нем нашли шесть граммов дури и тысячу сто долларов. Так что разузнайте побольше про Золушку. Где она добывала дурь, которую раздавала в труппе? Получала ли она прибыль или просто делала любезность? И прижмите этого продюсера... как его там... Картера. Я хочу знать, спал ли он с обеими – с той, другой танцовщицей и вдобавок с убитой. Да, поговорите с Дэнни Гимпом, с Фэтсом Доннером, со всеми стукачами у нас в городе. Во Флориде со стукачами разговаривать не надо, там буду я. Я хочу, чтобы дело сдвинулось с мертвой точки, понятно? В следующий раз, когда позвонит шеф, я хочу доложить ему что-нибудь конкретное.
– Да, Питер, – сказал Карелла.
– Не «да, Питер», а делайте.
–Да, Питер.
– И еще одно. Я не приму вариант с психом, пока вы меня не убедите, что между тремя убийствами нет никакой связи.
Бернс помолчал.
– Найдите эту связь, – сказал он.
Уроки в школе сегодня отменили из-за неблагоприятной ситуации на дорогах. Сидя на скамейке неподалеку от статуи генерала и ожидая Дэнни Гимпа, Карелла слышал голоса мальчишек, которые играли в хоккей на катке. Он продрог до костей. Он не был философом, но, дрожа от холода в своем самом толстом пальто, надетом на пиджак, да на свитер, да на фланелевую рубашку, да на шерстяное белье, он думал, что зима очень напоминает работу полиции. Зима изматывает. Снег, слякоть, холодный моросящий дождь и лед преследуют тебя, пока не вскинешь руки вверх с криком «сдаюсь!». Но как-то удается перетерпеть, а затем приходит оттепель, и снова все налаживается – до следующей зимы.
Но где же Дэнни?
Наконец он увидел его: тот медленно ковылял по дорожке, поворачивая голову то налево, то направо, как разведчик на задании. Если говорить правду, то таким и мнил себя Дэнни. На нем была красно-синяя куртка с поясом, надвинутая на уши красная вязаная шапочка, синие шерстяные перчатки и зеленые вельветовые брюки, заправленные в черные боты. В целом достаточно яркий костюм для того, кто хочет выглядеть неприметным. Он прошел мимо скамейки, на которой замерзал Карелла (случалось, играя в шпионов, он заходил слишком далеко), дошел почти до статуи генерала, осторожно огляделся, снова вернулся к скамейке, присел рядом с Кареллой, извлек газету из бокового кармана, развернул, пряча за ней лицо, и произнес:
Когда поймешь, что имеешь дело с психом, надо сразу отложить в сторону пособие по розыскной работе. В городе великое множество психов. Слава Богу, большинство из них просто расхаживают по Хэлл-авеню с плакатами, возвещающими о конце света, или бормочут себе под нос про мэра и погоду. В городе психи считают, что мэр должен быть в ответе за погоду. Может быть, они правы.
Детектив лейтенант Питер Бернс, похоже, думал, что его взвод был в ответе за отсутствие информации по трем, как видно, связаннымубийствам. Когда Бернсу передали, что Дорфсман сказал по телефону, тот сразу согласился: неужели вы, ребята, никогда не разговариваетедруг с другом?
– Вначале убийство во вторник вечером, затем убийство в субботу вечером, затем в воскресенье утром, – сказал Бернс. – Первое убийство на авеню Калвер, следующее на Сильверман-роуд – всего через несколько кварталов! Оба осуществлялись при помощи огнестрельного оружия. Вам не приходит в голову провести перекрестную проверку? Я уже не говорю про девчушку, которую убили в деловом центре вечером в пятницу, я даже не смею вспоминать о третьем убийстве при помощи огнестрельного оружия, не смею вспоминать в присутствии легавых, обладающих особым, прославленным чутьем! – воскликнул Бернс. – Но вы вообще хотя бы просматриваете сводки по оперативной обстановке? Иначе зачем мы постоянно фиксируем оперативную обстановку? Разве не затем, чтобы каждый полицейский в участке, включая служащих в штатском, мог ознакомиться с обстановкой?
В смежном помещении – комнате детективов – толклись несколько патрульных в форме и Мисколо. Они с тревогой прислушивались к сердитому голосу Бернса, доносившемуся из его кабинета через дверь с матовым стеклом. Они понимали, что кто-то получает там хорошую встряску. На самом деле этих кого-тотам было четверо, но подслушивавшие об этом не догадывались, потому что детективам звонили в то утро домой и велели явиться на рассвете (в 7 час. 30 мин.). А полицейские в мундирах приходили на работу только в 7.45, к перекличке, которая происходила каждое утро в дежурной комнате. Итак, эти четверо в штатском были – в алфавитном порядке – детективы Браун, Карелла, Клинг и Мейер. Все они смотрели себе под ноги.
С одной стороны, на Бернса давил старший чин из центра города, с другой стороны, сам Бернс был возмущен глупостью людей, которые за годы службы не смогли научиться выполнять свою работу хотя бы в пределах рутинных требований. Втайне он подозревал, что Клинг был виноват больше других, из-за того что после развода у него появилась манера держаться, неуловимо напоминающая повадку моллюска. Но Бернс не хотел делать Клинга козлом отпущения. Это только смутило бы его и внесло бы разлад между четырьмя детективами, которым, видимо, предстояло сотрудничать в расследовании трех отдельных убийств. Поэтому Бернс напирал на общеизвестные простые инструкции из пособия, которые – если соблюдать их педантично – должны рассеивать замешательство, ликвидировать дублирование и, вероятно, время от времени способствовать успеху того или иного дела.
– Ладно, – сказал он наконец, – это все.
– Питер... – начал Карелла.
– Я сказал «ладно», это все, – повторил Бернс. – Возьмите по конфете, – сказал он и пододвинул наполовину пустую коробку через стол к удивленным детективам. – Расскажите, что у вас есть.
– Не так много, – сказал Карелла.
– Мы имеем дело с психом?
– Не исключено, – сказал Браун.
– Нашли что-нибудь по поводу того ствола калибра 0,38?
– Нет, Питер, мы только...
– Нажмите на уличных торговцев оружием, выясните, кто мог покупать ствол, соответствующий описанию.
– Да, Питер, – сказал Карелла.
– Просматривается связь между убийством Лопеса и двумя другими?
– Мы пока не знаем.
– Кто-нибудь из жертв употреблял наркотики?
– Девушка. Про Эдельмана мы пока не знаем.
– Лопес случайно не снабжал ее наркотиками?
– Мы не знаем пока. Но мы знаем, что она приносила кокаин для нескольких человек в шоу.
– Последний из убитых был торговцем алмазов?
– Драгоценных камней, – сказал Клинг.
– Он был знаком с Лопесом или с девушкой?
– Мы пока не знаем, – сказал Клинг. – Но его задерживала полиция прошлым летом. Возможно, мы зацепим тут ниточку. Будем искать в компьютере сегодня же.
– Не надо их прощупывать, – сказал Бернс Мейеру, – это не подозреваемые лица, а конфеты. Бери любую, какая понравилась.
Мейер действительно хотел надавить пальцем на конфету, чтобы определить, мягкая она или твердая. Поэтому он ответил Бернсу обиженным взглядом.
– А как насчет ее хахаля? – спросил Бернс. – Хахаля той девушки.
– Он трепался по телефону весь вечер в пятницу, – сказал Карелла. – Тогда, когда девушка была убита.
– По телефону? С кем?
– С другим студентом. Его друг – студент медфака в Рэмси.
– Как его звать?
– Тимоти Мур.
– А друга?
– Карл Лоэб.
– Ты проверил его?
– Лоэба? Да. Они трепались почти до двух ночи.
– Кто кому звонил? – спросил Бернс.
– Они звонили друг другу.
– Что еще?
– Продюсер шоу, некто по имени Алан Картер, завел шашни с одной из танцовщиц.
– Ну и что?
– Он женат, – проговорил Мейер с набитым ртом.
– Ну и что? – снова спросил Бернс.
– Мы полагаем, что он лжет. – Мейер наконец проглотил конфету.
– Про свою малявку? – сказал Бернс, употребляя одно из тех странных устаревших словечек, которые иногда проникали в его речь и которые ему почти всегда прощали молодые полицейские.
– Нет, он прямо признался в своей связи, – ответил Карелла. – Но он утверждает, что убитую едва-едва знал. И это дурно пахнет.
– Зачем ему врать про это? – спросил Бернс.
– Мы пока не знаем, – сказал Карелла.
– Ты думаешь, они играли в «двух на одного»? – спросил Бернс, употребляя более модное словечко из тех, которые тоже иногда проникали в его речь.
– Мы пока не знаем. – Мейер пожал плечами.
– А что ты вообще знаешь? – раздраженно спросил Бернс, но снова взял себя в руки. – Возьми еще конфету, ради Христа! – воскликнул он. – А то я разжирею, как хряк.
– Питер, – сказал Карелла, – это запутанное дело.
– Не надо мне рассказывать, какое оно запутанное. Я и сам вижу.
– Может быть, это псих, – предположил Браун.
– Проще всего навесить преступление на психа, – сказал Бернс. – И вот что я вам скажу. Я глубоко убежден, что любойчеловек, совершающий убийство, является психом.
Детективы не стали с ним спорить.
– Ладно, – сказал Бернс, – начинайте пылесосить улицу. Или позовите своих стукачей. Может быть, они дадут наводку на ствол. Берт, Арти, поищите в компьютере про то задержание... Вы побывали в магазинчике того дельца? Эдельмана?
– Еще нет, – сказал Браун.
– Отправляйтесь. Осмотрите все. Если найдете хотя бы пылинку белого порошка, забирайте на лабораторный анализ на кокаин.
– Мы сомневаемся, что искать причину надо через кокаин, – сказал Мейер.
– Тогда что же? Девушка употребляла кокаин и доставляла его для половины труппы...
– Ну, не для половины, Питер.
– Мне не важно, сколько человек она им снабжала! Мне все равно, была она звездой этого шоу или нет, но полагаю, что звездой она не была. По-моему, она доставляла дурь, то есть она была «мулом». Мы знаем, что Лопес занимался продажей кокаина. Когда он был убит, при нем нашли шесть граммов дури и тысячу сто долларов. Так что разузнайте побольше про Золушку. Где она добывала дурь, которую раздавала в труппе? Получала ли она прибыль или просто делала любезность? И прижмите этого продюсера... как его там... Картера. Я хочу знать, спал ли он с обеими – с той, другой танцовщицей и вдобавок с убитой. Да, поговорите с Дэнни Гимпом, с Фэтсом Доннером, со всеми стукачами у нас в городе. Во Флориде со стукачами разговаривать не надо, там буду я. Я хочу, чтобы дело сдвинулось с мертвой точки, понятно? В следующий раз, когда позвонит шеф, я хочу доложить ему что-нибудь конкретное.
– Да, Питер, – сказал Карелла.
– Не «да, Питер», а делайте.
–Да, Питер.
– И еще одно. Я не приму вариант с психом, пока вы меня не убедите, что между тремя убийствами нет никакой связи.
Бернс помолчал.
– Найдите эту связь, – сказал он.
* * *
Они договорились встретиться на скамейке в Гроув-парке, неподалеку от катка и от статуи генерала Рональда Кинга. Этот генерал в испанско-американскую войну взял стратегическую высоту, приблизив тем самым конец владычества чужеземных тиранов, которые (как писали Вильям Херст и Джозеф Пулитцер) эксплуатировали честных сборщиков тростника и рыбаков на Кубе. Бывший мэр приказал воздвигнуть памятник генералу не за его доблесть. Памятник он поставил генералу за то, что Кинг (как и сам мэр) был известным игроком в карты и специальностью его был покер, а точнее – разновидность последнего под названием «совок»,и этот «совок»был любимой игрой мэра. Своей выносливостью – ведь в любую погоду бронзовый генерал продолжал гордо сидеть верхом – он завоевал уважение «латиносов»(хотя и не выходцев с Кубы), которые выводили аэрозольной краской на его широкой груди свои имена и мочились на ноги коня.Уроки в школе сегодня отменили из-за неблагоприятной ситуации на дорогах. Сидя на скамейке неподалеку от статуи генерала и ожидая Дэнни Гимпа, Карелла слышал голоса мальчишек, которые играли в хоккей на катке. Он продрог до костей. Он не был философом, но, дрожа от холода в своем самом толстом пальто, надетом на пиджак, да на свитер, да на фланелевую рубашку, да на шерстяное белье, он думал, что зима очень напоминает работу полиции. Зима изматывает. Снег, слякоть, холодный моросящий дождь и лед преследуют тебя, пока не вскинешь руки вверх с криком «сдаюсь!». Но как-то удается перетерпеть, а затем приходит оттепель, и снова все налаживается – до следующей зимы.
Но где же Дэнни?
Наконец он увидел его: тот медленно ковылял по дорожке, поворачивая голову то налево, то направо, как разведчик на задании. Если говорить правду, то таким и мнил себя Дэнни. На нем была красно-синяя куртка с поясом, надвинутая на уши красная вязаная шапочка, синие шерстяные перчатки и зеленые вельветовые брюки, заправленные в черные боты. В целом достаточно яркий костюм для того, кто хочет выглядеть неприметным. Он прошел мимо скамейки, на которой замерзал Карелла (случалось, играя в шпионов, он заходил слишком далеко), дошел почти до статуи генерала, осторожно огляделся, снова вернулся к скамейке, присел рядом с Кареллой, извлек газету из бокового кармана, развернул, пряча за ней лицо, и произнес: