МакБейн Эд. Лёд

   Эмма снова заглянула в письмо.
   «Первое, что мне хочется сделать, это отпраздновать, – читала она. – Наверху Фримонт-Билдинг есть новый ресторан, и я хочу пойти туда в субботу вечером. Очень элегантный, очень респектабельный. И, пожалуйста, никакого нижнего белья, Салли. Я хочу, чтобы ты выглядела стильно и скромно, но без белья, поняла? Как в тот раз, когда мы обедали в заведении „У Марио“ в Квортере, помнишь? Потом, когда придем домой...» – Эмма пожала плечами. – Ну, дальше всякое сюсюканье, – сказала она.
   – У девушки было больше трусиков и лифчиков, чем в магазине дамских штучек, – сказал брат Антоний. – Полный ящик.
   – И он просит не надевать их вообще! – воскликнула Эмма и покачала головой.
   – Я куплю тебе одну из этих балетных юбчонок, – пообещал брат Антоний.
   – Спасибо, сэр, – расплылась в ухмылке Эмма.
   – Как по-твоему, почему она сохранила это письмо? – спросил брат Антоний.
   – Потому что это любовное письмо, – пожала плечами Эмма.
   – Тогда почему она спрятала его в воротнике куртки?
   – Может быть, она была замужем.
   – Нет.
   – Или у нее был другой парень.
   – Я думаю, она приберегла письмо, чтобы прижать его к стенке, если возникнет необходимость, – предположил брат Антоний. – Я думаю, что письмо было ее страховкой. Доказательством, что он купил восемь килограммов кокаина. Любитель, – сказал он и покачал головой.
   – Попробуй позвонить ему еще раз.
   – Да, пожалуй. – Брат Антоний задумчиво встал, подошел к телефону, взял клочок бумаги, на котором ранее нацарапал номер, найденный в телефонной книге, и набрал его.
   Эмма смотрела на него.
   – Долгие гудки, – сказал он.
   Она продолжала смотреть на него.
   – Алло! – сказал голос на другом конце провода, и брат Антоний тотчас повесил трубку.
   – Он дома.
   – Хорошо, – улыбнулась Эмма. – Ступай к нему, дорогой.

* * *

   Во вторник в десять минут второго полицейские 87-го участка сидели за столом, закусывали и совещались. Ирония ситуации заключалась в том, что брат Антоний уже нашел «отсутствующее звено», столь важное для их расследования. Он опередил их на несколько шагов, пока они жевали копченую говядину «пастрами» с ржаным хлебом, тунца с белым хлебом, колбасу и перцы с булкой, ветчину на тостах, пока пили кофе из картонных стаканчиков – все это они принесли из соседней столовой. Кстати, Мисколо такого не одобрял: он считал, что все должны пить кофе, который он бесплатно варит в канцелярии. Итак, они жевали сандвичи и обсуждали, как найти отсутствующее звено. А брат Антоний проезжал рядом в метро.
   – Думается, что лейтенант прав, – сказал Мейер. – Надо еще раз прощупать контакты мисс Квадрадо.
   – Разве что она готовилась унаследовать ремесло Лопеса, – сказал Клинг.
   – Но не поэтому убили Лопеса, – сказал Карелла. – Из-за такого мелкого ремесла не убивают. Это не колумбийская мафия...
   – Почему ты так думаешь? – спросил Браун.
   – Потому что мафия даже не плюнет в сторону дилера граммов вроде Лопеса.
   – Прошу не произносить такие слова за едой, – сказал Мейер.
   – Извини, – сказал Карелла и поднес ко рту свой сандвич с колбасой и перцами.
   (Если подходить к выбору закуски с этнической точки зрения, то вот что мы наблюдаем: Мейер ел «пастрами», Клинг поглощал тунца, а Браун жевал ветчину.)
   – Ладно, давайте пощупаем контакты погибшей Квадрадо, – сказал Клинг.
   – И начнем с Салли Андерсон, – сказал Мейер. – О ней мы знаем больше, чем о других жертвах...
   – Ну, это неправда, – сказал Браун.
   – Относительнобольше, – пробурчал Мейер с набитым ртом.
   – Относительно, ладно, – согласился Браун. – Но не забывай про триста тысяч в сейфе Эдельмана.
   – Ты проделал хорошую работу, – ухмыльнулся Мейер. – Хочешь получить медаль?
   – Хочу стать детективом первой степени, – хохотнул Браун.
   – Сделай его детективом первой степени, – сказал Мейер Карелле.
   – Ты уже стал им, – сказал Карелла.
   – Но здесь эта девушка... – начал Мейер.
   – О ком мы говорим? – спросил Клинг. – О мисс Квадрадо или о мисс Андерсон?
   – Об Андерсон. Она является туда каждое воскресенье после того, как покупает деликатесы у Коэна, и прыгает в постель с Лопесом...
   – Ну, этого мы не знаем наверняка, – сказал Карелла.
   – Это не важно: спала она с ним или нет, – сказал Клинг. – Что важно...
   – Важно, что она приходила туда продавать ему кокаин, – сказал Мейер. – По-твоему, я не знаю, что это самое важное?
   – И ее дружок не подозревал об этом, – сказал Карелла.
   – Ее дружок вообще мало что знал, – напомнил Браун. – Ведь он думал, что она все время занималась «льдом», верно?
   – Да, – сказал Карелла.
   – Он послал тебя на охоту за дикими гусями, – сказал Браун.
   – Не имеет значения, что он знал и чего не знал, – сказал Клинг. – Мы знаем, что она являлась туда продаватьнаркотик.
   – Предаватьсялюбовным утехам, – сказал Мейер, – и заодно передатьунцию-другую кокаина. Прекрасно провести воскресенье.
   – Забавно, что он ничего не знал об этом, – сказал Карелла.
   – О ком мы говорим сейчас? – спросил Клинг.
   – О Муре. О ее дружке.
   – И о том, что она «утешалась» с Лопесом?
   – Или о том, что носила туда кокаин. Об этом-тоона должна была сказать ему, верно?
   – Да, но не сказала.
   – Если только он не обманул нас.
   – С какой стати он стал бы врать про «лед»? – спросил Клинг.
   – Кто говорит, что он соврал? – спросил Браун. – Может быть, он думал, что она действительно занималась театральными билетами постоянно?
   – Да. Но это была только разовая сделка, – сказал Карелла. – Разве он не знал об этом? Ведь он практически жил с этой девушкой.
   – Итак, есть две вещи, которые мы не понимаем, – подытожил Мейер.
   – То, что она носила кокаин на окраину, – сказал Клинг. – И то, что она провернула только одну сделку с «ледяными» билетами.
   – Три вещи, если учитывать также утехи с Лопесом.
   – И еще он даже не знал, что она нюхала сама.
   – Он говорил, что она только курила травку.
   – Он практически жил с девушкой, но не знал, что она нюхает кокаин.
   – И еще торгует им.
   – Надо помнить, что тот человек с тремястами тысячами в сейфе был одной из жертв, – сказал Браун.
   – Ну, ты опять про сейф, – возмутился Мейер.
   – Ты думаешь, что такая сумма обычна для наркобизнесе? – поинтересовался Клинг.
   – Я думаю, что у кого-то были такие деньги для передачи Эдельману. И я думаю, что в этом деле все-таки присутствует кокаин. Именно такие суммы денег возникают при торговле кокаином.
   – Но не в мелкой розничной торговле, как у мисс Андерсон, – сказал Мейер.
   – Это то, что мы знаем. -Карелла встал и стряхнул с колен крошки.
   – У нас нет оснований полагать, что там было что-то еще, – сказал Мейер. – Если только...
   – Да?
   – Ладно, не важно. Я вспомнил...
   – Да? Что?
   – Он говорил, что они редко проводили вместе воскресенье. Дневное время. Он говорил, что в воскресенье она всегда бывала занята.
   – Кто? – спросил Браун.
   – Мур. Дружок.
   – И что это означает?
   – Занята чем? -спросил Мейер.
   – Бегала за деликатесами, – сказал Клинг.
   – И развлекалась с Лопесом.
   – И продавала ему пакетик нюхательного порошка.
   – И этим она была занята весь день, так? – спросил Мейер.
   – Это могло бы занять девушку, – сказал Браун. – Даже один Лопес мог бы занять девушку надолго.
   – Дело вот в чем, – сказал Мейер. – Если она была так занята все воскресенье...
   – Да, – сказал Карелла.
   – Что?
   – Что же она тогда делала все это время? Она пишет в своем календаре «Дел» буквально каждое воскресенье, словно это что-то очень важное. Речь идет о том, чтобы поехать за деликатесами? Деликатесы от Коэна прекрасны, спору нет. Но так ли уж надо каждый раз записывать это к себе в календарь?
   –Стив, она заносила в ежедневник буквально все. Визиты к психиатру, звонки матери Мура в Майами, уроки танцев, встречи с агентом. Почему не пометить деликатесы?
   – Тогда почему она не написала просто «деликатесы»? Ты знаешь кого-нибудь, кто стал бы писать «дел»вместо «деликатесы»?Почему она писала «дел»?
   – Почему? – спросил Браун.
   – Не знаю почему, я просто спрашиваю.
   – Мур сказал, что «дел» означает «деликатесы».
   – Но оказалось, что показания Мура не так уж надежны? – сказал Клинг.
   – Вначале он рассказывает нам, что она курила только травку. Затем – что она участвовала в «ледяной»операции Картера и ездила на окраину за деликатесами каждое воскресенье...
   – Он был слишком занят, чтобы проверять ее передвижения.
   – Слишком поглощен подготовкой к занятиям.
   – Слишком поглощен взвешиванием сердец и печенок.
   – Слишком занят.
   – Ну, все были заняты.
   – Чем? – спросил Браун.
   – По воскресеньям?
   – Ну да, чем была занята девушка по воскресеньям?
   – Деликатесами и кокаином, – сказал Клинг и пожал плечами.
   – И утехами с Лопесом.
   – У Мура не было причин врать, – предположил Мейер. – Он скорее всего ошибался.
   – И все же, – сказал Карелла. – Они были близки.
   – Очень близки.
   – Девушка даже звонила его матери каждую неделю.
   – Милой богатой вдове в Майами.
   – Но если они были так близки, то как же он мог ошибаться во всем этом?
   – Кажется, он должен был быть в курсе.
   – Значит, Майами? – сказал Браун.
   – Что?
   – Там живет его мать?
   – Да.
   – Майами, – снова сказал Браун.
   – Что насчет Майами?
   – Я все думаю про триста тысяч в сейфе Эдельмана...
   – Забудь про сейф на минуту, пожалуйста.
   – Но если предположить... -сказал Браун.
   – Что предположить?
   – Что эти триста тысяч – кокаиновые деньги.
   – Ну, это притянутое предположение, – отмахнулся Клинг.
   – Нет, обожди минуту, – сказал Карелла.
   – Только оттого, что его мать живет в Майами...
   – Из этого не следует...
   – Он не «латинос», -сказал Мейер. – Если бы он отправился туда за кокаином...
   – В любом случае с чем? – спросил Клинг. – Мы говорим про триста тысяч в сейфе. Чтобы получить такие деньги здесь,ему понадобилась бы по крайней мере половинадля закупок в Майами.
   – Его отец только что умер, – сказал Карелла.
   – Когда? – спросил Браун.
   – В июне. Он сказал нам, что унаследовал деньги: достаточно, чтобы открыть свою практику, когда закончит обучение.
   – Сколько он унаследовал? – спросил Клинг. – Вспомни цифры, с которыми мы имеем дело. В сейфе мы нашли триста тысяч.
   – Вот что нам представляется, – сказал Мейер и покачал головой. – Исходя из того, что мать Мура живет в Майами, нам представляется, что он поехал туда и потратил все, что ему оставил отец...
   – Что здесь неправдоподобного? – сказал Браун. – На мой взгляд, это вполне допустимо.
   – И накупил кокаина, – кивнул Карелла.
   – Кучу кокаина, – сказал Браун. – Достаточно, чтобы за него при перепродаже получить триста тысяч.
   – Которые попали в сейф Эдельмана.
   – Он купил бриллианты у Эдельмана.
   – Записи такой сделки не имеется.
   – Они оба выходят чистыми. Мур «отмывает» деньги, покупая на них алмазы, а Эдельман «отмывает» наличность, покупая недвижимость в Европе.
   – Замечательно, – сказал Мейер, – если ты так наивен, что для тебя Питер Пуш не сказочный герой, а живой кролик.
   – В чем я ошибаюсь? – пошел в атаку Карелла.
   – Во-первых, мы даже не знаем, сколько этот парень унаследовал. Десять тысяч? Двадцать тысяч? Если вообщесумма достигала такой величины. Далее нам представляется, что студент медфака мог познакомиться с крупными колумбийскими наркодельцами в Майами и сделать крупную покупку, не пострадав при этом.
   – Возможно, – сказал Карелла.
   – Возможно все, – сказал Мейер. – В полночь может выглянуть солнышко, например. А почему бы и нет? Нам также представляется, что он мог вступить в контакт с человеком, который торгует алмазами под прилавком...
   – Ну хватит, – сказал Браун, – это самая простая часть истории. У нас в городе должны быть сотни таких, как Эдельман.
   – Может быть, и так. Но даже если предположить, что все это имело место – Мур унаследовал кучу денег, вышел на контакт с наркодельцами в Майами, удвоил свои деньги, покупая чистый кокаин там и продавая его здесь по частям и разбавленный, отмывая деньги путем закупки камней... Давайте на минуту примем этот вариант, ладно?
   – Звучит не так плохо, – согласился Карелла.
   – И этот вариант объясняет, почему он ошибалсяв целом ряде вещей, – сказал Клинг.
   – Замечательно, – улыбнулся Мейер. – Теперь объясните мне, как один человек может находиться в двух местах одновременно?
   – Ты о чем? – спросил Карелла.
   – Как он мог находиться поблизости от дома Андерсон, когда выстрелил в нее, и как он мог в то же время быть дома, готовиться к лекциям и слушать радио? Ты говорил с Лоэбом сам, Стив. Лоэб подтвердил, что всю ночь они звонили друг другу по телефону. Он сказал тебе, что у Мура работало радио, он сказал тебе...
   Как раз в эту минуту в комнату детективов вошел Ричард Дженеро, в руке он держал свой маленький японский радиоприемник. Детективы умолкли и поглядели на него. Дженеро подошел к своему столу, поставил приемник, взглянул на открытую дверь кабинета лейтенанта – отсюда явствовало, что лейтенант не вернулся с обеда, – и включил радио на полную катушку.
   – Ладно, – сказал Мейер. – Поехали.

* * *

   Из квартиры доносилась очень громкая музыка. Брат Антоний постучал еще раз: может быть, хозяин не услышал стука.
   – Кто там? – раздался чей-то голос.
   – Мистер Мур? – спросил брат Антоний.
   – Секундочку, – произнес чей-то голос.
   Музыка стала потише, человек в квартире уменьшил громкость. Брат Антоний услыхал шаги, приближавшиеся к двери.
   – Кто там? – снова спросил голос у самой двери.
   В этом городе двери не открывают неизвестным. Брат Антоний заколебался. Он не хотел ломать дверь.
   – Полиция, – сказал брат Антоний.
   – А-а. Обождите секундочку, пожалуйста, – сказал голос.
   Он услышал, как шаги удаляются. Он приложил ухо к деревянной двери. В квартире что-то передвигали, перемещали... Он подумал, не сломать ли дверь в конце концов. Решил все-таки ждать. Снова послышались шаги у двери. Открывали запор, звенели цепочкой. Дверь отворилась.
   – Мистер Мур? – спросил он.
   Мур только взглянул на него и тотчас стал закрывать дверь. Брат Антоний нажал на дверь всем своим весом, открывая ее и отбрасывая Мура внутрь, в комнату. Брат Антоний ворвался в комнату, захлопнул за собой дверь и запер ее на засов. Мур стоял в нескольких футах, держась за плечо, в которое получил удар дверью. За его спиной на приставном столике стоял маленький радиоприемник и тихо играл. Брат Антоний решил, что, уходя, прихватит его с собой.
   – Здесь еще кто-нибудь есть? – спросил он.
   – Кто вы, черт возьми? – сказал Мур.
   – У меня есть письмо, которое вы написали, – сказал брат Антоний.
   – Какое письмо? О чем вы говорите?
   – Из Майами. Адресовано девушке по имени Салли Андерсон. Той, что умерла, – сказал брат Антоний. – Упокой, Господи, ее душу.
   Мур промолчал.
   – Салли получала от вас кокаин. – Брат Антоний начал оглядывать комнату.
   – Я не знаю, что вы имеете в виду.
   – Она получала от вас кокаин и продавала на окраине города, – сказал брат Антоний. – Пако Лопесу.
   – Я не знаю никого по имени Пако Лопес.
   – Но вы знаете Салли Андерсон, так? Вы написали ей в августе, что сделали большую покупку кокаина в Майами. Где теперь этот кокаин, мистер Мур? Кокаин, которым Салли торговала на окраине города.
   – Я ничего не знаю ни про какой кокаин, который бы Салли...
   – Мистер Мур, – тихо сказал брат Антоний, – я не хочу делать вам больно. Мы узнали имя Салли от дамы, которую звали Джудит Квадрадо. Нам пришлось сделать ей больно, потому что она медлила с ответами на наши вопросы.
   – Кто это «мы»? – спросил Мур.
   – Это не ваше дело! – гаркнул брат Антоний. – Ваше дело – сказать мне, где кокаин. Сейчас у вас только одно дело.
   Мур поглядел на него.
   – Да, мистер Мур. – Брат Антоний часто закивал головой.
   – Ничего не осталось, – сказал Мур.
   – Вы купили восемь килограммов...
   – Где вы нашли это письмо? – недоверчиво спросил Мур. – Она сказала мне, что сожгла его!
   – Значит, солгала. Как и вы сейчас, мистер Мур. Если все восемь килограммов ушли, тогда где то, что она продавала на окраине?
   – Не все восемь, – сказал Мур. – Я продал шесть.
   – А другие два?
   – Я дал их Салли. Она взяла их отсюда, и я не знаю, где они.
   – Вы отдали двакилограмма кокаина? За которые вы заплатили сто тысяч долларов? Мистер Мур, вы несете чушь.
   – Я говорю вам правду. Она была моей подружкой, я дал ей...
   – Нет, – сказал брат Антоний.
   – Что бы она ни сделала с товаром...
   – Нет, мистер Мур. Вы не давали ей двух килограммов кокаина. Никто до такой степени не любит никого.Так где они?
   – Салли взяла их отсюда. Оба килограмма, наверное, по-прежнему у нее в квартире. Если только полиция не забрала.
   – Такая возможность остается, – сказал брат Антоний. – Но я могу сказать наверняка, что в квартире кокаина нет. Может быть, полиция забрала. Они же воры! – Брат Антоний улыбнулся. – Но не думаю. Не думаю, что вы выпустили из поля зрения кокаин на сумму сто тысяч долларов. Тем более что он здесь стоит вдвое дороже против того, что вы заплатили за него в Майами. Так-то. Ну, где он?
   – Я сказал вам...
   Внезапно брат Антоний схватил правую руку Мура своей правой рукой, притянул Мура к себе и затем положил левую руку сверху на руку Мура. Получился трехслойный сандвич из трех рук, серединой которого была рука Мура. Брат Антоний начал жать, и Мур закричал.
   – Tсc! – предупредил брат Антоний и нажал еще сильнее. – Кричать не надо, а то люди услышат. – Он продолжал нажимать. – Я просто сломаю вам руку, если не скажете, где кокаин. Это для начала. Потом уже мы решим, что будем ломать дальше.
   – Пожалуйста, – прошептал Мур. – Пожалуйста, отпустите...
   – Кокаин, – сказал брат Антоний.
   – В спальне, – сказал Мур, и брат Антоний выпустил его руку.
   – Показывайте, – сказал он. – Как ваша рука? – заботливо спросил он, подталкивая Мура к открытой двери в спальню. На кровати стоял саквояж.
   – Вы собирались куда-нибудь? – спросил брат Антоний.
   Мур промолчал.
   – Где это находится?
   – В саквояже, – сказал Мур.
   Брат Антоний взялся за застежки.
   – Замок заперт, – сказал он.
   – Я возьму ключ, – сказал Мур и пошел к комоду.
   – Решили отправиться в небольшую поездку? – улыбаясь, спросил брат Антоний. Но улыбка застыла у него на губах, когда Мур открыл комод и повернулся с пистолетом в руке.
   – Э-э... – только и сказал брат Антоний. Дважды нажал на курок студент Мур, и обе пули тридцать восьмого калибра попали брату Антонию в лицо: одна над левым глазом, другая раздробила зубы и верхнюю десну. Брат Антоний стал хвататься за воздух, пытаясь удержаться на ногах, и свалился на пол, к ногам Мура, как бесформенная коричневая куча.
   Мур поглядел на него.
   – Ах ты, сукин сын! – прошептал он, сунул пистолет за пояс, вышел из спальни в гостиную и затем в кухню. Теперь уже не было времени паковать вещи: выстрелы могли привлечь внимание соседей. Надо было сваливать отсюда поскорее, забрать бриллианты, взять оставшийся кокаин и – сваливать!
   Он открыл дверцу морозильной камеры.
   У задней стенки на полочке были две ванночки с кубиками льда. Он вытащил левую ванночку и включил горячую воду. Через несколько минут, когда вода стала горячее, он поставил ванночку под кран. Кубики стали таять. Казалось, они таяли бесконечно долго. Он прислушивался к звукам в вестибюле: кто-то входил, кто-то выходил... А он все ждал, когда растает лед. Наконец он выключил кран, осторожно слил воду из ванночки в мойку и вынул разделительную пластмассовую сетку. На дне ванночки блестели мокрые бриллианты. Он высыпал их на полотенце для посуды и стал прижимать к ним край полотенца, чтобы высушить. И тут он услышал треск дерева. Он обернулся в сторону гостиной.
   – Мур! – раздался чей-то крик.
   Он вышел из кухни с пистолетом в руке. Взломав замок, в квартиру ворвались Карелла и Мейер. Мур узнал их, увидел, что оба вооружены, увидел позади них еще двоих вооруженных, белого и черного, но даже при этом был готов оказать сопротивление.
   – Не надо, – тихонечко посоветовал Карелла.
   И Мур прислушался к совету старшего.

Глава 14

   В четверг к одиннадцати часам ночи они поняли, что он расскажет им только то, что захочет, и ничего больше. Вот почему он отказался от присутствия своего адвоката во время первого допроса. Вот почему он хорохорился, когда ему зачитывали его права. Вот почему он сказал им, что все связанное с наркотиками они найдут в его квартире, а также письмо, которое он написал в августе Салли Андерсон. Его не очень волновали обвинения в торговле наркотиками: он надеялся открутиться от ответственности за убийства. Они пытались найти подтверждение по четырем, может быть, по пяти случаям убийств, если он также убил мисс Квадрадо, – все это были убийства первой степени. А он хотел, чтобы ему было предъявлено обвинение в тяжком преступлении категории «фелония, класс А-1» – за хранение четырех-пяти унций наркотического вещества. По этой статье он мог получить от пятнадцати до двадцати пяти лет или пожизненное.
   С хорошим адвокатом он мог бы добиться смягчения категории преступления до «фелонии, класс А-2»: по этой статье дают минимум три года, и есть надежда выйти на свободу через два. Что касается убийства брата Антония, он говорил о самообороне и надеялся избежать наказания. Ониже стремились приговорить его к последовательным срокам заключения по меньшей мере за четыре убийства. Оннадеялся выйти на свободу в самое ближайшее время. У них были различные устремления и различные версии событий, происходивших в последние девять дней.
   – Мы хотим послушать вас еще разок, – сказал Карелла.
   – Сколько раз я должен пересказывать? – спросил Мур. – Может быть, мне следовало пригласить адвоката?
   – Вы еще можете это сделать, – посоветовал Карелла, помечая в записях, что Мур сообщил все эти сведения по доброй воле. Они сидели в комнате для допросов. На столе, между четырьмя детективами и Муром, верещал магнитофон. С того места, где сидел Карелла, он видел зеркало на стене, за спиной Мура. В смотровой комнате за стеной никого не было.
   – Зачем мне нужен адвокат? – спросил Мур. – Я признаю связь с кокаином. Вы нашли кокаин, вы поймали меня на кокаине.
   – Два килограмма кокаина, – напомнил Мейер.
   – Меньше двух, – сказал Мур.
   – Но вы купили восемь килограммов в Майами. Это письмо, которое вы написали...
   – Ах, не надо было писать! – вздохнул Мур.
   – Но вы написали.
   – Я молчу, – сказал Мур.
   – И убийство вы совершили, – сказал Клинг.
   – Я убил человека, который вошел в мой дом с оружием, – сказал Мур. – Мы боролись, я вырвал у него пистолет и застрелил его. При самозащите.
   – Тот же самый пистолет применялся в трех другихубийствах, – сказал Браун.
   – Я ничего не знаю про другие убийства. В любом случае это было не убийство,это была самооборона.
   – Я думал, что вы студент медицинского факультета, – сказал Клинг.
   – Что?
   – А вы, кажется, учитесь еще и на юридическом?
   – Я просто знаю разницу между хладнокровным убийством и самозащитой.
   – Это было хладнокровное убийство, когда вы убили Салли Андерсон? – спросил Карелла.
   – Я не убивал Салли.
   – А Пако Лопеса?
   – Я не знаю никакого Пако Лопеса.
   – А как насчет Марвина Эдельмана?
   – Я никогда не слышал про такого.
   – Тогда как вы объясняете то, что у вас в кухне нашли алмазы?
   – Я купил их на деньги, которые выручил от продажи шести килограммов.
   – У кого вы купили их?
   – Какое это имеет значение? Разве покупка алмазов противозаконна?
   – Только в том случае, если вы убиваете того, у кого купили.
   – Я купил их у человека, имени которого никогда не знал.
   – Анонимный торговец алмазами, да? – спросил Мейер.
   – Проездом из Амстердама, – сказал Мур и кивнул.
   – Как вы нашли его?
   – Он сам нашел меня. Он прослышал, что у меня имеется наличность.
   – Сколько наличных денег?
   – Я купил восемь килограммов за четыреста тысяч.
   – Нормальная сделка, – сказал Браун.
   – Говорю вам, тот человек оказал мне любезность.
   – Тот человек в Майами?
   – Да.
   – Как его звали?
   – Я не обязан вам докладывать. Он оказал мне любезность, зачем же я буду создавать ему проблемы?
   – Любезность за то, вы спасли жизнь его сыну, верно? – спросил Мейер.
   – Верно. Парнишка поперхнулся и чуть не задохнулся. Я применил прием Геймлиха. Отец его сказал, что хочет меня отблагодарить.
   – И таким образом вы начали заниматься торговлей наркотиками, верно? – сказал Браун.
   – Да, так.
   – Где вы раздобыли четыреста тысяч?
   – Получил от матери. Эти деньги оставил ей отец.
   – У нее под матрасом лежали четыреста тысяч, так?
   – Нет. Часть денег была в фондах денежных рынков, остальные – в ценных бумагах. Она получала приблизительно тринадцать процентов, я обещал ей пятнадцать процентов через месяц.