— Убийства? — Миссис Секджар испугалась. — Тот, другой, ничего не говорил об убийстве. Это приличный дом, мистер, — произнесла она с достоинством бедного человека. — Это первый случай после того, как Китти ушла из дому, что полицейский пришел ко мне. — Она быстро оглядела улицу, будто ее соседи подсматривали за нами. — Думаю, вам лучше войти.
Она отворила дверь. Комнатка была мала и бедно обставлена: кровать и два стула, вылинявший тряпичный ковер, телевизор, настроенный на дневной сериал, где, как я уловил, говорилось, что дела в мире идут совсем плохо. Миссис Секджар выключила его. На телевизоре лежала большая Библия. Дешевые расклеенные картинки на стенах были все религиозного свойства.
Я присел на кушетку. Мне показалось, от нее слегка попахивало запахом Китти. Слабо, но явственно чувствовался запах ее духов. Странно. В этом доме? Это был уже не аромат святости.
— Китти была здесь вчера, правда?
Миссис Секджар кивнула.
— Она перелезла через забор со стороны путей. У меня не хватило духу ее прогнать. Она казалась очень напуганной.
— Она что-нибудь вам рассказала?
— Это ее дела, и касаются ее. Мужчины, с которыми она имеет дело, — гнилье и хулиганы. — Она сделала вид, что плюнула. — Давайте, об этом мы не будем говорить.
— Наоборот. Мне кажется, что нам необходимо кое-что прояснить, миссис Секджар. О чем Китти говорила с вами прошлым вечером?
— Не много говорила. Она плакала. Я думала, моя дочь пришла ко мне на какое-то время. Она осталась на ночь. Но утром она стала такая же непокорная, как всегда.
— Ну, не настолько же?
— Может быть, и так. Она была очень послушной девочкой, пока отец был с нами. Но Секджар заболел и провел последние два года в Окружной больнице. После этого Китти словно подменили. Она стала упрямой, как гвоздь. Она обвиняла меня и других в том, что поместили его в Окружную больницу нарочно. Будто у меня был выбор.
Когда ей было шестнадцать, она отрастила длинные ногти, а я их обрезала. В отместку она пыталась выцарапать мне глаза. Если бы я не была сильнее, она бы сделала меня слепой. После этого с ней не стало никакого сладу. Она сбесилась из-за мальчишек. Я пыталась приструнить ее. Я знаю, что значит путаться без разбору с мальчишками. И чтобы насолить мне, она вышла замуж за первого мужчину, который сделал ей предложение. — Она помолчала с сердитым видом. — Тот, кто умер, это не Гарри Гендрикс?
— Нет, но он сильно избит.
— Да, об этом я слышала в больнице. Я помогаю там сиделке, — заявила она с какой-то гордостью. — Кого убили?
— Женщину, по имени Мариэтта Фэблон, и мужчину, по имени Фрэнсис Мартель.
— Я ни об одном из них не слышала.
Я показал ей карточку Мартеля с Китти и Лео Спилменом на переднем плане.
Она взорвалась:
— Это он! Это тот человек, который увел ее от законного мужа. — Она тыкала пальцем в голову Спилмена. — Я готова убить его за то, что он сделал с моей дочерью. Он забрал ее и вывалял в грязи. А здесь она сидит со скрещенными ногами, улыбаясь, как кошка.
— Вы знаете Лео Спилмена?
— Это не его имя.
— Кетчел?
— Да. Она привела его к нам в дом. Это было лет шесть или семь назад.
Она сказала, что он хочет сделать что-нибудь для меня. Этот тип всегда хочет сделать что-нибудь для тебя, но не успеешь оглянуться, как он завладел тобой. Так он завладел Китти. Он сказал, что у него квартира в Лос-Анджелесе, и я могу там жить, и уйти из больницы, и больше никогда не работать. Я ответила ему, что предпочту честно зарабатывать себе кусок хлеба, чем пользоваться его деньгами. Они уехали. Я не видела ее до прошлой ночи.
— Вы знаете, где они живут?
— Они обычно жили в Лас-Вегасе. Китти прислала мне пару Рождественских поздравлений оттуда. Я не знаю, где они сейчас. Она не писала мне давно. И когда прошлой ночью я спросила ее, где они живут, она не сказала.
— Вы, таким образом, не знаете, как найти ее?
— Нет, сэр. Если бы и знала, то не сказала бы. Я не собираюсь помогать вам засадить мою дочь за решетку.
— А я не собираюсь арестовывать вашу дочь. Я только хочу получить кое-какую информацию.
— Не делайте из меня дурочку, мистер. Их разыскивают из-за подоходного налога, не так ли?
— Кто вам сказал?
— Человек от правительства сказал. Он сидел там, где вы сидите, последние две недели. Он сказал, что я окажу услугу своей дочери, если помогу им разыскать их, что моя дочь и даже я можем получить свою долю от этих денег, потому что они не законные муж и жена.
Я сказала, что это деньги Иуды. Я сказала, что была хорошей матерью, если бы размазала позор своей дочери по всем газетам. Он сказал, что дать их адрес — это мой долг как гражданки. Я ответила, что долг и есть долг, долгом и останется.
— Вы говорили с Китти об этом?
— Пыталась даже утром, когда она уходила. Мы никогда не могли ладить.
Но это еще не повод выдавать ее правительству. Я сказала это тому, другому, и говорю вам. Вы можете вернуться и сказать правительству, что я не знаю, где она, и не сказала бы, если бы знала.
Она кончила говорить и прерывисто задышала. Поезд просвистел со стороны Лос-Анджелеса. Это был длинный грузовой состав, двигающийся медленно. Чем-то он напомнил мне наше правительство.
Прежде чем кончили стучать тарелки на кухне, я распрощался с миссис Секджар и ушел. Я высадил Варда у дома его отца, который был не намного лучше, чем дом миссис Секджар, и посоветовал ему поспать. Затем отправился в аэропорт и купил себе билет до Лас-Вегаса.
Глава 26
Глава 27
Она отворила дверь. Комнатка была мала и бедно обставлена: кровать и два стула, вылинявший тряпичный ковер, телевизор, настроенный на дневной сериал, где, как я уловил, говорилось, что дела в мире идут совсем плохо. Миссис Секджар выключила его. На телевизоре лежала большая Библия. Дешевые расклеенные картинки на стенах были все религиозного свойства.
Я присел на кушетку. Мне показалось, от нее слегка попахивало запахом Китти. Слабо, но явственно чувствовался запах ее духов. Странно. В этом доме? Это был уже не аромат святости.
— Китти была здесь вчера, правда?
Миссис Секджар кивнула.
— Она перелезла через забор со стороны путей. У меня не хватило духу ее прогнать. Она казалась очень напуганной.
— Она что-нибудь вам рассказала?
— Это ее дела, и касаются ее. Мужчины, с которыми она имеет дело, — гнилье и хулиганы. — Она сделала вид, что плюнула. — Давайте, об этом мы не будем говорить.
— Наоборот. Мне кажется, что нам необходимо кое-что прояснить, миссис Секджар. О чем Китти говорила с вами прошлым вечером?
— Не много говорила. Она плакала. Я думала, моя дочь пришла ко мне на какое-то время. Она осталась на ночь. Но утром она стала такая же непокорная, как всегда.
— Ну, не настолько же?
— Может быть, и так. Она была очень послушной девочкой, пока отец был с нами. Но Секджар заболел и провел последние два года в Окружной больнице. После этого Китти словно подменили. Она стала упрямой, как гвоздь. Она обвиняла меня и других в том, что поместили его в Окружную больницу нарочно. Будто у меня был выбор.
Когда ей было шестнадцать, она отрастила длинные ногти, а я их обрезала. В отместку она пыталась выцарапать мне глаза. Если бы я не была сильнее, она бы сделала меня слепой. После этого с ней не стало никакого сладу. Она сбесилась из-за мальчишек. Я пыталась приструнить ее. Я знаю, что значит путаться без разбору с мальчишками. И чтобы насолить мне, она вышла замуж за первого мужчину, который сделал ей предложение. — Она помолчала с сердитым видом. — Тот, кто умер, это не Гарри Гендрикс?
— Нет, но он сильно избит.
— Да, об этом я слышала в больнице. Я помогаю там сиделке, — заявила она с какой-то гордостью. — Кого убили?
— Женщину, по имени Мариэтта Фэблон, и мужчину, по имени Фрэнсис Мартель.
— Я ни об одном из них не слышала.
Я показал ей карточку Мартеля с Китти и Лео Спилменом на переднем плане.
Она взорвалась:
— Это он! Это тот человек, который увел ее от законного мужа. — Она тыкала пальцем в голову Спилмена. — Я готова убить его за то, что он сделал с моей дочерью. Он забрал ее и вывалял в грязи. А здесь она сидит со скрещенными ногами, улыбаясь, как кошка.
— Вы знаете Лео Спилмена?
— Это не его имя.
— Кетчел?
— Да. Она привела его к нам в дом. Это было лет шесть или семь назад.
Она сказала, что он хочет сделать что-нибудь для меня. Этот тип всегда хочет сделать что-нибудь для тебя, но не успеешь оглянуться, как он завладел тобой. Так он завладел Китти. Он сказал, что у него квартира в Лос-Анджелесе, и я могу там жить, и уйти из больницы, и больше никогда не работать. Я ответила ему, что предпочту честно зарабатывать себе кусок хлеба, чем пользоваться его деньгами. Они уехали. Я не видела ее до прошлой ночи.
— Вы знаете, где они живут?
— Они обычно жили в Лас-Вегасе. Китти прислала мне пару Рождественских поздравлений оттуда. Я не знаю, где они сейчас. Она не писала мне давно. И когда прошлой ночью я спросила ее, где они живут, она не сказала.
— Вы, таким образом, не знаете, как найти ее?
— Нет, сэр. Если бы и знала, то не сказала бы. Я не собираюсь помогать вам засадить мою дочь за решетку.
— А я не собираюсь арестовывать вашу дочь. Я только хочу получить кое-какую информацию.
— Не делайте из меня дурочку, мистер. Их разыскивают из-за подоходного налога, не так ли?
— Кто вам сказал?
— Человек от правительства сказал. Он сидел там, где вы сидите, последние две недели. Он сказал, что я окажу услугу своей дочери, если помогу им разыскать их, что моя дочь и даже я можем получить свою долю от этих денег, потому что они не законные муж и жена.
Я сказала, что это деньги Иуды. Я сказала, что была хорошей матерью, если бы размазала позор своей дочери по всем газетам. Он сказал, что дать их адрес — это мой долг как гражданки. Я ответила, что долг и есть долг, долгом и останется.
— Вы говорили с Китти об этом?
— Пыталась даже утром, когда она уходила. Мы никогда не могли ладить.
Но это еще не повод выдавать ее правительству. Я сказала это тому, другому, и говорю вам. Вы можете вернуться и сказать правительству, что я не знаю, где она, и не сказала бы, если бы знала.
Она кончила говорить и прерывисто задышала. Поезд просвистел со стороны Лос-Анджелеса. Это был длинный грузовой состав, двигающийся медленно. Чем-то он напомнил мне наше правительство.
Прежде чем кончили стучать тарелки на кухне, я распрощался с миссис Секджар и ушел. Я высадил Варда у дома его отца, который был не намного лучше, чем дом миссис Секджар, и посоветовал ему поспать. Затем отправился в аэропорт и купил себе билет до Лас-Вегаса.
Глава 26
Был все еще день со сверкающим над море ярким солнцем, когда самолет взял курс на Лас-Вегас. Мы уходили от солнца и внезапно приземлились в пурпурных сумерках.
Я взял такси до улицы Фремонт. Фейерверк неоновых огней на рекламах делал редкие звезды на небе бледными и невзрачными. Клуб «Скорпион» был одним из крупнейших казино на улице. Двухэтажное здание с трехэтажной рекламой, на которой скорпион вилял своим хвостом.
Люди у игровых автоматов, казалось, также приводились в действие механизмами. Они левой рукой заталкивали в автоматы свои четвертаки и доллары и правой дергали за рычаг, как на конвейере, где штампуют монеты. Там стояли мальчишки с непромытыми глазами, такие юные, что еще ни разу в жизни не брившиеся, и женщины с перчаткой на правой руке, которой дергают за рычаг, некоторые из них такие старые, что облокачивались на автомат, чтобы удержаться в вертикальном положении. Денежная фабрика — тяжелое место для работы.
Я пробирался через толпу ранних посетителей, мимо игроков в блекджек, столов с рулетками и увидел человека, наблюдающего за столами, где играли в крап, в задней части большого зала. Это был остроглазый человек в строгом костюме. Я сказал, что хотел бы видеть хозяина.
— Я — хозяин.
— Не дурачь меня.
Его взгляд устремился на потолок.
— Если вы хотите видеть мистера Дэвиса, у вас должна быть важная причина. Какая у вас причина?
— Я скажу только ему.
— Скажите мне.
— Мистеру Дэвису это может не понравиться.
Он остановил взгляд на моем лице. Я видел, что не понравился ему.
— Если вы хотите видеть мистера Дэвиса, вы должны сказать мне, какого рода у вам к нему дело.
Я назвал ему свое имя и чем занимаюсь и подчеркнул то обстоятельство, что я расследую два убийства.
Выражение его лица не изменилось.
— Вы думаете мистер Дэвис поможет вам?
— Я хотел бы задать ему несколько вопросов и кое-что прояснить.
— Подождите здесь.
Он исчез за занавеской. Я слышал его шаги по лестнице. Я стоял около зеленого стола и смотрел на бросавшую кости девушку в платье с голой спиной. Это была производственная часть денежной фабрики, где вы могли подержать кости в руках и почувствовать учащенное биение пульса.
— Я становлюсь азартной, — сказала девушка.
Она был хорошенькой, с приятным голосом и напоминала мне Джинни. У мужчины, стоявшего около нее и снабжавшего ее деньгами, лицо скрывали густые бакенбарды. Он был одет хлыщевато, включая ботинки на высоких каблуках. Когда девушка выигрывала, он гладил ее по спине.
Человек вернулся и ткнул большим пальцем из-за занавески в сторону кабинета. Я последовал за ним. Второй человек обогнал меня и открыл дверь. Он был таким мощным, почти квадратным. Его голова казалась чем-то ненужным на его мощной шее и плечах.
— Вы можете войти, — сказал он и прошел за мной.
Мистер Дэвис сидел в конце лестницы. Это был улыбающийся человек с располагающим лицом и массой седых волос. Он был одет в серый костюм с накладными карманами и плечами со складками. Но даже особый покрой пиджака не мог смягчить или скрыть его огромный живот.
— Мистер Арчер?
— Мистер Дэвис?
Он не подал мне руки, меня это устраивало. Я не люблю обмениваться рукопожатиями с людьми, которые носят кольца с камнями.
— Чем могу быть вам полезен, мистер Арчер?
— Уделите мне несколько минут. Может быть, мы сможем сделать кое-что друг для друга.
Он подозрительно осмотрел мой простой калифорнийский костюм и мои ботинки, нуждавшиеся в чистке.
— В этом я сомневаюсь. Вы внизу упомянули об убийстве. Кто-нибудь, кого я знаю?
— Думаю, знаете. Фрэнсис Мартель.
Он никак не прореагировал на имя. Я показал ему снимок. Снимок произвел впечатление. Он выхватил его из моих рук, втащил меняв кабинет и закрылдверь.
— Где вы его достали?
— В Монтевисте.
— Лео был там?
— Не недавно. Это не новая фотография.
Он поднес ее к столу, чтобы лучше рассмотреть при свете.
— Прежде всего видно, что это давнишнее фото. Лео таким молодым уже не будет никогда. Так же и Китти, — он говорил так, что казалось, был рад этому обстоятельству, будто он сам от этого становился моложе. — А кто этот, с подносом?
— Я надеялся, что вы можете мне сказать.
Он поднял глаза на меня и спросил:
— Это не может быть Сервантес?
— Фелиц Сервантес, или Фрэнсис Мартель, или Педро Доминго. Он был убит сегодня на Сабадо-авеню в Бретвуде.
Глаза Дэвиса мгновенно остекленели. Я заметил, что подобные резкие изменения происходили с ним все время. То в них проявлялся интерес и любопытство и даже злоба, затем они мгновенно погружались в состояние полной безжизненности.
— Вы не расскажете мне о том, как все произошло?
— Не в деталях, но скажу. — Я вкратце представил ему отчет о том, что произошло. — Об остальном вы сможете прочитать в сегодняшних утренних газетах.
— И убийца получил деньги, не так ли?
— Очевидно. Но чьи это деньги?
— Я не знаю, — сказал он с сомнением.
Он встал и прошелся по своему обширному кабинету. Его ноги мягко ступали по ковру желто-песочного цвета. Что-то было женственное в его движениях и что-то роковое, будто его огромный живот нес в себе зачатки смерти.
— Это были не ваши деньги, не так ли, мистер Дэвис?
Он обернулся и открыл рот, будто хотел закричать, но не издал ни звука. Так, с открытым ртом, он подошел ко мне какой-то танцующей походкой.
— Нет, — прошипел он мне в лицо, — это не мои деньги, и я не имею ничего общего с ними. — Он оглядывался, улыбался, будто хотел пошутить, но в его лице не было радости. — По правде, я не понимаю, зачем вы пришли ко мне с этой затеей.
— Вы партнер Лео, ведь так?
— Неужели?
— И Сервантес был его парень?
— Что вы имеете под этим в виду?
— Я думал, что вы могли бы мне помочь, мистер Дэвис.
— Подумайте. Я видел Сервантеса один раз жизни, и это было в прошлом году, когда он приехал сюда вместе с Лео. Я не знаю, в чем там дело. Но что бы там ни было, я не хочу быть в этом замешан. Я веду законный бизнес, и фактически Лео не является моим партнером. Нет никаких данных, свидетельствующих о том, что Лео владеет какой-то частью этого казино. Что касается меня, я вообще хочу избавиться от него.
Хотя это и было откровенное заявление, Дэвис не произвел на меня впечатления откровенного человека. Я начал раздумывать, не является ли Лео Спилмен также мертвецом.
— Где я могу найти Лео?
— Я не знаю.
— Вы посылаете ему деньги, не так ли?
— Он должен посылать мне деньги.
— Почему?
— Вы задаете слишком много вопросов. Прекратите это, прежде чем вы выведете меня из себя.
— Я думаю, что побуду здесь. Мне нужна помощь по поводу налоговых проблем. Не моих. Это касается Лео. И возможно, вас.
Десис прислонился к стене со вздохом.
— Почему вы не сказали мне, что вы из налоговой инспекции?
— Я не оттуда.
— Тогда вы себе сейчас противоречите.
— Черт возьми, это так. Можно говорить о подоходных налогах и не работая для Федерального правительства.
— Нет, со мной такие штучки не пройдут. Вам не удастся пролезть в мои дела, маскируясь под федерального агента.
Он знал, что я этого не сделаю, но ему нужна была причина для своей вспышки. Но у него не было прочной опоры. Я знал других напористых людей, подобных ему, в Лас-Вегасе и Рено: веселых барменов, утративших веселость, улыбчивых ребят, постепенно осознавших, что они стоят перед лицом смерти. — Федеральные власти разыскивают Лео. Полагаю, вам это известно, — сказал я.
— Да.
— Почему они не могут найти его? Он мертв?
— Мне хотелось бы, — он захихикал.
— Сервантеса убили с вашего благословения?
— Моего? С чего вы взяли? Я вполне законный бизнесмен.
— Это вы мне говорите, но это не ответ на мой вопрос.
— Вопрос был не хорош.
— Попробую сформулировать получше — гипотетический, такой, какой спрашивают эксперты в суде.
— Вы не эксперт, и мы не в суде.
— В случае, если придется, это будет хорошей подготовкой.
Он не понял иронии, что говорило о том, что его тревога была глубже.
— Сколько «черных денег» Лео выкачал через вашу бухгалтерию?
Он тут же ответил:
— Я об этом ничего не знаю.
— Естественно, вы не знаете, вы делаете все по закону.
— Поосторожнее, — сказал он. — Я терплю от вас больше, чем терпел до сих пор от кого-либо.
— Он осуществлял сделки по скидкам с теми, кто нес большие потери, и использовал Сервантеса для сбора и хранения денег?
Дэвис внимательно посмотрел на меня. Глаза были мертвыми, но блуждающими.
— Вы задаете вопросы, ответы на которые содержатся в них самих. Я вам не нужен.
— Мы нужны друг другу, — сказал я. — Мне нужен Лео Спилмен, а вам нужны деньги, которые он выдоил из дела.
— Если вы говорите о тех деньгах в Лос-Анджелесе, они ушли. Уже нет возможности получить их назад. Но это мелочь. Наша бухгалтерия имеет дело с такими суммами каждый день в течение всего года.
— Так что, у вас нет проблем?
— Нет таких, где вы могли бы помочь.
Дэвис снова прошелся по комнате. Он двигался устало, осторожной, мягкой, кошачьей походкой, будто его кабинет, цвета пустыни, был и в самом деле пустыней с гремучими змеями под ковром.
— Если вам удастся достать Лео, — сказал он, — дайте мне знать. Я готов уплатить за информацию. Скажем, пять кусков, она того стоит.
— Я не собирался продавать себя в качестве доносчика.
— Неужели? — Он еще раз внимательно посмотрел на мой костюм. — Во всяком случае, предложение остается в силе.
Он открыл мне дверь. Человек с квадратной фигурой и маленькой головкой был уже наготове, чтобы проводить меня вниз. Девушка, похожая на Джинни, находилась у стола для игры в крап с другим эскортом. Все, что происходит в Вегасе, кажется повторением чего-то, что было раньше.
Я успел на самолет в Лос-Анджелес и спал в своей собственной кровати.
Я взял такси до улицы Фремонт. Фейерверк неоновых огней на рекламах делал редкие звезды на небе бледными и невзрачными. Клуб «Скорпион» был одним из крупнейших казино на улице. Двухэтажное здание с трехэтажной рекламой, на которой скорпион вилял своим хвостом.
Люди у игровых автоматов, казалось, также приводились в действие механизмами. Они левой рукой заталкивали в автоматы свои четвертаки и доллары и правой дергали за рычаг, как на конвейере, где штампуют монеты. Там стояли мальчишки с непромытыми глазами, такие юные, что еще ни разу в жизни не брившиеся, и женщины с перчаткой на правой руке, которой дергают за рычаг, некоторые из них такие старые, что облокачивались на автомат, чтобы удержаться в вертикальном положении. Денежная фабрика — тяжелое место для работы.
Я пробирался через толпу ранних посетителей, мимо игроков в блекджек, столов с рулетками и увидел человека, наблюдающего за столами, где играли в крап, в задней части большого зала. Это был остроглазый человек в строгом костюме. Я сказал, что хотел бы видеть хозяина.
— Я — хозяин.
— Не дурачь меня.
Его взгляд устремился на потолок.
— Если вы хотите видеть мистера Дэвиса, у вас должна быть важная причина. Какая у вас причина?
— Я скажу только ему.
— Скажите мне.
— Мистеру Дэвису это может не понравиться.
Он остановил взгляд на моем лице. Я видел, что не понравился ему.
— Если вы хотите видеть мистера Дэвиса, вы должны сказать мне, какого рода у вам к нему дело.
Я назвал ему свое имя и чем занимаюсь и подчеркнул то обстоятельство, что я расследую два убийства.
Выражение его лица не изменилось.
— Вы думаете мистер Дэвис поможет вам?
— Я хотел бы задать ему несколько вопросов и кое-что прояснить.
— Подождите здесь.
Он исчез за занавеской. Я слышал его шаги по лестнице. Я стоял около зеленого стола и смотрел на бросавшую кости девушку в платье с голой спиной. Это была производственная часть денежной фабрики, где вы могли подержать кости в руках и почувствовать учащенное биение пульса.
— Я становлюсь азартной, — сказала девушка.
Она был хорошенькой, с приятным голосом и напоминала мне Джинни. У мужчины, стоявшего около нее и снабжавшего ее деньгами, лицо скрывали густые бакенбарды. Он был одет хлыщевато, включая ботинки на высоких каблуках. Когда девушка выигрывала, он гладил ее по спине.
Человек вернулся и ткнул большим пальцем из-за занавески в сторону кабинета. Я последовал за ним. Второй человек обогнал меня и открыл дверь. Он был таким мощным, почти квадратным. Его голова казалась чем-то ненужным на его мощной шее и плечах.
— Вы можете войти, — сказал он и прошел за мной.
Мистер Дэвис сидел в конце лестницы. Это был улыбающийся человек с располагающим лицом и массой седых волос. Он был одет в серый костюм с накладными карманами и плечами со складками. Но даже особый покрой пиджака не мог смягчить или скрыть его огромный живот.
— Мистер Арчер?
— Мистер Дэвис?
Он не подал мне руки, меня это устраивало. Я не люблю обмениваться рукопожатиями с людьми, которые носят кольца с камнями.
— Чем могу быть вам полезен, мистер Арчер?
— Уделите мне несколько минут. Может быть, мы сможем сделать кое-что друг для друга.
Он подозрительно осмотрел мой простой калифорнийский костюм и мои ботинки, нуждавшиеся в чистке.
— В этом я сомневаюсь. Вы внизу упомянули об убийстве. Кто-нибудь, кого я знаю?
— Думаю, знаете. Фрэнсис Мартель.
Он никак не прореагировал на имя. Я показал ему снимок. Снимок произвел впечатление. Он выхватил его из моих рук, втащил меняв кабинет и закрылдверь.
— Где вы его достали?
— В Монтевисте.
— Лео был там?
— Не недавно. Это не новая фотография.
Он поднес ее к столу, чтобы лучше рассмотреть при свете.
— Прежде всего видно, что это давнишнее фото. Лео таким молодым уже не будет никогда. Так же и Китти, — он говорил так, что казалось, был рад этому обстоятельству, будто он сам от этого становился моложе. — А кто этот, с подносом?
— Я надеялся, что вы можете мне сказать.
Он поднял глаза на меня и спросил:
— Это не может быть Сервантес?
— Фелиц Сервантес, или Фрэнсис Мартель, или Педро Доминго. Он был убит сегодня на Сабадо-авеню в Бретвуде.
Глаза Дэвиса мгновенно остекленели. Я заметил, что подобные резкие изменения происходили с ним все время. То в них проявлялся интерес и любопытство и даже злоба, затем они мгновенно погружались в состояние полной безжизненности.
— Вы не расскажете мне о том, как все произошло?
— Не в деталях, но скажу. — Я вкратце представил ему отчет о том, что произошло. — Об остальном вы сможете прочитать в сегодняшних утренних газетах.
— И убийца получил деньги, не так ли?
— Очевидно. Но чьи это деньги?
— Я не знаю, — сказал он с сомнением.
Он встал и прошелся по своему обширному кабинету. Его ноги мягко ступали по ковру желто-песочного цвета. Что-то было женственное в его движениях и что-то роковое, будто его огромный живот нес в себе зачатки смерти.
— Это были не ваши деньги, не так ли, мистер Дэвис?
Он обернулся и открыл рот, будто хотел закричать, но не издал ни звука. Так, с открытым ртом, он подошел ко мне какой-то танцующей походкой.
— Нет, — прошипел он мне в лицо, — это не мои деньги, и я не имею ничего общего с ними. — Он оглядывался, улыбался, будто хотел пошутить, но в его лице не было радости. — По правде, я не понимаю, зачем вы пришли ко мне с этой затеей.
— Вы партнер Лео, ведь так?
— Неужели?
— И Сервантес был его парень?
— Что вы имеете под этим в виду?
— Я думал, что вы могли бы мне помочь, мистер Дэвис.
— Подумайте. Я видел Сервантеса один раз жизни, и это было в прошлом году, когда он приехал сюда вместе с Лео. Я не знаю, в чем там дело. Но что бы там ни было, я не хочу быть в этом замешан. Я веду законный бизнес, и фактически Лео не является моим партнером. Нет никаких данных, свидетельствующих о том, что Лео владеет какой-то частью этого казино. Что касается меня, я вообще хочу избавиться от него.
Хотя это и было откровенное заявление, Дэвис не произвел на меня впечатления откровенного человека. Я начал раздумывать, не является ли Лео Спилмен также мертвецом.
— Где я могу найти Лео?
— Я не знаю.
— Вы посылаете ему деньги, не так ли?
— Он должен посылать мне деньги.
— Почему?
— Вы задаете слишком много вопросов. Прекратите это, прежде чем вы выведете меня из себя.
— Я думаю, что побуду здесь. Мне нужна помощь по поводу налоговых проблем. Не моих. Это касается Лео. И возможно, вас.
Десис прислонился к стене со вздохом.
— Почему вы не сказали мне, что вы из налоговой инспекции?
— Я не оттуда.
— Тогда вы себе сейчас противоречите.
— Черт возьми, это так. Можно говорить о подоходных налогах и не работая для Федерального правительства.
— Нет, со мной такие штучки не пройдут. Вам не удастся пролезть в мои дела, маскируясь под федерального агента.
Он знал, что я этого не сделаю, но ему нужна была причина для своей вспышки. Но у него не было прочной опоры. Я знал других напористых людей, подобных ему, в Лас-Вегасе и Рено: веселых барменов, утративших веселость, улыбчивых ребят, постепенно осознавших, что они стоят перед лицом смерти. — Федеральные власти разыскивают Лео. Полагаю, вам это известно, — сказал я.
— Да.
— Почему они не могут найти его? Он мертв?
— Мне хотелось бы, — он захихикал.
— Сервантеса убили с вашего благословения?
— Моего? С чего вы взяли? Я вполне законный бизнесмен.
— Это вы мне говорите, но это не ответ на мой вопрос.
— Вопрос был не хорош.
— Попробую сформулировать получше — гипотетический, такой, какой спрашивают эксперты в суде.
— Вы не эксперт, и мы не в суде.
— В случае, если придется, это будет хорошей подготовкой.
Он не понял иронии, что говорило о том, что его тревога была глубже.
— Сколько «черных денег» Лео выкачал через вашу бухгалтерию?
Он тут же ответил:
— Я об этом ничего не знаю.
— Естественно, вы не знаете, вы делаете все по закону.
— Поосторожнее, — сказал он. — Я терплю от вас больше, чем терпел до сих пор от кого-либо.
— Он осуществлял сделки по скидкам с теми, кто нес большие потери, и использовал Сервантеса для сбора и хранения денег?
Дэвис внимательно посмотрел на меня. Глаза были мертвыми, но блуждающими.
— Вы задаете вопросы, ответы на которые содержатся в них самих. Я вам не нужен.
— Мы нужны друг другу, — сказал я. — Мне нужен Лео Спилмен, а вам нужны деньги, которые он выдоил из дела.
— Если вы говорите о тех деньгах в Лос-Анджелесе, они ушли. Уже нет возможности получить их назад. Но это мелочь. Наша бухгалтерия имеет дело с такими суммами каждый день в течение всего года.
— Так что, у вас нет проблем?
— Нет таких, где вы могли бы помочь.
Дэвис снова прошелся по комнате. Он двигался устало, осторожной, мягкой, кошачьей походкой, будто его кабинет, цвета пустыни, был и в самом деле пустыней с гремучими змеями под ковром.
— Если вам удастся достать Лео, — сказал он, — дайте мне знать. Я готов уплатить за информацию. Скажем, пять кусков, она того стоит.
— Я не собирался продавать себя в качестве доносчика.
— Неужели? — Он еще раз внимательно посмотрел на мой костюм. — Во всяком случае, предложение остается в силе.
Он открыл мне дверь. Человек с квадратной фигурой и маленькой головкой был уже наготове, чтобы проводить меня вниз. Девушка, похожая на Джинни, находилась у стола для игры в крап с другим эскортом. Все, что происходит в Вегасе, кажется повторением чего-то, что было раньше.
Я успел на самолет в Лос-Анджелес и спал в своей собственной кровати.
Глава 27
Сойка, которая жила в моих окрестностях, разбудила меня утром. Она сидела на высокой ветке напротив моего окна на втором этаже и вертела головой в ожидании соленых орешков. Я посмотрел в буфете — орешков не было. Я разбросал по наружному подоконнику сухой корнфлекс. Но сойка даже не удосужилась слететь вниз с ветки. Она склонила голову набок и саркастически смотрела на такого скареду. Затем она вспорхнула с ветки и улетела.
Молоко в холодильнике прокисло. Я побрился, надел чистое белье и другой костюм и вышел позавтракать. Я просмотрел газеты, пока ел яичницу. Об убийстве Мартеля было напечатано на второй странице, и оно преподносилось как гангстерская разборка. Сообщение об убийстве Мариэтты Фэблон поместили где-то сзади в саутлендских новостях. Ни о какой связи между ними не было и речи ни в одной заметке.
На пути на работу в свой офис на бульваре Сансет я сделал длинный объезд к Дому Правосудия. У капитана Перлберга уже был предварительный доклад из Криминальной лаборатории. Пуля, которую доктор Уилс извлек из груди Мариэтты Фэблон, почти наверняка была выпущена из того же оружия, что убила и Мартеля. Сам пистолет, которым был, по-видимому, старый револьвер калибра 38, найден не был. Не был обнаружен также и человек, стрелявший из него.
— Есть какие-нибудь свежие идеи по этому поводу? — спросил Перлберг меня.
— Я знаю один факт. Мартель работал на владельца казино в Лас-Вегасе по имени Лео Спилмен.
— Но чем он занимался?
— Я думаю, что он был посыльным Спилмена. Недавно он сам занялся бизнесом.
Перлберг безразлично посмотрел на меня. Он закурил сигарету и выпустил прямо в лицо через заваленный стол струю дыма. Он не был враждебен или агрессивен, но у него была такая манера затушевывать еврейскую напористость.
— Почему вы не сказали об этом вчера, Арчер?
— Я летал в Лас-Вегас вчера, чтобы выяснить некоторые вопросы. Я получил не вполне удовлетворительные ответы, но получил достаточно фактов, чтобы предположить, что Мартель сотрудничал со Спилменом в деле сокрытия налогов. Затем он прекратил сотрудничество. Он хотел получить наличность для себя.
— И Спилмен пристрелил его?
— Или устроил так, чтобы его пристрелили.
Перлберг пыхнул своей сигаретой, заполнив маленькое помещение облаком дыма, будто это была особая среда, где его мозги работали лучше.
— А как в эту версию вписывается миссис Фэблон?
— Я не знаю. У меня есть предположение, что Спилмен убил ее мужа и она это знала.
— Ее муж был самоубийца, если верить заключению полиции из Монтевисты.
— Об этом они и мне не перестают говорить. Но это не доказано. Скажем, он не был.
— У нас три нераскрытых убийства вместо двух. Мне нужно это новое убийство, как лишняя дырка в голове. — Он в сердцах загасил сигарету. Это было единственное проявление его несдержанности, которое он себе позволил. — Тем не менее спасибо за информацию и за идеи. Я подумаю о них.
— Я надеялся сам на небольшую помощь.
— Все что угодно, если это ничего не будет стоить налогоплательщикам.
— Я пытаюсь обнаружить Лео Спилмена...
— Не беспокойтесь. Я займусь этим делом, сразу же как только вы покинете мой кабинет.
Это было вежливое предложение убраться вон. Я задержался у двери:
— Вы сообщите мне, когда его обнаружат? Я многое бы отдал, чтобы побеседовать с ним.
Перлберг обещал.
Я отправился через весь город в свою контору. В корзинке для бумаг лежала куча писем, но ничего особо интересного. Я внес ее во внутреннюю комнату и сложил на столе. Легкий слой пыли напомнил мне, что я не был здесь с пятницы. Я вытер пыль салфеткой и вызвал автоответчик.
— Доктор Сильвестр приезжал к вам, — прозвучал голос девицы на контроле.
— Он не оставил своего номера?
— Нет, он сказал, у него несколько вызовов в больнице, он будет у себя на работе после часа.
— Что он хотел, вы не знаете?
Он не сказал. Но по голосу можно было подумать, что это важно. И вчера вечером вам звонил профессор Таппинджер. Он оставил свой номер.
Она продиктовала его, и я набрал сразу же номер домашнего телефона профессора. Ответила Бесс Таппинджер.
— Это Лью Арчер.
— Как чудесно, — проговорила она голосом незаслуженно обиженной маленькой девочки. — И какое совпадение, я только что думала о вас.
Я не спросил, что она думала, и не хотел этого знать.
— Ваш муж дома?
— Тапс на занятиях в колледже все утро. Почему бы вам не приехать на чашечку кофе? Говорят, я варю очень хороший итальянский кофе.
— Спасибо, но я не в городе.
— О, а где вы?
— В Голливуде.
— Но это всего лишь пятьдесят миль. Вы можете приехать до того, как Тапс придет на обед. Я хочу поговорить с вами, Лью.
— О чем?
— О нас. Обо всем. Я большей частью не спала, думая б этом, о переменах в моей жизни, а вы являетесь частью этих перемен, не правда ли? Я остановил ее резко:
— Сожалею, миссис Таппинджер. У меня работа. Утешение безутешных домашних хозяек не входит в мои планы.
— Я вам нисколечко не нравлюсь?
— Конечно, нравитесь. — Я был последним мерзавцем, но я не мог ей отказать в этой лжи.
— Я знала, что нравлюсь. Я чувствовала это. Когда мне было шестнадцать, я пошла к цыганке-предсказательнице. И она сказала, что у меня в течение года в жизни произойдут перемены, что я встречу красивого умного человека и он женится на мне. Так и cлучилось. Я вышла замуж за Тапса. Но гадалка сказала, что у меня будет еще одна перемена, когда мне будет тридцать. Сейчас я чувствую, что это приходит. Это как снова забеременеть. Действительно. Я думала, моя жизнь кончилась, и начала...
— Все это очень интересно, — сказал я. — Но поговорим об этом при встрече.
— Но это не может ждать.
— Придется обождать.
— Вы сказали, что я вам нравлюсь.
— Мне нравятся многие женщины.
Это было идиотское признание.
— Многих мужчин я не люблю. Вы первый с тех пор, как я...
Фраза осталась незаконченной. Я не торопил ее продолжать. Я не проронил ни слова.
Она разразилась слезами и повесила трубку.
Бесс была, вероятно, с отклонениями, сказал я себе, или начиталась сентиментальных романов, страдающая от одиночества и неврозов факультетской жены, или же это первые проявления прихода периода средних лет, как снег на четвертое июля. Мудрый человек, которого я знал в Чикаго, вразумил меня раз и навсегда: никогда не спи с кем-либо, у кого заботы больше, чем у тебя.
Но Бесс мне было трудно выбросить из головы. Когда я вывел машину со стоянки и направился на юг по магистрали в Сан-Диего, она будто сидела со мной, несмотря на то, что я направлялся для встречи с ее мужем.
В полдень я ожидал его у здания факультета искусств. В одну минуту первого он появился в коридоре.
— Я могу по вам ставить часы, профессор.
Он ухмыльнулся:
— Вы заставляете меня думать, что я робот. На самом деле я ненавижу жить по этому размеренному расписанию.
Он отпер дверь и распахнул ее:
— Входите.
— Как я понимаю, вы выяснили кое-что новое о Сервантесе.
Он не отвечал мне, пока мы не сели лицом к лицу за его столом.
— Да, действительно. После того как мы расстались вчера, я решил сразу же выбросить свое расписание. Я отменил свои послеобеденные занятия и отправился в Лос-Анджелес с той фотографией, которую вы мне дали. — Он похлопал себя по груди. — Его имя Педро Доминго. По крайней мере, он значился под таким именем в Латиноамериканском колледже. Профессор Бош думает, что это его настоящее имя.
— Я знаю, я разговаривал вчера с Бошем.
На лице Таппинджера проступило неудовольствие, будто я перепрыгнул через его голову.
— Аллан мне этого не сказал.
— Я позвонил ему, когда вы уже уехали. Он был занят, и я узнал от него очень мало. Он сказал, что Доминго был гражданином Панамы.
Таппинджер кивнул:
— Это одно из обстоятельств, что создало для него проблемы. Он перепрыгнул через борт корабля и здесь находится незаконно. Поэтому он изменил имя, когда пришел к нам сюда. Иммиграционные власти охотились за ним.
— Когда и где он перепрыгнул за борт?
— Это было где-то в 1956 году, как говорит Аллан, когда Педро было двадцать лет. Он, вероятно, думал, что это место для него будет счастливым. Как бы то ни было, практически он с корабля прямо вступил в классную комнату. Он посещал школу в Лонг-Биче в течение года, я не знаю, как он ухитрился, чтобы его приняли в колледж. А затем он перевелся в Государственный колледж Лос-Анджелеса.
Он находился там два года, и Аллан Бош познакомился с ним достаточно хорошо. Он поразил Аллана тем же самым, что и меня, — он был высокоинтеллигентным молодым человеком с проблемами.
— Какого рода проблемами?
— Социальными и культурными. Историческими проблемами. Аллан характеризует его как своего рода тропического Гамлета, пытающегося совместиться с современной реальностью. На деле эта характеристика может относиться к большинству центральных и южноамериканских культур. У Доминго были проблемы личные. Он тосковал по сверкающему городу.
Профессор Таппинджер был на грани начать лекцию.
Я спросил:
— По чему тосковал?
— Сверкающему городу. Это фраза, которую я использую для характеристики этого царства духа и интеллекта для концентрации великих умов прошлого и настоящего. — Он похлопал себя по виску, будто таким образом претендовал на принадлежность к этой группе. — Сюда входит все от Платоновских «Форм» и «Сивитас Дей» Августина до «Богоявлений» Джойса.
— Вы не могли бы немного помедленнее, профессор?
— Простите. — Он смутился, когда я прервал его. — Я заговорил на своем университетском жаргоне? На деле дилемма Педро может быть определена достаточно просто: он был бедным панамцем со всеми надеждами, разочарованиями и проблемами своей страны. Он вышел из трущоб Санта-Аны. Его мать была девушка «Голубой Луны» в кабаре города Панамы, и сам Педро, вероятно, незаконнорожденный. Но он обладал большим самолюбием и не хотел соглашаться со своими условиями жизни и оставаться в нищете.
Молоко в холодильнике прокисло. Я побрился, надел чистое белье и другой костюм и вышел позавтракать. Я просмотрел газеты, пока ел яичницу. Об убийстве Мартеля было напечатано на второй странице, и оно преподносилось как гангстерская разборка. Сообщение об убийстве Мариэтты Фэблон поместили где-то сзади в саутлендских новостях. Ни о какой связи между ними не было и речи ни в одной заметке.
На пути на работу в свой офис на бульваре Сансет я сделал длинный объезд к Дому Правосудия. У капитана Перлберга уже был предварительный доклад из Криминальной лаборатории. Пуля, которую доктор Уилс извлек из груди Мариэтты Фэблон, почти наверняка была выпущена из того же оружия, что убила и Мартеля. Сам пистолет, которым был, по-видимому, старый револьвер калибра 38, найден не был. Не был обнаружен также и человек, стрелявший из него.
— Есть какие-нибудь свежие идеи по этому поводу? — спросил Перлберг меня.
— Я знаю один факт. Мартель работал на владельца казино в Лас-Вегасе по имени Лео Спилмен.
— Но чем он занимался?
— Я думаю, что он был посыльным Спилмена. Недавно он сам занялся бизнесом.
Перлберг безразлично посмотрел на меня. Он закурил сигарету и выпустил прямо в лицо через заваленный стол струю дыма. Он не был враждебен или агрессивен, но у него была такая манера затушевывать еврейскую напористость.
— Почему вы не сказали об этом вчера, Арчер?
— Я летал в Лас-Вегас вчера, чтобы выяснить некоторые вопросы. Я получил не вполне удовлетворительные ответы, но получил достаточно фактов, чтобы предположить, что Мартель сотрудничал со Спилменом в деле сокрытия налогов. Затем он прекратил сотрудничество. Он хотел получить наличность для себя.
— И Спилмен пристрелил его?
— Или устроил так, чтобы его пристрелили.
Перлберг пыхнул своей сигаретой, заполнив маленькое помещение облаком дыма, будто это была особая среда, где его мозги работали лучше.
— А как в эту версию вписывается миссис Фэблон?
— Я не знаю. У меня есть предположение, что Спилмен убил ее мужа и она это знала.
— Ее муж был самоубийца, если верить заключению полиции из Монтевисты.
— Об этом они и мне не перестают говорить. Но это не доказано. Скажем, он не был.
— У нас три нераскрытых убийства вместо двух. Мне нужно это новое убийство, как лишняя дырка в голове. — Он в сердцах загасил сигарету. Это было единственное проявление его несдержанности, которое он себе позволил. — Тем не менее спасибо за информацию и за идеи. Я подумаю о них.
— Я надеялся сам на небольшую помощь.
— Все что угодно, если это ничего не будет стоить налогоплательщикам.
— Я пытаюсь обнаружить Лео Спилмена...
— Не беспокойтесь. Я займусь этим делом, сразу же как только вы покинете мой кабинет.
Это было вежливое предложение убраться вон. Я задержался у двери:
— Вы сообщите мне, когда его обнаружат? Я многое бы отдал, чтобы побеседовать с ним.
Перлберг обещал.
Я отправился через весь город в свою контору. В корзинке для бумаг лежала куча писем, но ничего особо интересного. Я внес ее во внутреннюю комнату и сложил на столе. Легкий слой пыли напомнил мне, что я не был здесь с пятницы. Я вытер пыль салфеткой и вызвал автоответчик.
— Доктор Сильвестр приезжал к вам, — прозвучал голос девицы на контроле.
— Он не оставил своего номера?
— Нет, он сказал, у него несколько вызовов в больнице, он будет у себя на работе после часа.
— Что он хотел, вы не знаете?
Он не сказал. Но по голосу можно было подумать, что это важно. И вчера вечером вам звонил профессор Таппинджер. Он оставил свой номер.
Она продиктовала его, и я набрал сразу же номер домашнего телефона профессора. Ответила Бесс Таппинджер.
— Это Лью Арчер.
— Как чудесно, — проговорила она голосом незаслуженно обиженной маленькой девочки. — И какое совпадение, я только что думала о вас.
Я не спросил, что она думала, и не хотел этого знать.
— Ваш муж дома?
— Тапс на занятиях в колледже все утро. Почему бы вам не приехать на чашечку кофе? Говорят, я варю очень хороший итальянский кофе.
— Спасибо, но я не в городе.
— О, а где вы?
— В Голливуде.
— Но это всего лишь пятьдесят миль. Вы можете приехать до того, как Тапс придет на обед. Я хочу поговорить с вами, Лью.
— О чем?
— О нас. Обо всем. Я большей частью не спала, думая б этом, о переменах в моей жизни, а вы являетесь частью этих перемен, не правда ли? Я остановил ее резко:
— Сожалею, миссис Таппинджер. У меня работа. Утешение безутешных домашних хозяек не входит в мои планы.
— Я вам нисколечко не нравлюсь?
— Конечно, нравитесь. — Я был последним мерзавцем, но я не мог ей отказать в этой лжи.
— Я знала, что нравлюсь. Я чувствовала это. Когда мне было шестнадцать, я пошла к цыганке-предсказательнице. И она сказала, что у меня в течение года в жизни произойдут перемены, что я встречу красивого умного человека и он женится на мне. Так и cлучилось. Я вышла замуж за Тапса. Но гадалка сказала, что у меня будет еще одна перемена, когда мне будет тридцать. Сейчас я чувствую, что это приходит. Это как снова забеременеть. Действительно. Я думала, моя жизнь кончилась, и начала...
— Все это очень интересно, — сказал я. — Но поговорим об этом при встрече.
— Но это не может ждать.
— Придется обождать.
— Вы сказали, что я вам нравлюсь.
— Мне нравятся многие женщины.
Это было идиотское признание.
— Многих мужчин я не люблю. Вы первый с тех пор, как я...
Фраза осталась незаконченной. Я не торопил ее продолжать. Я не проронил ни слова.
Она разразилась слезами и повесила трубку.
Бесс была, вероятно, с отклонениями, сказал я себе, или начиталась сентиментальных романов, страдающая от одиночества и неврозов факультетской жены, или же это первые проявления прихода периода средних лет, как снег на четвертое июля. Мудрый человек, которого я знал в Чикаго, вразумил меня раз и навсегда: никогда не спи с кем-либо, у кого заботы больше, чем у тебя.
Но Бесс мне было трудно выбросить из головы. Когда я вывел машину со стоянки и направился на юг по магистрали в Сан-Диего, она будто сидела со мной, несмотря на то, что я направлялся для встречи с ее мужем.
В полдень я ожидал его у здания факультета искусств. В одну минуту первого он появился в коридоре.
— Я могу по вам ставить часы, профессор.
Он ухмыльнулся:
— Вы заставляете меня думать, что я робот. На самом деле я ненавижу жить по этому размеренному расписанию.
Он отпер дверь и распахнул ее:
— Входите.
— Как я понимаю, вы выяснили кое-что новое о Сервантесе.
Он не отвечал мне, пока мы не сели лицом к лицу за его столом.
— Да, действительно. После того как мы расстались вчера, я решил сразу же выбросить свое расписание. Я отменил свои послеобеденные занятия и отправился в Лос-Анджелес с той фотографией, которую вы мне дали. — Он похлопал себя по груди. — Его имя Педро Доминго. По крайней мере, он значился под таким именем в Латиноамериканском колледже. Профессор Бош думает, что это его настоящее имя.
— Я знаю, я разговаривал вчера с Бошем.
На лице Таппинджера проступило неудовольствие, будто я перепрыгнул через его голову.
— Аллан мне этого не сказал.
— Я позвонил ему, когда вы уже уехали. Он был занят, и я узнал от него очень мало. Он сказал, что Доминго был гражданином Панамы.
Таппинджер кивнул:
— Это одно из обстоятельств, что создало для него проблемы. Он перепрыгнул через борт корабля и здесь находится незаконно. Поэтому он изменил имя, когда пришел к нам сюда. Иммиграционные власти охотились за ним.
— Когда и где он перепрыгнул за борт?
— Это было где-то в 1956 году, как говорит Аллан, когда Педро было двадцать лет. Он, вероятно, думал, что это место для него будет счастливым. Как бы то ни было, практически он с корабля прямо вступил в классную комнату. Он посещал школу в Лонг-Биче в течение года, я не знаю, как он ухитрился, чтобы его приняли в колледж. А затем он перевелся в Государственный колледж Лос-Анджелеса.
Он находился там два года, и Аллан Бош познакомился с ним достаточно хорошо. Он поразил Аллана тем же самым, что и меня, — он был высокоинтеллигентным молодым человеком с проблемами.
— Какого рода проблемами?
— Социальными и культурными. Историческими проблемами. Аллан характеризует его как своего рода тропического Гамлета, пытающегося совместиться с современной реальностью. На деле эта характеристика может относиться к большинству центральных и южноамериканских культур. У Доминго были проблемы личные. Он тосковал по сверкающему городу.
Профессор Таппинджер был на грани начать лекцию.
Я спросил:
— По чему тосковал?
— Сверкающему городу. Это фраза, которую я использую для характеристики этого царства духа и интеллекта для концентрации великих умов прошлого и настоящего. — Он похлопал себя по виску, будто таким образом претендовал на принадлежность к этой группе. — Сюда входит все от Платоновских «Форм» и «Сивитас Дей» Августина до «Богоявлений» Джойса.
— Вы не могли бы немного помедленнее, профессор?
— Простите. — Он смутился, когда я прервал его. — Я заговорил на своем университетском жаргоне? На деле дилемма Педро может быть определена достаточно просто: он был бедным панамцем со всеми надеждами, разочарованиями и проблемами своей страны. Он вышел из трущоб Санта-Аны. Его мать была девушка «Голубой Луны» в кабаре города Панамы, и сам Педро, вероятно, незаконнорожденный. Но он обладал большим самолюбием и не хотел соглашаться со своими условиями жизни и оставаться в нищете.