— Каких именно?
Брокау помолчал и сказал:
— Психиатрических. Я спросил об этом Гарольда, но он сказал, что не знает. По его словам, он встретил старика у моря и привел его ко мне, потому что бедняга был совсем плох. Но если вдуматься, их отношения не носили случайный характер. Мне показалось, что этот старик зачем-то нужен Гарольду и он обратился ко мне, чтобы я как-то привел его в форму. Я дал ему кое-какие транквилизаторы. Но когда я сказал, что его надо госпитализировать, они встали и ушли. — Он посмотрел на свои ладони, лежавшие на столе. — Похоже, я поступил не самым лучшим образом.
— Старик утонул. Вы тут ни при чем.
— Ему нужно было лечь в больницу. Я не имел права так отпускать его.
Брокау качал головой из стороны в сторону, в глаза ему лезли пряди волос. Казалось, он вот-вот расплачется. Он явно не справлялся со своими эмоциями и они мешали ему как врачу. Он, запинаясь, проговорил:
— Гарольд солгал мне. Он сказал, что поместил старика в больницу.
— Когда он сказал вам это?
— Сегодня. — Брокау посмотрел на меня с испугом превратившимся в грусть. — Он сказал, что отвез его обратно в государственную больницу.
— В какую же?
— Он не назвал. Если то, что вы говорите, правда, значит, мне он лгал.
— Я говорю правду. Я видел их вместе вчера вечером. Они обедали на пирсе в Пасифик-Пойнте. Примерно там он и утонул. Рано утром я вытащил тело из воды. Вам не кажется, что Гарольд должен ответить на вопросы в связи с этим?
Новая перемена в лице доктора. Гримаса боли, затем непреклонная решительность.
— Вы правы. Должен.
— Где вы с ним сегодня виделись?
Он ответил через силу. Он много поставил на Гарольда в эмоциональном плане. Так люди вкладывают средства куда-то перед самым финансовым крахом, когда вложенное вернуть почти невозможно.
— Он в мотеле с той женщиной.
— Это я понял. Где мотель?
— В Рендондо-Биче.
— А называется?
— Мотель «Миртл».
— Вы не поедете со мной?
— А зачем я там вам?
— Последний, кто имел дело с Гарольдом, получил рану в голову. Мне это ни к чему. Но в вас он стрелять не будет.
— Что я ему скажу? Что предал его?.. — Голос его прервался.
— Вам нравится Гарольд?
Брокау опустил голову.
— Да, несмотря ни на что, я в него верил. Я думал, что могу помочь ему, показать дорогу... Но у меня не хватило то ли мастерства, то ли времени.
— Вы можете оказать ему услугу. Помогите мне взять его по-хорошему.
Некоторое время он молчал, сражаясь с чувствами, затем сердито вскинул голову:
— Нет. Я доктор, а не сыщик.
Я встал и пошел. Он проводил меня до дверей.
— Извините, мистер Арчер. Просто в данных обстоятельствах я не могу заставить себя видеть Гарольда. Если я как-то еще смогу вам помочь... — он замолчал.
— Пожалуй. Могли бы вы узнать, не находился ли тот второй в госпитале ветеранов войны? Его звали Нельсон.
Он подумал и сказал:
— Хорошо. Я это сделаю. С удовольствием.
Глава 30
Глава 31
Глава 32
Брокау помолчал и сказал:
— Психиатрических. Я спросил об этом Гарольда, но он сказал, что не знает. По его словам, он встретил старика у моря и привел его ко мне, потому что бедняга был совсем плох. Но если вдуматься, их отношения не носили случайный характер. Мне показалось, что этот старик зачем-то нужен Гарольду и он обратился ко мне, чтобы я как-то привел его в форму. Я дал ему кое-какие транквилизаторы. Но когда я сказал, что его надо госпитализировать, они встали и ушли. — Он посмотрел на свои ладони, лежавшие на столе. — Похоже, я поступил не самым лучшим образом.
— Старик утонул. Вы тут ни при чем.
— Ему нужно было лечь в больницу. Я не имел права так отпускать его.
Брокау качал головой из стороны в сторону, в глаза ему лезли пряди волос. Казалось, он вот-вот расплачется. Он явно не справлялся со своими эмоциями и они мешали ему как врачу. Он, запинаясь, проговорил:
— Гарольд солгал мне. Он сказал, что поместил старика в больницу.
— Когда он сказал вам это?
— Сегодня. — Брокау посмотрел на меня с испугом превратившимся в грусть. — Он сказал, что отвез его обратно в государственную больницу.
— В какую же?
— Он не назвал. Если то, что вы говорите, правда, значит, мне он лгал.
— Я говорю правду. Я видел их вместе вчера вечером. Они обедали на пирсе в Пасифик-Пойнте. Примерно там он и утонул. Рано утром я вытащил тело из воды. Вам не кажется, что Гарольд должен ответить на вопросы в связи с этим?
Новая перемена в лице доктора. Гримаса боли, затем непреклонная решительность.
— Вы правы. Должен.
— Где вы с ним сегодня виделись?
Он ответил через силу. Он много поставил на Гарольда в эмоциональном плане. Так люди вкладывают средства куда-то перед самым финансовым крахом, когда вложенное вернуть почти невозможно.
— Он в мотеле с той женщиной.
— Это я понял. Где мотель?
— В Рендондо-Биче.
— А называется?
— Мотель «Миртл».
— Вы не поедете со мной?
— А зачем я там вам?
— Последний, кто имел дело с Гарольдом, получил рану в голову. Мне это ни к чему. Но в вас он стрелять не будет.
— Что я ему скажу? Что предал его?.. — Голос его прервался.
— Вам нравится Гарольд?
Брокау опустил голову.
— Да, несмотря ни на что, я в него верил. Я думал, что могу помочь ему, показать дорогу... Но у меня не хватило то ли мастерства, то ли времени.
— Вы можете оказать ему услугу. Помогите мне взять его по-хорошему.
Некоторое время он молчал, сражаясь с чувствами, затем сердито вскинул голову:
— Нет. Я доктор, а не сыщик.
Я встал и пошел. Он проводил меня до дверей.
— Извините, мистер Арчер. Просто в данных обстоятельствах я не могу заставить себя видеть Гарольда. Если я как-то еще смогу вам помочь... — он замолчал.
— Пожалуй. Могли бы вы узнать, не находился ли тот второй в госпитале ветеранов войны? Его звали Нельсон.
Он подумал и сказал:
— Хорошо. Я это сделаю. С удовольствием.
Глава 30
Мотель «Миртл» находился на старом шоссе 101. На окружающих его холмах высились многоквартирные дома. Внизу местность была ярко освещена огнями ресторанов, бензозаправочных станций и винных магазинов.
Домики мотеля были из сверхпрочного бетона, словно строились для ведения загадочных боевых действий. Ни на одной из стоянок я не заметил зеленого «фалькона». Я поставил свою машину под неоновой вывеской «свободно» и вошел в мотель. Откуда-то появился человек, явно потерпевший поражение в своей личной войне, и вопросительно поглядел на меня через конторку. У него были редкие волосы, зато бакенбарды отличались пушистостью и висели по щекам, словно стремена.
— Чем могу помочь?
— Мы, наверное, оба сможем помочь друг другу, — предположил я. — Вы и не подозреваете, наверное, что у вас остановился человек, которого ищет полиция.
Он следил за мной, стараясь не смотреть мне в глаза.
— Вы из полиции?
— Я частный детектив. — Я назвался и показал фотокопию своей лицензии. — Мне нужен Гарольд Шерри.
После секундного колебания он ответил:
— Таких у нас нет.
— Наверное, он зарегистрировался под другим именем. Ему тридцать с небольшим, глаза и волосы темные, рост выше шести футов, крепкого сложения, широкоплеч, возможно, хромает.
Портье покачал головой.
— Я его не видел, а дежурю с полудня. За это время к нам поселилось трое — четверо. Возможно, позже дела пойдут поживее, — с надеждой добавил он.
Догадка, что Брокау мог наврать, подступила тошнотворным комом. Я проглотил его и продолжил:
— Возможно, регистрировалась женщина. Миловидная, лет тридцати, волосы и глаза темные. Рост пять футов шесть дюймов, отличная фигура.
Его взор просветлел.
— Это, наверное, миссис Себастиан, из восьмого номера. Она сказала, что ее мужу нездоровится.
— Какая у них машина?
— Маленький старый зеленый «фалькон» — ему лет пять или шесть. Я обратил на него внимание, потому что она забыла дать номер машины. Поэтому я вышел и сам потом вписал его в карточку.
— Можно взглянуть на карточку?
Он порылся в ящике и извлек ее.
Мистер и миссис Франк Себастиан.
Вистоза-стрит, 408. Лос-Анджелес, Калифорния.
Это был адрес Тома Рассо, но почерк был явно не Лорел. Слишком уж по-детски выглядели большие крупные буквы.
— Заполняла женщина? — спросил я, возвращая карточку.
— Да, только вот номер не вписала.
Я переписал себе номер и попросил:
— Опишите, пожалуйста, женщину.
— Вы сами ее точно описали, только я не назвал бы ее особо миловидной. И, на мой вкус, она полновата. — Его руки изобразили в воздухе подобие песочных часов.
— Проводите меня к номеру.
Мы двинулись вместе к коттеджу восемь. Возле него не было машины. Но из комнаты через опущенные шторы сочился свет. Я вернулся в контору так, чтобы меня не было видно из окна. Портье следовал за мной.
— Похоже, они уехали, — сказал он.
— Не хотите проверить?
— А вдруг начнут стрелять?
— Скажите, что вам надо проверить отопление.
Он покачал головой.
— Мне за это не платят.
Но все же он двинулся к восьмому номеру и через минуту вернулся.
— По-моему, там пусто.
— Вы заходили?
— Нет, но ключ в дверях снаружи.
Мы вошли в комнату. Она была пуста. Двойная кровать не убрана. Простыни в крови — не очень свежей, но и не очень старой. Дым от сигарет еще не выветрился.
В целом комната казалась воплощением той жизни, от которой Гарольд и его спутница с трудом убежали.
Я обыскал комнату, и ванную, и платяной шкаф, но не обнаружил ничего существенного, кроме новых кровавых пятен на кафеле в ванной. Я вернулся к портье и с его разрешения сделал ряд звонков.
Первый звонок капитану Долану. Я рассказал, как нашел и потерял Гарольда, и сообщил ему номер зеленого «фалькона» и описание спутницы Шерри.
— Кто она, Арчер? Лорел Леннокс — Лорел Рассо?
— Нет, это другая женщина.
— А где Лорел?
— Не знаю.
— Кто же с ним тогда?
— Не знаю, капитан, — сказал я, хотя и догадывался, кто она такая.
Я позвонил Тому Рассо домой, надеясь, что трубку снимет кузина Глория. Но ответил мужчина. Он сказал, что Тома нет дома, и повесил трубку.
Я позвонил в аптеку. Незнакомый мужской голос сообщил, что Том на сей раз выходной. Нет, где Том, он не знает, но сегодня он заходил в аптеку за бинтами.
— За бинтами? — переспросил я.
— Да. Том сказал, они понадобились его другу.
— Он случайно не сказал, как зовут друга?
— Нет.
Я позвонил доктору Брокау, надеясь как-то пробиться к нему через его телефонную службу. Но он сам взял трубку с первого же звонка. Рассказал ему, что произошло.
— Значит, они уехали, — в его голосе было явное облегчение.
— Да, но далеко им не уйти. У нас есть номер их машины. Их быстро задержат.
— Женщина уехала с ним?
— Похоже.
— Тогда она действительно находится с ним по доброй вате.
— Это другая женщина, — сказал я. — Непонятно, что он сделал с Лорел Рассо.
— Кто же тогда с ним?
— По-моему, ее зовут Глория. Вы вряд ли знаете ее, доктор. Как дела с больницами?
— Кое-что посчастливилось узнать. Впрочем, посчастливилось тут неудачное слово. Из одной больницы Западного Лос-Анджелеса пропал пациент — ветеран войны Нельсон Бэгли. Позавчера его взяли — якобы на обед, и он так и не вернулся.
— Кто же забрал его?
— Пока неизвестно. Хотите, чтобы я это выяснил?
— Мне бы очень помог доктор. Особенно в такое вечернее время. Государственные больницы крайне неохотно дают информацию.
Брокау помедлил и наконец сказал:
— Хорошо. Встретимся там.
Домики мотеля были из сверхпрочного бетона, словно строились для ведения загадочных боевых действий. Ни на одной из стоянок я не заметил зеленого «фалькона». Я поставил свою машину под неоновой вывеской «свободно» и вошел в мотель. Откуда-то появился человек, явно потерпевший поражение в своей личной войне, и вопросительно поглядел на меня через конторку. У него были редкие волосы, зато бакенбарды отличались пушистостью и висели по щекам, словно стремена.
— Чем могу помочь?
— Мы, наверное, оба сможем помочь друг другу, — предположил я. — Вы и не подозреваете, наверное, что у вас остановился человек, которого ищет полиция.
Он следил за мной, стараясь не смотреть мне в глаза.
— Вы из полиции?
— Я частный детектив. — Я назвался и показал фотокопию своей лицензии. — Мне нужен Гарольд Шерри.
После секундного колебания он ответил:
— Таких у нас нет.
— Наверное, он зарегистрировался под другим именем. Ему тридцать с небольшим, глаза и волосы темные, рост выше шести футов, крепкого сложения, широкоплеч, возможно, хромает.
Портье покачал головой.
— Я его не видел, а дежурю с полудня. За это время к нам поселилось трое — четверо. Возможно, позже дела пойдут поживее, — с надеждой добавил он.
Догадка, что Брокау мог наврать, подступила тошнотворным комом. Я проглотил его и продолжил:
— Возможно, регистрировалась женщина. Миловидная, лет тридцати, волосы и глаза темные. Рост пять футов шесть дюймов, отличная фигура.
Его взор просветлел.
— Это, наверное, миссис Себастиан, из восьмого номера. Она сказала, что ее мужу нездоровится.
— Какая у них машина?
— Маленький старый зеленый «фалькон» — ему лет пять или шесть. Я обратил на него внимание, потому что она забыла дать номер машины. Поэтому я вышел и сам потом вписал его в карточку.
— Можно взглянуть на карточку?
Он порылся в ящике и извлек ее.
Мистер и миссис Франк Себастиан.
Вистоза-стрит, 408. Лос-Анджелес, Калифорния.
Это был адрес Тома Рассо, но почерк был явно не Лорел. Слишком уж по-детски выглядели большие крупные буквы.
— Заполняла женщина? — спросил я, возвращая карточку.
— Да, только вот номер не вписала.
Я переписал себе номер и попросил:
— Опишите, пожалуйста, женщину.
— Вы сами ее точно описали, только я не назвал бы ее особо миловидной. И, на мой вкус, она полновата. — Его руки изобразили в воздухе подобие песочных часов.
— Проводите меня к номеру.
Мы двинулись вместе к коттеджу восемь. Возле него не было машины. Но из комнаты через опущенные шторы сочился свет. Я вернулся в контору так, чтобы меня не было видно из окна. Портье следовал за мной.
— Похоже, они уехали, — сказал он.
— Не хотите проверить?
— А вдруг начнут стрелять?
— Скажите, что вам надо проверить отопление.
Он покачал головой.
— Мне за это не платят.
Но все же он двинулся к восьмому номеру и через минуту вернулся.
— По-моему, там пусто.
— Вы заходили?
— Нет, но ключ в дверях снаружи.
Мы вошли в комнату. Она была пуста. Двойная кровать не убрана. Простыни в крови — не очень свежей, но и не очень старой. Дым от сигарет еще не выветрился.
В целом комната казалась воплощением той жизни, от которой Гарольд и его спутница с трудом убежали.
Я обыскал комнату, и ванную, и платяной шкаф, но не обнаружил ничего существенного, кроме новых кровавых пятен на кафеле в ванной. Я вернулся к портье и с его разрешения сделал ряд звонков.
Первый звонок капитану Долану. Я рассказал, как нашел и потерял Гарольда, и сообщил ему номер зеленого «фалькона» и описание спутницы Шерри.
— Кто она, Арчер? Лорел Леннокс — Лорел Рассо?
— Нет, это другая женщина.
— А где Лорел?
— Не знаю.
— Кто же с ним тогда?
— Не знаю, капитан, — сказал я, хотя и догадывался, кто она такая.
Я позвонил Тому Рассо домой, надеясь, что трубку снимет кузина Глория. Но ответил мужчина. Он сказал, что Тома нет дома, и повесил трубку.
Я позвонил в аптеку. Незнакомый мужской голос сообщил, что Том на сей раз выходной. Нет, где Том, он не знает, но сегодня он заходил в аптеку за бинтами.
— За бинтами? — переспросил я.
— Да. Том сказал, они понадобились его другу.
— Он случайно не сказал, как зовут друга?
— Нет.
Я позвонил доктору Брокау, надеясь как-то пробиться к нему через его телефонную службу. Но он сам взял трубку с первого же звонка. Рассказал ему, что произошло.
— Значит, они уехали, — в его голосе было явное облегчение.
— Да, но далеко им не уйти. У нас есть номер их машины. Их быстро задержат.
— Женщина уехала с ним?
— Похоже.
— Тогда она действительно находится с ним по доброй вате.
— Это другая женщина, — сказал я. — Непонятно, что он сделал с Лорел Рассо.
— Кто же тогда с ним?
— По-моему, ее зовут Глория. Вы вряд ли знаете ее, доктор. Как дела с больницами?
— Кое-что посчастливилось узнать. Впрочем, посчастливилось тут неудачное слово. Из одной больницы Западного Лос-Анджелеса пропал пациент — ветеран войны Нельсон Бэгли. Позавчера его взяли — якобы на обед, и он так и не вернулся.
— Кто же забрал его?
— Пока неизвестно. Хотите, чтобы я это выяснил?
— Мне бы очень помог доктор. Особенно в такое вечернее время. Государственные больницы крайне неохотно дают информацию.
Брокау помедлил и наконец сказал:
— Хорошо. Встретимся там.
Глава 31
Я припарковался у больницы, но чтобы войти, сделал над собой усилие. Я уже бывал там и помнил, каким унылым, наводящим тоску был вестибюль — словно предупреждение о том, что рано или поздно ожидает каждого из нас. Некоторые их тех, с кем это уже случилось, сидели по стенам этого большого зала. С многими были друзья или родственники.
Доктор Брокау вступил в диалог с женщиной у конторки, которая сама вполне годилась в ветераны. Она весьма походила на отставного военного, но не рядового, а сержанта. В ее глазах светилось выражение, хотя и ограниченной, но власти.
— Это мисс Шелл, — сообщил мне Брокау. — Она помнит, как позавчера выписывался Нельсон Бэгли.
— Да уж, — ее острый профиль резал воздух, как нож. — Он должен был вернуться к десяти часам того же вечера. Я вообще не хотела его отпускать. Но доктор Лампсон сказал, что не видит в этом никакой беды.
— Доктор Лампсон — его лечащий врач?
— Да. Я уже позвонила ему. Вам надо поговорить с ним. Я только оформила Бэгли, а разрешение давал доктор. — Женщина явно нервничала.
— Никто вас ни в чем не винит, — утешающим голосом проговорил Брокау. — Откуда вам было знать, что с ним случится.
— А что с ним случилось? — спросила она.
— Мы и сами толком не знаем. Но сегодня утром его нашли в воде недалеко от Пасифик-Пойнта. Мистер Арчер собственноручно вытащил его.
— Он покончил с собой? — спросила меня женщина.
— Сильно сомневаюсь. Скорее, похоже на убийство.
Ее губы тесно сжались, а зрачки расширились.
— Мне не понравился этот молодой человек. Если бы решала я, то ни за что не доверила бы ему ни Бэгли, ни кого-то еще из больных.
— Что показалось вам в нем подозрительным?
— То, как он держался. Он никому не смотрел в глаза.
— Зачем ему понадобилось забирать Бэгли?
— Хотел угостить его домашним обедом. По крайней мере, так он нам объявил.
По вестибюлю в нашу сторону шел человек в белом халате. Метнув на него короткий обвиняющий взгляд, мисс Шелл словно надела ту официальную маску, что носят медсестры в присутствии начальства.
— Вот и доктор Лампсон.
Это был высокий смуглый сухощавый человек с лицом, которое знало, что такое боль. Его черные волосы были подстрижены коротко, почти по-военному. Он сдержанно кивнул сначала Брокау, который назвал себя, затем и мне. Он провел нас в угол, где мы сели на пластиковые стулья.
— Что случилось с Нельсоном? — спросил он.
Я рассказал ему все в деталях. Он внимательно слушал. Как и здание, в котором мы находились, глаза Лампсона были полны теней.
— Не понимаю, — наконец сказал он. — Вы видели Нельсона вчера вечером в среду — в морском ресторане в Пасифик-Пойнте. Но от нас он ушел во вторник в половине шестого, якобы на обед с друзьями. Что же было в промежутке?
— Я знаю только одно, — сказал Брокау. — Гарольд Шерри показывал его мне вчера в Лонг-Биче.
— Вы знаете Шерри?
— Он мой пациент.
— Что он за человек?
Брокау вопросительно посмотрел на меня, а я столь же вопросительно посмотрел на него. Он задумчиво опустил голову, подперев ладонью бородатый подбородок.
— Я затрудняюсь ответить.
— Давно он ваш пациент? — осведомился Лампсон.
— Пару месяцев. Не могу сказать, что я хорошо узнал его за это время. Но я понял, что у него есть проблемы.
— Какие?
Тут подал голос я.
— Сегодня утром Гарольд ранил человека и сам получил ранение в ногу. Его ищет полиция, и я тоже. Его подозревают в киднэппинге.
Лампсон чуть прищурил уголки глаз, но в остальном не выказал никаких эмоций.
— Да, у него и впрямь есть проблемы. От чего он у вас лечился, доктор?
— Он пришел ко мне, думая, что у него венерическое заболевание. Оказалось, что это всего лишь легкое воспаление, которое быстро прошло. Но я продолжал с ним видеться, потому что он явно хотел общения. Он был очень сердит на своего отца и на кое-кого еще. Я чувствовал, что с ним может стрястись беда. Но мне не удалось ее предотвратить. — Брокау понурил свою косматую голову и высморкался.
Лампсон обернулся ко мне и слегка нетерпеливо спросил:
— Вы знали Гарольда Шерри?
— Наше знакомство крепнет, но на расстоянии. Я никогда не говорил с ним. Мне бы очень хотелось понять, чем интересовал его ваш пациент Нельсон Бэгли.
— Мне тоже. Пока я ничего не понимаю.
— Как он познакомился с Бэгли?
— Через молодую женщину. Она привела Шерри сюда неделю назад. Она бывала здесь до него. Я так понял, что она его родственница.
— Чья? Бэгли или Шерри?
— Бэгли. Насчет нее и Шерри все было понятно сразу. Она от него без ума.
— Не могли бы вы ее описать, доктор?
Лампсон поднял глаза к потолку.
— Довольно крупная, достаточно миловидная брюнетка. Возраст — около тридцати.
— Глория?
— Да, но фамилии я не запомнил.
Мрачные стены больницы давили на меня. Мне казалось, что я нахожусь в катакомбах под городом, где ни одному из жителей верить нельзя.
— Ее фамилия Флаэрти, — сказал я. — Я ее знаю. Она сейчас скрывается вместе с Гарольдом.
Брокау поднял голову.
— Так оно и есть. Я ее видел.
Он замолчал с открытым ртом, напоминавшим красную рану в бороде. Он смотрел то на меня, то на Лампсона. Затем он снова опустил голову, и его лицо скрылось за упавшими прядями волос.
Лампсон поглядел на меня, вопросительно вскинув брови. В ответ я отрицательно покачал головой. Словно услышав наш безмолвный диалог, Брокау встал и пошел прочь. У дверей он оглянулся, но ничего не сказал и даже не махнул на прощание рукой.
— Что с ним? — спросил Лампсон.
— Не знаю. Похоже, он приобрел большой пакет акций фирмы по имени Гарольд Шерри, и теперь это его смущает.
— У него такой вид, словно он соучастник преступления.
— Нет, на этот счет я как раз спокоен.
— Что он хотел сказать насчет девушки? Вы поняли?
— Нет.
Я с удивлением обнаружил, что готов выгораживать Брокау. Возможно, я чувствовал себя ему обязанным. Со мной он был исключительно честен. Но он ушел, а многие вопросы остались без ответа.
— Вы сказали, что знаете Глорию, мистер Арчер?
— Я говорил с ней пару раз. У меня создалось такое же впечатление, как и у вас: достаточно честная, хочет как лучше. Возможно, так оно и есть. Она не первая симпатичная девушка, оказавшаяся заодно с социопатом.
— Вы считаете, Шерри социопат?
— Во всяком случае, очень похож.
— А что это за киднэппинг?
Я рассказал ему, что знал, опустив, однако, имя Лорел. Во время моего рассказа Лампсон все больше и больше морщил лицо, а потом разгладил морщины ладонью. Затем он несколько раз повторил этот жест.
— Мне больно сознавать, что я позволил моему пациенту покинуть больницу в обществе Шерри.
— Почему?
— Я был уверен, что раз тут замешана Глория, с ним ничего плохого случиться не может. Да и Шерри вроде бы проявлял к нему искренний интерес. Это было первое приглашение, полученное Нельсоном за все то время, что я с ним работал. Когда он стал моим пациентом, это был человек, находившийся в состоянии почти полной кататонии, вне связей с миром. Я пытался вывести его из этого транса, и мне в общем-то кое-что удалось. За это время улучшилось и его физическое состояние. Я решил, что он готов понемногу начать общаться с миром и людьми. По крайней мере, я не видел в этом вреда. — Он обнажил зубы в безулыбчивом оскале. — До чего же может человек ошибаться! Выписывая его на один вечер, я подписал ему смертный приговор.
В его голосе была печаль. Хотя Лампсон и держал себя в руках, я вдруг вспомнил сцену, устроенную Эллисом в морге. Ни доктор, ни офицер-авгор не убивали Нельсона, но оба чувствовали себя виновными в его смерти. Я сказал:
— Вы не единственный человек, считающий себя ответственным за гибель Нельсона Бэгли. Сегодня утром в морге Пасифик-Пойнта я разговаривал с человеком, убежденным, что это он погубил его. Он служил на авианосце «Ханаан» во время войны и уверен, что совершил ошибку, приведшую к пожару на корабле. Эллис был в плохом состоянии, практически бредил. Он думал или делал вид, что думал, что тело Нельсона проплавало в океане двадцать пять лет и приплыло к нам с Окинавы.
— В каком-то смысле так оно и было, — сказал Лампсон. — Последние двадцать пять лет Бэгли в общем-то и не жил. Как звали офицера — Эллис?
— Да.
— Эллис не объяснил, почему возник пожар?
— Он сказал, что допустил ошибку, в цистернах повысилось давление и образовалась утечка горючего.
— Правда?
— Я не лгу. И Эллис тоже, по-моему, не выдумывал.
— Да, он говорил правду.
— Вы говорили с Эллисом, доктор?
— Я говорил с Нельсоном. — Рот Лампсона исказила загадочная улыбка. — Теперь это уже неважно — дело прошлое, но к нему постепенно стала возвращаться память. Как раз на прошлой неделе он рассказал мне про пожар на корабле. Это последнее, что запомнилось ему на «Ханаане» — и вообще в его жизни.
— Что вернуло ему память?
— Я бы хотел приписать это своему профессиональному искусству, — сказал он, ущипнул себя за нос, словно в наказание за гордыню, и посмотрел на меня внимательными черными глазами. — Но на самом деле это не так. Я даже не профессиональный психиатр. Надо признать, что Нельсон получал от визитов Глории куда больше, чем от моего лечения. Теперь вы можете понять, почему я поощрял эти визиты. Мне казалось, что совместными усилиями мы возвращаем его к жизни. Я чувствовал, как забытое прошлое всплывает на поверхность его сознания. Даже его бедное тело стало понемногу крепнуть. Но я и не подозревал, что всего-навсего готовлю его к смерти.
Его голос был резок, в нем звучала та злость, которую люди помоложе обычно направляют на самих себя. Он прикрыл глаза, и лицо его вдруг сделалось совершенно беззащитным.
— Нельсон Бэгли много значил для вас, доктор?
— Он был моим Лазарем, — сказал он с грустной иронией. — Мне казалось, я могу воскресить его из мертвых. Лучше бы я оставил его как есть.
— Почему?
Он наклонился ко мне, и под тяжестью его тела пластмассовый стул жалобно пискнул.
— Я думаю — по крайней мере это не так уж невероятно, — что Нельсон умер именно потому, что к нему стала возвращаться память. В наш последний разговор я обнаружил весьма взрывоопасный материал...
— То есть?
— Часть его была связана с гибелью женщины. Он говорил так, словно это была его жена. Но я проверил анкету, и нигде не было сведений, что Нельсон был женат.
— Что случилось с женщиной?
— Она, судя по всему, была убита — довольно давно. Может быть, в тот год, когда случился пожар на «Ханаане» и Бэгли оказался за бортом. Гибель женщины и поврежденная цистерна всплыли в тот наш разговор.
— На прошлой неделе?
— Да.
— Как погибла женщина?
— Ее застрелили. Это вполне мог сделать и Нельсон, хотя он этого не говорил.
— Думаете, Нельсона убили именно потому, что он вспомнил о гибели женщины?
Словно почувствовав себя уязвимым, Лампсон поднес ко рту кулак и стал говорить сквозь него:
— Я не утверждаю этого. Хотя это не исключено. Не так уж много существует мотивов убивать маленького беспомощного старичка. Насколько мне известно, у него не было ни денег, ни вещей. — Лампсон опустил кулак.
— Вы сказали, он мог сам застрелить ее. И это могло привести к его собственной гибели. Вы не пытались выяснить, кто эта женщина?
— Нет, я хотел, но, признаться, руки не дошли.
— Как ее звали?
— Нельсон называл ее, кажется, Элли...
— Почему вы решили, что он застрелил ее?
— Он винил себя...
— Что именно он говорил?
Лампсон долго думал, прежде чем ответить:
— Я не помню его точных слов, а они как раз важны. Я, признаться, вообще не мог понять, говорил ли он о том, что застрелил женщину, или занимался с ней любовью, или о том и другом сразу. — Он взглянул на меня с какой-то злостью. — Я вообще не должен был вам этого рассказывать.
— Я рад, что вы все же это сделали.
— А что толку? Женщины нет в живых — и Нельсона тоже.
— Надо узнать, кто его убил, — сказал я, — и почему. Иначе и смерть, и жизнь его лишены смысла.
Лампсон быстро кивнул:
— Вы правы. Это важно — отыскать смысл. Это и попытался сделать Нельсон. Он жил как растение двадцать пять лет. Но в конце он стал отчаянно искать путь в жизнь, находить в ней смысл. А я старался ему помочь.
Раковина, в которой был спрятан Лампсон-человек, приоткрылась, и мне понравилось, что я там увидел. Я спросил:
— Что вас так заинтересовало в Нельсоне?
— Он был безнадежен — и телом, и душой. Я потратил на него времени куда больше, чем полагалось. Боюсь, тем самым я обкрадывал других своих больных.
— Почему он вас так привлекал?
— Сам не знаю. Хотя нет. Нельсон немного напоминал мне отца. — Зрачки Лампсона сузились так, словно он заглянул в темную шахту. — Мой отец погиб на Гвадалканале, когда я был еще совсем маленьким.
— Потому-то вы и здесь?
— В больнице? Может быть, это одна из причин. Но вы пришли сюда не для того, чтобы разбираться со мной? Или я ошибаюсь? — Он снова занервничал, и створки раковины захлопнулись.
— Мне необходима ваша помощь, доктор. Я пытаюсь найти женщину, которую похитили вчера вечером. Сегодня Гарольд Шерри получил за нее выкуп в сто тысяч долларов и ранил ее отца. Путь к нему и к пропавшей женщине лежит через вашу больницу.
Лампсон окинул взглядом вестибюль, словно пытаясь обнаружить похищенную женщину или по крайней мере какие-то ее следы. Вестибюль уже почти опустел. Посетители разошлись, а больные исчезали в дверях, словно призраки после крика петуха.
— Как имя женщины?
— Лорел Рассо.
Лампсон вдруг схватил меня за руку:
— Рассо?
— Да.
Он сжал мне запястье еще сильнее.
— Это была фамилия погибшей женщины.
— Той, о которой говорил Нельсон?
— Да. Ее звали Элли Рассо.
Мы сидели друг напротив друга, словно зеркальные отражения. Я покрутил рукой, словно напоминая, что она в его тисках. Он отпустил меня, словно вдруг обжегся.
— Вы не записывали ваши разговоры с Нельсоном, доктор?
— Делал кое-какие заметки.
— Можно на них взглянуть?
— Они носят частный характер.
— Я понимаю. Я не собираюсь их уносить. Мне бы только взглянуть.
Он колебался. Я сказал:
— Помните: пропала женщина. Она, вероятно, в руках опасного человека. Это важнее, чем соблюдение интимных секретов мертвеца.
Лампсон быстро кивнул головой и сказал:
— Пойдемте в мой кабинет.
Я пошел за ним по коридору. Больничная атмосфера делалась все удушливей. Видавший виды металлический стол в кабинете Лампсона был завален бумагами. Порывшись, он извлек из груды желтый листок, на котором он написал карандашом:
Ее звали Элли Рассо. Я хотел на ней жениться, но она настроилась против меня. Я стал за ней следить. Однажды я подсматривал через ставни, как они этим занимались, и не выдержал. Я совершил ужасный поступок. Я просил Всевышнего простить меня, но он не простил. Он повредил танк, и корабль загорелся, и с тех пор я живу в аду.
Некоторое время мы с Лампсоном помолчали. Маленький кабинет был густо населен призраками прошлого.
— Что, по-вашему, он с ней сделал? — спросил я.
— Он чувствует себя виновным в ее смерти. Но возможно, он не совершал того, за что себя винит. Иногда люди типа Нельсона чувствуют себя совершившими преступление только потому, что понесли суровое наказание.
Доктор Брокау вступил в диалог с женщиной у конторки, которая сама вполне годилась в ветераны. Она весьма походила на отставного военного, но не рядового, а сержанта. В ее глазах светилось выражение, хотя и ограниченной, но власти.
— Это мисс Шелл, — сообщил мне Брокау. — Она помнит, как позавчера выписывался Нельсон Бэгли.
— Да уж, — ее острый профиль резал воздух, как нож. — Он должен был вернуться к десяти часам того же вечера. Я вообще не хотела его отпускать. Но доктор Лампсон сказал, что не видит в этом никакой беды.
— Доктор Лампсон — его лечащий врач?
— Да. Я уже позвонила ему. Вам надо поговорить с ним. Я только оформила Бэгли, а разрешение давал доктор. — Женщина явно нервничала.
— Никто вас ни в чем не винит, — утешающим голосом проговорил Брокау. — Откуда вам было знать, что с ним случится.
— А что с ним случилось? — спросила она.
— Мы и сами толком не знаем. Но сегодня утром его нашли в воде недалеко от Пасифик-Пойнта. Мистер Арчер собственноручно вытащил его.
— Он покончил с собой? — спросила меня женщина.
— Сильно сомневаюсь. Скорее, похоже на убийство.
Ее губы тесно сжались, а зрачки расширились.
— Мне не понравился этот молодой человек. Если бы решала я, то ни за что не доверила бы ему ни Бэгли, ни кого-то еще из больных.
— Что показалось вам в нем подозрительным?
— То, как он держался. Он никому не смотрел в глаза.
— Зачем ему понадобилось забирать Бэгли?
— Хотел угостить его домашним обедом. По крайней мере, так он нам объявил.
По вестибюлю в нашу сторону шел человек в белом халате. Метнув на него короткий обвиняющий взгляд, мисс Шелл словно надела ту официальную маску, что носят медсестры в присутствии начальства.
— Вот и доктор Лампсон.
Это был высокий смуглый сухощавый человек с лицом, которое знало, что такое боль. Его черные волосы были подстрижены коротко, почти по-военному. Он сдержанно кивнул сначала Брокау, который назвал себя, затем и мне. Он провел нас в угол, где мы сели на пластиковые стулья.
— Что случилось с Нельсоном? — спросил он.
Я рассказал ему все в деталях. Он внимательно слушал. Как и здание, в котором мы находились, глаза Лампсона были полны теней.
— Не понимаю, — наконец сказал он. — Вы видели Нельсона вчера вечером в среду — в морском ресторане в Пасифик-Пойнте. Но от нас он ушел во вторник в половине шестого, якобы на обед с друзьями. Что же было в промежутке?
— Я знаю только одно, — сказал Брокау. — Гарольд Шерри показывал его мне вчера в Лонг-Биче.
— Вы знаете Шерри?
— Он мой пациент.
— Что он за человек?
Брокау вопросительно посмотрел на меня, а я столь же вопросительно посмотрел на него. Он задумчиво опустил голову, подперев ладонью бородатый подбородок.
— Я затрудняюсь ответить.
— Давно он ваш пациент? — осведомился Лампсон.
— Пару месяцев. Не могу сказать, что я хорошо узнал его за это время. Но я понял, что у него есть проблемы.
— Какие?
Тут подал голос я.
— Сегодня утром Гарольд ранил человека и сам получил ранение в ногу. Его ищет полиция, и я тоже. Его подозревают в киднэппинге.
Лампсон чуть прищурил уголки глаз, но в остальном не выказал никаких эмоций.
— Да, у него и впрямь есть проблемы. От чего он у вас лечился, доктор?
— Он пришел ко мне, думая, что у него венерическое заболевание. Оказалось, что это всего лишь легкое воспаление, которое быстро прошло. Но я продолжал с ним видеться, потому что он явно хотел общения. Он был очень сердит на своего отца и на кое-кого еще. Я чувствовал, что с ним может стрястись беда. Но мне не удалось ее предотвратить. — Брокау понурил свою косматую голову и высморкался.
Лампсон обернулся ко мне и слегка нетерпеливо спросил:
— Вы знали Гарольда Шерри?
— Наше знакомство крепнет, но на расстоянии. Я никогда не говорил с ним. Мне бы очень хотелось понять, чем интересовал его ваш пациент Нельсон Бэгли.
— Мне тоже. Пока я ничего не понимаю.
— Как он познакомился с Бэгли?
— Через молодую женщину. Она привела Шерри сюда неделю назад. Она бывала здесь до него. Я так понял, что она его родственница.
— Чья? Бэгли или Шерри?
— Бэгли. Насчет нее и Шерри все было понятно сразу. Она от него без ума.
— Не могли бы вы ее описать, доктор?
Лампсон поднял глаза к потолку.
— Довольно крупная, достаточно миловидная брюнетка. Возраст — около тридцати.
— Глория?
— Да, но фамилии я не запомнил.
Мрачные стены больницы давили на меня. Мне казалось, что я нахожусь в катакомбах под городом, где ни одному из жителей верить нельзя.
— Ее фамилия Флаэрти, — сказал я. — Я ее знаю. Она сейчас скрывается вместе с Гарольдом.
Брокау поднял голову.
— Так оно и есть. Я ее видел.
Он замолчал с открытым ртом, напоминавшим красную рану в бороде. Он смотрел то на меня, то на Лампсона. Затем он снова опустил голову, и его лицо скрылось за упавшими прядями волос.
Лампсон поглядел на меня, вопросительно вскинув брови. В ответ я отрицательно покачал головой. Словно услышав наш безмолвный диалог, Брокау встал и пошел прочь. У дверей он оглянулся, но ничего не сказал и даже не махнул на прощание рукой.
— Что с ним? — спросил Лампсон.
— Не знаю. Похоже, он приобрел большой пакет акций фирмы по имени Гарольд Шерри, и теперь это его смущает.
— У него такой вид, словно он соучастник преступления.
— Нет, на этот счет я как раз спокоен.
— Что он хотел сказать насчет девушки? Вы поняли?
— Нет.
Я с удивлением обнаружил, что готов выгораживать Брокау. Возможно, я чувствовал себя ему обязанным. Со мной он был исключительно честен. Но он ушел, а многие вопросы остались без ответа.
— Вы сказали, что знаете Глорию, мистер Арчер?
— Я говорил с ней пару раз. У меня создалось такое же впечатление, как и у вас: достаточно честная, хочет как лучше. Возможно, так оно и есть. Она не первая симпатичная девушка, оказавшаяся заодно с социопатом.
— Вы считаете, Шерри социопат?
— Во всяком случае, очень похож.
— А что это за киднэппинг?
Я рассказал ему, что знал, опустив, однако, имя Лорел. Во время моего рассказа Лампсон все больше и больше морщил лицо, а потом разгладил морщины ладонью. Затем он несколько раз повторил этот жест.
— Мне больно сознавать, что я позволил моему пациенту покинуть больницу в обществе Шерри.
— Почему?
— Я был уверен, что раз тут замешана Глория, с ним ничего плохого случиться не может. Да и Шерри вроде бы проявлял к нему искренний интерес. Это было первое приглашение, полученное Нельсоном за все то время, что я с ним работал. Когда он стал моим пациентом, это был человек, находившийся в состоянии почти полной кататонии, вне связей с миром. Я пытался вывести его из этого транса, и мне в общем-то кое-что удалось. За это время улучшилось и его физическое состояние. Я решил, что он готов понемногу начать общаться с миром и людьми. По крайней мере, я не видел в этом вреда. — Он обнажил зубы в безулыбчивом оскале. — До чего же может человек ошибаться! Выписывая его на один вечер, я подписал ему смертный приговор.
В его голосе была печаль. Хотя Лампсон и держал себя в руках, я вдруг вспомнил сцену, устроенную Эллисом в морге. Ни доктор, ни офицер-авгор не убивали Нельсона, но оба чувствовали себя виновными в его смерти. Я сказал:
— Вы не единственный человек, считающий себя ответственным за гибель Нельсона Бэгли. Сегодня утром в морге Пасифик-Пойнта я разговаривал с человеком, убежденным, что это он погубил его. Он служил на авианосце «Ханаан» во время войны и уверен, что совершил ошибку, приведшую к пожару на корабле. Эллис был в плохом состоянии, практически бредил. Он думал или делал вид, что думал, что тело Нельсона проплавало в океане двадцать пять лет и приплыло к нам с Окинавы.
— В каком-то смысле так оно и было, — сказал Лампсон. — Последние двадцать пять лет Бэгли в общем-то и не жил. Как звали офицера — Эллис?
— Да.
— Эллис не объяснил, почему возник пожар?
— Он сказал, что допустил ошибку, в цистернах повысилось давление и образовалась утечка горючего.
— Правда?
— Я не лгу. И Эллис тоже, по-моему, не выдумывал.
— Да, он говорил правду.
— Вы говорили с Эллисом, доктор?
— Я говорил с Нельсоном. — Рот Лампсона исказила загадочная улыбка. — Теперь это уже неважно — дело прошлое, но к нему постепенно стала возвращаться память. Как раз на прошлой неделе он рассказал мне про пожар на корабле. Это последнее, что запомнилось ему на «Ханаане» — и вообще в его жизни.
— Что вернуло ему память?
— Я бы хотел приписать это своему профессиональному искусству, — сказал он, ущипнул себя за нос, словно в наказание за гордыню, и посмотрел на меня внимательными черными глазами. — Но на самом деле это не так. Я даже не профессиональный психиатр. Надо признать, что Нельсон получал от визитов Глории куда больше, чем от моего лечения. Теперь вы можете понять, почему я поощрял эти визиты. Мне казалось, что совместными усилиями мы возвращаем его к жизни. Я чувствовал, как забытое прошлое всплывает на поверхность его сознания. Даже его бедное тело стало понемногу крепнуть. Но я и не подозревал, что всего-навсего готовлю его к смерти.
Его голос был резок, в нем звучала та злость, которую люди помоложе обычно направляют на самих себя. Он прикрыл глаза, и лицо его вдруг сделалось совершенно беззащитным.
— Нельсон Бэгли много значил для вас, доктор?
— Он был моим Лазарем, — сказал он с грустной иронией. — Мне казалось, я могу воскресить его из мертвых. Лучше бы я оставил его как есть.
— Почему?
Он наклонился ко мне, и под тяжестью его тела пластмассовый стул жалобно пискнул.
— Я думаю — по крайней мере это не так уж невероятно, — что Нельсон умер именно потому, что к нему стала возвращаться память. В наш последний разговор я обнаружил весьма взрывоопасный материал...
— То есть?
— Часть его была связана с гибелью женщины. Он говорил так, словно это была его жена. Но я проверил анкету, и нигде не было сведений, что Нельсон был женат.
— Что случилось с женщиной?
— Она, судя по всему, была убита — довольно давно. Может быть, в тот год, когда случился пожар на «Ханаане» и Бэгли оказался за бортом. Гибель женщины и поврежденная цистерна всплыли в тот наш разговор.
— На прошлой неделе?
— Да.
— Как погибла женщина?
— Ее застрелили. Это вполне мог сделать и Нельсон, хотя он этого не говорил.
— Думаете, Нельсона убили именно потому, что он вспомнил о гибели женщины?
Словно почувствовав себя уязвимым, Лампсон поднес ко рту кулак и стал говорить сквозь него:
— Я не утверждаю этого. Хотя это не исключено. Не так уж много существует мотивов убивать маленького беспомощного старичка. Насколько мне известно, у него не было ни денег, ни вещей. — Лампсон опустил кулак.
— Вы сказали, он мог сам застрелить ее. И это могло привести к его собственной гибели. Вы не пытались выяснить, кто эта женщина?
— Нет, я хотел, но, признаться, руки не дошли.
— Как ее звали?
— Нельсон называл ее, кажется, Элли...
— Почему вы решили, что он застрелил ее?
— Он винил себя...
— Что именно он говорил?
Лампсон долго думал, прежде чем ответить:
— Я не помню его точных слов, а они как раз важны. Я, признаться, вообще не мог понять, говорил ли он о том, что застрелил женщину, или занимался с ней любовью, или о том и другом сразу. — Он взглянул на меня с какой-то злостью. — Я вообще не должен был вам этого рассказывать.
— Я рад, что вы все же это сделали.
— А что толку? Женщины нет в живых — и Нельсона тоже.
— Надо узнать, кто его убил, — сказал я, — и почему. Иначе и смерть, и жизнь его лишены смысла.
Лампсон быстро кивнул:
— Вы правы. Это важно — отыскать смысл. Это и попытался сделать Нельсон. Он жил как растение двадцать пять лет. Но в конце он стал отчаянно искать путь в жизнь, находить в ней смысл. А я старался ему помочь.
Раковина, в которой был спрятан Лампсон-человек, приоткрылась, и мне понравилось, что я там увидел. Я спросил:
— Что вас так заинтересовало в Нельсоне?
— Он был безнадежен — и телом, и душой. Я потратил на него времени куда больше, чем полагалось. Боюсь, тем самым я обкрадывал других своих больных.
— Почему он вас так привлекал?
— Сам не знаю. Хотя нет. Нельсон немного напоминал мне отца. — Зрачки Лампсона сузились так, словно он заглянул в темную шахту. — Мой отец погиб на Гвадалканале, когда я был еще совсем маленьким.
— Потому-то вы и здесь?
— В больнице? Может быть, это одна из причин. Но вы пришли сюда не для того, чтобы разбираться со мной? Или я ошибаюсь? — Он снова занервничал, и створки раковины захлопнулись.
— Мне необходима ваша помощь, доктор. Я пытаюсь найти женщину, которую похитили вчера вечером. Сегодня Гарольд Шерри получил за нее выкуп в сто тысяч долларов и ранил ее отца. Путь к нему и к пропавшей женщине лежит через вашу больницу.
Лампсон окинул взглядом вестибюль, словно пытаясь обнаружить похищенную женщину или по крайней мере какие-то ее следы. Вестибюль уже почти опустел. Посетители разошлись, а больные исчезали в дверях, словно призраки после крика петуха.
— Как имя женщины?
— Лорел Рассо.
Лампсон вдруг схватил меня за руку:
— Рассо?
— Да.
Он сжал мне запястье еще сильнее.
— Это была фамилия погибшей женщины.
— Той, о которой говорил Нельсон?
— Да. Ее звали Элли Рассо.
Мы сидели друг напротив друга, словно зеркальные отражения. Я покрутил рукой, словно напоминая, что она в его тисках. Он отпустил меня, словно вдруг обжегся.
— Вы не записывали ваши разговоры с Нельсоном, доктор?
— Делал кое-какие заметки.
— Можно на них взглянуть?
— Они носят частный характер.
— Я понимаю. Я не собираюсь их уносить. Мне бы только взглянуть.
Он колебался. Я сказал:
— Помните: пропала женщина. Она, вероятно, в руках опасного человека. Это важнее, чем соблюдение интимных секретов мертвеца.
Лампсон быстро кивнул головой и сказал:
— Пойдемте в мой кабинет.
Я пошел за ним по коридору. Больничная атмосфера делалась все удушливей. Видавший виды металлический стол в кабинете Лампсона был завален бумагами. Порывшись, он извлек из груды желтый листок, на котором он написал карандашом:
Ее звали Элли Рассо. Я хотел на ней жениться, но она настроилась против меня. Я стал за ней следить. Однажды я подсматривал через ставни, как они этим занимались, и не выдержал. Я совершил ужасный поступок. Я просил Всевышнего простить меня, но он не простил. Он повредил танк, и корабль загорелся, и с тех пор я живу в аду.
Некоторое время мы с Лампсоном помолчали. Маленький кабинет был густо населен призраками прошлого.
— Что, по-вашему, он с ней сделал? — спросил я.
— Он чувствует себя виновным в ее смерти. Но возможно, он не совершал того, за что себя винит. Иногда люди типа Нельсона чувствуют себя совершившими преступление только потому, что понесли суровое наказание.
Глава 32
В доме Тома Рассо горел свет. Я постучал в дверь, и вскоре послышалось шарканье ног. Дверь слегка приоткрылась.
Сначала мне показалось, что в проеме возникло лицо Тома и что оно в глубокой печали. Затем я понял, что это лицо старика, который просто очень похож на Тома. Я спросил:
— Том дома?
— Зачем он вам?
— По делу.
— По какому?
Если бы он был помоложе, его короткие вопросы прозвучали бы грубо, даже враждебно. Но я понял, что за ними скрывается тревога человека беззащитного.
— Я частный детектив, помогаю Тому найти его жену. Вы не знаете, где он сейчас?
— Он должен был куда-то подвезти свою кузину.
— Не в Редондо-Бич?
— Кажется, он упоминал Редондо. Он попросил меня побыть здесь — на всякий случай. Но он должен был уже давно вернуться.
— Вы его отец?
— Да. — В его темных глазах мелькнуло удовольствие. — Мы всегда были похожи. Многие нам это говорили. Не хотите ли зайти? Том будет с минуты на минуту.
Сначала мне показалось, что в проеме возникло лицо Тома и что оно в глубокой печали. Затем я понял, что это лицо старика, который просто очень похож на Тома. Я спросил:
— Том дома?
— Зачем он вам?
— По делу.
— По какому?
Если бы он был помоложе, его короткие вопросы прозвучали бы грубо, даже враждебно. Но я понял, что за ними скрывается тревога человека беззащитного.
— Я частный детектив, помогаю Тому найти его жену. Вы не знаете, где он сейчас?
— Он должен был куда-то подвезти свою кузину.
— Не в Редондо-Бич?
— Кажется, он упоминал Редондо. Он попросил меня побыть здесь — на всякий случай. Но он должен был уже давно вернуться.
— Вы его отец?
— Да. — В его темных глазах мелькнуло удовольствие. — Мы всегда были похожи. Многие нам это говорили. Не хотите ли зайти? Том будет с минуты на минуту.