— Чьей? Ее?
   — Вполне может быть. Она не говорила, зачем Гарольду понадобилась ее машина?
   — Нет. Я не спрашивала. Хотя подумала: как странно — раз они всюду ездят вместе, то почему он вдруг...
   — Как давно они начали видеться?
   — Неделю-другую назад. Но в наши времена все делается стремительно. Мужчины не желают ждать, и женщинам приходится уступать...
   — Глория упоминала Нельсона Бэгли, когда вы вчера говорили по телефону?
   Миссис Мунган заколебалась. Она поглядела в сторону и облизнула кончиком языка верхнюю губу.
   — Да или нет?
   — Кажется, да.
   — Что же она сказала?
   — Что Гарольд решил устроить ему небольшие каникулы. И если меня будут расспрашивать, чтобы я помалкивала. Потому-то я и наврала вам утром. Господи, я же не знала, что его нет в живых.
   — Как у него оказался твидовый костюм?
   — Я дала. Он был слишком легко одет. Я вдруг поняла, что он одного роста с Мунганом — когда Мунган был моложе. Достала костюм. Он оказался великоват, но все равно его можно было носить. Бэгли так дрожал, что мне пришлось помогать ему одеваться. Когда я вдруг увидела этого бедолагу без одежды, то окончательно поняла...
   — Что поняли, миссис Мунган?
   — Что мы все смертны. У меня возникло такое ощущение, что он вылез из той же могилы, в которой лежала моя сестра. А теперь он умер...
   Она замолчала, глядя из-под сползшего на глаза рыжего парика на потухший экран телевизора. Постепенно ее лицо приняло обычное выражение, словно все рассказанное было лишь изображением на экране и одним щелчком выключателя его можно было уничтожить.
   — Что хотел увидеть по телевизору Гарольд?
   Мой вопрос смутил ее.
   — Что вы имеете в виду?
   — Вы сказали, он перебил ваш разговор с Бэгли, потому что хотел посмотреть телевизор.
   — Да, он сказал, что старый начальник Бэгли должен выступать в десятичасовом выпуске новостей.
   — Капитан Сомервилл?
   — Вроде бы. Я не обратила внимания. Что-то насчет аварии на нефтепромыслах. Где-то произошел выброс нефти?
   — Да, и капитан Сомервилл имеет к этому самое прямое отношение.
   — Плохо, — автоматически отозвалась она.
   — Как повел себя Бэгли?
   — Подошел и сел там, где я сижу сейчас.
   — Он увидел на экране Сомервилла?
   — Не знаю, я как раз пошла за бутылкой. — Она показала на закрытую дверь и нетерпеливо зашевелилась в кресле. — Вы не будете возражать, если я немного сейчас выпью. Я не думала, что беседа так затянется...
   — Я тоже. Можете освежиться.
   Она встала, подошла к двери, ведущей на кухню, и обернулась.
   — Я бы и вам предложила, но там еле-еле хватит мне одной. Знаете, как это бывает...
   Я знал, как это бывает у алкоголиков. Временами им не хватало щедрости даже по отношению к самим себе. Я был рад немного передохнуть от общества этой женщины. Оно сильно давило на психику.
   Сидя в комнате, где, казалось, еще не затихло эхо ее шепелявого голоса, я вдруг вспомнил, что мне сказала накануне другая женщина, Элизабет Сомервилл вспомнила, как на пороге ее дома в Бельэре возникла женщина с маленьким мальчиком. Теперь мальчику должно быть около тридцати. Столько, сколько Тому. А женщине — лет пятьдесят, если бы она дожила...
   Я положил свою визитную карточку на стол рядом с выпускной фотографией Элли. Затем взял фотографию и вместе с ней двинулся в Бельэр.

Глава 35

   Дом Сомервиллов сверкал огнями так, словно там был большой прием. Но вокруг стояла тишина, если не считать шума машин на бульварах.
   Я нажал кнопку. Было слышно, как звенит звонок в доме. К двери проследовали быстрые шаги. Дверь открылась на цепочке.
   — Это ты. Бен? — услышал я голос Элизабет.
   — Это Арчер.
   Помешкав, она скинула цепочку и открыла дверь.
   — Входите. Я одна. Смит поехал в Пасифик-Пойнт забрать мужа и Мариан.
   — Как она?
   — Мариан плоха. Я решила, что ей не следует ночевать одной. Поэтому мы пригласили се пожить у нас. — Ее голубые глаза быстро оглядели меня в освещенном холле. — Судя по вашему виду, хороших новостей нет.
   — Я не нашел Лорел. Но дело двигается. Оно оказалось куда сложнее. Это не простой киднеппинг с целью получения денег.
   — Хорошо это или плохо?
   — Непонятно. Мне еще много чего надо выяснить. Но на это нужно время. А у Гарольда в любой момент может лопнуть терпение. Деньги он получил, но, к сожалению, обменялся выстрелами с вашим братом. Шерри ранен, и я не знаю, как это отразится на сделке.
   — Вы полагаете, он может убить Лорел?
   — С него станется.
   Она помрачнела.
   — Что вы хотите от меня?
   — Посмотрите на эту фотографию и скажите, не говорит ли она вам чего-нибудь?
   Я вынул карточку Элли Рассо и протянул Элизабет. Ее взгляд стал пристально-напряженным.
   — Узнаете?
   — Боюсь, что нет. — Она вернула мне фотографию и осталась стоять с опущенной головой, словно на плечи ей упала тяжкая ноша. — Разве я должна кого-то узнать?
   — Я на всякий случай.
   — А кто это?
   — Мать Тома Рассо. Элисон. Они звали ее Элли.
   — Я не знала, что у Тома есть мать.
   — Была. Как и у большинства людей, — заметил я. — Ее убили в Лос-Анджелесе весной сорок пятого. И у меня такое ощущение, что с этого-то и начались все ваши нынешние беды.
   Элизабет опять взяла у меня карточку и стала рассматривать ее ближе к свету. На сей раз, возвращая ее, она посмотрела прямо мне в глаза и решительно заявила, что никогда не встречалась с этой женщиной. Но глаза ее глядели не столько на меня, сколько в открывшиеся бездны прошлого.
   — В прошлый раз вы рассказывали мне о молодой женщине, явившейся к вам сюда с мальчиком вскоре после вашей женитьбы. Ваш муж тогда был, кажется, в море?
   — Да, — слово прозвучало и как ответ, и как вопрос одновременно.
   — Я решил, что, может, это и есть та женщина.
   Я снова протянул ей фотографию. Она не сделала движения, чтобы взять ее.
   — Нет, это не она. — Но потом вдруг добавила. — Даже если бы это и была она, какое отношение все это может иметь к Лорел?
   — Это станет ясно, когда мы поймем, кто убил Элли Рассо.
   — Вы подозреваете моего мужа?
   — А вы?
   — Нет, конечно. Я понятия не имела, что она умерла.
   Но теперь она не могла отогнать от себя этот факт. Смерть отразилась в ее глазах. Элизабет провела меня в кабинет мужа и налила виски в два стакана. Она залпом опорожнила свой, а я решил погодить.
   Виски вроде бы улучшило настроение Элизабет. Ее лицо стало обычного цвета. Но потайной мир, давший о себе знать во взгляде, менял очертания. Она не могла не говорить о нем.
   — Какое отношение к нам имеет смерть Элли Рассо?
   — Ее сын женился на вашей племяннице Лорел. Это во-первых.
   — Это преступление? — осведомилась она каким-то ломким голосом.
   — Нет, но, по-моему, это и не простое совпадение.
   — Пожалуйста, объясните.
   — Если бы я мог! Пока это всего-навсего смутное подозрение.
   — А причастность моего мужа ко всему этому — еще одно смутное предположение?
   — Не такое уж смутное.
   Некоторое время она молчала, изучая и мое лицо, и оборот событий.
   — Я понятия не имела, что Бен может быть как-то к этому причастен. Но что вы имели в виду, когда сказали, что подозрение не такое уж смутное?
   — Если я попытаюсь объяснить, вы просто выставите меня из дома.
   — Неужели я на такое способна?
   — Думаю, что да. Так или иначе, вы сможете устроить мне сложную жизнь.
   — Нет же, клянусь вам...
   Я ей не верил. Сейчас у нее наступила реакция на вчерашний вечер, когда она выместила свои чувства на муже всеми доступными ей способами. Сегодня, напротив, она удалилась в Замок Брака, куда мне путь был закрыт. Она сказала:
   — Вам достоверно известно, что Бен имел какое-то отношение к Элли Рассо?
   — Нет, мне это не известно достоверно, и все же я полагаю, он был одним из тех, кто сыграл роковую роль в ее судьбе. Другим был Нельсон Бэгли.
   — Первый раз слышу это имя.
   — Он был посыльным на корабле вашего мужа. Когда корабль загорелся, он прыгнул за борт. И по внешне странному стечению обстоятельств сегодня утром оказался на берегу перед домом вашей матери.
   — Этот старичок, перемазанный дегтем?
   — Он самый. Нельсон Бэгли.
   — Какое отношение он имел к Элли Рассо?
   — Он мог убить ее. Он мог видеть, как ее убили.
   — Но теперь он сам умер.
   — Вот именно.
   — Он действительно плавал на «Ханаане»?
   — Да.
   Она глядела сквозь меня на тот причудливый город, что вырос в ее сознании.
   — Если Бэгли обвиняли в убийстве этой женщины, значит, «Ханаан» был здесь. Когда это случилось?
   — Да. Корабль стоял в Лонг-Биче. Насколько я понимаю, Элли Рассо была убита второго мая 1945 года. На следующий день «Ханаан» отплыл в море.
   Я прочитал в ее мозгу мысль, непосредственно вытекавшую из той информации — тем более, что я сам подумал то же самое. Если «Ханаан» стоял в порту в ту ночь, его капитан был еще одним подозреваемым.
   — Как она погибла?
   Я рассказал Элизабет, что знал. Я рассказал ей, как Том провел в пустом доме несколько дней наедине с трупом матери. Я хотел, чтобы она осознала последствия того давнего убийства. Она помотала головой, словно желая выбросить из нее услышанное.
   — Мой муж, конечно, не святой. Но он не способен на подобное. Я точно знаю, что он не убивал. Мы провели вместе его последний день на суше — вечер тоже.
   — Вы уверены, что вас не подводит память?
   — Вполне. Более того, я могу это подтвердить. В первый год женитьбы я вела дневник. Он сохранился.
   Она извинилась и вышла. Я отхлебнул из стакана, почувствовав в сложившихся обстоятельствах легкие угрызения совести: как-никак я пил виски капитана. В кабинет вошла Элизабет. В руках у нее была маленькая книжечка на замочке в переплете из белой кожи, на котором золотыми буквами было вытиснено: «1945 год. Дневник». Она отомкнула замок ключиком, положила дневник на письменный стол мужа и раскрыла его на записи 2 мая.
   Я стал читать, перегнувшись через се плечо.
   «Сейчас полночь, милый дневник, я очень устала и очень счастлива. Машина только что увезла Бена на корабль. Мы провели прекрасный, спокойный день в Эль-Ранчо, и я впервые почувствовала себя действительно замужем. Мы предоставили наш дом Джеку и Мариан в их полное распоряжение — у Джека это тоже последний день! — и поехали к отцу. Он прекрасно ладит с Беном. Это добрый знак на будущее. Я показала Бену школу Ривер-Вэлли — когда-нибудь мы отправим туда наших собственных детей, а Бен рассказывал мне о своих морских приключениях. Я ощущала себя Дездемоной, слушающей своего Отелло. И я его простила (тихо, милый дневник, не будем обсуждать это). Я простила ему ту, что заявилась к нам в марте с мальчиком. Я снова почувствовала себя женщиной. Но теперь, когда Бен уехал, а я осталась совсем одна, мне немножко страшно, милый дневник. На Окинаве идет ужасная война, а „Ханаан“, похоже, отправился именно туда. Возвращайся домой живым, дорогой муж!»
   Элизабет подняла голову.
   — Тогда мне было двадцать два года. Я была романтической особой. Но я просто должна была вам это показать. Это подтверждает, что Бен не имел отношения к смерти той женщины. Иначе и быть не могло. В тот день он не оставлял меня ни на минуту и отправился на корабль прямо из Эль-Ранчо.
   — На чем он уехал?
   — На военном фургоне.
   — Кто был водителем?
   Она ответила не сразу.
   — Кто-то из моряков. Я не помню, кто именно.
   — Не Смит?
   — Может, и Смит. Наверное, он. Но прошу вас, не расспрашивайте его об этом.
   — Почему? Если ваш муж невиновен...
   — Он действительно невиновен.
   — Тогда у вас не должно быть возражений — будь то Смит или кто-то еще.
   Ее глаза потемнели от внезапного и бурного всплеска злости:
   — Не объясняйте мне, что я должна делать, а чего нет. Вы находитесь в моем доме и копаетесь в моей жизни.
   — У вас-то есть жизнь, а Элисон Рассо ее потеряла. Вот в чем дело!
   Я взял дневник Элизабет в руки и стал листать. Она попыталась помешать мне, но передумала. Злость вдруг перешла во что-то более личное и неуловимое. Мне показалось, что ей хочется, чтобы все наконец выплыло наружу.
   — Вы сказали, что женщина с мальчиком появилась у вас в марте?
   — Да, в марте 1945-го.
   Запись, датированная пятым марта, отыскалась легко.
   "Сегодня случилось нечто странное. В дом пришла женщина с мальчиком лет четырех-пяти. Она рассказала мне что-то ужасное, но я не могу записать это, милый дневник. Я никогда не забуду этот день. Он сделал меня Фомой Неверующим. Кстати, мальчика, по словам женщины, звали Томасом[4]".
   Я прочитал это вслух. Элизабет кивнула.
   — Я не запомнила его имя. И забыла, что записала это.
   Но я подумал, что, возможно, подсознание ее хранило память об этом и не исключено, что она и принесла дневник нарочно, чтобы я отыскал это место. Я сказал:
   — Не хотите еще взглянуть на Элли Рассо?
   Она посмотрела мне прямо в глаза.
   — Зачем? Я сразу ее узнала, как только вы показали фотографию. Это она.
   — Как часто она здесь бывала?
   — Только один раз. После этого я переехала к отцу, а в доме поселились Джек, Мариан и Лорел. Пока не вернулся Бен. — Она протянула руку. — Разрешите взять дневник?
   Я вернул ей книжечку. Крепко прижав ее к груди, она вышла из кабинета. Я молча попрощался с ее спиной.
   Та ночь была событием, хоть не лишенным страсти, но не имеющим последствий. Кроме, пожалуй, одного-единственного. Я вряд ли когда-нибудь забуду Элизабет.

Глава 36

   Через несколько минут в дом вернулся капитан Сомервилл. Я слышал, как они с Элизабет приглушенно переговаривались перед домом, но слов не разобрал. Затем он вошел в кабинет, плотно прикрыв за собой дверь. Вид у него был постаревший и усталый.
   — Жена сказала, что вы хотите со мной переговорить.
   — Если у вас есть минута.
   — Это не может подождать до утра? Сейчас вообще-то поздно...
   Упоминание позднего часа вызвало у него самого зевоту. По лицу прокатились слезинки усталости и раздражения. Борода его словно выросла за день. Она заблестела под лампой.
   — Это вопрос приоритетов, — сказал я. — Вы пытаетесь ликвидировать аварию на вышке, ну а...
   — И небезуспешно, — перебил он меня. — Через день-другой все будет в порядке.
   — Дай Бог. Я же хочу ликвидировать другую беду — прервать цепь убийств и прочих преступлений.
   — Цепь убийств?
   — Мне известно три убийства. Первое произошло второго мая 1945 года, когда в своей спальне была застрелена Элисон Рассо. — Сомервилл вздрогнул, но я продолжал. — Вчера вечером или сегодня утром пациент одной из лос-анджелесских больниц Нельсон Бэгли был найден в море неподалеку от дома Сильвии Леннокс. Позже на том же берегу был найден с разбитой головой секретарь Сильвии Леннокс.
   Лицо Сомервилла, и без того бледное, сделалось и вовсе как мел. Он прикрыл глаза и покачнулся, но успел судорожно вцепиться мне в руку повыше локтя.
   — Кто рассказал вам про Элли Рассо?
   Я стряхнул его руку.
   — Это знают все. К тому же, ее сын — мой клиент.
   — Муж Лорел?
   — Да. От Лорел нет никаких вестей, ее жизнь в опасности. Не хватало, чтобы она стала четвертей жертвой.
   В холле послышалось нечто очень похожее на повизгивание собаки, которую оставили одну. Дверь открылась, и в кабинет вошла Мариан Леннокс. Она была вся в темном и двигалась неуверенно и скованно.
   — Вы говорили о Лорел?
   — О Лорел тоже, — сказал я.
   Она двинулась ко мне, вытянув руку, словно слепая, хотя глаза ее сверкали. В них был страх.
   — Вы сказали, что Лорел — четвертая жертва?
   — Я сказал, что существует такая опасность. Каковую хотелось бы предотвратить.
   — Ты тут явно лишняя, — сказал ей Сомервилл. — У нас с мистером Арчером очень серьезный и личный разговор. По крайней мере, мы очень хотели бы поговорить наедине.
   — Извините. Я просто услышала имя Лорел и подумала, что появились какие-то новости. — Она заглянула в лицо деверя, затем в мое. — Где она, мистер Арчер?
   — Это знает Гарольд Шерри. А я нет — по крайней мере, пока.
   — Где Гарольд Шерри?
   — Скрывается в какой-нибудь глуши со своей раненой ногой.
   — А Лорел? Она с ним?
   — Возможно. По крайней мере, он знает, где Лорел.
   — Как нам вернуть ее?
   Сомервилл, мерявший шагами комнату, оказался между нами.
   — Вот как раз об этом мы с Арчером и начали говорить, Мариан. Но тут появилась ты. — Он положил руки ей на плечи и заговорил гораздо мягче. — Я понимаю, что это был для тебя за день, и не хочу показаться бесчувственным. Но я очень советую тебе лечь. Ты спала этой ночью?
   — Не помню. Кажется, нет.
   Она прикрыла глаза и чуть опустила голову, словно его объятие приносило облегчение. Он чуть покачал ее.
   — Ты же совсем сонная. Иди спать. Не хочешь немного выпить на сон грядущий?
   — Нет, спасибо. Ты очень заботлив, Бен. Но алкоголь только возбудит меня. Элизабет обещала мне таблетку.
   — Пусть даст тебе пару. Я всегда принимаю две, когда не могу расслабиться.
   Он развернул ее и, поддерживая одной рукой, вывел в холл. Затем наклонился и поцеловал ее в щеку. Все это выглядело очень искренне, и я вдруг увидел Сомервилла под новым утлом. Несмотря на сложные и долгие отношения с женой, он любил женщин и в старой патриархальной манере неплохо руководил ими.
   Общение с Мариан успокоило и его самого.
   — Извините. Но моя золовка на грани срыва. За последние тридцать часов вся ее жизнь под угрозой краха.
   — Как ее муж?
   — Я видел его вечером. Физически он в порядке. Но он воспринимает все это очень тяжело, а Мариан еще хуже. Без него она совсем беспомощна. Представляете, как она переносит эту неопределенность с Лорел? — Он постучал костяшками кулаков. — Мы просто обязаны ее отыскать.
   — Я, похоже, вышел на след. Но вы должны мне помочь.
   — Скажите, как?
   — Ответив на мои вопросы.
   — Попробую.
   Сомервилл выглянул в холл, затем прикрыл дверь. Мы сели, едва не соприкасаясь коленями, в кресла, где недавно сидел я с его женой. Я сказал:
   — Вы знали Элли Рассо?
   Его лицо помертвело.
   — Не буду этого отрицать. Но я хочу, чтобы вы поняли одно: все, что я расскажу вам о ней — сведения конфиденциальные...
   — А я хочу, чтобы вы поняли другое: если это важные сведения, они попадут в полицию.
   — Кто будет определять степень их важности?
   — Мы с вами.
   Сомервилл беспокойно заерзал в кресле.
   — Я не согласен.
   — Вы предпочитаете объясняться непосредственно с лос-анджелесской полицией? — равнодушным тоном осведомился я. — Убийство Элисон Рассо случилось на территории, находящейся под их юрисдикцией, а они не закрывают дел об убийствах за давностью лет.
   Рука Сомервилла мяла и тискала нижнюю часть лица так, словно он пытался изменить его форму.
   — Я не причастен к ее смерти!
   — Кто же причастен?
   — Подозревали нескольких, в том числе и ее мужа. Оставив Рассо, она вела довольно беспорядочный образ жизни.
   — Откуда вам это известно?
   — Мы виделись время от времени.
   — Вы видели ее в вечер гибели?
   — Нет. Тот вечер я провел с женой в доме ее отца. Оттуда я уехал прямо на корабль, который на следующее утро отплыл к Окинаве.
   — Когда вы отплывали, вам было известно, что ее нет в живых?
   — Нет, конечно. Спросите жену, и она подтвердит.
   — Она уже подтвердила.
   — Тогда в чем же дело?
   — Вы сказали, что хотите помочь.
   — Хочу. Но я не собираюсь решать ваши проблемы, признаваясь в том, чего не совершал.
   — Тогда поговорим о том, что вы совершили. Вы были любовником Элисон Рассо?
   — Не то чтобы любовником. Но я, кажется, спал с ней несколько раз.
   — Кажется?
   — Ну спал. Какая разница. Я тогда еще не был женат. А она ушла от мужа. Мы были друзьями. Вот и все.
   — Где вы познакомились?
   — Один из членов моего экипажа попросил меня помочь. Она жила в гостинице Сиэтла с мальчиком, и он заболел гриппом. Я обеспечил врача, лечение...
   — Как звали этого человека?
   — Нельсон Бэгли, — сказал Сомервилл каким-то плоским голосом. — Бэгли был от нее без ума. Но судя по всему, он мало преуспел. Может, потому-то он ее и убил.
   — Вы точно знаете, что ее убил он, так?
   — Да, пожалуй.
   — А вы там были, когда это случилось?
   Сомервилл глубоко вздохнул и с шумом выдохнул.
   — Нет, конечно, — сердито буркнул он.
   — Вы узнали о ее смерти в ту же ночь?
   Он нетерпеливо выбросил вперед руку, словно отталкивая самую идею об этом.
   — Я этого не говорил. Я узнал, что Элли погибла только через три недели. Мы были у Окинавы. Битва за остров еще не закончилась, а «Ханаан» доставлял нашим войскам боеприпасы и все прочее...
   — Так как насчет смерти Элли?
   — Я к этому и веду. Мы вышли из зоны боев на дозаправку. Это было двадцать второго мая. С танкера нам передали почту. До того, как началась заправка. Моя личная почта состояла из одного-единственного конверта с газетной вырезкой, сообщавшей о гибели Элли. Какая-то добрая душа вырезала заметку и отправила мне. — Голос его был сухим и резким.
   — Вы догадываетесь, кто эта добрая душа?
   — В конверте не было ничего, что помогло бы установить личность отправителя. Я перебирал разные варианты — моя жена, муж Элли... — Сомервилл бросил на меня быстрый вопросительный взгляд.
   — Вряд ли это была ваша жена. Вырезку скорее мог послать убийца.
   Он покачал головой:
   — Убийца был со мной на борту «Ханаана».
   — Вы имеете в виду Бэгли?
   — Да. В заметке содержалось довольно точное описание Бэгли. Один из соседей опознал его: в ту ночь он кружил вокруг дома Элли. Похоже, он следил за ней через окно, выходившее во двор. Как только я прочитал заметку, я вызвал Бэгли, но он не явился. Затем произошло нечто, заставившее меня забыть об этом.
   — Вы имеете в виду пожар?
   — Нет, пожар случился позже. И причем по вине Бэгли.
   Я не спускал глаз с Сомервилла. Лицо его было мрачное и сосредоточенное. Я подумал, уж не стал ли для него Бэгли символом всего плохого, что было в его жизни — убийца любовницы, поджигатель корабля...
   — Я слышал, что вас считают ответственным за пожар.
   Капитан Сомервилл не выказал ни раздражения, ни удивления.
   — Возможно, отчасти так оно и было.
   — Вы весьма откровенны.
   — Я хочу быть с вами честным. — Капитан танкера потом отметил в своем рапорте, что я приказал слишком увеличить давление в цистернах, и одна из них лопнула.
   — Так и было?
   Сомервилл поднял руку, словно ожившая статуя, но затем рука безвольно упала, словно процесс оживания оказался слишком трудным.
   — Я не помню детали того вечера, хотя я провел бессонные ночи, пытаясь восстановить все, как было. Но я искренне не мог вспомнить, чтобы отдавал такой приказ. Возможно, я все-таки приказал повысить давление. Но что-то пошло наперекосяк. — В его взгляде было недоумение. — Я только что получил известие о смерти Элли. Это меня ошеломило, и я воспринимал происходящее как в тумане.
   Это было настоящее признание. Впервые я услышал правду про то, как капитан Сомервилл потерял и корабль и любовницу.
   — Но разве ответственность не была возложена на вашего офицера, ведающего горючим?
   Капитан с трудом перевел взгляд на меня, словно глаза его были из камня:
   — Вы что, проводили расследование причин пожара на «Ханаане»?
   — Нет, но эта тема постоянно возникает.
   — Эллис вам что-то рассказывал?
   — Кое-что. Он тяжело воспринял смерть Бэгли. Он считает себя ответственным за случившееся тогда.
   Теперь капитан смотрел в пол.
   — Вы культивировали в нем чувство вины, капитан?
   — Не было необходимости. Эллис в этом смысле был добровольцем. Да и ему в общем-то было все равно.
   — Все равно? Посмотрели бы вы на него сегодня в морге!
   Сомервилл коротко качнул головой.
   — Я имел в виду то, что он не был кадровым офицером. Для него это была просто работа. Одна из возможных. Когда он ушел из флота, я позаботился о том, чтобы ему досталась работа получше. Но я перестал быть командиром. И утратил шансы когда-либо получить такую должность. До конца войны я просидел на берегу.
   Некоторое время капитан молчал. Он оплакивал про себя то ли утерянную честь, то ли погибшую гордость. У меня возникло такое впечатление, что он по-прежнему сидит на берегу и ждет, когда же кончится война, а какое-то загадочное его второе "я" занимается делами мирного времени.
   — По-вашему выходит, что корабль поджег Бэгли. Вы это утверждаете всерьез, капитан?
   Капитан очнулся от своего сна.
   — Уверяю вас, это не шутка. Бэгли достал из рубки оружие и попытался застрелиться. Он получил легкое ранение в голову, но ущерб кораблю оказался гигантским. Это случилось после того, как лопнула цистерна с авиационным бензином. Вспышка от выстрела Бэгли привела к пожару в одном из проходов, и он загорелся сам. Он бросился за борт. Мы его потеряли — было темно, и все матросы тушили пожар. Но его подобрал танкер — его и других матросов, прыгнувших за борт. Среди них был мой вестовой Смит. Несколько человек утонули, несколько человек скончались от ожогов.
   Сомервилл тяжело дышал. Ему было очень непросто рассказывать мне о пожаре, уничтожившем и его корабль, и его карьеру. Он прикрыл глаза, словно пытаясь изгнать из памяти картины прошлого.