Миченер Джеймс. Гавайи Миссионеры

   Наверное, в Америке они всегда так делают, - высказал предположение другой островитянин.
   Неожиданно обе повитухи оставили Хьюлетта и прислуша лись к крикам несчастной Урании. Было просто удивительно и непостижимо, что эти женщины, стоя снаружи травяного
   домика в течение всей ночи, понимали все то, что происходит внутри гораздо лучше, чем это получалось у образованного Эб-нера с его справочником.
   Хьюлетт, которому уже стало немного полегче, вытер от слез свои водянистые блекло-голубые глаза и направился к хижине, вопрошая:
   Ну, когда же, наконец, появится на свет ребенок?
   Брат Хьюлетт! - не выдержал Эбнер. - Пока от вас все равно нет никакой помощи, вам лучше оставаться снаружи!
   Ну, когда же родится ребенок? - вопил потерявший рассудок мужчина. И снова Эбнеру пришлось прибегнуть к помощи повитух, которые тут же подхватили Авраама под ру ки и увлекли за собой.
   Теперь схватки проходили с постоянными интервалами, и Эбнер, без конца обращавшийся за помощью к справочнику, нашел секунду, чтобы сказать женщине:
   Сестра Урания, у меня сложилось такое впечатление, что сам Господь наблюдает сегодня за нами!
   Теперь моя судьба полностью в ваших руках, брат Эб нер, - еле слышно выдавила ослабевшая женщина. - Вы мо жете делать со мной все, что сочтете необходимым.
   Уже позднее Эбнер вспоминал, что эти слова были произнесены Уранией с какой-то особенной апатией. Вскоре после этого он в ужасе поглядел на нее и осознал, что схватки, которая должна была произойти, почему-то не последовало, и женщина продолжала спокойно лежать на кровати. В эту минуту Хейлом овладела самая настоящая паника. Он схватил несчастную женщину за запястья, и они показались ему слишком холодными. Тогда он подбежал к двери и выкрикнул:
   -Брат Авраам! Немедленно зайдите сюда!
   И когда перепуганный муж, пошатываясь, вошел в хижину, Эбнер доложил ему каменным голосом:
   -Боюсь, что она не выживет.
   Авраам Хьюлетт издал тихий стон и встал на колени у кровати, взяв жену за холодную руку. Это неожиданное движение пробудило Уранию, она повела плечами, и изумленный Эбнер воскликнул:
   -Может быть, она просто заснула?
   Повитухи, стоявшие снаружи и прислушивавшиеся ко всем звукам внутри хижины, уже раньше успели доложить всем собравшимся:
   Она заснула. Возможно, она проспит целый час или да же больше. А когда проснется, все начнется сначала.
   Это хороший знак, чтобы женщина засыпала во время родов? поинтересовался кто-то из местных жителей.
   Нет, - грустно ответила одна из повитух.
   Почему?
   Потому, что это означает, что женщина ослабла.
   И что же теперь они должны делать там, внутри? - спросил кто-то из мужчин.
   Сейчас им самое время собирать целебные травы.
   Почему травы?
   Чтобы остановить кровотечение, которое начнется поз же из-за ее слабости.
   В полутемной хижине Эбнер и Авраам судорожно перелистывали страницы своих справочников, но не смогли найти именно той главы, в которой бы рассказывалось о том, почему на восемнадцатом часу родов женщина неожиданно заснула. Вот тогда Эбнер и почувствовал, как его начала бить дрожь, и испытал самый настоящий страх.
   -Где-нибудь здесь должно обязательно быть объяснение, - бормотал он, но его неловкие пальцы так и не находили нужную страницу. - Брат Авраам, вам тоже пока не удается ничего отыскать?
   Затем каким-то таинственным образом схватки начались снова, сильные и ритмичные, но Эбнеру они не принесли никакого облегчения, поскольку испытывать их начала не Урания, а почему-то ее супруг. Это было душераздирающее зрелище - наблюдать, как тощий миссионер складывается пополам, держась обеими руками за живот, в точности испытывая те же боли, что и рожающая женщина. И уже в третий раз Хейл был вынужден броситься к двери и просить помощи у местных жителей, которые, конечно же, сразу позаботились о несчастном миссионере.
   -И пусть остается снаружи! - рявкнул им вслед Эбнер. В два часа ночи Урания Хьюлетт проснулась, а в пять утра
   перерывы между схватками уменьшились и составляли теперь не более полутора минут. Женщины, прислушивающиеся к звукам в хижине, пророчески объявили:
   -Скоро она родит.
   Эбнер, едва различающий буквы усталыми глазами, но все еще упорно листающий свою заветную книгу, пришел к тому
   же выводу. Однако следующие полчаса он провел в особых мучениях, так как не знал, что роды Урании - самые обычные. Преподобный Хейл начал судорожно изучать пугающие картинки и диаграммы, расположенные в самом конце книги, в главе: "Патологическое родоразрешение". Почему-то одна диаграмма особенно привлекла его внимание. Она называлась: "Предлежание ручки при поперечном положении плода". Быстро отыскав соответствующее место в книге, он с ужасом обнаружил, как тяжело ему придется, если плод лежит в утробе именно таким образом, как ему показалось. Вот теперь-то ему и надо было подготавливать себя к предстоящим родам, а не пугаться несуществующих отклонений. Но преподобный Хейл ничего не мог сделать, потому что Урания лежала, по-прежнему укутанная постельным бельем и тапой, а Эбнер из-за скромности не мог ни снять эти ненужные покрывала, ни попросить об этом женщину.
   Итак, не придумав ничего другого, он подошел к двери, где первые полоски зари уже начинали пробиваться через пальмовые листья, и спросил у собравшихся гавайцев, где сейчас находится брат Авраам. Выяснилось, что его помощник спит. Одна из повитух сделала шаг в сторону хижины, но Эбнер так шарахнулся от нее с неподдельным ужасом, что разбудил Авраама. Тогда Эбнер обратился к товарищу:
   -Брат Авраам, вам сейчас придется раздеть вашу жену, потому что час родов уже близок.
   Авраам несколько секунд смотрел на приятеля непонимающим взглядом, но потом все же направился к кровати. Однако в ту же секунду возобновились его собственные родовые схватки, да с такой силой, что ему пришлось поспешно выбраться снова на улицу. Однако проблема Эбнера тоже была разрешена. В это время сестра Урания, застигнутая родами, сама начала в истерике срывать с себя одежду и молить Эбнера срочно помочь ей. Преподобный Хейл, нервно сглотнув, как школьник, и трясясь всем телом от неуместного смущения, осторожно подошел к кровати. И тут все его сомнения как рукой сняло, и он от всего сердца поблагодарил Бога за то, что предстало перед его взором:
   -Спасибо тебе, о Господи! Это уж точно головка ребенка, а, значит, все идет правильно.
   А снаружи, услышав первый крик родившегося ребенка, две повитухи мрачно произнесли:
   -Теперь самое время дать ей настой целебных трав. Лишь бы он оказался у него под рукой!
   Эбнер, занятый только что появившимся на свет мальчиком, аккуратно держал его в руках, затем, нервничая, перерезал и перевязал пуповину, а сам мысленно перебирал в уме все то, что успел прочитать в справочнике по акушерству. Разумеется, это делало ему честь. Однако, простояв с новорожденным некоторое время в темной хижине и так больше ничего не вспомнив, он вышел на улицу и передал ребенка ожидавшей женщине, которую специально пригласили сюда еще накануне. Та, приняв мальчика из рук священника, немедленно приложила его к груди.
   Сейчас ему надо внимательно следить за состоянием женщины! предупредила первая повитуха.
   Интересно, догадается ли он, - отозвалась вторая, - что теперь ему нужно массировать ей живот, чтобы быстрее отошел послед.
   Как ты считаешь, он согласится взять наш настой целеб ных трав? продолжала первая. - И она указала на сосуд, в котором находилась та лечебная жидкость, которой в течение уже двух тысячелетий пользовались предки гавайцев для то го, чтобы останавливать кровотечение.
   Он ничего не возьмет из наших рук, - печально покача ла головой вторая.
   Внутри хижины Эбнер яростно перелистывал страницы справочника, которые должны были рассказать ему о том, что он должен делать дальше. Он перестелил постель, обмыл водой мать, прислушался к ее дыханию, и вдруг забеспокоился, потому что с Уранией происходило нечто такое, о чем в книге не говорилось.
   Брат Авраам! - громко позвал он.
   Что такое? - еле слышно отозвался муж.
   -Боюсь, что она теряет крови больше, чем полагается. Брат Авраам ничего не соображал в подобных делах, но тут
   же ревностно схватился за книгу, и пока двое миссионеров со всем старанием пытались выудить из своих справочников необходимую информацию, для спасения жизни роженицы, сестра Урания слабела с каждой минутой. Испытания, которые выпали на ее долю, понемногу делали свое дело, и лицо женщины уже приобрело сероватый оттенок.
   -Она не должна так крепко спать! - запаниковал Эбнер.
   -Но что же мы можем сделать? - застонал Авраам. - О Господи! Не дай ей умереть именно сейчас!
   Снаружи продолжалось обсуждение происходящего:
   -Они же должны сейчас массировать ей живот, но, похо же, вместо этого они опять занялись своими разговорами.
   Постепенно среди толпы, собравшейся возле хижины и простоявшей здесь всю ночь, пошел слух о том, что хрупкая белая женщина, родившая ребенка, умирает. Эта страшная мысль проникла к ним вместе с лучами утреннего солнца, ползущими по листьям кокосовых пальм, и гавайцы, для которых рождение человека считалось великой радостью, начали плакать. Они лили слезы о несчастной женщине еще до того, как миссионеры поняли, что Урания Хьюлетт умерла от потери крови.
   Уже позже, усталый и измученный Эбнер Хейл, сидя в тени дерева коу, отрешенно произнес:
   Брат Авраам, по-моему, я сделал все, чтобы спасти вашу жену.
   Такова была воля Божья, - так же печально отозвался Хьюлетт.
   И все же, - продолжал Эбнер, с силой стуча кулаком по медицинскому справочнику, - тут наверняка где-то написа но то, что мы не нашли и не успели прочитать!
   Такова была воля Божья, - продолжал настаивать Ав раам.
   Гавайцы же, наблюдавшие за священниками, сделали свой вывод:
   Как странно иногда поступают белые люди! - сказали они.
   Они так хорошо читают, разбираются в оружии и пони мают своего нового бога, - заметила одна старушка, - что, кажется, могли бы больше соображать и в том, как надо при нимать роды и помогать женщине.
   Но что самое занятное, - добавил кто-то, - в Америке мужчины часто выполняют женскую работу.
   Однако старая повитуха, которая больше всех критиковала миссионеров, все же вынуждена была признать:
   -И даже учитывая все то, что мы сказали, дети у них рождаются хорошие.
   После похорон Урании (она была одной из первых жен миссионеров, умерших в родах, или от переутомления и исто щения), Эбнер договорился с местными жителями, чтобы они
   в течение двух месяцев позаботились об Аврааме Хьюлетте, его сыне и кормилице, пока те не смогут отправиться назад в Хану, расположенную на другом конце острова. Когда все подробности и условия были обговорены, Эбнер и проводник отправились домой по горной тропинке. Но не успели они отойти далеко, как услышали чей-то голос, настойчиво зовущий священника. Выяснилось, что вслед за ними бросился брат Авраам, который начал умолять Эбнера взять с собой ребенка.
   В Лахайне наверняка найдутся добрые люди, которые сумеют позаботиться о мальчике, - отчаянно просил он.
   Нет, - заупрямился Эбнер. - Это было бы неестественно.
   -Но что мне делать с ним? - чуть не плакал Авраам. Сама постановка вопроса показалась преподобному Хейлу
   отвратительной. Он ответил:
   Вы станете воспитывать его, брат Авраам, и вырастите из сынишки достойного сильного мужчину.
   Но я ничего не понимаю в воспитании детей, - пробор мотал брат Авраам.
   Прекратите! - вдруг рассердился Эбнер. - Ваша обя занность - учиться этому. - С этими словами он повернул отрешенного миссионера к себе спиной и подтолкнул его в сто рону Ваилуку, где Хьюлетту предстояло научиться воспиты вать своего ребенка. Когда нескладный миссионер удалился, Эбнер страстно произнес следующие слова, адресуя их про воднику, который, правда, так ничего и не понял из пламен ной речи священника:
   Я полагаю, что если бы у него еще тогда хватило храброс ти и отваги, его жене не пришлось бы умирать. Если бы он оста вался с ней в Хане и сам постарался сделать все то, что мы сде лали здесь, все закончилось бы благополучно. Сестру Уранию убил этот невероятный переход через горы до Ваилуку. Бед няжка! Она ведь уже восемь месяцев отходила с ребенком!
   Эти мысли навеяли на Эбнера воспоминания о собственной жене, и он испугался, что весть о смерти Урании от родов могла бы плохо отразиться на самочувствии Иеруши. Поэтому Эбнер разработал хитрый план, чтобы ничего не рассказывать своей супруге. Рассуждая об этом, он, скорее руководствовался надеждой, а не разумом:
   -Пока эти печальные новости дойдут до Лахайны, прой дет некоторое время. Сам же я ничего не должен рассказывать своей любимой жене.
   Итак, он вошел в тайный сговор с самим собой, и даже призвал Господа стать его свидетелем, но как только он дошел до дома, то сразу увидел, что даже локоны Иеруши как-то не так спускаются к плечам. А когда она бросилась к нему после этой первой их разлуки с момента свадьбы, Эбнер все же постарался, чтобы слова его оставались верны его же собственному договору. Однако действия все равно выдали его, и лишь только Эбнер взглянул на супругу с пылкой любовью и страстью, она в тот же момент поняла, что произошло.
   Сестра Урания умерла! - воскликнула Иеруша и рас плакалась.
   Да, это так, - вынужден был признать Эбнер. - Но с то бой этого не произойдет, Иеруша. - В тот момент он впервые назвал супругу по имени.
   Она попыталась о чем-то спросить его, но Эбнер резко схватил ее за запястья и заглянул в ее большие карие глаза:
   -Ты не умрешь, Иеруша, я клянусь Богом, что не дам те бе умереть!
   Произнеся это, он отпустил ее ладони и бессильно опустился на сундук, закрыв голову руками. Через несколько секунд, поборов свой стыд, он сказал то, что считал необходимым:
   -Господь оберегает нас самым таинственным и непостижи мым образом, Иеруша, и хотя мысли мои могут показаться в чем-то ужасными, тем не менее, то, что я скажу - сущая прав да. Господь не просто так вынудил меня присутствовать при смерти сестры Урании. Таким образом, он напомнил мне, что бы я подготовился к тому, что скоро настанет и тебе очередь ро жать. Теперь я знаю, что и как нужно делать. И я знаю даже, как следовало поступить брату Аврааму. Иеруша, теперь я дей ствительно подготовлен, и поэтому ты не умрешь. - Он вско чил на ноги и, что есть силы, выкрикнул: Ты... не... умрешь!
   В тот момент больше всего на свете ему хотелось заклю чить свою жену в объятия и осыпать ее поцелуями, дикими поцелуями, при этом чуть ли не подвывая от избытка эмоций, как поступают животные на лугу, там, на далекой ферме. Но он не знал, как это делается, и поэтому вся его любовь вырази лась в этом кратком, но весьма искреннем утверждении: "Ты не умрешь". И с тех пор, наверное, ни одна женщина на самом отдаленном острове в последние дни беременности не чувство вала себя такой уверенной, вспоминая об этом милом сердцу утверждении своего супруга.
   * * *
   Но если Эбнер, таким образом, обрел в своем миссионерском домике настоящую духовную победу, то в травяном дворце Маламы его поджидало полное поражение. Когда он явился к Алии Нуи для того, чтобы преподать ей очередной урок, то обнаружил, что Келоло никуда не переехал, а продолжает, как и ранее, жить вместе со своей супругой.
   -Какая гнусность! - тут же вскипел Эбнер.
   Двое влюбленных гигантов, которым уже перевалило за сорок, в недоумении вслушивались в слова миссионера, пытаясь понять, почему Господь так ненавидит браки между близкими родственниками, но когда красноречие Эбнера иссякло, Малама спокойно объяснила ему:
   Я уже выстроила для Келоло дом, он находится за преде лами моей территории. Это очень хороший дом, но он не хочет жить там в одиночестве. Тут она расплакалась и добавила: - Он пытался жить один, и целых две ночи спал в том доме, пока тебя, Макуа Хейл, не было в Лахайне. Мне это не понравилось самой, и на третью ночь я вышла к его дому и позвала: "Келоло, иди туда, где твой дом". Тогда он пришел. Поэтому винить его не стоит, Макуа Хейл, я все сделала сама, я и буду отвечать.
   Вам никогда не стать членом нашей церкви, Малама, - предупредил Эбнер. - А когда вы умрете, вы будете вечно го реть в огне.
   Расскажи мне еще раз об адском огне, Макуа Хейл, - попросила Малама. Ей было очень важно знать, чем все-таки она рискует. И когда Эбнер повторил свой жуткий рассказ о душах, осужденных вечно мучиться в огне, Малама задрожа ла и стала задавать более детальные вопросы, в то время как из глаз ее текли огромные слезы.
   И ты уверен, что король Камехамеха тоже находится в этом огне?
   Абсолютно уверен.
   Макуа Хейл, однажды, когда в Лахайне останавливался католический корабль, со мной разговаривал о Боге один че ловек. А католики тоже горят в этом огне?
   Они вечно будут гореть, - уверенно произнес Эбнер.
   А еще этот человек с корабля рассказывал мне, что в Ин дии живут такие люди, которые вообще ничего не слышали о твоем Боге.
   Малама, не называй Господа "моим" Богом. Он просто Бог, и при этом Бог единственный.
   Но когда эти люди из Индии умрут, они все тоже попа дут в огонь?
   -Да.
   -Значит, единственные, кто не горят в этом огне, это лю ди, которые присоединились к твоей церкви?
   -Да.
   Малама победно повернулась к Келоло и, ликуя, произнесла:
   Теперь ты понимаешь, насколько страшен этот огонь. Если ты не уберешь ту каменную площадку, которую выстро ил для старых богов, ты тоже можешь попасть в тот огонь и го реть в нем вечно.
   Ничего подобного! - заупрямился Келоло. - Мои боги позаботятся обо мне. Они не допустят того, чтобы я горел в ог не, потому что они заберут меня в свой рай. И там я буду жить рядом с водой жизни, которая принадлежит Кейну.
   Какой глупый мужчина! - с грустью констатировала Малама. - Он будет гореть в огне, но не хочет признаваться в этом.
   Но, Малама, - заметил Эбнер, - если вы будете продол жать жить с Келоло в грехе, вам самим тоже предстоит гореть в этом вечном огне.
   Нет-нет, - поправила его Малама. - Я верю в Бога, и очень люблю Иисуса Христа. Я вовсе не собираюсь жить в том ужасном огне. Я буду держать Келоло рядом с собой, пока не по чувствую себя плохо. Мы договорились о том, что прежде, чем я умру, я отошлю его подальше от себя, и тогда буду спасена.
   И вот тогда Эбнер решился воспользоваться своим козырем. Выставив в сторону женщины указательный палец, он смело заглянул ей в глаза и предупредил:
   -Но только ваш священник может решить, достойны ли вы того, чтобы присоединиться к церкви. Об этом вы почему- то забыли.
   Малама задумалась, внимательно разглядывая своего мучителя. Он был на целый фут ниже ее, почти вдвое моложе и весил, наверное, на две трети меньше самой Маламы. Однако, она начала довольно осторожно:
   Значит, ты будешь судить о том, насколько хорошей женщиной я была все это время?
   Да, именно я, - согласно кивнул Эбнер.
   И если я не была достаточно...
   Тогда вас ни за что не примут в церковь.
   Еще некоторое время Малама размышляла над этим безвыходным положением, переводя взгляд с Эбнера на Келоло, а затем быстро ответила:
   Может быть, в то время тебя уже с нами не будет, Макуа Хейл. Может быть, нам пришлют другого священника?
   Нет, я останусь на своем месте, - так же упрямо наста ивал на своем преподобный Хейл.
   Малама еще раз проанализировала столь мрачное будущее, безнадежно вздохнула и неожиданно резко сменила тему разговора:
   -Скажи мне, Макуа Хейл, что я должна сделать, чтобы стать хорошей Алии Нуи для своего народа?
   И Эбнер приступил к той самой работе, которая потом так сильно повлияла на судьбу Гавайских островов. Поначалу на беседы Эбнера приходили только Малама и Келоло, но потом стали появляться и менее знатные алии, а когда на острова приезжал король Лихолихо со своей матерью-регентом, они тоже с удовольствием участвовали в дискуссиях с Эбнером, задавали ему всевозможные вопросы, обсуждали различные проблемы, где-то спорили, а в чем-то сразу же соглашались.
   Воспользовавшись удобным случаем, Эбнер тут же повторил несколько своих наболевших мыслей:
   На островах больше не должно быть рабов.
   Но рабы есть даже в Америке, - возразила Малама.
   Это неправильно и в Америке, и здесь. Рабов не должно быть нигде.
   Но и в Англии тоже есть рабы, - припомнил кто-то из слушателей.
   Ив Америке, и в Англии смелые справедливые люди от чаянно борются с рабством. И добрые люди здесь, на Гавайях, должны делать то же самое. Понимая, что эти моральные до воды не слишком сильно действуют на местных вождей, Эбнер незаметно для себя перешел на самую настоящую проповедь, страстно воскликнув: - Как-то раз, в один из дней, пока я плыл сюда, мы встретились в океане с большим кораблем. Это произошло на заходе солнца, и вскоре выяснилось, что мимо нас проплывало невольничье судно. Мы даже слышали, как ужасно позвякивали кандалы. Как бы вам это понравилось, ко роль Лихолихо, если бы ваши руки были прикованы к балке, а
   вашу спину стегали кнутами, и при этом пот бы струился по вашему лицу, не позволяя вам видеть ничего вокруг? Как бы вы на это отреагировали, король Лихолихо?
   Мне бы это совсем не понравилось, - отозвался король.
   Кроме того, алии должны следить за тем, чтобы мла денцев больше не убивали и не закапывали живьем, - гре мел Эбнер.
   А как мы должны правильно приветствовать капитанов с иностранных военных судов, - перебила Хейла Малама, - когда они сходят на берег в Лахайне?
   Все цивилизованные нации, - начинал объяснение Эб нер, употребляя фразу, которую особенно любили и ценили все миссионеры, - имеют определенные формальные отноше ния с другими цивилизованными народами. Капитан военно го корабля, в вашем случае, является представителем короля той страны, под чьим флагом плавает его судно. Когда капи тан сходит на берег, вы должны велеть, чтобы в его честь был дан небольшой салют из пушек, и при встрече должны при сутствовать четыре алии, одетые в хорошие наряды, куда должны обязательно быть включены штаны и обувь. Вожди должны представиться капитану и сказать...
   Не существовало такой проблемы, по поводу которой Эбнер бы чувствовал себя неподготовленным и не мог бы дать свой специфический совет. Тщедушный молодой человек с далекой холодной фермы в Мальборо, штат Массачусетс, и предвидеть не мог в свои юные годы, что каждая книга, которую он успел прочитать, обязательно когда-нибудь ему очень пригодится. Он мог наизусть цитировать целые абзацы, посвященные медицинскому обслуживанию в Лондоне или банковской системе в Антверпене. Но лучше всего он помнил, конечно, те книги, которые ему пришлось изучить досконально во время написания отчета о Кальвине и Безе и их системе правления в Женеве. Преподобному Хейлу даже частенько казалось, что всякая проблема, с которой сталкивался Джон Кальвин в Швейцарии, каким-то таинственным образом перекликалась с задачами, поставленными перед самим Эбнером в Лахайне.
   Относительно денег:
   -Вам следует чеканить свою собственную монету, кото рая бы имела хождение на островах, и защищать ее от фаль шивомонетчиков .
   Относительно процветания и благополучия островов:
   -Деньги не суть благополучие. Процветание островов за висит от того, что вы изготавливаете и что выращиваете. По этому является полным безрассудством позволять отдельным вождям без разбора торговать столь ценным сандаловым дере вом. А уж вырывать с корнем молоденькие деревца вообще полное безумие. Самое большое богатство, которое у вас име ется, это возможность оказывать услуги прибывающим кито бойным судам в Лахайне и Гонолулу. Если бы все алии были мудры, они установили бы определенные таможенные пошли ны для таких кораблей, и, кроме того, облагали бы налогом всех торговцев, которые поставляют товары этим судам.
   Относительно образования:
   -Самый надежный способ исправить людей и сделать их лучше и добрее это научить их читать.
   Относительно армии:
   -Каждому правительству необходимо иметь полицей ские силы. Я просто уверен, что если бы в Лахайне находи лась уважаемая армия, то ни один китобой не позволил бы се бе безобразничать и развратничать в вашем городке. Но мне кажется, что создавать такую большую армию, как предлага ете это вы, было бы смехотворно. Вы же не можете и не стане те сражаться, например, с Францией, Россией или Америкой. Вы слишком малы для этого. Поэтому не надо тратить лиш них денег на создание большой армии. Но полиция должна обязательно присутствовать. Кроме того, необходимо постро ить тюрьму.
   Относительно справедливого и мудрого алии:
   -Он смел и отважен. Он защищает слабых. Он честно рас поряжается государственной казной. Он прислушивается к со ветам. Он аккуратен в одежде и обязательно носит брюки. У не го только одна жена. Он никогда не напивается. Он помогает своему народу и самому себе. Он верует в Господа.
   Относительно самой серьезной проблемы Гавайев:
   -Научите народ читать.
   Но чаще всего, возвращаясь после очередного собрания в свой дом, он уныло сообщал супруге:
   -Иеруша, я уверен в том, что они не поняли ни слова из того, что я им сегодня рассказал. Мы работаем и работаем, не покладая рук, а никаких сдвигов нет, и не предвидится.
   Но Иеруша не разделяла пессимизма своего супруга, по скольку всем было ясно, что в своей школе она буквально творит
   чудеса. Она выучила местных женщин шить, прекрасно стряпать и воспитывать их собственных малышей.