Страница:
Мэм, - прорычал все тот же недовольный капитан, - вас ждут большие неприятности.
Значит, так тому и быть, - тихо ответила капитанам Алии Нуи, закончив на этом разговор.
Келоло хотел пойти на уступки и отменить все новые законы. Кеоки тревожился о том, что в городе будут большие беспорядки, и предвидел крупные разрушения. Ноелани призывала мать к соблюдению предельной осторожности, но Малама заупрямилась. Она отправила письма во все дальние районы, чтобы созвать всех крупных алии. Затем Малама лично осмотрела новый форт и проверила, насколько прочны его ворота, после чего заявила Келоло:
-Сегодня ночью будь готов к сражению. Капитаны пра вы. Нас ждут большие неприятности.
Но когда туземцы разбрелись по своим делам, и никто не мог больше проследить за действиями Маламы, она вызвала к себе Эбнера и напрямую спросила его:
Как ты считаешь, правильно ли мы поступаем?
Безусловно, - уверил ее миссионер.
Будут ли сегодня большие неприятности?
Боюсь, что да, - вынужден был признать Эбнер.
Тогда получается, что мы все-таки поступаем непра вильно, - настаивала Алии Нуи.
И тогда преподобный Хейл рассказал ей десяток притч, описанных в Ветхом Завете, когда сторонникам Господа Бога приходилось сталкиваться и сражаться с крупными и сильными врагами. Когда он закончил свое повествование, то поинтересовался :
Малама, разве вы не понимаете своим сердцем, что зако ны, которые вы прочитали, правильные?
Они являются частью моего сердца, - загадочно ответи ла женщина.
Значит, они обязательно восторжествуют, - убедитель но подвел итог Эбнер.
Маламе очень хотелось верить в эти слова, но ее угнетала трусость других ее советников, поэтому сейчас она, возвышаясь над крошечным священником, все же еще раз спросила его:
-Маленький миканеле (так гавайцы произносили слово "миссионер" ), скажи мне правду. Правильно ли мы поступаем?
Эбнер закрыл глаза, запрокинул голову к травяному потолку и закричал так, как, наверное, взывал, донося свои откровения до иудейских старцев пророк Иезекиль:
-Гавайские острова будут жить по этим законам, по скольку они являются волей Господа нашего!
Убежденная, Малама переключилась на другие дела, но вскоре снова спросила Эбнера:
Так что же произойдет сегодня ночью?
Вас, Малама, они беспокоить не будут. Возможно, они попробуют поджечь мой дом, как и обещали. Можно Иеруше и детям пока что остаться в вашем доме?
Конечно, и тебе тоже.
Я буду у себя, - просто ответил на это предложение миссионер. Глядя вслед этому маленькому прихрамывающе му "миканеле", Малама еще раз осознала, как сильно и ис кренне полюбила его.
* * *
В ту ночь улицы Лахайны представляли собой арену насто ящего безумия. Едва начало смеркаться, как один из пьяных капитанов и Мэрфи привели к форту целую толпу матросов. Стоило засевшим внутри полицейским протрубить в ракови ны - это, вместо предупреждения, оказало на буянов совсем противоположное действие: по всему поселку они принялись
хватать попадавшихся им стражей порядка и швырять их в залив. Затем толпа вновь двинулась к заведению Мэрфи, где под музыку и одобрительные вопли собравшихся танцевали три обнаженных дочери Пупали. По рукам ходили бутылки, а пьяные матросы кричали:
-Хлебайте досыта! Ведь когда эта выпивка закончится, миссионер не разрешит продать здесь ни капли!
Этот призыв, повторяющийся раз за разом, настолько разъярил толпу, что кто-то предложил:
-Давайте раз и навсегда разделаемся с этим мелким за- сранцем!
Они бросились на улицу и направились уже к дому Эбнера, когда кто-то в толпе выдвинул более интересное предложение:
-Зачем с ним связываться? Лучше сожжем его дурацкую травяную церковь!
Четверо из толпы вооружились факелами и, подбежав к церкви, закинули их на крышу. Вскоре ночной бриз раздул пламя, и оно охватило все строение.
Однако этот огромный маяк, вспыхнувший в ночи, вызвал последствия, которых матросы никак не ожидали. Люди, вложившие свой труд и душу в постройку церкви и полюбившие ее всем сердцем, как символ их города, бросились спасать творение своих рук. Вскоре все свободное пространство вокруг церкви было заполнено лоснящимися телами мужчин и женщин, пытающихся сбить огонь со стен. Поливая их водой, гася пламя ветками, а то и собственными ладонями, эти люди своими отчаянными усилиями отстояли почти половину строения. Моряки, потрясенные отвагой невежественных язычников, предпочли отойти подальше и молча наблюдали за происходящим.
Но когда островитяне увидели, во что превратилась их церковь, то место, где произносились слова надежды и утешения, их охватила настоящая истерия. Кто-то прокричал:
-Всех моряков - немедленно в тюрьму!
Жители Лахайны ответили единодушным грозным ревом, и по всему острову развернулась настоящая охота на людей.
Двое-трое крупных гавайцев набрасывались на первого встречного моряка, буквально сминали его и оставляли под охраной одной из самых толстых женщин. Та садилась на бед нягу сверху и время от времени била его по голове чем-нибудь тяжелым, чтобы тот не мог прийти в себя. А мужчины тем
временем отправлялись за следующей жертвой. Будь то боцман, капитан или матрос - со всеми поступали одинаково, а тому, кто пытался оказывать сопротивление, зачастую ломали руки или челюсти. Когда народное волнение улеглось, Ке-лоло отрядил регулярные полицейские силы острова на поиски тел, чтобы оттащить их в недавно отстроенную тюрьму. Затем, с тонкой прозорливостью опытного политика, он выбрал из числа американцев капитанов кораблей и обратился к каждому со следующими словами:
-Капитани, моя не думала, что ты окажешься среди мат рос. Было темно, и поэтому всем бум-бум. Моя позаботится о тебе.
Он отводил их в заведение Мэрфи, подносил каждому по стаканчику и с удовольствием наблюдал, как те пили, морщась от боли в разбитых губах.
Когда на следующий вечер раковины протрубили условный сигнал, многие матросы предпочли погрузиться в шлюпки и убраться на корабли. Тех же, кто рискнул остаться, гавайцы гоняли до утра по всему острову с твердым намерением хорошенько избить. Некоторых полицейские сумели вырвать из рук разъяренной толпы, и в результате тюрьма в форте к утру снова заполнилась. На третью ночь загулявшие позже сигнала моряки сами бросались на поиски полицейских. Они предпочитали сдаться властям и провести ночь в тюрьме, чем выступать в роли дичи. На четвертую ночь порядок в Лахайне был восстановлен. Полиция Келоло полностью овладела ситуацией.
Потом, по предложению Келоло, Малама собрала всех капитанов китобойных судов в своем дворце, где было приготовлено богатое угощение. С теплотой и сочувствием она приветствовала каждого разукрашенного синяками и ссадинами шкипера, выражая при этом сожаление по поводу грубого поведения своих подданных. После пира, сдобренного некоторым количеством виски, она обратилась к гостям:
-Сгорела наша любимая церковь. Я уверена, что это был несчастный случай. Естественно, мы хотим отстроить ее зано во, да так оно и будет. Но прежде, чем мы возьмемся за работу, нам хотелось бы сделать что-нибудь для тех добрых американ цев, которые приезжают в Лахайну. Мы построим небольшую часовню, где они смогут помолиться, почитать или написать письма близким. Может быть вы, как добрые люди, подадите пример и пожертвуете на строительство несколько долларов?
И при помощи своего очарования и толики лести Малама выудила у обескураженных капитанов шестьдесят долларов. Таким образом, мечта Эбнера, зародившаяся у него еще в виду Четырех Евангелистов, когда матросы "Фетиды" в шторм боролись с парусами, сбылась: в Лахайне была основана Часовня для моряков.
* * *
К началу года маленький мирок, который строил Эб-нер, стал понемногу организовываться и приобретать цивилизованные черты. У миссионера имелся грубый письменный стол и лампа, при свете которой он продолжал переводить Библию. В городе функционировали три школы, каждая из которых пользовалась все возрастающим авторитетом и делала большие успехи в деле воспитания юношей и девушек. Казалось, уже недалек тот день, когда Илики, младшая дочь Пу-пали, выйдет замуж за одного из тех надежных гавайских юношей, которые также посещали школу и время от времени тайком заглядывали в класс Иеруши. Капитан Джандерс, вернувшись в Лахайну, решил остаться здесь и открыть свой магазин, обеспечивающий всем необходимым прибывающие корабли. А когда капитан решил вызвать из Нью-Бедфорда на Гавайи свою жену с детьми, то в твердости его намерений уже никто не сомневался. Это обрадовало Эбнера, так как теперь у священника появился надежный товарищ, обладающий трезвым умом. С Джандерсом можно было подолгу вести дискуссии на самые разные темы. Капитан же, узнав о том, что Кридленд, бывший юнга "Фетиды", остался не у дел после того, как команда была распущена, попросил Эбнера написать письмо в Гонолулу. Священник согласился и даже предложил молодому человеку место в Часовне для моряков, и в настоящее время Кридленд давал наставления молодым матросам. Количество китобойных судов, прибывающих в Лахайну, все увеличивалось, и если в году их насчитывалось , то в году их количество возросло до .
Малама быстро приближалась к своей мечте о достижении милости Божьей, и становилось совершенно ясным, что при освящении вновь выстроенной церкви Алии Нуи будет обяза тельно принята в ее члены. Однако на светлом и широком го ризонте Лахайны, подобно темным тучам, нависли две про
блемы. Первую Эбнер предчувствовал заранее, так как при восстановлении церкви у них с Келоло вновь возник спор относительно места расположения входа. Вождь настаивал на консультации с кахунами племени, но Эбнер, как и прежде, стоял на своем:
Дверь останется на старом месте. И все эти разговоры в деревне о том, что кахуны якобы знали, что церковь будет уничтожена, просто раздражают меня. Какие-то пьяные мат росы сожгли ее, и не более того. И ваши местные суеверия не имеют к происшедшему никакого отношения.
Макуа Хейл! - Келоло старался, чтобы голос его прозву чал негромко. Мы не хотели говорить с тобой относительно двери. Мы уже знаем, что у тебя есть свое собственное мнение, и мы знаем даже то, что твоя церковь навсегда останется несча стливой. Но с этим мы уже ничего не можем поделать.
Так по какому поводу хотели меня видеть кахуны? - с подозрением в голосе спросил Эбнер.
-Давайте подойдем к церкви, - умолял Келоло. Когда Эбнер встретился с мудрыми жрецами, они указали
на оставшиеся две трети стен и отсутствующий потолок, а затем предложили:
Макуа Хейл, мы подумали вот о чем. В бывшей церкви было очень жарко, особенно если учесть, что на полу сидело бо лее трех тысяч человек. И при этом ветер не обдувал их тела.
Да, было довольно тепло, - не мог не согласиться Эбнер.
Поэтому не было бы мудростью, если бы мы не стали дост раивать стены до их прежней высоты. Вместо этого, не лучше ли было бы даже, наоборот, уменьшить их высоту? Тогда бы мы смогли поставить высокие угловые столбы и опереть на них крышу, как это было раньше. И получится, что когда церковь будет достроена, в ней будет гулять ветерок, и создастся такое впечатление, как будто мы все находимся на берегу моря.
Эбнеру понадобилось несколько минут, чтобы осознать и обдумать это радикальное предложение, и он старался собрать вместе все части этой новации в своем уме, после чего нерешительно заговорил:
Вы хотите сказать, что те стены, которые у нас остались, мы должны снести вот до такого уровня?
Даже еще ниже, - посоветовали кахуны.
Ну, и... - размышлял Эбнер. - А угловые столбы, как вы предлагаете, поднять до прежней высоты?
Да, и потолок уже установить только на них, на той же высоте, как и раньше.
Но тогда у церкви практически не будет никаких стен, - запротестовал Эбнер.
Зато нас со всех сторон будет обдувать ветер, и всем ста нет хорошо, попытался объяснить один из мудрецов.
Но стен же не будет! И вот человек, сидящий, к примеру здесь, - тут Эбнер сам присел на корточки, - сможет под нять глаза наверх и рассматривать небо.
И что же в этом неправильного? - не понял Келоло.
Но у каждой церкви всегда должны быть стены, - уже медленней пытался убедить старцев Эбнер. Он постарался вспомнить храмы, которые ему доводилось видеть в Новой Анг лии. Сама сущность храма заключалась, наверное, в том, что он имел четыре стены и шпиль наверху. Даже на картинках, изоб ражавших церкви разных стран, у каждого сооружения было обязательно по четыре стены, причем такие, которые не напо минали католические храмы. Поэтому он твердо произнес:
Мы выстроим церковь точно такой же, какой она была раньше.
Но в ней будет очень душно, - предупредил Келоло.
Церковь должна иметь стены, - напоследок повторил Эбнер и удалился, оставив кахун размышлять над его упрям ством.
Вторую трудность предвидеть оказалось достаточно сложно, во всяком случае, для Эбнера Хейла. Дело касалось Кеоки Канакоа. В основанной им школе творились настоящие чудеса, и мальчики очень быстро переходили от каменного века к современности. Половина матросов с брига "Фетида", который курсировал каждую неделю между Лахайной и Гонолулу, как раз и были учениками той школы, в которой преподавал Кеоки. Юноши, работавшие в маленькой миссионерской типографии, где печаталась Библия на гавайском языке, тоже обучались у Кеоки. В общественной жизни Кеоки сравнивали с мощной крепостью, обладавшей христианской силой, а проповеди, которые этот великан читал на службах, были поистине завораживающими. И поэтому не было удивительным то (правда, только не для Эбнера), что однажды Кеоки предстал перед миссионером в его травяной хижине и поинтересовался:
-Преподобный Хейл, когда, как вы думаете, меня будут посвящать в духовный сан?
Эбнер был сражен этим заявлением, и перо застыло в его руке:
Посвящать в духовный сан? - изумился он, уставив шись на вошедшего гавайца.
Да. В Йеле мне ясно сказали, что я должен вернуться на Гавайи и стать священником своего народа.
Но ты уже работаешь с ним, Кеоки, - попытался объяс нить Эбнер.
Я уверен в себе, и хочу, чтобы у меня тоже была своя церковь, высказал предложение Кеоки. - Где-нибудь в от даленной части острова. Там, где людям тоже необходим Бог.
Но церковь не может существовать там, где нет миссио нера, Кеоки.
Почему? - не понял красавец Канакоа.
-Ну... видишь ли... - начал Эбнер и с раздражением швырнул ручку на стол. - В мои планы вовсе не входит по свящать в духовный сан гавайцев, отрезал священник.
Почему? - не отступал Кеоки.
Об этом даже никто никогда и не задумывался, Кеоки, - пожал плечами недоумевающий миссионер. - У тебя отлично все получается со школой... разумеется... Но стать полноцен ным священником?! Нет-нет! Это было бы просто смешно. Да это попросту невозможно.
Но я всегда считал, что вы, миссионеры, приезжаете сю да, чтобы нести нам образование и готовить к тому, чтобы в дальнейшем мы могли самостоятельно заботиться о себе.
Так оно и есть, Кеоки! - убежденно произнес Эбнер. - Ты же сам слышал, как я разговаривал с твоей матерью. Я на стаиваю на том, чтобы она управляла всем, что есть на остро ве, и стала его полноправной хозяйкой. Я же сам ни к чему не притрагиваюсь.
Да, в этом вы правы, - признал Кеоки. - Но церковь важнее управления островом.
Вот именно! - встрепенулся Эбнер. - Управление мо жет оказаться неверным из-за допущенных твоей матерью ошибок, но это не приведет к катастрофе. А вот если церковь рухнет по твоей вине... Этот ущерб, Кеоки, возможно, уже ни когда не удастся возместить.
Но откуда вы сможете узнать, достаточно ли я силен, что бы выполнять работу для Господа, если не предоставите мне шанс проявить себя и не испытаете меня? - взмолился Кеоки.
-И при этом ставкой окажется существование самой церкви? Нет, Кеоки, на такой риск мы не можем пойти.
-Должно ли это означать, что я никогда не стану священ ником? Здесь, на своей собственной земле?
Эбнер с мрачным видом откинулся на спинку стула и подумал: "Лучше сразу объяснить ему все до конца". Поэтому он холодно произнес:
Найдутся ли у тебя силы, Кеоки, чтобы обучить своих со племенников той дисциплине, которую требует от нас Господь? Сможешь ли ты выследить тех, кто ведет распутный образ жиз ни, а потом назвать их имена в воскресенье во время богослуже ния? Или распознать тех, кто потребляет алкоголь? Осмелишь ся ли ты исключить из числа прихожан того алии, который курит? Могу ли я довериться тебе полностью в том, что ты все гда используешь правильные слова, когда трактуешь строки из Библии? Хватит ли тебе сил, чтобы отказаться от заманчивой взятки, которую будут предлагать тебе алии за возможность стать членом твоей церкви? Кеоки, мой дорогой сын, у тебя ни когда не будет достаточно смелости, чтобы стать настоящим свя щенником. Начнем с того, что ты еще слишком молод.
Но я сейчас старше, чем были вы сами, когда вас посвя щали в сан, напомнил гаваец.
Это так, но я вырос в христианской семье. Я, наконец...
Белый человек? - в упор спросил Кеоки.
Да, - с такой же откровенностью ответил Эбнер. - Именно так, Кеоки. Мои предки сражались за эту церковь в те чение столетия. Со дня своего рождения я уже знал, каким не земным, каким божественным понятием является церковь. Ты же не в состоянии оценить этого, и поэтому мы не можем дове рить церковь именно тебе.
Вы говорите очень горькие и обидные слова, - с грус тью заметил Кеоки.
Ты помнишь, когда на борту "Фетиды" я поспешно от дал одну из Библий старому китолову? А потом этот человек напился в кубрике и насмехался надо мной, и над Библией, и над самим Господом Богом. Вот что может получиться, когда благополучие церкви попадает не в те руки. Ты должен запас тись терпением, Кеоки, и доказать свою состоятельность как будущий священник.
Но я уже доказывал это, и не раз, - упрямо повторил га ваец. - Я доказал это в Йеле, когда часами простаивал под
снегом и умолял дать мне возможность получить образование. Я доказал это в Корнуэлле, где был первым учеником в миссионерской школе. И здесь, в Лахайне, я защищал вас от матросов. Что еще мне нужно сделать, чтобы представить вам новое доказательство?
- Эти поступки и деяния входили в крут твоих обязанностей, Кеоки. И за это ты был выбран полноправным членом нашей церкви. Но чтобы стать настоящим священником! Возможно, гораздо позже. Когда ты будешь пожилым и умудренным жизненным опытом человеком. Но только не сейчас. - И с этими словами он отпустил самонадеянного и надменного юношу.
* * *
Однако позже Эбнер был немало удивлен, когда, при обсуждении с Иерушей визита гавайца,жена сразу приняла сторону Кеоки.
Твой комитет, Эбнер, который прислал тебя сюда в каче стве миссионера, - заявила она, - рассчитывал на то, что ты обучишь местных жителей всему, что знаешь сам. И тогда они смогут сами не только строить церкви, но и трудиться в них.
Трудиться, разумеется! - тут же согласился Эбнер. - Очень скоро у нас будет не только больше полноправных членов церкви. Мы собираемся открыть школу дьяконов. Но чтобы га ваец стал настоящим священником! Иеруша, такое решение стало бы безрассудством. Я, конечно, не хотел расстраивать Ке оки, но он никогда не будет священником. Никогда!
Почему нет?
Потому что он язычник. Он такой же дикарь, как доче ри Пупали. Одна хорошая встряска, и вся видимость цивили зации слетит с него, как при сильном ветре.
Но когда мы уедем отсюда, Эбнер, тебе все равно придет ся передать церковь Кеоки и его товарищам.
Мы никогда не уедем отсюда, - важно заметил препо добный Хейл. - Здесь находится и наш дом, и наша церковь.
Ты хочешь сказать, что мы останемся здесь навсегда?
Да. А когда мы умрем, то из Бостона пришлют других миссионеров на наше место. Кеоки - священник! Даже пред ставить невозможно.
Однако Эбнер привык прислушиваться к мнению своей же ны, и уже после того, как разговор закончился, он еще долгое
время обдумывал ее слова, пока, наконец, не нашел достаточно разумный выход из сложившегося тупика. Он вызвал к себе молодого гавайца и заявил:
Кеоки, - со счастливой улыбкой начал Эбнер, - я при думал, как ты сможешь служить церкви, чего ты, собственно, и добиваешься.
Неужели вы хотите сказать, что я буду посвящен в ду ховный сан? радостно воскликнул юноша.
Не совсем так, - поправил его преподобный Хейл. В это время он был так увлечен своей новой идеей, что даже не обра тил внимание на то, какое разочарование появилось на лице Кеоки. - Я намереваюсь сделать кое-что другое, Кеоки. Ты станешь высшим дьяконом. Ты будешь ходить среди своих со племенников и выяснять, кто из них тайком курит. Потом тебе будет несложно по дыханию определить, кто из них потребляет алкоголь. Каждую неделю ты станешь подавать мне список с именами тех людей, которых мне следует упомянуть с кафедры и пристыдить. Кроме того, ты будешь сам представлять мне списки кандидатов, которых следует исключить из числа на ших прихожан. А по ночам ты, также незаметно для осталь ных, будешь пробираться по улочкам Лахайны и выслеживать тех, кто спит с чужой женой. Я хочу, чтобы ты ради церкви за нялся этими делами, - счастливо закончил Эбнер. - Ну, как тебе понравился мой план?
Кеоки стоял и молчал, спокойно глядя в глаза маленького миссионера, и когда тот вторично попросил гавайца высказать свое мнение, он горько произнес:
-Я искал пути, как служить своему народу, а не шпио нить за ним.
Он вышел из дома миссионера и много дней после этого оставался в уединении, не показываясь никому на глаза.
* * *
Если Иеруша и Кеоки так и не смогли научиться противо стоять выпадам Эбнера против гавайцев, то в скором времени в Лахайну прибыл человек, который не только рассеял все со мнения Иеруши, высказав их на чистом английском языке, но и явился сюда со своими собственными взглядами на проблемы местного населения. Это был никто иной, как сам доктор Уиппл. Он стал худощавым, кожа его приобрела бронзовый от
тенок от постоянной работы на свежем воздухе в самых разных городах и селениях островов. В столицу он прибыл на "Фетиде", которая теперь принадлежала Келоло. Сойдя на берег, он сразу же направился в дом к миссионеру и воскликнул:
-Сестра Иеруша, простите меня за то, что не смог присутст вовать здесь, когда вы были беременны. Господи! Я уже забыл, что у вас уже двое ребятишек. Как? Вы снова в положении?
Годы сделали Уиппла мягче, в то же время наградив его вдумчивостью и проницательностью, а заодно начисто лишив того напускного лоска, которым он так щеголял на "Фетиде". Поневоле он стал свидетелем множества смертей: дети миссионеров, их жены, да и сами священнослужители, доводящие себя работой до полного изнеможения.
-Кстати, сюда я плыл в той же самой каюте. Там было всего пятеро мужчин, и я чувствовал себя одиноко. Сестра Ие руша, как поживает ваша аптечка?
С этими словами он схватил с полки черный ящичек, сравнивая его содержимое со списком новых лекарств, недавно полученных им из Бостона.
Я дам вам много рвотного корня, - сообщил доктор. - Мы считаем, что он очень полезен детям при лихорадках. А се годня вы и брат Эбнер вместе будете обедать со мной у капита на Джандерса в его новом магазине. Но, поскольку мне опять стало плохо на этой проклятой "Фетиде", и я всю дорогу стра дал от морской болезни, я позволю себе немного виски. Кста ти, когда вы поплывете в Гонолулу, то наверняка тоже испыта ете морскую болезнь.
А разве мне необходимо плыть туда? - удивился Эбнер. Он, как и Иеруша, предпочитал оставаться в Лахайне и не присутствовать на ежегодных собраниях миссионеров в Гоно лулу, городе, который он считал скоплением грязных и пыль ных лачуг.
Да, - грустно вздохнул доктор Уиппл. - Боюсь, что на этот раз собрание будет совсем не таким, как обычно.
А что произошло? - поинтересовался Эбнер. - Неуже ли снова будет обсуждаться вопрос относительно выплаты де нег миссионерам? Я, кажется, в прошлый раз уже объяснил свою позицию, брат Джон. И навсегда останусь при своем мне нии: никакие деньги миссионерам не нужны. Мы - слуги Господа, и поэтому не требуем, чтобы нам за это платили. Мое мнение, повторяю, неизменно.
Нет, вопрос состоит вовсе не в этом, - прервал его док тор Уиппл. Кстати, по поводу зарплаты я с тобой не согла сен. Мне кажется, что мы должны получать какие-то деньги, но это сейчас неважно. Мы все должны будем проголосовать по делу брата Хьюлетта.
Брат Авраам Хьюлетт? - переспросил Эбнер. - Я ниче го не слышал о нем с тех пор, как у него родился малыш. И это несмотря на то, что он живет на одном острове со мной. А ка кой вопрос будет рассматривать собрание?
Неужели ты ничего не слышал? - удивился Уиппл. - У него снова большие неприятности.
Что же он такого натворил?
Женился на гавайской девушке, - объяснил Уиппл. После этих слов в травяном домике повисла долгая, тяжелая пауза, во время которой трое миссионеров с изумлением смот рели друг на друга.
Наконец, Эбнер извлек из кармана свой носовой платок и вытер пот со лба:
-Неужели ты хочешь сказать, что он действительно жи вет с островитянкой? С язычницей?
-Да.
-И собрание должно решить, как поступить с ним? -Да.
Но тут и решать нечего, - безразлично произнес Эбнер. Он достал свою Библию, полистал ее в поисках нужного текс та и добавил: - Вот тут. Я считаю, в данном случае эти стро ки из главы книги пророка Иезекиля полностью раскрыва ют его поведение: "И поступят с тобой жестоко, и возьмут у те бя все, нажитое трудами, и оставят тебя нагою и непокрытою, и открыта будет срамная нагота твоя, и распутство твое, и блу- додейство твое. Это будет сделано с тобою за блудодейство твое с народами, которых идолами ты осквернила себя". - Дочи тав цитату, он закрыл Библию.
Значит, так тому и быть, - тихо ответила капитанам Алии Нуи, закончив на этом разговор.
Келоло хотел пойти на уступки и отменить все новые законы. Кеоки тревожился о том, что в городе будут большие беспорядки, и предвидел крупные разрушения. Ноелани призывала мать к соблюдению предельной осторожности, но Малама заупрямилась. Она отправила письма во все дальние районы, чтобы созвать всех крупных алии. Затем Малама лично осмотрела новый форт и проверила, насколько прочны его ворота, после чего заявила Келоло:
-Сегодня ночью будь готов к сражению. Капитаны пра вы. Нас ждут большие неприятности.
Но когда туземцы разбрелись по своим делам, и никто не мог больше проследить за действиями Маламы, она вызвала к себе Эбнера и напрямую спросила его:
Как ты считаешь, правильно ли мы поступаем?
Безусловно, - уверил ее миссионер.
Будут ли сегодня большие неприятности?
Боюсь, что да, - вынужден был признать Эбнер.
Тогда получается, что мы все-таки поступаем непра вильно, - настаивала Алии Нуи.
И тогда преподобный Хейл рассказал ей десяток притч, описанных в Ветхом Завете, когда сторонникам Господа Бога приходилось сталкиваться и сражаться с крупными и сильными врагами. Когда он закончил свое повествование, то поинтересовался :
Малама, разве вы не понимаете своим сердцем, что зако ны, которые вы прочитали, правильные?
Они являются частью моего сердца, - загадочно ответи ла женщина.
Значит, они обязательно восторжествуют, - убедитель но подвел итог Эбнер.
Маламе очень хотелось верить в эти слова, но ее угнетала трусость других ее советников, поэтому сейчас она, возвышаясь над крошечным священником, все же еще раз спросила его:
-Маленький миканеле (так гавайцы произносили слово "миссионер" ), скажи мне правду. Правильно ли мы поступаем?
Эбнер закрыл глаза, запрокинул голову к травяному потолку и закричал так, как, наверное, взывал, донося свои откровения до иудейских старцев пророк Иезекиль:
-Гавайские острова будут жить по этим законам, по скольку они являются волей Господа нашего!
Убежденная, Малама переключилась на другие дела, но вскоре снова спросила Эбнера:
Так что же произойдет сегодня ночью?
Вас, Малама, они беспокоить не будут. Возможно, они попробуют поджечь мой дом, как и обещали. Можно Иеруше и детям пока что остаться в вашем доме?
Конечно, и тебе тоже.
Я буду у себя, - просто ответил на это предложение миссионер. Глядя вслед этому маленькому прихрамывающе му "миканеле", Малама еще раз осознала, как сильно и ис кренне полюбила его.
* * *
В ту ночь улицы Лахайны представляли собой арену насто ящего безумия. Едва начало смеркаться, как один из пьяных капитанов и Мэрфи привели к форту целую толпу матросов. Стоило засевшим внутри полицейским протрубить в ракови ны - это, вместо предупреждения, оказало на буянов совсем противоположное действие: по всему поселку они принялись
хватать попадавшихся им стражей порядка и швырять их в залив. Затем толпа вновь двинулась к заведению Мэрфи, где под музыку и одобрительные вопли собравшихся танцевали три обнаженных дочери Пупали. По рукам ходили бутылки, а пьяные матросы кричали:
-Хлебайте досыта! Ведь когда эта выпивка закончится, миссионер не разрешит продать здесь ни капли!
Этот призыв, повторяющийся раз за разом, настолько разъярил толпу, что кто-то предложил:
-Давайте раз и навсегда разделаемся с этим мелким за- сранцем!
Они бросились на улицу и направились уже к дому Эбнера, когда кто-то в толпе выдвинул более интересное предложение:
-Зачем с ним связываться? Лучше сожжем его дурацкую травяную церковь!
Четверо из толпы вооружились факелами и, подбежав к церкви, закинули их на крышу. Вскоре ночной бриз раздул пламя, и оно охватило все строение.
Однако этот огромный маяк, вспыхнувший в ночи, вызвал последствия, которых матросы никак не ожидали. Люди, вложившие свой труд и душу в постройку церкви и полюбившие ее всем сердцем, как символ их города, бросились спасать творение своих рук. Вскоре все свободное пространство вокруг церкви было заполнено лоснящимися телами мужчин и женщин, пытающихся сбить огонь со стен. Поливая их водой, гася пламя ветками, а то и собственными ладонями, эти люди своими отчаянными усилиями отстояли почти половину строения. Моряки, потрясенные отвагой невежественных язычников, предпочли отойти подальше и молча наблюдали за происходящим.
Но когда островитяне увидели, во что превратилась их церковь, то место, где произносились слова надежды и утешения, их охватила настоящая истерия. Кто-то прокричал:
-Всех моряков - немедленно в тюрьму!
Жители Лахайны ответили единодушным грозным ревом, и по всему острову развернулась настоящая охота на людей.
Двое-трое крупных гавайцев набрасывались на первого встречного моряка, буквально сминали его и оставляли под охраной одной из самых толстых женщин. Та садилась на бед нягу сверху и время от времени била его по голове чем-нибудь тяжелым, чтобы тот не мог прийти в себя. А мужчины тем
временем отправлялись за следующей жертвой. Будь то боцман, капитан или матрос - со всеми поступали одинаково, а тому, кто пытался оказывать сопротивление, зачастую ломали руки или челюсти. Когда народное волнение улеглось, Ке-лоло отрядил регулярные полицейские силы острова на поиски тел, чтобы оттащить их в недавно отстроенную тюрьму. Затем, с тонкой прозорливостью опытного политика, он выбрал из числа американцев капитанов кораблей и обратился к каждому со следующими словами:
-Капитани, моя не думала, что ты окажешься среди мат рос. Было темно, и поэтому всем бум-бум. Моя позаботится о тебе.
Он отводил их в заведение Мэрфи, подносил каждому по стаканчику и с удовольствием наблюдал, как те пили, морщась от боли в разбитых губах.
Когда на следующий вечер раковины протрубили условный сигнал, многие матросы предпочли погрузиться в шлюпки и убраться на корабли. Тех же, кто рискнул остаться, гавайцы гоняли до утра по всему острову с твердым намерением хорошенько избить. Некоторых полицейские сумели вырвать из рук разъяренной толпы, и в результате тюрьма в форте к утру снова заполнилась. На третью ночь загулявшие позже сигнала моряки сами бросались на поиски полицейских. Они предпочитали сдаться властям и провести ночь в тюрьме, чем выступать в роли дичи. На четвертую ночь порядок в Лахайне был восстановлен. Полиция Келоло полностью овладела ситуацией.
Потом, по предложению Келоло, Малама собрала всех капитанов китобойных судов в своем дворце, где было приготовлено богатое угощение. С теплотой и сочувствием она приветствовала каждого разукрашенного синяками и ссадинами шкипера, выражая при этом сожаление по поводу грубого поведения своих подданных. После пира, сдобренного некоторым количеством виски, она обратилась к гостям:
-Сгорела наша любимая церковь. Я уверена, что это был несчастный случай. Естественно, мы хотим отстроить ее зано во, да так оно и будет. Но прежде, чем мы возьмемся за работу, нам хотелось бы сделать что-нибудь для тех добрых американ цев, которые приезжают в Лахайну. Мы построим небольшую часовню, где они смогут помолиться, почитать или написать письма близким. Может быть вы, как добрые люди, подадите пример и пожертвуете на строительство несколько долларов?
И при помощи своего очарования и толики лести Малама выудила у обескураженных капитанов шестьдесят долларов. Таким образом, мечта Эбнера, зародившаяся у него еще в виду Четырех Евангелистов, когда матросы "Фетиды" в шторм боролись с парусами, сбылась: в Лахайне была основана Часовня для моряков.
* * *
К началу года маленький мирок, который строил Эб-нер, стал понемногу организовываться и приобретать цивилизованные черты. У миссионера имелся грубый письменный стол и лампа, при свете которой он продолжал переводить Библию. В городе функционировали три школы, каждая из которых пользовалась все возрастающим авторитетом и делала большие успехи в деле воспитания юношей и девушек. Казалось, уже недалек тот день, когда Илики, младшая дочь Пу-пали, выйдет замуж за одного из тех надежных гавайских юношей, которые также посещали школу и время от времени тайком заглядывали в класс Иеруши. Капитан Джандерс, вернувшись в Лахайну, решил остаться здесь и открыть свой магазин, обеспечивающий всем необходимым прибывающие корабли. А когда капитан решил вызвать из Нью-Бедфорда на Гавайи свою жену с детьми, то в твердости его намерений уже никто не сомневался. Это обрадовало Эбнера, так как теперь у священника появился надежный товарищ, обладающий трезвым умом. С Джандерсом можно было подолгу вести дискуссии на самые разные темы. Капитан же, узнав о том, что Кридленд, бывший юнга "Фетиды", остался не у дел после того, как команда была распущена, попросил Эбнера написать письмо в Гонолулу. Священник согласился и даже предложил молодому человеку место в Часовне для моряков, и в настоящее время Кридленд давал наставления молодым матросам. Количество китобойных судов, прибывающих в Лахайну, все увеличивалось, и если в году их насчитывалось , то в году их количество возросло до .
Малама быстро приближалась к своей мечте о достижении милости Божьей, и становилось совершенно ясным, что при освящении вновь выстроенной церкви Алии Нуи будет обяза тельно принята в ее члены. Однако на светлом и широком го ризонте Лахайны, подобно темным тучам, нависли две про
блемы. Первую Эбнер предчувствовал заранее, так как при восстановлении церкви у них с Келоло вновь возник спор относительно места расположения входа. Вождь настаивал на консультации с кахунами племени, но Эбнер, как и прежде, стоял на своем:
Дверь останется на старом месте. И все эти разговоры в деревне о том, что кахуны якобы знали, что церковь будет уничтожена, просто раздражают меня. Какие-то пьяные мат росы сожгли ее, и не более того. И ваши местные суеверия не имеют к происшедшему никакого отношения.
Макуа Хейл! - Келоло старался, чтобы голос его прозву чал негромко. Мы не хотели говорить с тобой относительно двери. Мы уже знаем, что у тебя есть свое собственное мнение, и мы знаем даже то, что твоя церковь навсегда останется несча стливой. Но с этим мы уже ничего не можем поделать.
Так по какому поводу хотели меня видеть кахуны? - с подозрением в голосе спросил Эбнер.
-Давайте подойдем к церкви, - умолял Келоло. Когда Эбнер встретился с мудрыми жрецами, они указали
на оставшиеся две трети стен и отсутствующий потолок, а затем предложили:
Макуа Хейл, мы подумали вот о чем. В бывшей церкви было очень жарко, особенно если учесть, что на полу сидело бо лее трех тысяч человек. И при этом ветер не обдувал их тела.
Да, было довольно тепло, - не мог не согласиться Эбнер.
Поэтому не было бы мудростью, если бы мы не стали дост раивать стены до их прежней высоты. Вместо этого, не лучше ли было бы даже, наоборот, уменьшить их высоту? Тогда бы мы смогли поставить высокие угловые столбы и опереть на них крышу, как это было раньше. И получится, что когда церковь будет достроена, в ней будет гулять ветерок, и создастся такое впечатление, как будто мы все находимся на берегу моря.
Эбнеру понадобилось несколько минут, чтобы осознать и обдумать это радикальное предложение, и он старался собрать вместе все части этой новации в своем уме, после чего нерешительно заговорил:
Вы хотите сказать, что те стены, которые у нас остались, мы должны снести вот до такого уровня?
Даже еще ниже, - посоветовали кахуны.
Ну, и... - размышлял Эбнер. - А угловые столбы, как вы предлагаете, поднять до прежней высоты?
Да, и потолок уже установить только на них, на той же высоте, как и раньше.
Но тогда у церкви практически не будет никаких стен, - запротестовал Эбнер.
Зато нас со всех сторон будет обдувать ветер, и всем ста нет хорошо, попытался объяснить один из мудрецов.
Но стен же не будет! И вот человек, сидящий, к примеру здесь, - тут Эбнер сам присел на корточки, - сможет под нять глаза наверх и рассматривать небо.
И что же в этом неправильного? - не понял Келоло.
Но у каждой церкви всегда должны быть стены, - уже медленней пытался убедить старцев Эбнер. Он постарался вспомнить храмы, которые ему доводилось видеть в Новой Анг лии. Сама сущность храма заключалась, наверное, в том, что он имел четыре стены и шпиль наверху. Даже на картинках, изоб ражавших церкви разных стран, у каждого сооружения было обязательно по четыре стены, причем такие, которые не напо минали католические храмы. Поэтому он твердо произнес:
Мы выстроим церковь точно такой же, какой она была раньше.
Но в ней будет очень душно, - предупредил Келоло.
Церковь должна иметь стены, - напоследок повторил Эбнер и удалился, оставив кахун размышлять над его упрям ством.
Вторую трудность предвидеть оказалось достаточно сложно, во всяком случае, для Эбнера Хейла. Дело касалось Кеоки Канакоа. В основанной им школе творились настоящие чудеса, и мальчики очень быстро переходили от каменного века к современности. Половина матросов с брига "Фетида", который курсировал каждую неделю между Лахайной и Гонолулу, как раз и были учениками той школы, в которой преподавал Кеоки. Юноши, работавшие в маленькой миссионерской типографии, где печаталась Библия на гавайском языке, тоже обучались у Кеоки. В общественной жизни Кеоки сравнивали с мощной крепостью, обладавшей христианской силой, а проповеди, которые этот великан читал на службах, были поистине завораживающими. И поэтому не было удивительным то (правда, только не для Эбнера), что однажды Кеоки предстал перед миссионером в его травяной хижине и поинтересовался:
-Преподобный Хейл, когда, как вы думаете, меня будут посвящать в духовный сан?
Эбнер был сражен этим заявлением, и перо застыло в его руке:
Посвящать в духовный сан? - изумился он, уставив шись на вошедшего гавайца.
Да. В Йеле мне ясно сказали, что я должен вернуться на Гавайи и стать священником своего народа.
Но ты уже работаешь с ним, Кеоки, - попытался объяс нить Эбнер.
Я уверен в себе, и хочу, чтобы у меня тоже была своя церковь, высказал предложение Кеоки. - Где-нибудь в от даленной части острова. Там, где людям тоже необходим Бог.
Но церковь не может существовать там, где нет миссио нера, Кеоки.
Почему? - не понял красавец Канакоа.
-Ну... видишь ли... - начал Эбнер и с раздражением швырнул ручку на стол. - В мои планы вовсе не входит по свящать в духовный сан гавайцев, отрезал священник.
Почему? - не отступал Кеоки.
Об этом даже никто никогда и не задумывался, Кеоки, - пожал плечами недоумевающий миссионер. - У тебя отлично все получается со школой... разумеется... Но стать полноцен ным священником?! Нет-нет! Это было бы просто смешно. Да это попросту невозможно.
Но я всегда считал, что вы, миссионеры, приезжаете сю да, чтобы нести нам образование и готовить к тому, чтобы в дальнейшем мы могли самостоятельно заботиться о себе.
Так оно и есть, Кеоки! - убежденно произнес Эбнер. - Ты же сам слышал, как я разговаривал с твоей матерью. Я на стаиваю на том, чтобы она управляла всем, что есть на остро ве, и стала его полноправной хозяйкой. Я же сам ни к чему не притрагиваюсь.
Да, в этом вы правы, - признал Кеоки. - Но церковь важнее управления островом.
Вот именно! - встрепенулся Эбнер. - Управление мо жет оказаться неверным из-за допущенных твоей матерью ошибок, но это не приведет к катастрофе. А вот если церковь рухнет по твоей вине... Этот ущерб, Кеоки, возможно, уже ни когда не удастся возместить.
Но откуда вы сможете узнать, достаточно ли я силен, что бы выполнять работу для Господа, если не предоставите мне шанс проявить себя и не испытаете меня? - взмолился Кеоки.
-И при этом ставкой окажется существование самой церкви? Нет, Кеоки, на такой риск мы не можем пойти.
-Должно ли это означать, что я никогда не стану священ ником? Здесь, на своей собственной земле?
Эбнер с мрачным видом откинулся на спинку стула и подумал: "Лучше сразу объяснить ему все до конца". Поэтому он холодно произнес:
Найдутся ли у тебя силы, Кеоки, чтобы обучить своих со племенников той дисциплине, которую требует от нас Господь? Сможешь ли ты выследить тех, кто ведет распутный образ жиз ни, а потом назвать их имена в воскресенье во время богослуже ния? Или распознать тех, кто потребляет алкоголь? Осмелишь ся ли ты исключить из числа прихожан того алии, который курит? Могу ли я довериться тебе полностью в том, что ты все гда используешь правильные слова, когда трактуешь строки из Библии? Хватит ли тебе сил, чтобы отказаться от заманчивой взятки, которую будут предлагать тебе алии за возможность стать членом твоей церкви? Кеоки, мой дорогой сын, у тебя ни когда не будет достаточно смелости, чтобы стать настоящим свя щенником. Начнем с того, что ты еще слишком молод.
Но я сейчас старше, чем были вы сами, когда вас посвя щали в сан, напомнил гаваец.
Это так, но я вырос в христианской семье. Я, наконец...
Белый человек? - в упор спросил Кеоки.
Да, - с такой же откровенностью ответил Эбнер. - Именно так, Кеоки. Мои предки сражались за эту церковь в те чение столетия. Со дня своего рождения я уже знал, каким не земным, каким божественным понятием является церковь. Ты же не в состоянии оценить этого, и поэтому мы не можем дове рить церковь именно тебе.
Вы говорите очень горькие и обидные слова, - с грус тью заметил Кеоки.
Ты помнишь, когда на борту "Фетиды" я поспешно от дал одну из Библий старому китолову? А потом этот человек напился в кубрике и насмехался надо мной, и над Библией, и над самим Господом Богом. Вот что может получиться, когда благополучие церкви попадает не в те руки. Ты должен запас тись терпением, Кеоки, и доказать свою состоятельность как будущий священник.
Но я уже доказывал это, и не раз, - упрямо повторил га ваец. - Я доказал это в Йеле, когда часами простаивал под
снегом и умолял дать мне возможность получить образование. Я доказал это в Корнуэлле, где был первым учеником в миссионерской школе. И здесь, в Лахайне, я защищал вас от матросов. Что еще мне нужно сделать, чтобы представить вам новое доказательство?
- Эти поступки и деяния входили в крут твоих обязанностей, Кеоки. И за это ты был выбран полноправным членом нашей церкви. Но чтобы стать настоящим священником! Возможно, гораздо позже. Когда ты будешь пожилым и умудренным жизненным опытом человеком. Но только не сейчас. - И с этими словами он отпустил самонадеянного и надменного юношу.
* * *
Однако позже Эбнер был немало удивлен, когда, при обсуждении с Иерушей визита гавайца,жена сразу приняла сторону Кеоки.
Твой комитет, Эбнер, который прислал тебя сюда в каче стве миссионера, - заявила она, - рассчитывал на то, что ты обучишь местных жителей всему, что знаешь сам. И тогда они смогут сами не только строить церкви, но и трудиться в них.
Трудиться, разумеется! - тут же согласился Эбнер. - Очень скоро у нас будет не только больше полноправных членов церкви. Мы собираемся открыть школу дьяконов. Но чтобы га ваец стал настоящим священником! Иеруша, такое решение стало бы безрассудством. Я, конечно, не хотел расстраивать Ке оки, но он никогда не будет священником. Никогда!
Почему нет?
Потому что он язычник. Он такой же дикарь, как доче ри Пупали. Одна хорошая встряска, и вся видимость цивили зации слетит с него, как при сильном ветре.
Но когда мы уедем отсюда, Эбнер, тебе все равно придет ся передать церковь Кеоки и его товарищам.
Мы никогда не уедем отсюда, - важно заметил препо добный Хейл. - Здесь находится и наш дом, и наша церковь.
Ты хочешь сказать, что мы останемся здесь навсегда?
Да. А когда мы умрем, то из Бостона пришлют других миссионеров на наше место. Кеоки - священник! Даже пред ставить невозможно.
Однако Эбнер привык прислушиваться к мнению своей же ны, и уже после того, как разговор закончился, он еще долгое
время обдумывал ее слова, пока, наконец, не нашел достаточно разумный выход из сложившегося тупика. Он вызвал к себе молодого гавайца и заявил:
Кеоки, - со счастливой улыбкой начал Эбнер, - я при думал, как ты сможешь служить церкви, чего ты, собственно, и добиваешься.
Неужели вы хотите сказать, что я буду посвящен в ду ховный сан? радостно воскликнул юноша.
Не совсем так, - поправил его преподобный Хейл. В это время он был так увлечен своей новой идеей, что даже не обра тил внимание на то, какое разочарование появилось на лице Кеоки. - Я намереваюсь сделать кое-что другое, Кеоки. Ты станешь высшим дьяконом. Ты будешь ходить среди своих со племенников и выяснять, кто из них тайком курит. Потом тебе будет несложно по дыханию определить, кто из них потребляет алкоголь. Каждую неделю ты станешь подавать мне список с именами тех людей, которых мне следует упомянуть с кафедры и пристыдить. Кроме того, ты будешь сам представлять мне списки кандидатов, которых следует исключить из числа на ших прихожан. А по ночам ты, также незаметно для осталь ных, будешь пробираться по улочкам Лахайны и выслеживать тех, кто спит с чужой женой. Я хочу, чтобы ты ради церкви за нялся этими делами, - счастливо закончил Эбнер. - Ну, как тебе понравился мой план?
Кеоки стоял и молчал, спокойно глядя в глаза маленького миссионера, и когда тот вторично попросил гавайца высказать свое мнение, он горько произнес:
-Я искал пути, как служить своему народу, а не шпио нить за ним.
Он вышел из дома миссионера и много дней после этого оставался в уединении, не показываясь никому на глаза.
* * *
Если Иеруша и Кеоки так и не смогли научиться противо стоять выпадам Эбнера против гавайцев, то в скором времени в Лахайну прибыл человек, который не только рассеял все со мнения Иеруши, высказав их на чистом английском языке, но и явился сюда со своими собственными взглядами на проблемы местного населения. Это был никто иной, как сам доктор Уиппл. Он стал худощавым, кожа его приобрела бронзовый от
тенок от постоянной работы на свежем воздухе в самых разных городах и селениях островов. В столицу он прибыл на "Фетиде", которая теперь принадлежала Келоло. Сойдя на берег, он сразу же направился в дом к миссионеру и воскликнул:
-Сестра Иеруша, простите меня за то, что не смог присутст вовать здесь, когда вы были беременны. Господи! Я уже забыл, что у вас уже двое ребятишек. Как? Вы снова в положении?
Годы сделали Уиппла мягче, в то же время наградив его вдумчивостью и проницательностью, а заодно начисто лишив того напускного лоска, которым он так щеголял на "Фетиде". Поневоле он стал свидетелем множества смертей: дети миссионеров, их жены, да и сами священнослужители, доводящие себя работой до полного изнеможения.
-Кстати, сюда я плыл в той же самой каюте. Там было всего пятеро мужчин, и я чувствовал себя одиноко. Сестра Ие руша, как поживает ваша аптечка?
С этими словами он схватил с полки черный ящичек, сравнивая его содержимое со списком новых лекарств, недавно полученных им из Бостона.
Я дам вам много рвотного корня, - сообщил доктор. - Мы считаем, что он очень полезен детям при лихорадках. А се годня вы и брат Эбнер вместе будете обедать со мной у капита на Джандерса в его новом магазине. Но, поскольку мне опять стало плохо на этой проклятой "Фетиде", и я всю дорогу стра дал от морской болезни, я позволю себе немного виски. Кста ти, когда вы поплывете в Гонолулу, то наверняка тоже испыта ете морскую болезнь.
А разве мне необходимо плыть туда? - удивился Эбнер. Он, как и Иеруша, предпочитал оставаться в Лахайне и не присутствовать на ежегодных собраниях миссионеров в Гоно лулу, городе, который он считал скоплением грязных и пыль ных лачуг.
Да, - грустно вздохнул доктор Уиппл. - Боюсь, что на этот раз собрание будет совсем не таким, как обычно.
А что произошло? - поинтересовался Эбнер. - Неуже ли снова будет обсуждаться вопрос относительно выплаты де нег миссионерам? Я, кажется, в прошлый раз уже объяснил свою позицию, брат Джон. И навсегда останусь при своем мне нии: никакие деньги миссионерам не нужны. Мы - слуги Господа, и поэтому не требуем, чтобы нам за это платили. Мое мнение, повторяю, неизменно.
Нет, вопрос состоит вовсе не в этом, - прервал его док тор Уиппл. Кстати, по поводу зарплаты я с тобой не согла сен. Мне кажется, что мы должны получать какие-то деньги, но это сейчас неважно. Мы все должны будем проголосовать по делу брата Хьюлетта.
Брат Авраам Хьюлетт? - переспросил Эбнер. - Я ниче го не слышал о нем с тех пор, как у него родился малыш. И это несмотря на то, что он живет на одном острове со мной. А ка кой вопрос будет рассматривать собрание?
Неужели ты ничего не слышал? - удивился Уиппл. - У него снова большие неприятности.
Что же он такого натворил?
Женился на гавайской девушке, - объяснил Уиппл. После этих слов в травяном домике повисла долгая, тяжелая пауза, во время которой трое миссионеров с изумлением смот рели друг на друга.
Наконец, Эбнер извлек из кармана свой носовой платок и вытер пот со лба:
-Неужели ты хочешь сказать, что он действительно жи вет с островитянкой? С язычницей?
-Да.
-И собрание должно решить, как поступить с ним? -Да.
Но тут и решать нечего, - безразлично произнес Эбнер. Он достал свою Библию, полистал ее в поисках нужного текс та и добавил: - Вот тут. Я считаю, в данном случае эти стро ки из главы книги пророка Иезекиля полностью раскрыва ют его поведение: "И поступят с тобой жестоко, и возьмут у те бя все, нажитое трудами, и оставят тебя нагою и непокрытою, и открыта будет срамная нагота твоя, и распутство твое, и блу- додейство твое. Это будет сделано с тобою за блудодейство твое с народами, которых идолами ты осквернила себя". - Дочи тав цитату, он закрыл Библию.