Главный Композитор с неудовольствием поднял голову. Он никого не ждал нынче вечером, никого не приглашал; Композитор очень не любил, когда ему мешали. Если раньше, когда он был незаметным преподавателем, он любил, когда его по вечерам навещали дамы – он пользовался у них успехом, и это, при монотонном течении тогдашней жизни, доставляло ему, пожалуй, наибольшее удовольствие; то теперь все это отошло куда-то далеко, знакомства прервались, и ему было некогда даже пожалеть об этом. Вспоминая изредка о заброшенных утехах, Главный Композитор успокаивал себя тем, что вот уже скоро все будет готово и тогда настанет пора пожинать обильные плоды, – тогда будет и время, и обширные возможности для легкой, привольной и сладкой жизни. Но все это надо еще и заслужить, и надежно утвердить – теперь, часто бывая в Жилище Власти и общаясь с опытными политиками, Главный Композитор начал уже понимать, как это делается.
   Итак, неожиданный звонок в дверь его нимало не обрадовал, скорее наоборот, рассердил. Он встал из-за стола и, направляясь к прихожей, минуя комнаты своего теперь весьма обширного жилища, уже в который раз подумал, что пришла все-таки пора завести постоянную прислугу – хотя бы для того, чтобы было кому открыть дверь перед посетителем в любой час дня и ночи. Он отворил дверь, даже не спросив, кому пришло в голову его беспокоить. Главный Композитор не боялся, у него, насколько он знал, не было серьезных врагов, а такими ценностями, какие заставили бы воротил преступного мира обратить на него внимание, он еще не обзавелся – опять-таки за недостатком времени.
   Он отворил. На пороге стоял Задира.
   Увидев его, Главный Композитор удивился, но не чрезмерно. То было удивление не тем, что какой-то малозаметный горожанин вдруг осмелился побеспокоить высокопоставленного деятеля в его доме; это, вероятно, почему-то считалось естественным. Скорее, Главного Композитора удивило то, что Задире понадобилось увидеть его именно сейчас.
   Так или иначе, он отступил в сторону и гостеприимным жестом пригласил Задиру войти.
   Вскоре оба оказались в кабинете, где Задира, не дожидаясь приглашения, опустился на диван. Главный композитор, не возвращаясь к столу, устроился в кресле напротив.
   С минуту они молчали.
   – Много работы? – спросил наконец Задира, найдя, видимо, отправную точку для разговора.
   – Чем дальше, тем больше. Но конец уже виден.
   – Конец уже виден… – медленно повторил Задира. – Но пока он не настанет, работы станет еще больше. Именно для тебя. До сих пор я не очень обременял тебя поручениями, верно?
   Может быть, присутствуй при разговоре кто-нибудь третий, его удивило бы, что у квартального сутенера могут быть поручения Главному Композитору Истории, почти уже состоявшемуся герцогу, представителю древнейшего рода (хотя и с другой планеты). Но третьего не было, сам же Главный Композитор воспринял сказанное как вещь вполне естественную. Он поинтересовался лишь:
   – Что-нибудь случилось?
   Задира ответил не сразу:
   – У меня пересохло в горле… Может быть, сваришь кофе?
   – С удовольствием.
   Быть может, Задиру действительно мучила жажда; но не исключено, что просьба его была вызвана и еще одной причиной: занимаясь делом столь приятным и привычным, как приготовление кофе, человек невольно успокаивается, и продолжение разговора воспринимает уже без того внутреннего напряжения, какое неизбежно возникает перед получением какой-то, может быть, не очень приятной информации.
   – Только не «экспресс». Сделай, пожалуйста, на спиртовке, – добавил гость.
   Хозяин кивнул и принялся за дело: все было под руками, кофе он обычно готовил для себя тут же, в кабинете, чтобы не ходить из конца в конец своих апартаментов. Когда спиртовка загорелась и кофейник был водружен на нее, Задира сказал:
   – Придется тебе брать на себя отношения с Властелином.
   – Я не совсем понял, – откликнулся Главный Композитор, не отрывая взгляда от кофейника. – Я и так общаюсь с ним каждый день.
   – По вашим делам. А теперь пришла пора заняться моими.
   Историк позволил себе бросить на гостя лишь короткий взгляд, постаравшись, однако, вложить в этот взгляд все свое недоумение.
   – Дело в том, – сказал Задира, – что исчезла Леза.
   – Ага, – откликнулся Главный Композитор, поглощенный в тот миг поднимавшейся в кофейнике шапкой пены. – Леза исчезла. Ну и что?
   – Я еще не знаю, почему она исчезла и где находится сейчас.
   – И хочешь, чтобы я выяснил это для тебя? Право, не знаю… Ты думаешь, ее где-то укрыл Властелин?
   – Все это я выясню без тебя, специально заниматься этим тебе как раз не следует. Но если до сих пор его действия направляла она, то сейчас делать это придется тебе.
   – Вряд ли я смогу заменить ему любимую женщину.
   – Как женщина ты вряд ли составишь ей конкуренцию, – согласился Задира. – На этот счет у меня нет никаких иллюзий. Но твоя задача – заменить ее в качестве советника.
   – Я и так главный его советник по вопросам истории.
   – Ты не советник. Ты советчик. А нужно, чтобы ты стал именно советником. Человеком, к помощи которого прибегают в сложных положениях.
   – Мне положение не представляется сложным.
   – Просто потому, что до сих пор я щадил тебя, давал возможность заниматься твоим делом. Сейчас, как я уже сказал, настала пора моих – куда более важных.
   Историк снял кофейник со спиртовки.
   – Пусть отстоится немного… Пока что ты говоришь очень многозначительно, но не менее загадочно. Будь любезен, объясни.
   – Для этого я и пришел. Как тебе известно, до начала войны остались считанные дни, чтобы не сказать – часы.
   – Я в курсе государственных дел. Церемония Последней Пуговицы состоится – это крайний срок – завтра. После нее войну можно будет считать начавшейся.
   – Ты хорошо информирован.
   – Надеюсь, ты не станешь требовать от меня, чтобы я остановил войну?
   – Ни в коем случае. Не для того все затевалось.
   – Что же тогда?
   – Нужно, чтобы Властелин с самого начала войны покинул Ассарт.
   – Послушай, это совершенно невозможно. Во-первых, традиции. Порядок запрещает ему это. Во-вторых, простой здравый смысл… Если бы еще отправлялся один экспедиционный корпус – хотя и тогда… Но тут – семнадцать эскадр, семнадцать направлений… Нет, это не получится. Не глупец же он, в конце концов.
   – Должно получиться.
   – Послушай, а зачем?
   – Затем, что едва эскадры стартуют, на Ассарт обрушатся семнадцать отрядов с семнадцати планет. Державе придется воевать на своей планете – впервые за сотни лет. И если в это время она лишится человека, имени, символа, вокруг которого люди привыкли объединяться, – Ассарт можно будет взять, что называется, голыми руками.
   – Победить Ассарт? Но это же значит, что мы не реализуем своей истории, над которой столько работали!
   – С этим тебе придется примириться.
   – Но… Послушай, я так и не знаю, как следует к тебе обращаться…
   – Можешь называть меня Магистром.
   – Магистр, но я вовсе не хочу примиряться с этим! Затрачено столько труда! И потом, новая история ведь действительно вернула бы нас к жизни…
   – Это не нужно.
   – А кому нужно то, что ты предлагаешь?
   – Силам куда более значительным, чем мы с тобой. А что касается истории – она еще пригодится. Не сейчас, но позже. Ведь Ассарт, в конце концов, не перестанет существовать!
   – Не понимаю. Совершенно не понимаю.
   – Я мог бы ничего не объяснять тебе. Но попробую. Когда Властелин покинет Ассарт в самый критический миг, это послужит поводом для его низвержения. Власть перейдет в другие руки.
   – Но те семнадцать раздерут Державу на части!
   – Успокойся. Могу обещать тебе: они не выиграют.
   – Кто же тогда?
   – Я. Ты. Те, кто действует заодно с нами.
   – Заманчиво звучит. И все же… Нет, у меня не лежит душа к этому. Послушай, Магистр: я отказываюсь.
   – Не лежит душа – значит, ляжет тело. И навсегда.
   – Ты угрожаешь?
   – Несомненно. Ты, историк, целиком зависишь от меня. Ведь стоит Властелину получить доказательства того, что ты с самого начала действовал по чужому замыслу, начиная с той самой драки… Что ты вовсе не потому пришел ему на помощь, чтобы спасти его, но для того, чтобы приблизиться, заслужить доверие. И что сама идея войны за историю возникла, увы, не в твоей голове… Стоит ему получить доказательства – и мне не придется даже пальцем пошевелить, чтобы тебя не стало. У Властелина тяжелый характер…
   Главный Композитор Истории промолчал.
   – Я вижу, ты оценил обстоятельства, – сказал Магистр. – Итак, ты принимаешь поручение.
   – Если бы даже я всей душой стремился выполнить его, – медленно проговорил историк, – я никак не вижу способа убедить его. Доказательства должны быть более чем весомыми.
   – Они есть. Прежде всего, тебе надо при первой же встрече попытаться определить: он ли скрыл Лезу от возможных опасностей или это сделал кто-то другой.
   – Прекрасно. Подойти и спросить: Выше Всемогущество, это вы ухитрились припрятать свою девочку?..
   – Не столь примитивно. Собственно, спрашивать даже не придется: ты и сам поймешь, понаблюдав за ним. Если ее увез он – Властелин будет спокоен. Если нет – ему вряд ли удастся скрыть беспокойство.
   – Дальше?
   – Дальше ты представишь ему доказательства того, что его предали, что все его планы давно раскрыты в других мирах и что эскадры его противников готовы обрушиться на Ассарт. Разумеется, ты сделаешь это после того, как основная часть Ассартского войска будет уже в броске к планетам.
   – То есть раскрою ему действительное положение вещей?
   – Именно так. Но ты сообщишь ему не только об этом. Ты скажешь, что командование объединенными флотами находится в определенной точке пространства. Назовешь координаты. И что единственный способ спасти положение – совершить внезапный рейд и захватить или уничтожить это командование. Операция, решающая исход войны в пользу Ассарта, невзирая на предательство и прочее. Разве он сможет отказаться от того, чтобы возглавить рейд? Один отряд в запасе у него наверняка останется…
   – Останется, это совершенно точно.
   – Зато все сколько-нибудь пригодные командиры будут уже далеко в пространстве. Разве не так?
   – Видимо, да.
   – Ну вот. Следовательно: или он – или никто.
   – Да, – признал историк. – Звучит убедительно. Скажи… а что случится с ним там?
   – Думаю, что ничего страшного.
   – Надеюсь, ты не станешь прибегать к крайним мерам.
   – Не преувеличивай моих сил, историк. Все будет зависеть не от меня. Просто я, как и ты, выполняю поручение. И не стыжусь признаться, что о его дальнейшей судьбе ничего не знаю – и не хочу знать. Для меня самого важно лишь, чтобы его здесь не было.
   – Теперь я понимаю, на что ты рассчитываешь для себя.
   – А что? По-твоему, я недостаточно красив для этой роли?
   – Ну, это пусть решают женщины… Во всяком случае, ты хитроумен и не отягощен принципами.
   – Но от этого я не чувствую себя плохо. Кстати, о женщинах: если ты убедишься, что о судьбе Лезы ему ничего не известно, можешь намекнуть, что ее умыкнули те же враги и она находится в этой самой резиденции командования флотами.
   – Чтобы усилить его желание действовать лично?
   – Совершенно верно, именно для этого.
   – Ну что же… Видимо, ты не оставляешь мне другого выхода, как согласиться с тобой.
   – Вот и хорошо. И разумно. Начинай завтра с самого утра. Времени у нас немного. Постарайся навести разговор на Лезу, ее судьбу. И – намекай, что начало войны нельзя затягивать. Дай ему понять, что у тебя есть надежные сведения: сегодня на планетах еще ничего не подозревают, но пройдет немного дней – и сведения о приготовлениях Ассарта заставят их зашевелиться.
   – Он наверняка спросит, откуда у меня такие сведения.
   – Мне ли тебя учить сочинительству? Это ведь легче, чем шить лоскутную историю… Ну скажи, что твой друг детства служит в торговом флоте… на космическом трампе, который постоянно бродит от планеты к планете. Недавно он садился на Ассарте, друг навестил тебя и все рассказал. Что пока все спокойно, но уже начинают ходить слухи…
   – А если он захочет сам выслушать этого друга?
   – Снова в рейсе. И неизвестно где. Трамп – не лайнер.
   Магистр встал. Потянулся.
   – Великая Рыба, как я устал… Ну что же: спасибо за кофе. Не стану больше отвлекать тебя от творческой работы. Доброй ночи!
   Главный Композитор Истории провел гостя до выхода, запер за ним дверь. Медленно вернулся в кабинет, но не стал дальше читать материалы, а, усевшись за стол, задумался.
   Мысли шли невеселые. Оказывается, все это была лишь игра. Чья-то непонятная, злая и жестокая игра. Ради нее его и множество других людей заставили много работать. Побудили поверить в красивую идею. А когда люди и идея свою роль сыграли – их смяли и выбросили, как ненужный клочок бумаги.
   И все это при его собственном, весьма рьяном участии.
   Конечно, если бы он с самого начала понимал, во что ввязывается, то еще очень и очень бы подумал. И, вернее всего, отказался бы. Ну а сейчас – слишком поздно.
   Хотя и не с легкой душой будет он держать свое слово.
   Значит, история – пустое место. Да и то, если подумать, – это ведь все же чужая история.
   А какая – своя?
   Этого никто не знает, какой она была на самом деле.
   Наверное, если бы поискать как следует – нашлось бы. Прошлое – это клад. Давно и глубоко зарытый. Но от этого не переставший существовать.
   Да что сейчас рассуждать об этом.
   «Ты становишься воистину исторической личностью, – сказал себе Главный Композитор Истории. – И на самом деле создаешь ее. Только не таким способом, какой потом будут прославлять в поколениях. Напротив – таким, о котором всю жизнь придется молчать – и надеяться, что никто этого никогда не узнает.
   Вот так оборачиваются дела. А все эти материалы, в которые вложено неимоверное количество энергии и фантазии – они сейчас стоят меньше, чем бумага, на которой они запечатлены. Их с чистым сердцем можно выкинуть.
   Хотя лучше все-таки сохранить для памяти. Для истории.
   Кроме того… Пока игра продолжается, они еще понадобятся. Властелин в любой миг может потребовать их на просмотр. Он ведь все еще думает, что именно ради этих разработок будет вестись война.
   Скверно на душе.
   А может быть, все-таки рискнуть – и…
   Нет. Опасно.
   А может быть, все-таки…»
3
   Что-то мешало смотреть. Какая-то желтая пелена перед глазами, к тому же медленно вращавшаяся.
   Это было странно.
   Что – это? Что вообще было?
   В затылке ощущалось какое-то неудобство, тяжесть.
   Женщина попыталась пошевелить головой. Удалось, при этом тяжесть ощутимо перемещалась, как бы перекатывалась по затылку.
   Попробовала сделать шаг. Это почему-то не получилось. Нога не нащупала опоры. Под ней была лишь пустота.
   Женщина напряглась и вдруг поняла, что лежит. И на затылок давил жесткий валик.
   Почему лежит? На чем? Где? Ни на один из этих вопросов она не находила ответа.
   Голова была тяжелой, при движении в ней ощущалась тупая боль. И все же сознание понемногу возвращалось.
   Прежде всего ей стало ясно, что она не дома. У нее дома не было ничего такого – желтого и обширного.
   Ах да; это был потолок. Нет, у нее дома не было желтых потолков.
   Не дома; а где же?
   Она попыталась встать. Для этого сперва нужно было сесть. Не сразу, но это получилось. А вот встать оказалось слишком сложно. Ноги не хотели держать ее. Пришлось тут же опять сесть и опереться руками, чтобы снова не растянуться на спине.
   Она сидела на неширокой, жестковатой кушетке. Такие бывают в кабинетах у врачей.
   Кушетка стояла в небольшой комнате, в которой были еще стол и шкафчик, но не было окон. Дверь, правда, имелась.
   Где же находилась эта комната? И как она, Леза, сюда попала?
   Ведь она… Что – она? Ну конечно: она жила совсем в другом доме. Там у нее был Изар. И был… маленький, еще не имевший имени.
   Вспомнив о маленьком, она судорожно прижала ладони к животу, словно опасаясь, что могла потерять его. Нет, живот был в порядке. Конечно, определить это на ощупь еще нельзя было, она просто почувствовала: все в порядке, он с нею.
   Ей сразу стало спокойнее, и как будто даже прибавилось сил.
   Силы требовались прежде всего для того, чтобы все-таки восстановить в памяти все, что с нею произошло.
   Чтобы легче было вспоминать, она снова легла на кушетку. Желтый потолок опять оказался перед глазами, но теперь ощущалось расстояние до него. Кроме того, он перестал вращаться, и Леза поняла, что на самом деле прекратилось головокружение.
   Итак, когда-то – вчера? Позавчера? Неделю назад? Или все-таки сегодня? – она была дома.
   Несомненно, была дома. Изар уехал ранним утром, и уже после его отъезда она успела позавтракать. Да, успела.
   Потом? Потом было что-то… Что-то она делала дома. Ах да, убрала посуду в мойку и включила воду. Затем? Пока посуда мылась, она читала какую-то книгу, название ее сейчас никак не хотело вспоминаться. Потом вынула посуду и расставила.
   А потом был звонок в дверь.
   Да, совершенно верно: был звонок в дверь. Она отворила и увидела на пороге человека, который передал ей очень нарядный конверт, не бумажный… Нет, конечно, не бумажный, из какой-то ткани, кажется.
   Человек вежливо поклонился и сказал:
   – Мне приказано ждать.
   – Чего ждать? – не поняла она.
   – Наверное, пока вы прочтете это письмо.
   – Хорошо, – сказала она. – Заходите.
   – Я подожду в машине, – сказал он и сделал шаг назад.
   – Хорошо, – сказала она. – Я сейчас.
   Она попыталась открыть конверт пальцами, но ткань была прочной. Пришлось войти в комнату, достать ножницы и отрезать краешек.
   В конверте был вчетверо сложенный лист бумаги. Развернув его, Леза сначала посмотрела на украшавшую лист эмблему. Это была красивая и сложная эмблема, где рисунок обрамлял слова: «Ястра, Жемчужина Власти Ассарта».
   Прочитав эти слова, она испугалась.
   Наверное, в глубине души, сама себе в этом не признаваясь, Леза всегда боялась этой женщины. Воспитанная в уважении к закону, какое было свойственно средним слоям ассартского населения, она, что бы там ни говорил Изар, постоянно чувствовала, что закон и даже больше: весь Порядок – были на стороне Ястры и против нее, Лезы. Она понимала, что спокойное существование ее будет продолжаться ровно столько, сколько Ястра будет терпеть его. Каким бы всемогущим ни был Изар, но Порядок был выше и сильнее.
   И вот теперь, едва успев разобраться с эмблемой, Леза решила, что всему пришел конец и письмо извещает ее именно об этом.
   Первым движением ее было – бросить письмо, как будто оно жгло ей пальцы. Она так и сделала. Листок бумаги мягко опустился на стол.
   Однако у подъезда ждал человек. И неудобно было заставлять его ждать. Письмо надо было прочесть, как бы тяжело это ни было.
   Она подобрала письмо и стала читать медленно, по одному слову. Убедившись, что прочитанное слово не заключает в себе ничего страшного, она переходила к следующему. Слова неторопливо складывались во фразы. Когда фраза заканчивалась, Леза перечитывала ее еще два или три раза и только тогда понимала ее смысл. Она очень волновалась.
   Письмо, к счастью, оказалось не слишком длинным. Скорее, коротким. В нем было написано вот что:
   «Милая Леза. Не кажется ли Вам, что пришла пора поговорить о делах, которые смело можно назвать нашими семейными? Если у Вас нет серьезных возражений, приезжайте на чашку кофе или черной травы к часу пополудни. Машина в вашем распоряжении, это письмо послужит пропуском в Жилище Власти.
   Неизменно к Вам благосклонная – Ястра, Жемчужина Власти».
   Механически она взглянула на часы. Было без пяти двенадцать.
   Лезе было страшно. Но ей и в голову не пришло, что можно найти какой-нибудь благовидный предлог и вежливо отклонить приглашение. Уважение к Власти было у нее в крови. Да и кроме того – отказ вызвал бы если не гнев, то во всяком случае неудовольствие Жемчужины. А если бы Супруга Власти захотела раздавить Лезу, она сделала бы это без всяких усилий.
   Наверное, надо было одеться подобающим для такого визита образом. Но Леза почему-то решила этого не делать. Ей казалось, что, принарядившись, она будет чувствовать себя стесненной: что бы она ни надела, не ей тягаться с Жемчужиной Власти в обилии и богатстве туалетов. Лучше, если она останется такой, какой привыкла ощущать себя. Тем более что, откровенно говоря, не так-то плохо она одевалась и находясь дома: ведь там ее видел Изар, а для кого еще ей было одеваться?
   Поэтому она взяла лишь более нарядную сумочку, положила в нее письмо вместе с конвертом и вышла из дома.
   – Я готова, – сказала она человеку, стоявшему возле длинной, красивой машины с темными стеклами.
   Человек вместо ответа улыбнулся и распахнул перед ней заднюю дверцу машины. Леза уселась, человек захлопнул за нею дверь, обошел машину – изнутри все было прекрасно видно – и сел за руль.
   Чем больше Леза вспоминала, тем голова становилась яснее. Теперь уже не нужно было напрягаться, чтобы уловить зыбкие воспоминания и расположить их в правильном прядке. Теперь они уже спешили сами, обгоняя друг друга.
   Совершенно ясно помнилось, как машина привезла ее к Жилищу Власти. Правда, Леза не сразу поняла, что оказалась именно у того известного во всем мире дома. Ей показалось, что это какое-то другое место, другое здание. Потом, уже поднимаясь по внутренней лестнице и узнавая помещения, давно и хорошо знакомые по фильмам и телерепортажам, она сообразила, что ее просто привезли не к парадному, торжественному входу, а к какому-то другому, служебному.
   Вслед за провожатым она поднялась, кажется, на третий этаж и потом довольно долго шла по коридору, часто поглядывая на часики, подарок Изара, – боясь, что опоздает или, наоборот, придет раньше назначенного часа, что было бы столь же невежливо. Затем ей пришло в голову, что Ястре может не понравиться, что она носит на руке подарок Властелина, и она на ходу сняла часики и положила в сумочку – но тут ж достала и снова надела: конечно же, Супруга Власти об этих часах ничего не знала, а если стыдиться подарков Изара, то Лезе пришлось бы тут же раздеться догола. Она в душе посмеялась сама над собой, хотя на лице сохраняла серьезное выражение, приличествовавшее случаю.
   Наконец провожатый подвел ее к двери и постучал. Лезе почему-то вспомнилось в этот миг, как ее привезли к Изару и она с таким же – нет, куда с большим волнением приблизилась к двери, за которой ее ожидало неведомое и в то же время давно угаданное и пережитое в мечтах. Сейчас она тоже не знала, что ее ждет, но недавно возникшая мысль придавала ей уверенности: никто во всей Державе не осмелится нанести какой-нибудь вред сыну Властелина: а сын этот сейчас жил в ней, и, если понадобится, она прибегнет к его защите.
   Ястра ожидала ее, сидя на диване в комнате, убранной намного проще, чем представлялось Лезе. И сама Жемчужина была одета просто, хотя и со вкусом. В комнате был уже накрыт столик на двоих, но, кроме Ястры, там оказался еще и мужчина: Леза сразу догадалась, кто это, и с некоторой тревогой подумала, что он не идет ни в какое сравнение с Изаром. Не собирается ли Жемчужина все-таки вернуть себе законного супруга?
   Жемчужина Власти, приветливо улыбаясь, поднялась навстречу и протянула сразу обе руки. Леза почтительно присела: она знала, как следует вести себя перед лицом Первой женщины планеты. Ястра улыбнулась на это и сказала:
   – Только ради Великой Рыбы – не нужно церемоний. Мы не на Большом Преклонении. Садитесь, милая, и дайте как следует разглядеть вас. Как известно, лучше один раз увидеть… А слышала я о вас достаточно. Нет-нет, ничего плохого. Наоборот.
   Леза послушно уселась на стул, на который ей было указано. Находившийся в комнате мужчина откровенно разглядывал ее, пока Ястра не сказала ему:
   – Уль, у нас будет женский разговор. Наверное, у тебя есть множество дел, которыми следует заняться?
   – У меня их всегда больше, чем хотелось бы. Поэтому я приношу свои извинения в том, что вынужден вас оставить.
   – Скажи там, – напутствовала Ястра, – что мы ждем кофе.
   Мужчина вышел. Почти сразу женщина прикатила столик, на котором стоял кофейник, вазы с лакомствами. Ястра принялась угощать Лезу. Кажется, это было вкусно, но четкого воспоминания не сохранилось: от волнения у Лезы тогда пересохло во рту, и, что бы она ни жевала, все имело вкус промокательной бумаги (почему-то Леза подумала именно так, хотя никогда в жизни промокашки не пробовала – разве что в самые детские годы).
   Леза ожидала, что разговор сразу перейдет на ее жизнь, на отношения с Изаром – на все то, что было для нее самым важным. Однако Жемчужина Власти заговорила о совершенно других вещах: о погоде, о последних театральных спектаклях (некоторые из них Леза видела по телевизору, на другие собиралась сходить, но все как-то не выбиралась, да и не было желания идти одной, связи с былыми подружками (очень немногими) как-то распались, когда она переехала в теперешний свой дом, знакомых мужчин у нее просто не было, а с Изаром – о, не приходилось и мечтать об этом, вот тогда-то уж Ястра наверняка ей не простила бы…) – наконец они, кажется, добрались до серьезной темы. Поговорив о недавнем спортивном празднике, о котором Леза почти ничего не слышала и вынуждена была отвечать наугад, Ястра под конец спросила: