Страница:
– Я слышу, слышу… Кто это?
После паузы:
– Не может быть… Это не твой голос.
Инна вскочила: первым движением ее было – броситься за Зоей: Мила явно нуждалась во врачебной помощи. Но на полпути к двери замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась: то, что говорила Мила, показалось бывшей актрисе очень интересным. «В этом безумии есть своя система» – невольно всплыли в памяти слова классика. И к тому же интонации Милы, да и весь ее облик, были настолько непривычными, ранее не виданными, что профессиональная привычка заставила Инну смотреть и слушать – чтобы потом попытаться воспроизвести, пусть этого уже никогда и нигде не придется сыграть.
А Мила между тем продолжала:
– Да, конечно, я сейчас вижу тебя гораздо лучше, чем в тех снах. И слышу тоже прекрасно. Где же ты сейчас?
Пауза. Это очень напоминало разговор по телефону; только вот самого телефона не было.
– Интересно, как сейчас на Земле…
На этот раз молчание было продолжительным. Мила сидела все в той же позе, слушая, только голова чуть заметно двигалась, то опускаясь в едва уловимом кивке, то покачиваясь из стороны в сторону, словно выражала крайнее удивление. Инна смотрела с открытым ртом, ничего не понимая, но чувствуя тем не менее, что сейчас тут на ее глазах происходит что-то чрезвычайно значительное. О намерении позвать Зою она забыла: судя по всему, Миле ничто не угрожало, ничто не напоминало о каком-то припадке. Нечто таинственное творилось, и на какие-то секунды Инне даже сделалось обидно: почему не с нею такое приключается – а ведь она все годы ждала чего-то такого, не отходила от экрана, ожидая какого-то сигнала, который можно будет понять, зова, призыва, а не бессмысленных зигзагов… И вот что-то подобное происходит – ну почему же не с нею, не с нею…
Переживание было непродолжительным, но очень сильным, и, борясь с ним, Инна пропустила мимо ушей все остальные реплики Милы, а когда приготовилась снова слушать, Мила уже сидела, выпрямившись, и смотрела вполне осмысленно, и только на губах оставалась все та же улыбка, какая была во время разговора неизвестно с кем.
– Что это было? – не преминула спросить Инна.
– Да все он же: это Юрик.
– Юрик… Какой еще Юрик?
– Мой сын… Ты забыла? Они нашли нас! Ты понимаешь? Земля нашла нас в этой дикой пустоте… Они спасут нас, спасут! Земля!
Инна неопределенно покачала головой:
– Ты переволновалась, Мила. Да-да. Тебе надо теперь спокойно полежать, прийти в себя. Ты ведь устала, правда?
– Пожалуй, да… Хотя – нет, я себя чувствую прекрасно.
– Не спорь. Ложись прямо тут и постарайся вспомнить все до последней мелочи. Да ложись же! Я сейчас вернусь.
Не дожидаясь возражений, Инна выскользнула за дверь. Пусть не она разговаривала с Землей, но, во всяком случае, она окажется первой, кто сообщит всему кораблю о свершившемся событии.
В том, что событие действительно свершилось, Инна поверила сразу и непоколебимо. Именно потому, что внутренне всегда была к нему готова.
Первым, кого она встретила, выйдя из каюты, оказался Нарев. Он быстрыми шагами пересекал салон, держа в руках несколько продолговатых, разноцветных листочков бумаги – какие-то рисунки, похоже. В другой раз Инна не преминула бы поинтересоваться картинками, она вообще любила изобразительное искусство. Но сейчас ей было не до того, и она заговорила, еще даже не успев догнать путешественника:
– Нарев, послушайте: потрясающая новость!..
Нарев, не останавливаясь, повернул голову и улыбнулся:
– Только не для меня, прелестная. Эта новость от меня и исходит. Если хотите подробностей – потерпите до вечера. До народного собрания.
– Да нет, этого вы знать не… Остановитесь же хоть на секунду!
Нарев был уже у двери – той, что вела к синтезатору. На долю секунды задержался в проеме:
– Простите великодушно: совершенно не располагаю временем. Потом, все узнаете потом!
И скрылся.
Не так-то легко было отделаться от Инны; она почти бегом одолела коридор и толкнула дверь, что вела в синтезаторную. Против ожидания, дверь оказалась запертой изнутри.
Такого никогда еще не случалось: доступ к необходимой каждому аппаратуре всегда был открыт.
Инна уже занесла кулаки, чтобы как следует постучать и потребовать, чтобы Нарев впустил ее. Но в последнее мгновение передумала.
Нарев с его фантазиями мог и подождать: она еще успеет рассказать людям о его возмутительном поведении. А то, чему она только что оказалась свидетельницей, было куда значительнее для всего человечества «Кита».
Инна круто повернулась и двинулась обратно, в салон.
Минут через пятнадцать Флор закончил работу, отметив на схеме не одну лишь, но целых четыре точки, где можно подключиться к сети легко и просто – и к тому же почти без риска быть застигнутым за этим все же не совсем благовидным занятием. До сих пор подданные Орланы соблюдали неписаное, но реально существовавшее соглашение, по которому они не вмешивались в технические системы корабля. Как и взрослые, впрочем – за исключением, конечно, членов экипажа.
Поэтому из всех мест, где можно было с наименьшей потерей времени подключить локальную сеть туристического корпуса к корабельной сети контроля и управления, Флор выбрал те, что располагались в наиболее укромных местах – там, куда даже свои заглядывали редко, взрослые и вовсе не забредали.
Первое такое место находилось совсем рядом – в синтезаторной. Судя по схеме, оба кабеля проходили здесь вплотную один к другому, на расстоянии каких-нибудь трех сантиметров. Здесь проще всего было бы поставить перемычку. Материалом для нее должен послужить сетевой шнур компьютера из одной из пустовавших, пока еще никем не заселенных кают.
Придя на место, Флор сразу же убедился в том, что схема – схемой, а реальность может оказаться совершенно другой.
Так и получилось на сей раз: оба кабеля действительно располагались, один параллельно другому, если не в трех, то, во всяком случае, не более чем в пяти сантиметрах друг от друга; это было очень хорошо; вернее – было бы, если бы эти сантиметры не включали в себя толщину глухой переборки, что отделяла синтезаторную от салона. Попасть в салон было по-прежнему невозможно, а если бы и можно было, то все равно пришлось бы пробивать в переборке отверстие, а это без инструментов представлялось совершенно невозможным – и не только представлялось, но и на самом деле так было.
Конечно, если набраться нахальства и попросить у инженера нужные для такой работы приспособления…
Флор невольно усмехнулся, представив, как посмотрел бы на него Рудик, услышав такое, и как сформулировал бы свое отношение к подобной просьбе. Ему не часто приходилось встречаться с инженером, но за немалые годы, чаще или реже, все обитатели корабля волей-неволей соприкасались между собой: в замкнутом объеме это неизбежно. И Флор прекрасно знал, что и как ответил бы ему Рудик.
Обратиться с такой просьбой к отцу? Эту мысль юноша отбросил сразу же: знал, что отец и матери бы не позволил прикоснуться даже к самой пустяковой детали корабля за пределами жилого корпуса; корабль, даже лишенный хода, для капитана Устюга по-прежнему оставался храмом, в котором жрецов было лишь трое – никак не больше. Да и те не обладали равноправием.
Ну ладно. А… Майя?
К ней-то Рудик, видно, относится неплохо – если взял ее в помощники. Значит, доступ к инструментам у нее есть. Она вряд ли откажет: в конце концов, то, что он собирается сделать, необходимо всем молодым – да и не только им. Всем людям.
Сможет ли она еще раз передать ему хоть что-то, минуя предохранительную механику входа в инженерный блок?
Это оставалось неясным; но попробовать-то можно!
Однако прежде надо осмотреть и другие намеченные места; возможно, в каком-то из них можно обойтись и без взлома?
В ближайшие полчаса Флора постигало одно разочарование за другим.
Из трех остававшихся мест до одного вообще, как оказалось, добраться было невозможно: корабельный кабель проходил здесь в узкой пустоте межкорпусного пространства. Такая двухкорпусная система была во всех частях корабля, где постоянно находились люди – и в туристическом корпусе в том числе. Попасть в это пространство было не только весьма и весьма затруднительно, но и грозило серьезными опасностями.
Во втором месте – в радиальной шахте – кабели располагались слишком далеко друг от друга. Шнура, какой имелся у Флора, не хватило бы, пришлось бы доставать и второй; но если бы и это удалось, болтающийся на переборке шнур бросится в глаза всякому, кто окажется в шахте. А ею не так уж редко пользовались взрослые – в основном матери, которые никак не могли обойтись без того, чтобы хоть немного побыть если не вместе, то хотя бы рядом со своими чадами. Родители упорно не желали понять, что их потомки уже выросли и постоянный пригляд их вовсе не радует.
Что же касается последней из намеченных точек, то там, как с неудовольствием констатировал Флор, кто-то поработал до него. То, что обозначалось на схеме, здесь не соответствовало действительности, и вместо того чтобы мирно тянуться по переборке, кабель корабельной сети еще задолго до сближения с фидером турмодуля почему-то уходил в переборку – и больше не показывался. Это не было предусмотрено конструкцией: место, где кабель скрывался, носило следы более позднего вмешательства – переборки не очень аккуратно вскрыли, а когда кабель вывели в нее – заварили и кое-как закрасили. При этом даже не было сделано попытки как следует замести следы вторжения.
Оставалось только пожать плечами и отправиться на поиски необходимых инструментов. К Майе, в инженерный пост.
Так Флор и сделал.
И, едва успев выбраться из корпуса в соединительную шахту, сразу же налетел на кого-то из взрослых. Именно налетел. Уткнулся прямо ему в спину. Можно было подумать, что человек этот здесь, в самом начале шахты, специально поджидал Флора, и едва тот показался – подставил ему спину. Глупо, конечно. Но откуда еще человек, упорно прятавший лицо, мог здесь взяться?
В первое мгновение Флор просто испугался.
Но и встреченный, кажется, не меньше. Порывисто и как-то неуклюже шагая, не оглядываясь, он быстро шел – скорее, даже бежал – по переходу в ту сторону, откуда шел Флор: в туристический модуль.
– Извините… – только и успел пробормотать Флор, глядя вслед человеку.
Тот не ответил; даже жестом не дал понять, что услышал сказанное. Похоже, он очень торопился. Возможно, что-то на корабле оказалось не в порядке? Возникла какая-то угроза?
– Что случилось? – уже не сказал, а крикнул Флор вдогонку.
Но человек и на этот раз не оглянулся. Только отмахнулся – каким-то очень неловким движением руки. Странно: Флору показалось, что он никогда не встречал его раньше. На корабле все знали друг друга так хорошо, что каждый мог и со спины узнать каждого; этот же оставался неопознанным.
«Ладно, – подумал Флор. – Чужих здесь быть не может. Я просто одурел немного».
И только сейчас Флор сообразил: наверняка это был тот самый незнакомец, которого ребята успели уже однажды встретить в своем коридоре. Тот – вернее всего, представитель другого мира…
Может, сейчас броситься за ним? Остановить, попробовать заговорить? Если он так похож на человека, то, наверное, с ним можно и объясниться? Это, пожалуй, даже важнее, чем искать место подключения. Место никуда не убежит…
Решившись, Флор повернул назад и пошел вслед за успевшим уже скрыться за дверью человеком.
Он вошел в коридор модуля. Там было пусто.
Что же: придется отворять все двери подряд…
Первой была дверь в синтезаторную. Но и там оказалось пусто.
Флор хотел уже выйти, когда взгляд его упал на узкую, низкую дверцу в самом дальнем углу помещения. Конечно, каждый из них видел эту дверцу множество раз. Но никто никогда в нее не заглядывал: за ней мог помещаться разве что какой-нибудь чулан для всякого хлама. К тому же дверца всегда была заперта.
На этот же раз ему показалось, что она чуть приотворена.
Конечно же, Флор не упустил возможности заглянуть в нее. А потом и войти.
Нет, здесь не было незнакомца. Но и хлама тоже. В тесной каморке стоял единственный столик, и на нем располагался компьютер не совсем обычного вида и, судя по размеру, более мощный, чем те, что находились тут в каютах.
Пройти мимо этого было уж никак нельзя. Следовало осмотреть его, включить, загрузить меню…
Самым интересным было то, что компьютер этот, явно служебный, на схеме, имевшейся теперь у Флора, обозначен не был.
Флор включил. И заинтересовался настолько, что о подключении к сети забыл и думать.
Тут была очень любопытная программа. И не оставалось ничего другого, как, вытащив из кармана чистый кристалл – они у Флора всегда были с собой, – на всякий случай скопировать ее.
А закончив – направиться в свою каюту, не забыв тщательно закрыть компьютерный чулан.
Да, программа была очень интересной – если только он разобрался в ней правильно. Но не лишним было бы с кем-то посоветоваться.
Флор позвонил отцу. В центральный пост корабля.
Однако там никто не откликнулся, хотя Флор не клал трубку более минуты.
Тогда он, преодолевая некое внутреннее сопротивление, набрал номер родительской каюты.
Там отозвалась мать. Судья.
– Флор? Как я рада…
– Да, мама. Позови, пожалуйста, отца.
Ответ прозвучал чуть суше:
– Его здесь нет. Он у себя в посту.
– Спасибо, мама. Я позвоню попозже, ладно?
И, не дожидаясь ответа, положил трубку.
Совершенно точно, что-то с «Китом» не так.
Он только собрался проанализировать ситуацию, как дверь его каюты распахнулась, и он привычно вскочил и склонил голову: Королева Орлана. Взволнованная. Чтобы не сказать – злая. Хотя о королевах более принято говорить – разгневанная.
– Ты не представляешь, Флор, что происходит! Что творится в нашем мире!
Ага. Значит, Орлана успела что-то узнать.
– Мне тоже кажется…
– Кажется! Если бы только казалось! Ты знаешь, что выкинул этот старый, из ума выживший жулик?
– Постой – ты о ком?
– Отец Валентинов, кто же еще? А мой родитель тоже хорош – взялся поддерживать его!
– Ты о Нареве?
– Ты знаешь, что он придумал? Ввести у нас деньги!
– Да зачем они нам? – пожал плечами Флор.
– Зачем? А ты вот попробуй сейчас получить хоть что-нибудь у синтезатора! Что угодно! Хоть чашку кофе!
– Ты хочешь сказать…
– Я только что попробовала! Ничего! Никакой реакции! Наш выход просто отключен.
– Что же получается – теперь за каждой мелочью придется путешествовать туда, к ним?
– Если бы только это! Но и там теперь что-нибудь получить можно будет только за эти – за деньги.
– Что это такое и где мы возьмем это?
– У них – так мне заявили. А чтобы их получить, мы должны – ни более ни менее – присоединиться к ним. Отказаться от независимости, от Королевства, перейти в состояние послушных деток, покорно выполняющих каждое идиотское пожелание наших милых родителей! Каково, а?
– Идиотизм. Тем более что с кораблем что-то происходит…
Но Королеву это сейчас, похоже, интересовало меньше всего.
– Я скажу тебе, что происходит. Они – Нарев, Карский, все остальные – хотят столкнуться с нами лицом к лицу! Что ж, столкнемся! И я могу заранее сказать, кто проиграет. Флор! Идем немедленно ко мне, там соберутся наши старшие. Сразу же решим, что и как делать.
– Послушай, тут есть обстоятельства…
– Обо всем другом – после. Понимаешь, раз они позволили себе поступить так – мы должны ответить сразу же, пока они еще не ждут этого.
– Что ты предполагаешь сделать?
– Нагрянуть к ним, занять их синтезатор, оттуда включить наш выход и вдребезги расколотить все то, при помощи чего они могут нас отключать. А тогда уже будем с ними разговаривать всерьез. Ты ведь можешь разобраться в настройке синтезатора – и главного, и нашего?
– Постой, Орлана. Главный – не у них, там тоже всего только выход. А основной, откуда все регулируется, – в инженерном модуле. В первую очередь нам нужно туда!
– Тогда… может, сперва переговорить с твоим отцом? И с инженером?
– Капитана сейчас нет на месте. Дома тоже нет. Инженера я встретил – он какой-то… не в себе. Разговаривать даже не захотел. Но вот Майя… Может, она сможет скорректировать синтезатор и без их помощи? Она девчонка умная, и не зря же там сидит столько времени.
– Попробуем. Пошли!
Но, так или иначе, они ничего не заметили и достаточно быстро, а главное – без приключений оказались на том же месте – возле аварийного входа в туристический модуль, – где не так давно инженер Рудик готовился к проникновению в самоизолировавшийся от корабля салон.
Следы произведенного Рудиком взлома корабельщики увидели сразу же.
– Он просто вскрыл замок, – пробормотал капитан. В голосе его прозвучало недовольство: ему очень не нравилось, когда кто-то применял силу, общаясь с кораблем.
– Как бы он иначе попал внутрь? – вполне резонно возразил штурман.
– Да понимаю я… Ладно, потом разберемся. Главное – чтобы с ним все было в порядке. Ну что – входим?
Сказать это оказалось, однако, куда легче, чем сделать. Заваренный Рудиком изнутри люк, естественно, не желал отворяться.
– Ну вот, – очень недовольно сказал капитан. – Теперь и нам придется… Давай, режь.
Луговой успел уже настроить инструмент. И люк подвергся грубому насилию уже во второй раз за последний час-полтора.
Работа отняла немного времени. И минут через пятнадцать сперва капитан, а за ним и штурман проникли в темный тамбур, а затем и в темное, гулкое помещение салона.
– Воздуха нет, – констатировал Устюг. И позвал: – Эй, Рудик! Ты жив?
Он уже понимал, что жив или нет – но ответить инженер будет не в состоянии: будь с ним все в порядке, он и сам вернулся бы уже внутрь корабля. И действительно – ответом капитану было молчание.
Штурман, не дожидаясь команды, уже включил прожектор и медленно вел лучом, направив рефлектор вниз – туда, где переборки граничили с палубой.
– Нет ничего пока, – отметил он очевидный факт.
– Посмотрим там – за катушками…
Они двигались медленно, понимая, что тут что-то обязательно должно быть не так, но не зная – что.
– Ну-ка брось свет – левее, в угол…
– Он там, – чуть сдавленным голосом сообщил Луговой.
И в самом деле – в углу, за катушками, лежала скорченная фигура в скафандре. Неподвижность ее свидетельствовала о том, что если человек и был еще жив, то находился он, во всяком случае, в бессознательном состоянии.
– Запасной баллон! – скомандовал капитан. Но штурман и сам уже извлек баллон из сумки и теперь, опустившись на колени, прилаживал его к скафандру. Присоединил. Вентиль должен был открыться автоматически – в случае, если человек в скафандре еще дышал. Не открылся. Пришлось открыть ход дыхательной смеси снаружи, принудительно.
– Подними давление еще немного…
Луговой повиновался. Обождали с минуту.
– Не дышит…
С минуту прошло в грустном молчании.
– И чего его вдруг сюда понесло…
Это был полувопрос-полуупрек – странная эпитафия.
– Такие трассы проходил – и вот, на ровном месте…
– Хорошо хоть, что один был, – дополнил Луговой.
– М-да… Ну что – понесем?
– Что остается?
Оба живых нагнулись. Капитан ухватил лежавшего за подмышки. Штурман попытался распрямить подтянутые чуть ли не к подбородку ноги лежавшего. Но безуспешно.
– Смотри ты, как закоченел. Когда успел?..
– Видно, ты мало каши ел. Дай-ка, я.
Но и капитану не удалось выпрямить скорченную фигуру. Мало того: он заметил и еще одну несообразность.
– До чего же холодный! Даже сквозь перчатки…
– Вот и мне показалось.
– Тут что-то не так. Давай перевернем на спину.
Это удалось.
– Снимай шлем!
– Воздуха же нет…
– И что?
– Ах, да…
Шлем откинули. Взглянули в восковое, с закрытыми глазами, лицо.
– Кто… кто это? – пробормотал Луговой.
Капитан ответил не сразу; голос его оказался неожиданно хриплым, почти незнакомым:
– Не узнаешь?
– Постой, постой…
– Петров. Забыл?
– Петров? Не может… Хотя я, честно говоря, уже и не помню…
– Что же это – Рудик, по-твоему?
– Петров… Тот, что в центре планеты?
– Другого у нас не было, верно?
– Черт знает что. Как же он сюда попал? Не своим же ходом.
– Да уж вряд ли. Рудик его притащил, что ли?
– Зачем? И как? До него ведь там, надо думать, не добраться.
– Кто же знает, как он себя там вел… тогда? Может, в последний миг захотелось обратно – решил еще пожить. Выбрался на поверхность…
– Опомнись: какая тогда могла быть поверхность?
– Ах, да… Но Рудику-то он зачем?
– Важнее другое: где сам Рудик?
– Может, вышел в коридор через внутреннюю дверь?
– Ничего другого не придумаешь. Проверим.
– Минуту. А воздух? Если бы он вышел из безвоздушного салона, то там сразу возникло бы такое течение…
– А если воздух тут был?
– А потом его мухи съели?
– Мог улетучиться, пока мы входили.
– А мы бы не почувствовали? Мы – маленькие детки, а?
– Ну, не знаю. Не знаю.
– На всякий случай – попробуем внутреннюю дверь.
Попробовали.
– Нет, глухо. Постой… Посвети-ка сюда. Ближе. Дай полный накал.
Луговой так и сделал. Капитан пригнулся, насколько позволял скафандр, приблизил забрало шлема к почти невидимой линии – где косяк двери соприкасался с рамой. Постоял так с минуту, медленно поводя шлемом сверху вниз. Распрямился.
– Боги бессмертные…
– Что ты там нашел?
– Вот где инженер. Посмотри сам.
Луговой занял место капитана.
– Похоже, еще дышит…
– Хотел бы я знать – чем. У него все на пределе.
– Что с ним стряслось? И почему тело Петрова – здесь?
– Спроси чего полегче.
– Это серьезно, мастер.
– Еще как!
– Что будем делать?
– Заходи со стороны головы. Сейчас главное, сам понимаешь: вытащить его отсюда. И – возвращаться. Как можно скорее. Спасти инженера. Если это еще возможно.
– А… тело?
– Здесь ему ничто не повредит. Или же… мы все равно помешать не сможем. Ну – побежали.
– Вход заваривать будем?
– Боюсь, уже ни к чему, – ответил капитан.
– Что все это может означать, мастер?
– Прежде всего – что спокойная жизнь кончилась, – ответил капитан Устюг, уже выбираясь на поверхность. – Полетим – будь осторожен. И наблюдай за пространством.
– Думаешь?..
– Не столько думаю, сколько чувствую.
Едва успев выбраться из люка, капитан объявил своему подчиненному – или бывшему подчиненному? – грозным командным голосом:
– Обо всем этом – ни одной живой душе на корабле, ни полслова, ни намека. Все в абсолютном порядке! Ясно?
Опустив руки по швам, штурман, не рассуждая, отрапортовал:
– Совершенно ясно!
И тут же задал вопрос – чего раньше себе не позволил бы:
– А почему, мастер?
Устюг невесело ответил:
– Все и так уже наполовину спятили. Добавь к этому еще хорошую панику – мертвецы ходят, живые люди исчезают, кто-то неизвестный хозяйничает на корабле – и мы получим полный пожар в борделе во время наводнения. Или ты, может, думаешь, что все отнесутся к этому спокойно?
Поудобнее подхватывая Рудика под мышки, Луговой проговорил:
– Мне думается – надолго ничего не скроешь. Лучше бы уж узнали от нас. Покажем, что мы контролируем ситуацию.
– Ладно. Полетели. Счет на секунды.
Уже в полете капитан проговорил:
– Они и узнают от нас… когда мы сами поймем, что к чему.
– Долго будем думать?
– По возможности быстро и по порядку. Что, по-твоему, сейчас для нас задача номер один?
Штурман думал недолго:
– Детей надо бы отселить куда-нибудь из турмодуля. Похоже, там сейчас – самое опасное место. Только… кому удастся уговорить их, не докладывая сути дела?
– Пожалуй, – согласился Устюг. – Как уговорить их – пока не вижу. Но вот сейчас попробуем на моей дочке. Она – из разумных, и вроде бы пользуется авторитетом. А сейчас давай-ка увеличим тягу.
После паузы:
– Не может быть… Это не твой голос.
Инна вскочила: первым движением ее было – броситься за Зоей: Мила явно нуждалась во врачебной помощи. Но на полпути к двери замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась: то, что говорила Мила, показалось бывшей актрисе очень интересным. «В этом безумии есть своя система» – невольно всплыли в памяти слова классика. И к тому же интонации Милы, да и весь ее облик, были настолько непривычными, ранее не виданными, что профессиональная привычка заставила Инну смотреть и слушать – чтобы потом попытаться воспроизвести, пусть этого уже никогда и нигде не придется сыграть.
А Мила между тем продолжала:
– Да, конечно, я сейчас вижу тебя гораздо лучше, чем в тех снах. И слышу тоже прекрасно. Где же ты сейчас?
Пауза. Это очень напоминало разговор по телефону; только вот самого телефона не было.
– Интересно, как сейчас на Земле…
На этот раз молчание было продолжительным. Мила сидела все в той же позе, слушая, только голова чуть заметно двигалась, то опускаясь в едва уловимом кивке, то покачиваясь из стороны в сторону, словно выражала крайнее удивление. Инна смотрела с открытым ртом, ничего не понимая, но чувствуя тем не менее, что сейчас тут на ее глазах происходит что-то чрезвычайно значительное. О намерении позвать Зою она забыла: судя по всему, Миле ничто не угрожало, ничто не напоминало о каком-то припадке. Нечто таинственное творилось, и на какие-то секунды Инне даже сделалось обидно: почему не с нею такое приключается – а ведь она все годы ждала чего-то такого, не отходила от экрана, ожидая какого-то сигнала, который можно будет понять, зова, призыва, а не бессмысленных зигзагов… И вот что-то подобное происходит – ну почему же не с нею, не с нею…
Переживание было непродолжительным, но очень сильным, и, борясь с ним, Инна пропустила мимо ушей все остальные реплики Милы, а когда приготовилась снова слушать, Мила уже сидела, выпрямившись, и смотрела вполне осмысленно, и только на губах оставалась все та же улыбка, какая была во время разговора неизвестно с кем.
– Что это было? – не преминула спросить Инна.
– Да все он же: это Юрик.
– Юрик… Какой еще Юрик?
– Мой сын… Ты забыла? Они нашли нас! Ты понимаешь? Земля нашла нас в этой дикой пустоте… Они спасут нас, спасут! Земля!
Инна неопределенно покачала головой:
– Ты переволновалась, Мила. Да-да. Тебе надо теперь спокойно полежать, прийти в себя. Ты ведь устала, правда?
– Пожалуй, да… Хотя – нет, я себя чувствую прекрасно.
– Не спорь. Ложись прямо тут и постарайся вспомнить все до последней мелочи. Да ложись же! Я сейчас вернусь.
Не дожидаясь возражений, Инна выскользнула за дверь. Пусть не она разговаривала с Землей, но, во всяком случае, она окажется первой, кто сообщит всему кораблю о свершившемся событии.
В том, что событие действительно свершилось, Инна поверила сразу и непоколебимо. Именно потому, что внутренне всегда была к нему готова.
Первым, кого она встретила, выйдя из каюты, оказался Нарев. Он быстрыми шагами пересекал салон, держа в руках несколько продолговатых, разноцветных листочков бумаги – какие-то рисунки, похоже. В другой раз Инна не преминула бы поинтересоваться картинками, она вообще любила изобразительное искусство. Но сейчас ей было не до того, и она заговорила, еще даже не успев догнать путешественника:
– Нарев, послушайте: потрясающая новость!..
Нарев, не останавливаясь, повернул голову и улыбнулся:
– Только не для меня, прелестная. Эта новость от меня и исходит. Если хотите подробностей – потерпите до вечера. До народного собрания.
– Да нет, этого вы знать не… Остановитесь же хоть на секунду!
Нарев был уже у двери – той, что вела к синтезатору. На долю секунды задержался в проеме:
– Простите великодушно: совершенно не располагаю временем. Потом, все узнаете потом!
И скрылся.
Не так-то легко было отделаться от Инны; она почти бегом одолела коридор и толкнула дверь, что вела в синтезаторную. Против ожидания, дверь оказалась запертой изнутри.
Такого никогда еще не случалось: доступ к необходимой каждому аппаратуре всегда был открыт.
Инна уже занесла кулаки, чтобы как следует постучать и потребовать, чтобы Нарев впустил ее. Но в последнее мгновение передумала.
Нарев с его фантазиями мог и подождать: она еще успеет рассказать людям о его возмутительном поведении. А то, чему она только что оказалась свидетельницей, было куда значительнее для всего человечества «Кита».
Инна круто повернулась и двинулась обратно, в салон.
* * *
Флор внимательно разглядывал полученную схему, то и дело кивая при этом головой, словно подтверждая какие-то предположения, существовавшие у него и ранее. На самом деле это было просто привычкой; соглашаться или опровергать здесь нечего. Нужно всего лишь найти на схеме то место, где можно проще и надежнее всего подключиться к служебной компьютерной сети корабля; настоящая работа, понимал он, начнется только после этого, и ему уже не терпелось скорее заняться именно настоящим делом.Минут через пятнадцать Флор закончил работу, отметив на схеме не одну лишь, но целых четыре точки, где можно подключиться к сети легко и просто – и к тому же почти без риска быть застигнутым за этим все же не совсем благовидным занятием. До сих пор подданные Орланы соблюдали неписаное, но реально существовавшее соглашение, по которому они не вмешивались в технические системы корабля. Как и взрослые, впрочем – за исключением, конечно, членов экипажа.
Поэтому из всех мест, где можно было с наименьшей потерей времени подключить локальную сеть туристического корпуса к корабельной сети контроля и управления, Флор выбрал те, что располагались в наиболее укромных местах – там, куда даже свои заглядывали редко, взрослые и вовсе не забредали.
Первое такое место находилось совсем рядом – в синтезаторной. Судя по схеме, оба кабеля проходили здесь вплотную один к другому, на расстоянии каких-нибудь трех сантиметров. Здесь проще всего было бы поставить перемычку. Материалом для нее должен послужить сетевой шнур компьютера из одной из пустовавших, пока еще никем не заселенных кают.
Придя на место, Флор сразу же убедился в том, что схема – схемой, а реальность может оказаться совершенно другой.
Так и получилось на сей раз: оба кабеля действительно располагались, один параллельно другому, если не в трех, то, во всяком случае, не более чем в пяти сантиметрах друг от друга; это было очень хорошо; вернее – было бы, если бы эти сантиметры не включали в себя толщину глухой переборки, что отделяла синтезаторную от салона. Попасть в салон было по-прежнему невозможно, а если бы и можно было, то все равно пришлось бы пробивать в переборке отверстие, а это без инструментов представлялось совершенно невозможным – и не только представлялось, но и на самом деле так было.
Конечно, если набраться нахальства и попросить у инженера нужные для такой работы приспособления…
Флор невольно усмехнулся, представив, как посмотрел бы на него Рудик, услышав такое, и как сформулировал бы свое отношение к подобной просьбе. Ему не часто приходилось встречаться с инженером, но за немалые годы, чаще или реже, все обитатели корабля волей-неволей соприкасались между собой: в замкнутом объеме это неизбежно. И Флор прекрасно знал, что и как ответил бы ему Рудик.
Обратиться с такой просьбой к отцу? Эту мысль юноша отбросил сразу же: знал, что отец и матери бы не позволил прикоснуться даже к самой пустяковой детали корабля за пределами жилого корпуса; корабль, даже лишенный хода, для капитана Устюга по-прежнему оставался храмом, в котором жрецов было лишь трое – никак не больше. Да и те не обладали равноправием.
Ну ладно. А… Майя?
К ней-то Рудик, видно, относится неплохо – если взял ее в помощники. Значит, доступ к инструментам у нее есть. Она вряд ли откажет: в конце концов, то, что он собирается сделать, необходимо всем молодым – да и не только им. Всем людям.
Сможет ли она еще раз передать ему хоть что-то, минуя предохранительную механику входа в инженерный блок?
Это оставалось неясным; но попробовать-то можно!
Однако прежде надо осмотреть и другие намеченные места; возможно, в каком-то из них можно обойтись и без взлома?
В ближайшие полчаса Флора постигало одно разочарование за другим.
Из трех остававшихся мест до одного вообще, как оказалось, добраться было невозможно: корабельный кабель проходил здесь в узкой пустоте межкорпусного пространства. Такая двухкорпусная система была во всех частях корабля, где постоянно находились люди – и в туристическом корпусе в том числе. Попасть в это пространство было не только весьма и весьма затруднительно, но и грозило серьезными опасностями.
Во втором месте – в радиальной шахте – кабели располагались слишком далеко друг от друга. Шнура, какой имелся у Флора, не хватило бы, пришлось бы доставать и второй; но если бы и это удалось, болтающийся на переборке шнур бросится в глаза всякому, кто окажется в шахте. А ею не так уж редко пользовались взрослые – в основном матери, которые никак не могли обойтись без того, чтобы хоть немного побыть если не вместе, то хотя бы рядом со своими чадами. Родители упорно не желали понять, что их потомки уже выросли и постоянный пригляд их вовсе не радует.
Что же касается последней из намеченных точек, то там, как с неудовольствием констатировал Флор, кто-то поработал до него. То, что обозначалось на схеме, здесь не соответствовало действительности, и вместо того чтобы мирно тянуться по переборке, кабель корабельной сети еще задолго до сближения с фидером турмодуля почему-то уходил в переборку – и больше не показывался. Это не было предусмотрено конструкцией: место, где кабель скрывался, носило следы более позднего вмешательства – переборки не очень аккуратно вскрыли, а когда кабель вывели в нее – заварили и кое-как закрасили. При этом даже не было сделано попытки как следует замести следы вторжения.
Оставалось только пожать плечами и отправиться на поиски необходимых инструментов. К Майе, в инженерный пост.
Так Флор и сделал.
И, едва успев выбраться из корпуса в соединительную шахту, сразу же налетел на кого-то из взрослых. Именно налетел. Уткнулся прямо ему в спину. Можно было подумать, что человек этот здесь, в самом начале шахты, специально поджидал Флора, и едва тот показался – подставил ему спину. Глупо, конечно. Но откуда еще человек, упорно прятавший лицо, мог здесь взяться?
В первое мгновение Флор просто испугался.
Но и встреченный, кажется, не меньше. Порывисто и как-то неуклюже шагая, не оглядываясь, он быстро шел – скорее, даже бежал – по переходу в ту сторону, откуда шел Флор: в туристический модуль.
– Извините… – только и успел пробормотать Флор, глядя вслед человеку.
Тот не ответил; даже жестом не дал понять, что услышал сказанное. Похоже, он очень торопился. Возможно, что-то на корабле оказалось не в порядке? Возникла какая-то угроза?
– Что случилось? – уже не сказал, а крикнул Флор вдогонку.
Но человек и на этот раз не оглянулся. Только отмахнулся – каким-то очень неловким движением руки. Странно: Флору показалось, что он никогда не встречал его раньше. На корабле все знали друг друга так хорошо, что каждый мог и со спины узнать каждого; этот же оставался неопознанным.
«Ладно, – подумал Флор. – Чужих здесь быть не может. Я просто одурел немного».
И только сейчас Флор сообразил: наверняка это был тот самый незнакомец, которого ребята успели уже однажды встретить в своем коридоре. Тот – вернее всего, представитель другого мира…
Может, сейчас броситься за ним? Остановить, попробовать заговорить? Если он так похож на человека, то, наверное, с ним можно и объясниться? Это, пожалуй, даже важнее, чем искать место подключения. Место никуда не убежит…
Решившись, Флор повернул назад и пошел вслед за успевшим уже скрыться за дверью человеком.
Он вошел в коридор модуля. Там было пусто.
Что же: придется отворять все двери подряд…
Первой была дверь в синтезаторную. Но и там оказалось пусто.
Флор хотел уже выйти, когда взгляд его упал на узкую, низкую дверцу в самом дальнем углу помещения. Конечно, каждый из них видел эту дверцу множество раз. Но никто никогда в нее не заглядывал: за ней мог помещаться разве что какой-нибудь чулан для всякого хлама. К тому же дверца всегда была заперта.
На этот же раз ему показалось, что она чуть приотворена.
Конечно же, Флор не упустил возможности заглянуть в нее. А потом и войти.
Нет, здесь не было незнакомца. Но и хлама тоже. В тесной каморке стоял единственный столик, и на нем располагался компьютер не совсем обычного вида и, судя по размеру, более мощный, чем те, что находились тут в каютах.
Пройти мимо этого было уж никак нельзя. Следовало осмотреть его, включить, загрузить меню…
Самым интересным было то, что компьютер этот, явно служебный, на схеме, имевшейся теперь у Флора, обозначен не был.
Флор включил. И заинтересовался настолько, что о подключении к сети забыл и думать.
Тут была очень любопытная программа. И не оставалось ничего другого, как, вытащив из кармана чистый кристалл – они у Флора всегда были с собой, – на всякий случай скопировать ее.
А закончив – направиться в свою каюту, не забыв тщательно закрыть компьютерный чулан.
Да, программа была очень интересной – если только он разобрался в ней правильно. Но не лишним было бы с кем-то посоветоваться.
Флор позвонил отцу. В центральный пост корабля.
Однако там никто не откликнулся, хотя Флор не клал трубку более минуты.
Тогда он, преодолевая некое внутреннее сопротивление, набрал номер родительской каюты.
Там отозвалась мать. Судья.
– Флор? Как я рада…
– Да, мама. Позови, пожалуйста, отца.
Ответ прозвучал чуть суше:
– Его здесь нет. Он у себя в посту.
– Спасибо, мама. Я позвоню попозже, ладно?
И, не дожидаясь ответа, положил трубку.
Совершенно точно, что-то с «Китом» не так.
Он только собрался проанализировать ситуацию, как дверь его каюты распахнулась, и он привычно вскочил и склонил голову: Королева Орлана. Взволнованная. Чтобы не сказать – злая. Хотя о королевах более принято говорить – разгневанная.
– Ты не представляешь, Флор, что происходит! Что творится в нашем мире!
Ага. Значит, Орлана успела что-то узнать.
– Мне тоже кажется…
– Кажется! Если бы только казалось! Ты знаешь, что выкинул этот старый, из ума выживший жулик?
– Постой – ты о ком?
– Отец Валентинов, кто же еще? А мой родитель тоже хорош – взялся поддерживать его!
– Ты о Нареве?
– Ты знаешь, что он придумал? Ввести у нас деньги!
– Да зачем они нам? – пожал плечами Флор.
– Зачем? А ты вот попробуй сейчас получить хоть что-нибудь у синтезатора! Что угодно! Хоть чашку кофе!
– Ты хочешь сказать…
– Я только что попробовала! Ничего! Никакой реакции! Наш выход просто отключен.
– Что же получается – теперь за каждой мелочью придется путешествовать туда, к ним?
– Если бы только это! Но и там теперь что-нибудь получить можно будет только за эти – за деньги.
– Что это такое и где мы возьмем это?
– У них – так мне заявили. А чтобы их получить, мы должны – ни более ни менее – присоединиться к ним. Отказаться от независимости, от Королевства, перейти в состояние послушных деток, покорно выполняющих каждое идиотское пожелание наших милых родителей! Каково, а?
– Идиотизм. Тем более что с кораблем что-то происходит…
Но Королеву это сейчас, похоже, интересовало меньше всего.
– Я скажу тебе, что происходит. Они – Нарев, Карский, все остальные – хотят столкнуться с нами лицом к лицу! Что ж, столкнемся! И я могу заранее сказать, кто проиграет. Флор! Идем немедленно ко мне, там соберутся наши старшие. Сразу же решим, что и как делать.
– Послушай, тут есть обстоятельства…
– Обо всем другом – после. Понимаешь, раз они позволили себе поступить так – мы должны ответить сразу же, пока они еще не ждут этого.
– Что ты предполагаешь сделать?
– Нагрянуть к ним, занять их синтезатор, оттуда включить наш выход и вдребезги расколотить все то, при помощи чего они могут нас отключать. А тогда уже будем с ними разговаривать всерьез. Ты ведь можешь разобраться в настройке синтезатора – и главного, и нашего?
– Постой, Орлана. Главный – не у них, там тоже всего только выход. А основной, откуда все регулируется, – в инженерном модуле. В первую очередь нам нужно туда!
– Тогда… может, сперва переговорить с твоим отцом? И с инженером?
– Капитана сейчас нет на месте. Дома тоже нет. Инженера я встретил – он какой-то… не в себе. Разговаривать даже не захотел. Но вот Майя… Может, она сможет скорректировать синтезатор и без их помощи? Она девчонка умная, и не зря же там сидит столько времени.
– Попробуем. Пошли!
* * *
Путь по прямой до туристического модуля занял куда меньше времени, чем если бы капитан со штурманом пробирались по следам инженера. Однако путь этот пролегал в стороне от непонятного устройства, обнаруженного Рудиком – хотя, возможно, было бы лучше, если бы капитан тоже наткнулся на непонятное: в таком случае он скорее всего поделился бы новостью и с другими людьми – а это, в свою очередь, изрядно помогло бы физику Карачарову в его рассуждениях, наверное, навело бы его на правильный путь в поисках причины случившегося восемнадцать лет тому назад несчастья. Хотя, с другой стороны, наткнись капитан со штурманом на странный предмет неизвестного назначения – они неизбежно задержались бы на поверхности корабля и, чего доброго, запоздали с оказанием помощи инженеру. А ведь именно для этого они и совершили достаточно рискованный выход в негостеприимную пустоту.Но, так или иначе, они ничего не заметили и достаточно быстро, а главное – без приключений оказались на том же месте – возле аварийного входа в туристический модуль, – где не так давно инженер Рудик готовился к проникновению в самоизолировавшийся от корабля салон.
Следы произведенного Рудиком взлома корабельщики увидели сразу же.
– Он просто вскрыл замок, – пробормотал капитан. В голосе его прозвучало недовольство: ему очень не нравилось, когда кто-то применял силу, общаясь с кораблем.
– Как бы он иначе попал внутрь? – вполне резонно возразил штурман.
– Да понимаю я… Ладно, потом разберемся. Главное – чтобы с ним все было в порядке. Ну что – входим?
Сказать это оказалось, однако, куда легче, чем сделать. Заваренный Рудиком изнутри люк, естественно, не желал отворяться.
– Ну вот, – очень недовольно сказал капитан. – Теперь и нам придется… Давай, режь.
Луговой успел уже настроить инструмент. И люк подвергся грубому насилию уже во второй раз за последний час-полтора.
Работа отняла немного времени. И минут через пятнадцать сперва капитан, а за ним и штурман проникли в темный тамбур, а затем и в темное, гулкое помещение салона.
– Воздуха нет, – констатировал Устюг. И позвал: – Эй, Рудик! Ты жив?
Он уже понимал, что жив или нет – но ответить инженер будет не в состоянии: будь с ним все в порядке, он и сам вернулся бы уже внутрь корабля. И действительно – ответом капитану было молчание.
Штурман, не дожидаясь команды, уже включил прожектор и медленно вел лучом, направив рефлектор вниз – туда, где переборки граничили с палубой.
– Нет ничего пока, – отметил он очевидный факт.
– Посмотрим там – за катушками…
Они двигались медленно, понимая, что тут что-то обязательно должно быть не так, но не зная – что.
– Ну-ка брось свет – левее, в угол…
– Он там, – чуть сдавленным голосом сообщил Луговой.
И в самом деле – в углу, за катушками, лежала скорченная фигура в скафандре. Неподвижность ее свидетельствовала о том, что если человек и был еще жив, то находился он, во всяком случае, в бессознательном состоянии.
– Запасной баллон! – скомандовал капитан. Но штурман и сам уже извлек баллон из сумки и теперь, опустившись на колени, прилаживал его к скафандру. Присоединил. Вентиль должен был открыться автоматически – в случае, если человек в скафандре еще дышал. Не открылся. Пришлось открыть ход дыхательной смеси снаружи, принудительно.
– Подними давление еще немного…
Луговой повиновался. Обождали с минуту.
– Не дышит…
С минуту прошло в грустном молчании.
– И чего его вдруг сюда понесло…
Это был полувопрос-полуупрек – странная эпитафия.
– Такие трассы проходил – и вот, на ровном месте…
– Хорошо хоть, что один был, – дополнил Луговой.
– М-да… Ну что – понесем?
– Что остается?
Оба живых нагнулись. Капитан ухватил лежавшего за подмышки. Штурман попытался распрямить подтянутые чуть ли не к подбородку ноги лежавшего. Но безуспешно.
– Смотри ты, как закоченел. Когда успел?..
– Видно, ты мало каши ел. Дай-ка, я.
Но и капитану не удалось выпрямить скорченную фигуру. Мало того: он заметил и еще одну несообразность.
– До чего же холодный! Даже сквозь перчатки…
– Вот и мне показалось.
– Тут что-то не так. Давай перевернем на спину.
Это удалось.
– Снимай шлем!
– Воздуха же нет…
– И что?
– Ах, да…
Шлем откинули. Взглянули в восковое, с закрытыми глазами, лицо.
– Кто… кто это? – пробормотал Луговой.
Капитан ответил не сразу; голос его оказался неожиданно хриплым, почти незнакомым:
– Не узнаешь?
– Постой, постой…
– Петров. Забыл?
– Петров? Не может… Хотя я, честно говоря, уже и не помню…
– Что же это – Рудик, по-твоему?
– Петров… Тот, что в центре планеты?
– Другого у нас не было, верно?
– Черт знает что. Как же он сюда попал? Не своим же ходом.
– Да уж вряд ли. Рудик его притащил, что ли?
– Зачем? И как? До него ведь там, надо думать, не добраться.
– Кто же знает, как он себя там вел… тогда? Может, в последний миг захотелось обратно – решил еще пожить. Выбрался на поверхность…
– Опомнись: какая тогда могла быть поверхность?
– Ах, да… Но Рудику-то он зачем?
– Важнее другое: где сам Рудик?
– Может, вышел в коридор через внутреннюю дверь?
– Ничего другого не придумаешь. Проверим.
– Минуту. А воздух? Если бы он вышел из безвоздушного салона, то там сразу возникло бы такое течение…
– А если воздух тут был?
– А потом его мухи съели?
– Мог улетучиться, пока мы входили.
– А мы бы не почувствовали? Мы – маленькие детки, а?
– Ну, не знаю. Не знаю.
– На всякий случай – попробуем внутреннюю дверь.
Попробовали.
– Нет, глухо. Постой… Посвети-ка сюда. Ближе. Дай полный накал.
Луговой так и сделал. Капитан пригнулся, насколько позволял скафандр, приблизил забрало шлема к почти невидимой линии – где косяк двери соприкасался с рамой. Постоял так с минуту, медленно поводя шлемом сверху вниз. Распрямился.
– Боги бессмертные…
– Что ты там нашел?
– Вот где инженер. Посмотри сам.
Луговой занял место капитана.
– Похоже, еще дышит…
– Хотел бы я знать – чем. У него все на пределе.
– Что с ним стряслось? И почему тело Петрова – здесь?
– Спроси чего полегче.
– Это серьезно, мастер.
– Еще как!
– Что будем делать?
– Заходи со стороны головы. Сейчас главное, сам понимаешь: вытащить его отсюда. И – возвращаться. Как можно скорее. Спасти инженера. Если это еще возможно.
– А… тело?
– Здесь ему ничто не повредит. Или же… мы все равно помешать не сможем. Ну – побежали.
– Вход заваривать будем?
– Боюсь, уже ни к чему, – ответил капитан.
– Что все это может означать, мастер?
– Прежде всего – что спокойная жизнь кончилась, – ответил капитан Устюг, уже выбираясь на поверхность. – Полетим – будь осторожен. И наблюдай за пространством.
– Думаешь?..
– Не столько думаю, сколько чувствую.
Едва успев выбраться из люка, капитан объявил своему подчиненному – или бывшему подчиненному? – грозным командным голосом:
– Обо всем этом – ни одной живой душе на корабле, ни полслова, ни намека. Все в абсолютном порядке! Ясно?
Опустив руки по швам, штурман, не рассуждая, отрапортовал:
– Совершенно ясно!
И тут же задал вопрос – чего раньше себе не позволил бы:
– А почему, мастер?
Устюг невесело ответил:
– Все и так уже наполовину спятили. Добавь к этому еще хорошую панику – мертвецы ходят, живые люди исчезают, кто-то неизвестный хозяйничает на корабле – и мы получим полный пожар в борделе во время наводнения. Или ты, может, думаешь, что все отнесутся к этому спокойно?
Поудобнее подхватывая Рудика под мышки, Луговой проговорил:
– Мне думается – надолго ничего не скроешь. Лучше бы уж узнали от нас. Покажем, что мы контролируем ситуацию.
– Ладно. Полетели. Счет на секунды.
Уже в полете капитан проговорил:
– Они и узнают от нас… когда мы сами поймем, что к чему.
– Долго будем думать?
– По возможности быстро и по порядку. Что, по-твоему, сейчас для нас задача номер один?
Штурман думал недолго:
– Детей надо бы отселить куда-нибудь из турмодуля. Похоже, там сейчас – самое опасное место. Только… кому удастся уговорить их, не докладывая сути дела?
– Пожалуй, – согласился Устюг. – Как уговорить их – пока не вижу. Но вот сейчас попробуем на моей дочке. Она – из разумных, и вроде бы пользуется авторитетом. А сейчас давай-ка увеличим тягу.