И в самом деле: «проникнуть», «выяснить», «уничтожить»…
   Чего угодно, но уж детективного чтива в космическом пространстве быть никак не могло.
   Следовательно – что? Следовательно, все это возникало в ее мозгу. Потому что она-то в свое время прочитала таких романов не так уж мало.
   Играла психика? Она сходила с ума?
   Эта мысль оказалась страшнее всяческих – и иллюзорных, и реальных – угроз. Человек с очень подвижной психикой, Инна всю жизнь боялась сойти с ума – поскольку это была едва ли не единственная на Земле болезнь, которая не излечивалась без ущерба для больного. И если уж возникали подозрения, то нужно было пресечь заболевание в самом начале, пока она еще не разгулялась.
   Тем не менее, даже придя к этому правильному выводу, Инна далеко не сразу решилась обратиться со своими сомнениями и подозрениями к другому человеку.
   Кем будет этот человек – тут вариантов не было. Зоя, разумеется. Потому что она как-никак врач. И потому, что умела убедить или, наоборот, разубедить, одним словом – успокоить.
   И в конце концов Инна решилась. Направляясь к Зое, она не забыла захватить с собою и кристаллы с записями: без них объяснить что-либо было бы невозможно.
   Зоя встретила актрису, как всегда, доброжелательно. Не обошлось без чашки кофе. Инне, правда, показалось, что Судья чем-то озабочена. Однако Зоя хорошо умела скрывать свои тревоги и волнения и, уж во всяком случае, не делиться ими с подругами, которым знать пока ничего не следовало. Поэтому Инна так ничего и не услышала о волнениях среди молодых, о том, что маленькое человечество «Кита» стоит скорее всего на пороге серьезных раздоров, которые неизвестно к чему могли привести.
   Зоя выслушала все жалобы и догадки Инны спокойно, невозмутимо, как и подобало врачу, и лишь сочувственно кивала. А когда Инна попросила Зою просмотреть при ней записи – не возражая, заложила кристалл в медицинский компьютер и внимательно просмотрела все, с начала до конца.
   Но, закончив, она – против ожидания Инны – не стала ничего говорить. Вместо этого загрузила на дисплей каталог материалов, что имелись в ее распоряжении, немного поискав, нашла то, что ей, видимо, и понадобилось просмотреть, разделила экран и дала команду: сравнивать и искать в этом материале записи, подобные находящимся на левой панели, а найдя, вывести на вторую панель.
   Пока машина работала, Зоя сказала Миле всего лишь несколько слов. Но слова эти прозвучали успокоительно:
   – Думаю, что с вами все в порядке. Хотя рефлексы, конечно, проверим, это вообще полезно делать периодически, а я в последнее время как-то выпустила из виду… Но вы здоровы, могу поручиться.
   – Но что же со мною происходит в таком случае?
   – А вот это мы сейчас постараемся понять.
   Ждать пришлось недолго. Потому что снятых Зоей за годы заключения в корабле энцефалограмм было не так-то уж много, и перебрать все и отобрать нужные компьютер смог достаточно быстро. Выделив три наиболее подходящих, машина прекратила работу.
   – Похоже, правда? – спросила Зоя. – Очень интересно…
   Инна на всякий случай кивнула и пробормотала нечто утвердительное.
   – Что же тут? Посмотрим…
   – Вы что же – сможете расшифровать?
   – Вряд ли можно так назвать: это все разложить на слова и предложения, конечно, не удастся. Но вот эмоциональный уровень информации я, пожалуй, смогу определить. Сейчас вытащим мои матрицы…
   Она снова заработала на клавиатуре.
   – Опасения, сильные, скорее, даже чувство страха…
   После паузы:
   – Агрессивность.
   И затем:
   – Нетерпение. Но и – колебания или сомнения… Больше, пожалуй, ничего не отождествить. Однако уже ясно: все это – чувства человеческие, или, во всяком случае, почти человеческие.
   – Но кто? Откуда? И кому?
   – Этого нам знать не дано. По крайней мере, сейчас. Если бы можно было уточнить…
   Зоя откинулась на спинку стула. Задумалась. Инна не решалась нарушить молчание, она чувствовала себя тут совсем маленькой, ничего не понимающей. И сидела, вертя в пальцах пустую кофейную чашку, пока Зоя не встрепенулась:
   – Может быть, может быть, – сказала она непонятно. – Но сначала, пожалуй, посоветуемся с экипажем? С нашими мужьями.
   – Да? А где ваш?
   – Откровенно говоря, даже не знаю. С утра сорвался куда-то. А ваш?
   – То же самое. Я пыталась дозвониться – их нигде нет.
   – Ну что же: объявим себя экспедицией и двинемся на поиски пропавших.
   Сказано это было весело, однако нотка тревоги нечаянно проскользнула в голосе Зои.
* * *
   Капитан и штурман спешили вернуться внутрь корабля. Мысленно они не один уже раз благодарили инженера за то, что он нашел время и силы, чтобы привести в порядок все корабельные входы и выходы.
   К сожалению, сейчас инженер только мешал им: он так и не пришел в сознание, и хотя нести его было не очень тяжело, но лететь с ним напрямик его товарищи не решились. Пришлось пробираться, неся его, по тем же дорожкам, по которым Рудик не так уж давно проходил, чтобы войти извне в изолированный салон турмодуля. Все внимание надо было уделять передвижению – осторожно и правильно ставить ногу, делая каждый очередной шаг, чтобы не поскользнуться, не сорваться с поверхности корабля, потому что гравитация здесь ощущалась куда меньше, чем в его помещениях, и еще по той причине, что, потеряв на миг равновесие, они могли невольно выпустить из рук неспособного самостоятельно двигаться инженера – и потом пришлось бы вылавливать его в пространстве, используя последние остатки топлива в ранец-ракетах.
   Поэтому они не заметили того внештатного кожуха с прибором, который недавно так заинтересовал инженера, прошли мимо; капитан, правда, краем глаза вроде бы увидел нечто, но сейчас не время было отвлекаться от главного: от заботы о жизни и здоровье члена экипажа и от необходимости понять, что же, собственно, происходит с кораблем и вокруг него.
   Ближайшим для них был тот самый люк, через который они и выходили в пространство. Добравшись наконец до него, не опуская инженера на узкую площадку перед пластиной люка, капитан вызвал Центральный пост, где в ожидании его команды должны были находиться новые члены экипажа – гардекосы, как назвал их Устюг. Открыть этот вход можно было только изнутри.
   Однако Центральный пост не откликнулся.
   Тогда капитан начал одно за другим вызывать все помещения корабля, где могли сейчас находиться ребята.
   Прошло не менее десяти минут, но никакого ответа так и не последовало.
   – Там что-то происходит, – с беспокойством проговорил штурман Луговой.
   Капитан на это ничего не ответил: и так было очевидно, что в корабле возникли какие-то проблемы, и возможно – серьезные. Но этого и следовало ожидать после того, с чем они столкнулись в туристическом салоне.
   – Какой люк у нас управляется снаружи? – стал вспоминать вслух штурман. – Катерный – нет, туристический – отпадает…
   – Только один, – хмуро ответил капитан. – Главный, посадочно-разгрузочный. Если только Рудик восстановил вызывную систему.
   Штурман вздохнул:
   – Надо идти туда. Не ждать же тут у моря погоды.
   – Говори поменьше, – сказал капитан. И тут же пояснил: – Воздуха у нас осталось – почти только резерв. На полчаса. Дыши реже.
   Так оно и было: каждый из них пожертвовал по одному баллону из штатных трех в пользу инженера, так что время, какое все трое могли находиться в скафандрах, сократилось ровно на треть – и три четверти этого времени были уже израсходованы.
   – Моя очередь нести, – сказал Луговой, взваливая на плечи недвижного инженера.
   Капитан двинулся первым – совсем не в том направлении, в каком они шли до сих пор. Он подумал, что если бы они от турмодуля сразу пошли к аварийному выходу, то сэкономили бы и воздух, и время. А сейчас – если что-то непредвиденное помешает им немедленно воспользоваться и посадочно-разгрузочным выходом, то перед ними, всеми тремя, встанут проблемы, которые еще неизвестно, удастся ли решить.
   – Не успели мы обучить молодых… – пробормотал он еле слышно, медленной струйкой выдыхая очередную скупую порцию воздуха.
   Луговой ничего не ответил – не потому, что не хотел, а просто разговаривать, имея на плечах инженера, было трудно.
   До нужного им люка они добрались, когда индикаторы запаса воздуха в скафандрах, миновав голубой, зеленый, желтый и оранжевый цвета, налились угрожающей краснотой.
   Капитан, чуть втянув руку в рукав скафандра, нашарил нужную кнопку и нажал. Один раз, потом еще три подряд; то была команда на срочное открытие.
   Теперь придется обождать не менее двух минут, хотя насосы, отсасывающие сейчас воздух из тамбура, должны были работать на самых высоких оборотах. Если, конечно, система в порядке.
   Секунды растягивались, будто каждая из них была каплей меда, медленно стекающей с ложечки.
   И почти одновременно в одном скафандре и тут же – в другом неприятно зажужжали зуммеры. Они требовали немедленно разгерметизировать скафандры: воздух кончился.
   И все же какая-то малость его, видимо, еще оставалась; приборы редко дают показатели, совершенно точно соответствующие подлинному положению вещей.
   Минута истекла. Но еще целых шестьдесят бесконечных секунд предстояло ждать, судорожными вдохами пытаясь извлечь из дыхательной смеси последние миллиграммы кислорода.
   И в эти последние секунды капитан ощутил вдруг страшную усталость. Такую, что ноги отказались удерживать тело в вертикальном положении. Подогнулись и заставили Устюга сесть на холодную пластину перед входом.
   Садясь, он столкнулся спиной со штурманом, видимо, ощутившим то же самое. К счастью, Луговой перед тем, как сесть, успел опустить на площадку инженера, ставшего вдруг неподъемно тяжелым.
   – Что это со мной? – прохрипел штурман.
   – С нами.
   – Что?
   – Вроде бы скачок гравитации.
   – Кто-то перенастроил гравигены?
   – Похоже.
   – Ребята?
   – Увидим.
   «Если увидим», следовало сказать. Потому что люк все еще не открывался. Хотя и вторая, последняя минута уже подошла к концу.
   Луговой вздохнул и закрыл глаза.

Глава 8
Земля

   – Пока они забивают канал, никакая связь невозможна, – проговорил Функ устало. Эта новая неожиданность оказалась, похоже, для него роковой: старый физик уже готов был опустить руки. – Я не знаю, каким путем можно помешать им. Но как они посмели… И как вы, Юрий, смогли?..
   – Не унывайте, доктор, – приободрил его Комиссар. – Это помеха временная и вовсе не такая уж серьезная. А что касается вашего ассистента, то с ним мы успеем поговорить, когда восстановим возможность связи. Я уверен, он не хотел ничего плохого; наверное, вы просто не рассказали ему подробно – у кого какие в этом деле интересы. Не предупредили ведь?
   – Но ведь я и сам подумать не мог, что они пойдут на… на такое преступление! Однако это сейчас не главное. Помехи – вот беда. Не представляю, как вы сможете их устранить. Их мощность не уступает нашей.
   – Как устранить? Да самым примитивным образом. Вот сейчас позвоню…
   И Комиссар принялся вызывать кого-то по связи.
   – Полковник? – сказал он, когда ему ответили. – Спасательный отряд в мое распоряжение. Немедленно. Нет, не сюда. К центру связи фирмы «Трансгалакт». Задача – штурм. Возможно, будут, но не думаю, что очень уж упорно – когда поймут, с кем имеют дело. Нет, я сам поставлю задачу. Буду ждать их там, на семьдесят первом уровне. Выполняйте.
   Закончив разговаривать, повернулся к Функу.
   – Хотите – полетим вместе? Посмотрим, какие нам предлагаются развлечения… Не волнуйтесь: это будет совершенно безопасно.
   – Совершенно? – усомнился физик.
   – Ну… процентов на семьдесят. И молодого человека возьмем с собой. Ему полезно посмотреть – к каким последствиям приводят необдуманные поступки.
   – Да, конечно. В воспитательных целях… Но на чем мы туда доберемся?
   – Об этом не волнуйтесь. Выходите – я тут все выключу.
   Полет на агракаре военного типа занял лишь несколько минут. Машина уравновесилась на том уровне, который и был обещан Комиссаром. Водитель включил обзорные экраны.
   И здесь, на высоте, и внизу было спокойно. Юрий без труда узнал то, что возникло на трех экранах – тех, что находились в нижнем ряду. Пространство перед офисом «Трансгалакта» и прилегающие территории. Четвертый нижний экран давал изображение площадки непосредственно перед главным подъездом здания.
   Из четырех верхних два экрана, а вернее, их камеры просматривали ближайшие участки верхнего обитаемого яруса. А средние смотрели прямо вверх – в небо. Хотя, судя по качеству изображения, они не были соединены ни с какими астрономическими приборами.
   – Балет, – сказал экс-Командор так, словно был завзятым театралом. – И – вы сейчас увидите – хорошо отрепетированный.
   – Что? – не понял Юрий.
   – Как вы сказали? – удивился и Функ.
   – Вы не туда смотрите. Наверху пока все спокойно. Нет, вы обратите внимание на четвертый внизу.
   Юрий и доктор послушно перевели взгляд.
   Никто из них, пожалуй, не назвал бы это танцами, хотя какое-то сходство, возможно, было. Темные фигуры, возникая из окружающего мрака, перебегали слабо освещенное свободное пространство перед «Трансгалактом» и скапливались у подъезда. Юрию показалось, что у нескольких из них он заметил оружие.
   – Профессор, среди них есть вооруженные…
   – Не совсем так, – вместо Функа спокойно ответил Комиссар. – Я бы сказал так: среди них нет безоружных.
   – Но, собственно, что вы собираетесь делать? – поинтересовался Функ. Внешне он выглядел спокойным, но в голосе слышалось напряжение. – В конце концов, может, обсудим это с директорами? У них здесь – аппаратура связи со многими кораблями в пространстве, и я не хотел бы рисковать…
   – Думаю, что такой аппаратуры наши трогать не станут. Разве что по нечаянности. Да и то вряд ли: вы ведь понимаете, что сейчас на связь с кораблями у них не остается ни ватта: все направлено на глушение.
   – Но в чем же дело – может, объясните? Такие солидные люди, чего же они хотят? – не выдержал Юрий.
   – Чего хотят? – откликнулся Комиссар. – Да, в общем, не столь и многого: взять связь с «Китом» в свои руки.
   – Почему? Разве у них могут быть основания не доверять нам?
   – Оснований у них много. Всяких. Все последние дни я только тем и занимался, что старался выявить как можно больше таких обстоятельств. Но сейчас не та обстановка, в какой я мог бы спокойно рассказать вам… Давайте лучше посмотрим.
   Они успели увидеть, как три человека поднесли к входной двери дома какой-то тяжелый – судя по тому, как его тащили, – предмет цилиндрической формы.
   – Что это, неужели заряд? – невольно вырвалось у Юрия, успевшего в жизни посмотреть немало военных и полицейских записей.
   – Нет, что вы, – ответил Комиссар. – От такого заряда весь дом вместе с аппаратурой взлетел бы на воздух – кусками. Все куда проще и тише. Это просто газ. Похоже, что они уже успели просверлить дверь – сейчас постараются подключить баллон к отверстию и открыть вентиль. После этого их охрана через минуту-другую уснет, а когда проснутся – им останется только принять те условия, которые мы выдвинем.
   Доктор Функ беспокойно проговорил:
   – Комиссар, я начинаю всерьез бояться за свою лабораторию. Наверное, мы напрасно покинули ее, когда ей грозит – как это можно назвать? – налет? Вы ведь можете защитить ее?
   – Нет, но я сообщил военным. Хотите увидеть своими глазами? Ладно, вернемся в мой центр.
   На экранах центра был виден дом Функа с разных сторон.
   Комиссар смотрел, однако, не на нижний экран, а на тот из верхних, что показывал чистое небо над разрешенным эшелоном.
   Впрочем, сейчас назвать этот клочок неба чистым было уже нельзя. Потому что на фоне далеких звезд теперь ясно просматривались очертания двух гравикаров.
   Всякий, имевший когда-либо дело с военной гравитехникой, не задумываясь, определил бы, что эти летательные аппараты принадлежат Силам Защиты.
   В отличие от Комиссара, доктор Функ не отрывал глаз от нижнего ряда экранов. Потому что обстановка стремительно менялась и внизу. Там теперь весело перемигивались крохотные огоньки. Словно другое небо открылось – маленькое, нижнее, но тоже звездное. Хотя рисунок нижних созвездий менялся ежесекундно.
   – Комиссар! Смотрите, как интересно! Что это за явление, по-вашему?
   Тот бросил лишь беглый взгляд: обстановка наверху занимала его куда больше.
   – Обычная перестрелка, – проговорил он, словно речь шла о заурядном, повседневном событии.
   – Не может быть!
   – Вряд ли можно так говорить о том, что происходит на ваших глазах.
   – Чем же все это кончится?
   – Этого я не знаю. А вот чем продолжится – рискну угадать. Военные отгонят трансгалактов, и после этого нам придется разговаривать с армией. И, вероятнее всего, работать по ее программе.
   – Вряд ли я соглашусь на это.
   – Поживем – увидим. Однако нет никакого смысла вступать в конфликт с Федерацией, это вам не транспортная компания, пусть даже мощная… Но вы не очень беспокойтесь: вряд ли они потребуют чего-то, скажем, ужасного… Возможно, для начала захотят, чтобы вы дали им переговорить с администратором Карским – если он жив, разумеется…
   – Жив и здоров. Это мы уже установили.
   – Тем лучше. Ну а потом… Если испортим отношения – пользы будет мало, а если договоримся – не исключено, что работа пойдет быстрее.
   – Не представляю себе, чем они могут нам помочь, – усомнился Функ.
   – Поживем – увидим.
   Функ пожал плечами, но спорить не стал.
* * *
   Авигар Бромли вернулся на Землю без происшествий. Во всяком случае, внешне все было тихо и спокойно. В отличие от его душевного состояния, в котором царил почти совершенный хаос.
   Теперь вся картина происшедшего была для него абсолютно ясна, но еще не пришло решение: что же делать дальше, в каком направлении двигаться.
   С позиций сухого рассудка самым выгодным сейчас было бы – заключить мир с «Трансгалактом» в надежде, что им удастся (а может, и удалось уже) овладеть связью с кораблем. Если раньше Авигару неясно было – как же он сможет этой связью воспользоваться, то теперь это представлялось ему вполне четко. Он сообщит экипажу о своей установке и проинструктирует, что и как в ней перемонтировать, чтобы побочный эффект, возникший при включении прибора, – перемена знака вещества – исчез, а тогда можно будет уже и думать об операции по спасению если не корабля, то, во всяком случае, людей и, разумеется, самого устройства, которое теперь вполне можно было назвать «Инвертором Бромли» – именно Бромли, а не Хинда, потому что первым прибор построил все-таки он, а не покойный физик. Разумеется, о том, что такой эффект автором устройства вовсе и не предполагался, Бромли умолчит, а самый деликатный вопрос – каким образом вся эта техника оказалась смонтированной и включенной на корабле без ведома даже его капитана, – это все придется свалить на «Трансгалакт»; да ведь они и на самом деле были кругом виноваты: выпустили корабль в рейс, не дождавшись самого автора. А если бы он смог тогда участвовать в этом – то, весьма возможно, предупредил бы экипаж о своей установке, и все обошлось бы наилучшим образом. Нет, не «весьма возможно», а наверняка предупредил бы. Обязательно. Разве могло быть иначе? Да, да, предупредил бы. (Доказывая самому себе, что именно так он и поступил бы, Бромли очень скоро и сам поверил в то, что как раз такие намерения у него тогда и были. Он умел быстро и полностью убеждать себя в том, в чем ему хотелось быть убежденным, и нынешний случай вовсе не являлся исключением.) А тот факт, что в случае, если бы он проверил монтаж и устранил бы все последствия самоуправства, допущенного Бруннером и его головорезами, – и тогда никакого «побочного эффекта» и не произошло бы, и у самого Бромли просто не оказалось бы никаких оснований претендовать на приоритет, – об этом Бромли думать не захотел и не стал. Все-таки его программа была очень похожа на произведение Хинда. Не совсем как две капли воды – но отличалась от нее очень незначительно. Так что неспециалист этой разницы, вернее всего, даже и не заметил бы. Тем более что Хинд в свою защиту уже ничего не скажет. А значит – гений умер, да здравствует гений!..
   Так представлялась ему возможность номер один. Очень логичная и многообещающая. Однако было в этой программе действий нечто такое, что Бромли не нравилось. Он даже затруднялся сформулировать, в чем же заключалось это «нечто». Но какая-то заноза была.
   Возможно, дело было в том, что после разговора с Бруннером в сознании физика произошел некий сдвиг. А именно: корабль и населяющие его люди, все это время представлявшиеся физику просто словами, чем-то отвлеченным, безразличным, условным, чего он никогда не видел, стали вдруг реальностью – вернее всего, через общение с человеком, для которого корабль был весьма конкретным, потому что он на нем работал, находился и даже жил в нем. А то печальное событие, произошедшее с этим кораблем, из категории событий, никакого отношения к нему, физику доктору Авигару Бромли, не имеющих и никогда не имевших, стало вдруг событием, виновником которого – пусть и без намерения, без желания – оказался он сам. И это сознание, которое проще всего назвать чувством вины и чувством ответственности, внутренне сопротивлялось, стараясь не позволить ему по-прежнему относиться ко всему этому лишь с точки зрения своей научной карьеры, своего академического будущего. Нет, он, конечно, станет и дальше бороться за свой приоритет; но только с учетом интересов людей, все еще живущих на корабле и, наверное, больше всего на свете желающих вернуться в мир, из которого они были насильно вырваны.
   Оказавшись у себя дома и все еще колеблясь – с какого же варианта начать, он, вместо того, чтобы как следует отдохнуть после утомительных бросков на Симону и обратно, сразу же нашел в справочнике код Функа и позвонил.
   Однако в жилище старого физика никто не ответил.
   Бромли пожал плечами. Можно было, конечно, выждать час-другой и позвонить старику снова. Но почему-то Бромли хотелось что-то делать немедленно, быть активным, он чувствовал, что пока не остановится окончательно на каком-то из вариантов, он не сможет даже отдохнуть как следует. Справиться с внутренним беспокойством никак не удавалось.
   Тогда он стал вызывать «Трансгалакт».
   Там кто-то откликнулся. Хотя и не сразу. Но и когда ответили, никакой ясности не возникло. Был слышен лишь сильный шум, громкие голоса и даже – если не почудилось – раз или два прозвучали выстрелы. В трубку же кто-то пробормотал лишь: «Извините, все заняты, позвоните через час» – и зазвучал сигнал отбоя.
   Что-то там происходило. И не сказать, чтобы нормальное.
   Третий звонок Бромли сделал к военным. Сообщил о своем возвращении, поблагодарил за корабль и попросил дать в его распоряжение машину на час или два.
   Там несколько удивились, но отказывать не стали.
   Еще через двадцать минут Бромли сел в машину и приказал везти его к главному офису «Трансгалакта».
   Однако уже на подлете к нужному зданию машину остановили; все пространство снизу доверху было перекрыто запрещающими дальнейшее движение голографическими надписями, указывавшими направление объезда.
   Это никак не устраивало физика, и он приказал водителю снизиться, чтобы выяснить причину запрета.
   Снижаясь, его гравикар едва не столкнулся с другой подобной же машиной, стремительно спикировавшей из верхних ярусов и опередившей Бромли при посадке на поверхность.
   Взбешенный, он выскочил из кабины, чтобы откровенно высказать водителю другой машины все то, что так и рвалось наружу. Дверца другой машины поднялась, и один за другим из нее вышли двое. Первый из них смутно показался физику знакомым, где-то когда-то виденным; зато второй был наверняка хорошо ему известен.
   Это был старый физик доктор Функ. Но скорей всего так лихо вел машину не он. И вообще, при виде Функа желание дать волю языку (а может, и не только) как-то сразу угасло.
   Умеряя свой гнев, Бромли вежливо (так, во всяком случае, ему казалось) поздоровался с физиком и прохладно – с его спутником. И спросил:
   – Вы не знаете, что здесь, собственно, происходит?
   – Знаем, – ответил второй, не Функ.
   – Что же именно?
   – В двух словах не объяснить, – ответил все тот же, смутно знакомый. – Хотя мы целиком в курсе дела. Если хотите узнать – поезжайте с нами. Обещаю, разговор будет содержательным и интересным. Машину можете отпустить: потом мы доставим вас, куда захотите.
   Бромли колебался лишь несколько секунд.
   – Хорошо. Едем.
   Он отпустил военную машину, сел вместе с Функом, все еще не проронившим ни слова, и его спутником, и машина, на борту которой он успел разглядеть эмблему корпуса спасателей, взвилась в воздух так же стремительно и круто, как и приземлялась незадолго до того.

Глава 9
Бытие

   Проницатель-Петров растерянно смотрел на лежавшую перед ним потерявшую сознание женщину.
   Собственно, ему не было – и не должно было быть – никакого дела до нее, до ее судьбы, как и до судьбы любого из населявших корабль людей. Все они, вместе с самим кораблем, являлись всего лишь помехой в передаче необходимой для строительства миров информации, совершенно лишним в этой части пространства телом и были уже обречены на гибель, на уничтожение. Чтобы осуществить это уничтожение, Проницатель и находился здесь, воплотившись в очень неудобное и инертное вещественное тело. Так что единственное разумное действие, какое он мог и должен был предпринять сейчас, – это перешагнуть через нее и продолжить путь туда, куда он, собственно, и направлялся: в ту часть корабля, где следовало находиться устройствам, накапливавшим в больших объемах извлеченную из пространства энергию и при надобности стремительно высвобождавшим ее. Эта энергия и требовалась Проницателю, чтобы осуществить уничтожение помех – обоих тел. Однако его ощущения подсказывали, что сейчас корабль таким запасом энергии не обладал; вот и нужно было как можно скорее выяснить, в чем причина такой ненормальности, и привести все в порядок.