Я вернулся на свой стул и снова пересчитал листья. Потом проследил за походом муравьев к дохлой мышке. Правда, на этот раз я вообразил, что осужденный – это я, а мышь – полицейский Мейсон. Я так пинал его ногами, что его грязный пиджак лежал в углу бесформенной грудой, а глаза вылезли из орбит.
   С потолка на шнуре свисала лампочка, но выключателя не было видно. Постепенно слабые лучи солнца, просачивающиеся сквозь листву, угасали, и в комнате сгущались сумерки. Я сидел на стуле и ощупывал свои ссадины. Я ни о чем не думал: ни о Коретте, ни о Дюпре, ни даже о том, как удалось копам проведать о моих приключениях ночью в среду. Я сидел в темноте, стараясь в ней раствориться. Я бодрствовал, но мое сознание дремало. В этом сне наяву мне привиделось, что я выскользнул наружу сквозь трещинки в стене. Если я превратился в ночь, никто не найдет меня, никто не обнаружит даже, что я исчез. Во тьме я видел лица красивых женщин и блюда с ветчиной и пирогами. Только теперь я почувствовал, как голоден и одинок.
* * *
   Внезапно в камере вспыхнул свет. Ослепленный, я все еще мигал, когда вошли Миллер и Мейсон и закрыли дверь.
   – У вас есть еще что-нибудь сказать? – спросил меня Миллер.
   Я молча посмотрел на него.
   – Вы можете идти, – сказал Миллер.
   – Ты слышал его, ниггер? – рявкнул Мейсон, обшаривая рукой свой живот, чтобы убедиться, застегнута ли "молния" на ширинке. – Убирайся отсюда!
   Они провели меня в большую комнату, мимо дежурных. Все, кто там был, уставились на меня. Одни ухмылялись, другие были потрясены. Дежурный вернул мне бумажник и перочинный нож.
   – Возможно, мы еще увидимся, мистер Роулинз, – предупредил Миллер. – Если возникнут вопросы, у нас есть ваш адрес.
   – Какие еще вопросы? – проворчал я, стараясь, чтобы мой голос звучал как голос честного человека.
   – Это наше дело.
   – Конечно, это не мое дело, когда вы силой вытаскиваете меня из собственного дома, приволакиваете сюда и творите со мной все, что вам заблагорассудится.
   – Вы хотите жаловаться? – Выражение худого серого лица Миллера не изменилось. Он выглядел как мой давний знакомый, Оттин Клей. Тот страдал язвой желудка, и губы у него всегда были сложены так, словно он собирается сплюнуть.
   – Ни за что ни про что хватают на улице... – жаловался я самому себе.
   – Мы найдем вас, если вы понадобитесь.
   – Интересно, как я доберусь домой. Автобусы после шести не ходят.
   Миллер отвернулся. А Мейсон уже ушел.

Глава 11

   Я вышел из участка быстрым шагом, но мне хотелось бежать. До бара Джоппи было пятнадцать кварталов, и я изо всех сил старался замедлить ход, потому что патрульная машина непременно арестует бегущего негра.
   Улицы были на редкость темны и безлюдны. Центральная авеню выглядела гигантской черной аллеей, и я чувствовал себя крысой, забившейся в угол и высматривающей, нет ли поблизости кошки.
   Время от времени мимо проносились машины, и я на короткий миг слышал обрывки музыки и смеха. И снова все стихало. Кроме меня, на улице не было ни единой живой души. Я уже прошел три квартала от полицейского участка, как вдруг услышал:
   – Эй, Изи Роулинз!
   Черный "кадиллак" догнал меня, притормозил и поехал рядом. Он был чуть ли не вдвое длиннее машины среднего размера. Из окна водителя выглянуло лицо белого человека в черном кепи.
   – Поди сюда, Изи, – позвал он.
   – Кто вы такой? – бросил я через плечо, не останавливаясь.
   – Изи, подойди сюда, – повторил шофер. – Кто-то хочет с тобой поговорить.
   – Мне некогда. Я спешу.
   – Садись в машину. Мы довезем тебя, куда скажешь, – не отставал шофер. Потом повернул голову и спросил: – Что вы сказали? – обращаясь не ко мне, а к своему пассажиру. – Изи, – начал он снова. Я терпеть не могу, когда незнакомец называет меня по имени. – Мой босс предлагает тебе пятьдесят долларов за то, чтобы ты с ним проехался.
   – Куда? – Я не замедлил шага.
   – Куда скажешь.
   Я промолчал, продолжая идти вперед.
   "Кадиллак" увеличил скорость и остановился у обочины в десяти метрах передо мной. Дверца водителя отворилась, и он вылез из машины. С такими длинными ногами нелегко было выбраться наружу. Когда он выпрямился, я увидел высокого светловолосого мужчину с худым лицом. Он держал руки перед собой примерно на высоте плеч. Его предложение было как будто вполне мирным, но позу он принял боевую.
   – Послушайте, – начал я и попятился, решив, что справиться с высоким человеком проще всего, ухватив его за колени. – Я иду домой. И это все. Если ваш приятель хочет со мной говорить, пусть позвонит по телефону.
   Высокий водитель ткнул пальцем в сторону машины и сказал:
   – Он велел передать, что знает, почему тебя забрали в полицию. Он хочет поговорить с тобой об этом.
   У водителя на лице была усмешка, но взгляд блуждал где-то далеко. Глядя на него, я вдруг почувствовал усталость. Понял, что если попытаюсь нанести ему удар, тут же окажусь на земле. И еще мне захотелось знать, почему меня схватила полиция.
   – Просто поговорить? – спросил я.
   – Если бы он захотел, ты бы давно был трупом.
   Водитель открыл заднюю дверцу, и я сел в машину. Как только дверца захлопнулась, я чуть не задохнулся. Этот приторно-сладкий запах что-то напоминал, но я так и не вспомнил, что именно. Водитель включил задний ход, и меня отбросило на спинку сиденья. Передо мной сидел толстый белый мужчина. В бликах света от проносившихся мимо фонарей его круглое белое лицо мерцало как луна. Он улыбался. Мне показалось, что в багажнике за его сиденьем что-то шевелится, но прежде чем я успел вглядеться, он заговорил со мною:
   – Где она, мистер Роулинз?
   – Простите, о ком вы?
   – Где Дафна Моне?
   – А кто это?
   Непривычно было видеть толстые губы у белых людей, в особенности у мужчин. У этого белого были толстые красные губы. Они выглядели как вспухшая рана.
   – Я знаю, почему они схватили вас, мистер Роулинз. – Он кивнул в ту сторону, где остался полицейский участок. Но когда он это сделал, я снова посмотрел на багажник. – Выходи оттуда, малыш, – позвал он слащавым голоском.
   Крошечный мальчуган перелез через спинку сиденья. На нем были замызганные шорты и грязные белые носки. По форме глаз его можно было принять за китайца, но это был мексиканец. Он спустился на пол и свернулся клубочком у ног толстяка.
   – Это мой маленький человечек, – промурлыкал толстяк. – Только благодаря ему я продолжаю жить.
   Вид этого бедного ребенка и запахи заставили меня съежиться. Я старался не думать о том, что видел, потому что был бессилен что-либо сделать, по крайней мере сейчас.
   – Я не знаю, что вам от меня нужно, мистер Терен, – сказал я. – И мне непонятно, почему меня арестовала полиция, и я никогда не слыхал о какой-то Дафне. Все, чего я хочу, это попасть домой и постараться забыть эту ночь.
   – Значит, вы знаете, кто я такой?
   – Я читаю газеты. Вы выставляли свою кандидатуру на пост мэра.
   – Да, как будто бы, – сказал Терен. – Вполне возможно. Надеюсь, вы мне поможете. – Он протянул руку, чтобы почесать у мальчика за ушком.
   – Едва ли, я понятия не имею, о чем вы говорите.
   – Полиция хотела узнать, что вы делали после попойки с Кореттой Джеймс и Дюпре Бушаром.
   – Да?
   – Но меня это не интересует, Изи. Все, что я хочу знать, не произносил ли кто-нибудь имени Дафны Моне.
   Я покачал головой.
   – Не пытался ли кто-нибудь, – он запнулся, – чужой поговорить с Кореттой?
   – Кого вы имеете в виду?
   Мэтью Терен улыбнулся:
   – Дафна – белая девушка, Изи. Молодая и красивая. Мне очень нужно найти ее.
   – Ничем не могу вам помочь. Я даже не знаю, почему они затащили меня в участок. А вы знаете?
   – Вы знакомы с Говардом Грином? – спросил он вместо ответа.
   – Видел его раз или два.
   – Говорила ли Коретта что-нибудь о нем в этот вечер?
   – Ни слова.
   – А как насчет вашего друга Дюпре? Он что-нибудь знает?
   – Дюпре ничего не знает. Он только пьет, а напившись, тут же засыпает. На большее он не способен.
   – Я влиятельный человек, мистер Роулинз. – Этого он мог бы мне не говорить. – Хотелось бы верить, что вы не лжете.
   – Вы знаете, почему меня задержали фараоны?
   Мэтью Терен взял маленького мексиканца на руки и прижал к груди:
   – А ты как думаешь, малыш?
   Нос у мальчика был забит. Он открыл рот и глядел на меня как на какое-то странное животное. Не опасное животное, а что-то вроде попавшей под машину собаки или дикобраза, истекающего кровью.
   Мистер Терен взял в руки рог из слоновой кости, висевший рядом с его головой, и прогудел в него:
   – Норман, отвези мистера Роулинза куда он скажет. Мы с ним пока закончили.
   Затем он протянул мне рог, от которого крепко пахло сладкими маслами и чем-то кислым. Подавив отвращение, я назвал Норману адрес забегаловки Джона.
   – Вот ваши деньги, мистер Роулинз, – протянул мне Терен несколько влажных купюр.
   – Нет, спасибо, – отказался я. Мне противно было даже прикоснуться к этим деньгам.
   – Адрес моей конторы вы найдете в справочнике, мистер Роулинз. Если что-нибудь узнаете, думаю, что смогу быть вам полезным.
   Когда машина остановилась возле бара Джона, я выскочил из нее как ошпаренный.
   – Изи, – завопила Хэтти. – Что с тобой стряслось, беби?
   Она вышла из-за прилавка и положила руку мне на плечо.
   – Фараоны, – сказал я.
   – О, беби. Это из-за Коретты?
   Казалось, все уже обсуждали подробности моей частной жизни.
   – А что с Кореттой?
   – Ты не слышал?
   Я уставился на нее.
   – Коретту убили, – сообщила она. – Я слышала, полиция забрала Дюпре на работе, потому что он встречался с Кореттой. А я знала, ты был с ними в среду, и решила, что полиция, может быть, подозревает и тебя.
   – Убили?
   – Точно так же, как Говарда Грина. Избили так, что только мать, да и та с трудом узнала. Что они сделали с тобой, Изи?
   – Оделл здесь, Хэтти?
   – Да, пришел около семи.
   – А сколько сейчас?
   – Десять.
   – Можешь его позвать?
   – Конечно, Изи. Только кликну Джуниора.
   Она выглянула в дверь и тотчас же вернулась. Через несколько минут появился Оделл. По выражению его лица я понял, как ужасно выгляжу. Он редко выдавал свои чувства, но сейчас так вытаращился на меня, словно увидел привидение.
   – Ты можешь отвезти меня домой, Оделл? Я без машины.
   – Конечно, Изи.
   Оделл почти всю дорогу молчал, но, когда мы подъезжали к моему дому, сказал:
   – Тебе хорошо бы отдохнуть немного, Изи.
   – Я как раз собираюсь это сделать, Оделл.
   – Я не об этом. Тебе нужен настоящий отдых, что-то вроде отпуска.
   Я засмеялся:
   – Говорят, бедняки не могут позволить себе отдыха. Мы должны работать и работать, иначе нам не выжить.
   – Я же не советовал тебе не работать. Сменить обстановку тебе не помешает. Поехать в Хьюстон, например, или даже в Галвестон, где тебя мало кто знает.
   – Почему ты заговорил об этом, Оделл?
   Мы подъехали к дому. "Понтиак" стоял на своем месте, и это было добрым знаком. С деньгами, которые я получил от Олбрайта, я мог бы пересечь всю страну.
   – Сначала убили Говарда Грина, теперь Коретту. В полиции тебя избили, и я слышал, Дюпре все еще в каталажке. Пора уезжать.
   – Я не могу уехать, Оделл.
   – Почему?
   Я посмотрел на мой дом. На мой прекрасный дом.
   – Просто не могу, и все, – вздохнул я. – Но ты прав, конечно.
   – Если не собираешься уезжать, Изи, тебе следует обратиться к кому-нибудь за помощью.
   – О какой помощи ты говоришь?
   – Не знаю. Может, тебе сходить в церковь и поговорить с преподобным Тауном?
   – В таких случаях Бог не поможет. Я должен обратиться к кому-нибудь другому.
   Я вылез из машины и помахал ему на прощанье. Но Оделл, настоящий друг, подождал, пока я, спотыкаясь, доковылял до своей двери.

Глава 12

   Я выдул полторы пинты виски, прежде чем смог заснуть. Простыни были сухие и хрустящие, и страх затерялся где-то далеко в алкоголе, но стоило закрыть глаза, как я видел Коретту, она склонялась надо мной и целовала меня в грудь. Я был еще слишком молод и не мог представить, что кто-то, кого я знал, умер. Даже на фронте я надеялся вновь увидеться с друзьями, хотя знал, что они мертвы.
   И так прошла вся ночь. Я забывался на несколько минут, потом просыпался и звал Коретту или отвечал на ее зов. И, пытаясь заснуть, снова и снова прикладывался к бутылке виски, которая стояла возле кровати.
* * *
   Среди ночи зазвонил телефон.
   – Кто это? – пробормотал я.
   – Изи? Изи, это ты? – послышался грубый голос.
   – Это я. Который час?
   – Около трех. Ты спал?
   – А как ты думаешь? Кто говорит?
   – Джуниор. Ты что, забыл меня?
   Я не сразу вспомнил, кто он такой. Мы с Джуниором никогда не были приятелями, и я понять не мог, где он раздобыл номер моего телефона.
   – Изи? Изи! Ты что, спишь на ходу?
   – Чего тебе надо в такой час, Джуниор?
   – Да ничего, так, пустяки.
   – Пустяки? Ты вытащил меня из постели в три часа утра просто так?
   – Не вешай трубку. Я просто хотел сообщить кое-что интересное для тебя.
   – Я слушаю, Джуниор.
   – О той девушке, помнишь?
   Судя по голосу, он нервничал, говорил торопливо. Я как будто видел, что он тревожно оглядывается через плечо.
   – Скажи, зачем ты ее разыскивал?
   – Ты имеешь в виду белую девушку?
   – Да. Я вспомнил, что видел ее на прошлой неделе. Она приходила с Фрэнком Грином.
   – А как ее зовут?
   – Мне кажется, он называл ее Дафна.
   – Так почему ты говоришь мне об этом сейчас? Почему звонишь среди ночи?
   – Я освободился только в два тридцать, Изи. И решил позвонить, ты ведь спрашивал о ней.
   – Ты решил, что можешь позвонить мне среди ночи и рассказать о какой-то девчонке? Ну, ты даешь! Какого черта тебе от меня нужно?
   Джуниор чертыхнулся и бросил трубку. Я взял бутылку и наполнил свой стакан доверху. Потом закурил сигарету и стал раздумывать о ночном звонке. Неужели Джуниор позвонил среди ночи только для того, чтобы сообщить о какой-то девчонке, с которой мне хотелось бы позабавиться? Но что мог тупоголовый батрак вроде Джуниора знать о моих делах? Я допил виски и докурил сигарету, но так ни до чего и не додумался.
   Тем не менее виски успокоило нервы, и я забылся в полусне. Мне приснилось, как мы ловили зубатку к югу от Хьюстона, когда я был мальчишкой. В реке Гатлин водились громадные зубатки. Мать рассказывала, что некоторые из них были такие большие, что даже крокодилы их не трогали. Я подцепил на крючок такого гиганта, но мне удалось вытащить из воды только его голову. Эта рыбья морда оказалась шире человеческого торса.
   И тут зазвонил телефон.
   Я не мог взять трубку, иначе упустил бы мою рыбу, и я крикнул маме, чтобы она подошла к телефону. Но она, должно быть, не слышала, потому что телефон продолжал звонить, а зубатка пыталась уйти под воду. В конце концов мне пришлось упустить ее, и я почти плакал, когда поднял трубку.
   – Алло! Это мистер Роулинз? – В голосе чувствовался мягкий акцент, вроде французского, но все-таки не совсем французский.
   – Я у телефона, – выдохнул я. – Кто говорит?
   – Я звоню вам по поводу вашей приятельницы.
   – Кто она?
   – Коретта Джеймс, – пропела она по слогам.
   Это привело меня в чувство.
   – А кто вы?
   – Меня зовут Дафна Моне, – сказала она. – Коретта ваш друг, правда? Она пришла ко мне и попросила денег. Сказала, что вы меня разыскиваете, и если я не дам денег, она расскажет вам все. Это так, Изи?
   – Когда она это сказала?
   – Позавчера.
   – И что вы сделали?
   – Отдала ей последние двадцать долларов. Я ведь не знаю вас, мистер Роулинз.
   – И что потом?
   – Она ушла, и я беспокоюсь. А моего друга нет дома, и неизвестно, когда он вернется. Вот мне и пришло в голову разыскать вас и узнать, зачем я вам понадобилась.
   – Понятия не имею, о чем вы, – сказал я. – Кто ваш друг? Как его зовут?
   – Фрэнк Грин.
   Я инстинктивно протянул руку к своим штанам, они лежали на полу рядом с кроватью.
   – Почему вы меня разыскиваете, мистер Роулинз? Мы с вами встречались?
   – Вы, наверно, ошиблись, душенька. Я не знаю, о чем она говорила. Думаете, Фрэнк отправился ее искать?
   – Я не говорила Фрэнку, что она ко мне приходила. Его не было дома. И он до сих пор не возвращался.
   – Я не знаю, где сейчас Фрэнк, а Коретту убили.
   – Убили? – Судя по голосу, известие потрясло ее.
   – Да. Говорят, в четверг ночью.
   – Как ужасно! А может быть, что-то стряслось с Фрэнком?
   – Послушайте, леди, откуда мне знать, что стряслось с Фрэнком или с кем-нибудь еще. Я знаю только, что меня это не касается, и я надеюсь, что у вас все образуется. Но сейчас я должен...
   – Вы должны помочь мне.
   – Нет, спасибо, душенька. Для меня это уже слишком.
   – Тогда мне придется обратиться в полицию, чтобы разыскать моего друга. Я должна буду рассказать о вас и об этой женщине, о Коретте.
   – Послушайте, а может быть, ваш друг убил ее?
   – Ее закололи?
   – Нет. – Мы с ней подумали об одном и том же. – Ее забили насмерть.
   – Тогда это не Фрэнк. У него нож. Он никогда не пускает в ход кулаки. Вы мне поможете?
   – Как? – спросил я и поднял руки вверх, чтобы показать, насколько я беспомощен, но она не могла этого видеть.
   – Один мой приятель, может быть, знает, где найти Фрэнка.
   – Мне ни к чему разыскивать Фрэнка Грина, но если вам это нужно, почему бы не позвонить своему приятелю?
   – Я... Я должна поехать к нему. У него есть кое-что для меня и...
   – Тогда зачем я вам нужен? Если это ваш приятель, поезжайте к нему. Возьмите такси.
   – У меня нет денег, а мою машину взял Фрэнк. Дом моего знакомого далеко, но я могу объяснить, как туда ехать.
   – Спасибо, нет, леди.
   – Пожалуйста, не отказывайтесь. Мне не хочется звонить в полицию, но если вы мне не поможете, ничего другого не останется.
   Я тоже опасался полиции. Туда легко попасть, но очень нелегко оттуда выбраться. Я боялся, что в другой раз мне так не повезет. С каким бы удовольствием я досмотрел сон про мою зубатку. Я почти чувствовал запах жареной рыбы, почти ощущал ее вкус на языке.
   – Где вы сейчас? – вздохнул я.
   – У себя, на Динкер-стрит, 3451, это дом на двоих. Моя квартира под номером 1.
   – Это не адрес Фрэнка?
   – Я живу отдельно. Мы не любовники.
   – Я мог бы привезти вам денег и посадить в такси на Главной. И это все.
   – О да, да. Это было бы прекрасно.

Глава 13

   В четыре часа утра Лос-Анджелес спит. На Динкер-стрит не видно было даже собаки, роющейся в помойке. При свете фонарей на темных тихих газонах то там, то здесь взгляд привлекали белые венчики застывших в неподвижности цветов.
   Девушка жила в одноэтажном двухквартирном доме. Подъезд на ее половине был освещен. Прежде чем выйти из машины, я закурил. Дом выглядел вполне мирно. В переднем дворике росла толстая пальма. На газоне, обнесенном декоративным забором, не валялись трупы, у подъезда не дежурили мрачные незнакомцы, вооруженные ножами. И все же мне надо было последовать тогда совету Оделла и покинуть Калифорнию навсегда.
   Она встретила меня на пороге:
   – Мистер Роулинз?
   – Зовите меня просто Изи.
   – Так вас называла Коретта. Да?
   – Да.
   – А меня зовут Дафна. Пожалуйста, заходите.
   Эта половина дома, предназначавшаяся для одной семьи, впоследствии была разгорожена пополам. Возможно, она досталась по наследству брату и сестре, они не поладили и превратили его в двухквартирный.
   Дафна провела меня в половинную гостиную, где пол устилал коричневый ковер; диван, стул и стены тоже были коричневыми. Рядом с коричневыми занавесками, закрывавшими всю стену, стоял горшок с буйно разросшимся папоротником. Только кофейный столик со стеклянной крышкой был не коричневым, а позолоченным.
   – Хотите выпить, мистер Роулинз? – На ней было простенькое голубое платье. Такие платья носили французские девушки, когда в бытность мою американским солдатом я оказался в Париже. Маленькая керамическая брошь на ее груди служила единственным украшением.
   – Нет, спасибо.
   Ее лицо было прекрасно. Гораздо красивее, чем на фото. Каштановые волнистые волосы, настолько светлые, что издалека можно было принять ее за блондинку, а глаза казались то зелеными, то синими, в зависимости от освещения. Широкие скулы не придавали ей сурового вида. Глаза, поставленные чуть-чуть ближе к переносице, чем у большинства людей, придавали ей беззащитный вид, и у меня возникло желание заключить ее в объятия и оградить от всех зол.
   Несколько минут мы молча разглядывали друг друга.
   – Вы не голодны?
   – Нет, спасибо. – До меня вдруг дошло, что мы говорим шепотом. – Здесь есть кто-нибудь еще?
   – Нет, – прошептала она и придвинулась ко мне так близко, что я ощутил аромат мыла "Айвори". – Я живу одна, – сообщила она.
   Затем она протянула тонкую изящную руку и прикоснулась к моему лицу:
   – Вы подрались?
   – Что?
   – У вас на лице ссадины.
   – Пустяки.
   Она не убрала руки.
   – Я могла бы промыть ваши ранки.
   Сознавая, что совершаю глупость, я тоже коснулся ее лица.
   – Все о'кей, я привез вам двадцать пять долларов.
   Она улыбнулась, как ребенок. Только ребенок может быть таким счастливым.
   – Спасибо, – поблагодарила она, повернулась и села на коричневый стул, сложив руки на коленях. Кивком предложила и мне сесть. Я опустился на диван.
   – Возьмите деньги. – Я сунул руку в карман, но она жестом остановила меня.
   – Не могли бы вы отвезти меня к нему? Я совсем одна, вы это понимаете? Вы посидите в машине. Это недолго, всего минут пять.
   – Но послушайте, душенька, я ведь совсем вас не знаю...
   – Мне нужна помощь. – Она взглянула на свои сплетенные пальцы и добавила: – Вы не хотите, чтобы вас беспокоила полиция. Так же, как и я...
   Это я уже слышал.
   – Почему бы вам просто не взять такси?
   – Я боюсь.
   – Но почему вы доверяете мне?
   – У меня нет выбора. Я здесь чужая, а мой друг пропал. Когда Коретта сказала, что вы меня ищете, я спросила: может быть, он плохой человек? А она ответила: нет, он хороший человек, и добавила, что вам можно доверять.
   – Я вижу вас впервые, – сказал я. – И это все. Вышибала из забегаловки Джона очень даже рекомендовал на вас посмотреть.
   Она улыбнулась:
   – Вы поможете мне, да?
   Время, когда я мог ответить "нет", прошло. Если я собирался сказать "нет", это следовало сказать Олбрайту или даже Коретте. Но все же я не мог не задать один вопрос:
   – Как вы узнали номер моего телефона?
   Дафна опустила глаза. Прошло секунды три, достаточно для того, чтобы сочинить приемлемую ложь.
   – Прежде чем я дала Коретте деньги, я попросила у нее ваш номер. Мне хотелось позвонить вам и узнать, зачем вы меня разыскиваете.
   Она казалась совсем девочкой, больше двадцати двух ей нельзя было дать.
   – Где живет ваш приятель?
   – На одной из улиц над Голливудом, Лоурел-Кэньон-Роуд.
   – Вы знаете, как туда ехать?
   Она энергично закивала и вскочила со стула:
   – Только я захвачу одну вещь.
   Она выскочила из комнаты в неосвещенную переднюю и вскоре вернулась со старым, потрепанным чемоданом.
   – Это чемодан моего друга, Ричарда, – сказала она со смущенной улыбкой.
* * *
   Я проехал через весь город до Ла-Бреа, затем направился на север в сторону Голливуда. Узкая дорога, петляющая вдоль каньона, была совершенно пуста. Нам ни разу не встретилась даже полицейская машина. Это меня вполне устраивало, потому что полицейские, если видят в одной машине цветного мужчину и белую женщину, рассуждают как белые рабовладельцы. При каждом повороте дороги перед нашими глазами на миг возникало видение ночного Лос-Анджелеса. Даже отсюда город, яркий, светящийся и живой, являл собой море света. Мне стоило раз взглянуть на него, чтобы ощутить в себе силу.
   – Следующий дом, Изи. Там, где навес для автомобиля.
   Это был еще один маленький домик. По сравнению с особняками, которые мы видели по дороге, он выглядел флигелем для прислуги. Убогий домишко с двумя окнами и распахнутой входной дверью.
   – Ваш приятель всегда оставляет дверь открытой? – спросил я.
   – Я не знаю.
   Когда мы припарковались, я вышел вместе с ней.
   – Я только на минуту. – Она погладила мою руку.
   – Может быть, мне лучше пойти вместе с вами?
   – Нет, – возразила она с твердостью, которой я до того в ней не замечал.
   – Послушайте, сейчас поздняя ночь, безлюдный район большого города. Дверь открыта, значит, тут что-то не так. Если я влипну еще в какую-нибудь историю, полиция уже не выпустит меня из своих когтей.
   – Хорошо, – согласилась она. – Но только на минутку, убедиться, что все в порядке. Потом вы вернетесь к машине.
   Я закрыл входную дверь и только после этого повернул выключатель.
   – Ричард! – крикнула Дафна.
   Домик был задуман как хижина в горах. Входная дверь вела в большую комнату, служившую одновременно гостиной, столовой и кухней, отделенной от столовой длинной стойкой. В дальнем левом углу стояли деревянная кушетка, покрытая мексиканским ковром, и металлический стул с двумя подушками. В стеклянной стене напротив входной двери отражалась комната, Дафна, я и мигающие огни далекого города. Слева виднелась дверь.
   – Это его спальня, – кивнула она.
   Убранство спальни было под стать всему остальному в этом доме. Деревянный пол, окно во всю стену, широченная кровать. А на ней – мертвец.