На нем был все тот же синий костюм. Он лежал поперек кровати с распростертыми, как у Христа, руками, только пальцы скрючены, а не расслаблены, как на распятии моей матери. Он не назвал меня "цветной брат мой", но я узнал пьяного белого парня, которого встретил возле забегаловки Джона.
   Дафна судорожно втянула в себя воздух и уцепилась за мою руку:
   – Это Ричард.
   В его груди торчал погруженный по самую рукоятку мясницкий нож. Он упал навзничь на кипу одеял, и кровь залила его шею и лицо. Широко раскрытые глаза окаймляла полоса застывшей темной крови. Меня замутило. С трудом справившись с приступом тошноты, я опустился на колени перед мертвым, как священник, благословляющий покойника, привезенного к нему скорбящими родственниками. Я не знал ни его имени, ни того, что он натворил, я знал только одно – он мертв.
   В это мгновение мне припомнились все мертвецы, которых я когда-либо видел, и тысячи немцев, детей и женщин, искалеченных, обожженных войной. Я убил некоторых из них и совершил еще худшее в угаре войны. Я видел трупы с широко раскрытыми глазами, как у Ричарда, и тела вообще без головы. Смерть мне не в новинку, и будь я проклят, если позволю себя сломать из-за еще одного белого мертвеца. Пока я стоял на коленях, кое-что на полу привлекло мое внимание. Я поднял эту возможную улику, понюхал и завернул в носовой платок.
   В это время Дафна куда-то исчезла. Я прошел на кухню, ополоснул лицо под краном, заглянул в ванную, туалет. Потом выбежал из дома взглянуть на свою машину. Дафны нигде не было.
   И тут послышался какой-то шум из-под навеса для автомобиля. Дафна была там, запихивала старый чемодан в багажник розового "студебеккера".
   – Что вы делаете? – спросил я.
   – Собираюсь поскорее убраться отсюда, и будет лучше, если мы расстанемся.
   Я даже не успел удивиться тому, как быстро она избавилась от своего французского акцента.
   – Что здесь произошло? – снова спросил я.
   – Черт побери, откуда я знаю? Ричард убит, Фрэнк исчез. Знаю только, нам нужно исчезнуть до того, как нагрянет полиция. Иначе нам не отвертеться.
   – Кто это сделал? – Я схватил ее и оттащил от машины.
   – Я не знаю, – сказала она спокойно и тихо, глядя мне прямо в лицо.
   – И что же, мы так просто уедем, бросив его?
   – А что мы можем сделать, Изи? Заберу эти вещи, и никто не узнает, что я была здесь. А вы поезжайте к себе домой. Ложитесь спать и представьте, что все это вам приснилось в дурном сне.
   – А что будет с ним? – завопил я, показывая на дом.
   – Это мертвец, мистер Роулинз. Он умер, его нет. Поезжайте домой и забудьте все, что вы видели. Полиция не знает, что вы здесь были, и не узнает, если вы не станете орать так громко. Иначе кто-нибудь выглянет в окно и увидит вашу машину.
   – Что вы собираетесь делать?
   – Отведу машину в известное мне местечко и оставлю там. Сяду в автобус и уеду куда-нибудь подальше отсюда.
   – А как быть с человеком, который вас разыскивает?
   – Это вы о Картере? Он ничего дурного не замышляет. Я исчезну, и он со временем забудет меня.
   Потом она меня поцеловала. Это был медленный, нарочитый поцелуй. Сначала я попытался отстраниться, но она держала меня крепко. Ее язык касался моего языка, скользил по моим губам и деснам. Горький вкус у меня во рту сменился сладостью. Она отстранилась на мгновение и улыбнулась. А потом поцеловала меня снова. На этот раз поцелуй был страстным.
   – Очень жаль, что у нас не будет возможности узнать друг друга поближе. Я разрешила бы вам насладиться маленькой белой девушкой.
   – Вы не можете просто так уехать, – промямлил я. – Здесь произошло убийство.
   Она закрыла багажник и, обойдя меня, направилась к водительскому месту, села и опустила стекло.
   – Прощай, Изи, – помахала она на прощанье и повернула ключ зажигания.
   Двигатель раз чихнул и завелся. Я мог бы вытащить ее из машины, но что дальше? – спросил я себя. Оставалось только смотреть, как на шоссе, спускающемся по склону холма, мелькают красные огоньки, постепенно тая вдали. Потом я сел в свою машину и подумал, что фортуна еще не повернулась ко мне лицом.

Глава 14

   "Ты позволяешь использовать себя, Изи? Они из тебя веревки вьют, а ты даже пальцем не пошевельнешь?"
   "А что я могу сделать?"
   Я проехал по бульвару Сансет и повернул налево. На востоке уже разгорелся оранжевый пожар восхода.
   "Не знаю, парень. Но что-то ты должен делать. Если пойдет так и дальше, ты не доживешь до следующей среды".
   "Может быть, последовать совету Оделла и смыться?"
   "Смыться! Смыться! Ты собираешься удрать от единственной собственности, которая у тебя есть! Удрать! Нет уж, лучше умереть, чем удрать".
   "Ну хорошо, ты говоришь, я так или иначе умру. Единственное, что мне остается, это дождаться следующей среды".
   "Ты должен встать на ноги, парень. Нельзя позволять этим людям топтать тебя. Путаться с белыми француженками, которые вовсе не француженки, работать на белого человека, который готов убить твоего брата просто за то, что от него по-другому пахнет. Ты должен разобраться в том, что произошло, и понять, что к чему".
   "Но что я могу поделать с полицией, мистером Олбрайтом и даже с этой девушкой?"
   "Ждать удобного случая, Изи. Не делай ничего, чего ты не должен делать. Просто жди удобного случая и пользуйся им всегда, когда он представится".
   "А что, если..."
   "Не задавай никаких вопросов. Либо "да", либо "нет". "А что, если..." – это для детей. А ты мужчина".
   "Да", – сказал я и внезапно почувствовал себя сильным.
   "Не так уж много покушающихся на твою жизнь, Изи. Для этого вокруг слишком много трусов".
   Я слышу этот голос только в самые тяжелые минуты, когда все кажется настолько скверным, что я готов сесть в машину и на полном ходу врезаться в стену. Тогда ко мне приходит Голос и дает самый верный совет.
   Голос звучит сурово. Ему совершенно все равно, испуган я или мне угрожает опасность. Он просто анализировал тягостную ситуацию и рассуждал, как из нее выпутаться.
* * *
   Я впервые услышал Голос, когда служил в армии.
   Вступив в армию, несущую защиту и поддержку всему миру, я гордо сознавал себя ее частицей. Оказалось, в армии так же относились к черным, как и на Юге. Меня обучали быть солдатом, бойцом, а потом на целых три года усадили за пишущую машинку. Я прошел всю Африку и Италию в составе отдела статистики. Мы следовали за боевыми частями, отмечая их продвижение и подсчитывая потери. Я числился в "черной" дивизии, где все старшие офицеры были белыми. Меня обучали убивать, но белые люди не спешили дать мне в руки оружие. Им претила мысль, что я буду проливать кровь белых. Они по-прежнему считали нас, черных, неспособными подчиняться дисциплине и не готовыми к военной службе. На самом деле они боялись, что нам может понравиться вкус свободы, которую приносит общение со смертью. Если чернокожий хотел воевать, он должен был пойти добровольцем. Тогда у него был шанс попасть на фронт. Я же считал людей, добровольно соглашавшихся воевать, дураками.
   "Почему я должен умереть в этой войне белых людей?" – спрашивал я себя.
   Но однажды, когда я сидел в своей конторе, прибыла партия белых солдат прямо из района боев под Римом. Они похвалялись, что белые парни спасли Европу, а негров-солдат называли трусами. Я понимал, они нам просто завидуют: мы сытно жили в тылу, развлекались с местными женщинами. Но все же меня задело. Я возненавидел этих белых солдат и свою собственную трусость. Вот так я перед высадкой в Нормандии стал добровольцем и позднее воевал в армии Паттона. К этому времени союзники оказались в таком отчаянном положении, что уже не могли позволить себе роскошь сегрегации в армии. В нашем взводе воевали черные, белые и даже японоамериканцы. Между расами постоянно возникали стычки, в особенности из-за женщин, но мы научились считаться с интересами друг друга и в этом вопросе.
* * *
   Впервые я услышал Голос за пределами Нормандии, возле небольшой фермы. Я попал в ловушку в сарае. Мои приятели Энтони Якимото и Вентон Найлз были убиты, и снайпер держал нас под прицелом. Голос велел мне оторвать задницу от земли и прикончить снайпера. "Убей его и пропори штыком. Ты не должен позволить ему убить себя. Если даже он тебя не пристрелит, ты будешь жить в вечном страхе до конца своих дней. Убей этого подонка", – сказал мне Голос. И я убил его.
   В Голосе не было вожделения. Он никогда не призывал меня насиловать или красть. Просто говорил все как есть. Что я должен делать, чтобы выжить и остаться человеком. Голосу я повиновался безоговорочно.

Глава 15

   Вернувшись домой, я обнаружил у ворот белый "кадиллак". Машина пустовала, зато входная дверь была распахнута. Сразу за дверьми ошивались Мэнни и Шариф. Он ухмыльнулся мне, а Мэнни тупо уставился в пол и так и не поднял на меня глаз.
   Мистер Олбрайт стоял у кухонного окна, глядя на задний дворик. В доме пахло кофе. Услышав мои шаги, он повернулся ко мне с фарфоровой чашкой в руке. На нем были белые хлопчатобумажные брюки, кремовый свитер, белые туфли для гольфа и капитанская фуражка с черным околышем.
   – Изи, – дружелюбно улыбнулся он.
   – Что вы делаете в моем доме?
   – Мне нужно было поговорить с тобой. Я надеялся застать тебя дома. Не торчать же мне на улице? Вот Мэнни и открыл замок отверткой. – В его голосе звучала едва уловимая угроза.
   – У вас не было ни малейшего повода врываться ко мне таким способом, мистер Олбрайт. Вам бы понравилось, если бы я ворвался в ваш дом?
   – Я бы оторвал твою негритянскую башку, – ответил он, все так же лучезарно улыбаясь.
   С минуту я молча смотрел на него. Где-то в глубине сознания мелькнуло: "Дождись удобного случая, Изи".
   – В чем дело? – спросил я, наливая себе кофе.
   – Где ты был в такую рань, Изи?
   – Это не имеет никакого отношения к вашему делу.
   – Где ты был?
   Я повернулся к нему:
   – Встречался с одной девочкой. Разве у вас нет девочки, мистер Олбрайт?
   Его холодные глаза совсем заледенели, и улыбка сползла с лица. Я попытался уязвить его и тут же пожалел об этом.
   – Я пришел сюда не шутки с тобой шутить, парень, – с угрозой произнес он. – Я тебе заплатил, а взамен получил пустую болтовню.
   – Что вы хотите этим сказать? – Я чуть было не отпрянул от него на шаг, но с трудом удержался.
   – Я хочу сказать, что Фрэнка Грина не было дома два дня. Управляющий в "Скайлер-Армс" сообщил, что полиция расспрашивала всех в округе о цветной девушке, которую видели с Грином за несколько дней до того, как ее убили. Я хочу знать, Изи, где белая девушка?
   – Вы считаете, что я не справился с вашим поручением? Черт возьми, тогда я верну вам деньги.
   – Слишком поздно, мистер Роулинз. Вы взяли деньги и принадлежите мне.
   – Я никому не принадлежу.
   – Мы все кому-то принадлежим. Если вы кому-то задолжали, значит, вы должник и уже не принадлежите самому себе. Таков закон капитализма.
   – Ваши деньги у меня с собой, мистер Олбрайт. – Я сунул руку в карман.
   – А вы верите в Бога, мистер Роулинз?
   – Что вам от меня нужно?
   – Я хочу знать, веришь ли ты в Бога.
   – К чертям собачьим. Мне пора спать. – Я сделал вид, что собираюсь отправиться в спальню. На самом деле я бы никогда по собственной воле не повернулся спиной к мистеру Олбрайту.
   – Видишь ли, – продолжил он, слегка подавшись ко мне. – Мне интересно смотреть в лицо верующему человеку, когда я его убиваю. Любопытно сравнить, как принимает смерть верующий, а как безбожник.
   "Не упускай случая", – шепнул Голос.
   – Я видел ее, – с трудом выдавил я, опустившись на стул. Словно тяжелый груз свалился у меня с плеч.
   Сообщники Олбрайта придвинулись ко мне. Они были возбуждены, словно охотничьи собаки, напавшие на след.
   – Где? – Олбрайт улыбнулся, и его глаза ожили.
   – Она позвонила сама. Грозилась, если я не помогу ей, она сообщит в полицию о Коретте.
   – Кто такая Коретта?
   – Убитая девушка, моя приятельница. Это она была с Фрэнком и Дафной, – сказал я. – Дафна дала мне свой адрес в Динкере, и я поехал туда. Там она упросила меня отвезти ее в Голливуд-Хиллз, в дом какого-то малого.
   – Когда все это было?
   – Я только что вернулся.
   – Где она?
   – Она удрала.
   – Где она сейчас? – Голос его прозвучал как будто из колодца, – дикий, внушающий ужас голос.
   – Я не знаю! Когда мы обнаружили труп, она укатила в его машине!
   – Какой труп?
   – Малый оказался мертвым.
   – Как его звали?
   – Ричард.
   – А полное имя?
   – Она называла его просто Ричард. – Я не счел нужным сообщать ему, что Ричард что-то вынюхивал в забегаловке Джона.
   – Ты уверен, что он был мертв?
   – У него в груди торчал нож, а по глазам ползали мухи. – При одном воспоминании об этом меня замутило.
   – И ты ее так просто отпустил? – В его голосе снова прозвучала угроза.
   Я встал и двинулся на кухню – налить себе еще кофе. Один из них последовал за мной, и это меня так встревожило, что я ударился о дверной косяк. "Не упускай свой шанс", – снова прошептал Голос.
   – Я не нанимался похищать людей. Девчонка прихватила его ключи и уехала. Чего вы от меня хотите?
   – Вы сообщили в полицию?
   – В тот момент я думал только о том, чтобы не превышать скорости.
   – Я хочу кое о чем спросить тебя, Изи. – Он не отрываясь смотрел мне в глаза. – И мне не хочется, чтобы ты допустил ошибку. По крайней мере сейчас.
   – Я слушаю.
   – Она взяла что-нибудь с собой? Сумку или чемодан?
   – У нее был с собой старый коричневый чемодан. Она положила его в багажник.
   Взгляд Олбрайта просветлел, плечи расслабились.
   – Какой марки машина?
   – "Студебеккер" сорок восьмого года. Розовый.
   – Куда она поехала? Постарайся вспомнить.
   – Она собиралась где-то оставить машину, но не сказала точно где.
   – Где она жила?
   – Двадцать шестая улица...
   Он нетерпеливо замахал рукой, и, к своему стыду, я вздрогнул.
   – Напиши, – велел он.
   Я достал лист бумаги из ящика стола. Он сидел напротив меня на кушетке, широко расставив ноги, и внимательно изучал написанное мною.
   – Дай мне виски, Изи, – сказал он.
   "Возьмите сами", – шепнул Голос.
   – Возьмите сами, – повторил я. – Бутылка в шкафу.
   Олбрайт взглянул на меня, и по его лицу расплылась широкая улыбка. Он рассмеялся, хлопнул себя по колену и воскликнул:
   – Будь я проклят!
   Искоса я взглянул на него. Я был готов умереть, но умереть, сражаясь.
   – Принеси нам виски, Мэнни!
   Мэнни поспешил к шкафчику.
   – Знаешь, Изи, ты храбрый человек. А мне нужен именно храбрый человек, который работал бы на меня. – Его манера растягивать слова снова проявилась отчетливо. – Я ведь уже заплатил тебе, не так ли? – Я кивнул. – Так. Насколько я понимаю, Фрэнк Грин – ключевая фигура. Дафна уехала к нему, или же он, по крайней мере, будет знать, куда она уехала. Поэтому я хочу, чтобы ты нашел этого гангстера. Устрой нам встречу. Это все, что от тебя требуется. Говорить с ним буду я сам. Найди мне Фрэнка Грина, и мы будем в расчете.
   – Точно?
   – Даю слово, Изи. Ты получишь деньги, и я оставлю тебя в покое.
   Ничего себе предложеньице. Я нутром чувствовал, что мистер Олбрайт собирается убить меня. Или прямо сейчас, или подождет, когда я отыщу Фрэнка Грина.
   – Я найду его, но мне нужна еще сотня, если хотите, чтобы я впутался в это дело.
   – Ты мне нравишься, Изи, честное слово, – сказал он. – Даю тебе три дня сроку, чтобы отыскать его. Постарайся не просчитаться.
   Мы допили виски. Мэнни и Шариф ждали нас снаружи.
   Олбрайт собрался уходить, но тут ему в голову пришла какая-то мысль. Он повернулся ко мне и сказал:
   – Я не из тех, кого можно одурачить, мистер Роулинз.
   "Конечно, – подумал я. – И я тоже".

Глава 16

   Я проспал весь день до вечера. Конечно, неплохо было бы начать поиски Фрэнка Грина, но мне хотелось только спать. Посреди ночи я проснулся весь в поту. При каждом звуке чудилось, что пришли за мной. Полиция, Де-Витт Олбрайт или же Фрэнк Грин. Я не мог избавиться от запаха крови, преследующего меня от самого домика Ричарда. На оконном стекле жужжали тысячи мух из тех, что ползали по трупам наших ребят в Северной Африке, в Оране. Я весь дрожал, но не от холода. Хотелось убежать к матери или к кому-нибудь еще, кто меня любил, но тут появлялся Фрэнк Грин, вырывал меня из объятий любимой женщины и нацеливал свой нож прямо мне в сердце.
   В конце концов я соскочил с кровати и бросился к телефону, не понимая, что делаю. Я не мог позвонить Джоппи, потому что мой страх был бы ему непонятен. Я не мог позвонить Оделлу, потому что тот понял бы меня слишком хорошо и просто посоветовал бы убежать. Я не мог позвонить Дюпре, потому что он все еще сидел в каталажке. Да я все равно не смог бы поговорить с ним. Пришлось бы солгать о Коретте, а я был слишком убит, чтобы лгать.
   Я набрал номер телефонной станции. И когда телефонистка сняла трубку, заказал междугородный разговор и попросил миссис Э. Александр, Клакстон-стрит, в пятом квартале Хьюстона. Когда Этта подошла к телефону, я закрыл глаза и вспомнил, какая она большая, эта женщина с темно-коричневой кожей и топазовыми глазами. Я представил себе, как она нахмурилась, когда сказала "Алло!", потому что Этта-Мэй терпеть не могла телефонных разговоров. Она часто повторяла: "Я предпочитаю, чтобы дурные новости смело приходили ко мне, а не прокрадывались по проводам".
   – Алло, – сказала она.
   – Этта?
   – Кто говорит?
   – Это я, Изи.
   – Изи Роулинз? – И она громко рассмеялась. Это был заразительный смех, вызывающий желание к нему присоединиться. – Изи, где ты, милый? Ты вернулся домой?
   – Я в Лос-Анджелесе, Этта. – Мой голос дрожал, а грудь вздымалась от волнения.
   – Что-нибудь не так, милый? У тебя странный голос.
   – Да нет, ничего особенного, Этта. Как приятно тебя слышать.
   – Что случилось, Изи?
   – Ты не знаешь, как мне связаться с Крысой?
   Наступило молчание. Когда-то в школе нам объяснили, что в космосе царят пустота, тьма и холод. В тот раз я ощутил этот космос, и мне стало не по себе.
   – Ты знаешь, мы с Реймондом разошлись. Он больше здесь не живет.
   Мысль, что я огорчил Этту, была для меня почти невыносима.
   – Извини меня, детка, – сказал я. – Я просто подумал, что ты можешь знать, как его найти.
   – Что произошло, Изи?
   – Наверное, Софи была права.
   – Софи Андерсон?
   – Да. Помнишь, она всегда говорила: "Лос-Анджелес – это уж слишком" и "с меня хватит"?
   Этта от души рассмеялась:
   – Конечно помню.
   Я тоже засмеялся:
   – Наверно, она была права.
   – Изи...
   – Передай Крысе, что я звонил, Этта. Скажи ему, Софи, наверно, сказала правду о Калифорнии. Возможно, для него это самое подходящее место.
   Она начала что-то говорить, но я притворился, что плохо слышу, попрощался и положил трубку.
* * *
   Я поставил стул перед окном, откуда мог видеть свой дворик. Долго сидел со стиснутыми кулаками, время от времени делая глубокий вдох. В конце концов страх отпустил, и я уснул. Последнее, что я запомнил, прежде чем заснуть перед рассветом, была моя яблоня.

Глава 17

   Я положил карточку, которую мне дал Де-Витт Олбрайт, на стол. На ней было напечатано: "Максим Бакстер. Директор по кадрам. "Лайон инвестментс". В нижнем правом углу адрес: "Бульвар Ла-Сьенега".
   Я надел свой выходной костюм и в десять часов утра был готов отправиться в путь. Пора приступить к делу, сказал я себе, и для начала получить кое-какую информацию. Эта карточка поможет мне ее получить. Я снова пересек город и добрался до небольшого здания, которое целиком занимала компания "Лайон инвестментс".
   Секретарша, пожилая дама с синими волосами, сосредоточенно изучала гроссбух. Когда моя тень упала на ее книгу, она, не поднимая головы, сказала моей тени:
   – Да?
   – Я хотел бы видеть мистера Бакстера.
   – Вы записаны на прием?
   – Нет. Но мистер Олбрайт дал мне его карточку и сказал, чтобы я заглянул к нему при первом же удобном случае.
   – Я не знаю, кто такой мистер Олбрайт, – ответила она, по-прежнему обращаясь к тени на своем столе. – Мистер Бакстер очень занят.
   – Может быть, он знает мистера Олбрайта. Он дал мне эту карточку. – Я положил ее на страницу, которую синеволосая дама изучала, и она подняла голову. То, что она увидела, поразило ее.
   – О! – воскликнула она.
   Я ответил улыбкой:
   – Если он занят, я могу подождать. У меня на службе сейчас перерыв.
   – Я, я... Я узнаю, сможет ли он уделить вам время, мистер...
   – Роулинз.
   – Посидите на кушетке, я тотчас вернусь.
   Она скрылась за дверью кабинета. Спустя несколько минут появилась еще одна пожилая дама, принявшая, по-видимому, эстафету у своей сослуживицы, и подозрительно взглянула на меня.
   Приемная выглядела довольно приятно. Возле окна стояла длинная кожаная кушетка. Из окна открывался вид на бульвар Ла-Сьенега и один из шикарных ресторанов – "Ангус Стик Хаус". У входа дежурил человек в мундире английской лейб-гвардии, готовый открыть двери всем приятным людям, не задумывающимся пустить на ветер за сорок пять минут дневное жалованье. У гвардейца был счастливый вид. Интересно, сколько ему перепадает чаевых? Перед кушеткой на длинном кофейном столике лежала стопка коммерческих газет и журналов. И ничего для женщин. И ничего для мужчин, которые могли бы почитать что-нибудь о спорте или о развлечениях. Когда мне надоело смотреть на лейб-гвардейца, открывающего дверь, я принялся разглядывать комнату.
   На одной стене рядом с кушеткой висел бронзовый щит. В верхней части щита на тисненом овале распростер крылья коршун, держащий в когтях три стрелы. В нижней части щита были начертаны имена всех важных партнеров компании "Лайон инвестментс". Некоторые имена показались мне знакомыми, они встречались в журнале "Тайм". Адвокаты, банкиры и просто богатые старики. Имя президента завершало длинный список, как бы подчеркивая скромность и непритязательность этого человека.
   Я сообразил, что мистер Тодд Картер не из тех, кто жаждет известности. Интересно, как бы он отреагировал на то, что неизвестная француженка, скрывшаяся ночью на машине убитого, упоминала его имя? Я засмеялся достаточно громко, чтобы старуха за столом покосилась в мою сторону, скорчив при этом гримасу.
* * *
   – Мистер Роулинз, – сообщила первая дама, подойдя ко мне. – Знаете, мистер Бакстер очень занят. У него совершенно нет времени.
   – Чем раньше он примет меня, тем быстрее сможет вернуться к своим делам.
   Ей это явно не понравилось.
   – Могу я узнать, в чем заключается ваша просьба?
   – Конечно можете. Но понравится ли вашему боссу, что обслуживающий персонал в курсе всех его частных дел?
   – Уверяю вас, сэр, – сказала она, едва сдерживая ярость, – о том, что вы хотели бы сообщить мистеру Бакстеру, не узнает никто, кроме меня. Он вас не примет, и вы можете говорить только со мной.
   – Нет.
   – Боюсь, мы теряем время. Если у вас есть что ему передать, изложите мне, чтобы я могла вернуться к своим обязанностям.
   – Ну хорошо, мисс...
   Я почему-то решил, что было бы неплохо, если бы мы представились друг другу.
   – Что бы вы хотели передать, сэр?
   – Я хотел бы передать следующее. У меня есть новости для мистера Тодда Картера, насколько я понимаю, президента вашей компании. Мне дали карточку мистера Бакстера для того, чтобы сообщить мистеру Картеру о деле, порученном мне мистером Де-Виттом Олбрайтом.
   – Да? А в чем состоит дело?
   – Вы уверены, что хотите узнать это? – спросил я.
   – Какое дело, сэр? – Если она и нервничала, я этого не заметил.
   – Мистер Олбрайт нанял меня, чтобы я нашел приятельницу мистера Картера, которая его оставила.
   Она перестала писать и уставилась на меня поверх оправы своих бифокальных очков:
   – Это что, своего рода шутка?
   – Насколько я знаю, нет, мэм. Уж если говорить правду, мне было не до смеха с тех пор, как я начал работать на вашего босса. Ни разу.
   – Извините меня, – сказала она.
   Пожилая дама так резко захлопнула блокнот, что ее помощница вздрогнула. На этот раз она отсутствовала более пяти минут. Наконец в комнате появился высокий тощий мужчина с густой черной шевелюрой и такими же густыми черными бровями в темно-сером костюме. Его глаза прятались глубоко под сенью этих мощных бровей.
   – Мистер Роулинз? – Его белозубая улыбка отлично подошла бы мистеру Де-Витту Олбрайту.
   – Мистер Бакстер? – Я встал и пожал протянутую им руку.
   – Почему бы вам не зайти ко мне, сэр?
   Мы прошли мимо двух разъяренных женщин. Я был уверен, что им будет о чем поговорить, как только мы с мистером Бакстером покинем комнату.
   Мы вошли в узкий коридор, оклеенный бархатными обоями и устланный ковром. На красивой дубовой двери было выгравировано: "Максим Т. Бакстер. Вице-президент".
   Его кабинет оказался маленьким и скромным: хороший, но без претензий ясеневый стол, сосновый пол и окно, выходящее в парк.
   – Не очень разумно говорить о делах мистера Картера в приемной, – с легким укором начал Бакстер, как только мы сели.
   – Это меня мало беспокоит.
   – Вот как? – Это был вопрос, но в тоне прозвучало сознание своего превосходства.
   – Я не заслужил ваших упреков, мистер Бакстер. Я и так слишком многим рискую, чтобы заботиться еще и об этикете. Эта женщина в приемной ни за что не пропустила бы меня к вам, если бы...